Текст книги "#Малоизвестная актриса и #Простостихи"

Нефть

«Цена за баррель», «нефтепровод», «главный товар на мировом рынке», «Brent», «цены выросли» и «цены упали»… Я всегда стараюсь побыстрее промотать эти скучные и непонятные слова в новостной ленте. Я вообще стараюсь больше не читать новостных лент. Они опутывают мое сознание липкими щупальцами страха и непонимания, тревожности и депрессивных настроений. Они голосят «котировки» и «фьючерсы», а я думаю: пора уже бежать, подбирая кружевные юбки, или еще пока можно подождать? Они пишут непонятные слова, а я прикидываю в своем непрактичном уме варианты развития событий. Они что-то продают и покупают каждый день, каждый час и каждую минуту, а я с трудом плачу за квартиру и до сих пор совершенно не умею проверять в магазине сдачу. Пыталась много раз, а потом забила и просто с умным и строгим лицом сгребаю в кошелек то, что положит в пластмассовое блюдечко продавщица. В нелепой надежде, что надменное …о[1]1
  Слово на букву «е».


[Закрыть] ее испугает и она не станет меня обсчитывать. Вот такая вот экономически-финансовая грамотность на грани фола с элементами идиотизма и актерского мастерства… А вы пишете мне в лентах «нефть»… Мы же совсем с разных полюсов, из разных жизней и измерений, разве не видите? Вы продаете ее цистернами, качаете в пустынях и океанах, гоните ее по бесконечным километровым трубопроводам и хотите, чтобы я хоть что-то в этом понимала? Спросите у продавщицы, она объяснит вам, почему шансы на это ничтожно малы, на примере «теории пластмассового блюдечка»…

Я не сильна в экономике, мой профиль – эмоции и чувства. Поэтому я быстро промотаю непонятные, а оттого неприятные слова резким движением пальца, ладно? Если этот вариант совсем не подходит, я могу поговорить о нефти через чувства и эмоции. Так нормально будет? Я честно предупреждаю, что только так я могу справиться со словом «нефть», словом густого черного бархата, вызывающим тревогу, отторжение и легкое возбуждение. Ну вот, видимо, я незаметно для себя самой уже начала. Понеслись картинки, запахи и ощущения…

Картина первая. Шумная толпа полуобнаженных людей. Смуглые тела, темные волосы, тысячи карих глаз, жара невыносимая, и одна великая идея на всех. «…Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести…» Позже ученые легко разобрались, что это была за «земляная смола»: кирпичи при строительстве Вавилонской башни скрепляли раствором на основе нефти… И скреплял этот раствор кирпичи человеческого бунта против воли божьей довольно, говорят, прилично: «…И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли…»

И тут Боженьке стало интересно. И Он пришел поглядеть поближе: «…И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: “Вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого”. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город и башню…» И смотрит Господь на строителей печально и беззлобно. И понимает, что скрепленная нефтью гордыня не доведет все это загорелое собрание до добра. И шепчет что-то, шевеля потрескавшимися от недоброго египетского ветра губами, и бунтари перестают понимать друг друга в ту же секунду. И уже нет уверенности в жестах, карие глаза глядят растерянно и беспомощно, ничего теперь не обсудить, и пришло время бежать в разные стороны. Мускулистые загорелые ноги мелькают на крупном плане, кто-то задевает в спешке ведро, наполненное черно-бархатной пахучей жижей, и она растекается густой неторопливой лужей меж суетящихся и бегущих в разные стороны людей. Боженька велел не баловаться с нефтью, не жить гордыней и не строить вавилонских башен тщеславия. Расходимся, ребята. Крупный план, нефть продолжает растекаться черной лужей по желтой иссушенной египетской земле…

Картинка вторая. Долбит в барабанные перепонки, грохочет бурильная установка. Суетятся, бегают вокруг маленькие человечки в разноцветных касках и комбинезонах и что-то кричат, и меряют, и настраивают. И торжественен момент, и медленно кивают головами качалки-исполины, и кажется, что это ожившие динозавры соглашаются с суетящимися внизу маленькими людьми. На секунду все замирает, а потом мощной струей, прямо в небо, в направлении Вавилонской башни, бьет фонтан черно-бурой вязкой жидкости. Нефть заливает человечков, каски, комбинезоны… Человечки умываются чернотой, обнимаются со счастливыми детскими улыбками, и зубы на перепачканных лицах кажутся по-голливудски белыми. И больше всех радуется один парень. Это его первый раз, он молодой специалист, и черная вязкость течет по его несерьезному юношескому пуху на щеках. Быстрый монтаж-нарезка: подписание договоров, беломанжетные рукопожатия, цистерны и сыплющиеся с неба зеленые хрустящие бумажки. Финальный кадр – пушистый молодой специалист получает в окошке зарплату за прошлый месяц, старательно выводя прописью: «тридцать тысяч рублей». Сыплются с неба хрустящие зеленые бумажки… Боженька глядит сверху и недоуменно пожимает плечами.

