Текст книги "Невероятные приключения Брыся в пространстве и времени. Часть 6. Приключения Пафнутия, м.н.с."

Глава двадцать третья, в которой у Пафнутия неприятности

Испуганные крики быстро остались позади (мы, грызуны, умеем бегать шустро!):

– Белыш, Белыш! Куда ты?!

Если бы мальчики знали, что побудило меня так поступить, то наверняка бы одобрили! Это же все равно что утюг не выключить! Помню, Вовкина мама сколько раз в панике домой возвращалась, потому что ей казалось, что водопроводный кран в ванной не закрыт или на плите что-нибудь варится. А утюг вообще на первом месте по забываниям! С жемчужиной, конечно, не сравнить – ни пожара, ни потопа не случилось бы, но она могла принести кучу необходимых для жизни денег (во всяком случае, я на это рассчитывал), а значит, стоило мчаться назад сломя голову!

Именно так я и подумал, когда вдруг темнота навалилась, что голову сломал. Однако в следующее мгновение открылась еще более ужасающая истина – меня захватили в плен! Набросили то ли пальто, то ли другой предмет одежды, завернули и понесли в неизвестном направлении! И так крепко прижали (к груди, наверное), что я потыкался-потыкался, да и затих до выяснения.

От недостатка кислорода разум слегка помутился и начались видения. Будто бы Кларочка жаловалась, что нас ограбили и забрали весь клад до последней бусинки, а я успокаивал, что она просто не может разглядеть сокровища, потому что сверху навалены меха, шубы и даже ковры персидские. Правда, богатства эти за решеткой, но ведь так сохраннее будут! Действительность оказалась суровой – за решеткой находились вовсе не богатства, а я… Видимо, тоже для пущей сохранности…

Клетка размерами не впечатляла, не то что мои шикарные апартаменты в Вовкиной квартире! Вместо лотка – газета, ни одного спортивного тренажера, лишь наверху тонкая перекладина, но я же не канатоходец, чтобы по ней бегать! Тут меня осенило – клетка-то птичья! Для попугая какого-нибудь или канарейки, но уж никак не для младшего научного сотрудника серьезной лаборатории с большими связями на железнодорожном транспорте!

Мое новое жилище стояло на круглом столике из ценной древесины под длинной бахромой зеленого абажура. Принадлежал он торшеру на витой бронзовой ноге. Кстати, ноге этой совсем некуда было бы ступить, пожелай она вдруг походить по комнате, поскольку все пространство заполонили разнообразные вещи, собранные неизвестными коллекционерами. Если бы они захотели спрятать имущество, то и целый подвал оказался бы маловат, не то что наша с Кларой потайная ниша!

В том, что новый виток моих похождений начинался опять с «пещеры Алладина», было нечто мистическое. Только теперь я, судя по всему, являлся частью клада. Определенно, в этом историческом отрезке нестандартная внешность приносила своему владельцу лишь неприятности! Помимо всего прочего, как экономиста меня угнетало чрезмерное количество сокровищ – оно обесценивало жемчужину, которую я так долго и тщательно оберегал и из-за которой здесь оказался! Погруженный в невеселые раздумья, я не услышал приближения шагов и вздрогнул, когда рядом зазвучали голоса.

– Подивись, какую чуду для своей крали достал!

– Как бы тебя твоя краля с этой чудой на улицу не выставила!

Я покрутил головой, чтобы разглядеть «чуду», но вдруг прямо передо мной (по ту сторону решетки, конечно) возникли две ухмыляющиеся физиономии. У одной – на глаза спадал светлый чуб, а широко улыбающийся рот сиял золотом. Я узнал бандитов, застреливших Шурочку и водителя-балагура Тимофеича (помню, Коля предположил, что они из шайки Ваньки Белки, которая «произвольничала» в Петрограде и окрестностях), догадался, о какой «чуде» речь, и… не выдержал очередного удара судьбы – упал в обморок, на газетку…

– Помер что ли? – донеслось будто издалека.

– А ты его кормил? Или думаешь, раз он белый, то святым духом питается?

– А чем его кормить-то?

