Текст книги "Дикий Порт"

Атк-Этлаэк шокирован.

– …и нарушила бы ход церемонии в вашем чайном домике.

Атк-Этлаэк в ужасе куда большем, чем хозяин Фурусато. Того происходящее, в сущности, забавляет.

– Я был бы рад погибнуть так нетривиально, – смеется отрекшийся Начальник Порта. – Но, боюсь, обстоятельства сложились бы неудачно для вас.

Чигракова, не переменившись в лице, с прежней обольстительной улыбкой выслушивает, как именно.

Она не возражает, когда древний король изъявляет желание побеседовать со своим преемником наедине. Анастасия даже ответила согласием на формальное приглашение Минако-химэ, и та, скрепя сердце, вынуждена составить ей компанию на прогулке, рассказывать о Фурусато и ожерелье дворцов архипелага. Сигэру заметил, как удручила дочь непонятливость гайдзинки, и одарил милую Ми-тян еще одним ободряющим взором. Он и сам допустил промашку, безопасную, но досадную, попытавшись выбить из равновесия особистку Райского Сада. У мудрой принцессы должно выйти лучше.

О, эти люди! Пусть они будут самоуверенными, наглыми, грубыми и надменными – это послужит лишь к их позору. Но только не такими… обычными. Это непозволительно. Неправильно.

Форма должна соответствовать сути.

…Люнеманн шагает по тропе, сосредоточенно глядя под ноги. Темный песок прибит вчерашним дождем. Немец не настолько погружен в размышления, чтобы забыть о почтенном спутнике и его возрасте. Терадзава в прекрасной форме не только для собственных лет, но и для люнеманновых, однако показывать это не собирается. Пусть молодой король изъявляет почтение, умеряя шаги.

– Итак, новый саммит спустя год после предыдущего…

– Анкайский год.

– Полтора земных. Небольшая разница, учитывая, что прежде встречи случались что-то вроде раза в столетие, – иронизирует Терадзава.

– Моя рритская охрана находит, что х’манки торопливы, – тем же отвечает Люнеманн. – Учитывая их скорость реакции, это что-то да значит.

Японец останавливается.

– Взгляните, какой вид на залив, местер Люнеманн. Эти деревья – настоящие красные клены. Чудо, что они прижились здесь. Пройдет пара месяцев, и вид станет поистине божественным. Сейчас туман уже растаял, но по утрам здесь так тихо…

Рихард ждет. Попытки Сигэру, больше века не видевшего Земли, придумать собственную Японию могут вызвать умиление лишь у наивного человека. Терадзава эстет, но не романтик.

– А в отношении анкайских саммитов ваша рритская охрана тоже находит вас торопливым?

Вот оно.

– Вам все известно.

– Вам тоже, – кивает Сигэру. – Мы оба компетентные люди. Вы хотите знать мое мнение, Рихард?

– Я хочу получить ваш совет, любезный мес… сенсей. Я знаю, что вы и сейчас радеете о благе Порта.

Терадзава клонит лицо долу, превращаясь в сумрачного идола Власти.

– Признание Порта повлечет за собой чудовищные убытки для бизнесменов и столь же чудовищные прибыли для чиновников, – говорит он. Рихард терпеливо выслушивает давно известное: столетний старик ничего не говорит попусту. – Задолженность по налогам станет такой, что позволит ужасающее насилие над крупным капиталом. Поэтому любые взятки бессмысленны, правительство нашего Ареала признает Порт. Если вы откажетесь от одной дурной идеи.

Люнеманн поглощен созерцанием кленовой рощи.

– Индикарты галактического действия для всех граждан Порта, – продолжает бывший Начальник. – Почему вы непременно хотите оделить ими ррит? Сделайте для них исключение, и вы получите все.

Рихард отрицательно качает головой.

– Вы дали обещание? – полунасмешливо цедит Терадзава.

– Вы представляете себе короля, предающего свою гвардию?

– Признание колонии на Порту. Что дальше? признание Кадары и запрет на добычу кемайла? Возвращение планеты?

– Возможно.

