Текст книги "История Пурпурной Дамы"

В начале двенадцатого месяца наш кортеж вошёл в столицу. Час Собаки близился к концу, город плотно окутали зимние сумерки. Я мечтала о горячей фураке, тёплой постели и еде. Ощущение того, что наше длительное путешествие, наконец, закончено, придавало мне сил. Вскоре мы добрались до нашего столичного дома, расположенного на Третьей линии.

Столичное имение отца выглядело огромным, угрюмым и неухоженным. Я вслед за матушкой вышла из экипажа: на какой-то миг мне показалось, что мы снова находимся в одной из провинций и должны миновать лесные заросли, кишащие дикими животными. Я поёжилась от холода и усталости. Казалось, окончание путешествие доставляло удовольствие только наложнице моего отца. Та без умолку щебетала и смеялась. Мне хотелось подойти к ней и засунуть ей рот рукав кимоно… Но, увы, я не могла этого сделать.

Нас встретил управляющий дома. Как выяснилось, ещё будучи на озере Бива, отец отправил в столицу гонца, дабы он отдал распоряжение домашней челяди о приезде господина. В общем, к нашему прибытию всё было готово и мы с матушкой, скинув несвежие одежды с наслаждением окунулись в горячую фураке. Отец же предпочёл принять водные процедуры с наложницей. Но матушку это обстоятельство вовсе не опечалило.

На следующий день, поутру, сразу после завтрака, я отправилась изучать дом. Он оказался просторным: пожалуй, отец при желании смог обзавестись ещё парой наложниц, дабы не утруждать себя визитными жёнами. Места хватило бы всем. Но более всего меня поразила библиотека, наполненная старинными свитками, со всем тщанием собранными ещё моим прадедом. Вскоре библиотека стала моим излюбленным местом время препровождения.

К концу луны наложница окончательно овладела помыслами моего отца, и матушка решила постричься в монахини и уединиться в храме Корюдзи. Однако, вняв моим мольбам, она хоть и приняла монашеский сан, но всё же решила остаться в доме, заняв самую отдалённую комнату в Северном крыле.

Отец отреагировал на решение матушки сдержанно, уважая её выбор. Не прошло и нескольких дней, как наложница стала официальной хозяйкой дома. Мне это не нравилось, я всё больше проводила времени за чтением свитков: с утра, как только рассветёт и дотемна, пока окончательно не одолеет сон.

Наступили новогодние празднества. Знатные семейства устремились в императорский дворец, дабы поздравить небесного государя и его супругу. Отец, облачившись в лучшие одежды, также поспешил это сделать: он так надеялся получить новую хлебную должность!

Отцу досталось назначение в дальнюю восточную провинцию, что сильно его опечалило. Остаток зимы мы с матушкой провели в молитвах и посещении близлежащих храмов. Я беспрестанно молила Будду Амиду, чтобы он смилостивился надо мной и матушкой. Но вероятно у Будды были свои планы…

В начале весны следующего года, как только дни стали длиннее ночей отец покинул столицу вместе с наложницей, отправившись на новое место службы, оставив нас с матушкой фактически на произвол судьбы. Мне уже шёл четырнадцатый год, и я решила, что сама должна о себе позаботиться. В конце концов, я юна, образована и недурна собой! И все эти благодати, данные свыше, должны сослужить мне верную службу!

Лето и осень выдались для нас с матушкой тяжелыми. Мы были вынуждены продать некоторые украшения и экипаж.

Нежданно-негаданно в начале двенадцатой луны прибыл гонец от нашей дальней родственницы. В короткой записке она приглашала меня ко двору императора. Я сразу же поняла: это мой шанс!

Я отправилась во дворец. Честно говоря, прибыв к воротам Сакухэй-мон в наёмном экипаже, так как мы с матушкой обеднели до крайности и свой содержать просто не могли, я не на шутку растерялась. Старший стражник, охранявший ворота, поинтересовался: кто я такая и по какому делу прибыла в Кокидэн? Я в свою очередь ответила, что явилась по приглашению госпожи Фудзивары Амиро, которая служит в Кокидэне фрейлиной. Стражник тотчас приказал пропустить мой экипаж, я решила, что фамилия Фудзивара возымела на него магическое действие.

