Текст книги "Стерва на десерт"

Дом, милый дом!

Когда мы вскарабкались на платформу, электричка уже тронулась. И напрасно мы надрывали глотку, взывая к жалости машиниста, нам ничего уже не могло помочь – поезд ушел, а мы остались. Три тонких силуэта на пустынной платформе: два высоких и один маленький; а вдали убегающие огни тепловоза.

– И что нам теперь делать? – упавшим голосом проговорила Ксюша. – Следующая только в 5 утра, а до шоссе часа 2 ходьбы, а с этой красоткой… – она встряхнула Соньку, которая все еще висела на наших плечах, как раненый боец, – и все 3.

– Тачку поймаем, – попыталась успокоить себя и подругу всезнающая Леля.

– Ты оглянись.

Я оглянулась: станционная домушка, запертый ларек, пустынные лавки и ни одной живой души, не говоря уже о душах, имеющих автомобиль.

– Хочу домой. К ма-а-а-ме, – требовательно запищала Сонька и попыталась поджать ноги, чтобы вольготно повисеть на наших шеях.

– Я тебе покажу маму! – зарычала я. – Как ща дам в лоб!

– Не надо. Она и так пострадала, – вступилась за подругу Ксюша, но только для виду, знала же, что я Соньку никогда не обижу.

– Черт! – вдруг заорала я радостно. – У тебя же сотовый. Давай такси вызовем!

– Точно! – взвизгнула Ксюша и полезла в сумку.

Вскоре она уже давила на кнопки, лучезарно улыбаясь окружающему миру.

– Ну что? – прокряхтела я, вспотевшая под тяжестью Соньки, забота о которой теперь целиком лежала на моих плечах.

– Ничего, – захныкала Ксюша.

– Как ничего? У тебя что тоже телефон за неуплату отключили?

– Да не работает он тут! – она потрясла трубкой. – Сплошные шумы и треск.

– Н-да! Положеньице! – сокрушенно протянула я. Потом, подпинув Соньку под пятую точку, скомандовала: – Пошли, девоньки, ножками. Авось к утру доберемся.

… Мы прошли километра полтора по ухабистой, грязной дороге, пока нас, ошалевших от усталости, мокрых от жиденького снежка, подающего на наши непокрытые головы, не подсадил одинокий автомобилист.

Нырнув в теплый, пропахший бензином салон старенького «Москвича» мы ощутили себя почти счастливыми. Я вытянула ноющие ноги, Ксюша сунула замерзшие руки себе под попу, а Сонька и вовсе почувствовала себя как дома – растянулась на сидении и захрапела.

– Притомилась? – хмыкнул водитель, весело косясь на спящую.

– Ага. Шла долго, – буркнула я, надеясь, что до него не дойдут перегарные выхлопы, выпускаемые Сонькиным приоткрытым ртом. – До Города довезете?

– Довезу. Только до промзоны.

– И на этом спасибо.

Мы замолчали. Я выглянула в окно – судя по указателям ехать нам оставалось минут 25. Неужто меньше чем через час я окажусь в своей теплой постельке? Воистину! Я блаженно закрыла глаза и задремала.

Проспала я не больше 10 минут, и разбудил меня хриплый ото сна голос Соньки:

– Я хочу домой! К маме!

– Едем уже, – ткнула ее в бок Ксюша. – Заткнись.

– К маме, – продолжала требовать Сонька.

Ксюша наклонилась к самому моему уху и прошептала:

– Она что никогда не протрезвеет?

– Пока не проспится, – огорчила я подругу. Что поделаешь, Соньку даже пешая прогулка под дождем со снегом не может привести в чувство.

Тем временем наша неугомонная вскочила, проморгалась, совершенно бессмысленно уставилась на водителя и изрекла:

– Пшел вон!

– Чего? – ошалел мужик.

– Все вон, – прохрипела он и ткнула кулаком в дверку.

– Уймите подругу, девочки, – недовольно проговорил водила. – А то высажу.

– Да чте-е-о ты! – сощурившись, выдала Сонька, очень похожая в эти минуты на своего папашку.

– Заткнись, – зловещим шепотом скомандовала Ксюша.

– Сама заткнись! – огрызнулась Сонька, вновь долбанув по двери.

Ксюша натянула ей на лицо капюшон, надеясь, наверное, что в темноте скандалистка потеряется и от безысходности уснет. Но не тут-то было!

