Текст книги "Камень власти"

– Мой брат часто стоял в карауле во внутренних покоях, – подсказал ей Алексей.

– Ах, да, – с легким неудовольствием откликнулась цесаревна. – Только теперь его что-то не видно.

Алехана удивили раздражение и даже обида, сквозившие в ее тоне. «Неужто она знала Григория?»

– Как он поживает? – Голос великой княгини стал обжигающе ледяным. «Везет мне на Орловых! – с досадой думала она. – Никогда бы не поверила, что тот, первый, струсит. После того как он провел меня по городу чуть не на глазах у полиции! Однако… Стоило мне приоткрыть ему свои карты, и его как ветром сдуло». – Так как его здоровье?

Алексей не поверил своим ушам. Она издевается?

– Как здоровье? – переспросил он. – Да не пишет он про здоровье. Все, слава богу, не ранен пока. Мы каждый день молимся, чтоб живым вернулся.

Руки Екатерины, мявшие мокрое полотенце, застыли.

– Откуда вернулся?

– Вестимо, из Пруссии. – Алехан не отрываясь смотрел на нее. Что-то в поведении цесаревны было необычным. Уж больно близко к сердцу она принимала судьбу Гришана.

– Из Пруссии? – переспросила Като. – Из армии, вы хотите сказать?

– Точно так, Ваше Высочество.

– И… и давно? – Екатерине показалось, что она не справляется с голосом.

– Полгода как.

– Полгода, – повторила она. – Лихо.

В голове у Екатерины пронесся вихрь мыслей. Быстро же они обернулись! Хорошо за ней следят! А она-то, дура, развесила уши… Но кто мог донести? Не Брюс же. Нет, подруге Като верила. Сам собой всплыл в памяти недавний разговор со Стасем. «Оставим пока это», – сказала себе великая княгиня.

«Ну Гришка, ну кобель! – поразился Алехан. – И здесь поспел. Да есть ли такое место на земле, где о нем бабы не знают?»

– Я рада, что смогла помочь кому-то из вашей семьи, – продолжала Екатерина. – Уверьте своих родных в моей всегдашней доброжелательности.

– И мы от всей души… – машинально отозвался Орлов, – рады служить вам.

Голова у него шла кругом.

Вновь Алехан проснулся только после обеда. Есть ему не хотелось, но навязчивая Марфа залила в него здоровенную кружку куриного бульона. Потом пришел доктор Крузе и придирчиво осмотрел больного.

– Если вы не будете хорошо питаться, молодой человек, вы никогда не подниметесь с этой кровати, – сказал он.

– Мне бы домой, – попытался перебить его Алексей.

– Лежите, юноша, – сильные, но осторожные руки Крузе уронили пациента обратно в подушки. – Пока великая княгиня предоставляет вам кров и защиту, с вами ничего не случится.

– А с ней? – Орлов испытующе посмотрел на немца. – Разве мое пребывание здесь законно?

– Вы проницательны, – кивнул Крузе. – Великий князь не тот человек, который оказывает покровительство неизвестно откуда попавшим в его дом раненым.

– Неизвестно откуда? – Алехан приподнялся на локтях. – Да меня его же немчура и порезала.

Крузе крякнул.

– Простите, доктор. – Орлов понял, что сморозил бестактность. – Я не о вас…

– Пустое, – отмахнулся врач. – Мое искреннее мнение: вы в праве обижаться на немцев при дворе. Хотя мне лично это и неприятно. Так вы говорите, что на вас напали голштинцы великого князя?

– Шванвич, – проговорил Алексей, не без труда ворочая языком.

– Шванвич? – На пороге вновь появилась великая княгиня. – Мне всегда не нравился этот человек. Кажется, он способен на подлость.

«Например, бросить врага с разрубленной челюстью», – подумал Алехан.

– Доктор, позаботьтесь о нем. – Като тревожно сдвинула брови. – Я иду в Большой Дворец, императрица велела нам с великим князем присутствовать при ее выходе. Ничего доброго я, конечно, не жду. Опять будет выговор. Не важно. Главное, приглядите за юношей. Сдается мне, он готов выпрыгнуть из кровати, как только мы отвернемся.

Цесаревна выплыла из комнаты.

– Какова! – в голосе Крузе звучало насмешливое восхищение.

