Текст книги "Юридические конструкции и символы в уголовном праве"

Глава 3
Символы в уголовном праве

§ 1. Понятие и классификация правовых символов

Генезис символа как социального феномена. Первоначально средством общественного воздействия на индивидуальное поведение, средством социальной связи людей являлись знаки. Но они выступали в качестве регуляторов поведения не потому, что представляли собой биологически значимые раздражители, а потому, что воплощали в себе социально значимые нормы, действия, программы.

Так, Л. С. Выготский определял знак как «искусственно созданный человеком условный стимул, являющийся средством овладения поведением – чужим или собственным»[322]322
  Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. Из неопубликованных трудов. М., 1960. С. 109.


[Закрыть].

Идеальные образы реальных предметов объективируются во внешней форме, опредмечиваются в знаке. При этом последний, оставаясь самим собой, оказывается в то же время «инобытием» другого предмета, точнее, носителем, средством фиксации его идеального образа и орудием оперирования им. Отсюда связь знака и обозначаемого предмета представляет собой не непосредственную естественно-причинную, а опосредованную социально-детерминированную связь.

Как и всякий сигнал, знак служит для информационного замещения чего-либо. Но в отличие от естественных сигналов, информационная функция которых основана на изоморфном соответствии источнику, знаки характеризуются условной связью с репрезентируемыми явлениями. Исходя из такого различия информационных отношений в живой природе и обществе, целесообразнее термин «знак» использовать для социальных сигналов, т. е. тех, которые функционируют в обществе и связаны с закреплением и передачей социально выработанных значений.

Следовательно, знак можно определять как чувственно воспринимаемый предмет (явление, действие), который в процессе практической и теоретической деятельности людей репрезентирует другой, отличный от него, предмет (свойство или отношение)[323]323
  См.: Мантатов В. В. Образ, знак, условность. М., 1980. С. 26; Большой энциклопедический словарь / Под ред. А. М. Прохорова. М., 1997. С. 424.


[Закрыть].

Всякий подобного рода социальный феномен есть сигнификат (он означает нечто), но не обязательно должен употребляться как денотат (т. е. не обязательно ему должно соответствовать какое-либо значение). Существуют знаки, которые привлекают внимание к определенному содержанию (например, расписание движения), сообщают о свойствах (например, «огнеупорный»), способствуют выбору (например, прейскурант) и т. д., но имеются и такие знаки, которым не соответствует никакое значение (например, логически-математические, выражающие отношение между самими знаками).

На основании вышесказанного отметим, что по своей природе знаки представляют собой искусственные сигналы-коды, которые намеренно производятся людьми для выражения и сообщения определенного содержания. В этом смысле они являются интерсубъективными посредниками социальных связей в обществе.

Многообразные типы отношений между означающим и означаемым остаются обязательным отправным пунктом любой классификации знаковых (семиотических) структур. Поэтому с точки зрения отношения знаков к их репрезентируемым объектам они подразделяются на:

1) иконические знаки (копии, изображения обозначаемых предметов по относительному сходству, ощущаемому тем, кто интерпретирует знак);

2) символы как чувственно воспринимаемые явления, которые в наглядно-образной форме представляют абстрактные идеи и понятия. В отличие от иконических знаков, значение символов выходит за рамки внешнего сходства с репрезентируемым содержанием. Наглядность символа используется для выражения обобщенного содержания. Любой иконический знак (фотоснимок, картина) в отношении содержания остается в пределах изображаемого. Символ же любого явления есть его обобщение, выходящее за пределы изображаемого, – обобщение, создающее бесконечную смысловую перспективу;

3) индексы. Индексное отношение между денотатом (означающим) и десигнатом (означаемым) зиждется на их фактической, существующей в действительности смежности. Типичный пример индекса – указание пальцем на определенный объект.

Впервые данная классификация была предложена родоначальником семиотики американским философом Ч. С. Пирсом в 1867 г.[324]324
  См.: Современный философский словарь / Под ред. В. Е. Кемерова. Лондон; Франкфурт-на-Майне; Париж; Люксембург; Москва; Минск, 1998. С. 777.


[Закрыть]

Несколько иные виды знаков выделяет В. В. Мантатов, указывая на иконические знаки, символы и языковые знаки. Последние он рассматривает как условные знаки, обладающие системным и операционным характером, являющиеся средством коммуникации людей и концептуального отражения действительности[325]325
  ³²³ См.: Мантатов В. В. Указ. соч. С. 28.


