Текст книги "Город богов"

Глава 10

Жизнь в редукции Сантьяго текла своим чередом. Её обитатели даже не подозревали, что португальцы вторглись в Гуайро, уничтожили три редукции, пленили множество гуарани и теперь приближаются к ним. Те гуарани, которым удалось чудом избежать пленения, поспешили скрыться в непроходимой сельве, ничуть не озаботясь предупредить о надвигающейся опасности другие христианские миссии.

Поутру, как повелось, патер Монтойя – Антонио всё же избрал путь духовного коадъютора – работал в своём кабинете. В это же время его помощник викарий Джон Мак Дамфрис верхом на муле совершал инспекцию, объезжая владения редукции. Он достиг отдалённого поля, на котором возделывался маис. Гуарани мирно трудились под надзором пожилого альгвазила. Неожиданно из леса появилась группа людей. Надзиратель, несмотря на свой почтенный возраст, первым заметил их и, вскинув лук, закричал что было мочи:

– Бандейрос! Бандейрос!

Гуарани, побросав работу, стремглав кинулись в селение, чуть не сбив с ног мула, на котором восседал Мак Дамфрис. Викарий устремился было за паствой, как вдруг заметил, что чужаки подают ему знаки. Присмотревшись внимательнее, он обнаружил на них униформу испанской армии.

– Слава Всевышнему, – прошептал Джон и осенил себя крестным знамением, направляя мула навстречу незнакомцам. – Кто вы и почему здесь? – с места в карьер начал викарий, сразу обратив внимание на усталый и изрядно потрёпанный вид солдат.

– Мы из гарнизона, что отсюда в десяти лье, – объяснил один из них. – В Гуайро вторглись португальцы, а у нас из начальства никого не оказалось: командир с помощником отправились на корриду к дону Мендосе. Мы заперлись в форте; бандейранты то ли не заметили нас, то ли не захотели попусту тратить время.

– Того и гляди, они будут здесь! Они пришли за рабами, – сбивчиво дополнил рассказ товарища другой солдат.

Викарий почувствовал, как ему передаётся волнение служивых, а в голове запульсировало недоумение: «Бандейранты здесь, на испанской территории? Это немыслимо!»

– Каким образом вы сумели сюда добраться? – В вопросе Дамфриса прозвучало некоторое сомнение.

Его тут же рассеял заговоривший солдат:

– Я наполовину гуарани, святой отец. Здешнюю сельву знаю, как свои пять пальцев… – В подтверждение своих слов он выставил вперёд правую руку и растопырил пальцы. – У вас ещё есть время, чтобы спастись.

Викарий вновь окинул взглядом беглецов; смотрелись они явно растерянными, однако все были вооружены эспадами и кое-кто аркебузами.

– Не будем терять время. Надо обо всём сообщить патеру, – решительно заявил викарий и, осадив по бокам своего мула, попытался развернуть его в противоположную сторону.

Внимательно выслушав викария, патер Антонио Монтойя в который раз пожалел о том, что не в его власти вооружить индейцев аркебузами. Он тотчас приказал альгвазилам и коррехидорам собрать людей на площади перед храмом Девы Марии. Примерно через час полторы тысячи гуарани были в сборе. Они взяли с собой только самое необходимое и под предводительством патера покинули редукцию. Их путь лежал в Тринидад. Монтойя рассчитывал совместными усилиями с тамошним патером отразить нападение бандейрантов.

Однако альгвазил, тот самый, что первым заметил вышедших из сельвы солдат, проявил настойчивое желание остаться в редукции. К нему присоединились такие же, как он, пожилые гуарани. Они намеревались укрыться за крепостными стенами и оборонять опустевшее селение. Таким образом, решили почтенные старцы, им удастся задержать неприятеля до тех пор, пока их соплеменники и иезуиты успеют углубиться в сельву на безопасное расстояние.

Переход до редукции Тринидад занял три дня. Патер и викарий на протяжении всего пути молили Всевышнего и всех святых защитить гуарани. Молитвы, исходившие из самих сердец, были настолько искренними, что небожители, вероятно, вняли им и беженцы достигли Тринидада без приключений.

