Текст книги "the Notebook. Найденная история"

– Доброе утро. Вы к маме, госпожа? – На ней было лёгкое платье, поверх плеч накинута шерстяная, вязаная шаль.

– Доброе утро. Извините, что так рано, но могу ли я увидеть Натали Черкасову? – Как я не старалась побороть волнение, дрожь рябью пробежала по телу, оставляя неприятный морозец на коже и содрогание в голосе.

– Да, конечно. Проходите в дом скорее, на улице сыро и дождь. Вы промокли? – Когда дверь за нами закрылась, она переняла из моих рук сложенный зонт и повесила его на специальный крючок в прихожей. На деревянный пол тут же устремились тяжёлые капли, собираясь в миниатюрную лужицу.

– Извините ещё раз, я вам тут мокроту навела, – растеряно извинялась я, что-то пытаясь сказать внятно, но девушка премило и любезно улыбалась и я прекратила свои неуклюжие реплики. – Со мной всё в порядке. От дождя пострадал только зонт.

Она выжидающе смотрела на меня, следовало как можно скорее назваться.

– Меня зовут Елизавета Мориц. – Это первое, что пришло мне в голову.

– Очень приятно, а меня зовут Лариса Черкасова, хотя мама и сестра любят меня звать Ларой. – Она улыбнулась. – Снимайте свой плащ, пускай он просохнет вместе с зонтом. Я позову сестру, а вы усаживайтесь в гостиной.

Приёмная комната оказалась миниатюрной, но вместительной – с книжным шкафом, полочками и статуэтками, потёртым ковром во весь пол. Низкая тахта и кресло-качалка примыкали к окну с белоснежной геранью. Круглый стол на тонких изящных ножках стоял аккурат по центру, а над ним хрустальным сталактитом нависала изящная люстра. Маленькое компактное пространство, уместившее в себе память о прошлом и примирение с настоящим.

Я подошла к окну и всмотрелась сквозь кружево белоснежного тюля на дрожавшие за окном от дождя лужи и поразилась той домашней тишине, блокировавшей звуки падавших капель извне, чеканные шаги торопливо пробегавших по тротуару людей. Наверху заиграл граммофон, шлейф очаровательного русского романса в исполнении дрожавшего женского голоса слетел с высот дома, окутал всё пространство и поглотил пустоту.

– Доброе утро. Вы ко мне за заказом? – Мягкий женский голос раздался за спиной у меня, я всё ещё смотрела заворожено на улицу.

– Извините ещё раз за столь ранний, внезапный визит. Меня зовут Елизавета Мориц. И я пришла к вам не за заказом, но по одному важному делу.

Я повернулась, порог комнатки переступила невысокая девушка с льняными волосами, едва достигавшими узких плеч и оформленными волнами по моде тогдашних 20-х годов. Серое, плотное платье строгих линий и до середины икр, подчеркивало безупречность фигуры своей хозяйки, а также выгодно оттеняло бледность её лица. Глаза-васильки, поразили не только Кливленда, но признаюсь, и меня. Такой нежнейшей синевы во взоре я ещё не встречала ни у одного человека. Младшая сестра Натали довольствовалась хоть и не менее выразительным, но серым оттенком глаз.

– И какое же столь важное дело могло привести в столь ранний час незнакомую особу в мой дом? – Строгий и внимательный взгляд прошёлся по мне невидимым рентгеном, мне почудилось, что она уже всё знает о цели моего прихода.

– Если можно, я хотела бы переговорить с вами с глазу на глаз.

– Хорошо. Лара, будь добра, оставь нас с гостьей одних. Да, кстати, может, вы хотите чай или кофе? – Натали пригласила меня жестом присесть на тахту.

– Нет, спасибо, я ненадолго. Вы уж извините, если я вас сильно побеспокоила.

– Пока вы никого не обеспокоили. – Натали заняла место в уютном кресле-качалке, обложенном миниатюрными подушками. – Теперь, когда мы одни, вы наконец-то сообщите о цели вашего визита, госпожа Мориц?

– Да-да, разумеется. Натали, можно вас так называть, или это чересчур нагло с моей стороны? – Она нетерпеливо кивнула в ответ. – Так вот, за последнее время ничего подозрительного вы не замечали в вашем доме или поблизости от него?

– Что вы подразумеваете под словом «подозрительное»? – Девушка недоуменно посмотрела на меня, но тут же перевела взгляд на окно.

– Может к вам приходил некто странный и вызывающий определенные опасения или сомнения, а может, некто необычный за последние дни периодически встречается на улице вам. Натали, странным может быть всё, что угодно. И в этом нет ничего стеснительного и неловкого.

– Право, вы сама весьма странная особа, госпожа Мориц, – только и вымолвила девушка.

– Я с вами соглашусь. Это ненормально вламываться ранним утром к людям, не знающим тебя и задавать нелепые вопросы. Но, Натали, умоляю вас, подумайте хорошенько, попытайтесь припомнить. Это важно.

– Кому это важно и для чего? – Она, не отрываясь, смотрела в окно.

– Мне.

– Вам? Но почему?! – Она снова сверлила меня синью глаз. – Кто вы, госпожа Мориц?

– Этого вам я не могу сказать. Только могу добавить – я ваш друг и у меня есть опасения на счёт вашего благополучия и безопасности.

