Текст книги "Город богов"

– Великая Килиан ждёт тебя, – обратилась жрица ко мне. Я почувствовал, как внутри у меня всё похолодело, но, превозмогая страх, последовал за ней.

Пройдя по извилистым тоннелям, мы оказались в просторном зале, созданном природой. С потолка сосульками свешивалось множество сталактитов. В центре зала на каменном троне восседала древняя старуха, одетая во всё чёрное, совершенно не похожая на богиню. Я замер, не зная, как себя вести. Килиан впилась в меня цепким взором.

– Я ждала тебя, монах. Твоё появление предначертано судьбой, – произнесла она на кечуа.

Услышав сзади какой-то шорох, я невольно оглянулся: за моей спиной возникли трое воинов, облачённые в шкуры лам.

– Мои телохранители, – пояснила Килиан и жестом велела им удалиться. – Ты пришёл с чистыми намерениями, не так ли?

– Да, богиня. Я пришёл с миром, – подтвердил я.

– Нить судьбы привела тебя в храм Луны, – продолжала Килиан. – Она протянулась из Ла-Платы[24]24
  Крупнейшая провинция того времени, расположенная на территории Аргентины, охватывающая также южные и юго-восточные районы Парагвая.


[Закрыть].

– Откуда тебе известно, что я пришёл из Ла-Платы?! – воскликнул я изумлённо.

– Ты забыл, что я пророчица? У меня было видение…

– Какое? – поинтересовался я.

Килиан умокла, собираясь с мыслями, затем продолжила:

– Я не могу озвучить его. Оно слишком сложное для понимания простого смертного, так как ниспослано Нгемупуном, моим отцом, и братом Вангленом. Отец был мудрым правителем, а брат – храбрым воином. Теперь их духи посещают меня…

Я замер, ожидая, что Килиан посвятит меня в некую тайну.

– Твоё появление повлечёт за собой цепь событий, и нить судьбы соединит меня с Тамандуаре. Вместе мы сможем противостоять захватчикам.

У меня перехватило дыхание. Захватчикам? Значит, испанцам! Но ведь я один из них, но здесь об этом словно забыли.

– Я расскажу тебе легенду, которая тысячу лет живёт среди моего народа.

Я напрягся: как жаль, что не смогу записать её. Килиан, дивным образом проникнув в мои сокровенные мысли, задала вопрос:

– Где твой дневник, монах?

Ошарашенный, я развязал походный мешок, достал дневник и протянул его Килиан.

– Хорошо, – кивнула она, – тогда пиши.

Она трижды хлопнула в ладоши. Появились жрицы. Две женщины внесли небольшой столик; за ними шла ещё одна, держа в правой руке деревянный табурет, а в левой прибор для письма.

– Ты удивлён? – поинтересовалась Килиан.

– Разумеется, – признался я, усаживаясь за стол и открывая дневник на чистой странице. Обмакнув заострённую палочку в чернильницу, приготовился писать.

Килиан говорила медленно, будто диктовала текст. Вот он, записанный мною дословно.

Древнее сказание индейского племени мапуче

Высоко в чёрном небе парила серебряная птица с огромными голубыми глазами. Вокруг неё царила пустота…

Тринадцать небесных странников в золочёных одеждах пребывали в чреве этой птицы. Каждый из них бережно сжимал в руках ларец. Несметное богатство содержалось в этих сундучках, которое странники прихватили с собой, покидая прародину.

Птица, подчинявшаяся только их командам, продолжала удаляться от Серебряной звёзды[25]25
  Млечный Путь. Главными объектами наблюдения в астрономии инков и мапуче на небосклоне являлись тёмные участки Млечного Пути (спиральной галактики) – своеобразные «созвездия» в терминологии андских культур: Лама, Детёныш Ламы, Пастух, Кондор, Куропатка, Жаба, Змея, Лиса. А также звёзды: Южный Крест, Плеяды, Лира и многие другие.


[Закрыть]. Путешественники, измученные долгим полётом, мечтали обрести пристанище.

Среди них разгорелся спор: где именно должна приземлиться птица? Они долго не могли прийти к согласию. Наконец вмешалась прекрасная Килиан, доселе хранившая молчание.