Патер Тринидада, итальянец Петроний де Фальконара, пришёл в крайнее изумление, увидев перед воротами редукции огромное скопление измученных переходом гуарани. Антонио Монтойя и Джон Мак Дамфрис поспешили к нему навстречу и рассказали о вторжении бандейрантов.

Петроний был человеком умным, умудрённым жизненным опытом, недавно ему минуло тридцать лет. Примерно год назад викарий, его помощник, скончался от лихорадки. С тех пор Петроний самостоятельно управлял миссией. Он внимательно выслушал своих собратьев и, поразмыслив, пришёл к неутешительному выводу:

– Гарнизоны не оказали сопротивления. Их командиры отбыли на ежегодную корриду. Странно всё это. Похоже, португальцы в сговоре с комендантом Энкарнасьона, но вряд ли мы сможем доказать это. Тем более что Риккардо Мендоса подчиняется эмиссару, а отнюдь не церкви…

Монтойя и Мак Дамфрис с ужасом внимали каждому слову собрата.

– Предательство, – прошептал Антонио и метнул взгляд на викария.

– Миссии Сан-Игнацио и Сан-Мигель, видимо, уничтожены, – предположил расстроенный Джон.

– И участь Сантьяго предрешена, – печально заключил Петроний.

– Надо незамедлительно спасать людей, – решительно заявил Монтойя. – Обнаружив опустевший Сантьяго, бандейранты устремятся сюда. Вряд ли они оставят нас в живых, а гуарани отправят на рынки рабов.

Петроний согласно кивнул, добавив при этом:

– Однако нам без оружия не выстоять против бандейрантов.

– О, сколько раз я просил у Диего де Торреса позволения вооружить гуарани! – воскликнул Антонио, обуреваемый гневом.

– И я отправлял подобное прошение, – сказал Петроний. – Но в промедлении нельзя винить одного де Торреса. Провинциал де Ривертес всегда считал, что опасно вооружать гуарани.

– Легко ему рассуждать! Его редукция находится недалеко от Асунсьона, поэтому бандейранты никогда не осмелятся напасть на неё! – возмутился викарий.

– Теперь все обвинения в адрес Ривертеса тщетны, – резонно заметил Петроний. – Завтра утром мы покинем Тринидад и отправимся в миссию Хесус. Если я останусь в живых, то непременно отправлюсь в Рим. Постараюсь убедить генерала Аквавиву отстранить Ривертеса от должности провинциала. Диего де Торрес куда более достоин занять её.

* * *

Патеры намеревались с рассветом покинуть миссию вместе со своей паствой. Однако ещё до того дозорные гуарани обнаружили прячущихся в сельве португальцев. Они тотчас же доложили об этом Петронию.

Узнав о том, что бандейранты находятся уже под стенами Тринидада, Петроний призвал к себе на совет Монтойю и Мак Думфриса.

– Нам не удержать редукцию, – признал он, расстроенный. – С минуты на минуту начнётся штурм. Ваши люди – в основном, женщины, дети и старики – слишком утомлены, чтобы оказать хотя бы какое-то сопротивление. Не так ли? – обратился он к Мак Думфрису.

– Но у нас нет другого выхода! – воскликнул решительный шотландец.

– Думаю, выход есть, – задумчиво произнёс Петроний.

Монтойя и викарий невольно подались вперёд, ловя каждое слово собрата.

– В редукции имеется несколько запасных ворот. Они нешироки и неприметны, так что, уверен, португальцы не заметят их в утренней дымке. Я предлагаю разделиться на три группы и попытаться вывести людей. Риск, разумеется, велик, но хоть кого-то нам удастся спасти.

– Надо отвлечь бандейрантов, – предложил шотландец. – Выставив лучников на стены, мы выиграем время.

Иезуиты поспешили на площадь, чтобы объявить о своём решении гуарани. В тот же миг за крепостными стенами послышалась португальская речь – бандейранты готовились к штурму. Индейцы, затаившиеся на крепостных стенах, встретили противника градом стрел. Но португальские пехотинцы неумолимо приближались к редукции, предусмотрительно прикрывая аркебузиров щитами, чтобы те могли вести прицельный огонь.