[Закрыть]. В названном случае автор фактически подразделил все знаки на языковые и неязыковые (символы, иконические знаки).

Но такая дифференциация знаков, на наш взгляд, представляется неудачной по двум причинам. Во-первых, семиотическая система – это, с одной стороны, своего рода язык, с другой – все языковые явления всегда функционируют как знаки (данное следует из определения языка как любой знаковой системы[326]326
  См.: Большой энциклопедический словарь / Под ред. А. М. Прохорова. С. 1426.


[Закрыть]) и было бы несостоятельно говорить о том, что не существует, например, языка искусства с его знаковыми (иконическими) образованиями (линия, цвет, колорит, ритм, композиция художественного произведения), языка символов. Во-вторых, В. В. Мантатов непоследователен в этом плане и противоречит сам себе, указывая на такие свойства языкового знака, как материальность, условность, осмысленность[327]327
  См.: Мантатов В. В. Указ. соч. С. 30.


[Закрыть], но они в полной мере могут быть присущи и символу. И далее автор продолжает опровергать свою же мысль, говоря о наличии естественных языков (имеются в виду обычные национальные языки) и искусственных (знаковые системы, специально сконструированные человеком в тех или иных целях)[328]328
  См.: Там же.


[Закрыть]. Однако, исходя из такого деления, к искусственным языкам следует отнести и символ как особую разновидность знака.

Таким образом, мы наблюдаем дифференциацию знаков и в отдельных случаях – их перерастание в символы.

Происхождение символа как социального феномена тесно связано с исторически первыми способами духовного освоения мира мифом и магией. Слово обыденной речи несет в себе лишь бледную тень того психического смысла и той психической энергии, которые способен сконцентрировать в себе обозначаемый предмет. В магии же слово мистически связано с обозначаемым явлением и обладает самостоятельной действенностью (например, исходят из того, что, заклиная подлинное имя человека или демона, можно подчинить себе его обладателя). Конечно, магическое слово не влияло на объективный мир, но оно могло управлять коллективным бессознательным и в этом смысле представлять собой могучее оружие.

Воздействие магии на человека основывалось на том, что здесь слово, жест, рисунок становились символом, и среди факторов, способствующих возникновению последнего, немаловажную роль сыграли язычество, несовершенство самого языка общения, отсутствие письменности.

Первоначально социальные символы зарождались как материальные предметы. Так, по давней традиции змея – один из символов медицины. С VIII в. до н. э. символом медицины был посох бога врачевания Асклепия (Эскулапа) – суковатая палка, которую обвивала змея. В одном из древнегреческих мифов изложена история возникновения этого символа: Асклепий был приглашен во дворец царя Миноса для того, чтобы оживить умершего сына царя. По дороге он увидел на своем посохе змею и убил ее. Но тут же появилась вторая змея с целебной травой в пасти и воскресила умершую подругу. Асклепий воспринял полезный опыт и стал лечить этой травой своих пациентов[329]329
  См.: Краснопольская И. Капля яда против боли // Российская газета. 2000. 30 дек.


[Закрыть].

Змеи вообще очень часто присутствовали в древних символах. Примером может служить кадуцей – посох с двумя крылышками, обвиваемый двумя змеями. Это символ бога торговли Гермеса. Жертвенный треножник Апполона, обвитый змеей, известен как эмблема медицины. Самое же первое изображение чаши со змеей относится к IX—VII вв. до и. э. Они существовали и вместе, и раздельно, в конце концов стали атрибутами богинь здоровья Гигеи и Салуты, а позже – официальным символом медицины. Этот символ был и на гербе Вильяма Гарвея – открывателя кровообращения, но вместо посоха изображалась свеча. В качестве символа высшей власти она украшала головные уборы египетских фараонов[330]330
  См.: Краснова В. Мой ласковый и нежный гад // Там же. 1999. 30 июля.


[Закрыть].

Впоследствии же в связи с унаследованием рассматриваемой категории религией, искусством и другими формами культуры она приобрела характер действия, явления. Например, бывшие первоначально элементами трудовой деятельности, определенные формы поведения первобытных людей постепенно отделялись от нее, утрачивая свою прежнюю направленность, и приобретали чисто символический характер. Копируя внешне те или иные приемы трудовой деятельности, люди делали это уже не с целью непосредственного получения материального результата, а с целью возбуждения определенных коллективных представлений и эмоций. Так, магическая церемония у охотничьих племен включала в себя обычно и танцы перед изображением зверя, имитирующие телодвижения охотников, и поражение изображения копьями и дротиками, и некоторые другие действия, как бы воспроизводящие обстановку предстоящей охоты[331]331
  См.: Угринович Д. М. Психология религии. М., 1969. С. 36.