– Не для того мы оставили Серебряную звезду, спаслись от своих заклятых врагов, дабы сгинуть в небесах! – воскликнула она. – Пусть птица сама решит, где ей приземлиться! И эта земля станет нашим домом. Там мы разойдёмся в разные стороны и начнём новую жизнь.

Ванглен, родной брат Килиан, поддержал её. Согласились и остальные.

И вот серебряная птица, которая несла по Сияющей бездне[26]26
  Космос.


[Закрыть] тринадцать небесных странников, приблизилась к Голубой планете[27]27
  Земля.


[Закрыть] и начала плавно снижаться.

Внизу разверзлось плато с изображением неких существ[28]28
  Наска.


[Закрыть]. Серебряная птица приземлилась на пустынном плато, изрезанном замысловатыми фигурами. Из её клюва на землю спустились тринадцать небесных странников:

Паи Суме Марангату (Прародитель) с сыновьями Тупи (Богом плодородия) и Тамандуаре (Возрождающимся),

Нгемупун (Верховный бог грома) с дочерью Килиан (Богиней Луны) и сыном Вангленом (Богом звёзд),

Тлалок (Бог дождя) с сыновьями Кетцалькоатлем (Змеем) и Эхекатлем (Богом Ветра),

Виракоча (Великолепная Сияющая бездна) с сыном Пача Камак-Виракоча (Творцом),

Ах Мукен Кааб (Погребающий в земле, испепеляющий) с сыном Колопом Увич Кином (Отбирающим глаза у Солнца).

Они осмотрелись, новая родина им понравилась. Странники распрощались и разошлись в разные стороны. Один лишь Ах Мукен Кааб не спешил покинуть плато. Он приблизился к серебряной птице и молнией, низвергнувшейся из его руки, уничтожил её и лишь затем вместе с сыном отправился прочь.

Впоследствии Паи Суме Марангату правил племенами гуарани, абирон и чачапойя. Нгемупун – племенами мапуче, пикунче и уильиче. Тлалок – ацтеками. Виракоча – инками, кечуа, аймара. Ах Мукен Кааб – племенами майя, сапотеков, ольмеков и тольтеков.

Тринадцать небесных странников обрели на земле новую родину и принесли в дар людям мудрость, долголетие, смелость, благородство, способность предвидения, астрономические и магические познания, научили обрабатывать землю, возводить храмы и дворцы, заниматься ремёслами.

Но злые демоны не хотели, чтобы народы гуарани, мапуче, майя и ацтеки процветали. Они коварно смешали благие дары небесных странников с самыми дурными наклонностями, в результате чего вожди избранных племен стали одержимы властью, богатством, жаждой крови. Жрецы, дабы умилостивить верховных богов, убивали людей, не подозревая, что служат тёмным силам.

* * *

Килиан умолкла. Я дописал последнее слово и взглянул на древнюю пророчицу. Великая богиня Килиан, плакала.

– Ты удивлён, что боги способны проявлять чувства? – спросила она.

– По-моему, вы похожи на простую земную женщину, – признался я.

Килиан загадочно улыбнулась.

– Ваша Дева Мария тоже была смертной женщиной, но это не мешает вам считать её божеством. Осталось немного, поверь мне, и ты постигнешь тайну Килиан, – пообещала она.

За моей спиной бесшумно возникла жрица. Я понял, что мой визит к богине завершен. Однако, покидая храм, я отчего-то уверовал в новую, причём скорую, встречу с богиней.

Лойхо проводил меня в деревню. Я достиг своего временного жилища, когда день клонился к вечеру. Мартин бросился ко мне навстречу, раскрыв объятия.

– Игнацио, я так переживал за тебя! Дурные мысли лезли в голову, – признался друг.

Я тяжело вздохнул, не зная, что ответить Мартину: успокоить его или, напротив, поделиться возникшими опасениями. Заботливый собрат приготовил скоромный ужин. За весь день мне маковой росинки в рот не попало, и теперь, ощутив зверский голод, я съел всё подчистую.

Ещё раз обдумав всевозможные последствия встречи с Богиней Луны, я всё-таки решил подробно поведать Мартину, что со мной произошло. Он никогда не отличался остротой суждений, но на сей раз, внимательно выслушав меня, пришёл в крайнее волнение.

