Текст книги "Русский царь Иосиф Сталин, или Да здравствует Грузия!"

О жизни выдающегося флотоводца Николая Герасимович Кузнецова «БСЭ» рассказывает примитивно; впрочем, как и книги тех советских лет. Сомневаюсь, что и сейчас о нем рассказано все.

Его жизнь можно вкратце разложить по периодам. Первый: становление будущего флотоводца и начало его флотского пути, курсантские годы, работа в Испании, затем служба на Тихоокеанском флоте. Второй: пребывание в должности наркома Военно-Морского флота с 1939 по 1941 год. Третий: деятельность на посту руководителя ВМФ в период войны. Становление его как зрелого государственного деятеля, сформировавшегося флотоводца со своими концептуальными и системными взглядами на роль развития флота и его места в политической системе страны и Вооруженных Сил. Четвертый: с 1946 по 1951 год – говорит о решении им проблем послевоенного кораблестроения, а также изобилует желанием многих армейских военных руководителей отодвинуть его из ближнего круга общения с главой государства по вопросам организации флота и управления его силами. В результате нападок со стороны этих лиц Главнокомандующий Военно-Морскими Силами был освобожден от занимаемой должности и привлечен к «суду чести». Затем материалы суда были переданы в суд Военной коллегии СССР, которая под председательством Маршала Советского Союза Леонида Александровича Говорова постановила ходатайствовать перед правительством СССР о понижении Николая Герасимовича на три ранга в воинском звании до контр-адмирала. Пятый период иначе как расправой над выдающимся флотоводцем России XX века не назовешь. Период этот охватывает 1951—56 годы.

В 1951 году судьба вновь вернула его на круги своя. Сталин, понимая необходимость и сложность идеи создания «большого флота» с ядерным оснащением, возвращает Николая Герасимовича на должность Военно-Морского министра. Вождь в полной мере осознает, насколько во главе строящегося нового флота ему необходим человек прогрессивный, независимый, государственного масштаба и кругозора. Человек, глубоко понимающий особое значение флота в истории нашей страны, способный отстаивать интересы боевой готовности вверенного флота.

11 мая 1953 года Н. Г. Кузнецов уже к этому времени получивший воинские звания вице-адмирал, адмирал, восстанавливается в прежнем звании адмирал флота. А 3 марта 1955 года в это военно-морское звание вносится поправка: оно стало именоваться Адмирал Флота Советского Союза. Николаю Герасимовичу вручаются Маршальские знаки отличия – «Маршальская звезда» и Грамота Президиума Верховного Совета СССР о восстановлении (присвоении) его в военно-морском звании Адмирал Флота Советского Союза. Естественно, после такого внимания со стороны руководства страной Николай Герасимович с большой энергией и воодушевлением берется за работу с целью создания сбалансированного военно-морского флота. Он убеждает руководство ЦК партии и правительства в необходимости установки на надводные корабли и береговые части Черноморского флота первых образцов ракетного оружия, оснащения одной из больших дизельных подлодок баллистическими ракетами, начала работ по созданию в СССР первой атомной подводной лодки.

Но его энергичные действия столкнулись с непониманием проблем флота новым руководителем партии и страны Хрущевым, только-только пришедшим к власти. Кузнецов неоднократно высказывал тому свое негодование безответственным отношением Первого секретаря ЦК КПСС к флоту. Не добившись позитивных сдвигов, он подает рапорт с просьбой освободить его от должности Главнокомандующего ВМС – Первого заместителя министра обороны СССР. И обращается в ЦК КПСС о выводе его из его состава.

Эти обращения вызвали негодование в руководстве Центрального Комитета и… глубокое удовлетворение у министра обороны СССР Маршала Советского Союза Жукова, всегда питавшего особое презрение и ненависть к флоту и, в частности, к Николаю Герасимовичу.

Все это вызвало серьезное заболевание у Кузнецова и он оказался на госпитальной койке.

Но предлогом для окончательной расправы над Адмиралом Флота Советского Союза Кузнецовым становится катастрофа линкора «Новороссийск» в Севастополе, происшедшая 25 октября 1955 года. В возрасте 51 года Николай Герасимович был понижен в воинском звании до вице-адмирала и уволен из Вооруженных Сил без права на восстановление.

