Текст книги "Русское сопротивление. Война с антихристом"

Тогда же создается Общественный комитет спасения Волги, его душой и руководителем стал мой давний товарищ Фаттей Яковлевич Шипунов, впоследствии он основал еще одну патриотическую организацию «Россия соборная». В мае 1990 вместе с С. П. Проскуриным (Российский фонд культуры) организовал благотворительный вечер во Дворце спорта под названием «О Волга, колыбель моя!», который надолго запомнился мне. Серьезный разговор о судьбах России сочетался на вечере с выступлениями прекрасных русских певцов и музыкантов, в частности, вокального ансамбля старинной русской музыки. По примеру Славянского фонда, на вечер было приглашено духовенство, в том числе митрополит Ярославский и Ростовский Платон. Общественный комитет спасения Волги организовал несколько научных конференций, в одной из которых в помещении редакции газеты «Советская Россия» принял участие и я.

При учреждении некоторых организаций случались серьезные скандалы. Чаще всего они возникали в результате вмешательства в русские дела представителей «избранного народа» и космополитов. Во время выборов руководящего состава Российского общества по сотрудничеству с соотечественниками за рубежом (Общество «Россия») группа евреев во главе с неким Барабашем пыталась войти в состав правления. Начались демагогические выступления с обвинением присутствовавших в антисемитизме. Барабаш, инструктор ЦК КПСС, был возмущен, так как был направлен курировать нашу организацию от главного партийного органа. Факт неизбрания его в сотоварищи в состав правления рассматривался им как бунт. Русские единогласно оставили его за бортом. Руководителями общества стали В. Н. Ганичев, О. Н. Михайлов, М. И. Ножкин.

Общество «Россия» выступило учредителем, как показало время, лучшей русской газеты «Русский вестник». Инициатором ее создания стал журналист Алексей Алексеевич Сенин, до этого работавший корреспондентом ТАСС в Польше и Чехословакии, а также в отделе международной информации ЦК КПСС. Еще в конце 70-х он разобрался в закулисных механизмах международной политики, осознал опасность, которую несут России интриги мирового сионизма и масонства. С Алексеем Алексеевичем я познакомился осенью 1990 года, и постепенно наше сотрудничество переросло в дружбу.

Сенин дал своей газете название «Русский вестник», тем самым подчеркнув свою преемственность к одноименному журналу, выпускавшемуся во второй половине XIX века одним из идеологов русской монархии М. Н. Катковым, а с начала ХХ века не менее выдающимися русскими патриотами В. В. Комаровым и В. Л. Величко. Дореволюционные издатели «Русского вестника» провозгласили: «Православие, Самодержавие, Народность – суть такая же жизненная истина для России, как крылья для птицы, как воздух для тех, кто дышит…» «Русский вестник» – заявляли они, – будет прочным связующим звеном для русских людей, любящих Родину и жаждущих плодотворного объединения во имя ее блага». Эта идейная база старого «Русского вестника» стала идеологией газеты, выпускаемой Сениным. «Цель газеты, – неоднократно заявлял ее главный редактор, – содействовать возрождению национального самосознания русского народа как государствообразующего народа России на основе возрождения роли в обществе Русской православной церкви». Эту особенность отметил в одном из своих обращений на имя главного редактора патриарх Московский и всея Руси Алексий II: «Русский вестник» – одно из немногих российских изданий, которое занимает последовательно православную позицию в отображении и анализе происходящих перемен как в нашей стране, так и в мире в целом».

Первые статьи в эту газету я понес, когда она еще располагалась в маленькой комнатке в Большом Харитоньевском переулке. Очень скоро стараниями недругов газета была выселена и вынуждена была переехать в одну из комнат Московского отделения Общества охраны памятников на Покровском бульваре. К тому времени здание Телешовки находилось в аварийном состоянии и постепенно превращалось в «бомжатник». На некоторое время «Русский вестник» приютил в своем также аварийном здании Российский фонд культуры (любезность Проскурина), пока, наконец, газета не обрела свое место в здании Международного славянского фонда. Кого только нельзя было встретить в редакции этой газеты! – рабочих и монахов, писателей и студентов, общественных и государственных деятелей. Сам Сенин оставался в редакции допоздна, работал в воскресные дни. Газету вычитывал лично. Не везло ему с членами редколлегии. В первые годы в ней числились П. В. Танаков, Б. Д. Земцов, В. М. Острецов, А. М. Иванов, И. Дьяков и др. Сенин быстро убедился, что их идеология во многом не соответствует выбранной им линии на преемственность с катковским «Русским вестником». Кого-то из членов редколлегии тянуло к язычеству, кого-то к фашизму, кого-то к коммунизму или национал-утопизму.