Петроний попытался, насколько это было возможно, успокоить обезумевших от страха и отчаяния индейцев, объяснил, как хотя бы сдержать натиск агрессора, нанести ему серьёзный урон. Гуарани проявили удивительное понимание и покорность, полностью доверившись патеру. Они разделились на три группы, которые возглавили Петроний, Монтойя и Мак Думфрис.

Теперь предстояло открыть восточные, западные и южные малые ворота и как можно быстрее вывести через них за пределы редукции местное население и до тысячи гуарани, пришедших в Тринидад вместе с патером Антонио и викарием. Далее спасение беглецов становилось их собственным делом; главное – это достичь сельвы и найти там укрытие. Шанс есть, поскольку бандейранты кинутся в погоню в трёх направлениях, как охотник за тремя зайцами.

Удары бефроя сотрясали главные, северные, ворота редукции. Было ясно, что ещё немного, и они рухнут под напором тарана. Петроний прочитал короткую молитву, осенил крестным знамением индейцев, следовавших за ним, и приказал открыть восточные ворота. Его братья по ордену в окружении растерянных людей собрались перед западными и южными выходами. Когда западные ворота распахнулись, Антонио Монтойя первым ринулся за пределы редукции, увлекая за собой толпу.

Португальцы в это время сокрушали главные ворота. Немногочисленные сопротивленцы, занявшие оборону на крепостных стенах, отстреливались от нападавших из луков и трубочек с ядовитыми шипами, но аркебузиры буквально косили их прицельным огнём.

Когда толпы гуарани ринулись через открытые ворота в трёх разных направлениях, бандейранты не сразу поняли, что происходит. Осознав наконец замысел иезуитов, они кинулись в погоню, но было уже поздно. Индейцы, ведомые Петронием, вклинились в их ряды, буквально сметая всё на своём пути. Иезуит с мужчинами-гуарани, вооружёнными копьями, расчищали путь беженцам. Воспользовавшись замешательством врага, часть из них успела скрыться в сельве.

Опомнившись, бандейранты устроили настоящую охоту за индецами, отлавливая женщин и подростков. Стариков и маленьких детей они убивали на месте. Мужчины-гуарани из последних сил оказывали сопротивление и падали, сражённые ударами португальских мечей.

Монтойя, словно обезумевший зверь, нёсся вперёд, прижимая к груди окровавленное копьё, которым он сразил нескольких бандейрантов. Ветки деревьев и кустарника хлестали его по лицу, на губах ощущался привкус крови, дыхание сбивалось с ритма, но он, не сбавляя темпа, мчался в глубь сельвы. До слуха патера доносились крики отчаяния: вероятно, кто-то из гуарани попал в плен. Но он всё равно бежал что есть сил, увлекая за собой индейцев, в надежде помочь счастливчикам из них не попасть в рабство.

В беге Антонио потерял счёт времени. Наконец силы оставили иезуита, он упал, и сознание его помутилось. Единственное, что успел почувствовать Монтойя, – его поглотила тёмная бездна.

* * *

Сознание вернулось к иезуиту. Он встал, осмотрелся, с удивлением обнаружив, что находится на площади огромного города. Вокруг него возвышались три ступенчатые пирамиды. На плоской площадке, венчавшей одну из них, шли приготовления к какому-то ритуальному действу. Постепенно площадь начала заполняться народом. Странно, но на иезуита никто не обращал внимания.

Раздался звук труб. Люди расступились, освобождая проход четырём атлетического сложения индейцам, которые несли богато отделанный золотом паланкин. В нём гордо восседал мужчина средних лет, вероятно, правитель; о его высоком статусе свидетельствовали богатая одежда и массивные золотые украшения на шее.

Следом появился ещё один паланкин, размером поменьше. Жрец, облачённый в белоснежное ритуальное одеяние, сидевший в нём, отчего-то напомнил Антонио змея.

Процессия устремилась к средней пирамиде. Правитель и жрец поднялись по ступеням наверх. Правитель уселся в деревянное резное кресло, украшенное золотыми бляхами, испещрёнными иероглифическими надписями. Жрец встал подле жертвенного камня. Оба они замерли в ожидании.