После этих событий начинается шестой период в его жизни: деятельность при нахождении в отставке. Это – работа над переводами, очерками, книгами, переписка с сослуживцами, адмиралами В. А. Алафузовым, Ю. А. Пантелеевым, Л. А. Владимирским, И. С. Исаковым и др., его письма в ЦК КПСС и правительство, обращения бывших сослуживцев и военных моряков с просьбой восстановить справедливость.

Справедливость действительно восторжествовала, но пришла она после кончины великого русского флотоводца – в 1988 году Указом Президиума Верховного Совета СССР, подписанного его председателем известным советским дипломатом Андреем Андреевичем Громыко, Николай Герасимович Кузнецов был восстановлен в высоком звании Адмирал Флота

Советского Союза. Его имя присвоено основанной Петром Великим Военно-морской академии в городе Санкт-Петербурге и тяжелому атомному авианесущему крейсеру Северного флота.

В июле 1997 года в Москве был создан Общественный Фонд Памяти Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова, президентом которого единогласно избрали Владимира Николаевича Кузнецова, младшего сына Николая Герасимовича и Веры Николаевны.

В нашей стране в XX веке было немало заслуживающих внимания флотоводцев. Но, пожалуй, только Николай Герасимович Кузнецов достоин того, чтобы его имя стало в один ряд с именами блестящих русских адмиралов: Петром (Романовым) Великим, Федором Матвеевичем Апраксиным, отцом и сыном Самуилом (Сэмюэлем) Карловичем и Алексеем Самуиловичем Грейгами, Федором Федоровичем Ушаковым, Павлом Степановичем Нахимовым, Владимиром Алексеевичем Корниловым, Иваном Константиновичем Григоровичем, Л. Ливеном, Николаем Оттовичем Эссеном, Александром Васильевичем Колчаком…

Рассказывают, будто близкие Жукову люди говорили, что тот был доверчивым и даже сентиментальным. Возможно, это и так. Ведь он демонстративно плакал не только в новогоднюю ночь, но и на Киевском вокзале в канун войны.

Известно и то, что рейхсфюрер СС Гиммлер как-то посетил концентрационный лагерь Бухенвальд и после увиденного свалился без сознания. Надо полагать, тоже был сентиментальным.

У Гиммлера и у советского палача Жукова было слишком нежное сердце.

Но не был Жуков добреньким и сентиментальным, когда устраивал кровавые расправы над полковниками, генералами и адмиралами, когда шашкой рубил в гражданскую войну русских мужиков на полях России, когда подписывал приказы о массовых расстрелах советских людей и изгнании их с насиженных земель.

Многие говорят, что он обладал огромной силой воли. Восхищаются даже тем, что громко орал и, не раздумывая, бил физиономии подчиненным. Но восхищаются те, кто не попадал под его яростный кулак.

Даже по происшествии десятилетий после его смерти восхищаются…

А вот тот, перед кем он сам преклонялся до 1953 года – Сталин – ни на кого не кричал, по физиономии никому не давал, добреньким дяденькой, правда, не выглядел, но и сопливо плачущим тоже его никто никогда не видал…

Штрихи к жизнеописанию «великого» полководца добавили две встречи с простыми солдатами Второй мировой войны, поделившимися со мной тщательно хранимыми долгие годы воспоминаниями. Первый– сержант Иван Черный, прошел всю войну и чудом уцелел, имел две медали: «За оборону Севастополя» и «За победу над Германией». На первой изображен солдат в каске и матрос в бескозырке. На второй профиль вождя, смотрящего на Запад. Второй солдат– сержант Иван Кузнецов – моложе его, был призван в 1944 году, но имел медалей больше: «За победу над Германией», «За взятие Будапешта», «За боевые заслуги».

Первый демобилизовался в 1946-м, второй – в 1954-м.

Первый после демобилизации ехал из Германии и попросил солдата-шофера подвезти его до станции. По дороге остановились, разговорились, выпили. И шофер настолько захмелел, что во время движения заснул за рулем, машина стала вилять и, чтобы она не свалилась в кювет, Иван вывернул руль и– надо же такому случиться, – стала поперек проезжей части. К тому же в баке закончился бензин и «захар» (ЗИС-105) ни с места. У Ивана еще болела рана, полученная в последние дни войны и сил столкнуть машину на обочину не хватило. Он взял вещмешок, скатку шинели и пошел вдоль дороги в сторону предполагаемой станции. Но не успел сделать и десятка шагов, как перед ним появился легковой ЗИС, из которого выскочил офицер, и, напирая, нещадно выматерил за то, что тот бросил машину, пригрозив, что если не уберет, то его расстреляет. Сержант пытался сказать, что это не его машина, но вдруг из легкового автомобиля вышел человек в форме с маршальскими погонами и широкими красными лампасами на галифе, заправленных в начищенные хромовые сапоги.