Далее экипаж остановился около Усадьбы ароматов, и я окончательно растерялась: куда мне идти? Где искать госпожу Амиро? Дверь экипажа неожиданно открылась: передо мной предстал юный прислужник, облачённый в ярко-синие одежды.

Он поинтересовался моим именем. Я, заикаясь от волнения, назвалась: Фудзивара Ацуко. Прислужник ловко подхватил быка, запряжённого в экипаж, по уздцы, и указал дорогу погонщику. Так мы достигли Павильона Павлоний, выкрашенного в сиренево-зелёный цвет. Вокруг павильона густо произрастали павлонии, присыпанные снегом, деревья, давшие непосредственное название строению. Сам павильон соединялся с Кокидэном специальной галереей.

Прислужник помог мне выйти из экипажа и поводил в небольшой приёмный зал, украшенный росписями нежных цветов павлонии. Я послушно присела на татами и стала ждать…

Вскоре фусуме, ведущие вглубь павильона, распахнулись, моему взору предстала дама дольно зрелого возраста, но одетая богато и со вкусом. Я сразу же поняла: это Фудзивара Амиро.

Новая покровительница сдержанно поприветствовала меня, окинула придирчивым взором мой наряд. Я была облачена, как и подобает в данных случаях в восьмислойное кимоно оттенка хризантем, то есть, начиная с оттенков бледно-розового, жёлтого и заканчивая белым цветом. Волосы мои были распущены и скреплены лишь на макушке изящной заколкой, которую подарила мне матушка.

Госпожа Амиро проводила меня в другой зал, с более скромной отделкой: стены его не были расписаны, а ширмы, стоявшие по углам, являли собой цвет прелой листвы.

Это была комната младших фрейлин, сейчас они все исполняли свои непосредственные обязанности. В мои же обязанности входило сопровождать госпожу Амиро и по её приказу прислуживать матушке императора. Жить же я буду в той самой комнате для младших фрейлин…

Я несколько растерялась, потому, как привыкла иметь свои собственные покои и не делить их с посторонними людьми. Тем более, как я выяснила: состав младших фрейлин часто менялся. Кто-то выходил замуж, кто-то из них за малую повинность или непочтительность к знатным особам (особенно сановникам) удалялся от двора, некоторые девушки не выдерживали подобной жизни и просто возвращались домой.

Вечером по распоряжению госпожи Амиро в Павильон Павлоний доставили мои вещи. Они заняли своё место между многочисленными сундуками младших фрейлин. Всё это мне не нравилось…

Первая ночь прошла ужасно. Я спала бок о бок с незнакомыми мне дамами. Мне казалось, что все подглядывают друг за другом. А я так вообще являюсь предметом насмешек. Впрочем, это было лишь моё разыгравшееся больное воображение. Зачастую дамы не знали друг друга, и им дело не было до того, кто спит рядом с ними.

Моё посвящение в младшие фрейлины продолжалось семь дней, затем господа Амиро позволила мне ненадолго вернуться домой. Однако, взяла с меня обещание, что я прибуду на Праздник провозглашения имён Будд[48]48
  Трёхдневные молебны в конце года, которые проводились во всех дворцах членов императорской семьи, в частности в во дворце матери-императора.


[Закрыть].

На празднестве присутствовало около сорока гостей, знатных дам и сановников. Все они были облачены в белые нижние кимоно, а поверх них – кимоно цвета тёмного пурпура. Один из сановников как-то странно смотрел на меня…

Я старалась спрятаться за спину госпожи Амиро, дабы как можно меньше привлекать к себе внимания. После празднества я узнала от госпожи Амиро, что этот сановник ищёт визитную жену, и я приглянулась ему. Я, разумеется, смутилась… Но моя покровительница так восхваляла этого сановника, Тайра Каору, что у меня создалось впечатление, что они заодно. Я пообещала подумать над полученным предложением и посоветоваться с матушкой.