– Килиан недаром рассказала тебе, Игнацио, эту легенду! Она хотела, чтобы ты задумался…

– Над чем? – спросил я, хотя и сам догадывался.

– Над её истинным происхождением. И над происхождением индейских богов. Мы много с тобой путешествовали, и ты всегда заносил в дневник всё, казавшееся тебе значимым. Так вспомни теперь бога Виракоча.

Я быстро пролистал дневник и нашёл запись, датируемую 1578 годом. Тогда почти год мы с Мартином прожили среди инков в редукции. Запись гласила: «Виракоча считается у инков Верховным Владыкой. Ему оказываются самые высокие почести. Индейцы поклоняются также солнцу, звёздам, грому и земле, именуемой Пачамамой (мать-прародительница). Среди звёзд, всех, без исключения, обожествлённых аборигенами, особенно почитаемы Колька, по-нашему, Плеяда, и Уркучилтай (у европейцев – Лира).

В ранних сказаниях инков упоминается, что боги спустились к ним со звезды Уркучилтай. Они наделили их мудростью, обучили разным ремёслам. Благодаря пришельцам племя занялось земледелием и животноводством. Звезда Уркучилтай в знак особой признательности ей была возведена индейцами в ранг покровительницы домашнего очага. Инки приносили в жертву богам мелких животных, а во время войн – пленников…»

Я закрыл дневник и обратился к Мартину:

– Ну и что? У многих народов в дохристианский период было принято обожествлять звёзды.

Собрат тяжело вздохнул и покачал головой.

– Наша беда в том, Игнацио, что мы не желаем видеть очевидное, поскольку это идёт вразрез с христианской верой и подрывает наши устои. Но вспомни девиз нашего ордена.

Я в полном недоумении воззрился на своего друга.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мы выполняем здесь миссию, возложенную на нас орденом, а потому обязаны разбираться со всеми, казалось бы, загадочными явлениями и грамотно их истолковывать. Сила ордена в знаниях. К сожалению, не все это осознают.

Я задумался над словами Мартина. Действительно, в Новом Свете мы самозабвенно несём слово Божие в дикие племена, но имеем к тому же возможность пополнить бесценными сведениями собственный багаж знаний. Мне невольно вспомнился наш генерал Клавдий Аквавива, напоминавший при любой возможности об ордене тамплиеров:

– Пока народы Европы пребывали в нищете, а короли передрались за якобы истинную веру, тамплиеры задолго до Колумба открыли Новый Свет и добывали в его недрах серебро и золото. Только глупец мог подумать, что с казнью Великого магистра де Молэ орден закончил своё существование. Как бы не так! Колумб отправился открывать новые земли под флагом тамплиеров и на деньги «давно сгинувшего» ордена, к которому в отличие от Франции и Ватикана всегда благоволили испанские короли. Потому напоминаю вам, братья: «К вящей славе Божией!» – это наш официальный девиз, утверждённый Римом. Но есть другой, который во многом движет нашими поступками: «Всё во имя ордена!» Не забывайте: вы не религиозные фанатики, готовые жечь и убивать за веру, а способные глубоко мыслить учёные мужи. Священное Писание, разумеется, надо уважать, но при необходимости произнесите только «Всё во славу ордена!» и поступайте целесообразно обстоятельствам.

…Значит, так тому и быть: «Всё во славу ордена!» Я настроился во что бы то ни стало разузнать тайну Килиан. Впрочем, некоторые сомнения относительно её здравомыслия меня не покидали: мало ли какая старушенция вообразит себя пророчицей и богиней.

Древняя пророчица утверждает, что её посещают видения. Может, и правда, посещают. Я уже не раз сталкивался здесь с подобными явлениями. Индейцы, хотя и начинают постепенно поклоняться Христу и Божьей Матери, не перестают прорицать даже во сне. Будто сама земля, которую я исходил пядь за пядью в течение двадцати шести лет, окутывает завораживающей магической пеленой всякого, кто на неё ступает.

Несколько дней провёл я в бездействии, наблюдая за образом жизни мапуче. Мне довелось ещё раз переговорить с вождём и скрепя сердце пообещать ему, что в ожидании приглашения Килиан вновь посетить храм не стану докучать индейцам своими проповедями. Единственное, что мне оставалось, – пополнять дневник свежими записями.