– Конечно, возможно. Но это вскроет чудовищное количество военных и финансовых преступлений, немыслимые махинации с общественным мнением, фантастические подлоги. Те люди, которые именно ими заработали на свой биопластик, не только живы, но и находятся на высоких постах. Местер Люнеманн, на ваши условия Земля не пойдет никогда.

– Это проблемы Земли.

Японец разворачивается – выверенным, резким, совершенно не старческим движением. Взор его мрачен.

– Люнеманн! – он повышает голос. – Расторгните все договоры с Уралом, которые вы имели глупость заключить! Не вступайте ни в какие соглашения с ними, повторяю, ни в какие!

Рихард смотрит с вежливым удивлением.

В глазах Начальника Порта покой и холод.

– Вы даже не сможете пожалеть об этом, потому что просто ничего не поймете! – свирепо рубит старый корсар.

– Вас так страшит Райский Сад? – с легким сожалением спрашивает Люнеманн. – Чем семитерранская спецслужба отличается от остальных? С ними всего лишь нужно уметь обращаться.

– Это не спецслужба, – глухо рычит Сигэру.

– Что же, в таком случае?

– Вас не настораживает, что никто не знает ответа на этот вопрос?

В тени японских кленов шаловливо вьются, играют две терранские радужные ласки. Любовное посвистывание и воркование зверьков далеко разносится под кронами. Ветер чист и свеж, как колодезная вода.

– Я не собираюсь мешать Рихарду, – медленно и негромко говорит местер Терадзава. – Нет, я не стану ему мешать…

Стрекозой над осенним озером, неуловимой тенью взмывает «Ирмгард» над океаном, над горными пиками, над Кокоро, дворцом-сердцем. Сидя на террасе, возле жаровни, местер Терадзава, гостеприимный владелец архипелага, следит за яхтой сумрачным взором. Истекли три дня, диктованные этикетом, бывший Начальник не стал удерживать преемника, и провожать Люнеманна к космопорту тоже не счел нужным.

«Анкайский саммит, – думает Терадзава. – Люнеманн по-прежнему намерен добиться встречи в этом году… И она будет».

Минако-химэ подходит, кладет ладонь на отцовское плечо. Нежная рука девушки тяжела, как свинцовая. В такие минуты вспоминается, что в действительности принцессе сорок пять.

Старый отец печален.

– Гайдзин не хочет зависимости от Древней Земли. И не понимает, что ставит Порт в горшую зависимость от Седьмой Терры. Он думает, Урал – это та же Земля, только моложе, злей и сговорчивей.

Ми-тян, точно срезанный цветок, клонит голову набок: в прекрасных глазах внимчивая тихая грусть. Принцесса ворошит угли в жаровне. Покрытая старческими пятнами рука протягивается над алым пылом.

– Я не стану ему мешать, – раздельно повторяет Сигэру. – Я ему помогу… пусть он и не сразу поймет это.

Минако вскидывается в испуге.

– Ото-сан! – шепчет принцесса, – неужели ты пойдешь на…

– Ни в коем случае, милая, – успокаивает ее древний король. – Я только случайно уроню камень.

Медлит, грея над жаровней сухие кисти.

– Лавина сойдет сама. Она давно уже… собралась.

Терадзава думает, что Чарли по-прежнему весел и не скупится на подарки, но Айлэнд Инк переживает не лучшие времена. Когда Айлэнд делает три модели «крыс» для среднего класса, семитерране делают одну, и с ней захватывают рынок. Чарли пока держится на гиперкораблях, но эксклюзивные яхты корпорацию не спасут. Да что Чарли… так везде. Фармацевтика, вооружения, высокие технологии – производство ушло на колонии, и с ним уходят деньги. Это не умысел Урала, это поступь времени. Семитерране всего лишь оказались на острие.

Промышленный союз трещит по швам. Внешние территории требуют свободной конкуренции, а Земля не может на это пойти, если не хочет стать планетой для туристов.

Пока Ареал человечества раздирают экономические войны, Дикий Порт процветает. Немудрено, что Люнеманн решил воссесть в круге сильных… Если Айлэнд признает «Фанкаделик» и должен будет выплатить налоги, он разорится. Если не признает – тоже.

Терадзава самодовольно усмехается: нужно вовремя удаляться от дел.