Под резкие звуки труб, вновь огласивших площадь, к пирамиде, где восседал правитель, проследовала группа жрецов. Они вели с собой обнажённого пленника, внешне похожего на испанца или португальца. Тот не сопротивлялся, послушно следуя в заданном направлении. По всей видимости, ранее его опоили жертвенным напитком, лишавшим человека воли.

Служители культа и пленник поднялись на жертвенную площадку. Главный жрец возвёл руки к небу и начал истово молиться, прося богов ниспослать городу благоденствие. Завершив молитву, он сделал знак своим помощникам. Те подхватили обнажённого пленника и положили на жертвенный камень. В руках жреца блеснул длинный ритуальный нож из бронзы. Он занёс оружие над несчастным и поразил его прямо в сердце. Жрецы-помощники издали восхищенные возгласы, воздев руки к небу.

Жители города, столпившиеся на площади, заворожённо следили за ритуальным действом, с нетерпением ожидая его кульминации.

Главный жрец отринул бронзовый нож, подхватив топор. Резкий взмах – и отсечённая голова жертвы покатилась с лобного места, вмиг залитого кровью. Один из помощников приблизился к главному жрецу с глубокой ритуальной чашей в руках. Тот высоко поднял отрубленную голову, показывая её возбуждённой толпе и занеся над чашей. Когда сосуд наполнился кровью, главный служитель культа преподнёс его правителю. Тот встал и, держа чашу в руке, произнёс:

– Пусть дарует мне великий Уркучильай вечную жизнь, а моим владениям процветание.

Один из помощников протянул главному жрецу золотой ларец. Тот открыл его и извлёк прозрачный череп. Толпа на площади неистовствовала, упиваясь религиозным восторгом. Жрец, подняв хрустальный череп над головой, замер, чтобы сонм верующих смог вдоволь насладиться захватывающим дух зрелищем. Затем он опустил реликвию в чашу, которую держал правитель города. Кровь в чаше забурлила, приобретя золотистый оттенок.

– Тамандуаре! Тамандуаре! Живой бог! – скандировала толпа. – Уркучильай! Уркучильай!

Под эти возгласы правитель, божественный Тамандуаре, пригубил чашу и сделал из неё несколько глотков. Затем он передал сосуд главному жрецу Колоканну, по прозвищу Священный Змей Колоканна, после чего настал черёд его помощников испробовать жертвенной крови.

* * *

Антонио неподвижно лежал на земле. Подле него в изнеможении раскинулись женщины-гуарани, прижимавшие к себе уцелевших детей. Чуть поодаль разместились оставшиеся в живых мужчины и солдат-креол из гарнизона, что рядом с Сантьяго.

Неожиданно тело иезуита свела судорога. Не приходя в сознание, он тяжко застонал и неожиданно отчётливо выкрикнул:

– Уркучильай! Тамандуаре! Уркучильай!

Солдат-креол, хотя и был христианином, прекрасно помнил богов своих пращуров.

– Святой отец, что с вами? – спросил он, склонившись над иезуитом.

– Тамандуаре, – продолжал тот, не внемля вопросу.

Креол, перекрестившись и набравшись храбрости, хлестнул иезуита по одной щеке, потом по другой, но тот так и не очнулся. Тогда солдат принялся трясти его изо всех сил. Иезуит снова застонал и наконец открыл глаза. Очнувшись, он увидел солдата-креола.

– Где вождь Тамандуаре? – строго спросил Антонио.

– Вернитесь на землю, святой отец, – просительно произнёс служивый. – Вероятно, вам было видение.

Антонио попытался сесть, но голова его пошла кругом.

– Да, я видел Тамандуаре – подтвердил он предположение солдата.

– Странно, что он явился вам, христианину, – удивился креол и резонно заметил: – Возможно, древние боги по-особому заинтересованны в вас.

– Долго я находился без сознания? И сколько уцелело людей? – окончательно придя в себя, живо поинтересовался Антонио.

– Не могу точно ответить, святой отец, – последовало признание.

– А кто такой Уркучильай?