Иван узнал человека с портретов, в сознании пронеслась: Жуков. И тут же крепкий кулак обрушился ему на переносицу. Словно во сне он видел как над ним мелькнули ноги маршала, но несколько ударов в область живота отключили его сознание. Очнулся Иван в камере. Через некоторое время за ним зашли сержант с пистолетом и боец с автоматом. Они ввели его в какое-то помещение, где ему было зачитано решение трибунала. Иван запомнил только слова: за дерзость, пререкания и не выполнение приказа– 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах.

После зачитки приговора к офицеру трибунала подошел какой-то лейтенант и сказал, что транспорта нет и что если товарищ майор не возражает, то осужденного можно отправить в штабном автобусе. В автобус Ивана ввели в сопровождении все тех же красноармейца-автоматчика и сержанта. Впереди сели майор, два каких-то лейтенанта и два заседателя-сержанта, а за рулем– пожилой старшина. Автобус тронулся. Проехав несколько километров, Иван увидел в окно надпись на щите: «Объезд, заминировано».

Старшина-шофер свернул на объездную дорогу и… дальше Иван не мог ничего вспомнить. Вместо сидевших впереди людей и водителя он увидел огромную оранжевую вспышку. Казалось, она доставала до неба.

Когда сержант пришел в себя и открыл глаза, увидел что лежит на поросшем мелким кустарником пригорке. Недалеко виднелась глубокая воронка, а там, где был щит с надписью, валялось переднее колесо от автобуса. Иван, до этого никогда не веривший в Бога, неумело перекрестился правой рукой, встал, сильно ломило спину, вещмешка не было, и, удивительное дело, сам того не зная он стал что-то искать, пока не увидел планшет. Раскрыв его, он обнаружил какие-то бумаги, красноармейскую книжку и две выписки. Одна гласила о том, что он Иван Черный, демобилизован в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР. Вторая выписка гласила о том, что ему впаяли 10 лет. Иван снова перекрестился, изорвал ее в мелкие клочья, затем, бросив на землю, зло растер сапогом. И с облегченной душой пошел на станцию.

Через несколько дней он приехал к своим родным в деревню Дуванкой, что под Севастополем. А вскоре женился на вдове погибшего солдата Клавдии Брюхановой. Которая была родной сестрой другого солдата – сержанта Ивана Кузнецова.

Этот Иван, призванный как и все ребята 1927 года рождения в 1944 году, продолжал несение действительной военной службы вплоть до 1954 года. Т. е., когда полноценно можно было сменить личный состав Советской армии.

Служба его после завершения войны проходила в городе Балта в Молдавии. Иван был командиром артиллерийского взвода, а значит, состоял на офицерской должности. Однажды довольно морозным зимним днем он заступил начальником караула; вместе с ним в этом наряде был весь его взвод. К ночи он почувствовал озноб и вдруг дикая боль пронзила его шею ниже затылка.

Он расстегнул воротник гимнастерки, взглянул в зеркало и увидел, что белый подворотничок окровавлен. Пальцем он нащупал болевшее место и понял: чирей. По всему чувствовалось, что температура поднимается, но Иван решил в медсанчасть до утра не обращаться. К тому же там уже никого и не было. Чтобы облегчить боль, он оставил воротничок гимнастерки расстегнутым.

Около трех часов ночи ему пришла мысль проверить несение наряда. Только он об этом подумал, как внезапно отворилась дверь караульного помещения и перед глазами Ивана оказался коренастый с бычьей головой командующий войсками Одесского военного округа Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Первой фразой его было: «Ты что, мудак, так встречаешь маршала с расстегнутым воротником?», затем перед глазами мелькнул маршальский кулак. В одно мгновение Иван натренированной рукой поймал его руку, но приема не провел, а лишь с силой остановил удар. На какое-то мгновение маршал как бы растерялся, но затем, повернувшись к сопровождавшему его генерал-полковнику В. Н. Кончицу, гаркнул: «Посадить его на 20 суток!» Генерал, очевидно успел рассмотреть что на шее у сержанта кровавит фурункул, и попытался объяснить ситуацию, но маршал не захотел слушать и рявкнул: «Кончиц, еще одно слово, и будешь сидеть на губе с этим дураком!»