[Закрыть]. Конечно, такого рода обряд, поскольку он упражняет умения, силу и ловкость его участников, играет и роль известной тренировки перед охотой. Но это его вспомогательная, не главная функция. Главная же функция охотничьей магии состоит в том, что она призвана возбудить уверенность в успехе предстоящей охоты, т. е. создать иллюзорное представление у всех ее участников, будто само совершение магических действий обеспечит богатую охотничью добычу. В условиях, когда результат охоты не контролировался человеком, а зависел от «его величества случая», магические обряды призваны были сыграть роль того иллюзорного средства, которое должно было компенсировать реальное практическое бессилие первобытных людей.

Таким образом, в обряде поведение людей, их действия играют роль социальных символов, воплощающих их социальные верования, идеи и чувства. Действия здесь предстают не в их естественном, материальном, содержании, а лишь как средство объективизации соответствующих представлений и эмоций.

Понятие и признаки социального символа. В литературе, посвященной исследованию символов, выделяются три их вида, различающиеся по степени своей символичности[332]332
  См.: КерлотХ. Э. Словарь символов. М., 1994. С. 33.


[Закрыть]:

Конвенциональные – ими охватывается простое признание постоянной смежности, выводимой на какой-либо зрительной или естественной основе (таковы, например, знаки, используемые в производстве, математике и в других сферах деятельности).

Случайные – возникают в бесспорно преходящих условиях и обязаны своим существованием ассоциациям, создаваемым случайными контактами.

Универсальные – те, которые имеют внутреннюю связь между самим символом и тем, что им представлено.

Именно в контексте последнего вида мы будем вести дальнейшее изложение материала.

Повседневная жизнь человека наполнена символами, которые напоминают ему что-либо, воздействуют на него, разрешают и запрещают, поражают и покоряют. Причем речь идет не только о сфере религии или политики, но и фактически о всем социальнокультурном пространстве.

Понятие символа на протяжении всей истории развития вызывало множество всевозможных толкований. В античности он означал намеренно небрежно обломленную половину черепка, которую при расставании оставляли при себе, а другую отдавали партнеру. Символ, таким образом, служил выражению возможности при предъявлении его узнать нечто другое по целому.

В вещественных памятниках древности (на постройках, надгробиях, утвари, одежде и т. и.) встречаются схематические рисунки, зачастую не являющиеся изображениями элементов визуально воспринимаемой среды человеческого обитания, т. е. каких-либо предметов или существ. Они появились в доисторические времена и бытовали в народном декоративном искусстве до начала XX в. Повторяясь на протяжении тысячелетий, переходя от одного народа к другому, эти графемы проявляют устойчивость и в формах своих начертаний, и в самом факте своего существования. Эти изображения представляют собой символы, имевшие смысловое значение, являвшиеся дописьменным способом фиксации некоторых понятий и представлений. В них люди запечатлевали и передавали своим современникам и потомкам, как им казалось, жизненно важную информацию. В результате символы «приобретали значение родовой памяти и связи членов общества»[333]333
  Голан А. Миф и символ. М., 1993. С. 7.


[Закрыть].

Таким образом, в процессе познания на ранних ступенях развития человеческого мышления символы складывались стихийно, выражая стремление к познанию действительности путем сравнения сходных явлений[334]334
  См.: Большая советская энциклопедия / Под ред. Б. А. Введенского. Т. 39. М., 1956. С. 53.


[Закрыть].

В переводе с древнегреческого символ означает «соединять», «сливать», «связывать»[335]335
  См.: Рубцов Н. Н. Символ в искусстве и в жизни. М., 1991. С. 6.


[Закрыть]; у древних греков он представлял собой условный вещественный опознавательный знак для членов определенной общественной группы, тайного сообщества[336]336
  См.: Словарь иностранных слов / Под ред. И. В. Лехина, Ф. Н. Петрова. М., 1954. С. 636.


[Закрыть].

Согласно толковым словарям русского языка[337]337
  См., например: Большой толковый словарь русского языка / Под ред. С. А. Кузнецова. СПб., 1998. С. 1185; Лопатин В. ВЛопатина Л. Е. Русский толковый словарь. М., 1997. С. 627; Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1995. С. 706.