Когда я садилась в экипаж, теперь мне было по средствам содержать его, ведь фрейлина получала некоторую сумму денег на расходы, дабы поддерживать свой статус – начался снегопад. Снежные хлопья летели со всех сторон, моё шелковое верхнее кимоно стало влажным, казалось, в его широких рукавах отражался бледный лик луны…

В таком настроении я прибыла домой и поделилась с матушкой последними дворцовыми новостями, и в частности рассказала о полученном предложении от Тайра Каору стать его визитной женой.

Матушка горестно вздохнула и сказала, что это мой единственный шанс выжить. Она же наконец удалится в монастырь. Я заплакала, мне вовсе не хотелось ублажать перезрелого сановника. Но, увы, матушка была права – выхода не было – нищета стояла на пороге нашего дома.

После празднеств имён Будд, матушка затворилась в монастыре. Я же дала согласие сановнику и стала визитной женой, однако службу фрейлины не оставила. Я решила, что должна твёрдо стоять на ногах. А вдруг моему мужу вздумается завести вторую визитную жену и пару наложниц? Что тогда меня ждёт? Зыбкое будущее? А, если у меня родиться ребёнок? Кто мне поможет? Я фактически осталась одна! Итак, я приняла твёрдое решение упрочить своё положение при дворе.

Через пару дней я вернулась в Кокидэн и объявила госпоже Амиро, что согласна принять предложение Тайра Каору. Она искренне обрадовалась и пообещала, что если я не оставлю службу во дворце, то она выхлопочет мне отдельные покои, дабы я могла проводить ночи с супругом. Я очень этому обрадовалась: по крайней мере, буду слышать лишь храп одного мужчины, нежели сопение незнакомых мне женщин.

Вскоре я получила обещанные покои. Они располагались в Павильоне Павлоний. Как я узнала: многие из фрейлин были визитными жёнами и делили ложе со своими мужьями, не покидая службы. Я решила: ну что ж, может быть всё – к лучшему!

Новоявленный супруг был со мной нежен и проявлял всяческую заботу и внимание. Жаловаться мне было не на что… Пока я не понесла ребёнка и живот мой не округлился.

Я была вынуждена вернуться домой. Но теперь денег у меня было достаточно, и мой ребёнок родится в тепле и заботе. В положенный срок у меня родилась девочка. Невольно перед родами я вспоминала, как подглядывала за своей кормилицей, когда мы с отцом и матушкой следовали в столицу. Сцены всплывали у меня в памяти: одна неприятней другой. На удивление роды прошли благополучно: старая повитуха, присланная госпожой Амиро, отлично знала своё дело.

Однако, до меня дошла новость: мой муж, пока я вынашивала ребёнка, обзавёлся второй визитной женой. Я решила, что мне это безразлично. И немного оправившись, поручила заботу о дочери кормилице, сама же вернулась к своим обязанностям в Кокидэне. Как выяснилось, в императорском дворце за время моего отсутствия многое изменилось.

Моя покровительница госпожа Фудзивара Амиро попала в немилость и была вынуждена покинуть императорский дворец. Первой, кого я встретила из старой свиты, стала госпожа Хакаси, женщина преклонного возраста, на редкость умная и проницательная.

Под предлогом того, что мы желаем помолиться богине солнца, Аматэрасу, основательнице императорского рода, мы уединились в самом укромном углу Павильона Павлоний, найдя прибежище за ширмой.

От госпожи Хакаси я узнала, что император завёл очередную наложницу, поселив её, как и надлежит в Сливовом павильоне. Теперь все вновь прибывшие ко двору дамы вынуждены идти к ней на поклон. Наложница же молода, красива и явно злоупотребляет вниманием императора. Она же изъявила желание обзавестись собственной свитой и, вероятнее всего, мне придётся поступить к ней в услужение. Я тяжело вздохнула, понимая, что госпожа из Сливового павильона, покуда в силе, будет непременно наслаждаться временно обретённой властью и всячески выказывать её, в частности тираня своих фрейлин.

Я решила смириться со своей участью: что ж, я была преисполнена готовности служить наложнице! Госпожа Хакасии посоветовала мне тотчас отправиться во дворец Глициний, принадлежавший юной принцессе, дочери императора. Госпожа из Сливового павильона сумела найти с ней общий язык, ведь была немногим старше принцессы.