И Сенин принимает, на мой взгляд, единственно правильное решение. Чтобы сохранить газету, он распускает редколлегию и по примеру многих русских издателей XIX века становится единоличным ее руководителем.

В «Русском вестнике» я опубликовал несколько десятков статей по всем направлениям моих исследований. В числе первых эта газета напечатала ряд самых острых моих статей по еврейскому вопросу и сионизму. Опубликовала тогда, когда большинство редакторов патриотических органов печати опасались затрагивать эту тему. Переживал, конечно, и Сенин, но он мужественно преодолел барьер страха, так как раньше других понял необходимость открытой борьбы с мировым злом.

В одно время с «Русским вестником» начинает выходить газета «День», издателями которого были два симпатичных мне человека – Александр Иванович Проханов и Владимир Григорьевич Бондаренко. Один талантливый русский писатель, другой не менее талантливый критик, они быстро вошли в число ведущих фигур русского сопротивления. Подобно основателю «Русского вестника», основатели газеты «День» самим названием подчеркнули свое родство с русским национальным движением века. Название «День» в 1860-х годах носила газета, выпускаемая великим славянофилом Иваном Сергеевичем Аксаковым. В первое время газета стала мощным общерусским центром духовной оппозиции силам развала и русофобии. Редакция не отдавала предпочтения ни одному из русских национальных течений, поставив перед собой задачу объединения всех противников режима Ельцина, без различия их партийных программ. В редакцию газеты номинально, как имена, символом вошли такие замечательные деятели русского сопротивления, как академик И. Р. Шафаревич, писатели и поэты В. Крупин, В. Личутин, Д. Балашов, Ю. Кузнецов, С. Куняев. Однако долго продолжаться это не могло. Невозможно было объединить в одной упряжке «коня и трепетную лань» – православного монархиста и исламского фундаменталиста, патриота и мондиалиста. Рано или поздно следовало отдать кому-то предпочтение. И Проханов сделал его. Как выдающийся писатель он всегда нуждался в идеологической опоре, позволявшей ему уверенно создавать художественный образ и делать важные обобщения. Еще не расставшись до конца с коммунистическими утопиями, скептически относясь к идее русской цивилизации и православной монархии, он сделал выбор в пользу космополитической, неокоммунистической идеологии евразийства. С конца 1991 года «День» становится, преимущественно, рупором евразийства, место, выделяемое другим, более коренным русским течениям, становится скромным и второстепенным. Главными идеологами «Дня» становятся члены ее редколлегии А. Г. Дугин и исламист Ш. З. Султанов.

Мировоззрение Дугина известно мне по нескольким встречам, а в основном по его публикациям и выступлениям, представляющим собой причудливую смесь идей национал-большевизма, неофашистских призывов западных «новых правых» и отдельных мыслей российских евразийцев. Из общения с Дугиным я понял, что, декларируя приверженность к «традициям и духу национальной истории России», он фактически не разделяет идеи Святой Руси, не понимая и не признавая духовные ценности русской цивилизации, трактуя их с ущербных евразийско-космополитических позиций. Идее духовной самодостаточности и замкнутости русской цивилизации он противопоставляет космополитическую утопическую теорию о тайной борьбе двух секретных орденов – атлантистов-мондиалистов и евразийцев.

В течение нескольких лет в газете «День» из номера в номер публикуются фантастические утопии Дугина о борьбе секретных орденов, отвлекая внимание русской общественности от реальной опасности проникновения в Россию масонских и тайных еврейских организаций. Увлеченный писаниями Дугина, Проханов в начале 90-х годов отказывался печатать в своей газете архивные материалы о подрывной деятельности иудаизма и масонства в России, забавляя читателя выдумками Дугина.