– Она читала мне, – тихо сказа Алехан. – Она такая добрая и… и сильная.

– И несчастная, – с прежним лукавством усмехнулся врач. Разве не достойный предмет для поклонения? Берегитесь, молодой человек. – Крузе погрозил Алехану пальцем. – Многие обожгли крылья на этом огне. Я и сам, что греха таить… – Немец махнул рукой. – Вокруг нет ни одного человека, который бы слегка или очень сильно не был влюблен в великую княгиню. Ее Высочество – редкостная женщина. Но, – немец выдержал паузу, – она не только женщина. А об этом мы часто забываем. – Он вздохнул. – Иногда мне кажется, что она рождена носить корону. А иногда… что ей очень не хватает тихого бюргерского дома где-нибудь в Голландии, мужа – торговца сукном, выводка детей, порошков от желудка, малины на зиму, жареных колбасок по вечерам… Что это я разболтался? – Врач смутился своей откровенности. – Извините, молодой человек. Сейчас поменяю вам бинты и можете спать.

«Колбасок по вечерам! – передразнил про себя Алексей. – Мужика ей путевого не хватает. А там и колбаски будут, и горчичники, и дети, и кошки с собаками, и дом полная чаша». – Он закрыл глаза.

Когда Алексей вновь пришел в себя, опять было утро. И опять в чистой комнате за ширмами из китайского шелка царил сероватый свет. Неужели он валяется здесь уже третьи сутки? Орлов в ужасе воззрился на часы. Они, как и вчера, показывали семь. Может, это тот же день? Сознание покинуло его всего на минуту?

Однако было что-то, изменившееся настолько сильно, что Алехан ясно сознавал: этот день совсем другой.

Звуки.

Изменились звуки.

Изменились до ужаса. До тошноты. До собачьего лая.

Лай раздавался отовсюду. Истошный. Захлебывающийся. Визгливый. Временами переходивший в скулеж.

Алехан с силой прижал руки ко лбу. «Я схожу с ума! Сволочь Шванвич повредил мне голову, – на мгновение им овладела паника. – Я могу сойти с ума, – в ужасе думал он. – Наша бабка сумасшедшая… У тетки припадки… На Гришана находит…»

Мысли в голове у Орлова понеслись диким галопом. До сих пор ему казалось, что сам он настолько здравый непрошибаемый человек, что ничего подобного Гришкиным закидонам с ним просто не может случиться. Откуда же взялся этот заливистый лай? И топот десятков собачьих лап?

Сначала ему снилась охота. Хорошая псовая охота в отцовской деревне под Москвой. Рыжие и белые борзые с черными подпалинами, любимая папенькина свора – Позвезд, Пегая, Звона, Тереха и Крут – они мчались за зайцами по осеннему лугу, вдоль березняка, потом по желтому осиннику через ручей, в поле, в поле, снова в березняк. И вдруг под ногами у собак замелькал паркет. Их когти застучали по дереву. А псари, верхом догонявшие свору, наседали на собак и беспощадно хлестали арапниками по взмокшим пятнистым спинам.

Визг был невыносим. Душераздирающ. Чудовищен и жалок одновременно. Алексей обеими руками зажал уши и вскочил с кровати.

– Прекратите! – его голос был слаб и вскрик сразу захлебнулся.

Из-за ширм вспугнутой птицей выпорхнула Шкурина, и тут же в темном проеме двери появилась великая княгиня с книгой в руках. Ее лицо было бледным и измученным. Обе женщины кинулись к Орлову и попытались уложить его.

– Тише, тише, – молила Екатерина. – Вас могут услышать. Вообразите, что будет.

Она не упрекала его, адский звук из соседней комнаты отвлекал ее внимание. Казалось, цесаревна едва сдерживается сама, чтоб не закричать.

– Умоляю вас, – ее пальцы до белизны сжали руку Алехана. – Не выдавайте своего присутствия. Великий князь сейчас не в том настроении, когда вид раненого может его разжалобить.

«Тем более, что раненый в покоях его жены, – мелькнуло в голове Алехана. – Почему я до сих пор здесь?»

– Вас нельзя переносить, – поняв ход его мыслей, ответила Екатерина. – Вы потеряли много крови. Швы в любой момент могут разойтись.