…Иван пришел в себя только после того как в караульном помещении никого не осталось. Буквально через минуту-другую дверь отворилась и вошел командир полка. Откуда он мог оказаться здесь среди ночи, Иван не успел подумать. Командир артполка был в кителе, с которого были сорваны оба погона. Полковник все пытался броситься на сержанта с хриплыми криками, дескать, я тебя, сука, сгною… за то что не встретил маршала как следует…

Иван не стерпел. Напряжение последних минут вывело его из себя и тренированным приемом он буквально швырнул полковника в дверь. Очевидно, боль отрезвила сознание офицера и он уже спокойней сказал: «Сержант Кузнецов, я должен тебя отправить на гауптвахту». А после совсем миролюбиво добавил: «Ерунда все это, сержант, тебе 20 суток. А меня без пенсии из армии. Хорошо что хоть не в тюрьму».

В 1954 году сержант Кузнецов уехал в Дуванкой под Севастополь. И после дружной семейной попойки по случаю возвращения второго, сержанты Советской армии, исполнившие священный долг перед Родиной, вдруг выяснили, что они – крестники главного и единственного победителя в войне Маршала Советского Союза Жукова…

4

Повезло ли этим двум солдатам Второй мировой войны, сержантам Ивану Черному и Ивану Кузнецову? Наверное, да. Ибо дальнейшая их жизнь, невзирая на общие трудности в стране, была хорошей, и их окружали крепкие, знающие толк в жизни русские люди.

А вот повезло ли тем, кто через девять лет после окончания войны оказался в ядерном пекле Тоцкого полигона?

В нашей стране с царских времен сохранились два старейших издания: «Морской сборник» и «Вокруг света». Первый родился в марте 1848 года; в 2000 году был выпущен майский номер (редактор капитан 1-го ранга А. Г. Веледеев). На обложке журнала ВМФ России на фоне остовов пылающего города, надо полагать, Берлина, изображена фигура Маршала Советского Союза Жукова, портрет работы Константина Васильева. Наброшенная на правое плечо шинель словно отлита из холодной стали. Тускло светятся на груди Жукова золотом, платиной и бриллиантами ордена, которые он любил себе цеплять как на войне, так и после нее. За спиной Жукова идет масса советских солдат в касках, лиц их не различить. Это призраки, сгоревшие в чудовищном огне войны, ходом которой руководил этот полководец. Его взор затуманен, он смотрит вперед, ему и дела нет до миллионов и миллионов погибших солдат… Страшно думать, что в нашей стране даже находились те, кто хотел бы возвести его в статус святого… как это сделали с русским адмиралом Федором Федоровичем Ушаковым, человеком, достойным этого божественного звания.

После смерти Сталина этот человек стал полностью неподконтрольным, его заели амбиции, подогревая возникшее вдруг огромное желание управлять имеющимся в стране атомным оружием.

И здесь следует вернуться к предыдущим событиям.

Будучи в канун нашествия Гитлера начальником Генштаба Жуков все же не был допущен в святая святых– в тайно разработанные планы об освободительном походе в Европу. Из военных в это были посвящены лишь три человека: Шапошников, Тимошенко и Ватутин.

Но у Жукова было достаточно общения в высшей среде, чтобы додуматься, что готовится что-то поистине невероятное, причем судьба мира, как он понял, решается в обход его. Занимая высокий пост в армии, он поручил одному из своих офицеров-операторов подготовить соображения по поводу ведения войны с фашистской Германией. Где сообщил о тех сведениях, о которых в повествовании указано выше. Эти «Соображения…» за его подписью, оказались в… Берлине, где прекрасно поняли, о чем их предупреждает начальник Генштаба СССР… Это явилось окончательной каплей для принятия Гитлером решения об устранении большевистской угрозы, исходящей от Советского Союза.

Известно, что на последнем этапе войны недалеко от Сан-Франциско прошла, казалось бы, второстепенная конференция по завершению Второй мировой войны, в которой участвовали две делегации: Советского Союза и США; негласно этой конференцией руководил товарищ Сталин.