* * *

Мапуче любили устраивать пышные пиры. Обычно их приурочивали к празднествам, важным религиозным обрядам или Совету племён – айльяреуэ. Такие пиршества могли продолжаться целыми днями, в течение которых поглощались почти все запасы провизии. Впредь индейцы были вынуждены питаться, в основном, поджаренной и приправленной водой мукой вплоть до следующего урожая. Правда, охотники исправно приносили дичь, добытую в окрестных горах и долине.

Я не раз наблюдал, как едят семьи мапуче. Первыми утоляют голод мужчины, сидя на грубых пнях, застеленных шкурами. После того, как они насытятся, к трапезе приступают женщины и многочисленные дети.

Кстати, такие застолья не бывают однообразными и скучными. Среди мужчин, например, всегда найдётся словоохотливый нгенпин – оратор, который и сам произнесёт яркую речь, и остальных в беседу вовлечёт.

Часто мапуче собирались подле ритуальных столбов на площади, и тогда вьюпифе – сказитель развлекал индейцев легендами, историями из жизни воинов.

Более всего меня поразила чистоплотность мапуче, ежедневно принимавших ванну. Купание в травяном настое, считают они – и с этим нетрудно согласиться – укрепляет здоровье и отгоняет злых духов – кальку. Я и мой друг Мартин имели удовольствие принимать участие в этих водных процедурах. Нам вручили большую бадью и прислали прислужницу. Обнажаться при ней мы не посмели. Заметив наше смущение, она прыснула от смеха и пояснила, что совместное купание мужчин и женщин у них в порядке вещей. Сославшись на свой монашеский сан, не допускающий вольностей, мы все-таки тактично избавились от симпатичной индеанки.

Казалось, вождь и ульмены о нас забыли. Поселившись на окраине деревни, мы с Мартином постепенно приспосабливались к местным обычаям. Только дети проявляли к нам повышенный интерес. Мартин охотно рассказывал им на языке кечуа всякие истории. Ребятишки прониклись к нему безмерным уважением, ходили за ним по пятам, засыпая вопросами, на которые тот терпеливо и обстоятельно отвечал. Я даже уверовал, что из моего собрата и надёжного помощника может получиться прекрасный учитель.

Спустя примерно месяц нашего гощения у мапуче мы узнали о возникновении нового вооружённого конфликта между ними и испанцами, моими соотечественниками. Гуалемо призвал меня в свой дом и выдвинул ультиматум:

– Наше племя вступает на тропу войны. У тебя есть выбор – остаться в селении или покинуть его.

– Если ты уйдёшь, то никогда не увидишь Килиан, – добавил почитаемый племенем шаман – мачи, стоявший рядом с вождём.

Его облачение – длинный просторный балахон, увешанный амулетами, – безошибочно выдавал род занятий колдуна. Седые всклокоченные волосы украшали цветные нити с прикреплёнными к ним небольшими речными ракушками, в руках он сжимал деревянный посох с нанизанной на него мишурой. Лицо шамана, изрезанное морщинами, показалось мне отталкивающим, неестественно длинный нос, свисавший до верхней губы, вызывал отвращение…

– Я остаюсь, – коротко ответил я.

Вождь, видимо, удовлетворённый таким решением, позволил мне удалиться.

Затем я узнал, что в доме Гуалемо состоялся бутанмапу – военный совет. Представители почти сорока небольших племён мапуче прибыли в селение, избрали единого вождя – токи, которому предстояло вести объединённые силы в бой.

Почти сорок лет назад Испания начала колонизацию здешних земель. В те времена мапуче не были искусными воинами, если не считать участие их в распрях и стычках с соседними племенами из-за женщин, потоптанных посевов или якобы наведённой порчи. Нападения конкистадоров вынудили мапуче объединиться. Вожди поняли, что могут выстоять только сообща. И вот теперь я – испанец, монах-иезуит, нахожусь на независимой земле мапуче, в то время как на всей территории Перу, Боливии, Парагвая и Аргентины установилась власть испанской короны.

