Текст книги "Сто двадцать третья, на выезд!"

Уксус внутрь – деньги на ветер

Наверное, мне пора бы уже давно перестать удивляться всему, что вижу на работе, но каждый раз, как подумаю об этом, возникает что-то такое новое, которого еще никогда не было и от которого удивление мое прямо-таки зашкаливает.

Мужик то ли где-то прочитал, то ли ему кто-то насоветовал, то ли все-таки все было совсем не так, как он говорит, но сделал он некую очень странную и весьма опасную вещь.

Дают повод к вызову: «Отравление уксусной эссенцией» к мужчине 48 лет от роду.

Едем с напарником и обсуждаем повод. Вероятно, суицид или пьянь перепутала бутылки и случайно хлебнула. Всякое бывает.

На вызове мужик с гримасой боли на лице пытается запить эту самую эссенцию холодной водой из-под крана.

Со слов родственников, которые тоже были несколько удивлены и напуганы, данный индивид решил полечить варикозное расширение вен нижних конечностей уксусной эссенцией внутрь. Зачем и почему именно ей и внутрь, никто не знает. Отпил он из бутылки с надписью «уксусная эссенция 70%" около 50 или 70 мл и, завопив от боли, ринулся в ванну запивать и полоскать все это дело холодной водой.

Эх… Ну да ладно… Промыли, обезболили, родных успокоили, в больничку собрали.

Мужик живой, более-менее нормальный по состоянию и давление держит, и после нашей экзекуции зондом с воронкой даже не поплохел, и на трамале адекватно обезболился. После, когда уже ему стало чуть легче, по крайней мере, смог хоть как-то и что-то говорить, он и поведал, что решил полечить варикоз ног приемом внутрь эссенции, но ни я, ни мой напарник, увы, в эту сказку как-то не поверили. Хотя… На суицидника мужик не похож – глаза не те, взгляд не суицидный, на алкаша тоже не похож – квартира упакована весьма неплохо, одет и выглядит мужик прекрасно. Кроме запаха уксуса в промывных водах ни намека на алкоголь или таблетки, следов от инъекций на теле нет. Кажется, полный адекват, а эссенцию внутрь принял. На бутылке, на этикетке так и написано, что это уксусная эссенция 70%, так что перепутать он не мог. Да, он читал этикетку, да сам специально принял внутрь, что бы полечить варикоз ног. Маразм! Бред!

В Склифе тоже подумали: маразм, бред. И помимо врача токсиколога, которая весьма странно на нашего больного посмотрела, пригласили еще и психиатра. Так, на всякий случай.

Странные люди… Где ноги с их варикозом, а где прием внутрь уксусной эссенции. Хотя верить никому нельзя. Все лгут.

Пьяная ночь

Вся пьянь мира собралась вчера в ночи и дралась, билась друг с другом, падала, угрожала, судорогами исходилась, плевалась и мочилась под себя и на наши носилки.

В общем, это была пьяно-битая ночь.

Началась она с проникающего ножевого в живот и шоком, а закончилась переломом основания черепа.

Стойкий запах алкоголя и мочи не выветривался из салона всю эту адскую ночь. Кажется, мы с напарником сами все пропахли этими жгучими ароматами.

Пьют все. Пьют много. До омерзения.

Пьют бабы. Самое гадкое – это пьяная особь женского пола, валяющаяся на улице и орущая, кусающаяся, рыдающая и мочащаяся под себя, с пробитой башкой, из которой на асфальт капает кровь. Это настолько гадко. И это уже не человек. Она трясет своей пробитой башкой, и кровь вместе со слюной разлетается вокруг в радиусе метра. Она орет, но не понять что. Она машет своими ручищами и брыкается. Она норовит укусить и пнуть ногой напарника, пока он ее держит, а я быстро бинтую ей голову. И еще раз – это не человек. Совсем.

Пьют даже мусульмане. По крайней мере, двое из вчерашних невменяемых были гражданами таджи-узбекистана, что крайне удивило. Или среди них есть атеисты, или их бог им все прощает.

За вчерашнюю ночь не было ни одного нормального вызова на квартиру, ни одной бабули-энцефалопатки или невротика, у которого вдруг остановилось сердце, даже повышенное давление куда-то делось, уступив место вот этим.