– Мне жарко! Положите меня на снег, – голосом пьяного боцмана заорала Сонька.

– Молчи, – цыкнула я.

– На-а снег! – начала скандировать она и дубасить кулаком по водительскому сиденью.

– А ну выметывайтесь! – взревел хозяин авто.

– Ну, пожалуйста, потерпите, – взмолилась Ксюша.

– Вон! – заорал он, резко затормозив.

И вот мы вновь стоим на дороге, и снег опять залепляет нам глаза.

– Что же нам теперь делать? – чуть не плача, произнесла Ксюша.

– Вызывать такси. Здесь-то телефон должен работать?

– Да? А знаешь, сколько времени пройдет, прежде чем они сюда доберутся? И где их ждать прикажешь? Здесь? Под снегом и дождем? Я устала! Я спать хочу. Вот сейчас упаду прямо на дорогу и умру, – захныкала она и бухнулась своим обтянутым велюровым пальто задиком в кучу придорожного мусора.

Я стояла в растерянности, одной рукой утирая влагу с лица, другой поддерживая дремлющую Соньку, и не знала, что мне предпринять, чтобы выпутаться из этой передряги. Я тоже измучилась, проголодалась и меня мучил «отходняк».

– Мы где хоть находимся? – подала голос Ксюша.

– В начале промзоны, – окинув взглядом периметр, ответила я. – Вон там вдали свалка, а вон… Черт! Как же раньше я не додумалась…!

Я схватила Соньку в охапку, коленом подпинула Ксюшу под локоть и радостно скомандовала:

– Вперед, мои храбрые воины! Я дам вам кров и пищу!

– Сбрендила? – неуверенно протянула Ксюша.

– Сама ты сбрендила! Вставай давай, я поведу тебя в сад Эдема.

– Лель, ты бредишь? – не на шутку испугалась подруга.

– Вот блин! – выругалась я. – Да тут за поворотом начинается забор нашего НИИ. Минут 10 ходьбы.

– И что?

– А то, что в нем есть лазейка. Мы через нее проникнем на территорию и… вуаля… кров, диван и кое-какая еда.

– А охрана?

– А мы тихонько, как мышки, только этой мышке, – я вновь встряхнула посапывающую Соньку, – надо рот зажать. Прокрадемся на второй этаж, там комната наших мужиков, она ее никогда не запирают на ключ, а код я знаю. Так что погнали.

Ксюша бодро вскочила, перекинула вялую Сонькину руку через свое плечо и припустила так резво, словно не она минуту назад собиралась умирать от усталости.

До дыры мы добрались, как я и прогнозировала, через 10 минут. Беспрепятственно в нее протиснулись, даже Соньку удалось впихнуть с первой попытки.

Крадучись, мы вошли в здание. На цыпочках (а Сонька и вовсе на весу) миновали лестничный проем, на счастье отгороженный от фойе закрытой дверью. Просеменили по коридору. Бесшумно открыли кодовый замок. Вошли.

– Счастье-то какое! – воскликнула Ксюша, падая на скрипучий диван в углу комнаты.

– Разденься хоть! А то ты вся грязная.

– Ага, – согласилась она, но разоблачаться и не подумала.

– Разденься, говорю, – настаивала я, а сама тем временем усаживала Соньку в глубокое кресло.

Ксюша не реагировала – она уже спала.

Я подошла к ней, стянула с нее сапоги и пальто, укрыла фуфайкой, на Соньку накинула скатерть. Сама же разделась до трусиков, скинув, наконец, с себя ненавистное платье, и облачилась в самый чистый из найденных, наверняка, Кузинский, синий халат. Потом залезла в холодильник – как мне ни хотелось спать, есть хотелось еще больше – обшарила полки, ничего кроме подкисших маринованных огурцов и черствого хлеба не нашла, но и этому была рада. С восторгом вгрызлась в корку и приготовилась упасть рядом с Ксюшей, как вдруг услышала…

Шаги…

Тихие, медленные, даже крадущиеся.

Охранник? Но зачем ему красться? Вор?

Маньяк!?

Я поперхнулась краюхой и замерла, будто загипнотизированная этими мерными – топ-топ, топ-топ – звуками. Так я простояла, неподвижная и безмолвная, пока шаги не затихли. После этого я отмерла, тихонько подошла к двери, приоткрыла ее и выглянула в щель.