И все же, раз приняв руку Седьмой Терры, удержать независимость Порт не сумеет. Объединенный Совет Ареала мог бы аннексировать его, превратив в колонию, но триумвират не совершит такой глупости. Всерасовое государство станет мощным оружием в руках уральцев. Кто знает, к чему это приведет…

Владыка ушедшей эпохи открывает глаза. Безупречная кожа дочери чуть розовеет от ветра; принцесса так неподвижна, что, кажется, вовсе не дышит. Она совершенна, как статуэтка.

– Не думай об этом слишком много, милая, – ласково советует он. – Лучше скажи, какова показалась тебе райская птица Анастис?

– Она дитя, – после недолгого размышления уверенно отвечает Минако. – Хорошо обученное, очень умное, жестокое и хладнокровное, веселое и искреннее дитя.

Сигэру улыбается. Мудрая Минако-химэ подтвердила его догадки. Триумвиры Урала – чудовищная сила, несравненные игроки, но прочие…

– Все они – дети, – повторяет принцесса тихо, поднимая к небу фарфоровое лицо.

– Значит, нужно дать райским детям игрушку, которая займет их всецело. И при этом вывести из игры Высокую тройку…

Минако безмолвна. Тишина длится так долго, что угли в жаровне успевают подернуться пеплом.

– О чем ты думаешь, ото-сан?.. – едва слышно шепчет принцесса.

Под навесом шумно хлопает крыльями белый голубь.

– Я прожил достаточно, чтобы умереть, – медленно произносит Сигэру. – Но я не хочу перед смертью увидеть, как обрушится все, что я построил.

Ийютаэ Атк-Этлаэк Этрима вернулся с прогулки. Его легкий диск зависает над Такахаси. Картина странная и прекрасная: в двадцатом веке так рисовали Шамбалу.

Сладостная Анкай.

Под стальным брюхом корабля плавится золото. Экраны, оформленные как огромные иллюминаторы, открывают вид на Анкай из ближнего космоса. Половину обзора заполняет безразличная чернота ночи, другую – лучезарный свет. Яхта плывет над дневной стороной планеты в тысячах километров от золотых и жемчужных облаков прекрасной Анкай. Сотню веков назад, когда в сердце Сахары цвели цветы, когда до фараона Мену, объединившего Древний Египет, должны были смениться еще поколения и поколения, было так: сладостная Анкай, привольная Чиинн-йенкьи, светлый Цоосцефтес, царственная Кадара…

Самую юную из столиц именуют ныне Древней Землей.

«Ирмгард» направляется к космодрому. Ее ведет потомок тех, чей мир царствовал над Галактикой всегда – исключая последние шестьдесят лет.

Рихард в салоне беседует со странной женщиной по имени Анастасия. В ее движениях, в ее запахе сквозит нечто, заставляющее Л’тхарну беспокоиться: он хорошо знает х’манков, и если попытаться не верить глазам, можно допустить мысль, что она и не х’манк вовсе.

Кто?

На иные вопросы не стоит искать ответа…

Л’тхарна привык доверять Рихарду. Беловолосый х’манк знает, что делает.

Это единственное, в чем вождь людей может найти покой.

Эскортный флот Начальника Порта не слишком велик – не больше, чем требует дипломатический этикет. Но у Л’тхарны слишком мало тех, кому он может безраздельно довериться. Их, надежных, нужно оставить на Порту следить за делами, нужно взять с собой как официальных лиц, нужно поставить охраной вокруг Рихарда. Из миллиона человек не насчиталось и сотни…

Он сам виноват в этом.

Он, Л’тхарна аи Р’харта, выродок, предавший славу отца.

«Даже хитроумный х’манк не смог бы сочетать такое, – горько думает Л’тхарна, – ожерелье из вражеских костей на груди и вражеские деньги на прокорм своих воинов». Кто знает, сумеет ли Д’йирхва удержать в повиновении обезумевшую челядь Цмайши? Во время пребывания Рихарда у Терадзавы Л’тхарна порой бывал близок к отчаянию.

«Зачем я все это делаю, Д’йирхва, клинок мой? – сказал он однажды. – Зачем вытаскивать из пропасти того, кто рвется на дно, упасть в груду костей героев и там издохнуть? Зачем заставлять жить того, кто не хочет жить?!»