Невменяемая пьянь пырнула себя ножом в живот на улице. Зачем? А сам ли? Окружение такое же невменяемое, но все хотят сопровождать в больничку и лезут в машину, но не берем никого. Угрожают, но все равно не берем никого. Закатываем больного в машину и закрываемся там. Повязка, наркота, капельник и вперед. Нам неважно, сам это он себя, как утверждают темные личности вокруг, или они его. Кажется, они готовы были и нас также, но мы вовремя смотались. У нас машина, нам проще удрать. Орут вслед и кидаются на окна… Пьянь весьма тяжелая, сопор, кровопотеря до шока, вероятно, проникающее в брюшную полость. Поэтому быстренько-быстренько. Сдали успешно в шоковую.

Мне нравится, как выглядит ножевое в живот. Аккурат ниже пупка. Края раны так классно расходятся: передняя брюшная стенка вместе с жировой тканью, мышечный слой – все видно. Откуда-то из глубин мышечного слоя, из раны постоянно вытекает темная кровь. Рана широкая, уходит в самую глубину. А что там? И что задето? Вероятно, тонкий кишечник.

Пьяного мужика несли не менее пьяные его друзья до дома – не донесли. В самый разгар мелкого моросящего дождичка они его качественно уронили об асфальт головой. Вероятно, поскользнулись… Результат – сотряс и ушибленная рана темени, не сильно кровоточащая. У пьяного до сопора никогда не поймешь, сотряс это или алкоголь. Поэтому снова больничка. Здесь друзья были тихи и виноваты. Ну, не донесли, ну, бывает…, пытались же, а это похвально.

Повод «судороги» на улице, вызывает прохожий. Темно. Дождь уже хлещет не по-детски. Где этот прохожий нашел этого… поздно ночью, в дождь…? Тоскливо понимать, что снова и опять нас ждет пьяный подарок. Другого этой ночью просто не дано. Смирились. Ничего особенного, просто пьянь не опохмелилась. Результат -случились судороги. Жизнь – боль! Снова зашиблось темечко! До крови зашиблось. Пришлось бинтовать и то просочилось чуть. Голова чертовски хорошо кровоснабжается. Эх… Ну и сумеречное состояние после судорог. Впечатлил вызывающий прохожий.

– Что вы все светите фонариком??? Грузите его в машину и везите в больницу!!!! Быстро!!! – орал пьяный прохожий, махая ручищами перед нашими лицами.

На улице темнота и дождь. И вот это…

Думала, что напарник мой сорвется, но он сумел совладать с собой.

Уже отработанный до автоматизма сегодня за ночь прием: выкатывание носилок, укладывание тела, закатывание носилок, бинтование башки. Закрылись в машине от прохожего, которому почему-то не понравился мой напарник. Вот совсем не понравился. И не понравилось то, что мы очень долго, по его мнению, светили фонариком на больного. Он рвался к нам посмотреть, что мы там делаем в машине. А может быть, мы больного на органы разбираем и на черный рынок уже продали прямо здесь и сейчас, под дождем ночью…

Снова и опять смотались в больничку.

Пьяный таджик избит и ограблен неизвестными на улице. Огромная, прямо-таки просто огроменная гематома на темени. В оглушении. Из уха кровь вытекает тонкой постоянной струйкой. А это значит… Это значит перелом основания черепа.

Пьяные и непонятные речи таджика… Полиция, которая что-то хочет от таджика, а он не способен их любопытство удовлетворить.

Снова и опять – носилки вынуть из машины, укладка тела, носилки втянуть в машину, нейрореанимация.

После – очередная мойка машины… Мы уже примелькались на центре, потому как второй раз за ночь мойку просим. Но мы не виноваты. Это все они… Это все пьянь с битой башкой.

«Труп неизвестного мужчины…»

Давным-давно, когда только училась медицине, ходила в морг на всякие интересные вскрытия, и мне это весьма нравилось. Было безумно интересно, как там внутри все устроено. И даже хотелось стать патологоанатомом или судмедэкспертом. Но вот после таких трупов… Неее… Не хочу я в патанатомы. И в медэксперты тоже не хочу. Постоянно нюхать этот запах… Нееее…

Я побывала-то на вызове в этой квартире максимум минут десять, а запах меня потом всю оставшуюся смену преследовал, уж как только я не пшикалась и не обтиралась влажными салфетками. Запах прямо въелся внутрь.

