Текст книги "Сто двадцать третья, на выезд!"

«Солнечный рай»

Повод к вызову: «без сознания, возраст и пол неизвестен». Вызывает прохожий. Адрес: у магазина «Солнечный рай». Время: 21.30.

Подъезжаем к магазину, к центральному входу. Никого не вижу. Тереблю центр на предмет не было ли повторов. Нет, говорят, не было. Облегченно уже вздыхаю и так, чисто формально, звоню вызывающему, думая, что пьяное тело, скорее всего, само нашло свое сознание и вместе с ним и совесть и ушло восвояси, а я, радостная вся такая, покачу на подстанцию сдавать бригаду.

На том конце трубку испуганно подняли и так же испуганно залепетали:

– Да… Он не совсем здесь… Он в лесу… За забором… Я к вам сейчас подойду и проведу вас к нему…

В лесу… Это уже интересно. Район Солнцево для меня почти совсем незнаком. И где там у них лес и забор, тем более неизвестно. Я приуныла, равно как и мой водитель, который как раз знает это Солнцево как свои пять пальцев, потому что живет здесь. Он-то и понял, где этот лес и забор, отчего и приуныл еще сильнее и круче меня.

Минут через пять в нашу машину тычется парень.

– Давайте я сяду, покажу вам, куда ехать.

Впустили в кабину. Я подвинулась, что бы он сел рядом и показывал путь. Сразу запахло алкоголем.

– Надо за магазин заехать, там дорога будет между ТЭЦ и станцией. Вот по ней до леса, а потом я проведу. Там машина не проедет.

Я наводящими вопросами пытаюсь уточнить, что там и как, и чего собственно мне ждать.

– Он точно без сознания? Вы проверяли? Может быть, просто пьяный?

– Ой, не знаю! Мы с друзьями пили пиво в лесу. Смотрим – он лежит. Ну ладно, лежит и лежит, может быть, пьяный, не знаю, но мы пили, а он лежит. Час лежит, два лежит и все лежит и лежит, вот я и решил вызвать скорую, а то мало ли что, – затараторил взволнованно наш сопровождающий. – Уж очень он долго там лежит без движения.

– А вы к нему подходили? Пытались растолкать?

– Нет, я только видел, что он там лежит и все. Может, просто пьяный. Не знаю!

Тем временем мы подъехали к лесу. Справа от нас начинался забор, отгораживающий железнодорожную станцию, слева была ТЭЦ, а впереди лесополоса. Слышно, как на станции идут поезда и что-то объявляется в мегафон.

– Теперь только пешком.

Водитель взял ящик, я волокуши, и паровозиком мы вместе поперли за нашим сопровождающим по еле приметной тропинке вглубь лесополосы.

Время уже почти 10 вечера. Темнеет. Еще чуть и скоро ничего видно не будет. Роюсь в кармане, нащупывая фонарик, попутно запоминаю дорогу. Одно хорошо – полпути проходит вдоль белого забора станции – его-то хоть в темноте будет видно.

Пять минут идем, десять идем.

– Далеко еще? – спрашиваю. И как-то мне неуютно становится, страшно.

Тьма сгущается, лес кругом, забор уходит в сторону, комарья полно, тропинка еле приметная. Крапива, папортник какой-то, трава по пояс.

– Не очень. Сейчас выйдем к дороге и от нее совсем чуть.

Внутри меня зреет уже нешуточный страх. Хорошо, что водила пошел со мной, но все равно как-то весьма неприятно. Куда мы идем? Что там? Надо сказать, что у нас с собой в ящике сильнодействующие препараты. У меня в кармане две коробки с наркотой. Мой водила не очень, конечно, маленький мужик, но что стоит его свалить ударом ножа или битой по башке.

В общем, мысли у меня не радостные какие-то, но что делать-то? Надо идти. А еще постоянно думаю, как мы потащим это пьяное бессознательное тело к машине. Вот как?