[Закрыть] и словарям иностранных слов[338]338
  См., например: Словарь иностранных слов / Под ред. И. А. Акчурина, Р. С. Карпинской, А. Г. Спиркина. М., 1987. С. 454; Дворецкий И. X. Латинско-русский словарь. М., 2000. С. 756.


[Закрыть], символ определяется как отличительный условный знак, предмет, действие, служащие для обозначения какого-либо понятия, явления, идеи, образа.

Однако, функционируя в различных сферах общественной жизни, последний приобретает свою специфику. Так, в культурологии символ – это особого рода знак, несущий в себе живую психическую связь с тем бытием, которое он обозначает[339]339
  См.: Энциклопедический словарь по культурологии / Под ред. А. А. Радугина. М., 1997. С. 346.


[Закрыть]; в искусстве – это образно представленная идея или вид идеи, данной образом[340]340
  См.: Рубцов Н. Н. Указ. соч. С.39; Уваров Л. В. Образ, символ, знак. Минск, 1967. С. 94.


[Закрыть]; в социологии под ним понимаются любые жесты, артефакты, знаки или понятия, что-то означающие, что-то выражающие или на что-то указывающие[341]341
  См.: Аберкромби Н., Тернер Б. С., Хилл С. Социологический словарь / Перевод с английского; под ред. С. А. Ерофеева. М., 2000. С. 286.


[Закрыть], т. е. это знак, в котором связь между ним и значением является в большей мере условной, чем естественной[342]342
  См.: Джери Д., Джери Д. Большой толковый социологический словарь. Т. 2. М., 1999. С. 198.


[Закрыть]; согласно философским воззрениям, о нем говорят как о знаке, в понятие которого входят, не поглощая его, художественный образ, или аллегория, или сравнение[343]343
  См.: Современный философский словарь / Под ред. В. Е. Кемерова. С. 776.


[Закрыть]. Некоторые уточнения в интерпретацию последнего вносят Е. Ф. Губский, Г. В. Кораблева, В. А. Лутченко. Они определяют рассматриваемое понятие как «отличительный знак, образ, воплощающий какую-либо идею, видимое, реже – слышимое образование, которому определенная группа людей придает особый смысл, не связанный с сущностью этого образования»[344]344
  Философский энциклопедический словарь / Под ред. Е. Ф. Губского, Г. В. Кораблевой, В. А. Лутченко. М., 1997. С. 413.


[Закрыть].

Но, несмотря на то, что в данном понятии более емко отражена природа социального символа, оно не лишено, с нашей позиции, недостатка. Так, мы не согласны с тем, что смысл символа не связан с сущностью этого образования, поскольку в качестве исследуемого явления выступает конкретно-чувственный, как правило, зрительный, образ, имеющий хотя бы рудимент естественной связи с замещаемым[345]345
  См.: Уваров Л. В. Указ. соч. С. 105.


[Закрыть], что свидетельствует, в свою очередь, о том, что символ менее произволен, чем такие виды знаков, как сигналы к действию (ракетницы, флажки), различные письменные обозначения и т. и.

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что символ – это прежде всего разновидность знака, в котором обнаруживается действенное присутствие выражаемого (обозначаемого) им содержания.

Знаковость символических действий подметил Д. И. Мейер: «Вместо непосредственного выражения воли представляется знак, по которому открывается существование соответствующего действия»[346]346
  Мейер Д. И. О юридических вымыслах и предположениях о скрытных и притворных действиях. Казань, 1894. С. 70.


[Закрыть].

Для знака необходимо, чтобы его предмет был именно тем, что обозначается обозначаемым предметом. Нужна специальная направленность сознания на этот предмет с целью его выделения из себе подобных, с целью отвлечения его от всего прочего, с целью фиксирования его как такового. Другими словами, с помощью символа познается действительность, она отражается в нем. Но всякое отражение последней предполагает ее воспроизведение через обозначение (коим выступает символический знак), а сама действительность должна являться чем-то обозначаемым.

Символ есть встреча денотата и десигната. Следовательно, он базируется совсем на другом субстрате, нежели тот, который он символизирует. В символе смысл некоего предмета переносится на совсем другой предмет, и только в таком случае последний может оказаться символом первичного предмета.