Я поблагодарила вездесущую фрейлину и отправилась на поклон к наложнице, а заодно и принцессе. Я поспешила ко дворцу Глициний и увидела, как наложница выходит из его ворот, направляясь в свой павильон.

Разумеется, я поспешила преклонить колени (правда, жаль было кимоно – но что поделать!) Госпожа из Сливового павильона была действительно красива. Меня окутало облако тончайшего аромата, исходившего от её пышных роскошных одежд.

Наложница заметила, как я торопливо опустилась на колени и поинтересовалась: кто я, к какому роду принадлежу. Я, разумеется, назвалась…

Наложница улыбнулась и предложила присоединиться к её свите. Я с благодарностью поспешила это сделать, ибо это приглашение означало, что участь моя разрешилась – я буду служить новой госпоже. Что ж, меня это вполне устраивало.

Однако рано я радовалась – удача в придворном деле весьма переменчива…

Весь последующий год прошёл в беспрестанных хлопотах. Я буквально разрывалась между службой и домом, стараясь при малейшей возможности навещать дочь. Она же быстро росла…

С мужем я практически не виделась, однако знала, что в моё отсутствие он часто навещает нашу дочь. По правде говоря, я была ему благодарна за это. Ибо дочь росла признанной со стороны отца, а это немало важно для её будущей репутации.

Со временем госпожа из Сливового павильона начала проявлять беспокойство: она так и не смогла понести ребёнка от императора. Положение её пошатнулась. Помимо наложницы своей участью были обеспокоены и фрейлины малого Сливового двора. Мы опасались, что вскоре останемся и вовсе не у дел.

Тогда я осмелилась посоветовать госпоже: совершить паломничество в Нару, на территории которой располагался бывший императорский дворец и множество храмов.

Она тотчас оживилась и решила отправиться в путешествие с началом седьмой луны. Вскоре госпожа получила разрешение и одобрение императора, начались активные приготовления к отъезду.

* * *

Нара внушала мне священный трепет. Каждая фрейлина знала, что император Дзимму, праправнук богини Аматэрасу, спустился с небес и прибыл в Нару верхом на олене. Так маленькое селение стало впоследствии столицей молодого государства Ямато.

Многочисленный кортеж Сливовой госпожи достиг бывшей столицы за два дня. Она решила остановиться во дворце Хэйдзё, названном так по имени последнего императора правившего в Наре.

Всё было готово к нашему приезду. Комнаты тщательно убраны, татами вычищены, ширмы обновлены, сёдзи и фусуме двигались бесшумно (несомненно, управителю дворца пришлось изрядно постараться).

Отдохнув после дороги, госпожа на следующий день решила посетить кумирню Касуга-тайся, принадлежавшую роду Фудзивара[49]49
  Кумирня была построена в 768 году и основана всесильным кланом Фудзивара – основным поставщиком императорских жён и наложниц на протяжении нескольких веков.


[Закрыть], и помолиться древним синтоистским богам.

Фрейлины в единодушном порыве присоединились к своей госпоже. Они с жаром молили Аматэрасу подарить Сливовой госпоже младенца, ибо от этого зависело их будущее.

Госпожа весь день провела в молитвах, посте и лишь в час Петуха покинула кумирню…

В последующие дни своего пребывания в Наре она посетила буддийские храмы: Тодай-дзи (мы помолились Будде Вайрочане), Кофуку-дзи, Якуси-дзи, Тосёдай-дзи, Ганго-дзи.

Проведя почти десять дней в постах и молитвах, я почувствовала себя необычайно легко и спокойно. Помимо молитв, возносимых в честь Сливовой госпожи, императора и их будущего ребёнка, я украдкой молилась за свою дочь и матушку, которая, увы, была скупа на весточки и крайне редко присылала мне письма из своего монастыря.

Через три месяца по возвращении из Нары Сливовая госпожа почувствовала явные признаки беременности. Император одарил её дорогими подарками, мы с фрейлинами вздохнули свободно: теперь пребывание наложницы при императорском дворе обещает быть долгим. Я надеялась, что с рождением ребёнка император и про нас не забудет: каждая фрейлина, как и положено в таких случаях, получит отрез шёлка на кимоно и один золотой обан[50]50
  Золотой обан равнялся 10 рё. На один рё можно было скромно прожить почти год.