«Когда вернется Р’йиххард, ты успокоишься».

«Да, я в тревоге, – выдохнул молодой вождь. – Я в тревоге. Ты помнишь, что было два десятилетия назад, сколько рождалось детей, что ели женщины, чем занимались воины. Если этот х’манк умрет, станет не хуже, чем сейчас. Станет хуже, чем тогда. Но я спросил тебя, Д’йирхва – зачем?»

«Те, кто действительно хотел светлой гибели, уже пируют с богами. Все эти, называющие себя наследниками древней чести, только ирхпа, возомнившие себя цангхъяр».

Тогда Л’тхарна начал смеяться.

«Второе лезвие» вопросительно повел ухом.

«Д’йирхва, ты видел когда-нибудь ирхпа? Цангхъяр? Хехрту? – спросил Л’тхарна. – Все это звери из сказок, да? Это звери с Кадары. С нашего мира. Мы там никогда не были, Д’йирхва!»

«Будем», – твердо отвечал «второе лезвие», сжав когтями кожу на его плече.

Будут ли?

Л’тхарна говорил с Рихардом раньше. Он хотел сделать на саммите заявление о том, что Кадара не уничтожена и на ней ведется добыча кемайла – в надежде, что резонанс в политической Галактике окажется достаточно сильным, чтобы вынудить Землю вернуть официальному рритскому правительству родную планету. Но Люнеманн честно сказал, что шансов мало. Чтобы чего-то требовать у х’манка, нужно иметь рычаги влияния. Силовые или экономические. Порт не может указывать Земле.

И все же он будет искать пути, он пообещал искать.

А если начнутся беспорядки на Порту? Семитерране сказали Рихарду, что неожиданностей в его отсутствие не случится. Но откуда им знать о Цмайши?

И почему Рихард поверил?

Клыки Л’тхарны полуобнажаются: знак не ярости, но тревоги.

Руки бывшего боевого пилота, главы охраны, заместителя Начальника Порта, занимаются привычным делом. Гиперкорабль опускается на покрытие взлетной площади. Чуть меньше века назад на эту планету садился челнок с огромного, примитивного заатмосферного корабля: х’манки, последняя разумная раса, подписывали древние договоры, входя в галактическое сообщество… и на вопрос: «Какие нам будут предоставлены права?» родной отец Л’тхарны ответил: «Какие-нибудь!»

Теперь все наоборот.

Не существует людей, исчезла Кадара, подмененная безликим номером в Ареале х’манков. Но нет и Дикого Порта, корсарской планеты, где находят приют представители любой расы.

Если Л’тхарна переменить положение бессилен, то о Рихарде так не скажешь.

«Ирмгард» приземляется так мягко, что лишь показания приборов свидетельствуют об этом. Даже человек, чуткий от природы и тренированный, как пристало воину, не чувствовал толчка, а хитроумный х’манк, занятый разговором, тем более остался в неведении. Можно послать сигнал на его браслетник, Рихард простит Л’тхарне неделикатность. Но испытывать его благорасположение сейчас вождь людей не решается. Прошло не более месяца с тех пор, как Люнеманн вернулся на Порт. Он побывал на Земле-2, держал совет с прежним Начальником, и с тех пор стал мрачен. Все три сердца Л’тхарны терзает уныние: он боится, что Рихард переменит план.

Где иной путь? Где иная надежда? Будущее у людей одно, как сердце у х’манка. Если лишиться его, станет смерть; ничего, кроме смерти.

Вождь прикрывает глаза. В горле рождается и гаснет глухой рык.

Признание нового субъекта межцивилизационного права – дело всех рас. Но возражать будут только х’манки. Рихард ведет игру с сородичами, и Л’тхарна не может ему помочь. Даже защитить – не может, потому что представляет сейчас на Анкай не Люнеманна и не Порт.

Себя.

Собственную расу, после лет ничтожества и двух проигранных войн вновь требующую признания.

Можно впасть в ужас, если думать об этом слишком много.

Л’тхарна аххар Суриши аи Р’харта поднимается с пилотского кресла.