Вызывает полиция на квартиру с поводом «констатация смерти». Ни фамилии, ни имени, ни возраста нет. Только пол указан мужской. И вот едем мы с напарницей, и чую я, что полиция нам подарочек заготовила. Прямо вот нутром чую. Так оно и оказалось.

Подъезжаем к подъезду. Вижу, стоит полицейская машина. Подхожу к ним. Они такие вежливые, прямо аж расшаркиваются. Говорят, что идите-ка вы сами в квартиру и посмотрите, а нам и тут хорошо, и туда неее…, мы уже не пойдем. И лица скорчили тааакие, что мне стало с ними и с тем, что я увижу в квартире все ясно.

Что ж, пошли с напарницей, вооружившись маской с ароматизированной салфеткой, за нами следом увязался наш водитель. И ему предлагаем сразу нацепить маску. Нервишки, видать, пощекотать захотелось.

Квартира на первом этаже. И дверка там так заботливо, плотненько прикрыта. Открыли… Ох… Даже сквозь маску сразу стал просачиваться аромат. Темный коридор, приглушенный свет, проходим дальше в хорошо освещенную комнату.

Запах… На диване полусидит, полулежит вздутый от газов голый труп. Вот каждый раз, каждый раз, когда смотрю я на такой труп, думаю: как же все нелепо, почему наше тело так отвратительно выглядит после.

Господи, как же я ненавижу эти вздутые трупы… Водитель наш, увы, уже убежал.

Ну что тут сделаешь? Беглый осмотр на предмет видимых повреждений. Нет, вроде бы нет, хотя и не знаю… Как тут можно что увидеть? Лицо – уже черное месиво, из которого подтекает черная вонючая жижа. Весьма интересны трупные пятна. Они повторяют рисунок крупных кровеносных сосудов. Руки, ноги, тело и особенно живот вздуты и исполосованы весьма причудливыми рисунками трупных пятен по ходу сосудов.

Но запах… Ароматизированная салфетка чуть-чуть смягчала его остроту, однако глаза щипало, и обед просился наружу.

Вокруг трупа гора пустых водочных бутылок. Хорошо погулял. Просто прелестно. Быстренько это все оглядываем. Вот вроде бы не криминал. А там кто его знает. Мы не эксперты. Да и труп выглядит не очень, что бы что-то на нем рассмотреть эдакое криминальное. В общем, это дело полиции уже определять что и как там все произошло. Удивляет, зачем полиция нас вообще вызвала, когда тут даже беглого взгляда понятно, что труп. Они же нас на расчлененку не вызывают. Сами как-то обходятся. Эксперт, вероятно, там все пишет. А тут трупу минимум двое – трое суток уже или даже больше. Кажется, что скорую более целесообразно вызывать на констатацию свеженького, еще теплого трупа, что бы не пропустить, вдруг еще живой. Это вот понятно. А тут…

Выходим на свежий воздух. Ух! Как же хорошо на улице! Подышать, выдышать эту гадость из себя.

Иду снова к полиции высказать свое фи. И надо же узнать данные этого красавца. А данных то и нет. Труп нашла в квартире соседка, которая так некстати заявилась после хорошо проведенных новогодних праздников к себе домой, а тут вот этот квартирант в соседней комнате сидит. Ни документов, ничего при нем нет. Соседка лишь очень приблизительно знает, что зовут его Ваней, а дальше, увы, вспомнить не смогла. Пришлось так и записать: «труп неизвестного мужчины, на вид 40 лет…».

Довезли-то довезли, но…

Если мы говорим вам, что едем в ближайший роддом на развернутую операционную, где вам вот прямо сейчас, в данный момент, индивидуально под вас и вашу группу крови готовят операционную и набор эритроцитарной массы вашей группы и резуса, ну, ей-богу, нафиг вопить, что бы мы везли вас в другой роддом, вот в тот, который вы твердите и хотите, потому как там у вас с кем-то договоренность, а то, что ваш роддом на другом конце Москвы, вас это не волнует, а то, что пока мы туда доедем, ваш ребенок внутри вас уже перестанет жить и не факт, что в том роддоме будет для вас операционная и кровь вашей группы, вас это тоже как-то не заботит. Ну зачем так-то? И вообще, в своем ли вы уме? Мало того, что ждать несколько часов и не вызывать скорую с кровотечением и с таким диагнозом в обменке, как низкое расположение плаценты на сроке 32 недели, а когда вдруг «ой, как сильно потекло!» вы спохватились. Вы не хотите ребенка?