Я, разумеется, не присутствовал на военном совете мапуче, но краем уха слышал, что они приготовили коварную ловушку для противника. Сгорая от желания открыть её секрет и внутренне содрогаясь за участь соотечественников, которые могут поддаться на хитрость индейцев, я из конца в конец слонялся по деревне. Никто не обращал на меня внимания – все были заняты военными приготовлениями. Даже дети, переставшие докучать Мартину, который вздохнул с облегчением.

Каждый воин вооружался и кормился сам. Перед выступлением воины-мапуче долго постились и воздерживались от связей с женщинами. С собой воин брал мешочек с сушеным мясом. На похлебке, приготовленной из него, он мог без труда продержаться до тех пор, пока не получал возможность кормиться грабежом. Не обременённые тяжёлой поклажей воины могли легко передвигаться, стремительно атаковать противника и быстро отступать.

До испанского вторжения мапуче не знали ни лошадей, ни металлов. Они мастерили оружие из дерева, камня или тростника. Каждый воин сам изготавливал для себя оружие и учился владеть им с детства.

Военный арсенал мапуче – это луки, палицы, пики, дротики, пращи. На луки, небольшие и слабые, натягивалась тетива из жил животных. Стрелы изготавливались из бамбука – колтгуэ и снабжались каменными или костяными наконечниками, которые иногда смазывали ядом. Палицы – лонко куилл индейцы делали из тяжелого и прочного, как железо, дерева – лума. Ударом такой палицы можно свалить человека в латах или боевую лошадь.

Пики мастерили из орешника – килья, с наконечниками, как у стрел. Их применяли, чтобы остановить кавалерию. Кроме того, индейцы имели на вооружении дротики, схожие с пиками, только короче; ими ловко пользовались в ближнем бою. Пращи сплетали из древесных волокон и применяли для защиты укреплений, а иногда в рассыпном строю. Некоторые воины привязывали к концам своих пик веревочные петли типа лассо, которыми стаскивали всадников с лошадей.

Позже мапуче обзавелись новым оружием, захваченным у испанцев: алебардами, топорами, боевыми молотами, мечами и аркебузами – трабукос. Индейцы облачались в доспехи, подобные рыцарским, изготовленные из прочной двухслойной дублёной кожи. Стрела в таких доспехах «увязала», а острый меч мог рассечь их с трудом. Словом, сами того не желая, колонизаторы поспособствовали прогрессу индейского воинства.

Из рассказов конкистадоров и братьев-монахов я кое-что знал о военной тактике мапуче, отточенной веками междоусобных войн. Они практикуют, например, внезапное нападение – малон из засады несколькими небольшими отрядами. Часто по принципу малона собирали большие армии, которые атаковали противника из леса, из-за холмов или обрушивались на неприятельский лагерь ночью. Существенно, что малон не требует тщательных приготовлений. Иногда аборигены нападали на врагов, даже не уточнив их численность, тем не менее под предводительством опытных полководцев, подобных Гуалемо, выигрывали битвы.

Сражения в открытом бою случались, когда индейцы ненароком обнаруживали себя раньше времени или, наконец, уверовали в собственные силы. Так, сформированные мапуче пехотные отряд были способны открыто противостоять испанской коннице. В таком случае они выставляли заградительный отряд, вооружённый длинными копьями. Индейцы, плотно сдвигая ряды, втыкали копья в землю, тем самым не позволяя испанской коннице продвигаться вперёд. Полководцы – токи выставляли засадные полки, отрезавшие неприятелю путь к отступлению, наносящие удары ему в тыл и по флангам. Высылались маленькие летучие отряды с целью заманить неприятеля в неудобное для обороны место, где его атаковали главные силы индейцев.

Иногда мапуче находили ценного союзника из числа замиренных индейцев, которых испанцы использовали как носильщиков или во вспомогательных частях, вооружая их луками и палицами. Они сообщали о планах испанцев, а то и вовсе переходили на сторону «братьев по крови». Но встречались замиренные индейцы, до конца сохранявшие верность покорителям и отдававшие за них жизнь.

Я некогда читал, как конкистадор Педро Вальдивия[29]29
  Педро де Вальдивия – (1497–1554) испанский конкистадор, первый губернатор Чили.