Ее последние слова вновь заглушил лай и визг.

– Что там происходит? – Орлов почувствовал, что цесаревна все еще держит и не отпускает его руку. В ее судорожно сцепленных пальцах был испуг и какая-то беззащитность.

– Это свора великого князя, – нехотя ответила она.

– Здесь? В доме?

– Ну конечно, – нервно рассмеялась Като. – А где же? Ему запрещено держать свою псарню, и он прячет собак здесь. В нашей гардеробной. Все мои платья пропахли псиной или порваны когтями. Иногда он дрессирует собак, гоняя арапником по комнатам. – Она жестом остановила удивленный возглас Алексея. – Умоляю, молчите.

– Но это абсурд. Разве псы не гадят?

– Гадят. И особенно, когда он их бьет, – согласилась Като. – Но что же делать? Он не любит, когда собаки просто лежат у камина или ходят по дому. Он запирает их в шкаф. А им хочется… Они ведь живые.

– Бре-ед, – тихо простонал Алехан, откидываясь на подушки. – Какой бред! – Он закатил глаза к лепному потолку. – Куда я попал?

– Друг мой, – мягко сказала великая княгиня, – а куда попала я? Пятнадцать лет я живу в карточном домике, где собаки в шкафу, куклы и деревянные лошадки в кровати, а люди в конуре. Иногда мне кажется, что я родилась вовсе не для того, чтоб стоять в ночной рубашке на часах с ружьем на плече возле двери спальни и после каждого боя часов кричать: «Кто идет?»

Алексей вытаращил глаза. Теперь ему казалось, что с ума сходит цесаревна.

– А ведь это ваш государь, – с грустной усмешкой сказала она. – Я хоть попала сюда случайно. Подошла к зеркалу, перешагнула за раму и не могу выйти.

«Сумасшедший дом, – подумал Орлов. – Да кто же там так надрывается?»

За дверью особенно долго и жалобно визжала какая-то собачонка, подвернувшаяся великому князю под руку.

– Это не выносимо. – Като встала.

– Ваше Высочество, не надо, – взмолилась Марфа. – Не ходите туда.

– Я больше не могу, – цесаревна распахнула дверь и устремилась к мужу.

В открывшемся просвете Алексей, выглянув из-за ширмы, увидел бледного от гнева наследника, который толстой ручкой пастушьего кнута избивал маленького шарло великой княгини. Один из лакеев держал собачонку за ошейник на весу.

Песик, видимо, случайно забежал не в ту комнату и был наказан за то, что смешался с охотничьей сворой. Екатерина рухнула к ногам мужа и обеими руками вцепилась в его ботфорты.

– Ваше Высочество! Ваше Высочество! Петр! Отпусти это несчастное животное! Заклинаю тебя!

Маленький шарло уже едва дергал ножками. Он перестал визжать и только слабо открывал пасть, явно задыхаясь.

– Ты убиваешь его! – Великая княгиня плакала.

– Он нарушитель. – Муж наконец удостоил ее ответом. – И будет наказан.

Алексей до крови закусил кожу на руке, чтоб криком не выдать свой гнев. Как видно, ни слезы, ни мольбы жены не останавливали наследника. Казалось, они его только распаляли. Под конец он отшвырнул к стене бездыханное тельце собачонки и с гневом повернулся к Като.

Этого бы Алексей не пережил. Пусть только посмеет ее тронуть! Орлов схватился рукой за косяк двери, пытаясь выпрямиться. Будь что будет. В его намерения входило выбить ногой створки и размазать эту мразь по стене. Слуга не в счет.

Но при первом же шаге Алехана скрутило в пояснице, как пень на раскорчевке. Марфа еле удержала его под руку.

– Во беда-то! – Ахала она, подволакивая Орлова к кровати. – Весь мир клином сошелся на нашем доме! И раненые у нас. И собак душат у нас. И концерты по ночам для скрипки с барабаном…

Шкурина уронила тело Алексея поперек постели.

– Лежал бы уж, калечный!

– Он же ее прибьет, – придушенно простонал Алехан.

– Не прибьет, – отмахнулась горничная. – Он хлипкий.

Вечером третьего дня, делая Алексею перевязку, доктор Крузе выглядел расстроенным и бледным. Дважды он так сильно затянул бинт, что пациент едва не вскрикнул.

