Текст книги "Город богов"

– Приветствую тебя, Тимаука. Я привёл двух лошадей, как и обещал…

Папилоче приблизился к отцу и быстро вполголоса, дабы не услышал испанец, сообщил, что лошади и впрямь великолепны. Мало того, гость привёз с собой в дар отменную португальскую мадеру.

Кацик удивлённо поднял брови: он не ожидал такой почтительности от Мендосы и промолчал о своём желании получить ещё одну лошадь. Видимо, подумал про себя Тимаука, любовь испанца к его внучке столь велика, что за ценой он не постоит.

– Женщины в полном порядке, – поставил кацик в известность облегчённо вздохнувшего коменданта. – Надеюсь, молодую креолку не постигнет участь её матери…

Риккардо, наслышанный о родстве Джованны и Тимауки, поспешил заверить дедушку:

– Я люблю её, она ни в чём не будет нуждаться, а вы останетесь моими друзьями.

Старому индейцу понравился ответ испанца. В душе он порадовался, что дон Гарсия, презиравший индейцев и погубивший из ревности его дочь, мёртв. Зато внучка Джованна, воспитанная как истинная испанка и католичка, достанется человеку, уважающему его племя. Он жестом подозвал сына.

– Отведи испанца к ней. Пусть уходят с миром.

Папилоче кивком головы пригласил за собой Риккардо. Мужчины поспешили к хижине, стоявшей на отшибе селения, где содержались пленницы. Те же пребывали в отчаянии. Гаргулья, досточтимая Дельмира, непрестанно молилась. Кормилица пыталась успокоить и приободрить питомицу:

– Нас непременно спасут. Кто посмеет купить белых женщин? Ни один кацик не отважится! Значит, за нас потребуют выкуп.

– Но кто его заплатит? – усомнилась вторая дуэнья, донна Тереза, смахивая ладонью струившиеся по щекам слёзы. – Наш хозяин мёртв. Упокой Господь его душу!

При упоминании об отце Джованна разразилась рыданиями.

– Матерь Божья, – шёпотом взмолилась кормилица, – что с нами теперь будет?

Приблизившись к узилищу, зорко охраняемому тремя молодыми и крепкими гуарани, сын кацика коротко отдал им приказ. Один из стражников тотчас распахнул дверь хижины. Услышав голоса индейцев, доносившиеся снаружи, перепуганные женщины сбились в стайку. Первым вошёл Папилоче, окинул тяжёлым взглядом пленниц и бросил небрежно:

– За вас дали выкуп, так что здесь вы теперь никому не нужны.

Когда в дверном проёме возник Риккардо, Джованна, не веря своим глазам, вскрикнула. Комендант кинулся к ней.

– Сеньорита, успокойтесь! Все ваши злоключения позади. Позвольте позаботиться о вас.

Дуэньи и кормилица замерли, благоговейно глядя на своего спасителя. Растерянная и отчаявшаяся Джованна невольно протянула к нему руки.

– Риккардо, вас послал сюда Господь…

– И он тоже, сеньорита, можете не сомневаться, – ухмыльнувшись, подтвердил лукавый испанец и заключил девушку в объятия. Та доверчиво прильнула к его груди.

Женщины и Риккардо поспешно покинули селение гуарани. Неподалёку их ждала повозка. Мендоса помог разместиться в ней Джованне и служанкам, а сам сел на козлы. Длинным кнутом, которым обычно пользуются здешние энкомендеро, он со всего маху хлестнул бедное животное по спине. Рванув с места, дребезжащая телега покатилась по ухабам. Проехав около двух лье, она остановилась. К вознице почти вплотную приблизился невесть откуда появившийся Ансельмо.

– Как всё прошло, дон Риккардо?

– Гуарани ни о чём не догадываются. Женщины, как видишь, со мной.

Ансельмо слегка улыбнулся, зная, какой пылкой страстью пылает Мендоса к юной Джованне дель Гарсия. Теперь прелестница в его власти.