Евразийская идеология (точнее, евразийство с элементами национал-большевизма) нанесла серьезный урон русскому движению, отталкивая его от национальной идеи в сторону космополитизма. С горечью отмечаю, что на какое-то время одним из рупоров евразийства стал мой любимый толстый журнал «Наш современник».

Причастность к тиражированию евразийства подорвала тот высокий авторитет, который создал журналу Сергей Васильевич Викулов. Пришедший на смену ему Станислав Юрьевич Куняев, хороший русский поэт, выдающийся общественный деятель, умный собеседник и интересный оратор, не обладал харизмой и абсолютным авторитетом и самостоятельностью Викулова. При Куняеве идеологом и негласным руководителем «Нашего современника» стал Вадим Валерианович Кожинов, патриот-шестидесятник, женатый на еврейке, с юмором ругавший «жидов» во время застолий, но занимавший в отношении их капитулянтскую позицию. При Куняеве, несмотря на изменившиеся времена, каждая статья, появлявшаяся в журнале, давалась с оглядкой на евреев. Над журналом довлел дух шестидесятничества, национал-большевизма, эпигоном которых был Кожинов.

В первой половин 90-х годов почти в каждом номере «Нашего современника» шли статьи евразийцев или их современных эпигонов. Помню, как я принес в журнал статью, где подвергал критике идеи евразийцев, подчеркивая их мондиалистский характер, вступал я там в полемику с Кожиновым и Дугиным. Редактор журнала, некто Писарев (запомнил это имя потому, что в XIX веке оно принадлежало известному нигилисту и русофобу), с возмущением вернул мою рукопись: «Как вы можете нам такое предлагать?!» С такой же реакцией мне вернули эту статью в газете «День». В конце концов она была напечатана в «Русском вестнике».

Где-то в самом начале 90-х я был приглашен на круглый стол в журнале «Наш современник», где пытался отстоять свои идеи о русской цивилизации. При публикации материалов «круглого стола» в журнале мое выступление выкинули, голос был дан только евразийцам. Основной мыслью, которую высказывал тогда Кожинов, Дугин и их сторонники, было то, что Россия – это не цивилизация, а континент, территориальное понятие, соединение по геополитическому признаку. Духовный смысл русской цивилизации, Святой Руси, ее ценности полностью выхолащивались, заменяясь рассуждениями о взаимовыгоде союза народов, о каких-то мистических закономерностях континентов Европы и Азии, о соединении азиатских и европейских начал. Это учение смешивает несоединимые элементы разных замкнутых цивилизаций, пытаясь создать из них какую-то среднюю цивилизацию, которая должна устроить всех. По мнению современных национал-большевиков, евразийский союз должен был стать преемником СССР.

По мнению сторонников евразийства, Россия – это Евразия – особый «срединный материк», пролегающий от Хингана до Карпат и одинаково отличающийся как от Западной Европы, так и от стран, лежащих к юго-востоку. Ее характеризует обширная полоса степей и равнин, отделенная от юга пустынями и горами, а с севера – сплошной полосой леса, «таежным морем». Важным связующим звеном выступают в Евразии реки, текущие «в меридиальном направлении», соединяя северные и южные регионы. С востока на запад она пронизана полосой степей, выступающих как «становой хребет ее истории». Евразия в этническом плане многообразна. И все же, по мнению теоретиков движения, евразийцами делает ее народы не только географическая принадлежность, но и нечто большее – схожесть общих психологических черт. «Туранский» (т. е. евразийский) тип психологии они характеризуют следующими чертами. Во-первых, это психология синтетическая, охватывающая в нераздельном целом религиозные принципы, бытовые нормы, образы искусства, политические представления. Во-вторых, мироощущение «туранца» предполагает примат ценностей абсолютных, непреходящих, над сиюминутными; примат веры над прагматизмом, духа над материальной стороной жизни; приоритет коллективных интересов над индивидуальными. Наконец, «туранский» способ мышления тяготеет не столько к анализу и сомнению в исходных принципах жизни, сколько к их ясной схематизации. Черты же «иранской» (фактически западнической) психологии носили, естественно, обратный знак, характеризуясь прагматизмом, индивидуализмом, предпочтением материального благополучия духовности, склонностью критически относиться к фундаментальным основам миропорядка. Евразийцы приписывали искусственным «туранцам» некоторые черты русского народа и вместе с тем механически включали в него и другие народы и племена, отличные от него по духу и менталитету.