[Закрыть] описывал сражения арауканов-мапуче с испанским войском. Постараюсь воспроизвести его по памяти:

«…На поле битвы арауканы выходят стройными рядами, около ста человек в каждом. Свои полки они ставят вперемешку – полк лучников с флангов защищают два полка пикинеров. Пикинеры наступают тесным строем, плечом к плечу…»

Педро Вальдивия отмечал, что мапуче к югу от реки Мауле воевали иначе, нежели их северные родичи, пикуэнче или промауке. В первых битвах с индейцами испанские уланы – лансеро без особого труда побеждали большие армии, однако испанской пехоте приходилось нелегко. Оружие арауканов – короткие копья, дротики и пращи – почти не отличалось от того, что использовали инки и другие северные племена. Правда, у здешних лучников имелись еще большие палицы. Первую экспедицию Вальдивии, отправившуюся в долину реки Мауле, ночью атаковала армия численностью в семь-восемь тысяч мапуче. Бой шёл около двух часов. Вальдивия описал индейцев так: «Они дрались яростно, держась друг друга, как германцы».

Германцы – это, по всей видимости, ландскнехты, с которыми Вальдивия воевал в Италии. Однако через два часа индейцы дрогнули, они понесли большие потери, включая своего предводителя – токи. У испанцев были убиты две лошади, а шесть лошадей и шесть человек, закованных в броню, ранены. Поскольку в предыдущих боях с индейцами испанцы редко несли урон, это сражение особенно запомнилось Вальдивии.

Через несколько лет конкистадор вернулся сюда, чтобы завоевать эту область. На сей раз его атаковали двадцать тысяч мапуче, которые, как и в прошлый раз, ночью обрушились на испанский лагерь. Индейцы предприняли лобовую атаку, так как конкистадоры заняли позицию между двумя озерами. Бой растянулся на три часа. Сто лансеро, испанских конников, во главе с самим Вальдивией несколько раз пытались вклиниться в ряды индейцев, но испанские лошади всякий раз поворачивали прочь. Шестьдесят животных были ранены стрелами, палицами и копьями, несмотря на то что их защищала броня. Наконец Вальдивия приказал лансеро спешиться и идти в атаку вместе с пехотой. Только так испанцы смогли опрокинуть индейское войско.

Через месяц Вальдивия построил форт из толстых бревен с глубоким рвом там, где теперь расположен форт Консепсьон[30]30
  Расположенный в Чили, потому как есть ещё парагвайский Консепсьон.


[Закрыть]. Но вскоре мапуче атаковали форт силами в сорок тысяч воинов с четырех сторон. «Они бросились на нас, – писал впоследствии Вальдивия, – со всей отвагой четырьмя дивизиями… в лучших одеждах из кожи ламы и тюленьих шкур, раскрашенных в яркие цвета. Некоторые были закутаны в шкуру целиком; голова зверя, украшенная перьями, служила шапкой и была похожа на тиару священника. Даже самый острый топор не мог пробить ее. У многих были луки со стрелами и копья, дубины и палки; пращей не видел ни у кого».

Индейцы научились противостоять кавалерии, выстроившись фалангой и упирая свои пики в землю, как это делали настоящие ландскнехты. Таким приёмом они могли остановить кавалерийскую атаку, но строй оказывался уязвимым при нападении с фланга или тыла, а также при ударе пеших испанских мечников.

Мощи испанской кавалерии индейцы противопоставляли внезапные ночные атаки, засады и полевые укрепления. Легендарный Лаутаро, бесстрашный вождь арауканов, изматывал вражеских всадников, заставляя их совершать долгие переходы по жаре и заманивая их на благоприятную для себя местность. Он разработал тактику атак волнами: когда воины на переднем крае уставали, их сменяла следующая волна. Под её прикрытием воины первой волны отступали в тыл, отдыхали, перегруппировывались и вступали в бой, когда подходила их очередь.