С другой стороны, при субстанциональном различии обозначаемого и обозначающего предмета можно только тогда говорить о символе, когда смысл, перенесенный с одного предмета на другой, так глубоко и всесторонне сливается со вторым предметом, что их уже становится трудно отделить друг от друга. «Символ в этом смысле есть полное взаимопроникновение идейной образности вещи с самой вещью»[347]347
  Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 250.


[Закрыть]. Таким образом, данный феномен действительности представляет собой определенное тождество, взаимопронизанность означаемой вещи и означающей ее идейной образности, т. е. «по своему субстрату они разные, а по смыслу – одно и то же»[348]348
  Там же. С. 269; см. также: КерлотХ. Э. Указ. соч. С. 50.


[Закрыть].

Взаимоотражаемость символа и его содержания при их субстанциональной раздельности является следствием такого тождества. Они рассматриваются один в свете другого: мы начинаем видеть смысл так, что захватываем тут же знаковую форму, в которую он заключен, и, наоборот, в символическом знаке отражается его содержание. Так, нерушимость государственной границы связана с пограничными знаками, ее обозначающими. В то же время такие знаки указывают на пределы территории страны, т. е. выступают в качестве символов государственной границы.

Отсюда «символ является не просто безразличным знаком, а таким знаком, который уже в своей внешней форме заключает в себе содержание выявляемого им представления»[349]349
  Гегель Г. В. Ф. Эстетика. Т. 1. М., 1968. С. 15.


[Закрыть]. Именно в этом, по мнению Гегеля, состоит отличие символа от иного знака.

Понятие подчинено логическим законам тождества и противоречия. Где кончается компетенция понятия, там, с позиции Н. А. Бердяева, вступает в свои права символ. Поэтому символ есть посредник, знак и вместе с тем связь[350]350
  См.: Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 50.


[Закрыть].

Именно связь и придает ему выразительность и действенность, недоступные простому обозначению. Символ предмета всегда содержит в себе некоторого рода смысл, но это такой смысл, который его конструирует и модельно порождает[351]351
  См.: Лосев А. Ф. Указ. соч. С. 272.


[Закрыть]. Он объективно осуществляет себя не как наличность, но как динамичная тенденция, он не дан, а задан. «Этот смысл, строго говоря, нельзя разъяснить, сведя к однозначной логической формуле, а можно лишь пояснить, соотнеся его с дальнейшими символическими сцеплениями, которые подведут к большей рациональной ясности, но не достигнут чистых понятий»[352]352
  Большая советская энциклопедия / Под ред. А. М. Прохорова. Т. 23. М., 1976. С. 385-386.


[Закрыть] .

Таким образом, символ хранит в себе внутренний смысл, который нередко нуждается в расшифровке.

В то же время смысловая определенность символа углубляет его идейную образность, не давая ей быть буквальным и слепым фотоснимком. Идея, содержащаяся в нем, оказывается законом построения последнего. Но идейная образность, взятая сама по себе, вовсе еще не есть символ. Чтобы быть им, она должна указывать на нечто другое, что не есть она сама. Для символа идея необходима. Благодаря ей как закону конструирования символического выражения в символе примиряются и соединяются все его оппозиции (чувственное и абстрактное, предметное и идеальное).

Смысл символа, который не может и не должен быть понятным для людей, не посвященных в его значение (каждый символ является по своему характеру тайным или, по крайней мере, условным знаком), является, как правило, намеком на то, что находится сверх или за чувственно воспринимаемой внешностью образования (например, крест – символ христианской веры, пять сплетенных колец – символ Олимпийских игр). Он с более абстрактным смыслом олицетворяет часто нечто такое, что иным путем, помимо его самого, не может быть выражено. Так, например, гром и молния понимаются частью людей как символ нуминоза, т. е. божественной воли.

Символ как особого рода знак по своей природе является некой общностью и обязательно указывает на все то единичное, что под него подпадает; а все единичное, на что символ указывает, обязательно свидетельствует о той обобщенной сфере, куда оно относится. Это означает, что символ есть не просто представление тех или иных чувственно постигаемых явлений и сторон окружающего нас мира в их непосредственной единичности, а такая форма познания, в которой в обобщенном виде запечатлены существенные закономерные связи этих явлений и сторон[353]353
  См.: Рубцов Н. Н. Указ. соч. С. 33.


[Закрыть].