Вышли к грунтовой, довольно широкой дороге посреди леса. Наш сопровождающий уверенно пошел по ней, а после юркнул снова в сторону, на тропинку, уводящую куда-то вправо. Мы за ним. Снова забор станции. Поезда прямо вот где-то совсем рядом.

Крапива и комары достали. Тропинка узкая и еле видна среди высокой травы.

Сумерки сгущаются.

– Вот! – указывает куда-то рукой сопровождающий нас парень.

Мы вышли на полянку. Поваленное дерево, журчание воды.

– Он там, в кустах.

В уже потемках стараюсь рассмотреть хоть что-то в том направлении, куда указывает парень.

Там канава, на дне ее журчит ручей.

Иду туда. Водила мой позади меня ждет, поставив ящик.

В кустах мною обнаруживаются ноги. Еще чуть раздвинув крапиву и траву, вспугнув немыслимое количество комаров и мух, моему взору предстает и все тело, мужское тело, одетое в серую майку и синие джинсы, лежащее практически на откосе этой сточной канавы, лицо частично зарыто в траву и землю.

Тело, увы, было уже давно мертво, четко так мертво, аж с запашком и трупными пятнами на руках и той части лица, которое было мне видно.

Осмотр места вокруг тела показал рядом с ним что-то весьма похожее на запекшуюся кровь. Визуальный осмотр самого тела дал понять, что, похоже, несчастному перерезали горло. По крайней мере, огромная рана на шее говорила о вероятной причине смерти. Кровушку уже давно поглотила рыхлая земля.

Я отошла к своему водителю и парню, которые внимательно наблюдали за мной.

– Труп.

– Труп…, – охнули они оба.

Причем каждый из них по своей причине. Водила понял, что мы попали, потому что теперь придется ждать всех – от полиции до следаков, а парень, потому что это же он нашел, он – свидетель, и опять-таки труп же, а значит его будут опрашивать, таскать в отделение, а ему это не надо, да никому это не надо. Он же просто хотел сделать доброе дело – вызвал скорую мужику, который аж два часа как лежал и не шевелился, пока они тут распивали пиво. В лесу пили пиво, а тут труп… Рядом с трупом они пили пиво целых два часа.

Парень аж чуть не осел.

– Все. Я пошел… Мне этого не надо… Я просто вызвал вас и все. Я пошел.

С этими словами он повернулся и бегом побежал прочь от нас по уже совсем неприметной тропинке.

– Эх… Попали мы…, – вздохнул мой водитель.

– Да уж… Полицию надо. Теперь всех ждать придется… И следаков… Там горло перерезано. Так что криминал…

– Вот ведь попали…

Основная сложность – как объяснить, где находится труп? Кругом лес, где-то там -железнодорожная станция, слышно, как едут поезда, где-то ТЭЦ, магазин «Солнечный рай». Вот только как объяснить, где мы и труп? И как направить в нужное русло полицию, да так, что бы они приехали и нашли нас быстро?

Время 22.20. Звоню в полицию. Все объясняю по поводу трупа и передаю трубку водителю – только он, знающий этот район, способен хоть как-то объяснить полиции, где нас найти.

С трудом, но водиле удается довольно-таки понятно объяснить полиции где и что. Я же с помощью фонарика еще раз осмотрела труп, стараясь как можно меньше топтаться около места преступления, но осмотреть-то мне все равно его надо. Кроме зияющей раны на шее и ошметок кожи и мышц вокруг раны я больше ничего не нашла. Запах свернувшейся крови и разложения вместе с трупными пятнами говорил о том, что трупу минимум часов шесть.

Труп выглядел весьма аккуратно и компактно. Мужчина лежал на правом боку, подложив под себя правую руку, и создавалось такое впечатление, что просто спит человек и все. Вероятно, поэтому те, кто пил здесь пиво, так и подумали и не стали ему мешать. Или все совсем не так, а это они и убили его… Или все совсем, совсем не так, а убили его не здесь, а сюда просто притащили и положили, или все-таки убили здесь… В общем, я еще раз пожалела, что не стала судмедэкспертом. Эх… Ладно, моя миссия здесь – просто констатация и вызов полиции. Кто, что и как – это уже их дело разбираться.