Ну и задала жару нам странная дама с отслойкой плаценты. Шевеление ребенка не чувствует, сердцебиение плода я не могу прослушать, вот хоть убейся. Кровит струйкой алой крови. Бледная, с низким давлением, но в сознании. И все туда же: поеду только в свой роддом, только вот в тот, который она хочет. Ну, не то положение сейчас, что бы что-то хотеть, не то… Речь идет о спасении тебя, дурочка, и детеныша, если еще реально что-то там сделать, а не о хотении.

Но ждать несколько часов, пока кровотечение не усилилось… В обменке написано – низкое расположение плаценты. Ей хоть доктор говорил, чем это чревато и что нужно сразу скорую при появлении просто даже небольших кровянистых выделений. А тут: и боль в животе, и вначале ребенок сильно шевелился, а после затих, и нет шевелений, и алая кровь… Иногда мне кажется, что у некоторых людей нет совсем мозгов.

Быстро наладили капельник, притащили волокуши, нашли носильщиков и вперед.

Мы ее довезли до ближайшего роддома за семь минут. Под капельницей, на кислороде, на приличной дозе кровоостанавливающего. Живая, с уже почти нормальным давлением, но кровотечение как продолжалось, так и продолжалось всю дорогу, ну, если на чуть-чуть поменьше стало.

В роддоме прямо у порога нас встречала целая толпа. Схватили и на нашей каталке утащили на узи и далее уже в операционную. Сказали, что нам каталку сами спустят. Подождали мы минут пятнадцать. Каталку нам и правда отдали, а про вопрос о ребенке только отрицательно мотнули головой. То есть, вероятно, дите все…

Вот такой вот вызов. Да, довезли-то довезли, да…, но…

Когда бахилы пригодились

Повод: «плохо». Мужик 69 лет, вызывает сам. Едем с напарником, особо ничего не ожидая, но все же где-то там, в глубине своих скоропомощных душонок, надеясь на все-таки хоть что-то наше. Ну же, пожалуйста. А вдруг повезет? Просто очень устали мы с ним от поликлинических вызовов в тот день.

Кардиограф, ящик, поднимаемся на лифте на 7 этаж. По мере подъема стало ощущаться дуновение весьма специфического запаха смрада, гадкости. Мы переглянулись и подумали об одном и том же. Уже отточенными движениями нарыли маски, я поделилась ароматизированной салфеткой. Все как всегда, все как обычно. Двери лифта вытолкнули нас на площадку.

Запах… Ох, что за оттенки были в нем! Гниль сочеталась с едкой кошачьей мочой, от которой разъедало глаза и першило горло, рядом, где-то по бокам, витали запахи фекалий, пота и мокрой бумаги. Маска с салфеткой едва перебивала все это великолепие.

Дверь нужной нам квартиры была приоткрыта, а внутри – полутьма. Как знакомо! Уже знаешь, что там будет.

Дверного звонка, разумеется, нет. Это и понятно. Подубасила по косяку двери ногой. В дверь, даже приоткрытую и как бы само собой приглашающую внутрь, у нас не было желания входить, да и опасно – никто не знает, кто там за этой дверью.

На стук из приоткрытой дверки выглянула голова. Мужская грязная, лохматая, давно немытая голова и уставилась на нас бессмысленными глазницами.

– Скорую вызывали?

– А? Да! Проходите.

Голова отступила назад и еще чуток, прямо самую-самую малость, расширила нам щель, в которую, видимо, приглашала как-то бочком просочиться. На всю ширину, увы, дверка не открывалась. Делать нечего. Эх… Но перед погружением в это воняющее нечто и понимая, что нас там ждет, мы все-таки с напарником предусмотрительно надели бахилы, я аж по две штуки на каждый ботинок нацепила, потому как шипы на подошве рвали эту синюю тряпочку только так.

Боком, с трудом пропихивая ящик, мой напарник протиснулся в квартирный коридор, я за ним, шкрябая курткой об дверной косяк.

– Бл…, – это напарник наконец-то проник внутрь жилища.

Полутьма и смрад обступили нас со всех сторон. Под ногами было что-то скользкое и до ужаса вонючее. Рядом кто-то мелкий откуда-то спрыгнул – оказалось кошка, и еще одна, и еще. Они нас увидели и подумали: «Надо же, кто-то пришел сюда! Как здорово, как необычно! Надо посмотреть!».