Мапуче-арауканы выстраивались в чёткие, стройные боевые порядки – намунто кона. Кланы индейцев подражали испанской терции: выстраивались каре из восьмисот или тысячи пикинеров и «рукава» на флангах из четырёхсот воинов с луками и палицами в каждом. Этот строй с фронта и флангов прикрывали застрельщики…

Испанская корона продолжала расширять свои владения на юге. Педро Вальдивия возглавил строительство города Валдивия. Под предводительством Лаутаро мапуче оказывали ожесточённое сопротивление. Они разбили испанцев при форте Тукапель и пленили конкистадора. Индейцы принудили его выпить жидкое золото, столь почитаемый колонизаторами металл. (Неслыханная жестокость. Хотя мои соотечественники поступают с местным населением не менее безжалостно.)

Через несколько лет погиб и бесстрашный Лаутаро.

* * *

…Мужчины-мапуче покинули селение, отправившись сражаться с испанцами. Внезапно я ощутил острое желание последовать их примеру, но, вняв увещеваниям Мартина, остался. Меня тяготила сумятица мыслей. Если индейцы вернутся с победой и пленниками, как следует вести себя? Сохранять видимое спокойствие или делать вид, что радуюсь вместе с мапуче? Или, поборов страх, Божьим словом поддержать пленников?

Воины отсутствовали примерно неделю. Всё это время я и Мартин истово молились, дабы Господь сохранил жизни испанским солдатам. Увы, Всевышний оказался глух к нашим мольбам. Мапуче вернулись с победой и пленниками, селение огласил гром ритуальных барабанов.

Я тотчас отправился к вождю Гуалемо, дабы вымолить у него снисхождение к соотечественникам. Он рассмеялся и с вызовом произнёс:

– Вы, испанцы, пришли на мою землю с огнём и мечом. Вы хотите превратить нас рабов, приняв за диких животных! И я должен помиловать захватчиков? А кто вернет семьям мапуче их отцов и сыновей? Неужто твой Бог?

Возразить было нечего, и я в отчаянии взмолился:

– Тогда хотя бы позвольте семьям пленников выкупить их…

– Я так и сделаю, – пообещал вождь. – Некоторых пленников я верну их семьям за солидный выкуп, но кое-кому суждено принять участие в ритуале…

В тот момент я ещё не знал, о каком ритуале идёт речь.

Мапуче не были людоедами, но соблюдали обычай – прокулон. Это когда знатного пленника приносят в жертву богам, нанося смертельный удар дубиной, а сердце его воины вырезают и съедают, чтобы подпитаться храбростью казнённого.

По слухам, индейцы иногда отрезали острыми раковинами еще у живой жертвы конечности, жарили их и съедали, а из костей мастерили флейты. Мапуче собирали головы убитых врагов, развешивали их на священном коричном дереве или отправляли в дар другим кланам, привлекая тем самым новых союзников.

Всё это мне сообщил Лойхо, сын вождя. Я даже подумать не мог, что окажусь свидетелем страшного дикарского ритуала.

Рассказ о том, как индейцы-мапуче готовились к ритуалу прокулон

Шаман-мачи считался у мапуче посредником между миром людей и богами, живущими в Вену Мапу, Небесной стране. На самом её верху обитал Нгемапун, Бог грома. Он приходился отцом Килиан, Богине Луны, и Ванглену, Богу звёзд. В числе тринадцати небесных странников, согласно древнему сказанию, они с благими намерениями спустились на землю к людям. А ещё у мапуче существует целый пантеон злых демонов, которые совращают людей, отбирают у них душу, дабы та не попала в Вену Мапу и не воссоединилась с душами своих предков. Их возглавляет Нагмапу, Бог загробного мира.

И вот настал день, назначенный шаманом для ритуала. Ранним утром, едва забрезжил рассвет, меня и Мартина разбудил ритмичный барабанный бой. Мы умылись, совершили утреннюю молитву и поспешили на площадь. Хлопотавшие здесь помощницы шамана объяснили нам, что сегодня состоится прокулон. А я-то надеялся, что вождь Гуалемо всё-таки отпустит всех пленников за выкуп. И как жестоко ошибся! Глянув на Мартина, я ощутил, в каком он пребывал в смятении. На наших глазах сегодня должно свершиться зло, по сравнению с которым сражение на поле боя – истинное благородство.

Не раздумывая, я поспешил в дом вождя, но мне преградили путь двое индейцев. Я понял, что разговор с Гуалемо не состоится, да и вряд ли он изменит своё решение. Тогда я устремился к шаману.