– Да хоть палец свой дай, крысам все по зубам! – заржал (да простят меня лошадки за такое нелестное сравнение!) «чубатый».

Вообще-то перекусить не мешало: вареная картошка уже давно встала в один ряд с гречишными оладьями, то есть превратилась в чудесные воспоминания…

– Ха, как о жратве заговорили, так и зенки растопырил! – воскликнул второй.

Признаться, смысл высказывания дошел до меня лишь в общих чертах. Но я понял, что нежная привязанность к продуктам питания больше не являлась моим личным секретом. Впрочем, я ее никогда особенно не скрывал.

Еще я лелеял надежду, что Коля и Ваня не кинутся на поиски с голодными желудками, а прежде пообедают в детской столовой. И радовался, что у моего маленького спасителя появился старший брат, на которого я мог переложить заботу о мальчике на время своего вынужденного отсутствия…

Глава двадцать четвертая. Хлыст

Недостатка в продуктах питания бандиты не испытывали и щедро отсыпали мне всякой всячины: и сыра, и хлеба, и орехов. Не подумали, что если я все съем, то клетка станет окончательно мала и ее точно придется менять, иначе они нарушат Женевскую конвенцию о содержании военнопленных! (Правда, я не был уверен, что таковая уже существовала.)

Вот ведь как повернулось: мальчики где-то там холодные и голодные за меня переживали, а я «в гостях» объедался! Правда, тоже переживал – как бы не лопнуть, уж очень хотелось впрок желудок набить. Вдруг «чубатый» прав, и выгонит «краля» моего похитителя вместе со мной на улицу! Поскорее бы уж взглянуть на ту, от решения которой зависела наша участь.

Желание сбылось через несколько часов. Бандиты вернулись в сопровождении дамочки с ярко накрашенными пухлыми губами, и мои рубиновые глаза тут же приклеились к ним в ожидании вердикта. «Краля» сначала втянула щеки, так что рот превратился в красный бант, а потом с громким чмоком привела его в исходное положение. Напряжение достигло предела… Сейчас бы моему имиджу пригодился мохеровый «нахвостник», который так и не связала Вовкина мама!

Я постарался спрятать под газету часть организма, вызывающую у Людей наибольшие сомнения, и широко улыбнулся, демонстрируя великолепные зубы с прочной желтой эмалью и радуясь, что ребята помыли меня душистым обмылком.

Не помогло! Ярко-красные губы брезгливо скривились и приоткрылись с явным намерением произнести обвинительный приговор. Может быть, даже смертный. Пришлось пустить в ход все обаяние и талант: я поднялся на задние лапки и закружился на месте. Жаль, не было возможности блеснуть знаниями по химии и экономике!

Впрочем, после моего выступления выяснилось, что я и так перестарался.

– Шепелявому отдай! Пусть на базар с собой берет, когда его шантрапа работает, – внимание отвлекать!

Голос у дамочки был низкий и хриплый, а интонации командирские, так что ослушаться ее никто не посмел, и, в отличие от меня, бандиты догадались, о чем речь.

На следующий день и я сообразил…

Жил-был на свете добропорядочный белый крысюк Пафнутий Владимирович Менделеев, младший научный сотрудник серьезной экспериментальной лаборатории, да весь вышел! А вместо него появился (хотя и не по своей воле!) пособник воров-карманников по кличке Хлыст (наверное, все из-за той длинной и лишенной шерсти детали моей неординарной внешности!).

Одно хорошо – кормили сытно! А в остальном… Потекли беспросветные противозаконные будни: рано утром Шепелявый (парень без двух передних зубов, отчего он и впрямь смешно разговаривал) отвозил меня на рынок – шумное место, где горланили продавцы и толклись покупатели самого разнообразного товара: от портняжного наперстка до рояля.

Ну, продавцов я еще мог понять: зачем в доме рояль, когда есть нечего?! А вот причину, по которой он понадобился покупателям, постичь не сумел. Красивый, конечно, спору нет: огромный черный полированный, с золотыми канделябрами. Но ведь Люди не грызуны, чтобы в голодное время музыкальными инструментами питаться?!