– Ах, простите, голубчик, – рассеянно бросил немец и снова с такой силой дернул ткань, что перед глазами у Орлова потемнело.

– В чем дело? – рявкнул Алехан, когда накатившие слезы просохли. – Ты смерти моей хочешь, костоправ?

– Смерти? – Взгляд Крузе казался отсутствующим. – Это было бы хорошо.

– Да что случилось? – взревел Алексей. – Почему это я должен умереть?

Доктор остановился, обтер руки теплой влажной салфеткой, которую подала ему Марфа, и посмотрел на пациента усталыми глазами.

– Друг мой, – произнес он. – Я доставил вам неудобство. Но поверьте: ваше положение гораздо… гораздо лучше моего.

– Да в чем дело? – Алексей расслабился и грузно осел на кровать. – Вас точно в дерьме вываляли.

– Еще не вываляли, – невесело рассмеялся доктор. – Но непременно вываляют. Будьте уверены. – Он взял со стола уже набитую Шкуриным трубку, высек искру и мучительно долго затянулся. – Если до полуночи я не достану труп, на моей карьере можно будет ставить крест.

– Какой труп? – не понял Орлов. – Зачем?

– Молодой. Тронутый тлением. Для ритуала, – просто ответил доктор. – Ах, Алексис, я говорю вам все это только потому, что мне отчаянно не с кем поделиться. А вы не употребите мою откровенность во зло.

– Откуда вам знать? – прищурился Орлов.

– Я врач, – губы Крузе искривила усмешка. – А значит, немного разбираюсь в людях. Когда высокопоставленные пациенты, а у меня только такие, смотрят сквозь вас и позволяют себе в вашем присутствии говорить все что угодно, поневоле станешь знатоком человеческих душ. Дьявольским знатоком! – Крузе хлопнул ладонью по крышке стола. – Ну-с, мне пора.

– Постойте, Карл Иванович. – Алексей удержал его за рукав. – Откровенность за откровенность. Я действительно благодарен вам и не выдам вас, даже если вы режете трупы. Расскажите. Может, я смогу помочь. Все ведь слышали, что доктора воруют покойников. Для медицинских целей.

Алексей старался ничем не оскорбить врача. Наука есть наука, и она требует жертв. Хорошо, если эти жертвы и так уже умерли. Но Крузе зашелся долгим невеселым смехом.

– Для медицинских целей? – Он хохотал зло и даже как-то мстительно. – Mein Gott! Юноша, как вы наивны. Дайте слово молчать, и я просвещу ваше неведение. Мне уже терять нечего.

Орлов поцеловал нательный крест.

– Есть такое общество…

– Научное?

– Не важно. Отчасти. Но не только. Не столько научное. Сколько духовное. Духовный орден. Братство.

– Монахи?

– Отчасти. Но в миру.

– Они режут трупы?

– Не обязательно режут. Но и это тоже. – Крузе с силой растер лицо ладонями. – А, да что там! Именно они и обеспечивают молодых медиков нужным материалом. Практика, друг мой. Практика!

Алексей пожал плечами. Пока он не видел ничего особо страшного.

– Эти люди… – Крузе запнулся. – Они весьма влиятельны. И при каждом дворе у них есть покровители. Так же, как и в больших городах, где врач может сделать карьеру. Да что там врач? Адвокат, политик, писатель…

– Эти тоже режут трупы? – поразился Алексей.

– Да при чем тут трупы? – рассердился доктор. – Дались вам эти трупы! Это лишь одна часть. Каждого держат по-своему. Общество оказывает помощь тебе. А ты взамен выполняешь его распоряжения. Любые… – Карл Иванович перевел дыхание. – Думаете, я при всех своих талантах достиг бы поста лейб-медика? Без должного протежирования? Рекомендаций? Помощи вышестоящих братьев? Сколько таких, как я, в фатерлянд и даже уже здесь, в России!

Орлов смотрел на него во все глаза. Протекция – обычное дело. Но что-то он уж больно убивается, будто, ради покровительства, его заставили глотать лягушек.

– Вы стонете так, точно с трупом спали, – прямо сказал Алехан. – Чего они от вас хотят?