Таким образом, исследуемый феномен характеризуется абстрактностью, он «схватывает и интегрирует эти абстракции, помещая их в тот контекст, где они начинают работать»[354]354
  Дж. Купер. Энциклопедия символов. М., 1995. С. 6.


[Закрыть], т. е. сам символ как предмет конкретен, но абстрактно то, что им отображается, представителем чего он является. Он делает доступными абстрактные понятия для восприятия их разумом и сохранения в памяти человека. «Через конкретно-чувственную форму символа его абстрактное содержание становится наглядно-осязаемым»[355]355
  Уваров Л. В. Указ. соч. С. 106.


[Закрыть].

Рассматриваемый предмет долгое время может сохраняться, а его содержание меняется. Это характеризует условность связи формы символа с его содержанием, поэтому образ, создаваемый им, носит условный характер. Д. И. Мейер следующим образом указывает на данный признак: в случае символических действий представляется знак, и знак этот условный, состоящий в искусственной связи с действием[356]356
  Мейер Д. И. Указ. соч. С. 70.


[Закрыть].

Такая «условность позволяет акцентировать, выделить характерные явления, передать именно основной смысл происходящих событий, не обязательно копируя и повторяя жизнь»[357]357
  Мантатов В. В. Указ. соч. С. 94.


[Закрыть].

Символы сохраняются тысячелетиями, претерпевая лишь некоторую трансформацию, а иногда и вовсе без изменений, т. е. проявляют стабильность. Но стабильность эта относительна, так как происходила диффузия идей и обычаев, смена мировоззрения и мироощущения, и как результат – изменилось смысловое и идеологическое содержание прежних символов, появились новые. Поэтому символы, как правило, заменить невозможно. Они рассчитаны на длительное регулирование поведения людей, в то время как «знаки можно заменить, исходя из целесообразности или условия»[358]358
  Никитин А. В. Правовые символы. Дис. …канд. юрид. наук. Н. Новгород, 1999. С. 88.


[Закрыть].

Содержание символа изменяется или утрачивает свое значение лишь в том случае, когда отражаемые им социальные связи и идеи перестали быть типичными, т. е. нормальными с точки зрения всего общества или определенной социальной группы. Типичность же социальных процессов, явлений, связей является следствием их повторяемости. Так, серп и молот, изображенные на Государственном гербе СССР, символизировали единство рабочих и крестьян. Но в связи с произошедшими историческими и политическими переменами в жизни общества содержание этого государственного символа тоже изменилось. Теперь одним из его элементов стал двуглавый орел, символизирующий, с одной стороны, союз церковной и светской власти (хотя согласно ст. 14 Конституции РФ они отделены друг от друга), с другой стороны, единение Востока и Запада. Но в первую очередь как геральдический символ он означает безграничную власть суверена и обороноспособность своего носителя[359]359
  См.: Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М., 1996. С. 7.


[Закрыть].

Социальные символы воздействуют не только на разум, но и на чувства, дают человеку яркие и незабываемые переживания (например, обряд всегда выступал в роли символа, воплощающего в себе те или иные социальные идеи, представления или образы и вызывающего соответствующие социальные эмоции[360]360
  См.: Угринович Д. М. Указ. соч. С. 35.


[Закрыть]).

Как правило, символический образ излагается с привлечением художественных форм, которые способствуют выработке у людей определенного эмоционального настроя. Этот настрой представляет собой комплекс связанных с символом переживаний. В нем соединяются как сиюминутные субъективные впечатления, так и опосредованные социальной действительностью отношения и эмоции. Так, военная форма состоит из определенных элементов, к числу которых относятся погоны, эполеты, кокарды, эмблемы, нашивки, канты, лампасы и т. д. Данные знаки на форменной одежде, как и форма в целом, призваны персонифицировать воинские звания, принадлежность к виду вооруженных сил, роду войск, службе. И такая персонификация всегда проходит этап чувственного восприятия и эмоционального реагирования на него.

Символы часто являются наиболее удобным и доступным для понимания средством регулирования общественных отношений. Они схватывают самую сущность абстрактных идей и придают им чувственно наглядную форму[361]361
  См. также : Уваров Л. В. Указ. соч. С. 106.


[Закрыть]. В подобных символах чувственно наличные предметы уже в своем существовании обладают тем значением, для воплощения и выражения которого они употребляются.