Не хочу показаться нескромным, но мои выступления пользовались популярностью как у тех, кто торговал, так и у тех, кто собирался тратить деньги. Ради последних я освоил даже хождение по тонкой перекладине и еще пару акробатических трюков – только бы привлечь их внимание и втолковать, чтобы лучше следили за карманами и сумками! Но где там! Голосок-то у меня тонкий! Кричи не кричи – осторожно, мол, будьте бдительны, а они пальцами в клетку тычут и (простите, лошадки!) ржут… Потом хвать – а покупательская способность уже переместилась в карманы какого-нибудь беспризорника (шантрапы, как обозвала их «краля»), и даже след ее простыл!

Дней так через несколько попробовал я сменить тактику: вместо того чтобы «на сцене» блистать, забивался в угол и сидел насупившись. Однако получилось только хуже – вместе с изменением «репертуара» поменялась и публика. Теперь на меня приходили поглазеть жалостливые бабульки и барышни. И пока они вздыхали и охали, какой я несчастный и, наверное, больной, мои «подельники» опустошали их кошельки и ридикюли!

Совсем я отчаялся! Даже подумывал, не объявить ли голодовку в знак неодобрения противоправных действий? Но рассудил, что обездвиженный слабостью (чуть было не сказал – обезжиренный) привлеку еще больше сочувствия порядочных Людей, и тогда плакали их сбережения и покупки!

Оставалось надеяться, что перемены в жизни сами как-нибудь наступят. Раньше ведь они меня не спрашивали! Наступали, когда им вздумается! И вот такой день (точнее, вечер) пришел…

Глава двадцать пятая, в которой Пафнутий воспользовался умениями

Из кучи народа, которая то появлялась, то исчезала, лишь я один был в этой таинственной квартире величиной постоянной (ну, за исключением часов «работы»). Тесная тюрьма (именно так я решил именовать клетку, чтобы хоть немного искупить вину перед жертвами моего несравненного обаяния) закрывалась снаружи на крючок. И только бестолковые бандиты могли рассчитывать, что сие незамысловатое сооружение удержит внутри «тварь с интеллектом»! Конечно же, я давным-давно научился пользоваться простеньким запором и гулял ночами по «пещере Алладина».

Я сумел бы даже убежать: приготовиться к старту, когда в замочной скважине поворачивался ключ (точнее, скважинах, потому что замков было несколько), и выскользнуть, когда дверь открывалась. Тем более что времени на маневр оставалось бы в избытке, так как обычно в квартиру заносили какое-нибудь добро (чужое, разумеется) и это длилось пару секунд, а то и минут (зависело от размеров предмета мебели или искусства).

Останавливало меня полное незнание города и мороз, который врывался в прихожую и напоминал о не подходящем для побега сезоне. Оставалось ждать либо потепления, либо следующего поворота моей зигзагообразной судьбы. Как я уже сказал ранее, произошло последнее…

«Тюремщики» часто обсуждали разбойные планы, не стесняясь посторонних ушей, то есть моих, круглых и мягких (возможно, они воспринимали меня как члена шайки, а потому и не таились). Я к этим разговорам привык и не особенно прислушивался, но в тот раз встрепенулся, уловив знакомое название. Впрочем, приведу беседу целиком с переводом на нормальный язык (за прошедший период научился более-менее понимать чудные слова и выражения, которыми пестрела бандитская речь).

– Сегодня по Гороховой работать будем. (Тут-то я и навострил мои замечательные уши.) Особнячок там приметили. Три квартиры в трех этажах. Хозяев нет. Переселенцев тоже. Только двое пацанят. Через окно, видать, влезли, а теперь через дверь ходят – ключ нашли.

(Обморок в такой момент оказался бы совсем некстати, и я усилием воли вернул внезапно покинувшие меня силы, чтобы не упустить важную информацию.)

«Краля» (а именно ей докладывал «чубатый» о планах на вечер) выпустила ему в лицо струю дыма от папиросы, вставленной в длинный мундштук (как он только не задохнулся не сходя с места?!):

– Далеко от конторы?

– На другом конце. Не волнуйся, там тихо. Но поторопиться надо, пока барачными не заселили.