– Спали с трупом? Ха, ха. Очень точное определение. – Крузе поморщился. – При всей вашей грубости, Алексис, в вас тонко развита интуиция. Так слушайте. – Доктор снова затянулся и, попыхивая трубкой, продолжал: – Три дня назад эти олухи, Шванвич и компания, обещали достать труп для одной весьма важной церемонии. Но труп сбежал. Полагаю, что это были вы. – Крузе поднял на Алексея неожиданно повеселевшие глаза. Было видно, что комизм ситуации сильно его развлекает. – Вообще-то искать и доставлять тела умерших – моя забота. Но я забегался.

Было много работы: подагра у императрицы, отеки старшего Шувалова, мигрени младшего… Словом, я понадеялся на этих дуболомов. А они все провалили. Но спросят-то с меня! – Доктор в возмущении хватил ладонью по столу. – И знаете, что мне грозит? Отлучение от ордена. За этим последуют лишение покровительства, удаление от двора… На моей карьере в России можно будет ставить крест. А у меня семья, голубчик, шесть маленьких докторишек и две юных фрейлен на выданье.

– А все-таки, что они делают с трупами? – осторожно спросил Алексей.

– Да ничего! – раздраженно пожал плечами врач. – Неужели вы думаете, что все тайные общества на свете заняты потрошением мертвых тел? Это было бы слишком невинно.

Алексей промолчал. Он никогда не сталкивался с тайными обществами и не знал, что они делают.

– Труп нужен как символ тлена и мирской суеты, – пояснил Крузе. – Полежит в гробу во время церемонии. А когда неофита будут посвящать, тело вынут из гроба, завернут в ковер и вынесут. А на его место ляжет будущий брат. Если не испугается, конечно. Из гроба он восстанет уже, так сказать, новым человеком для новой жизни в братстве.

– Ага-а, – протянул Алексей. Он что-то мучительно соображал. – Послушайте, доктор, – наконец сказал Орлов, потирая подбородок и явно стесняясь приступить к делу. – А я не подойду?

– В каком смысле?

– Ну-у… Какая разница, кто там лежит в гробу? Живой или мертвый. Раз уж с ним ничего не собираются делать?

Крузе медленно кивнул, уловив ход мыслей пациента.

– Вы же сами давали мне опий, – продолжал тот. – Как обезболивающее. После него голова чумная, руками-ногами не пошевелить. Труп трупом.

Крузе кусал губу. Было видно, что он не решается на щедрое предложение Алексея.

– Я ведь понимаю, все из-за меня. – Орлов смотрел в пол. – Если б вы по доброте душевной не взялись меня лечить, был бы у вас труп. Молодой. Красивый. С тлением.

Врач рассмеялся.

– Бог сподобил меня удивительным знакомством. И вы не боитесь лечь в гроб?

Алехан пожал плечами.

– Чего не сделаешь для хорошего человека?

Крузе развеселился. По его гладко выбритым щекам побежал румянец. Было видно, что каверзная шутка с подставным покойником ему очень по вкусу. Кажется, он был не прочь надуть общество, которое так самовластно могло распорядиться его судьбой.

– Ну что ж, молодой человек, – протянул немец, окидывая фигуру Алексея оценивающим взглядом. – Я дам вам опий. Больше обычного. Надеюсь, вашему богатырскому здоровью он не повредит. Сначала вы будете видеть и слышать все, как во сне. Потом и правда заснете. Главное, – врач поднял палец, – не шевелитесь и не показывайте признаков жизни, что бы ни произошло.

Алехан заверил его, что будет лежать, как убитый.

– По окончании церемонии вас вынесут в ковре в двор и оставят за кустами жасмина, чтоб позже закопать в лесу. Или что они там с ними делают? Я к этому не имею касательства. Не прозевайте момент – бегите. Вот вам случай незаметно выбраться из Монбежона.

Орлов кивнул. Сделка оказывалась выгодной для обоих. Ему давно пора домой.

– Я зайду через час, чтоб подготовить вас, – сказал Крузе. – Отделайтесь от любой компании. Марфы или великой княгини. Притворитесь спящим. Им незачем знать о наших делах.

Пунктуальность доктора равнялась только его испугу. Без одной минуты одиннадцать он вошел в комнату с уже подготовленным стаканом красного вина, в котором был растворен порошок опия. После того как пациент выпил зелье, Крузе взял его за запястье и внимательно нащупал пульс.