«Космический ампир», самый затратный и самый помпезный архитектурный стиль, в каком когда-либо строили свои дворцы дети Земли, родился после успешного блицкрига против расы анкайи. В первые годы могущества, исследуя аннексированный рритский Ареал, разведчики Объединенного Совета случайно ушли в Ареал соседний. Одна из планет, на которую опускались «челноки», оказалась фантастически похожа на Землю.

По исследованиям чийенков, лучших этологов Галактики, лишь Homo sapience свойственен феномен моментального сращивания личности с имуществом.

Оставить сестру Земли в покое люди не могли. Ее можно было бы выменять, но недавние победители ррит не сочли достойным опускаться до торговли. Маленькая победоносная война подарила человечеству Землю-2; окрасила в сумрачные тона ореол прежней славы; выбор между бессмысленной агрессивностью ррит и неистовой алчностью хуманов прочим разумным перестал казаться таким однозначным, как прежде – что косвенным образом привело впоследствии ко Второй войне.

В архитектуре восторжествовал «космический ампир».

Основные черты этого стиля были заимствованы из классического искусства Анкай.

Сарказм истории.

…Свой аналог гравигенераторов у анкайи появился очень давно. По сравнительной шкале технического развития – много раньше, чем у людей.

Огромные усеченные пирамиды парят в воздухе легко, точно птичий пух. Модный среди земных дизайнеров анкайский орнамент на родине выглядит совершенно иначе, почти неузнаваемо. Уже смерклось. Холодает: с близких гор проливается ветер, родившийся в ледниках. Звезды центра Галактики светят ярче, чем огромная земная Луна. Листья, гладкие, твердые, словно маленькие зеркальца, отражают свет; парковые растения слабо лучатся, а там, где сгущается лес, стоит призрачное сияние. В проулках между постройками мрак и мгла.

Дворец-храм, плывущий над огромной площадью, великолепен. Стены и колонны сверкают чисто и нежно, но запредельно величественны и холодны. Под ветром пляшет и беснуется пламя факелов. Колоссальная лестница не достигает земли: она опустится, когда придет срок начала саммита.

Рихард не может не думать, что люди обустроили бы все иначе. Более рационально. Не теряя престижа и великолепия, но удобнее и дешевле. Однако традиции межцивилизационных встреч создавались не людьми, и политики Ареала сочли разумным не нарушать их. Галактические саммиты по-прежнему проводятся на Анкай, во дворце менкетаинри, чью роль в политике объяснить так же трудно, как и в целом понять анкайи. Ксенологи общего направления для простоты именуют менкетаинри фараоном. И это крайне возмущает специалистов по контакту с анкайи.

Последнее развлечения ради поведал Люнеманну Элия Ценкович, тот брадоносец, что до икоты напугал когда-то пьяного Гуго.

Вдалеке, на вершине лестницы, появляется хрупкий золотой силуэт. С такого расстояния расу можно определить лишь по тому, что инопланетян пока не пускали в храм. Анкайи похожи на людей больше, чем кто-либо: в закрытой одежде можно и спутать. Мотив любви человека к анкайи очень популярен в новейшем искусстве…

Завтра начинает работу внеочередной саммит. Инспирированный им, Люнеманном. Предстоят тяжелейшие дни, быть может, недели; сейчас догорает последний вечер тишины и покоя. Можно глотнуть воздуха перед тем, как начнется бой – и потому Рихард позволяет себе гулять по парку и думать об отвлеченных вещах. К примеру, как анкайи видят их? Существуют ли все они, инопланетные политики и дипломаты, в том пространстве, где обитает тихая нейтральная раса? Если существуют, то как выглядят? И как выглядят для сородичей сами золотокожие?

Из множества измерений физической Вселенной большинству разумных рас достаточно четырех. Во Вселенной анкайи их десять. Восемь статических; два длящихся – время и время-прим.

Анкайи не менее логичны, чем люди, только логикой пользуются иной. Иногда в ней путаются даже лучшие контактеры, и тогда возвышенная ксенология превращается в обыкновенную суматоху.

Утром, по приземлении «Ирмгард» и судов малого эскорта, возникли проблемы с размещением. Единые правительства цивилизаций выстроили свои посольства тысячелетия назад, в прошлом веке таковые появились и у Земли. Но сейчас Анкай принимал небывалую армию дипломатов.