Под «конторой», как я понял, подразумевалась ЧК, под «пацанятами» – мои мальчики, которые не поехали в Москву к дяде, а продолжали жить в квартире и надеяться, что я вернусь! (Вряд ли у них имелась более веская причина, чтобы задержаться в голодающем и замерзающем Питере, ведь для Колиного папы оставили письмо с адресом!)

Пришла пора для решительных действий! Я внутренне подобрался и сосредоточился на составлении собственной диспозиции на ближайшие часы. Во-первых, следовало выбраться на улицу и незаметно шмыгнуть в машину к «чубатому». Во-вторых, … по обстоятельствам!

Я не стал дожидаться, когда закончится обсуждение деталей налета, напихал за щеки семечек из моего суточного рациона (на «черный день»), открыл клетку, перебежал в прихожую и забрался в карман первой попавшейся кожанки. («На дело» бандиты Ваньки Белки одевались «чекистами», чтобы не вызывать подозрений: мрачные машины у подъездов, вынос ценных вещей и даже выстрелы не удивляли ни соседей, ни прохожих. Жуткое время… До сих пор от воспоминаний хвост дыбом встает!)

Признаюсь как на духу: иногда (очень редко!) я мечтал быть кем-нибудь другим. Например, котом (летописец одобрительно пошевелил пышными усами). Не потому, что они охотники, а мы жертвы. А потому, что их внешность нравится Людям: на них не ставят капканы и не визжат при встрече (разве только от восторга). Однако в определенные моменты, когда требовались юркость и незаметность, я от всего сердца благодарил природу, что создала меня грызуном! (Кстати, сей наиважнейший орган бьется у нас со скоростью 400 ударов в минуту! И это в спокойном состоянии, а в беспокойном – вообще из груди норовит выскочить, так что пусть мои частые обмороки не вызывают усмешек! Всего лишь защитная реакция на стрессовые ситуации, которых, согласитесь, у меня было предостаточно! А еще наше сердце вырабатывает электричество! Правда, маловато, даже лампочки не зажечь. Хватает только для запуска каких-то наноустройств. Наверное, что-то очень мелкое, но все равно приятно!)

Помешать выполнению плана мог только «чубатый», если бы сунул руку в карман (судя по запаху, я влез именно в его кожанку). Но в тот раз фортуна наконец-то заглянула мне в рубиновые глаза, а не повернулась тыльной частью. В машине я сразу перебрался под сиденье. Мой богатый электричеством орган колотился так громко, что я поражался, почему бандиты его не слышат! Вероятно, Люди не такие совершенные, как думают сами и уверяют остальных!

Машина затормозила. Осмотр дома «чубатый» и три его подельника начали с первого этажа, легко вскрыв двери железным ломом, а я, пользуясь темнотой, кинулся по знакомой лестнице вверх…

Глава двадцать шестая, в которой друзья снова вместе

Я запыхался, преодолевая высокие мраморные ступени, и несколько мгновений приходил в себя за кадками, из которых уныло торчали засохшие фикусы. (Впрочем, я химик, а не ботаник. Может, растения назывались как-то иначе.) Мой озабоченный пропитанием мозг грызуна перепутал темноту на лестнице с «черным днем» и велел зубам сжевать семечки, оставив меня без продовольственных запасов.

У толстой дубовой двери я обратился в слух – мальчики находились дома. Более того, в прихожей! Видимо, прислушивались к тому, что творилось внизу. Бандиты, уверенные в безнаказанности, даже не старались соблюдать тишину и осторожность: двигали тяжелую мебель и простукивали пол и стены (наверное, клад искали, но не всем же везет так, как мне!).

Я поскребся в надежде, что Коля уловит среди множества звуков мои «позывные». Правда, в какой-то телепередаче рассказывали, что человеческое ухо плохо воспринимает тихие шорохи, но там же меня уверяли, что мир представляется крысам безрадостно серым, а мне он кажется довольно разноцветным, просто слегка запылившимся!

Вот и насчет Колиного слуха наука ошиблась! Открыли мальчики дверь! И сразу же снова заперли, как только мой спаситель схватил меня и прижал к сердцу!

– Белыш! Как я рад, как я рад! – восторженно повторял он, а Ваня ласково гладил мне спинку и чесал за мягким ушком. (Одной рукой, в другой он держал свечу.)