– Идемте, – шепотом сказал врач. – Надо успеть, пока лекарство не начало действовать.

Честно говоря, Орлов уже почувствовал звон в голове, но еще мог ходить и рассуждать здраво. В обнимку с Крузе они покинули укрытие за ширмами, миновали столовую второго этажа и, выйдя в ореховый коридор, свернули в спальню. По дороге заговорщики никого не встретили. Стоял теплый тихий вечер, и все общество собралось в саду. Оттуда долетала музыка, слышался приглушенный смех. Великий князь пилил на скрипке. Дамы играли в волан.

В спальне Крузе подвел Алехана к камину, нащупал какой-то рычаг за тяжелой оконной портьерой, и резная дубовая панель у самой кровати отъехала в сторону, открыв узкий черный проем, за которым виднелись ступени.

– Смелее, молодой человек, – подбодрил доктор. – Это путь в преисподнюю.

Он, как всегда, шутил. Алехан сделал несколько шагов, на него повеяло холодом. Белые каменные ступеньки были хорошо видны в темноте. Они казались тонкими, как бумага, источенные временем и сотнями ног посвященных.

– Да-с, мой друг, – шептал Крузе у Алексея за плечом. – Это одна из самых старых посвятительных камер в Петербурге. Дом построен на месте древнего капища финских колдунов. В соседней комнате сохранились остатки их каменного круга…

Голос доктора плыл и исчезал куда-то, точно через уши Алексея протянули ватный жгут. Перед глазами тоже все плыло. Орлов споткнулся, но врач удержал его за локоть.

– Этой посвятительной камерой пользовался еще Петр Великий. Оцените торжественность момента! Он был первым, кто основал в вашей стране ложи вольных каменщиков. Может быть, чуть в большем числе, чем нужно аборигенам…

Помещение, куда они спустились, выглядело очень скромным. Судя по царившей сырости, это был подвал. Грунтовые воды постоянно подтапливали его, и Алехан ощутил, как покрытые плесенью камни скользят у него под ногами.

Как только они оказались здесь, доктор затеплил свечу, видимо, перестав опасаться, что ее огонек будет замечен сверху.

Подвал состоял всего из двух комнат. Первая – куда вела лестница – крошечная, с низким потолком и теснящими гостя стенами. Невысокий Крузе с трудом стоял в ней выпрямившись, а рослому Алехану пришлось согнуться в три погибели. Справа от них помещался стол с песочными часами, косой и жутковато оскаленным черепом, на котором еще кое-где виднелись отвратительные куски гниющей плоти.

Алексей поморщился.

– Не бойтесь! – Хлопнул его по плечу Крузе. – Это всего лишь муляж. Из воска.

Недоверчивый гвардеец ткнул череп пальцем в глаз.

– Действительно воск.

– Это камера ожиданий. Идемте дальше, – доктор нетерпеливо подтолкнул Орлова в спину.

Вторая комната казалась громадной. Она-то и занимала весь остальной подвал. Низкий сводчатый потолок и просторные крылья, отгороженные приземистой колоннадой из каменных глыб, создавали удивительную акустику. Каждый шаг звонко отдавался в голове, точно по полу цокали копытцами. Он звучал и внутри Алексея, и откуда-то со стороны.

– Страшновато? – поеживаясь, спросил врач.

Алехан пожал плечами. Опий начал действовать, и Орлова охватило сонное равнодушие. Свечи в руке Крузе не хватало, чтоб озарить весь подвал. Стены терялись в темноте, от чего помещение казалось непомерно большим. В центре на расписном шелковом ковре, украшенном циркулями и наугольниками, стоял дубовый гроб. Когда-то он был весьма крепким, но обветшал и рассохся. Алехан подумал, сколько покойников опускали в него со времен царя Петра Алексеевича, и ему сделалось муторно на душе.

– А почему сюда нельзя положить восковую куклу? – осведомился он, перешагивая через край и устраиваясь на пыльных, траченых молью подушках.

– Череп в камере ожиданий нужен для размышлений о тщете сущего, – пояснил доктор, заглядывая в гроб сверху вниз. – Вам удобно, голубчик?