Скандал в СМИ уже разгорался, несмотря на закрытость встречи.

Внешние территории Ареала человечества, отмежевавшись от центра, выслали собственную делегацию.

Люнеманн знал об этом давно, как и все, кому положено было знать. И теперь ксенологи не могли уразуметь, как именно трансформировалось сказанное в сознании анкайи. Все перепуталось и перемешалось. Возникли неожиданные проблемы с пониманием анкайи феномена всерасового государства, отчего Начальника Порта чуть не оставили без охраны. Потом выяснилось, что суда Древней Земли направили на чужую стоянку – потому что те сошли с верфей Седьмой Терры, а анкайский диспетчер сделал нетипично простое умозаключение. В довершение всего на аккредитации столкнулись кортежи Цоосцефтес и Ункхвуа.

Тогда-то Рихард и повстречал уральского триумвира.

Начальник Порта решал очередную непредвиденную проблему, был зол, измучен и не намерен шутить. Приходилось с местными чиновниками общаться лично, и немалых познаний Люнеманна в ксенологии все равно не хватало.

Он вылетел в коридор, едва не сбив с ног двух неопределенного пола анкайи в пышных церемониальных одеждах, сдавленно извинился – и сзади донеслось участливое и нахальное:

– Проблемы?

Этот голос Рихард прежде слыхивал лишь по галактической связи, и в запале и злости не узнал. Рявкнул в ответ, разворачиваясь:

– Вы кто? – и встретил веселый взгляд чернобородого уральца.

– Я в этом дурдоме главврач! – в тон прорычал он, надвинувшись на Люнеманна широкой грудью.

– С чем я вас и поздравляю! – не оплошал Рихард.

– Соболезновать надо!

Оба властелина расхохотались и Люнеманн потер лоб.

Ценкович, по образованию психиатр, в былые годы успешно практиковал. Позже занялся ксенологией, углубился в историю, стратегию, военную сферу, и во время Второй космической выступил консультантом адмирала Захарова, флотоводца Седьмой Терры. Зоркость не политика, но врача в сочетании с сокрушительной варварской харизмой делали его опаснейшим – и обаятельнейшим – игроком.

«Атк-Этлаэк», – иронично подумал корсар, избавляясь от секундного наваждения. Человек менее искушенный, пожалуй, запутался бы в этих сетях как мошка.

Семитерранин с улыбкой развел руками.

По широкой аллее парка, обступившего летучий дворец, идут властелины мира. Чужое небо над их головами, и не им принадлежит земля, по которой шагают. Но такова их сила, что и закон, и право смиряются перед нею.

Люди – доминирующая раса Галактики.

Рихард Люнеманн, Начальник Порта, и Элия Ценкович, один из триумвиров Урала, предаются мирной беседе, любуясь дивным полуденным убранством планеты Анкай. Для полного счета не хватает здесь господина Древней Земли – но у Древней Земли нет господина. Генсек Объединенного Совета – лишь маска, за которой может скрываться любой политик из числа имеющих влияние. Главы земных стран давно утратили всякую власть над космосом, если когда-либо имели ее.

Все еще сыро: ночью шел дождь.

Утреннее заседание, открывшее саммит, вселило в Люнеманна оптимизм. Земная делегация, подавленная присутствием политического противника, выглядела куда бледнее, чем в прошлую встречу. Иван Кхин, премьер Урала, плечистый и флегматичный, не вступал в споры, ограничившись репликой о том, что дело с Диким Портом имеют лишь внешние территории Ареала, а Земля занимается теоретизированием. Ценкович и вовсе не появлялся в крытом амфитеатре, однако в кулуарах действовал весьма активно. А среди дипломатов Лэтлаэк Начальник Порта приметил главу седьмого высокого рода.

Злополучный Хейальтаэ принадлежит к ветви Синна, той самой, что породила несколько поколений назад великого игрока Яльнемаэ, поэта и узурпатора. Его мастерство интриг куда скромней, но авторитет рода огромен и обладает большой ценностью. Родичи наверняка получили запись беседы Хейальтаэ с Начальником Порта, они благодарны Люнеманну: тот позволил Лэтлаэк сохранить лицо. И если Начальник предлагает скрыть неприятные факты, разве можно самим кричать о своем позоре? Хейальтаэ Синна по-прежнему Атк-Этлаэк.