Заговорщики спокойно общались на родном испанском языке, не опасаясь, что кто-то их поймёт.

– Через пару часов дикари напьются до беспамятства. Надеюсь, amigo, ты знаешь, что делать, – многозначительно произнёс Мендоса.

– Разумеется, дон Риккардо. Кацик и его сын отправятся к своим языческим праотцам. Молодых мужчин и женщин мы пленим и доставим в условленное место, бандейранты останутся довольны. От стариков и детей, как от лишней обузы, я прикажу избавиться.

Мендоса одобрительно кивнул помощнику и тронул вожжи, к вечеру он рассчитывал достичь асьенды El Paraiso. Ансельмо провожал повозку завистливым взглядом, пока та не скрылась из вида в сельве.

– Надо полагать, дон Риккардо, что предстоящую ночь вы проведёте в объятиях прекрасной Джованны, – вслух произнёс кабальеро, а про себя подумал, что с удовольствием поменялся бы местами со своим патроном.

* * *

Повозка благополучно достигла асьенды. Прислуга, уже прослышавшая о гибели хозяина и о пленении индейцами молодой сеньориты, выбежала во двор, бурно радуясь спасению Джованны и горько оплакивая в то же время безвременно ушедшего в мир иной дона Гарсия.

В тот же вечер наследница огромного состояния выслушала страстные признания Риккардо и без излишних церемоний, несмотря на строгое воспитание в испанских традициях, возлегла с ним на ложе.

Наутро дуэньи, огорчённые и крайне обеспокоенные опрометчивым поступком своей питомицы, буквально набросились на Риккардо, когда тот наконец покинул любовное гнёздышко.

– Ах, это вы, сеньоры! Сегодня вы выглядите прекрасно… – Мендоса пребывал в чудесном настроении, так что даже Гаргулья показалась ему очаровательной женщиной.

– Дон Риккардо, мы благодарны вам за наше спасение и будем молить Господа, дабы он даровал вам долгие годы жизни, но… – Гаргулья взяла на себя смелость начать щекотливый разговор. – Поймите меня правильно, сеньор. Я опекала Джованну с её малых лет, заботилась о ней, как о собственной дочери. Мне очень жаль, что она…

– Нарушила вопросы чести, – закончил фразу Мендоса. – Простите великодушно меня, сеньора! Накануне произошло столько событий, что при всём желании я не успел обвенчаться с Джованной. Ведь я давно питаю к ней страстные чувства и потому, услышав о коварстве гуарани, предпринял всё возможное для вызволения её и вас из плена. Смею заверить вас, сеньоры, что наглые дикари понесли наказание и впредь никому не причинят вреда. Да упокоит Господь душу нашего многоуважаемого дона Алонзо… – Риккардо осенил себя крестным знамением.

Дуэньи прослезились и также принялись креститься.

– Но, дон Риккардо… – снова завелась Гаргулья.

– Да, сеньора, я понимаю, что вы хотите сказать. Я намерен тотчас обвенчаться с Джованной. Кажется, в асьенде был молодой викарий. Думаю, дон Гарсия, пребывая на небесах, простит нашу поспешность – таковы обстоятельства.

Дуэньи удовлетворённо переглянулись.

– Мы готовы служить вам, дон Риккардо, верой и правдой, – заверила коменданта Гаргулья.

Мендоса самодовольно улыбнулся, решив безотлагательно заняться осмотром теперь уже собственных владений.

Глава 8

В то время, как Риккардо Мендоса занимался «спасением» Джованны, корабль, на котором путешествовали иезуиты, бросил якорь в небольшой бухточке недалеко от Энкарнасьона. Ещё недавно именно в этом месте стояло судно Алонзо дель Гарсии «Viento de cola».