Почти совсем стемнело. Мы с водилой с помощью фонариков нашли дорогу к своей машине, поскольку делать рядом с трупом нам уже нечего, да и надо было встречать полицию, что бы побыстрее все завертелось, и нас уже отпустили домой.

22.40. Сижу в кабине, написала бланк констатации и пытаюсь сформулировать карту.

В дверь мою скребутся. Полиция! Боже мой, как быстро!

– У вас труп?

– Не совсем прямо у нас. Он в лесу.

Все достали фонарики, и я повела их делать свое дело. Почувствовала себя Сусанином.

– Вот, – я многозначительно показала рукой в сторону канавы. – Он там.

Полиция, светя фонариками и чертыхаясь, полезла в кусты.

– Ему горло перерезали, – сказала я вслед.

– Как вы его тут нашли-то?

– Это не я. Это кто-то его нашел и вызвал скорую.

– А есть данные этого кого-то.

– Есть номер его телефона.

– Отлично.

Полиция вылезла из кустов одухотворенная…

– Криминал. Группу вызываем.

Записали мой наряд, телефон того, кто меня вызвал, я отдала им бланк констатации, отзвонилась в труповозку, с трудом рассказав, как найти труп, после все вместе мы с полицией очень прилично потоптались возле трупа, вот, кажется, зачем теперь тут эксперты и группа, когда всё мы им уже утоптали и испортили все следы, которые вообще были.

Притащилась еще одна партия полицейских и мой водитель вместе с ними – он их и привел.

– Неее…, по-хорошему здесь надо было все оцепить… А так…, – сказал какой-то высокий полицейский, видимо, начальник. – А так…, – повторил он снова. – А, да ладно… Сейчас группа приедет, разберется. Но оцепить надо было бы…

Через 15 минут лес наводнился фонариками и снующими полицейскими. Мой водитель снова привел кого-то, а потом еще раз и еще, а также группу судмедэкспертов.

Мы все вместе осмотрели труп еще раз, основательно потоптавшись в кустах и, кажется, вытоптав все, что еще не вытопталось. Я записала под светом фонарика все данные полиции, повреждения трупа, его одежду. Эксперты нарыли документы мужичка. На меня смотрел со страниц паспорта вполне симпатичный мужчина 34 лет от роду, прописанный в северном округе столицы. Вот ведь прописан в северном, а смерть нашел в западном, да, можно сказать, что недалеко от магазина под таким интересным названием «Солнечный рай».

Потом меня и часть полиции отпустили восвояси, сказав, что все-таки надо было бы все тут оцепить, но…, эх, да ладно…

– Да тут, может быть, под каждым кустом по трупяшнику. Мы что, весь лес должны оцеплять, что ли? – бурчали полицейские.

И я бегом, не отставая от полицейских с фонариками, дабы не сбиться с тропинок, помчала к машине.

Невыносимая жестокость

Нельзя сказать, что к этому можно привыкнуть, скорее это можно увидеть и поскорее забыть. Я говорю, что привыкла к подобному, только вру нещадно. Нет, не привыкла. И мне так же тяжело это видеть. На работе все эмоции прячутся, делаешь все автоматически, отключая себя и свои чувства. Но потом, после все приходит…

Повод к вызову: «загорелся бомж». Вызывает прохожий. Странный повод, не правда ли? Пока едем, напарник пытается шутить с водителем на тему самовоспламенения бомжа, только плохо получается. Понимаем где-то на грани интуиции, что нас ждет.

Напяливаем маски, перчатки. Уже было такое. Тогда все обошлось быстрой констатацией, надеемся, что и сейчас все так же закончится, но интуиция орет, что не все так просто.