Мужик, как ни в чем не бывало, вел нас к себе в комнату через дебри рваных и обоссанных кошками газет, мусора с помоек, грязи, говна, кучи журналов, разбитой мебели и еще черти чего. Два раза я чуть не навернулась, споткнувшись об какие-то доски и заскользив на чем-то гадком, но подумав, куда мне предстоит, если что, упасть, с удвоенной силой взяла себя в руки и продвигалась за напарником, расчищающим мне путь, крайне осторожно. Сколько же там, наверное, вшей, блох и всякой неизвестной заразы…

А вот и комната. Сизый полумрак уже начинающегося вечера кое-как прорывался через мутное окно. Пол завален всяким разным очень пахучим, но среди этого всякого разного была протоптана тропинка к окну. Даже как-то необычно. Вероятно, мужик часто ходит посмотреть в окошко на мир, там, за пределами его вселенной.

Справа от входа на груде мусора возвышался матрас, на который и опустился наш больной со вздохом облегчения, что довел он все-таки врачей по адресу.

Электричества, вероятно, уже давно в этой квартире не существовало. Удивительно, что телефон каким-то образом сохранился. Ведь как-то он вызвал скорую. Увы, встать рядом с этой импровизированной кроватью было непросто. С трудом кое-как разместились. Напарник нашел-таки более-менее чистый (условно чистый) островок и поставил ящик. Я же, чуток покрутившись и стараясь ни за что не зацепиться, обосновалась на протоптанной тропинке к окну. Да…

Основной жалобой мужичка было то, что он задыхается, а еще у него кружится голова. Мы с напарником, кстати, испытывали точно такие же симптомы в этом жутком смраде. Еще чуть и можно было бы вообще потерять сознание. Неудивительно ли, правда?

Тем не менее стали работать. Давление у нашего больного чуть повышенное, сахар крови – норма. Сняли кардиограмму. И там все более-менее. В легких все хорошо, сатурация тоже в норме.

– Доктор, а почему же я задыхаюсь?

Напарник только развел руками, показывая на все то, что творилось рядом, и пробубнил сквозь маску:

– А убраться не пробовали…

Но мужик его не услышал. Или не хотел услышать и не услышал.

Мимо нас пробежали кошаки и насрали где-то по дороге.

Капотен под язык и прощайте.

Со слезами на глазах мы покидали это жилище. Под бубнеж мужика почему же он, блин, все-таки задыхается. Под его нытье мы друг за дружкой, давясь в рвотных позывах, цепляясь ящиком, кардиографом и своими куртками об косяки дверей, стараясь не упасть и протиснуться в узкие щели, лезли на волю. Быстрей на выход, быстрей подальше.

Мы выбрались на свободу! На воздух! На прекрасный морозный зимний воздух.

Еще минут десять просто стояли около машины и дышали.

– Какой кошмар! – это все, что мы смогли сказать друг другу.

Мадам Коринфар

Да, так ее все и звали – «мадам Коринфар». Жила она в довольно престижном районе, в хорошем доме, в трехкомнатной квартире. Ей было 84 годков, и жизнь ее была скучна и однообразна, и что бы разбавить это однообразие, ей в голову один раз пришла идея вызвать скорую, что бы проверить давление. И, как ни странно, ей это понравилось. Поликлиника на дому не только померила ей давление, а и сахар крови посмотрела, даже сделала кардиограмму, поговорила с ней и дала таблеточку. И ей это определенно понравилось. И пошло-поехало. А так как даме бывало скучно частенько и в основном ночью, потому как спать не хотелось и думы всякие лезли и… Люди-то на скорой ведь тоже не спят… Так не все ли равно где не спать… И решила наша дама вызывать скорую, что бы поговорить, проконтролировать давление и поспрашивать совета дельного. Ночью… Часика в два, три, четыре.

Ее адрес знала вся подстанция, а имя и отчество заставляли содрогаться бывалых и передавались из уст в уста для предупреждения молодежи.

– Снова Софья Михайловна вызывала? – утром, придя на смену, спрашивали коллеги.

– Да, мадам Коринфар сегодня ночью превзошла саму себя – четыре раза к ней катали.

– И на кого жалобу напишет?

– Она? Она-то найдет на кого.

И все затихали, думая о чем-то своем.

Да, надо сказать, что мадам Коринфар была сильна на жалобы. Увы. Старческое что-то заставляло ее звонить и звонить, писать и писать жалобы всем, до кого можно было дозвониться и дописаться.