Иезуиты высадились на берег и, возблагодарив Господа за благополучное окончание длительного пути, отправились в крепость. Диего де Торрес рассчитывал на гостеприимство здешнего коменданта, тем более что он привёз ему послание от эмиссара. Но ни коменданта, ни его помощника Ансельмо Эрнандеса в крепости не оказалось. Правда, офицер, остававшийся здесь за старшего, распорядился, чтобы монахам предоставили достойный ночлег и ужин, – о влиянии и могуществе ордена иезуитов он был осведомлен не понаслышке.

Риккардо прибыл в крепость только через три дня. Всё это время он провёл в асьенде El Paraiso, щедро срывая цветы любви и наводя в имении свои порядки на правах законного супруга.

Приезд иезуитов немало изумил дона Мендосу. К тому времени уже вернулся Ансельмо Эрнандес и доложил, что кацик и его старший сын убиты, а все работоспособные молодые гуарани проданы бандейрантам. Индейцы, как и предполагал помощник, перепились мадеры, изрядно приправленной снотворным зельем, так что расправиться с ними не представляло никакого труда. Отчаянное сопротивление испанцам оказали только караульные, охранявшие подступы к деревне, но силы были слишком не равны.

Мендоса, довольный заключительным аккордом преступной операции якобы по спасению Джованны, полностью доверяя Эрнандесу, решил негласно передать ему управление Энкарнасьоном, чтобы самому сосредоточиться на приятном – любовных усладах и роли крупного землевладельца. В знак благодарности и расположения к своему помощнику комендант преподнёс ему золотой перстень с изумрудом, извлечённый из одного из бездонных сундуков покойного тестя, плюс обещанную тысячу реалов.

В честь скоропалительной женитьбы Риккардо подельники наполнили себе по бокалу хереса.

– В Энкарнасьон прибыли иезуиты, – сообщил Мендоса. – Что думаешь по этому поводу, Ансельмо?

Тот пожал плечами, сделав смачный глоток хереса.

– Против святой церкви, увы, не пойдёшь. Подозреваю, что со временем эти миссионеры создадут нам определённые проблемы. Тогда и будем их решать, дон Риккардо. А пока они освоятся в здешних местах да начнут строительство миссий, пройдёт немало времени. Полагаю, года три-четыре у нас в запасе есть, чтобы пополнить карманы португальскими реалами и эскудо.

– От иезуитов избавиться непросто, – задумчиво протянул Мендоса.

…На следующий день он принял в своём кабинете Диего де Торреса. Тот передал коменданту послание, в котором эмиссар просил оказывать миссионерам всяческую помощь. Для начала нужно было определиться с расположением миссий. Разумеется, де Торрес не знал здешних мест, и комендант с готовностью представил ему как консультанта и определил в помощники Ансельмо.

Хитроумный Эрнандес не торопился содействовать миссионерам. Около месяца они единственно, пожалуй, чем занимались, так это освоением языка гуарани. Наконец де Торрес вынужден был признать, что распоряжения начальства не всегда всесильны и следует действовать в обход их. Он преподнёс Ансельмо десять золотых арагонских флоринов[73]73
  Золотой арагонский флорин имитировал аналогичную флорентийскую монету и весил 3,5 грамма.


[Закрыть] – сумму, вполне достаточную для побуждения кабальеро к действию. После этого сразу была снаряжена экспедиция в сельву, чтобы определиться с выбором мест под обустройство будущих миссий. Диего де Торреса сопровождали несколько братьев, в том числе и Антонио Монтойя, который не забывал попутно вести свой дневник.

Эрнандес по согласованию с Мендосой увёл иезуитов в непроходимые дебри, как можно дальше от крепости. Однако эти девственные места приглянулись де Торресу, и он выбрал участки для трёх миссий, назвав их Хесус, Сантьяго и Сан-Космэ[74]74
  Ныне территория Аргентины.


[Закрыть]. Затем, переправившись со своей командой через Парану на плотах, Диего нашёл место для миссии Санта-Лоренция.