Длинный коридор, освещенный лампами дневного света, на первый взгляд показался пустым. Но это только на первый. На второй, оказалось, что в конце его, там, где приоткрыта дверь на лестничную клетку, стоит человек. Стоит неподвижно, спиной ко мне. Ни лица, ни фигуры разглядеть не возможно. Единственное, что я могу изучить, так это его тень: длинную, черную, устрашающую.

Человек, постояв немного, двинулся к лестнице. Я поняла это по возобновившемуся топоту и изменению очертания тени. Теперь она из длинной и тонкой, стала широкой, сплющенной, но все еще огромной.

Кто же это? Кто? Чья же эта гигантская тень? Сначала мне показалось, что принадлежать она может только Блохину, уж очень большим был отпечаток мрака на полу, потом, когда тень видоизменилась, мне пришло в голову, что там, в конце коридора, стоит Слоник, потому что, человек, обладающий таким объемным трафаретом, должен быть не просто большим, но и необъятным. Теперь же я не знала, что и думать, ибо неизвестный, легко, почти бесшумно шагая, скрылся за дверью, лишив меня возможности рассматривать свою тень.

Я мялась в нерешительности у приоткрытой двери. Я не знала, что лучше – затаится, зарыться головой под покрывало и сделать вид, что меня не существует, или выйти из укрытия, чтобы выяснит все до конца. Все же я выбрала последнее. И не ругайте меня за это! Просто я считаю, что лучше умереть и быть спокойным, чем жить и волноваться. Как большинство героинь фильмов ужасов. Помните таких? Они вечно выходят на темное крыльцо дома, заслышав малейший шорох, вместо того, чтобы затаится до приезда полиции. Их еще вечно убивают самыми первыми. Вот я из их числа. Не обессудьте.

На этот раз прихватить средства индивидуальной защиты (как-то: швабра и баллончик) я не успела, единственное, что цапнула в последний момент, так это Ксюхин мобильный телефон.

По коридору я кралась очень осторожно, с оглядкой. Хоть я любопытна и упряма, но не безрассудна, по этому решила только проследить и установить личность, но никак не ловить маньяка. Так я добрела, тихая, как приведение, до конца коридора, остановилась у двери. Прислушалась – ни единого звука. Облегченно вздохнула и вышла на площадку.

В ту же секунду, как моя нога зависла над порожком, чья-то сильная рука обхватила мои плечи, ладонь зажала рот, и я оказалась немой и беспомощной жертвой неизвестного маньяка. Я застыла, обмерла от ужаса. А потом начала извиваться, лягаться, царапаться, отрывать его руки от своего лица. Я боролась, понимая, что от этих бабских приемчиков самообороны зависит моя жизнь. Не сразу я вспомнила про телефон, но когда до меня дошло, что именно он мешает меня полноценно защищаться, я лихорадочно начала жать на кнопки.

Нападающий сначала растерялся, видимо не понял, что я делаю, но на последний «пип» он среагировал – резко выбросил руку и саданул ребром ладони по моему запястью. Я взвыла, выронив телефон. Он упал мне под ноги, и я увидела краем глаза, как тот, кто сжимал мое горло, заносит свой ботинок над светящейся зеленым трубкой, чтобы растоптать ее… Но я опередила его. Из последних сил я отпинула телефон подальше, надеясь на чудо и веря в способности Геркулесова к телепатии. А вдруг он поймет, кто звонит ему среди ночи и молчит в трубку?

Когда аппарат, проехав по полу, ткнулся в угол, маньяк обрушил мне на висок что-то тяжелое (наверное, рукоятку своего ножа). После чего я обмякла в его руках и потеряла сознание.

Развязка.

Часть 1. Маски долой!

Я очнулась. Открыла глаза. Первое, что увидела, так это пыльную лампу, вокруг которой нарезала круги жирная муха. Потом, когда голова перестала кружиться, разглядела кирпичные стены, забитые фанерой окна, битое зеркало на стене. Света в комнате было мало – пыльная лампа озаряла лишь тот угол, в котором стояла, все же остальное помещение тонуло во мраке.