Лаэкно всемерно поддерживают Начальника Порта.

– У вас впечатляющая охрана, – усмехается в бороду Ценкович.

– У вас – тоже.

– Местра Чигракова восхищена вами.

– Это взаимное чувство. Местер Элия, я очень давно жду возможности побеседовать непосредственно…

– Понимаю, – суровея, поднимает ладонь уралец. – Итак, лаэкно натворили дел?

– Консорциум «Аткааласт» и лично Хейальтаэ Синна, с которым вы знакомы… Атк-Этлаэк сымпровизировал. Это окончилось для него неудачно, но вскрыло некоторые проблемы.

– Я слушаю.

– Наша договоренность по поводу Терры-3.

– Она остается в силе, местер Рихард, – кивает Ценкович. – Мы боролись с нелегальной добычей квазицитов долго и безуспешно. Пресечь ее невозможно – значит, нужно держать под контролем. Ваша помощь неоценима.

Люнеманн отмечает это «мы». Губернатор Терры-3 – ставленник Урала, колония практически принадлежит корпорациям семитерран, но об этом не принято говорить вслух. Триумвир откровенен.

И Начальник отвечает откровенностью.

– Я считал, что контролирую ситуацию. Я ошибался.

Лицензия на браконьерство выдавалась группе «Шоган», проверенным и аккуратным специалистам. За ними стояли все те же «Фанкаделик» и Айлэнд Инк, но в этом случае Люнеманна более чем устраивало участие большой корпорации. Долговременные обязательства и ответственность. Айлэнд ценил свой нелегальный филиал и не пытался обвести Начальника вокруг пальца.

…а потом «Аткааласт» решил поиграть с х’манками.

Торговый флот «Фанкаделик» был атакован. Весь биопластик производства Порта перехватили и задержали – с целью взвинтить и без того заоблачную его цену.

Но цены не поднялись.

Продукция лабораторий Айлэнда была каплей в море нелегального пластика.

– Граждане Порта не могли действовать в обход лицензирования. Все проверено не один раз, а я имею основания доверять моим службам.

– То есть, – продолжает мысль Ценкович, – под прикрытием «Шоган» действует кто-то еще?

– Кто-то, не имеющий отношения к Порту.

Трапециевидная арка в конце аллеи отделана, точно кафелем, цельнолитыми золотыми плитами. Мелкие искры-блики, высеченные солнцем, дрожат над ними. Следуя плавным изгибам свода, узорной лентой тянутся письмена, предназначенные для любования, не для чтения. Под аркой раскинулась крупная мозаика, изображающая перспективу этой же аллеи так, как ее видят анкайи.

…и все же человеческий мир узнается – как квадрат в тессеракте.

У левой опоры арки стоит, скрестив на груди руки, Л’тхарна аи Р’харта.

Скользящий взгляд триумвира, брошенный на ррит, говорит Люнеманну, что Ценкович все знает, и, весьма вероятно, уже все обдумал.

– Боюсь, здесь нет места догадкам, – говорит тот. – Нашим службам я тоже имею основания доверять.

Люнеманн скептически кивает. Его аналитическая разведка не работает вхолостую.

– Альтернативные лицензии, местер Элия, выдают на Древней Земле.

Семитерранин усмехается.

– У нас и так достаточно поводов ее не любить.

– Местер Терадзава считает, что Земля не пойдет на мои условия, – меланхолично сообщает Люнеманн, глядя в небо над венцом арки.

– Они не признают ррит и не снимут оккупацию Кадары, – без лишней дипломатии соглашается Ценкович. – Дело здесь не в кемайле – выдать несколько хороших грантов, и через год будет эквивалент. Здесь – политика.

– Я бы скорее вспомнил об уголовной ответственности.

Семитерранин хохочет.

– Слишком аппетитное угощение, чтобы часто о нем вспоминать.