Таким образом, сторонники евразийства фактически растворяли русскую духовную культуру в некоем «едином евразийском пространстве». Высокий потенциал православной духовности евразийцы приравнивали к религиозным верованиям других народов, населявших Россию. В Православии, исламе и буддизме, распространенных в Евразии, они ошибочно видели ряд общих черт, особенно нравственно-этических. Православие же в их философии вообще выступает как «симфоническая» форма религиозности, характеризующаяся «стремлением к всеединству и синтезу всего духовно здорового». Однако на практике такой взгляд вел к умалению значения Православия перед лицом других религий, к возникновению неприемлемого для Русской веры сближения с другими религиями.

Духовное ядро России – русский народ и его культура – рассматривались евразийцами наравне с местными культурами других народов. Как и в случае с Православием такой подход вел к умалению значения русской культуры перед лицом др. культур и тем самым стимулировал разрушение духовного ядра России и ее окончательную гибель.

Героическая борьба русского народа под водительством Православной церкви против татаро-монгольского ига представлялась евразийцами в извращенном виде, а жестокое татарское иго как благо для России. Страна, в течение веков сдерживавшая агрессивный натиск и с запада, и с востока, рассматривалась евразийцами как часть военного механизма татаро-монголов в их схватке с Западом. Евразийцы представляли Московскую Русь как западный авангард татаро-монгольской империи, противостоящий агрессивному натиску европейского воинства. Более того, они прямо заявляли, что русские были «спасены» от физического истребления и культурной ассимиляции Запада лишь благодаря включенности в монгольский улус. Галицкая же Русь, Волынь, Чернигов и другие княжества, которые отказались от союза с Ордой, стали жертвами католической Европы, объявившей крестовый поход против русских и татар. В русле данной концепции евразийцы сделали ложный вывод, что Российская империя – политический преемник монгольской. В той связи падение Золотой Орды было, по их мнению, лишь сменой династии в Евразии и перенесением ее столицы из Сарая в Москву. Евразийцами полностью игнорировалась великая заслуга русского народа, спасшего Запад от татаро-монгольского ига. Решающая роль Православной церкви, сплотившей русский народ против интервентов, полностью исключалась. По мнению евразийцев, Россия обязана развитием своей государственности монгольской администрации и ханским баскакам.

Сторонники евразийского учения рассматривали большевистский режим как объективное продолжение тенденции к «евразийскому единству». Как и ортодоксальные большевики, современные евразийцы и национал-большевики Кожинов, Дугин и др. искали в России прежде всего государственное начало, не понимая, что оно само по себе есть следствие более глубоких закономерностей национальной жизни. Мне было совершенно ясно, что евразийство дезориентирует русское общественное движение, сужает его программу до требования державности, создавая иллюзию, что она может осуществляться вне др. начал русской жизни или даже вне этих начал опираться на европеизм и ислам. Евразийство, пытался высказаться я на «круглом столе», по своей духовной сути является современной модификацией либерального космополитизма и большевистского интернационализма, новой оболочкой мондиалистского мышления.

Чтобы дать достойный ответ национал-большевикам и евразийцам, я на несколько месяцев засел за новую книгу, посвященную изучению исторических и духовных закономерностей развития России. Отправной точкой моего исследования стал труд Н. Я. Данилевского «Россия и Европа». В своей книге я развил идеи Данилевского о славянской цивилизации, впервые ввел в научный оборот и обосновал понятие «русская цивилизация», показав ее как апогей христианской веры, высочайшую вершину духовно-нравственных достижений человечества. В борьбе за нее русский народ претерпел тяжелейшие испытания и страдания. В войнах и революциях, навязанных нашему Отечеству, сталкивались не просто борющиеся стороны и армии, а две противоположные цивилизации – русская, духовная, христианская, основанная на евангельских принципах добра, правды, справедливости, нестяжательства, и западная, антихристанская, иудейско-масонская, потребительская, ориентированная на жадное стяжание материальных благ за счет эксплуатации большей части человечества, упоение животными радостями жизни, отрицание духовных начал Православия. Ценой огромных потерь воплощавший Святую Русь русский народ стал главной преградой на пути установления мирового господства западной цивилизации.