Символ может лишь напоминать какое-либо понятие, образ, идею, событие. Это означает, что допускается не тождественное, но однородное либо разнородное толкование, понимание определенного символа. Поэтому в данном случае нельзя категорично говорить о том, что «символ не будет многозначным, так как у него есть только одно-единственное значение, и это значение известно строго определенной группе людей»[362]362
  Никитин А. В. Указ. соч. С. 64.


[Закрыть]. К подобной трактовке следует относиться критически.

Символ как раз сущностно многозначен и поддается различным толкованиям в зависимости от контекста, чем резко отличается от иного знака, который обладает одним, жестко закрепленным за ним значением. Ведь специфика символа и состоит в том, что он тем содержательнее, чем более многозначен; «помимо его непосредственного и очевидного значения в нем должен содержаться еще и некий «неосознанный» аспект, который никогда не может быть однозначно пояснен или определен»[363]363
  Бауэр В., Дюмотц И., Головин С. Энциклопедия символов. М., 1998. С. 9.


[Закрыть]. Например, форменную одежду представителя власти можно рассматривать как символ этой власти и в то же время как символ принадлежности лиц к разряду тех, кто находится под особой защитой уголовного закона.

Суть же самого знака состоит в присущей ему двусторонней структуре, т. е. в нерасторжимом единстве непосредственно воспринимаемого (означающего) и подразумеваемого, понимаемого (означаемого)[364]364
  См.: Современный философский словарь / Под ред. В. Е. Кемерова. С. 297.


[Закрыть].

Итак, обычный знак, по сравнению с символическим, по нашему мнению, имеет единственное значение. Но это значение является таковым только для людей, посвященных в него. Так, бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт редко показывала свое настроение на людях, но узнать о нем, а также ее мнение о переговорных позициях вполне можно было по ее брошам. Одним из ее самых известных «ювелирных заявлений», после которого в Ираке ее стали называть «ядовитой змеей», была встреча Олбрайт – тогда постоянного представителя США в ООН – с вице-премьером Ирака Тариком Азизом. Они говорили об экономических санкциях против Ирака, а на груди у Мадлен Олбрайт как знак воинствующего настроения красовалась золотая змея, обвивавшая ветвь.

Все сотрудники Олбрайт знали, что брошь в виде краснозолотого шара свидетельствовала о ее энергичном настрое, звездно-полосатая шляпа являлась знаком патриотизма, херувимчик означал примирительное настроение, а вот американский орел должен был насторожить: воинствующая госсекретарь готова «склевать свою жертву»[365]365
  См. об этом: Захарова Е. Читайте мои брошки // Российская газета. 1999. 8 июля.


[Закрыть].

Значение знака есть представление, возникшее в сознании благодаря знаку[366]366
  См.: Философский энциклопедический словарь / Под ред. Е. Ф. Губского, Г. В. Кораблевой, В. А. Лутченко. С. 166.


[Закрыть]. Другими словами, оно есть формирующееся в ходе деятельности субъекта отношение знака к предмету обозначения и к выражаемому им мысленному содержанию[367]367
  ⁶⁷ См.: Коршунов А. М., Мантатов В. В. Теория отражения и эвристическая роль знаков. М., 1974. С. 124.


[Закрыть]. Однако не всегда знак адекватно, в идеальной форме, отражает обозначаемое явление, что свидетельствует об условности языка, неточности обозначения. Этот разрыв вполне реален и его следует иметь в виду при оценке любого знака, в том числе символа[368]368
  Так, несоответствие обозначения обозначаемому можно продемонстрировать на примере смягчающих и отягчающих обстоятельств. Отнюдь не все обстоятельства, касающиеся посягательства и виновного, можно назвать смягчающими или отягчающими (т. е. факторами, относящимися к преступлению и (или) к личности виновного и влияющими на большую или меньшую общественную опасность преступления и личности виновного либо только личности), даже если они объективно способны влиять на наказание. Тем более к ним нельзя отнести индифферентные, безразличные с позиции уголовного права обстоятельства дела (походка, тембр голоса и т. п.), хотя они могут иметь определенное процессуальное, криминалистическое и иное значение. Единая терминология, применяемая в отношении данных обстоятельств, упоминаемых в Общей и Особенной части УК, затушевывает характерные для каждой из этих групп существенные различия в части влияния на наказание. Поэтому в нормах Особенной части УК логично было бы говорить о квалифицирующих обстоятельствах, что позволило бы избежать придания неподобающего значения смягчающим и отягчающим обстоятельствам в собственном смысле слова) (см. об этом: Кругликов Л. Я: 1) Смягчающие и отягчающие обстоятельства в советском уголовном праве. Ярославль, 1977. С. 13; 2) Смягчающие и отягчающие ответственность обстоятельства в уголовном праве. Воронеж, 1985. С. 30).