Мчимся по проспекту, мигая синими маяками. Предутренний призрачный свет. Еще не рассвело, но уже чувствуется свежесть наступающего утра, чуток даже холодно, мелкая дрожь пробивает тело, напяливаю на себя куртку, что бы согреться и еще для одной цели, что бы не испачкаться, когда… Легкий туман в низинах. Ах, как хочется на воздух, на природу, в рассвет у реки…, но это после, потом, когда все закончится…

Уже издалека увидели две машины пожарных и полицию. Подкатываем ближе. Нам машут и показывают на что-то на газоне.

Маска, точнее, их две, с прослойкой между ними из влажной ароматизированной салфетки, перчатки, ящик в руках.

– Его облили бензином и подожгли, – встречают нас пожарные, указывая на голого, орущего и пытающего встать человека на газоне.

– Черт!

Его кожа на всем теле повисла ошметками коричнево-красного цвета, неистовый вопль раненого зверя, запах горелого мяса.

О, если бы он был трупом, если бы…

– Давай его завернем в простыню, на носилки и в машину, а там уже будем ковыряться.

Подкатили носилки. Бомж орет так, что уши вянут. Кое-как замотали его в стерильную простынь, которая сразу же пропиталась сукровицей.

– Горит!!!! Горит!!! Все тело!!! Отпустите!!!!

Бомж – мужик здоровый, голос жуткий, боль неимоверная, но кое-как сладили. На носилки и в машину.

Нужен доступ в вену. Хоть какой, но нужен. Вонь горелым мясом просто жуткая, пробирается сквозь маску и салфетку.

Рука… Везде, где я хватаю руку и пытаюсь воткнуться – лохмотья кожи, мышцы слоятся и сползают, распадаются. Только, кажется, в вене, и моментом все расползается и нет вены, лишь горелое мясо, остающееся на перчатке. Так всегда. Это проблема всех обожженных – вену очень трудно найти.

Все тело, абсолютно все – это ожог 3-ей и 4-ой степени, не затронут более-менее только верх лица, а еще глаза и лоб. Вотнуть капельник ведь хоть куда-то надо. Только куда? Пока даем закись, что бы хоть чуть успокоить боль, хотя закись реально боимся, у бомжа ожог верхних дыхательных путей, дышит он и так с трудом, с усилием втягивает воздух, а тут еще и закись, но пока хоть так, пока хоть это.

Только лезу в вену, вроде как есть. Все. Вошла. Начинаю фиксировать – моментом под руками кожа распадается, мышцы слезают – жареное мясо… И снова, и опять. Лазаем по этому телу со струпьями кожи, мяса, волокон. Как он еще жив и в сознании? Как?

С трудом нашлась одна венка. Буквально сижу на ней. Капельник с натрий хлором пошел, далее морфин.

Закись действует, но не полностью выключает его сознание, поэтому мужик периодически орет и взвывает:

– Лучше умереть!!!! Дайте мне умереть!!!!

– Спокойно! Лежи спокойно!

– Горит!!!! Все горит!!! Я встану!!!!

– Лежать! Лежи!

Бегом в Склиф. Мчали по пустым улицам с воем, воплем пролетая перекрестки, нарушая так, что просто немыслимо… Хорошо улицы были пусты – воскресное утро.

По пути мужик орет, пытается встать, дрожит, воет, разбрасывает сожженные струпья своей кожи по машине, брызгает сукровицей из сожженных губ, рук. Жуткая картина. Сожжено все. Сползает все тело, кровавое месиво…

Буквально сидим на вене, не давая ему выдернуть катетер.

Злюсь на бомжа из-за его этих воплей, ора, дерганий, понимая, что зря злюсь, что он не жилец, что умрет он от ожогового шока через неделю максимум, умрет в жутких мучениях – там 99% ожогов. И, понимая это, все равно злюсь, что пытается встать, вырвать катетер…

Докатили до Склифа минут за двадцать. В ожоговую реанимацию. Там, естественно, все спят. Охранница на наш ор и грохот в дверь опрометью кинулась будить реаниматологов.