– Прошу тебя, мачи, позволь мне навестить пленников и отпустить им грехи по нашим обычаям.

Шаман впился в меня немигающим взором. Мне стало не по себе…

– Я уважаю чужую религию, – наконец ответил он. – Но и ты должен уважать нашу. Иначе вместе со своим другом можешь оказаться на нгильятуэ.

Шаман кивнул на высокий помост, возводимый на площади. В этот момент мне хотелось возопить: «Люди, опомнитесь! Что вы делаете? Бог создал нас равными». Но я сдержался, понимая, что, как испанец, я не имею права говорить о равенстве.

– Прикажи своим людям проводить меня к пленникам.

Шаман кивнул и отдал короткий приказ. Два индейца, вооружённые топорами, подошли ко мне и Мартину. Молча мы последовали за ними.

На окраине селения для содержания пленников был вырыт специальный подвал, который неусыпно охранялся. Индейцы, вооружённые топорами, приблизились к стражникам и передали им приказ шамана. Те, не выказывая ни малейшего удивления, распахнули перед нами тяжёлую дверь, ведущую в глубокое подземелье.

Узкий коридор скудно освещался несколькими чадящими факелами. Под ногами метнулись то ли мыши, то ли крысы. Мы достигли темницы и ощутили резкий запах нечистот. Мартин невольно закашлялся.

Глаза, постепенно привыкая к темноте, различили трёх человек. Двое из них лежали на подстилке на полу, третий кинулся к нам.

– Вас послал мой отец? Вы привезли выкуп?! – с надеждой в голосе воскликнул он.

– Нет, сударь, – ответил я. – Я монах и пришёл исповедать вас.

Идальго отступил к противоположной стене, словно надеясь найти в ней выход.

– Я слишком молод и не хочу умирать! – горько выкрикнул юноша, вновь бросаясь, будто за спасением, к нам с Мартином. Мы с трудом удержали его.

– Простите, сударь, не знаю вашего имени, – произнёс Мартин.

– Дон Антонио де Сандовал, – последовал ответ.

– Мы случайно оказались среди мапуче, – попытался объяснить Мартин. – Нас также могут убить в любой момент.

– Что с нами сделают? – раздался спокойный голос.

Один из идальго, лежавший на полу, поднялся и приблизился к нам. От его богатого одеяния остались жалкие окровавленные клочья. Он сжимал раненое плечо. По выражению его лица было видно, что он испытывает сильнейшую боль.

Мы с Мартином переглянулись, не зная, что и ответить. Наконец я решился рассказать о той участи, которая их ожидает.

– Вы примете участие в ритуале прокулон. Для этого на площади селения возвели помост. Вы подниметесь на него под бой барабанов. Шаман обратится с молитвами к своим богам. Затем его помощники разденут, – сказал я и умолк, переводя дыхание. Горький комок подкатил к моему горлу. Собравшись с силами, я продолжил. – Затем вас привяжут к ритуальным столбам, ударом дубины лишат сознания, ножом рассекут у каждого грудь и извлекут сердца…

Дон Антонио не выдержал и издал вопль отчаяния. Его собрат по несчастью, раненный в плечо, попросил:

– Продолжайте, святой отец. Мне очень интересно, что станет с нами дальше.

– Ты что, обезумел, Карлос? – взвился Сандовал. – Тебя растерзают, разрежут на куски эти дикари! Что тут интересного?!

– Такова нить судьбы, как говорят индейцы. Мы обязаны последовать за ней. Троих идальго выкупили, а нас, как самых знатных, предназначили для совершения ритуального обряда. Скажи, монах, я стану мучеником подобно святым, принявшим смерть за веру? – поинтересовался Карлос.

Сандовал схватился за голову, упал на колени и издал истошный стон.

– Я не стану исповедоваться, – добавил Карлос. – Бог оставил нас, отдав на растерзание дикарям. Он отвернулся, всматриваясь в темноту.

– Но как же ваша бессмертная душа?! – воскликнул Мартин, взывая к разуму пленника.

– Да чёрт с ней! – коротко бросил в ответ Карлос. – Я столько нагрешил на этой земле, что вряд ли мне уготовано местечко в раю.

– А вы готовы исповедаться? – обратился я к Сандовалу.