Я попыталась встать, но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой, единственное, что было подвижным, так это шея. Ее-то я и изогнула, чтобы рассмотреть, что же случилось с моим телом. Оказалось, что оно привязано к массивному стулу – руки за спинкой, ноги примотаны проволокой к ножкам, вокруг туловища несколько слоев бечевки. Мне стало тошно, ибо я поняла, что просто умереть мне никто не даст.

Тут краем уха я уловила какой-то скрежет. Повернула голову в ту сторону, откуда раздался звук, но никого не увидела, видно этот кто-то стоял чуть позади меня.

– Кто здесь? – сипло прошептала я.

Мне никто не ответил. Но скрежет повторился, причем, теперь я распознала его – это было шарканье металла обо что-то твердое…

Шарканье ножа о точило!?

– Кто это? – истерично вскрикнула я. – Покажись, сукин сын!

Скрежет прекратился. Минуту стояла абсолютная тишина, а потом послышались шажки. Человек приближался ко мне. Приближался медленно, оттягивая удовольствие. Наконец, он подошел совсем близко, я даже ощутила на своем лице его теплое дыхание. И резко наклонился.

– Сулейман?

Он ничего не сказал, только надменно хмыкнул.

– Неужели это ты…?

Он лениво кивнул.

– Ты…Ты убил всех этих женщин?

– Не ожидали? – захихикал он, склоняясь надо мной, как коршун над ягненком. – Никто не думал, что маленький еврейчик способен на ПОСТУПОК! – Селеймановы глаза недобро сверкнули. – Все надо мной смеялись, издевались, презирали меня, а вот я всем показал!

– Никто над тобой не…

– Замолчи, – взвизгнул он. – Ты ничего не понимаешь, ничего не знаешь ни обо мне, ни о жизни вообще.

Он нервно дернул головой. Теперь он совсем не походил на того Сулю, к которому мы привыкли. Этот был нервный, злой, дерганный и жутко опасный.

– Вычислила меня? – чуть хрипло спросил он, нарушив этим вопросом гнетущую тишину. – Не ожидал. Вернее, я сразу понял, что ты опасна. – Он ткнул меня пальцем в нос. – На вид дура дурой, а поди ж ты… От таких всех больше бед. Как догадалась-то?

– Я не… – тут я захлопнула рот – он ни в коем случае не должен знать, что на 2-ом этаже института, то есть почти под боком у него, даже если не считать того, что я не догадываюсь, где именно мы находимся, спят беспробудным сном две потенциальные жертвы.

– Что замолкла? Не хочешь со мной говорить? Презираешь? – он поднес нож к моему носу и поводил им из стороны в сторону.

– Сулейман, – прохрипела я. – Опомнись, Сулейман!

Он захохотал, запрокинув голову, а когда вновь вперился в мое лицо взглядом, выражение его лица изменилось. Оно стало каким-то, каким-то… ну не знаю… осмысленным что ли, не таким, каким было минуту назад. Я решила, что у него просветление, и попыталась заговорить ему зубы, между прочим, не очень удачно.

– Почему ты убил их? Объясни? Неужели ты так ненавидишь женщин, что готов резать их? Я не понимаю. Ты женоненавистник да? Или просто мизантроп? – продолжала нести чушь ваша покорная слуга, прекрасно понимая, что ошиблась с выбором темы для разговора. Для заговаривания зубов она подходила мало. – Сулейман, тебя в детстве обидела какая-нибудь девочка? Мама часто порола? Невеста к другому ушла? Объясни мне, почему ты нас ненавидишь?

Тут он расхохотался еще громче, причем в смехе его было столько искренней радости, что я поежилась. Похоже, у него не просветление, а кризис. Внеочередной приступ безумия.

Отсмеявшись, Сулейман, замолк, потом остро на меня посмотрел и после небольшой паузы весело выдал.

– Ну ты и дура!

– Чего? – ошалела я от такого поворота событий.

– Дура, говорю, – беззлобно и даже благожелательно повторил он, усаживаясь напротив меня на колченогий табурет. Вид он при этом имел вполне адекватный, даже нормальный. Будто не он недавно слюной брызгал.

– Ничего не понимаю! – взвыла я и попыталась высвободиться.

– Да не трепыхайся ты. Сиди смирно, – спокойно молвил он, отбрасывая нож. – Понравился спектакль? – Он вновь сделал зверскую рожу и засверкал глазами. – Вижу, что понравился. Ты ведь именно этого ждала? Маньяка с пеной у губ?