– Ты так долго пропадал! Мы по всем окрестным дворам искали! Думали, тебя коты слопали!

Еще чего не хватало! Бесславный получился бы конец для Пафнутия Менделеева! Хотя весьма вероятный, если бы не мороз! Кошки ведь тепло любят, как и мы, грызуны!

На лестнице раздались шаги. Наверное, хозяева нижней квартиры самые ценные вещи с собой за границу увезли и разочарованные налетчики продолжали искать, чем бы поживиться!

Мальчики переглянулись.

– Если постучат, открывать? – спросил Коля, вопросительно глядя на старшего брата.

Ваня пребывал в нерешительности.

– Может, мимо пройдут, на третий? – понадеялся он.

Снаружи подергали за латунную дверную ручку.

– Отпирай, пацанва, не то вышибем! Дым из трубы валит, конспираторы! – насмешливо прокричал в замочную скважину «чубатый» (уж я его узнал!).

– А вы кто? – Ванин голос охрип от волнения.

– Конь в пальто! ЧК – вот кто! Изымаем излишки у буржуазных элементов! – продолжал глумиться бандит. – От имени трудового народа!

– Минуточку! – пискнул Коля (видимо, от страха заговорил, как я) и принялся греметь ключом, будто с замком никак не справится.

Ваня на цыпочках отошел к окну и выглянул на улицу.

– По машинам вроде похоже!

Просить мальчиков не верить грабителям и не впускать не имело смысла, я-то видел, как легко они орудуют железным ломом!

– Поторопись давай! Ночевать что ль тут должны!

Я завороженно смотрел, как поворачивается длинный ключ, и лишь в последнюю секунду сообразил, что могу опять превратиться в «чуду» и Хлыста! Времени, чтобы найти укрытие у Коли за пазухой, не оставалось, так как его рубашка была застегнута на все пуговицы. А потому я бросился по коридору в столовую и забился под буфет, потревожив толстый слой пыли. (Теперь я стал серый, как Кларочка!)

Дверь с грохотом распахнулась, и бандиты вломились внутрь.

– Ну, выкладывайте, по какому такому праву занимаете жилплощадь? – приступил к допросу «чубатый».

– Я тут … – начал было мой спаситель, но Ваня перебил:

– Да беспризорники мы. От холода прячемся. Отпустите нас, товарищи чекисты!

– Давно здесь обитаете? – «чубатый» притворился, что не услышал просьбу.

– Не, пару дней только! Мы ничего не трогали!

– Поверим, когда проверим! (Еще один рифмоплет выискался!) Ну, показывайте хоромы!

Тяжелые сапоги затопали по коридору. Жалобно дребезжали стекла – бандиты хлопали комнатными дверями, не пропуская ни одного помещения, пока не вошли в столовую. Печка-голландка мирно гудела, не подозревая об опасности, нависшей над ее маленьким хозяином. А я старался унять сердцебиение, чтобы не выдать своего убежища…

Глава двадцать седьмая.
Лицом к лицу

«Чубатый» присвистнул:

– Хорошо устроились! Тепло, светло и мухи не кусают!

Ну, допустим, не так уж и светло! Углы просторной комнаты тонули во мраке, потому что в канделябре торчала лишь одна оплывшая свеча, от которой было так же мало толку, как от вырабатываемого моим сердцем электричества.

– Пару дней, говорите? А куда же мебель подевалась? (И впрямь, я сразу не заметил изменений, а ведь исчезли превосходные резные стулья, что окружали обеденный стол!). Не ей ли скормили? – бандит похлопал по округлому боку «голландки».

– Так ведь холодно! – продолжил Ваня канючить жалобным голосом.

Грабители между тем вынимали из буфетов фарфор и столовое серебро, снимали со стен картины в красивых рамах с позолотой и добрались до семейных фотографий. Из укрытия я увидел, как Коля сжал кулачки и подался вперед, но Ваня удержал его, крепко обняв за плечи.

Однако порыв ребенка не прошел незамеченным: «чубатый» взял свечу и поднес ее к самому лицу моего спасителя.