Орлов попытался вытянуть ноги. К его удивлению это удалось. Не с самого ли императора снимали мерку для гроба?

– А для церемонии нужен настоящий покойник, – продолжал зудеть немец. – Там все настоящее: и шпаги, и ножи, и кровь.

«Какая кровь?» – хотел спросить Алексей, но он уже засыпал. Стенки гроба стали стенами бездонного колодца, в который Орлов падал спиной вниз. Последнее, что он видел, оскаленные черепа четырех скелетов с подсвечниками в руках. Они салютовали ему, жидким светом заливая последний путь: все глубже и глубже, к центру земли…

Алексея разбудила песня. Тихая, но ритмичная, она сочилась откуда-то сверху в такт шагам спускавшихся по лестнице людей.

 
Страшитесь вы, исчадья ночи!
Мы изгонять явились вас.
Мы смело вам заглянем в очи…
 

«А если надо, двинем в глаз», – живо досочинил Алехан. Им овладело безудержное веселье. Он лежал в гробу, к которому с серьезными минами двигалась целая вереница идиотов, вообразивших себя магами, наследниками вековой мудрости чухонских колдунов!

 
Страшитесь вы, исчадья ночи!
 

«Сейчас обмочусь от ужаса» – Алехан разлепил глаза. Из темной подвальной залы ему хорошо была видна передняя, освещенная множеством свечей. В ней толпилась куча народу. Все пришедшие приветствовали неофита и просачивались во второе помещение, где стоял гроб.

Их голоса показались Алехану странно знакомыми. Постоишь в дворцовом карауле, привыкнешь узнавать важных господ по окрику. Орлов прищурился, стараясь рассмотреть присутствующих. Сделать это было тем легче, что гроб оставался неосвещенным, а каждый из прибывших держал в руке по зажженной свече.

Одеты они были чудно. Поверх расшитых золотом камзолов красовались смешные бабьи передники из белого атласа, расшитые циркулями. За поясом торчали такие же белые рукавицы. Сзади спускались плащи до пят, а через плечо были перекинуты голубые муаровые ленты с вышитыми цветами акации.

– Ну-с, господа. Надеюсь, нам ничто не помешает, – сказал рослый красивый мужчина, в котором Алехан не без удивления узнал Романа Воронцова, брата канцлера. Все считали его шалопаем, прожигающим жизнь в кутежах с бабами. Кто бы мог подумать, что он затешется в тайное общество! Где, кажется, играет не последнюю роль.

– Н-не б-бойся, Л-ларионыч, – отозвался другой брат, весь закутанный в алую мантию. – М-мои люди с-стоят по всему п-периметру п-парка. М-мышь не проскочит.

К своему ужасу Орлов узнал в заике Александра Шувалова, начальника Тайной канцелярии.

«Куда я попал? – в панике подумал Алексей. – Эдак сюда явится сама императрица и заскачет на метле!»

Императрица не явилась, зато ее изящный фаворит Иван Шувалов в чудной шляпе с высокой тульей и голубой муаровой накидке с наугольниками шествовал впереди неофита, неуверенно сходившего по лестнице.

Достаточно было взглянуть на журавлиные ноги посвящаемого, чтобы понять, кто это. Великий князь Петр Федорович, наследник престола, хватался за стены камеры ожидания растопыренными руками и тыкался, как слепой щенок из угла в угол. У него были завязаны глаза.

– Возлюбленный брат, – строго обратился к нему Шувалов. – Снимите вашу одежду и обувь и оставьте их на пороге в знак того, что вы отрекаетесь от всего земного и вступаете под наш кров таким же чистым, каким были в утробе матери.

Великий князь стал поспешно срывать камзол. Руки у него дрожали. Несколько пуговиц оторвались и со стуком покатились по полу.

– Вам завязали глаза, – продолжал Шувалов, – в знак того, что вы еще слепы, как новорожденный, для истинной жизни и не можете отличить добро от зла. В этой храмине вам предстоит пробыть некоторое время, готовясь ко второму рождению.

С этими словами Шувалов захлопнул дверь, оставив неофита в полной темноте. Через несколько секунд из-за стены раздались жалобные стоны и царапанье.

– Ничтожество, – сказал стоявший возле Романа Воронцова человек. Ростом он был пониже, а боками покруглее, но сходство между братьями проявлялось даже в интонации. – Какого государя мы всклепываем себе на голову!