[Закрыть].

Также я надеялась, что Сливовая госпожа по достоинству оценит мой своевременный совет, ведь именно я направила её в Нару…

* * *

Мурасаки дочитала третий свиток рукописи.

– Ничего не изменилось… – печально прошептала она. – Женщина по-прежнему должна заботиться о своём будущем… Мужчины же вольны поступать так, как им заблагорассудится. Что ж, в таком случае я при дворе поступлю, как госпожа Фудзивара Ацуко: упрочу своё положение, чего бы мне это ни стоило.

Глава 7
Кайшин – обновление

По совету госпожи Сей Сенагон, Мурасаки облачилась в новые, но неброского цвета кимоно. Из украшений она выбрала лишь заколку для волос, усыпанную драгоценными камнями, подаренную матушкой.

Дебютантка села в наёмный экипаж и отправилась в императорский дворец. Достигнув царственных ворот, ведущих в Кокидэн, Мурасаки невольно поймала себя на мысли, что точь-в-точь повторяет путь госпожи Фудзивара Ацуко, чей дневник она прочитала.

Её также встретил юный прислужник и проводил в Павильон Павлоний. Ожидание Мурасаки было недолгим: вскоре в павильоне появилась госпожа Акадзомэ Эмон, покровительствующая дебютантке.

Опытная фрейлина цепким взором смерила свою дальнюю родственницу, по достоинству оценив её наряд и искусный грим. Невольно госпожа Эмон подумала, что Кейко, муж Мурасаки, напрасно пренебрегает прелестной молодой женой. И неожиданно для себя решила, что позаботиться о судьбе родственницы – Амиро славилась при дворе искусной сводницей. И часто при её посредничестве заключались прочные союзы.

Наконец, Мурасаки предстала перед взором Яшмовой госпожи. Как и надлежит, согласно этикету, дебютантка, изящно откинув полы многослойного кимоно, опустилась на колени. Госпожа Сейси милостиво взглянула на молодую фрейлину, поинтересовалась: замужем ли она? И получив, утвердительный ответ, и к тому же узнав, что Фудзивара Кейко служит в Департаменте церемоний, пообещала выделить супругам небольшую комнату для встреч в галерее, ведущей в Павильон Павлоний.

И снова Мурасаки вспомнила о недавно почитанном дневнике… И в последующие дни своей службы молодая фрейлина вспоминала о фрейлине времён императора Сейва всё чаще, ибо уклад жизни в Кокидэне практически не изменился.

Яшмовая госпожа выполнила своё обещание и Мурасаки обрела отдельные покои. Кейко же стал исправно навещать жену, казалось, он снова воспылал к ней страстью. Теперь эта страсть была разделённой: Мурасаки повзрослела и стала настоящей женщиной. Через несколько месяцев своего пребывания на службе, Мурасаки почувствовала все признаки беременности. Она поделилась этой радостью со своей покровительницей, госпожой Акадзомэ Эмон, и Сей Сенагон, с которой сошлась накоротке.

Сей Сенагон искренне порадовалась за юную фрейлину, ведь сама, увы, не могла иметь детей. Это и послужило окончательной размолвкой Сей Сенагон и её мужа. Они официально расстались. Положение фрейлины при дворе стало отнюдь не завидным: бесплодная женщина, да ещё и оставленная мужем ради визитных жён и наложниц. Всё это резко подорвало репутацию Сей Сенагон. Она всё чаще находила утешение в написании очередных заметок и беседах с юной Мурасаки.

В положенный срок живот Мурасаки округлился настолько, что Кейко более не мог удовлетворять свою страсть. Он перестал посещать жену. Та же стала подумывать над тем, чтобы оставить Кокидэн и перебраться домой.

Сей Сенагон поддержала свою товарку, пообещав навещать её. Поначалу Мурасаки скучала, ведь она привыкла к дворцовому ритму жизни. Дома же ей было нечем заняться, одолевала скука… Единственное, что поддерживало её интерес к существованию – жизнь, зарождающаяся в её чреве. К тому же Кейко не навещал жену, а она так нуждалась в его поддержке и внимании. До Мурасаки всё чаще доходили слухи о новых увлечениях мужа. О его романе с очередной замужней дамой судачила вся столица.