И чтобы там ни говорили или ни писали историки, ссылаясь на архивные документы МИДа СССР и ЦК КПСС, ясно одно: Сталин придавал этой конференции гораздо больше внимания, чем тем, которые были в Тегеране, в Крыму, а потом в Потсдаме.

Конференция, состоявшаяся в Сан-Франциско, выполняла волю советского вождя через его властный нажим на финансово-промышленные круги США, в частности, старейшую организацию– Орден, штаб которой находится на Бродвее, 120 в городе Нью-Йорк. В Думбартоне вблизи Сан-Франциско была достигнута твердая договоренность. Такая, о которой не напишет ни один историк. На протяжении вот уже стольких лет XX столетия Япония предъявляет нам, Советскому Союзу, претензии о том, что ей принадлежат Курильская гряда, Сахалин, Камчатка и практически весь Дальний Восток. Чтобы утихомирить желание самураев, Сталин решил использовать катастрофу американского флота, разгромленного японской авиацией в Перл-Харборе в 1941 году. Боль за гибель национальной гордости – флот– у американцев еще была свежей. Но не месть была главной в этой расчетливо составленой гениальным умом партии…

Орден в нарушение договора, прекратившего свое существование, продолжал эксплуатировать богатейшую русскую территорию – Аляску– в своих корыстных целях. Для Ордена потерять такой лакомый кусок, конечно, было немыслимо. И советский вождь, воспользовавшись этим, поставил господам с Бродвея, 120 условие: вы завершаете разработку атомного оружия, так называемый «Аломогордский проект». По окончании работ, а возможно и раньше, в целях дальнейшего моего молчания об Аляске следует нанести атомный удар Японии, предупреждая ее захватнические интересы и т. д.

Что, – согласно воле Сталина! – и было осуществлено 6 и 9 августа 1945 года при бомбардировке японских городов Хиросима и Нагасаки.

…Сталин и Жуков, безусловно, разные люди. Правда, родившиеся в одном месяце: Жуков – 1 декабря, Сталин – 18 декабря (по некоторым сведениям 21 декабря). У них было совершенно противоположное мнение о событиях, происходящих на нашей планете, и также разные мотивы к применению нового оружия.

Жуков, оказавшись на вершине военной власти, вел себя практически бесконтрольно. Об этом свидетельствует и такой факт. Второго по значимости при Сталине человека в стране и, между прочим, своего личного друга Лаврентия Берию Жуков собственноручно застрелил при аресте. А под суд председателя военного трибунала, возглавляемого Маршалом Советского Союза Иваном Степановичем Коневым пошел… двойник. Суд был закрытый, формальный и уже потом появится ряд так называемых эксклюзивных исследований на эту тему, еще более скрывших суть того, что случилось в 1953 году с Лаврентием Павловичем…

Обстановка, которая сложилась в стране после ухода вождя из жизни, стала еще более накаленной. Началась подковерная война не на жизнь, а на смерть с целью захвата власти. Фактически в стране не было первого лица, имеющего юридический статус главы партии и государства. Самым сильным в этой схватке был Маршал Советского Союза Лаврентий Павлович Берия. В своем успехе заполучить реальную власть он не сомневался. И, чтобы о нем ни говорили десятилетия спустя, что палач он и убийца, что организатор атомной промышленности в СССР или еще что, однако человек этот, заслуживший страшную славу, по количеству своих тяжких преступлений существенно отставал от своего лучшего друга Георгия Константиновича Жукова. И не сомневался в том, что тот надежный товарищ и вполне может занять достойное место, если он, Лаврентий Павлович, возглавит партию и страну.

Но события пошли по иному сценарию.

В аресте Берии, происходившим в Кремле перед началом заседания президиума ЦК КПСС, непосредственно участвовали Жуков, генералы Батицкий, Москаленко и Зуб. Когда Жуков сказал Берии пройти в соседнюю комнату, тот совершенно ничего не подозревая спокойно ответил: «Пойдем, Георгий».

А как только вошли они в комнату, кто-то из генералов тут же предложил срезать пуговицы с брюк Берии, полагая, что после этого тот не сможет убежать, так как будет держать брюки. Нелепица, конечно, ведь в смертельной ситуации наличие или отсутствие брюк волновать не будет.

Услышав это предложение, Жуков отреагировал по-своему, он вынул из кармана пистолет. «Лаврентий, ты опасен для власти. На троне есть только одно место. Ты сам говорил мне, Лаврентий, что в политике друзей не бывает…»– после этих слов Маршал Советского Союза Г. К. Жуков выстрелил в голову Лаврентию Берии.