Картинка третья. Молодая и упругая, она сидит в кресле, красиво скрестивши свои неподражаемые ноги. Он сидит напротив, тяжелый и стареющий, и слушает ее бесконечное глупое журчание. То есть он только делает вид, что слушает. На самом деле он смотрит на нее и вдыхает ее знакомый запах. Обрывки фраз, достигающие его сознания, ничуть не отвлекают его от этого приятного занятия. Там что-то про машину или вертолет, потом про Лазурный Берег или, может быть, про Сейшелы, он не вникает. Все это можно его молодой и упругой новой жене. Не обижена, впрочем, и старая, ненужная. Ну та, которая уже сломалась. В которую уже надоело играть. Теперь он вдыхает эту. И ее волосы, и ноги, и шея за ухом, и небольшая аккуратная грудь крепко пахнут нефтью. Горьковатый запах мазута с нотками теплого асфальта, дурманящий и очень вредный для здоровья запах, который он вдыхает с нескрываемым удовольствием, и никакая глупая болтовня ему не помеха. Ах, только бы и дальше кивали тяжелыми головами динозавры-качалки, била бы фонтанами эта бесценная жижа и совершались бы беломанжетные рукопожатия. Нефть – это, без сомнения, ужасно сексуально, думает он, делая новый большой вдох.

Картинка четвертая. График стоимости нефти на белом экране. Он похож на кардиограмму нестабильного больного районного кардиологического отделения. Острые зубчики скачут то вверх, то вниз, но общая тенденция линии – снижение. Руки в белых манжетах замирают перед рукопожатием, зеленые бумажки сыплются с неба все более слабым потоком. Руки в манжетах крепко берутся за трубки телефонов, подписывают бумаги, нервно барабанят пальцами по столу.

Короткое затемнение. Через поле бежит в полной разгрузке небольшой отряд. Карие, серые, голубые испуганные глаза, юношески-пушистые щеки, звон номерных жетонов, бьющихся о крестики, заботливо надетые маминой рукой. Крики, выстрелы, приказ командира. Взрывы, штурм деревни, бегущие ноги, кровь и неподвижные фигуры, застывшие на земле в нелепых позах. График стоимости нефти на белом экране оживает. Зубчики начинают медленно ползти вверх. Самолеты с грузом 200, рыдающие дети с карими, серыми и зелеными глазами, взрывы, звон жетонов, новый приказ командира… Зубчики на графике медленно ползут вверх. Беломанжетные рукопожатия возобновляются, фонтаны черной бесценной жидкости бьют в воздух, и с неба гуще прежнего сыплется зеленый шуршащий дождь. Изредка сквозь шорох бумаги слышатся взрывы и звон жетонов. Боженька глядит сверху и плачет. Бежит по трубам-венам, опоясывающим земной шар, «черная кровь земли». Растекаются по поверхности ее большие красные пятна.

Я же предупреждала, что ничего не понимаю в экономике. Я же говорю, что предпочитаю быстро проматывать бархатное, густое, сексуальное и пугающее слово «нефть» в ленте новостей, не вдаваясь в подробности. Пойду куплю сигарет по доступной мне схеме «пластикового блюдечка». Закурю и буду заниматься тем, в чем хоть сколько-нибудь разбираюсь. Что-нибудь писать, снимать, ставить, рифмовать и развлекать людей, жонглируя эмоциями и ощущениями. Мне не нравится запах мазута со свежим асфальтом.

Дом

Дом. Это мы мигом, это же так просто и очевидно, и в голове уже есть кое-какие мыслишки, осталось только их записать. Сесть, отодвинув локтем суету, дома, на кухне, открыть старенький боевой ноут, создать файл и просто записать то, что закрутилось в голове… Потом распушить, перечитать, поправить. Итак, схема проста и понятна: отодвинуть суету, сесть дома, записать, распушить. Послушайте, хотите правду? У меня ничего не получается.