Вкатили на своей каталке, которая неповоротливая, грозящаяся перевернуться. Бомж орет и трясется. Пока выкатывали из машины, все-таки сорвал капельник. Зрелище, конечно… Так и предстали перед сонными реаниматологами.

Уфф… Сдали. Живым. Понятно, что не жилец… Жалко. Остро жалко его. Такая боль, такие мучения. Спал себе на улице. Лето, тепло, никого не трогал. Какая-то тварь взяла и облила бензином, подожгла. И теперь смерть в муках.

Постояли с доктором около Склифа, пытаясь проветрить салон машины, предварительно обрызгав его дезраствором. Но запах горелого мяса впитался в нас самих, в одежду и волосы. Тошнотворно. На носилках, на полу в машине части обгоревшей кожи бомжа, кровь. На подстанции предстояла серьезная мойка салона.

Стояли долго, вдыхали свежий утренний воздух и молчали каждый о своем.

Наезд на препятствие

«МКАД 54 км. АВТО. Наезд машины на препятствие. Пострадавшие неизвестно».

За весь день ничего интересного, и вдруг… Я сразу оживилась. Вмиг записала карточку. И вот уже наша машина едет, подскакивая на лежачих полицейских, а я потираю от удовольствия руки и думаю: «сейчас, вот сейчас должно же быть что-то интересное, ведь должно же быть…».

Мой доктор, уже не молодой, полноватый и лысоватый мужчина пятидесяти с небольшим лет, моему энтузиазму явно не рад. Ему бы спокойно смену отработать и пойти домой спать, а тут авто. Все что угодно может быть… И ему явно этого «все что угодно» не хочется. Очень не хочется.

Как обычно, встали в пробке на МКАДе. Едем, орем сиреной, сверкаем иллюминацией, все бы рады расступиться, да некуда – кругом плотная пробка. Кое-как протискиваемся и не можем найти место ДТП. Да, вот он – 54 км МКАДА. Но где же машина, которая наехала на препятствие? И где это препятствие? И где ГАИ? Кругом затор. Видим, как все что-то впереди старательно объезжают. Мы пробираемся туда. Вижу машину ГАИ и рядом с ней Жигули. Кругом плотный поток. Все сигналят, пытаются нас объехать. Гаишники вышли и стараются регулировать движение, но видно, что у них ничего не получается. Из-за нашей машины затор вообще почти встал без движения. Рискуя зацепить другие машины, с помощью сирены и матюгальника, кое-как поставили свою Газель в один ряд с машиной ГАИ и Жигулями и, рискуя попасть под колеса плотного потока, мы с доктором вышли к гаишникам.

– Что? Где? Показывайте, – были наши слова.

– Да вот, смотрите сами. Машина наехала на железный прут на дороге, и он прошил днище…

Инспектора подвели нас к Жигулям. Рассмотреть что-либо еще надо было суметь, поскольку уже основательно стемнело. Видим, что в Жигулях на переднем пассажирском сиденье находится девушка на вид лет двадцати.

– Что случилось? – спрашиваем, попутно открывая дверь с ее стороны.

– Мы наехали на что-то… Днище прокололи, – вмешивается водитель Жигулей, который стоит неподалеку. – Мою жену задело…

– Как себя чувствуем? Что болит? Можете двигаться? – снова обращаемся к девушке.

– Да, у меня вроде бы все нормально, только вот это… Мне даже и не больно совсем. Только я двигаться боюсь.

С грехом пополам, светя фонариками, видим такую картину.

Девушка сидит на переднем пассажирском сиденье, а из живота у нее торчит огромный железный прут.

– Во тебе на! – воскликнул мой доктор. – Как же это так вас угораздило? Он сквозь сиденье прошил?

Посмотрели. И правда, сквозь днище и сиденье торчит этот штырь и выходит аккурат через живот пассажирки. Он ее просто нанизал на себя. Бедную девушку посадили на кол…

Ну, после этого все и закрутилось, и завертелось…

Перво-наперво была вызвана служба спасения, поскольку только спасатели смогли бы обрезать этот прут и вынуть его из днища и из сиденья. Мы даже не знали что и как они будут делать, просто без них нам эту девушку в свою машину не загрузить.