Подготовив на основе своей книги статью, я принес ее в «Наш современник» прямо в руки Куняеву. Он с кислой миной прочитал название статьи, небрежно полистал и обещал рассмотреть. Продержав ее месяца два, он сообщил, что у журнала много материалов и напечатать статью он не сможет.

Забрав статью, я отправился в газету «День». Пока ждал Проханова, посоветовался с Бондаренко. Владимир Григорьевич отнесся к моей статье сочувственно. С его мнением вроде бы согласился и Проханов, передав статью для подготовки к печати Султанову. Последний же через несколько дней позвонил, сообщив, что публиковать ее не будут, так как понятие «русская цивилизация» придумано мною и не соответствует действительности. Я снова встретился с Прохановым и после продолжительного разговора сумел убедить его. Русский писатель победил в Проханове национал-большевика. За это я был ему очень благодарен. Публикация статьи «Русская цивилизация» в «Дне» для того времени было прорывом в развитии русской идеологии. С тех пор понятие «русская цивилизация» входит в научный оборот, становится главным инструментом структурирования русского мира как особой категории.

Вслед за «Днем» материалы о русской цивилизации были опубликованы в «Русском вестнике» и «Патриоте», а в следующем году вышла в свет моя книга «Русская цивилизация», сразу в двух изданиях. Всего эта книга выдержала 6 изданий (постоянно увеличиваясь в объеме) тиражом более 100 тысяч экз.[73]73
  Последние два издания вышли под названиями «Святая Русь. Открытие русской цивилизации», «Святая Русь и окаянная нерусь».


[Закрыть]. По этой книге я провел ряд бесед в России и за рубежом. Одна из них у меня была с главным редактором газеты «Русский вестник» А. А. Сениным (я привожу ее в следующей главе). Тогда она так и не увидела свет, так как вместо короткой беседы Сенин решил опубликовать всю книгу в виде специального приложения к газете. Финансовую помощь в издании этой книги мне тогда оказал русский патриот-эмигрант из Германии Сергей Иванович Солдатов.

^{Глава 33}

Беседа о «Русской цивилизации» с А. А. Сениным. – Святая Русь. – Добротолюбие. – Нестяжательство. – Народоправие. – Монархия. – Конфликт с Западом

А. А. Сенин: В ваших книгах «Русская цивилизация», «Русский труд» и «Воспоминание о народном хозяйстве», а также в некоторых статьях вы постоянно проводите мысль о существовании особой русской цивилизации, путем которой должна следовать наша страна. Причину всех наших сегодняшних бед вы видите в отказе от своего пути и переходе на западные рельсы, которые, по вашему мнению, не подходят нам.

О. А. Платонов: Да, идейной основой сегодняшнего общественного противоборства является борьба двух цивилизаций. С одной стороны, русской, преимущественно духовной цивилизации, во многом сродной с другими духовными цивилизациями – индийской, японской, китайской, исламской, а с другой стороны, – западной цивилизации, основанной на ценностях Талмуда, погоне за деньгами, гонке потребления и хищническом расходовании ресурсов, принадлежащих всему человечеству…

Русская цивилизация сильно деформирована в результате общественных катаклизмов последних 70 лет, но это не значит, что она погибла. Любой народ может существовать как народ только в силу принадлежности к родной цивилизации. Отказавшись от нее, он превращается в мертвеца…

Сенин: А не слишком ли это отвлеченное понятие, каким образом это влияние может осуществляться в жизни?

Платонов: Нет, это не отвлеченное понятие. Духовные ценности русской цивилизации выражаются в национальных стереотипах, народной психологии, народном сознании, без учета их мы не можем выбрать правильного пути. Отказываясь учитывать духовные ценности русской цивилизации, скажем, при разработке наших экономических и социальных планов, мы тем самым обрекаем их на неуспех, подводим под них мину замедленного действия. Все жизненные реакции, симпатии и антипатии, трудовая мотивация, способность к эффективному труду определяются национальными стереотипами и психологией и зависят от возможностей создания привычных условий существования.