[Закрыть].

Следовательно, при восприятии знака может возникнуть сразу несколько представлений как у одного человека, так и у группы людей, а значит и несколько его значений.

В том случае, когда эти представления совпадут со своими значениями, нужно говорить о символе. Отсюда символ – представление, слившееся со своим значением (например, розы красного цвета всегда ассоциируются с прекрасными, высокими чувствами, которые исходят от того, кто их дарит. И напротив, желтый их цвет настораживает, поскольку может быть расценен как намек на прекращение отношений с избранником. И действительно, желтые розы говорят об угасании любви[369]369
  ⁶⁹ См.: Фиалки пахнут не тем // Российская газета. 2001.23 февр.


[Закрыть]. Если это так, то представление о них сливается с их значением и образует символ угасающей любви. При этом в символе можно выделить первичное значение, которое объективно, в котором он существует сам по себе, и вторичное. Оно субъективно, поскольку является результатом познавательной деятельности индивида, интерпретирующего символ, из-за невозможности его отказа от своих предрассудков, чувств, эмоций и переживаний в конкретно взятый период времени. Рассмотрим это на примере.

Если на одежде греческого юноши II в. до Р. X. мы видим свастику, то этот знак должен был охранять человека от демонов (на носу судов, принадлежащих скандинавским пароходствам, и по сей день можно увидеть такой же знак в том же значении)[370]370
  См.: Бауэр ВДюмотц И., Головин С. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть]. Если же сегодня мы увидим свастику на кожаной куртке панка, то это всего лишь его провокационное желание обратить на себя внимание.

Но как бы ни менялись интерпретации и ассоциации, связанные с символом, архетип его значения, основная посылка, остается, на каком бы уровне он ни рассматривался.

Таким образом, трактовка символа связана с личностью самого человека, который взялся за толкование, с его социальным, культурным и географическим окружением, с его сознанием и намерениями.

Анализ сказанного позволяет сделать вывод о том, что символ как разновидность знака всегда многозначен. Эта особенность подчеркивается во многих литературных источниках, посвященных предмету исследования[371]371
  См., например: Энциклопедический словарь по культурологии / Под ред. А. А. Радугина. С. 132; Бауэр ВДюмотц И., Головин С. Указ. соч. С. 9; Кох Р. Книга символов. М., 1995. С. 6; Мантатов В. В. Указ. соч. С. 128; Бидерманн Г. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть].

Поскольку символ есть отражение действительности в сознании, которое тоже выступает как специфическая действительность, он должен так или иначе обратно отражаться в этой действительности, т. е. символ в своей основе «есть отражение вещи, но не простое, а такое, которое, будучи отработано средствами абстрактного мышления, вновь возвращается к вещи, но уже дает ее в переделанной для целей человека и преображенной форме»[372]372
  Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 250.


[Закрыть]. Отсюда в символе сочетаются три момента: 1) живое чувственное созерцание, 2) абстрактное мышление, 3) человеческая практика, творчески переделывающая действительность.

Раз символ есть продукт социальной действительности, то он может быть только общественным, что подтверждает наличие и такого признака, как функционирование его на уровне отдельной группы или групп, т. е. символ создается не для конкретного лица, а для группы людей. С помощью него эта группа и окружающие в целом объясняются и реагируют на происходящее. Следовательно, данный феномен проявляется именно на уровне группы. «Символ нельзя искусственно создать или изобрести, имея в виду некое сугубо личное толкование ради красного словца. Он выходит за рамки индивидуального в универсальное»[373]373
  Купер Дж. Указ. соч. С. 5; см. также: Уваров Л. В. Указ. соч. С. 112.


[Закрыть].

Исходя из вышесказанного, можно выделить следующие признаки социального символа:

1) знаковость;

2) абстрактность;

3) наличие смысловой нагрузки;

4) идеологическая основа;

5) условность;

6) многозначность;

7) относительная устойчивость;

8) эмоциональная нагрузка и чувственная воспринимаемость;

9) функционирование на уровне группы или общностей людей.

А поскольку сам символ представляет разновидность знака, то

среди названных признаков существуют те, которые отличают последний от символа. Среди них:

1) абстрактность;

2) идеологическая основа;

3) многозначность;