– Постой… Так это не ты их всех убил?

– Я. – Ответил он с достоинством.

– Но… Я ничего не понимаю… – залепетала я. – Ты не маньяк?

– Конечно, нет. Разве я похож на идиота?

– Нет, не похож, но… Из за чего же ты их?

– Точно дура, – после очередного уничтожающего взгляда, бросил он. – Ясно из-за чего – из-за денег.

– Как? Неужели им и впрямь кто-то оставил наследство?

– Полная дура, – констатировал он, хмыкнув. – Даже странно, как с такими куцыми мозгами смогла меня вычислить. Не иначе, бес попутал. Ну да ладно! – Сулейман привстал, оглядел помещение. – Мне надо собираться, так что извини, придется тебе поскучать.

– Куда собираться?

– Уезжаю. На историческую родину. Завтра утром самолет.

– На которую из двух?

– В Израиль, козе понятно.

– А я?

– А тебя, извини, придется убить, – очень обыденно доложил он, после чего начал собирать в стопку какие-то книги.

– Как убить? За что? С меня взять нечего!

– Знаю. Что можно было, я из твоего дома вынес. – Сулейман хихикнул. – Но ты единственный свидетель, так что сама понимаешь… А вообще я против тебя ничего не имею. Мне даже нравятся твои… к-хм…ноги.

– Ну тогда оставь меня в живых. Свяжи, кляп в рот засунь. Когда меня в понедельник найдут, ты будешь уже далеко…

– Не болтай ерунды.

Я закусила губу, чтобы не зареветь белугой. Мне стало ясно, что договориться с ним у меня не получится, как не получится и перехитрить. То обстоятельство, что Сулейман не психопат, несколько меня успокоило (корыстные убийцы, по крайней мере, не издеваются над своими жертвами, перед тем, как убрать), но намного усложнило дело. Такого фиг переиграешь!

Мне конец! Надеяться на то, что Геркулесов, как Черный плащ, летящий на крыльях ночи, примчится ко мне на помощь, мне не позволял здравый смысл. Если б смог – давно бы примчался. Значит, спасти меня не кому. А сама себе я помочь не могу.

– Чего же ты тянешь? – спросила я.

– А? – он обернулся, в руках его были какие-то бумаги. – А! Тебе придется подождать. Здесь я тебя убивать не собираюсь. Мне сейчас лишние трупы не нужны. Вот думаю вывезти тебя отсюда куда-нибудь: к теплотрассе или на свалку, там крысы растащат в момент. Но ты не переживай, я тебя сначала оглушу, чтобы ты не очень мучилось, я ж не садист. Опять же ора женского не люблю, а так будешь лежать куколкой, я тебя через дырку вытащу, погружу в машину, она, кстати, за кустами стоит… Ты ее не видела, нет? «Жигули» «копейка», на другую, к сожалению пока не заработал, но скоро, скоро… – Он весело покивал головой, потом деловито продолжил. – Я бы тебя прямо сейчас… м-м-м… избавил от мук бренной жизни, но ты при такой температуре быстро остынешь, а я, знаешь, как трупняков таскать не люблю – они тяжелые. Да еще этого надо вывезти. – Сулейман дернул подбородком в один из темных углов. – Не знаю, правда, как вы уберетесь в багажник, он у «копеечки» моей небольшой.

Я скосила глаза, чтобы глянуть на то, что он собирался вывезти вместе со мной, и с чем я должна делить багажник. Сначала тюк полиэтилена, который занимал один из углов комнатенки, показался мне грудой ненужной пленки, но, приглядевшись, я поняла, что ошибалась, в центре тюка была что-то завернуто. Что-то довольно большое. Что же это? Я сощурилась. Тряпки что ли? Нет. Похоже на манекен. Но зачем ему…. Тут меня передернуло. В кусок полиэтилена был завернут труп! Я видела скрюченные руки, сжатые плечи, и голову, с выпученными стеклянными глазами, смотрящими сквозь пленку в пустоту.

– Кто это? – сипло спросила я, не в силах оторвать взгляд от этого страшного зрелища.

– Пашка.

– Паша-тишайший? Но зачем его-то?

– Ты совсем ничего не понимаешь, да? – участливо поинтересовался он, кажется, я заслужила его сочувствие из-за своей непроходимой глупости. – Да. Плохо жить с фанерной головой.