Де Торрес хранил в памяти легенду о Городе Богов, рассказанную ему ещё в Лиме Хосе де Акостой. Он, как и профессор, проникся уверенностью в существовании таинственного града и не терял надежды найти его в непроходимых дебрях сельвы. Потому экспедицию в удалённые районы Гуайро иезуит воспринял с энтузиазмом, который кабальеро Эрнандес принял попросу за фанатизм.

Дел по обустройству новых редукций накопилось невпроворот, тем не менее Фернандо Кастилья попросил позволить ему отправиться вверх по реке Паране и отыскать там миссию, основанную некогда Бласом Пересом Валера. Де Торрес был немало изумлён желанием молодого иезуита, но, поразмыслив, решил, что авантюрная затея Кастильи может обернуться пользой для ордена. К Фернандо присоединились ещё двое братьев, по происхождению француз и итальянец. Не мешкая, они на плоту отправились вверх по течению Параны.

* * *

Весна 1608 года, миссия доминиканцев в Сан-Паулу, Бразилия

Эстебан де Грандола, прецептор[75]75
  Фактически – руководитель.


[Закрыть] миссии доминиканцев, расположенной недалеко от Сан-Паулу, где прочно обосновались бандейранты, неспешно прохаживался по одной из увитых виноградными лозами галерей резиденции. Прецептора одолевали тяжёлые мысли… Несколько дней назад он получил эпистолию от своего верного человека, близкого к окружению понтифика Павла V. Соглядай сообщал, что новый Pontifex Maximus[76]76
  Верховный суверенный понтифик (лат.).


[Закрыть] симпатизирует иезуитам и намеревается подписать буллу, официально закрепляющую их права на землях Парагвая. Словом, Папа готов подтвердить независимый статус государства иезуитов.

Эстебан де Грандола считал, что новоявленное государство иезуитов значительно ослабит позиции ордена святого Доминика не только в Новом Свете, но неизбежно и в Европе. Истинный христианин в душе, он полагал, что все монашеские ордена равно созданы для служения Господу. Но каждый из них стремился к распространению именно своего влияния. Организация новых миссий и прецепторий – свидетельство возрастающего могущества ордена. А за влияние и власть приходится бороться.

Прецептор глубоко сожалел, что его орден потерял слишком много времени и сил, участвуя в инквизиционных процессах, не прекращавшихся в европейских католических державах. Тем временем иезуиты прочно обосновались на территории Аргентины, Перу, Мексики. И вот настал черёд Парагвая.

Прецептор не сомневался в способности иезуитов создать и укрепить редукции в девственной сельве, ибо не только наслышан был, но и сам мог привести сколько угодно свидетельств их упорства и умения вовлекать гуарани в христианскую веру. К глубокому огорчению Эстебана де Грандолы, орден святого Доминика так не преуспел.

Доминиканец теребил в руках дорогие нефритовые чётки, подаренные ему Бартоломео де Секейра, бандейрантом из Сан-Доминго, не раз посещавшим прецепторию. Всякий свой визит бандейра сопровождал щедрыми подношениями святой церкви.

* * *

Сесар Бенавенте, доверенное лицо прецептора, по сути, его глаза и уши на территории Бразилии, приближался к Сан-Паулу верхом на муле. Но прежде чем въехать в городские ворота, он завернул в придорожную харчевню, чтобы отдохнуть и утолить голод. Увидев монаха, облачённого в чёрную рясу бенедиктинца[77]77
  Бенедиктинцы – старейший католический монашеский орден, основанный святым Бенедиктом Нурсийским в VI веке. Термин «бенедиктинцы» иногда употребляют по отношению к другим монашеским орденам, использующим «Устав святого Бенедикта», например, камальдулам или цистерцианцам. О принадлежности к ордену свидетельствовал красный равноконечный крест, вышитый на капюшоне монашеского облачения.