Гаишники откуда-то достали большой фонарь и установили его напротив Жигулей. Теперь пригвожденная девушка у нас была на виду и можно было с ней работать.

Сначала давление. О, чудо! Кажется, она не потеряла ни капли крови, видимо, сам штырь, находясь в теле, зажимал все крупные сосуды, и поэтому кровопотеря была минимальна. Отсюда и давление было в норме. 130 на 80 – идеально.

Аккуратно разрезали на девушке одежду в месте, куда вонзился штырь. На улице ноябрь. Холодно. И что бы пострадавшая не замерзла, притащили одеяла, куртки и кое-как укутали в них.

Осторожно наложили асептическую повязку вокруг штыря. Он вылезал из живота девушки сантиметров на десять, и мы просто проложили бинт у его основания. Не дай бог, сместится… Тогда все… Пришлось разрезать рукав кожаной куртки. Установили доступ в вену (кубитальный катетер). Туда пошел морфин и наладили капельницу с физраствором.

Пока ждали спасателей, муж стоял у машины и держал капельницу, а гаишники пытались сузить пробку и расчистить хоть какой-то путь для машины спасателей.

Что интересно, девушка совсем не чувствовала боли и даже пыталась шутить и улыбаться. Типа, вот теперь будет, что вспомнить про Москву. Оказалось, они с мужем не местные.

Спасатели приехали довольно быстро, правда, в заторе им пришлось несладко. С трудом они протиснулись к нам.

– Я за двадцать лет работы такое вижу впервые, – признался нам один из спасателей, глядя на пригвождённую к сиденью девушку.

Но как освобождать беднягу? Оказалось, что спилить прут не так-то просто. Спасатели подлезали под сиденье и долго там колдовали: пробовали болгаркой или фрезой отпилить, но что-то у них ничего не получалось.

– Начнем пилить – прут будет нагреваться, дергаться и только хуже сделаем. Угробим девчушку.

В бригаде спасателей был врач с почему-то очень грустным глазами. Посовещавшись с ним, приняли решение, что прут придется вынимать из тела девушки прямо на месте, иначе никак ее не освободить. От нас требовались лишь носилки и стерильная простынь.

– Ты не бойся, девонька, сейчас мы тебя быстро освободим, ты даже ничего не почувствуешь.

Врач спасателей сделал девушке укол какого-то сильнодействующего препарата, и она на наших глазах стала засыпать. Когда ее мышцы полностью расслабились, спасатели стали снимать девушку со штыря и одновременно с этим тампонировать образующийся раневой канал нашей стерильной простынью, что бы ею зажать поврежденные кровеносные сосуды в ране и не допустить массивной кровопотери. Девчушка была полностью в отключке. Может она что и чувствовала, но препарат парализовал ее. Сняв со штыря, спасатели уложили ее на наши носилки, врач спасателей прыгнул к нам в машину (он зажимал рану), и мы помчались по витальным в ближайшую больничку с воем, с мигалками, с сиреной, с крякалками, распугивая всех на своем пути.

Пока ехали, спасатель буквально сидел на девушке на наших носилках и зажимал ей рану на животе. Попросил меня измерить ей давление. Оказалось снова идеальное – 120 на 70. Кровопотери нет. Посмотрели зрачки. Узкие, словно точки. Это от лекарства, которое он ввел.

Довезли до больнички минуты за четыре, дабы она была рядом. На наших же носилках быстро помчали в реанимацию, в операционную. К нам сразу кинулись врачи, медсестры и давай помогать. Доктор заранее позвонил на центр, предупредил, что везем в такую-то больницу по витальным, пусть встречают. Вот они и встречали нас.

Врач спасателей всю дорогу сидел верхом на девушке и на наших носилках и держал рану. Отпустил только в операционной.

Девчушка выжила и уже давно забыла об этом случае.