– Крепитесь, друг мой, – возразил ему крупный лысый человек без парика. – Орден знавал разных государей и удерживался при всех. Даже когда наши братья по одиночке становились жертвами их гнева, само братство не страдало. Необходимо обезопасить себя и на этот раз.

– Петр Иванович! – вспылил канцлер. – Я не хуже вашего знаю, что головы указали на наследника, как на следующего императора. Но смею заметить, их слова были очень противоречивы. Они много твердили о женщине. Кто она? Мы должны это знать.

– Спокойнее. Спокойнее, – потребовал Роман Воронцов. К глубокому удивлению Алексея, человека, которого при дворе почти не замечали, здесь слушались беспрекословно. – На днях охота в Гостилицах у Разумовского. Если надо, второй претендент будет устранен. Братство связало свою судьбу с судьбой Петра Федоровича. Каким бы шутом он ни был. Государь-наследник в душе дитя. К тому же законченный алкоголик. Управлять им не сложно.

– При п-пмощи в-вашей дочери Елизаветы? – съязвил Александр Шувалов.

– А вы сожалеете, что это не в-ваша п-племянница? – передразнил «инквизитора» канцлер.

– Тише, тише, господа. Неофит может услышать, – унимал их кроткий фаворит.

– Здесь стены хоть из пушки стреляй, – рассмеялся Петр Шувалов. – При батюшке Петре Алексеевиче тут людей допрашивали, а не только в степени посвящали.

Все поморщились. В это время до собравшихся из камеры ожиданий явственно донесся тоненький плач. Великий князь в темноте и тесноте был близок к истерике.

– Впустите его, Иван Иванович, – сказал старший Воронцов. – А то он последнего рассудка лишится.

Фаворит распахнул дверь. Петр Федорович вывалился из-за нее, как ватная кукла. Его длинная неуклюжая фигура раскачивалась из стороны в сторону. Собравшиеся подхватили царевича под руки.

– А ведь его еще в гроб класть, – вздохнул Александр Воронцов. – Может, как-нибудь без этого обойдемся? Боюсь обгадит святыню.

Между тем неофита поставили на одно колено перед Романом Воронцовым, и тот, назвавшись великим мастером, произнес витиеватую речь о небесных карах, которые постигают нечестивцев, разболтавших тайны ордена.

После чего брат Устрашитель, им-то и оказался бедняга Крузе, подал великому мастеру некий предмет, который Алехан не мог рассмотреть, но который они между собой именовали «печать молчания». Вероятно, ее перед употреблением раскалили на свече, потому что, когда металл слегка коснулся уст посвящаемого, великий князь заверещал, точно ему на лоб поставили тавро.

– Он ведет себя просто неприлично, – театральным шепотом сказал кто-то.

– Точно так же он вел себя во время принятия православия, – отозвался другой брат, тоже не узнанный Алексеем. – Прыгал от святой воды по всей церкви, как будто в нем бес сидит.

– А может, верно? – робко предположил третий.

– Да нет. П-просто д-дурак, – вмешался в разговор Александр Шувалов.

– И что мы с ним будем делать?

– Б-бог не без м-милости.

Алексей то уходил в сон, то просыпался. В подвале было слишком холодно и шумно, чтобы он мог надолго забыться. От чада свечей и людского дыхания сделалось душно.

Наследник, не терпевший тесноты и закрытых помещений, был близок к обмороку.

– Обнажите грудь, – приказал ему Роман Воронцов.

Плохо соображая, что делает, великий князь повиновался. Он снял рубашку, и брат Устрашитель принес огромный золотой циркуль, раскрытый на шестьдесят градусов.

Крузе осторожно наколол им грудь неофита выше сосков. Брызнула кровь.

– София Премудрая пусть внесет Чашу, – провозгласил великий мастер.

Это было эффектное зрелище. По удивленным лицам собравшихся Алексей понял, что они такого не ожидали. Дева, закутанная в белое, несла на вытянутых руках золотой сосуд. По слабому стону неофита: «Лиза», – стало ясно, что великий князь узнал свою любовницу Елизавету Воронцову. Как ему это удалось с завязанными глазами, бог весть. Может, ткань не была столь уж плотной?