Присутствующие при расправе генералы все сразу поняли, но шок не дал им произнести ни слова. А далее все говорили так, как им приказали, в том числе и чиновники из ЦК партии. За это они впоследствии получили свои награды: генералы Батицкий и Москаленко были удостоены званий Героя Советского Союза и Маршалов Советского Союза. Зуба, правда, обошли вниманием, но он все равно молчал из соображений безопасности.

После устранения Берии для граждан СССР и мировой общественности был разыгран спектакль с его арестом, следствием и судом, на котором судили двойника.

Устранив реального конкурента, Жуков ощутил себя властелином Советской державы и единственным монополистом атомного оружия, как инструмента международного шантажа. Вскоре он вызвал к себе в кабинет руководителя работ в этом направлении Игоря Васильевича Курчатова и приказал ему доставить все документы, касающиеся разработок. Курчатов, возмутившись, отказался выполнить требования. Присутствующий при разговоре советский физик Ландау с еврейской хитростью, легонечко толкнув Курчатова, сказал: «Товарищ Жуков, вы не поняли ответа товарища Курчатова. Мы принесем вам документы по этой тематике исследований».

Курчатов в недоумении покинул кабинет Жукова. Уже в машине Ландау все объяснил: «Надо дать Жукову все наши расчеты, он же безграмотный, ничего не поймет. Ведь он не закончил даже реального училища. Успокойся…»

Требуемые документы были доставлены. Жуков в присутствии двух физиков открыл многотомные расчеты и, перелистав несколько страниц, ничего не понял. Но на всякий случай сказал: «Вы мне за каждый шаг в подготовке атомных взрывов ответите!»

Ландау и Курчатов заверили «великого» полководца, что так и поступят.

Через некоторое время их вновь вызвали в ЦК партии, где объявили о необходимости провести реальное испытание атомного оружия в Советском Союзе, потому как якобы стране угрожает американский империализм, насадивший вокруг СССР и стран народной демократии свои атомные базы.

14 сентября 1954 года в 9 часов 53 минуты на Тоцком полигоне Южно-Уральского военного округа прогремел атомный взрыв. Тактические учения войск округа проводились под руководством Маршала Советского Союза Г. К. Жукова.

17 сентября 1954 года было передано сообщение ТАСС: «В соответствии с планами научно-исследовательских и экспериментальных работ в последние дни в Советском Союзе было проведено испытание одного из видов атомного оружия».

О том, что подготовкой и всей организацией ядерного взрыва руководил непосредственно Жуков, а его помощником и исполнителем являлся начальник Главного управления боевой и физической подготовки Министерства обороны СССР, впоследствии – первый заместитель главнокомандующего Сухопутными войсками Герой Советского Союза генерал армии Иван Ефимович Петров в печати не сообщалось. И. Е. Петров – бывший командующий Отдельной Приморской армии, оборонявшей Севастополь, 33-й армией Запфронта; командующий войсками 2-го Белорусского фронта, 4-го Украинского фронта и с апреля по июнь 1945 г. – начальник штаба войск 1-го украинского фронта; после войны с июля 1945 до перевода в Москву командовал войсками Туркестанского военного округа. После эксперимента в Тоцке, когда осознал, что же случилось, – 7 апреля 1958 года – покончил жизнь самоубийством.

Приоритет Советского Союза в ядерных технологиях был неоспорим. Весь советский народ, находившийся в каком-то ужасном заблуждении, гордился мощью невероятного оружия, которым оснащалась Советская армия. По мнению некоторых военачальников, Жуков совершил тем чудовищным испытанием революционный переворот в оперативной и боевой подготовке, проявив себя тем самым ни много ни мало как блестящий ученый и организатор нового направления в советской военной науке.

В чем смысл этого нового направления в военной науке, мы попробуем разобраться.

Главным в испытаниях было уничтожение подопытных животных, которыми стали советские солдаты и офицеры. Только личный состав насчитывал около 50 тысяч человек, средний возраст которых составлял 19–25 лет. Однако эти 48–50 тысяч человек были наступающей стороной. Тогда как оборону держали еще около 20 тысяч человек. Таким образом, всех участников атомного «сражения» насчитывалось почти 70 тысяч человек.