У нее была тетрадочка, такая специальная, весьма толстая, в которую она заносила все свои впечатления о приехавшей бригаде – что говорили, что делали, какое давление намерили и что давали, какое давление было потом. И прикрепляла туда кардиограммы, которые снимали бригады, и комментировала это все записями: «кардиограмму сняли, но по телефону ее не передавали», или «кардиограмму сняли и долго звонили по телефону, но не дозвонились, уехали», или «кардиограмму сняли, но доктор положил ее к себе в карман и мне не отдал». У нее все было под контролем.

Каждого доктора или фельдшера она знала в лицо и решала, пускать его к своему телу или нет, или сразу писать жалобу.

Дверь ее квартиры была всегда приоткрыта, потому как она всегда ждала скорую.

Бригаду она встречала, лежа на потертом продавленном диване у стены, при свете ночника, в полумраке и рыгая. Да, увы, помимо всего прочего, у нее был панкреатит, и поэтому ее отрыжка имела уж очень непривлекательный звук и запах. Но уж что поделать, в 84 года-то… Приходилось терпеть.

На столике около дивана, как правило, располагались: миска супа, кружка компота, два тонометра – один запястный, а другой – простой электронный и очень много всяких таблеток – и россыпью, и в упаковках, а еще листочки с назначениями разными, а еще вот та пресловутая тетрадь, в которой было все про нас: и то, как мы на нее посмотрели, входя в комнату, и то, как и что говорили, и то, какую жалобу она для нас заготовила.

Квартира ее была замызгана и захламлена всяким разным, вонючим и не очень. Стены забрызганы, вероятно, тем же компотом, ну, так казалось…, хотя, может быть, и не компотом…

Ночнушка ее была из года в год постоянно одна и та же, что странно… Да… С теми же пятнами и прочим…

Жила она в одной большой комнате – гостиной, а две другие были постоянно закрыты, и никто не знал, что или кто там в них прячется и, может быть, тоже следит за скорой. Один раз из-под двери был виден свет…

Мадам Коринфар неспроста получила свое второе имя – очень уж она была падкая на именно вот этот самый коринфар.

Еще с порога, возлежа на продавленном потертом диване в ночнушке с вкраплениями компота, или еще чего-то там, среди стен с подтеками компота, или еще чего-то там, среди этих всех запахов и постоянно рыгая, она первым делом протяжно и нараспев произносила «коооорррррриииинфффффааарррррррр» и всем сразу все было понятно. Да! Но наши алгоритмы никто ведь не отменял, поэтому сначала давление, кардиограмма, а уж потом заветный коринфар, если, конечно, нужно.

И вот ведь странно: у нее было завались этого самого коринфара, но именно скорая должна была приехать и вложить ей в рот любимую таблеточку. Да, так было заведено. А кто не хотел, тот получал жалобу. Надо – не надо, но коринфар должен был быть положен ей под язык.

Мадам Коринфар знала всех наших заведующих по именам и телефонам: и прошлых, и позапрошлых, и нынешних. И знавала она самого-самого главного главнюка из всех и этим страшила новичков и тех, кого занесла к ней нелегкая с других содружественных подстанций. Многие выходили из ее квартиры в шоке и были готовы тот час же уволиться нафиг, лишь бы не приезжать сюда еще раз. Многих она погубила… Да…

Наши пытались с ней бороться – отключали ей телефон, вырывали провод из розетки, что бы хоть одну ночь обойтись без этого ее рыгания и заветного слова «коооорррррриииинфффффааарррррррр», но дама была непреклонна, она чинила телефон зараз и снова звонила и звонила на скорую. Ничто её не брало.

Но все мы смертны… Вот и однажды мадам Коринфар вдруг внезапно умерла. Диспетчера перекрестились и сказали, что хоть так и нельзя, конечно, но слава тебе, Господи, что забрал ее к себе.

Казалось бы, уж теперь наступит спокойствие. Но… Нет. На место мадам Коринфар пришли новые бабули. И снова, и опять ночью два-три раза катают бригады, что бы поговорить, положить заветную таблеточку в рот, снять кардиограмму и получить жалобу за то, что не так посмотрели с порога, не улыбнулись в три часа ночи. Снова и опять ведется журнал и прикрепляются кардиограммы с подписями о том, что сказала бригада и как повела себя. Снова и опять… И так будет всегда.