– Так вот ты кого укокошил на заднем дворе!

– И это ты знаешь? – кажется, я себя немного реабилитировала. Потому что он благосклонно улыбнулся, типа, молоток, не умом, так наблюдательностью! – Его. Но заметь! Не единого следа. Как тебе это?

– Блестяще! Только я не могу понять как…

– Ты фильм «Смертельное оружие» смотрела?

– С Мелом Гибсоном?

– Ага. Фильмец, конечно, барахло, но мне он помог. Помнишь, там какой-то мафиози вызвал одного из своих «шестерок» для разбора полетов, при этом, предварительно расстелил на полу своего кабинета кусок пленки. Помнишь такое? Ну вот. Провинившийся гангстеренок встал на этот кусок, кажется, еще поинтересовался, зачем патрон его постелил, патрон, не будь дураком, что-то ему наплел, про ремонт что ли, ну и всадил ему пулю в лоб. Клеенку тут же свернули и выкинули. Нет ни трупа, ни следов крови. Каково?

– И ты сделал то же самое?

– Ага. Только Пашка даже на полиэтилен внимания не обратил. Дурковатый он был малость.

– И не жалко тебе его? – зачем-то спросила я.

– Немного. Но он сам виноват. Из-за него, по большому счету, вся каша и заварилась.

– Как это?

Сулейман тяжко вздохнул, закатил глаза и даже перестал перекладывать с места на место книги, что, видимо, свидетельствовало о его возмущении.

– Ну дура я, дура, – воскликнула я. – Знаю, ты мне уже об этом говорил. – Начала голосить я. – Но я еще и любопытная дура! Так что давай, выкладывай все до конца! Иначе я сдохну прямо сейчас!

– Некогда, – немного подумав, буркнул он.

– Сдохну от любопытства! – пригрозила я.

Он что-то взвешивал в уме, прикидывал, даже на часы смотрел, потом, наконец, сжалился:

– Ладно. Только ты меня не перебивай, когда я буду говорить, иначе я собраться не успею. Договорились?

– Угу.

– И еще. Ты извини, что я иногда спиной к тебе буду поворачиваться. Мне вещи надо упаковать. – Сулейман и впрямь начал сборы, он раскрыл огромную дорожную сумку, в которую бережно уложил какие-то папки. – Итак…

Он вновь замолк, собираясь с мыслями. А я шалела от нереальности происходящего. Мало того, что безжалостный убийца, в лапы которого я попала, мило со мной беседует, так он еще и прощения у меня просит за свои не слишком учтивые манеры. Если так пойдет, он, пожалуй, еще и всплакнет над моим остывающим трупом. Абсурд!

Часть 2. По местам боевой славы…

– Итак, – сосредоточившись, изрек Сулейман. – Для начала хочу тебя спросить, ты слышала когда-нибудь об Абраме Эммануиловиче Швейцере?

Я искреннее силилась вспомнить, но у меня ничего не получилась.

– Не знаешь, – правильно истолковал мое молчание Сулейман. – И никто не знает. А почему?

– Потому что у нас фанерные головы? – ляпнула я первое, что пришла на ум.

– Нет, не по этому. А потому, что академик Швейцер, гениальнейший, между прочим, ученый, вел важнейшие оборонные разработки, поэтому все его достижения были засекречены… Он был убит агентами КГБ, когда ему не исполнилось и 50-сети.

– Это твой отец?

– Совершенно верно. Он трудился в этом НИИ на протяжении 12 лет. Скажу больше, «Нихлор» и создали именно под моего отца.

– Но причем тут он? – не вырубалась я. – Какое отношение академик Швейцер имеет к тому, что ты тут натворил…

– Я же просил не перебивать, – досадливо обронил он. – Просил? Ну вот. А ты не слушаешься… Это все ваша бабья нетерпеливость.

– Я больше не буду. Только ты не отвлекайся от темы…

– Я и не отвлекаюсь, – отрезал он. – Разработки моего отца – вот что главное в этой истории. – Сулейман поморщился. – Вот сбила меня, теперь я не помню, на чем остановился… Ага. На институте. Так вот, в нашем НИИ мой отец с командой одареннейших ученых работал над созданием новейшего нервно-паралитического газа. В результате их труда появилось много полезного государству оборонного продукта, но газ, его, кстати, за раннее окрестили «Осой», за быстроту и эффективность, все никак не получался. Вернее, не получался такой, который бы устроил моего отца.