Все, что мелькнуло сначала в голове, кажется глупым и банальным, суета не просто не отодвигается, а надвигается сильнее, чем обычно, да и сесть дома – большая проблема. Как бы дома-то у меня и нет. Не стоит волноваться – помещение со стенами, полом и крышей, где я ем, сплю и моюсь, конечно, существует. Более того, набегами и стихийно я очень старалась сделать его уютным, забавным, демократичным и отражающим мою, мать ее, суть… Ну заходите, раз уж все пришли. Разуваться не нужно.

Вот вам мои две комнаты. Одна – моя, другая – сына. Вот вам креативненький беспорядок, граничащий с неадекватом. Вот кухня, она же кабинет, она же гостиная, шляпная мастерская, офис, блок общепита и склад очень нужной фантастической херни. Экспонаты можно трогать руками, я не принципиальная. Если вас что-то заинтересует – задавайте вопросы, отвечу с удовольствием. Говорят, дом и вещи могут многое рассказать про своего хозяина… Почему мебель так странно выглядит? А, ну так я ее сама покрасила, вот почему. По этой же причине потолок не имеет однородной фактуры, напоминая фрески итальянских мастеров XVI века, слегка отходит плинтус, и… Не нужно резко открывать ящики! Да, совершенно сама. Зачем я это все сделала? Ну, тут вам и отборное упорство барана, и запредельная гордость, и утопическая вера в собственные силы… Так мне надо было. Я начинала новый этап, и мне искренне казалось, что я должна это все как-то отработать… Ну, позакрывать гештальты, совершить невозможное, окропить помещение потом, кровью и горючими слезами. Когда сделала – жутко была собой горда. Сейчас вот смотрю и думаю: бригаду бы рабочих сюда, исправить весь этот пубертатный максимализм. Что все эти вещи говорят обо мне? Видимо, что я идиотка, они говорят.

Что еще интересует? Почему столько кукол вокруг? Потому что я на них совершенно повернута. Нет, кривоногие пупсы с лицами тяжело бухающих людей, покусанных пчелами, меня не интересуют. Поэтому вот вам болгарский пьяница-марионетка, вот старый дед с Кубы, вот их длинноногие и совсем не детские подруги из «Дисней-шопа». Что могут рассказать обо мне мои куклы? Наверное, что я еще не совсем взрослая. Что совсем я еще не взрослая, и этот факт меня совершенно не беспокоит.

Вот мои засохшие букеты в вазах. О чем они? О том, что я сентиментальна и лирична? Хрена там. Они, скорее, о том, что я ленивая, не брезгливая и редко ночую дома. На это же намекает вам, дорогие экскурсанты, приветливо машущая из раковины посуда. Или это она умоляет о помощи? Так сразу и не поймешь – наши с ней отношения далеки от идеала.

В коридоре вы непременно споткнетесь о несколько пар самой странной и непригодной для жизни обуви. Ну как несколько… Короче, просто отодвигайте ее ногами и, по необходимости, руками для продвижения в нужном направлении. О чем вам могут рассказать вот эти жуткие туфли в горох или вот эти золотые кеды? Видимо, о том, что в магазине им жилось лучше, чем со мной. Зачем купила? Ой, да понятия не имею зачем. Может, была какая-то мысль об очередном эпатирующем образе или спектакле, а может, просто распродажа наложилась на поганое настроение. Что это говорит обо мне? Наверное, что поганое настроение бывает у меня довольно часто. А о чем нашепчут вам любовно сложенные в коробочку джазовки, пуанты, ботинки для степа и туфли для народного танца? Может, про мою любовь к профессии, может, снова про баранье упорство и отсутствие здравого смысла? В любом случае у этих гораздо больше шансов быть надетыми, чем у всех моих туфель на каблуках, вместе взятых.

Ну вот вам и будуар, как водится. Неожиданно, правда? Просто гигантский матрас и еще более гигантский шкаф. Нет, открывать не нужно. И вовсе не потому, что там в алфавитном порядке развешаны плетки, наручники и скальпы особо дорогих сердцу любовников. А потому, что если резко открыть, то все содержимое вывалится на вас лавиной и вы задохнетесь под тонной самого нелогичного и разношерстного тряпья в мире, которое бы могло осчастливить небольшой дурдом, в полном составе собирающийся на карнавал. Глупый финал, так что не советую. Почему нет занавесок на окнах? Говорит ли это о моем тайном эксгибиционизме или ненависти к детям, учащимся в школе напротив? Не, не то. Это говорит только о том, что вешать их в падлу, спать я ложусь поздно и сразу падаю, не зажигая в комнате свет…