– Где-то я тебя видел, малец!

В полумраке блеснули золотые зубы, и Колины глаза в испуге расширились.

Бандит задумался. Однако «подельники» торопили, и он не стал тратить время на воспоминания, а ухватил мальчиков за уши, отвел в чулан, который находился рядом со входом в столовую, и запер на задвижку.

– Посидите пока там!

К счастью, «чубатый» не обладал изощренным слухом, а то бы перешептывание за стенкой подсказало ему, что шайка изобличена.

Налетчики сложили ценные вещи, включая бронзовый канделябр и весь наш запас свечей и спичек, на расстеленные на полу покрывала и ажурную скатерть (когда ее сдергивали, со стола слетел листок бумаги – Колино письмо с московским адресом для папы – и медленно приземлился почти рядом со мной, у ножки буфета), завязали в узлы и унесли, хлопнув напоследок дверью осиротевшей квартиры. Грохот заглушил восклицание Вани, которое он прокричал вдогонку грабителям:

– Товарищи чекисты, а как же мы? (Молодец, пусть те думают, что одурачили «пацанят»! )

Ответом послужила тишина. Но шанс, что бандиты отвезут награбленное и вернутся за следующей партией чужого добра, был очень велик. Как и тот, что «чубатый» вспомнит, при каких обстоятельствах встречал моего маленького спасителя! Вдруг он захочет избавиться от свидетеля ужасного преступления?

От этой мысли я похолодел (а когда я холодею, у меня, как и у Людей, кожа покрывается пупырышками, а шерстка на макушке встает дыбом и получается стильная прическа, я в зеркале видел) и бросился выручать мальчиков из заточения. У нас, грызунов, цепкие лапки с острыми коготками, ничуть не уступающими кошачьим (хорошо, почти не уступающими!). И мы умеем ловко карабкаться по шелковистым обоям и деревянным поверхностям! Правда, с задвижкой пришлось повозиться, но в конце концов я ее победил и выпустил парнишек на свободу!

Ваня поднял белеющий в темноте бумажный квадрат и положил его за стекло опустошенного буфета.

– Нельзя здесь оставаться! – суровым тоном заявил он. – Сегодня в депо переночуем!

– Думаешь, они могут снова прийти? (Я почувствовал, как у Коли екнуло сердечко.)

– Лучше не рисковать! Белыш, куда ты? (Это он мне.)

Куда-куда, за жемчужиной! Уж очень не хотелось, чтобы бандиты нашли клад! Признаться, я и сам подзабыл, где та щель между паркетинами, в которой хранилось мое сокровище! За прошедшие недели, что я исполнял ненавистную роль пособника карманников, пол рассохся (вероятно из-за горячей печки), и мест, подходящих для сокрытия мелких драгоценностей, значительно прибавилось.

Я перебегал от одной щели к другой, принюхивался, шарил лапкой – все напрасно! От расстройства стала мерещиться Кларочка. Она укоризненно качала головой и называла меня «непутевым». Слышать такое младшему научному сотруднику да еще от дамы сердца было чрезвычайно обидно, и я вознамерился найти этот проклятый черный шарик во что бы то ни стало!

В состоянии, близком к паническому, я метался в темноте между «голландкой» и равнодушными к моему горю буфетами (им своих переживаний хватало), и злился сам на себя, а заодно, на грабителей, которые могли вот-вот вернуться!

– Белыш! Белыш! Нам пора! Да что с тобой? – взывали Коля и Ваня то хором, то по очереди, а я всё суетился, не в силах примириться с трагической потерей драгоценности. Она так нравилась Кларочке! К тому же должна была послужить доброму делу спасения нас от голода!

Наконец, когда я совсем отчаялся и, прекратив поиски, понуро поплелся к мальчикам, моя левая задняя лапка провалилась в очередную щель и наступила на твердое и круглое – мою жемчужину! Я возликовал и вернул сокровище в самое надежное хранилище – за щеку, где ее тут же радостно встретил язык, соскучившийся по перекатыванию драгоценного шарика.

Теперь я безропотно позволил Коле сунуть меня за пазуху, и мы поспешили к выходу. Однако добраться до него не успели…