Креол упёрся немигающим взглядом в иезуита.

– Вы видели его?

– Нет, но слышал, как Тамандуаре призывал Уркучильая даровать ему вечную жизнь.

– Уркучильай – повелитель небес, прародитель всех богов на земле, – объяснил креол.

Антонио удовлетворился ответом и поднялся с земли.

– Как тебя зовут? – поинтересовался он у солдата.

– Марко, святой отец.

– Будешь моим помощником – альгвазилом. А где твои сослуживцы?

– Их схватили португальцы… – Марко горестно вздохнул.

Сочувственно дотронувшись рукой до плеча креола и указав на спящих на земле беженцев, иезуит предложил:

– Может, выслать вперёд разведку, пока люди отдыхают?

– Нет надобности, святой отец. Впереди селение гуарани, – уверенно заявил новоявленный альгвазил и смачно втянул ноздрями воздух. – Пахнет жареной дичью.

Селение гуарани, куда добрались беглецы, располагалось так далеко в сельве, что жители понятия не имели, что творится в большом мире. Они дружелюбно встретили измученных соплеменников и предоставили им еду и кров.

На следующий день Антонио и Марко пересчитали спасённых индейцев. Их оказалось всего около трёх сотен. Иезуит решил дать людям несколько дней отдыха, а затем отправиться в миссию Хесус, отстоявшую от Тринидада в сорока лье. Он надеялся, что бандейранты не посмеют так далеко углубляться во владения испанской короны.

Наконец у Монтойи выдалось время тщательно обдумать последние события, и он, как Петроний, сделал вывод о существовании сговора между испанцами и португальцами. Но с какой целью? Неужели только ради того, чтобы уничтожить миссии и избавиться от влияния иезуитов?

Альгвазилу Марко также было, над чем поразмыслить. В один из вечеров он заявился к иезуиту и изрёк со знанием дела:

– Бог Тамандуаре явился к вам, святой отец, не просто так. У каждого видения есть определённый смысл.

– Возможно, ты прав, Марко. Но я в смятении. Чего хотят от меня ваши боги?

– Чтобы вы спасли племя гуарани, – ничтоже сумняшеся, заявил альгвазил.

Антонио пожал плечами. За время пребывания в Парагвае он уже встречался с необъяснимыми явлениями. Как знать, может, общение здешних богов со смертными людьми посредством видений было одним из них.

Через несколько дней патер Монтойя засобирался в путь. Ему не терпелось поскорее добраться до редукции Хесус, управляемой Диего де Торресом, и встретиться со старшим братом по ордену. Сначала, по прибытии в Парагвай молодой иезуит свято верил в его могущество и способность разрешить любую проблему. Ныне, пять лет спустя, вера Антонио в силу влияния Диего несколько поубавилась, потому как тот вынуждено согласовывал свои действия с Япейю. Но, невзирая на это, младший собрат уважал де Торреса, преклонялся перед его умом, решительностью и преданностью делу, ради которого иезуиты прибыли в Гуайро.

Альгвазил Марко оповестил христиан-гуарани о том, что они отправляются в миссию Хесус. Однако не все из них выказали желание покинуть селение. Женщины с грудными младенцами наотрез отказались следовать за иезуитом, потому как здешний вождь обещал подыскать им мужей из вдовцов. Около двух десятков молодых мужчин-гуарани были серьёзно ранены и нуждались в лечении. Монтойя, прекрасно владея языком гуарани, постарался договориться с вождём, дабы тот позаботился о раненых. Вождь согласился, ибо его народ нуждался в притоке «свежей крови», а шаман обещал исцелить немощных.

На следующее утро Антонио и его паства снова двинулись в путь.

* * *

К тому временем гуарани под предводительством Петрония де Фальконара уже добрались до миссии Хесус. Итальянцу удалось спасти почти тысячу индейцев. Викарий-шотландец в редукции пока не появлялся. Все её обитатели молились о спасении патера Монтойи, викария Мак Дамфриса и христиан-гуарани из Сантьяго.