[Закрыть], пожилой креол, встретил его с глубоким почтением. Несмотря на то что орден бенедиктинцев построил в здешних краях одну-единственную миссию, благодаря своему миролюбию и милосердию он неизменно пользовался особым доверием и уважением у католиков. Владелец харчевни приказал прислуге наилучшим образом обслужить почтенного гостя, пожелавшего откушать овощной суп с мясным фаршем и маленькими маисовыми клецками, смешанными с сыром.

– Чувствуется, святой отец, что вы прибыли издалека, – участливо молвил креол, дождавшись завершения монахом трапезы.

Тот согласно кивнул и сдержанно пояснил:

– Да, сын мой, я проповедовал на западных территориях.

– Неужто орден святого Бенедикта… – Хозяин взглядом указал на равноконечный крест, украшавший капюшон монаха. – Намеревается организовать в наших краях ещё одну миссию?

– Возможно, сын мой. На всё воля Господа, – коротко ответил Сесар и осенил себя крестным знамением.

Хозяин и присутствующие здесь в этот час, в основном, бандейранты также перекрестились.

– Благословите, святой отец, – попросил самый молодой из всех. Он приблизился к Сесару и опустился перед ним на колени.

– Как твоё имя? – поинтересовался самозваный бенедиктинец.

– Аугусто.

Сесар осенил бандейранта крестным знамением.

– Благословляю тебя, сын мой. Отпускаю все твои грехи.

Аугусто перехватил руку монаха и со страстью поцеловал.

– Чтите святую церковь, дети мои, ибо придёт час, и нам придётся защищать её! – неожиданно, возвысив голос, воскликнул доверенный прецептора.

Бандейранты и кабальерос насторожились.

– Что же ей угрожает, святой отец? – поинтересовался щегольски одетый молодой кобальеро.

По эспадрону[78]78
  Эспадрон (от итал. «эспада» – меч) – колюще-рубящее оружие из разряда лёгких мечей. Затачивается только нижний край, используется преимущественно как рубящее оружие. Идеально подходит для неопытных и плохо обученных войск.


[Закрыть] с изящным эфесом, а также богатым ножнам можно было смело предположить, что кабальеро, происходивший отнюдь не из бедной семьи, прибыл в Новый Свет совсем недавно. Возможно, его родня лишилась имущества или привилегий, попав в опалу к Филиппу III: король тщетно пытался распространить свою власть на Португалию. Бездарный правитель, он довёл Испанию до бедственного положения, при том что держава владела богатейшими территориями в Новом Свете. Филипп III окружил себя бездарными министрами. Так, безрассудно широкими полномочиями был наделён герцог де Лерма, человек ограниченных мыслительных способностей, зато амбициозный и крайне честолюбивый.

Унаследовав от отца государственный долг в сто сорок миллионов дукатов, Филипп III приумножил его. Золото и серебро, поставляемые колониями, не могли удовлетворить возрастающий аппетит мадридского двора. Народ нищал с каждым днём, налоги нещадно росли. Государство скатывалось в пропасть.

Последним ударом, окончательно подорвавшим экономику страны, стал королевский указ от 22 сентября 1609 года, изгонявший морисков[79]79
  Мориски – мусульмане мавританского происхождения, официально принявшие христианство.


[Закрыть] с территории Испании. К написанию высочайшего повеления приложил свою руку фанатичный архиепископ Рибера. В результате росчерком пера недальновидный король лишил свою страну полумиллиона трудолюбивого населения, вера которого была поставлена под сомнение полоумным служителем церкви.

Португалией формально управляли вице-короли, один за другим отправляемые в отставку по прихоти мадридского двора. Герцог де Лерма занимал этот пост два года, с 1598 года по 1600-й; его сменил маркиз Кастелло-Родригес, продержавшись у кормила власти три последующих года. Кратковременно в должности состоял епископ Альфонсо Кастелло-Бранко, родственник своего предшественника; за ним последовал Кристобаль де Мойра, и наконец череду бездарностей замкнул отличавшийся исключительным тугодумством вице-король – епископ Педро де Кастилья-Лейрия (1605–1608).