– А какой бы его устроил? – встряла я, но, опомнившись, тут же прикусила язык.

– Мгновенного действия и не наносящего вреда организму. Понимаешь, даже сейчас нет идеального газа. Он либо рассеивается, либо вызывает лишь рвоту и слезоотделение, либо имеет очень ограниченный радиус действия, либо доводит в лучшем случае – до инвалидности, а в худшем – до летального исхода. А это, как ты понимаешь, самое неприятное, так как такой газ не может применяться, например, при освобождении заложников. Они же передохнут вместе с террористами. – Сулейман остановился, покашлял, видимо, не привык так много разговаривать. – О чем, бишь, я? Ага. Так вот «Оса» – газ нового поколения. Мгновенно парализует все нервные окончания, не вызывает физической боли, не действует на мозг, а главное, не оказывает никакого отрицательно влияния на организм, остаточное явление – лишь легкое головокружение и жажда, как с похмелья.

– Ты так говоришь, будто эту «Осу» уже изобрели…

– Изобрели и опробовали на себе.

– Но кто? Ты же сказал, что твой отец не успел…

– Он успел, – торжественно выдал Сулейман. – Он изобрел «Осу». Но скрыл это и от гэбешников, и от ученого совета, и даже от коллег, потому что, побоялся, что его детище станет новой ядерной бомбой. Тогда шла холодная война, отношения с Западом были очень напряженными, к тому же мы воевали в Афганистане, и появление столько мощного оружия могло привести к всемирной катастрофе. КГБ, видимо, что-то пронюхало о том, что формула «Осы» существует, но скрывается академиком Швейцером. Поступок моего отца был истолкован превратно, чекисты решили, что он хочет бежать со всеми документами на Запад. По этому, его убрали. Одно они не учили – весь архив академик Швейцер спрятал, и сколько его не искали, так и не нашли. С тех пор прошло много лет, но газ, подобный, «Осе» до сих пор не изобретен.

Сулейман замолк, присел на табурет. Я тоже безмолвствовала, так как переваривала услышанное. Мне было еще не совсем ясно, какое отношение эта история имеет к цепи убийств. Наконец, Сулейман отдохнул, встал, глянул на часы и заговорил:

– У меня еще 20 минут, пожалуй, успею. – Он зашагал по комнате. – Архив Абрама Швейцера был надежно спрятан в тайнике, о существовании которого знал только его сын Сулейман. Ему он завещал воспользоваться формулой, наивно считая, что когда мальчик вырастит, мир станет лучше, а то и вовсе на планете восторжествует коммунизм, он у меня был заядлым ленинистом. – Сулейман хмыкнул. – И тайник этот находился здесь, – он ткнул себе под ноги.

– Где? – не поняла я, отчего очень заволновалась и заерзала, чем причинила себе немалую физическую боль, так как проволока тут же врезалась мне в щиколотки.

– Здесь. В этом помещении. Тут. – Он подошел к стене, отвинтил одну из ржавых труб и указал на образовавшуюся дыру.

– А мы где?

– Ты так и не поняла? Будку «Огнеопасно – газ!» помнишь? Она аккурат между бомбоубежищем и дверью в подвал.

– Это та, рядом с которой дыра в заборе?

– Да, да. Она самая. Заброшенная будка, с заколоченными наглухо окнами. Идеальное место. Ни единого лучика не проникает через доски, и стены двойные, так что звуков не слышно. Я здесь в последнее время почти круглосуточно обитаю, незамеченный никем.

– Вот оно что! Теперь ясно, как ты умудрялся быть везде и нигде.

– Ага, – Сулеймана очень порадовал мой «комплимент», похоже, и он был не чужд человеческих слабостей. – Эту будку еще мой отец приметил, тогда она не была заброшенной, здесь какая-то рефрижераторная располагалась, естественно, она всегда была заперта, за исключением тех случаев, когда в нее смотритель заходил, а делал он это, как ты понимаешь, не часто. Тут отец и решил тайник устроить, из института-то вынести бумаги он не мог, его почти до трусов раздевали на проходной.

– И ты этот тайник нашел?

– Нашел. К счастью, в «Нихлор» мне удалось устроиться сразу после аспирантуры, меня взяли из уважения к памяти отца и, что греха таить, к моим блестящим способностям.