Люнеманн улыбается. Раскрытие некоторых тайн принесет Уралу огромную выгоду. Едва ли не всем высшим лицам Ареала придется уйти в отставку – и это в лучшем случае. Начнется новый раунд большой игры, перераздел сфер влияния. Кто знает, к чему он приведет…

Ценкович весело щурится.

Они обмениваются понимающими взглядами.

Л’тхарна шагает от арки. Он сейчас в ипостаси верховного вождя, и именно поэтому одет на человеческий манер. Охрана корсарского короля может щеголять воинской атрибутикой и наводить страх, но малейшая угроза в облике официального лица – и х’манки разом вспомнят, с кем они воевали в обе Космические. Силуэт облаченного в длинный плащ, невысокого для своей расы Л’тхарны похож на человеческий.

…Когда-то Рихард перепутал. В сумерках, глядя со спины.

Без доспехов. Без зажимов на косах и браслетов. Даже ожерелье вождя Л’тхарна оставил: символ растиражирован в культуре х’манков и вызывает неприязнь…

Это не горшее из унижений, которые ему выпадали.

Рихард думает, что если разразится долгожданный скандал, с Кадары действительно могут снять оккупацию. В конце концов, существует же Декларация прав разумных существ. Должны снять.

– Официальный представитель и верховный вождь расы ррит, – спокойно, почти равнодушно произносит он. – Л’тхарна аи Р’харта…

Ценкович, не колеблясь, протягивает руку.

Они продолжают прогулку. Беседа смягчается. Л’тхарна, чуть в стороне – сказываются годы работы – молчит, не вмешиваясь. Семитерранин не стал задавать рритскому вождю вопросов и выяснять степень его лояльности человеческой расе. Однако мера лояльности самого Ценковича Порту заместителя Начальника беспокоит.

Окрестности живописны донельзя. Вдали появляется группка анкайи в церемониальных облачениях – эттаин, чиновники высшего ранга. Люнеманн не выдерживает и снимает с запястья браслетник, ловя кадр.

Ценкович благодушно смеется.

– И были они смуглые и золотоглазые, – цитирует он, хотя ни смуглыми, ни золотоглазыми анкайи назвать нельзя. – Древняя фантастика порой чудное чтение…

– Кстати о фантастике, – улыбается Рихард. – Вы знаете, какие слухи о вас ходят?

– Мы их коллекционируем, – доверительно сообщает Ценкович.

Люнеманн в задумчивости вертит браслетник, ища ракурс для нового снимка.

– И насколько велика коллекция?

– Преизрядна.

– Евгеника? – предполагает корсар.

– Куда же без нее? Хотел бы я знать, как мы это успели за пятьдесят лет… но если нравится – пусть будет.

– Модификации генома?

– С подробнейшими разведданными, – кивает триумвир. – Даже результаты экспериментов, отчеты, с риском для жизни похищенные из лабораторий Урала. Мне и самому интересно, чего добилась наша наука, так что я ознакомился. И это было поучительно, доложу я вам.

Рихард приподнимает бровь в ожидании.

– Даже в специальной литературе не встречалось мне такого чистого шизоидного бреда, – мечтательно говорит Ценкович. – Не говоря уже о личной практике.

– Зато какова легенда! – усмехается Рихард.

– По литературному заказу на этот сюжет на Земле уже написано и распродано шесть романов, – разводит руками триумвир. – Один экранизируется.

Впечатленный Люнеманн хмыкает.

– И если в кране нет воды, – философствует Ценкович, – то в этом тоже мы виноваты. Что здесь можно сказать? Здесь можно только сесть и заплакать. Если наши молодые специалисты более компетентны, чем их молодые специалисты, значит, мы занимаемся жесткой евгеникой. Это даже не паранойя. Это просто зависть.

Они добрались до самой арки: еще пара шагов, и под ногами окажутся камни мозаики. Становится жарко, но оба человека облачены в биопластиковые костюмы, и вещество, повинуясь воле хозяев, корректирует температуру. Ветер стихает, на парк опускается послеполуденная дремота, и, кажется, вокруг угасает всякое движение.

Ноздри Л’тхарны вздрагивают, желтые глаза сужаются, зрачок тает в золотой лаве. Он поднимает голову, и…