Диего де Торрес пребывал в ужасном состоянии. Он разделял мнение Фальконара о том, что испанцы и португальцы действуют заодно. Понятна была ему и цель этого сговора – уничтожение миссий иезуитов, потому как те мешали безнаказанным действиям бандейрантов и обогащению коменданта Энкарнасьона.

Духовный коадъютор опасался также, что бандейранты, разъярённые оказанным им сопротивлением, всё-таки осмелятся напасть на его миссию. Он приказал незамедлительно принять дополнительные меры безопасности, сознавая в душе, что в случае атаки португальцев останется надеяться только на Всевышнего: стрелы не смогут тягаться со свинцовыми пулями.

Через несколько дней до редукции добрались сначала Мак Дамфрис, который привёл с собой почти пятьсот индейцев, а следом Монтойя со своими людьми. Де Торрес и Фальконара встретили собратьев с распростёртыми объятиями. Молитвы и чаяния коадъютора возымели действие: португальцы не осмелились напасть на миссию Хесус. Разорив в её окрестностях с десяток индейских селений, обитатели которых по-прежнему поклонялись своим богам, они вернулись в Сан-Доминго.

Для иезуитов наступила передышка. Надолго ли?

Глава 11

Спустя несколько месяцев Антонио Монтойя, Мак Думфрис и почти тысяча гуарани покинули миссию Хесус. Они собирались переправиться через Парану, углубиться в сельву и основать там новую миссию, Сан-Рамон.

Петроний де Фальконара, преисполненный желания отправиться в Рим, остался в редукции у Диего де Торреса. Он намеревался убедить Клавдия Аквавиву в неспособности провинциала де Ривертеса справляться со своими обязанностями, поскольку тот не проявляет должной прозорливости, столь необходимой на землях Гуайро. В результате были уничтожены миссии иезуитов.

Диего де Торрес поддержал своего собрата по ордену. Духовный коадъютор не счёл необходимым уведомлять провинциала об уничтожении миссий португальцами. Вместо этого он написал генералу послание с подробным описанием печальных событий, не забыв упомянуть о своих тщетных попытках добиться дозволения Ривертеса на вооружение гуарани в миссиях для самообороны.

В мае 1608 года Петроний де Фальконара покинул миссию Хесус и отправился в Рим. Дорога до Нового Света заняла почти полгода, но не умерила пыла иезуита. По прибытии в Рим он испросил аудиенции у Аквавивы и лично передал ему послание духовного коадъютора. Генерал безотлагательно ознакомился с ним и пришёл в неописуемое смятение.

– Матерь Божия! – воскликнул он. – Это же катастрофа, провал миссии ордена! И всё по вине недальновидного провинциала. Строительство редукций обошлось ордену в огромную сумму. И что теперь? Начинать всё сызнова? Что вы думаете по этому поводу, брат мой? – непосредственно к Петронию обратился генерал.

Тот смиренно поклонился.

– Благодарю, монсеньор, за проявленный интерес к моему мнению. Но прежде хочу подтвердить всё то, что содержит послание де Торреса. Вынужден признаться: коадъютор ознакомил меня с ним. Последствия катастрофы описать невозможно, потеряно всё, над чем миссии трудились многие годы. Но, думаю, мы не вправе отступать, а должны лишь поменять тактику.

– У вас есть соображения на этот счёт? – оживился генерал.

– Если позволите, монсеньор…

– Говорите, Петроний!

– Прежде всего наши миссии должны обрести независимый статус, дарованный самым Папой, – начал он.

Аквавива жестом прервал патера.

– Независимый статус вы отождествляете с созданием государства иезуитов в Парагвае, не так ли? Я и сам того желаю. Понтифик Климент VIII, к сожалению, ныне покойный, всячески поддерживал начинания ордена. Зато нынешний Папа, Павел V действует куда осторожнее, опасаясь задеть самолюбие доминиканцев. Те же так и вьются подле папского престола.

– Без поддержки Ватикана нам будет непросто, – тяжело вздохнул Петроний.

Аквавива кивнул.