В Лиссабоне, измученном налогами и постоянной сменой власти, образовалась сильная оппозиция во главе с влиятельными португальскими грандами, которым претило испанское засилье. Слабохарактерный и трусливый Филипп III отчаянно боялся войны и не хотел кровопролития, и потому его дипломаты изо всех сил старались достичь компромисса с португальцами. Те, в свою очередь, не желали сдавать свои позиции и решительно отказывались признавать королём расточительного испанца, а правителем собственной страны – его очередного ставленника.

Недовольство испанской короной переполняло и жителей португальских колоний. Они вообще не признавали испанского короля, продолжая подчиняться своим эмиссарам, а в случае необходимости самостоятельно выбирали новых представителей власти.

Сесар Бенавенте был прекрасно осведомлён о положении дел в Испании, наслышан о ненависти португальцев к Филиппу III и симпатиях короля к ордену иезуитов. Этими сведениями он не преминул воспользоваться.

– Иезуиты, которым покровительствует ненавистный испанец, заполонили земли Гуайро, – с жаром продолжал святой отец. – Пройдёт несколько лет, и эти хищники доберутся до нас. Мадрид, можно не сомневаться, окажет им всякую помощь. Бразилия придёт в упадок. Королевское семейство высосет из нас все соки.

Бандейранты и кабальерос, услышав такие слова, возмущённо загалдели.

– Перерезать всех иезуитов! – выкрикнул Аугусто, которому монах только что отпустил грехи.

– Да здравствует Португалия! – возопили разгорячённые вином бандейранты. – Смерть Мадриду!

Сесар мысленно усмехнулся и отметил для себя: «Главное, найти нужные слова, тогда бандейранты ни перед чем не остановятся». Самозванец покинул гостеприимную харчевню и, взобравшись на мула, отправился в доминиканскую прецепторию, где его с нетерпением ожидал Эстебан де Грандола.

К вечеру Сан-Паулу гудел, как растревоженный улей. Никому не хотелось оказаться под пятой иезуитов и Филиппа III, тем более – какого-нибудь новоявленного вице-короля.

* * *

Эстебан Грандола, облачённый в белую рясу из тончайшего хлопка и такую же пелерину, пребывал в своём кабинете, изящно отделанном деревом пау-брезил. Массивный рабочий стол, три кресла и несколько шкафов, в которых хранились книги и документы, также были искусно сделаны местными мастерами из красноватой древесины. Грандола любил надолго уединяться здесь. Часами, как комбинации шахматных ходов, он обдумывал тактику и стратегию своих действий, самостоятельно, не прибегая к помощи секретарей, составлял деловые бумаги, сочинял тексты принципиально важных документов. Неожиданно дверь распахнулась, и вошёл секретарь.

– Монсеньор, прибыл брат Сесар, – доложил он.

На спокойном, полном чувства собственного достоинства лице доминиканца вмиг отразились тревога и напряжение.

– Пусть войдёт, – распорядился Грандола, подавив охватившее его волнение усилием воли. Стремительно поднявшись из-за стола, он поспешил навстречу гостю, уже возникшему на пороге. – Приветствую, брат Сесар! Рад видеть тебя в добром здравии! – радушно воскликнул Эстебан, широким жестом приглашая Бенавенте располагаться в кресле.

– Благослови вас Господь, монсеньор… – ответствовал тот.

Сесар выглядел уставшим. И немудрено: годы берут своё, а он уже першагнул полувековой рубеж. Бенавенте только что прибыл в прецепторию, сменил чёрное одеяние бенедиктинца на привычное белое и поспешил с докладом к начальству.