Согласно плану, оборонявшиеся должны были находиться в траншеях, по которым был нанесен ядерный удар… Можно представить, что от них осталось: пепел… пыль… воздух…

В наступление тут же были брошены наступающие соединения – те почти 50 тысяч; в воздух было поднято соединение из 150–160 истребителей, которые звеньями вошли в густой ядерный грибообразный столб.

Сомнительно, что эти истребители достигли эпицентра взрыва. Все эти люди, заведомо посланные на смерть, погибли.

Об этом «эксперименте», спустя десятилетия, 9 сентября 1989 года, написала военная газета «Красная звезда». Правда, о количестве участвовавших и погибших советских солдат и офицеров этот орган Министерства обороны СССР ни словом не обмолвился.

Может быть, когда-нибудь об этом чудовищном мгновенном уничтожении, убийстве тысяч крепких молодых мужчин говорил маршал Жуков? Объяснял кому-нибудь что произошло?

Была ли вообще необходимость устраивать подобные испытания в Тоцке в 1954 году? Ответ однозначный: нет. Доказательством этого служит хотя бы то, то сам Жуков, не разбирающийся в физических формулах, все-таки укрылся далеко, очень далеко и очень надежно от дьявольского атомного взрыва… Нам и сейчас пытаются доказать, что он любил солдат, любил участников войны, ну так он их любил, что сжег в войне их десятками миллионов, завершив свою «славную» карьеру последним гнусным подвигом: уничтожением в мирное время почти 70 тысяч человек…

Через годы многие из его лизоблюдов вспоминали, что руководитель учений Жуков поблагодарил всех участников за мастерство, стойкость и мужество…

Абсурд!

Слова о мужестве – не тем, кто двигался к ядерному пеклу, а находившимся от него на большом расстоянии. Многих из принимавших участие в том эксперименте, сразили чудовищные заболевания, известные как острая лучевая болезнь. Этих солдат и офицеров комиссовали из армии, чаще всего с диагнозом нейроциркуляторная дистония. Кстати, этот диагноз применялся и после катастрофы в Чернобыле. Врачам, занимавшимся обследованием зараженных, категорически запрещалось говорить истинное заболевание, и они обычно с удивлением констатировали: мол, дизентерия у вас или, на худой конец, холера… Последствия ядерного взрыва сказались на потенции многих уцелевших из находившихся на огромном расстоянии от эпицентра солдат и офицеров. Бесплодность стала обычным явлением. Количество людей, получивших острую лучевую болезнь, просто не поддается подсчету. Как и количество пострадавших. Ведь к ним следует отнести не только военных, но и… неизвестное количество так и не родившихся людей.

…любое сражение на войне ли, после нее ли, имеет человеческие жертвы, к которым надо отнести не только убитых, но и тех, кто не родится от них. Уверен: в сражении нельзя считать только боевые потери… А так как любая война, в том числе и испытание ядерного оружия, требует огромных человеческих ресурсов, врачей, медикаментов, продовольствия, которые поступают из тыла на фронт, тем самым обескровливается население, в стране, в тылу возникают голод, эпидемии и мор людей. Все вкупе и есть потери любой войны…

При Жукове и после его смерти никто так не додумался до того, чтобы найти жертв войны, жертв ядерных испытаний; никто не позаботился о том, чтобы павших похоронить по-христиански, как велит древний обычай. Одно только вызывало беспокойство и Жукова, и руководителей страны, и многих маршалов Советского Союза: как бы это подольше прожить в подмосковных поместьях да как себя, любимых, захоронить в Кремлевской стене, вблизи своего большевистско-еврейско-го идола, лежащего в Мавзолее… И как насмешка над павшими во Второй мировой войне и на Тоцком полигоне в мирное время, и над теми, кто нищенствовал в течение всего XX века, в Москве на Манежной площади установили памятник Палачу Советского Союза Георгию Константиновичу Жукову, восседающему на парадном жеребце Кумире. Монумент двумя кряжистыми бронзовыми задницами смотрит на Кремль и на усыпальницу Ленина.

…Моя последняя встреча с дважды Героем Советского Союза, Маршалом Советского Союза Иваном Христофоровичем Баграмяном состоялась незадолго до его кончины. Длилась она буквально полторы-две минуты. Он сказал лишь несколько слов: «Очень хорошо, что ты русский, а я армянин. Но очень плохо, что мы советские…»