Какой мы делаем с вами вывод, экскурсионная группа? Мы возвращаемся с вами к началу и делаем единственный правильный вывод: дома у меня нет. Ведь «дом» – это специальное слово, которое совсем не похоже на слова «квартира» и «жилье», и оно не про квадратные метры, цвет паркета или теплый пол в ванной. Дом, по-моему, это про тапочки для души. Это такое место, где ей, душе, совершенно спокойно и хорошо. Куда ее тянет возвращаться, где ее, души этой, крепость, где ей легко, светло и безопасно. И такое место для меня, конечно же, не тут. Оно, несомненно, существует, находится по адресу: Italy, Venice, campo san Maurizzio, неприметная деревянная дверь в углу двора, самый-самый верхний этаж пешком без лифта… И хозяйка там не я. И все вещи там чужие. И бываю я там очень редко. И вот где-то в этом самом доме, незаметные постороннему глазу, и стоят мои тапочки для души. Когда я вырасту, то непременно куплю этот дом. Именно этот. За любые деньги. Ведь там же тапочки…

Сеть

«Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: “Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть”. Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась… и наполнили обе лодки, так, что они начинали тонуть».

Евангелие от Луки

Ну очень красиво. Если провести по ней пальцем, то по тонким, нежным, но невероятно прочным нитям он будет скользить и непременно зацепится за узелочки. Нити, узелочки, обманчивая легкость, нежность и ненадежность. Но как легко представить глядящий сквозь эти легкие ячейки в тоске и безысходности глаз какого-нибудь крупного и сильного животного! Мощные мышцы, жажда свободы, природная красота и грация – все это надежно спутано сетью. Надежно. Безапелляционно. Насмерть.

И кто ее придумал? Нет, ну саму конструкцию: нитка, нитка, узелок? Несколько тысяч лет назад кому-то пришло в голову сплести такую волшебную штуку. Ходил, бродил из стороны в сторону волосатый гений пару тысяч лет назад и вдруг как подумает: «А не сплести ли мне из пальмового волокна такую штуку, чтобы ловился самый жирный мамонт и самый вкусный прадед карася? Сплету, поймаю, прославлюсь, и племя сразу перестанет меня чморить. Зауважают все кругом, и выйдет за меня замуж пучеглазая Ыыых, ибо не будет мне равных в охоте и рыбалке, ибо стану я молодец, а не Бездарное …ло[2]2
  Слово на букву «х».


[Закрыть]. Да потому что сколько можно уже!»… Так несколько тысяч лет назад появилась сеть. И первое Сколково.

Знал ли тогда безвестный изобретатель, сколько вариаций возникнет у слова «сеть» и как первобытны и необходимы останутся все ее функции и смыслы?

Падают во все океаны мира и по сей день маленькие и большие сети с рыболовецких судов. И ловится рыба большая и малая, и пахнет просоленной морской водой и несвободой, и бьются гладкие и мокрые рыбьи тела, извиваются и рвутся, будто не понимают, что сеть – это навсегда, что сеть – это отсутствие всякого шанса. Нитка-нитка-узелок.

Машка – самая настоящая проститутка. И не какая-нибудь дешевка, а гордость профессии и всего Юго-Западного административного округа. Кормилица семьи, мамина радость. Машка работает с душой, творчески, за идею, и вообще – красиво. Она знает фильм «Красотка» наизусть, никогда не целуется в губы и не нарушает цеховых правил. Другие девочки пришли в профсоюз случайно: Ира – «Не поступила», Катя – «Выгнали из дома», Вера – «Мелитополь»… А Машка – это другое. Машка всегда знала, кем хочет стать. С пятого класса. Шла она однажды домой из школы мимо скамеечных бабушек и, как всегда, мечтала проскочить их побыстрее и юркнуть в холодную глотку подъезда. Да потому что не поздороваешься – пристанут, что невоспитанная, поздороваешься – начнут опять свою шарманку: «В каком же это ты классе, Машенька, какие уроки любишь больше, а из родителей больше кого – маму или папу?» А со вчерашнего дня ничего же не изменилось! В классе по-прежнему в пятом, уроки ненавижу все в алфавитном порядке, а папка мамку бьет и пьяный через день валяется. Кого я, старые дуры, по-вашему, люблю больше? А в тот судьбоносный день бабки не обратили на Машку никакого внимания. Мимо лавочки гордо и неторопливо, появившись из подъезда, шла женщина. Юбка по трусы, тени под брови, гидроперит по ветру, взгляд томный. И бабки так обалдели, что притихли. Наступила тишина, и даже шелуха от семечек перестала лететь из бабок в разные стороны. Чудесная женщина не поздоровалась и даже не повернула в их сторону крашеной головы. Немая сцена. К нам едет ревизор. И только когда видение исчезло за углом дома, бабки обрели дар речи. И Машка за минуту узнала, что раз колготки у гордой смелой феи в сетку, то, значит, она непременно проститутка. Слово было красивое, колготки тоже, и Машка железно решила, что будет работать проституткой, когда вырастет. И каждый вечер, собираясь на работу, она аккуратно подводит глаза, густо красит помадой губы и с особой тщательностью надевает чулки в сетку. Даже зимой. Потому что у кого сетка – тот королева мира. И в эту сеть регулярно и с удовольствием попадают мужики. И в этой сети всегда надежно запутываются деньги. Нитка-нитка-узелок…