Прецептор терпеливо ожидал, когда собрат соберётся с мыслями и подробно расскажет о своём пребывании в Парагвае. Наконец Сесар заговорил. По его словам, никто не заподозрил в нём доминиканца. Личина бенедиктинца оказалась самым удобным и надёжным прикрытием, позволившим ему беспрепятственно проникнуть в миссии Сан-Игнацио, Сан-Мигель и в Энкарнасьон. В крепости Бенавенте встретился с Ансельмо Эрнандесом и убедился, что колонисты иезуитов в Парагвае не жалуют.

Эстебан внимательно выслушал повествование брата. Он всегда высоко ценил услуги Сесара, оказываемые ордену. На этот раз предоставленные им сведения были исключительно важными и своевременными. Из них следовало: пройдёт совсем немного времени, и в Парагвае появится государство иезуитов. Если, разумеется, не помешать этому. Брат Сесар убедился лично в том, что тамошние энкомендеро и мелкие землевладельцы-арендаторы, особенно в районах, прилегавших к Паране, были крайне недовольны усилением власти иезуитов.

Прецептор решил обратить это обстоятельство в свою пользу и помешать осуществлению замыслов своих соперников.

* * *

1608 год, провинция Гуайро, Парагвай

Диего де Торрес и его братья по ордену, преодолев немало трудностей и претерпев лихо, обустроили редукции в Гуайро. Миссию Хесус возглавил сам Диего де Торрес, и она стала своего рода метрополией зарождающегося государства иезуитов. Антонио Монтойя обосновался в миссии Сантьяго; Фернандо Кастилья восстановил разрушенные миссии Сан-Игнацио и Сан-Мигель, отныне объединившие почти три тысячи гуарани.

Влияние набиравших мощь миссий усиливалось буквально на глазах. Это не могло не беспокоить Ансельмо Эрнандеса, исполнявшего обязанности коменданта Энкарнасьона, и, разумеется, дона Риккардо Мендосу. Охота на рабов в Гуайро становилась рискованной. Иезуиты развернули такую бурную деятельность, что местные бандейранты были вынуждены поступиться доходным промыслом. Поначалу они попытались осесть на земле, взяв небольшие наделы в аренду у Мендосы, но вскоре поняли, что заниматься хозяйством не могут, потому как привыкли жить в сельве, не выпуская оружия из рук и охотясь на индейцев или животных.

Ансельмо Эрнандес пребывал в бешенстве. О, как он ненавидел иезуитов! Кабальеро горел желанием каждого из них испепелить взглядом при встрече, а вместо того был вынужден улыбаться.

Дон Риккардо Мендоса, в свою очередь, ярился на изуитов, перекрывших канал поступления ему нелегальных доходов. Конечно, земли El Paraiso приносили солидную прибыль, но и расходы семейства росли. Джованна родила двух сыновей, Риккардо души не чаял в детях и всячески их баловал. Престижа ради он приобрёл дом в Асунсьоне. Его ещё предстояло привести в порядок, обставить изысканной испанской мебелью, приобрести многое для комфорта и уюта. Да и на содержание прислуги потребуются немалые средства.

22 июля население Гуайро отмечало день святой Марии Магдалины. К слову, праздник этот возник и быстро распространился по провинции благодаря иезуитам. Естественно, Ансельмо Эрнандес участвовать в нём не собирался. Рано утром он отправился в асьенду El Paraiso, чтобы повидаться с доном Мендосой.

Риккардо всегда был рад встречам со своим помощником, которого давно считал другом и доверенным лицом. Ансельмо, в свою очередь, дорожил благорасположением и, как всегда, дельными советами патрона, всячески старался ему угодить. На сей раз он намеревался передать дону Мендосе свой последний разговор с бывшими охотниками за рабами, тщетно пытавшимися заняться земледелием.

…Риккардо встретил гостя в патио.

– Amigo, как я рад тебя видеть! – Он приблизился к Ансельмо, приобняв, похлопал по плечу. – Давненько ты не бывал в El Paraiso. Месяца два, не так ли?