Возьмем, к примеру, Японию. Эта страна, опираясь на народные традиции и обычаи, сумела так воспользоваться ценностями своей цивилизации, что в экономическом развитии опередила все страны мира; считается, что к 2000 году она перегонит США. Близки к феномену Японии Южная Корея, Гонконг, Тайвань.

Духовные основы, русская духовность – это совсем не убожество или юродство, как их интерпретируют сторонники западной цивилизации, а наше главное богатство, которое по-настоящему еще не востребовано…

Сенин: И все-таки давайте вернемся и уточним понятия. Насколько я знаю, понятие цивилизации синоним культуры. Если это не так, то объясните, какой смысл вы вкладываете в термин «цивилизация»

Платонов: Цивилизация – главная форма человеческой организации пространства и времени, выражающаяся качественными началами, лежащими в особенностях духовной природы народов, составляющих самобытный культурно-исторический тип. Каждая цивилизация представляет собой замкнутую духовную общность, существующую одновременно в прошлом и настоящем и обращенную в будущее, обладающую совокупностью признаков, позволяющих классифицировать ее по определенным критериям. Цивилизация не равнозначна понятию «культура» (хотя они нередко ошибочно отождествляются). Так, последняя представляет только конкретный результат развития внутренних духовных ценностей цивилизации, имея строгое ограничение во времени и пространстве, т. е. выступает в контексте своей эпохи.

Разделение человечества на цивилизации имеет не меньшее значение, чем разделение на расы. Если расы представляют собой исторически сложившиеся разновидности человека, имеющие ряд наследственных внешних физических особенностей, которые образовались под действием географических условий и были закреплены в результате изоляции различных человеческих групп друг от друга, то принадлежность к определенной цивилизации отражала исторически сложившийся духовный тип, психологический стереотип, закрепившийся в определенной национальной общности вследствие особых исторических и географических условий жизни и генетических мутаций. Если принадлежность к расе выражалась в цвете кожи, строении волос и ряде др. внешних признаков, то принадлежность к цивилизации выражалась прежде всего во внутренних, духовных, психических и психологических признаках, самодовлеющих духовных установках.

Теория цивилизаций (культурно-исторических типов) впервые в мире разработана русским ученым Н. Я. Данилевским. До него господствовало представление, что человеческое общество развивается во всех странах одинаково, как бы линейно вверх, от низших форм к высшим. Сначала были Индия и Китай, потом высшие формы развития перешли в Грецию и Рим, а затем получили окончательное завершение в Западной Европе. Эти представления были рождены на Западе, т. е. Запад как бы принимал эстафету мирового развития, объявляя себя высшим выражением мировой цивилизации. Все многообразие культурно-исторических типов рассматривалось в рамках единой цивилизации. Эти ошибочные представления Данилевский убедительно опроверг. Он показал, что развитие идет не линейно, а в рамках целого ряда культурно-исторических типов, каждый из которых является по отношению к др. замкнутым духовным пространством, и оценивать его можно по его внутренним, присущим только ему критериям.

По учению Данилевского, общечеловеческой цивилизации нет и быть не может. Существуют лишь ее различные типы, такие, как египетский, китайский, ассиро-вавилоно-финикийский, еврейский, греческий, римский, славянский (русский). Господство одного культурно-исторического типа, распространенное на весь мир, означало бы постепенную деградацию человечества. Разработанная Данилевским теория цивилизаций получила дальнейшее продолжение в трудах О. Шпенглера и А. Тойнби. Последний, развивая теорию Данилевского, пришел к выводу, что на земле существовало более чем два десятка цивилизаций. Но беда в том, что оценку этих цивилизаций Тойнби вел по западноевропейской шкале координат, с позиции ценностей западного человека. В его схеме не остается места для русской цивилизации, которую он формально относит к восточно-христианской, хотя ее основы сложились еще до принятия христианства.

Сенин: Вы считаете себя учеником Данилевского и Тойнби?

Платонов: Данилевского – да, Тойнби – нет. Тойнби оттолкнулся от учения Данилевского, но развитие его повел как западный человек, корнями проросший в догматы Талмуда. Естественно, он не был способен сформулировать понятие русской цивилизации, так как был закрыт от нее мифологией западного мира.