Шумит, не переставая, большой город. Все несется, потому что нужно много успеть, все бегут не поднимая глаз, потому что так спокойнее, всем некогда. Живые тела упакованы в говорящую одежду, беззащитные шеи надежно замотаны шарфами, носы уткнулись в телефон, и можно ничего не бояться. Все отдельные, защищенные и независимые. Вот только один момент… Нитка-нитка-узелок… протянула от одного человека к другому свои невидимые ниточки всемирная мировая Сеть. От телефона к телефону, из дома в дом, из страны в страну тянутся ее бесконечные щупальца, сокращая расстояния, упрощая жизнь, поглощая ее же, а что делать – у всего на свете есть побочные эффекты. И эту Сеть придумали люди. А она ожила, разрослась, как грибница в дождливый день, и научилась управлять разумом. Оруэлл, Айзек Азимов и Кир Булычев не придумали бы, если бы даже скинулись. А оно вишь ты как…

Все теперь тут, в Сети. Суши и новости, развлечения и работа, советы, как проще почистить гранат, что делать, если греется айфон, рецепты блинов, порнуха, дистанционное обучение и скайп, чтобы можно было увидеть одну милую, далекую и страшно важную рожу… Мы все в Сети, накрепко, фатально и безапелляционно. Мы попались в нее, но еще помним запах свободы, помним жизнь без нее, хотя и удивляемся, как это было возможно. То есть еще трепыхаются наши возмущенные рыбьи тушки, пытаясь освободиться и воззвать к собственному разуму. Наши дети уже не дергаются – они в нее, в эту Сеть, сразу родились. Это их нормальная реальность, как для нас были мультики по выходным, каток и ключи от дома на резинке. Поэтому наши дети уже не дергаются. И нет смысла на них злиться – мы их родили сразу в Сеть. И немедленно отправили фотки родственникам по вотсапу. И приняли сотни поздравительных СМС.

Одно неясно: как умудрилась переехать в Сеть любовь? Мама рассказывает, как папа увидел ее в электричке и подошел с веником тюльпанов, который быстренько надрал на соседней клумбе, и так получилась любовь. Сейчас любовью заведует Сеть, и если ее вдруг пора завести, то тебе туда. Вбивай желаемые параметры, социальные вводные данные, сантиметры и цвет глаз. И Сеть сформирует предложение. И, может, все совпадет, вы встретитесь, закажете по Сети суши, посмотрите по Сети кинчик, удачно трахнетесь и будете жить долго и счастливо. О чем ваших знакомых регулярно будет оповещать инстаграм. Благослови вас Яндекс, Гугл в помощь. Ниточка-ниточка-узелок.

Я тоже в Сети. Конечно, чуть по-другому, не для этого, с приятным интеллектуальным налетом, необходимо по работе… Фуфло. Я в Сети именно так, как все остальные. Экран телефона – это то, что я вижу перед сном и сразу с утра, когда просыпаюсь. И иногда я вбиваю желаемые параметры. И рыбу я люблю. И у меня есть колготки в сетку, и их я люблю тоже. Я в сетях, нечего и спорить, и дергаться бесполезно.

Есть, правда, один утешающий момент: если сегодня вечером я вывешу в Сеть очередное стихотворение, то оно может нацеплять лайков из Лос-Анджелеса, с Камчатки и из Новосибирска. Значит, там это кому-то пригодилось. Значит, все не зря, и Сеть поглощает меня не бесполезно.