– Простите, дон Мендоса! Вы ведь знаете, что посещение вашей асьенды – праздник для меня. Но столько дел навалилось, – оправдывался Ансельмо.

– Верю, верю, – примирительно сказал энкомендеро. – Сам был на твоём месте. Блюсти порядок в крепости – хлопотное занятие. Кстати, насчёт праздника, сегодня ведь День святой Марии Магдалины. Кажется, иезуиты её почитают.

Лицо Эрнандеса исказилось от гнева.

– Ох, уж эти иезуиты, – прошипел он.

– Помнится, несколько лет назад ты обещал непременно надумать, как от них избавиться. Они между тем крепко обосновались в миссиях, тысячи гуарани приняли христианство. Его величество Филипп III и Ватикан в восторге от их деятельности. Выходит, нам остаётся одно смирение, – сокрушённо вздохнул энкомендеро.

– Неужели вы, дон Мендоса, смиритесь с их присутствием, усилением власти и влияния на всю Парану?

– Поверь, Ансельмо, – охладил его пыл Риккардо, – я также ненавижу этих чёрных воронов, но у меня есть жена, двое сыновей. В общем, я более не могу рисковать своим именем и репутацией почтенного paterfamilias.

– Разумеется, дон Мендоса, – поспешно согласился Ансельмо. – Но есть люди, которые готовы сами всё сделать и избавить Гуайро от иезуитов. К тому же до меня дошли слухи… – понизив голос, многозначительно продолжил он и смолк, глядя на патрона.

– Говори! В моём доме только верные люди.

Ансельмо кивнул, но на всякий случай огляделся. Неподалёку кормилица возилась с младшим сыном хозяина, садовник обихаживал клумбы, а несравненная дона Джованна неспешно прогуливалась по садовой дорожке в обществе компаньонки. Старые дуэньи, синьоры Тереза и Дельмира, ставшая с годами ещё больше похожей на гаргулью, следовали за ними. За разросшимися виноградными лозами, увивавшими причудливую арку, острый глаз Эрнандеса обнаружил двух телохранителей…

– Иезуиты намерены создать на территории Парагвая своё государство…

Брови дона Мендосы поползли вверх от удивления.

– Государство иезуитов?!

– Да, дон Мендоса. Ватикан собирается наделить иезуитов правом устанавливать свои законы, вершить суд. Словом, светская власть не будет иметь силы.

Риккардо охватило смятение. Откровенно говоря, он побаивался могущественного ордена и не хотел открыто конфликтовать с ним. Вместе с тем богатейшего энкомендеро донельзя возмутила грозящая перспектива оказаться подвластным ему, следовать издаваемым иезуитами законам. Ещё неведомо, какими они будут. Дон Мендоса взял себя в руки, усилием воли подавив волнение.

– Что ты предлагаешь, Ансельмо? У тебя есть план?

– Да. Я отправлюсь в Сан-Доминго, что в верхнем течении реки Парагвай, там обосновался известный бандейрант Бартоломео де Секейра.

– Ты хочешь связаться с португальцами? – изумился Мендоса.

– Вот именно. Вместе мы уничтожим иезуитов. Бандейранты получат рабов, а мы – неограниченную власть, – самоуверенно заявил Эрнандес.

Мендоса удовлетворённо хмыкнул.

– Мысль, безусловно, хорошая, amigo. Но вдруг эмиссар узнает об истинных наших намерениях? – добавил он, усомнившись.

– Не думаю, что он питает к иезуитам нежные чувства, – резонно заметил Ансельмо.

– Но ведь португальцы атакуют наши гарнизоны, погибнут солдаты, – вновь засомневался энкомендеро. – Меня же обвинят в предательстве! – воскликнул он панически.

– Ничего подобного не случится, дон Риккардо, – заверил патрона Ансельмо. – Я непременно подумаю, как сохранить гарнизоны, Энкарнасьон и ваши владения. Уничтожены будут миссии иезуитов.