Мурасаки решила быть выше этого – не обращать внимания на сплетни. В конце концов, она перестала посылать мужу письма…

Бывшая фрейлина занялась написанием повести, которую решила назвать: «Похождения Гензи». А прототипами героя стали принцы Тамэтака и Ацумити, прославившимися во дворце своими любовными похождениями.

Мурасаки писала историю небольшими главами, а затем отправляла их на суд госпожи Сей Сенагон. Та же, немало удивлённая литературными талантами молодой дамы, зачитывали рукописи обитателям Кокидэна. Со временем поклонницами литературного дарования Мурасаки стали Яшмовая госпожа, император Итидзё и его супруга Садако, госпожа из Северных покоев.

Часто Мурасаки рассуждала о доли женщин устами принца Гензи:

«Бывают женщины нежные и робкие, которые в любых обстоятельствах стараются подавлять жалобы, притворяясь спокойными и беззаботными. Такая женщина не упрекнёт мужа даже в тех случаях, когда супруг этого явно заслуживает. Женщина долго копит обиды в своём сердце, наконец, чаша терпения переполняется, она изливает свои обиды и горести без стеснения в невыразимо горьких словах. Муж понять не может: чем он обидел свою супругу?.. Он не на шутку раздосадован. Тем хуже для него, ибо жена оставляет дом навеки, удаляясь в монастырь, или становится отшельницей, ища уединения на берегу моря в бедной рыбацкой хижине. Там же она, не привыкшая к тяготам простой жизни, вскоре умирает. Некоторых мужей преследует чувство вины, а некоторые берут очередную визитную жену – на этом их переживания заканчиваются.

…Не менее глупо, когда жена, преисполненная негодования, отворачивается от мужа лишь потому, что тот позволил себе вступить в мимолётную, случайную связь. Пусть его помыслы устремились к другой даме, но не стоит забывать, как сильны были его чувтсва и всякие вспышки ревности непременно ведут к разрыву…

При любых обстоятельствах женщине следует сохранять спокойствие. Когда вдруг появляется повод для ревности – следует лишь ограничиться ненавязчивым намёком. Не следует выказывать обиды слишком сурово, он этого привязанность мужа только усилится.

Впрочем, если жена предоставит мужу излишнюю свободу, и не будет обращать на его поведение никакого внимания, то в его отношении непременно начнёт проскальзывать пренебрежение…»[51]51
  Использован текст «Повести о Гендзи». Перевод Т. Соколовой-Делюсиной.


[Закрыть]

Так рассуждала умудрённая жизненным опытом Мурасаки – ведь Кейко выказывал к ней явное пренебрежение. Возможно, она сама виновата: слишком долго она не обращала внимания на его увлечения. И он окончательно забыл о жене.

Госпожа Сей Сенагон часто навещала Мурасаки и каждый раз увозила с собой новую главу, повествующую о Гензи. Во время последнего визита гостья обмолвилась, что обрела страстного любовника – Фудзивару Мунзё, того самого мужчину, о котором она писала в своём дневнике.

Страстная любовная связь Сей Сенагон и Фудзивары Мунзё совершила чудо: фрейлина понесла ребёнка. Тотчас обитатели Кокидэна поспешили осудить поведение Татибаны Норимицу, бывшего мужа Сей Сенагон, считая, что прежде всего, он не надлежащим образом исполнял свои супружеские обязанности. Яшмовая госпожа, раздосадованная поведением своего придворного, отныне повелела называть госпожу Сей Сенагон по новому мужу – Фудзивара Нагико.

Однако, все в Кокидэне по-прежнему величали фрейлину, как Сей Сенагон. Ведь это всего лишь ранг, не имеющий отношения к роду бывшего супруга.

Сам Татибана Норимицу остался холоден ко всем дворцовым пересудам, ибо был уверен в своей мужской состоятельности – его визитные жёны давно имели детей.

На исходе беременности, Мурасаки постигло тяжёлое несчастье: Кейко был найден мёртвым в квартале, где проживали юдзё. Столичное общество терялось в догадках: кому же была выгодна смерть беспутного придворного? И все сошлись в одном: одному из обманутых мужей. А таких насчитывалось немало.