– Совершенно согласен с вами, брат мой, постараюсь сделать всё, что в моих силах. В ближайшее же время я соберу капитул и поставлю вопрос о соответствии занимаемой должности провинциала де Ривертеса. Думаю, капитул проявит единодушие и вместо него назначит Диего де Торреса-и-Болло. Только тогда я смогу испросить аудиенцию у Папы. Вам же следует отдохнуть после длинной дороги и восстановить силы, которые ещё очень понадобятся.

Капитул ордена закончился, как и предполагал Аквавива, почти единогласным снятием с должности де Ривертеса. Новым провинциалом Парагвая был назначен Диего де Торрес. Однако генералу понадобился почти год, чтобы убедить Павла V подписать буллу, дарующую иезуитам земли между реками Парагвай и Парана, а также территории, прилегавшие к Гран-Чако. Его Святейшество благословил монахов и призвал их впредь ещё усерднее распространять слово Божие среди местных индейцев. Фактически росчерком пера понтифик официально утвердил государство иезуитов на неосвоенных землях Парагвая, благодаря чему начинания ордена и Папы Климента VIII не канули в Лету.

* * *

Антонио Монтойя оставил миссию Сан-Рамон на попечение Мака Думфриса и в сопровождении Марко и нескольких преданных индейцев отправился к верхнему течению Парагвая, поставив себе целью добраться до Консепсьона. Далее он намеревался переправиться через реку и, углубившись в места, населённые племенами камаюра и тенетехара, донести до них слово Божие. В то время как Петроний в компании будущих миссионеров, братьев по ордену, возвращался на одном из испанских кораблей в Новый Свет, Монтойя и его сподвижники уже приступили к строительству редукции Санта-Феличе. Им активно помогали обращённые в христианскую веру индейцы-тенетехара. Неведомо отчего, но Антонио чувствовал всем своим существом, что древние боги, правившие некогда здешними землями, одобряют и поддерживают его усердие.

О назначении Диего де Торреса провинциалом Парагвая и предоставлении новым владениям ордена государственного статуса Монтойя и его люди узнали уже в новой, почти отстроенной миссии. На это у них ушло около двух лет.

С получением долгожданных новостей Антонио воспрял духом. Без сомнений и колебаний он сразу поверил, что молодое государство иезуитов, едва окрепнув, сможет отражать набеги бандейрантов. Оптимистическому настрою патера весьма поспособствовало пополнение оружейного арсенала редукции аркебузами с порохом. А спустя несколько месяцев в Санта-Феличе из миссии Хесус прибыл ещё один отряд миссионеров. Преисполненные веры, они горели желанием как можно дальше углубиться в сельву и организовать там новые миссионерские поселения – Санта-Мария, Санта-Роза и Сан-Педро. Впоследствии редукция Сан-Педро, обосновавшаяся в верхнем течении реки Парагвай, станет своего рода опорной базой для других, прежде всего молодых миссий. Именно по этой водной артерии переправлялись предназначенные им грузы.

Жизнь на новом месте постепенно налаживалась.

* * *

Упрочение позиций новых редукций иезуитов и их возросшее влияние на аборигенов вызывали крайнюю обеспокоенность эмиссара Карлоса де Сапатеги. То, что Риккардо Мендоса имеет непосредственное отношение к уничтожению миссий ордена, сомнений у него почти не вызывало. Более того, он вовсе не осуждал за совершённый поступок энкомендеро и одновременно своего подчинённого, до сей поры не освобождённого от должности коменданта Энкарнасьона.

Сильно претила эмиссару активность иезуитов в Гуайро. Ныне в округе Асунсьона остались лишь две орденские редукции. Хесус бессменно возглавляет Диего де Торрес. Япейя указом генерала Аквавивы передана под начало Петрония де Фальконара. Его предшественник, бывший провинциал де Ривертес, не пережив позора, скончался. Миссии других орденов, не столь влиятельные и многочисленные, не вызывали у эмиссара особого беспокойства.

Весной 1613 года Сапатега позвал Риккардо Мендосу в Асунсьон, намереваясь совместно обсудить сложившуюся ситуацию с редукциями. Послание из парагвайской столицы серьёрно озадачило энкомендеро, забывшего, по сути, о своих должностных обязанностях. Он тотчас приказал Эрнандесу явиться в El Paraiso.