Впрочем, и Данилевский тоже не использовал понятие русской цивилизации, а говорил о славянской цивилизации. Я считаю это неверным. Западные и отчасти южные славяне не сохранили своей цивилизационной идентичности и стали бесхарактерным дополнением западной цивилизации. Об этом можно только сожалеть.

Сенин: Получается так, что приоритет разработки понятия русской цивилизации принадлежит Вам? Кто из прежних русских философов и мыслителей использовал это понятие?

Платонов: Понятие русской цивилизации ранее не использовалось. Приоритет введения этого термина, в самом деле, принадлежит мне… Однако мои разработки понятия русской цивилизации являются логическим продолжением, творческим выводом из великого открытия Данилевского о культурно-исторических типах. Я только слегка подтолкнул тот могучий механизм, поставленный на рельсы выдающимся соотечественником.

Если говорить о моей скромной заслуге, то она состоит в том, что я конкретизировал понятие русской цивилизации, фактически отождествляя ее с понятием Святая Русь.

Именно понятие Святая Русь объясняет неповторимые черты русской цивилизации. Святая Русь – особое благодатное свойство русского народа, сделавшее его оплотом христианской веры во всем мире. Жертвенное служение идеалам добра и справедливости, стяжание Духа Святого, устремленность к безгрешности и совершенству сделали русских новым Богом избранным народом. Осознание русским народом своего особого духовного предназначения прослеживается в «Повести временных лет» (XI в.). Причем богоизбранность понимается не как противостояние др. народам, а как особая миссия борьбы с мировым злом, миссия добротолюбия.

Святая Русь является духовным ядром, идеологическим и организационным началом русской цивилизации и в самых общих чертах ее синонимом. «Святая Русь», «русская цивилизация» – понятия диаметрально противоположные понятию «иудейско-масонской цивилизации». Если последняя основывается на идеологии Талмуда, то Святая Русь воплощает в себе высшие достижения Нового Завета и по-христиански противостоит тайне беззакония, которую рождает Талмуд и вытекающая из него антихристианская глобализация.

«Святая Русь, – писал А. С. Хомяков, – создана самим христианством. Таково сознание Нестора, таково сознание святого Илариона и других. Церковь создала единство Русской земли и дала прочность случайности Олегова дела».

Духовные ценности Святой Руси раскрываются перед нами в возвышенной православной этике и добротолюбии, русской иконе, церковном зодчестве, трудолюбии как добродетели, нестяжательстве, взаимопомощи и самоуправлении русской общины и артели – в общем, в той структуре бытия, где духовные мотивы жизни преобладали над материальными, где целью жизни была не вещь, не потребление, а совершенствование, преображение души!

Русское Православие, воплощавшее ценности Святой Руси, было не только религиозной системой, но и состоянием души – духовно-нравственным движением к Богу, включающим все стороны жизни русского человека – государственную, общественную и личную. Русское Православие развивалось вместе с национальным сознанием и национальным духом русского человека. По мере возвышения национального духа возвышалось Православие, и, наоборот, разложение национального сознания вело к вырождению Православия.

Православный характер русской цивилизации определил свое понимание прогресса, свое видение духовности, свое отношение к собственности, свою модель труда и хозяйствования и, наконец, свою модель народоправия.

Сенин: И как же в понятиях русской цивилизации видится прогресс? Ведь в общепринятом понятии это движение вперед, успех, развитие от низшего к высшему, более совершенному…

Платонов: Русская цивилизация отвергает западноевропейское понимание прогресса как преимущественно научно-технического, материального прогресса, развития товаров и услуг, обладания все большим количеством денег, вещей, перерастающего в погоню за наживой, гонку потребления. Этому понятию русское миропонимание противопоставляет идею преображения жизни через преодоление греховной природы человека. Епископ Иларион (Троицкий) говорил: «Идеал Православия есть не прогресс, не преображение… Новый Завет не знает прогресса в европейском смысле этого слова, в смысле движения вперед в одной и той же плоскости. Новый Завет говорит о преображении естества и о движении вследствие этого не вперед, а вверх, к небу, к Богу». Единственный путь преображения – в искоренении греха в самом себе: «Не вне тебя правда, а в тебе самом, найди себя в себе, овладей собой, и узришь правду. Не в вещах правда эта, не вне тебя и не за морем где-нибудь, прежде всего в твоем собственном труде над собою».