Мурасаки стоически перенесла смерть мужа. Она думала только о ребёнке, и это помогло ей справиться с горем. Придворные дамы, служившие с Мурасаки, в частности Акадзомэ Эмон и Сей Сенагон, поспешили принести молодой вдове свои соболезнования. Мурасаки приняла их. Однако она, как законная жена, не могла в таком положении заняться ставшей всё более популярной кремацией тела мужа. Поэтому в последний путь к Торибэяме, горы близ Хэйана, у подножья которой совершали кремацию, его проводили родители и сёстры.

Мурасаки, дабы отвлечься от печальных мыслей, полностью отдавалась творчеству. Из-под её кисти появлялись всё новые и новые главы «Похождений Гензи».

«…Я был молод, однако понял, что женщины, привлекающие своей исключительной утончённостью, часто не заслуживают доверия и связывать с ними свою судьбу опасно. Уверен, что дальнейшая жизнь укрепит меня в этом мнении. Вот сейчас вас, несомненно, привлекают женщины пленительно-нежные, хрупкие, во всём покорные вашей воле. Они, словно капли росы на ветках хаги – захочешь сорвать – упадут… Они, словно градинки на листьях бамбука – коснёшься и тотчас растают… Но пройдёт время и вы меня поймёте. Я не достоин давать вам советы, но всё же: опасайтесь слишком податливых женщин! Они легко попадают под чужое влияние, навлекая позор на головы пекущихся о них мужчин…» – так рассуждала Мурасаки устами своего героя, юноши по имени Ума-но ками.[52]52
  Использован текст «Повести о Гендзи». Перевод Т. Соколовой-Делюсиной.


[Закрыть]

Многие придворные, в частности, Сей Сенагон, принцы Тамэтака и Ацумити узнавали себя в героях повести.

В положенный срок Мурасаки разрешилась от бремени девочкой. Оправившись, она передала её на руки кормилице, а сама же, подобно госпоже Ацуко, поспешила в Кокидэн. По приезде она с удивлением обнаружила, что невероятно популярна при дворе.

Не успела она войти в придворный ритм жизни, как получила послание от тайного поклонника:

 
Да, влажен шёлковый рукав, что на заре
Бамбуковые заросли раздвинул
В весеннем поле…
Но влажней вдвойне
Рукав мой оттого, что я тебя не вижу.[53]53
  Аривара-но Нарихира. Перевод А. Глускиной. В оригинальном переводе строфа: «В осеннем поле…»


[Закрыть]
 

* * *

Ояко, томимая тяжёлыми раздумьями, сидела подле распахнутых сёдзи, наслаждаясь погожим весенним днём. Ранняя весна в провинции Идзуми выдалась на редкость тёплой. В воздухе ещё витали ароматы прелой прошлогодней листвы, через которую пробивалась изумрудного цвета молодая трава.

Невольно у Ояко родились строки:

 
Подобной тоски
Никогда не ведала прежде —
Весенняя ночь
Вотще пролетела, не подарив
Даже минутного сна.[54]54
  Идзуми Сикибу. Перевод Т. Соколовой-Делюсиной.


[Закрыть]
 

Подле Ояко играла тряпичными куклами прелестная девочка двух лет. Она вела себя спокойно, не отвлекая матушку от её мыслей. А госпоже Ояко было над чем поразмыслить…

Три года прошло с тех пор, как она вышла замуж за Татибану Митисаду. Многое изменилось и, увы, не в лучшую для Ояко сторону. Её супруг, пользуясь властью губернатора провинции (кстати, должность эту он получил при содействии родителей жены!) вёл беспорядочный образ жизни. Мало того, что он постоянно посещал местных юдзё, тратя на них баснословные деньги, он ещё поселил в своём доме двух наложниц. А о жене, госпоже из Северных покоев, фактически хозяйке дома (ибо дом по закону принадлежал её матушке!) совершенно забыл.

Ояко была поначалу возмущена поведением мужа, но старалась безмолвно сносить его пренебрежение ради дочери. Однако, такая манера поведения, только развязывала Митисаде руки. Он пропадал у юдзё по несколько дней кряду, забыв не только о семье, но и о своих прямых обязанностях губернатора.