– Как ты думаешь, Ансельмо, что это значит? – Мендоса протянул помощнику полученную утром эпистолию.

– Думаю, эмиссар чем-то озадачен, – предположил Эрнандес, ознакомившись с письмом. – Зачем иначе срочно вызывать вас?

Мендоса, давно привыкший к спокойной и размеренной жизни, тяжело вздохнул:

– Вот и мне, amigo, кажется, что всё это не к добру.

Эрнандес ещё раз перечитал текст послания.

– Не думаю, что эмиссар перестал доверять вам, – сделал он вывод. – Вероятно, особые обстоятельства побудили Сапатегу отправить письмо.

– Надеюсь. Завтра отправляюсь в путь, – сообщил энкомендеро и дрогнувшим голосом добавил: – Обещай, amigo, позаботиться о моей семье, если со мной что-нибудь случится.

По спине Эрнандеса пробежал холодок. Кабальеро прекрасно понимал, что ему не удержаться у кормила власти, попади его патрон под опалу.

– Я поеду с вами, дон Мендоса! – решительно заявил Ансельмо.

Тот отрицательно покачал головой.

– Нет, оставайся в El Paraiso, покуда я не вернусь. Если же мне суждено…

Эрнандес не выдержал мрачного тона своего патрона и покровителя.

– Дон Мендоса! Я уверен, что эмиссар ничего не знает о наших делах. Иначе он бы прислал не письмо, а отряд аркебузиров.

Энкомендеро натянуто улыбнулся.

– Ты всегда умел поднять мне настроение, amigo!

На следующий день Риккардо, поцеловав жену и сыновей, отправился в Энкарнасьон. Там он распорядился подготовить корабль к отплытию и вскоре покинул крепость.

Асунсьон встретил Мендосу в День святых Иакова и Филиппа[91]91
  1 мая.


[Закрыть] отнюдь не отрядом аркебузиров, а перезвоном колоколов собора Девы Марии. Энкомендеро покинул корабль в тяжелом состоянии духа и отправился в свой дом, дабы отдохнуть и собраться с мыслями перед встречей с эмиссаром.

На следующий день, подойдя к воротам резиденции Сапатеги, Риккардо совсем сник. «Сроду так ничего не боялся, – отметил он про себя. – Неужто старею? А ведь мне ещё нет сорока…»

С такими мыслями Мендоса миновал вооружённых до зубов стражников и доложил секретарю о своём прибытии. Эмиссар не замедлил принять визитёра в своём излюбленном sala de audiencia.

– Рад видеть вас, Мендоса, в добром здравии, – радушно произнёс Сапатега, жестом указывая гостю на кожаное кресло.

Дружеское приветствие эмиссара вмиг развеяло опасения коменданта крепости. Он выразил глубочайшее почтение начальству, отметив про себя явную его озабоченность.

– Я в полном вашем распоряжении, дон Карлос, – поспешил заверить эмиссара Мендоса.

Тот сдержанно улыбнулся.

– Мы знакомы с вами много лет. Немало воды утекло с тех пор, и случалось всякое, – начал издалека эмиссар.

Мендоса снова забеспокоился, но постарался не выказывать охватившего его волнения.

– О да, дон Карлос, я всегда был предан вам.

Сапатега кивнул.

– Никогда не сомневался в этом, поэтому-то и решил поделиться с вами своими мыслями.

Мендоса мысленно возблагодарил Всевышнего и окончательно расслабился: скоропалительный вызов в Асунсьон никак не касался его деятельности, отнюдь не всегда законной. Впрочем, эмиссар был отлично о том осведомлён и не считал нужным ущемлять интересы преданных ему людей.

– Меня беспокоит новоявленное государство иезуитов, – озвучил наконец дон Карлос тему предстоящего делового разговора.

Мендоса понимающе кивнул.

– Да, монахи после нападения португальцев почти все покинули Гуайро и возвели новые редукции на неосвоенных землях. Говорят, племена камаюра и тенетехара чуть ли не поголовно стали католиками.

– Великое благо совершают миссионеры, неся слово Божие диким племенам, однако… – не закончив фразы, эмиссар замолк.