– Но ты работаешь в НИИ уже 10 лет! – вскричал я. – Почему же…

– Потому что, когда 10 лет назад я вскрыл тайник, от архива академика Швейцера осталась лишь груда хлама.

– Почему?

– Потому что в этом долбанном НИИ балом правят крысы! – вышел из себя Сулейман. – Все изгрызли, изгадили! Папаша мой, конечно, тоже хорош! Спрятал бесценные бумаги в трубу, он разве не знал, что эти проклятые грызуны обожают по ним шастать!

– Неужели изгрызли все? – охнула я.

– Почти. Кое-что сохранилось, но хронология нарушилась, потерялось масса материала. На то, чтобы разобраться в этих, с позволения сказать, бумагах мне понадобилось 5 лет. Но и это еще не все! Главного – формулы «Осы» я восстановить не смог.

– Ужас! – искренне посочувствовала я, потому что сейчас передо мной сидел не убийца нескольких человек, а одаренный ученый, которым Сулейман, собственно и оставался, даже притом что являлся преступником.

– Ужас. Но я не сдался. Если мой отец смог вывести формулу, значит, и я смогу. Тем более, я начинаю не с нуля, как он, у меня есть его записи. – Сулейман возбужденно заходил по комнате, сцепив свои маленькие ручки за спиной. – Я работал, как сумасшедший. И если раньше, когда я разбирал архив, мне не терпелось сорваться побыстрее домой, так как трудился я именно там, то, начав практические разработки, меня из института нельзя было выгнать, я и после работы оставался, и в выходные выходил, но времени не хватало, так как надо было выполнять свои непосредственные обязанности, изобретать всякую ерунду, типа, чистящего средства, чтобы такие, как ты, зарплату получали. Пришлось прибегнуть к помощи Левы Блохина.

– Кстати, – вновь не сдержалась я. – Весь институт до сих пор голову ломает, почему своим ассистентом ты сделал… э-э-э… скажем, не самого блестящего сотрудника.

– А ты не догадываешься? – расплылся в улыбке он, от чего его узкая рожица стала похожей на лисью. – Догадываешься, по глазам вижу. Конечно, потому что мне нужен именно такой – исполнительный, но туповатый, деятельный и не любопытный, а еще чтоб звезд с неба не хватал. Между прочим, и Паша, покойник, попал в мою команду по тем же соображениям. В одном я, правда, с ним прокололся – инициативным оказался слишком, да и мозгов, – Сулейман пренебрежительно скривился, – кот наплакал. И как таким дипломы о высшем образовании дают, не понятно. – Он «завис», видимо, размышлял на тему: «А вот в мои времена…», потом отмер и продолжил. – Короче, пахали мы с Левкой, как проклятые. Однако заветная формула все не выкристаллизовывалась. А тут еще Генеральный ввел жесткий контроль над используемыми химикатами, пришлось экономить… В общем, три года бились над «Осой», вернее, бился я, а Лева помогал по мере сил, причем твердо был уверен, что мы мне изобретаем новый освежитель воздуха для туалетов. Говорю же, дурачок… Я, веришь, уже руки опускать начал, все, думаю, не выведу эту треклятую формулу, но однажды, я, между прочим, один тогда работал, без горе-ассистента, у меня кое-что получилось. Это было еще не то, не «Оса», но близкое, очень близкое химическое соединение. Я назвал его «Слепнем». «Слепень» отличался от «Осы», как… ну не знаю… как слепень от осы, усекла? Вроде, похоже, но не то. Хотя по началу, мне показалось, что я достиг своей цели, потому что мыши, ну подопытные, понимаешь, они не передохли, как раньше, на сей раз мыши очухались, не прошло и 20 минут. Я, было, возрадовался, пока не заметил, что грызуны начали не адекватно себя вести. Одни носились по клетке, другие дрались, третьи грызли прутья, а некоторые блаженно валялись на полу клеток и жмурились. Но прошло еще 30 минут, и это буйное стадо угомонилось, спокойно поело, после чего благополучно захрапело. – Сулейман сел по-турецки на стол, подпер кулаком свой острый подбородок и задумчиво спросил. – Знаешь, что я сделал потом? Не знаешь. А я сам нюхнул. Отмерил небольшое количество газа и нюхнул.