Теперь Ояко понимала, что время упущено, прошлого не вернуть – она потеряла мужа. К тому же она стала замечать, что наложницы сблизились, постоянно проводят время вместе и о чём-то шепчутся…

Ояко была выше того, чтобы учинить допрос наложницам – пусть знают своё место. Не пристало госпоже из Северных покоев выказывать недовольство каким-то наложницам. Однако, юные прелестницы, решив нарушить заведённый в доме порядок, решили напрямую обратиться к госпоже, дабы поговорить с нею.

Ояко, разморенная теплом, прикрыла глаза. На какой-то миг ей показалось, что она снова юна и пребывает в имении отца в Нисиномии. Ах, какое это было чудесное беззаботное время! Теперь же она вынуждена делить кров с наложницами мужа, а тот постоянно пропадает у продажных женщин. «Может быть, удалиться в монастырь?» – подумала Ояко. Однако, быстро отмела эту мысль: монастырь – для женщин, которые не способны уйти от мужа и начать новую жизнь! А она не намерена хоронить себя заживо! Тем более, следует позаботиться о дочери…

Неожиданно она услышала голос одной из наложниц и встрепенулась.

– Госпожа, – произнесла старшая наложница. – Простите, что побеспокоила вас, вот так без доклада…

Ояко цепким взором смерила наложниц и жестом указала на татами напротив. Юные дамы тотчас, окинул полы многослойных кимоно, присели, поджав ноги.

– Надеюсь, нечто срочное и важное привело вас сюда… – спокойно вымолвила Ояко.

– О да, госпожа! – с живостью подтвердила старшая наложница.

Ояко особенно её не любила…

– Госпожа, мы хотели просить вас о милости… – продолжила старшая наложница. – Господин так редко бывает дома, что мы забыли, как он выглядит… А, если он и возвращается в имение, то не уделяет нам должного внимания…

Глаза Ояко расширились от удивления.

– Продолжай… – всё также спокойно произнесла она.

Наложница, окончательно осмелев, наконец, сказала самое главное:

– Мы просим вас поговорить с господином, дабы он позволил нам удалиться… – Потупив очи в долу наложница продолжила: – Мы более не в силах терпеть его пренебрежения. Он не делит с нами ложе…

– Как и со мной, – призналась Ояко.

Наложницы переглянулись и, склонив головы, почти одновременно произнесли:

– Простите нас, мы догадывались… Поэтому и просим у вас помощи… Так не может больше продолжаться…

Ояко грустно улыбнулась.

– Вы абсолютно правы: не может… Я решила покинуть Идзуми, вернуться в Хэйан и поступить в услужение Яшмовой госпоже.

– А как же мы, госпожа? – с жаром воскликнула младшая наложница.

– Ваше решение окончательно? Вы действительно хотите порвать с нашим господином и вернуться домой?

– Да! – подтвердили наложницы.

– Что ж я сообщу об этом своему мужу и вашему господину. По закону вы имеете право вернуться к родителям, если муж или господин не оказывает вам должного внимания. Я готова засвидетельствовать это. Вы же также должны помочь мне…

Наложницы с готовностью заверили:

– Всё что угодно, госпожа!

Ояко удовлетворённо улыбнулась. Всё складывалось на редкость удачно: наложницы приняли её сторону. Они все вместе покинут Митисаду, этого неблагодарного сластолюбца!

Ояко была преисполнена уверенности, что в столичное общество оправдает её поведение. Мало того, она намеревалась обо всё рассказать матери, а уж она найдёт тайные ниточки, благодаря которым Митисада лишиться должности.

Митисада появился в имении лишь спустя два дня. Мурасаки, выбрав подходящий момент, поспешила к нему. Тот же, кислым взором смерив жену, спросил:

– Что тебе угодно?

– Вашего внимания, мой господин! – вежливо ответила Ояко.

Митисада зевнул.

– Видишь, я устал… Поездка утомила меня… Мне пришлось решить ряд вопросов государственной важности…

– Вероятно, государство, о котором ты печёшься находится на ложе одной из юдзё! – с явным недовольством высказалась Ояко.