– Друг? Но я о вас ничего не знала до этого утра и впервые вижу в своём доме!

– Да, вы правы, что всё это похоже на бред. Прошу вас, подумайте. Это очень важно. Я уйду тотчас же.

– А не от конкурентов ли вы, госпожа Мориц? Рубковичи давно на нас зуб точат, не знают, как нам напакостить, чтобы наших клиентов к себе переманить.

– Что? Ой, да нет, что вы! Какие конкуренты! Я о ваших, как их там Рубоковичах…

– Рубковичи, – поправила меня она.

– Вот именно, слыхом не слыхала. Да и плевать мне на них сто раз. Что за несносная трудно выговариваемая фамилия! – Натали еле заметно улыбнулась. – Клянусь, Натали, я пришла только по той причине, которую огласила в вашей гостиной минутами ранее.

– Дайте слово, что всё, что услышите, никуда не уйдёт за пределы гостиной и никоим образом не омрачит репутацию моей фамилии и моего дома. – Её взгляд говорил о решимости и вере моим словам.

– Я даю вам это слово.

– Кто вы? Кто вы такая Елизавета Мориц?

– Я ваш друг.

– Это странно.

– Поверьте, есть вещи куда страннее. Так вы мне поведаете о том, что меня интересует?

– Хорошо. Сейчас я припоминаю, что недели две назад к нам заходил молодой человек, лет тридцати, одетый слишком хорошо, чтобы нуждаться в наших услугах. Знаете, этакий великосветский франт.

– Чем он вас насторожил?

– Он был в солнечных очках, знаете, таких круглых с чёрными стёклами, в сентябре. Хотя не это меня смутило тогда.

– А что?

– Он постучался к нам, – продолжала Натали, в голоске решительном и твёрдом прибавилось заметное волнение. – Дома, кроме меня никого не было, я открыла и хотела осведомиться о цели его визита. Думала, что он новый клиент, ведь своих клиентов мы знаем в лицо и по именам. А человек, которого я видела впервые, был незнаком мне. Но он не отозвался на мой вопрос, он просто стоял и смотрел мне в лицо. А потом слегка приспустил очки, и я смогла рассмотреть его глаза.

– Дайте угадаю, синие с чёрной прожилкой. Очень похожие на звериные.

– Да! Я бы сказала даже, что волчьи. Но вы его откуда знаете? Вам знаком этот господин? – Натали вскочила с кресла и подошла ко мне, её заметно трясло.

– Нет, я с ним лично не знакома, но есть основания считать этого джентльмена весьма опасным. Он вам что-нибудь сказал?

– Нет, он исчез. Я лишь моргнула и всё. Его нет. Я тогда посчитала себя ненормальной, а потом это как-то забылось, пока не пришли вы и не напомнили о нём. Кто он?

– Я не знаю, Натали. Вы его больше не видели?

– Нет. Но пару дней назад, мне показалось, что в отражении аптекарской витрины я вновь вижу его, и он смотрит на меня волчьими глазами сквозь стекло очков, когда я обернулась, никого не было. Мне это почудилось. Мама постоянно мне говорит, что у меня чересчур богатое воображение.

– Натали, у вас нормальное воображение. И поверьте, отражение вам не померещилось.

– И что же? Он меня преследует?! Или кого-то из моей семьи? А может, это конкуренты его подослали, чтобы припугнуть?

– Нет, Натали, это не конкуренты. К вашей работе он не имеет ровным счётом никакого отношения. Будьте осторожны, прошу вас. Не смотрите ему в глаза, если он вам ещё встретиться. Хотя у меня смутное предчувствие, что больше он вас не побеспокоит. Но всё же поостерегитесь.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Он взял след и нашел того, за кем охотится.

– Вы говорите загадками. – Весь её напряженный и выраженный в обострённом внимании облик взывал к большему, чем я могла раскрыть. Не было у меня права погружать эту невинную душу в свою беду, простиравшую ко мне волчью пасть из недр глубокого прошлого.

– Извините, но мне пора идти. Извините, за беспокойство. Желаю вам всего хорошего.

– Стойте! Кто вас прислал? Это он?! Это Кливленд?!

А вот этого я не ожидала, меня прямо в спину ударило отчаяние и надежда её голоса.

– Прошу вас! Он жив, здоров? Где он? – Она вцепилась мне в руку и тянула к себе, не позволяя сделать и шагу. – Столько лет я жду, надеюсь. Скажите…

Я обернулась и увидела молодую женщину, влюблённую женщину, плачущую и светящуюся. Подобную хочется обнять, прижать и сказать, что всё будет хорошо, что Он вернётся, что они будут вместе и навсегда. Но я так не могу, не могу врать и давать ложные надежды и тем более не могу решать за того, кто стал причиной этих слез.

– Вы плачете, Натали. Вам больно. Простите, это я виновата, я вас расстроила и стала причиной ненужных слёз. Мне очень жаль.

– Иногда слёзы бывают от любви, – ответила Натали, гордо распрямив спину, но продолжая держать мою руку в тисках своих пальцев. – Нет, не от боли, не от горечи, не от досады, не от счастья, не от ностальгии и не от избытка чувств. А просто от любви. Это самые чистые и самые святые слезы, потому как очистить любовь и принять её в душу дело крайне тяжёлое и кропотливое. Но оно того стоит, поверьте.

– Простите.

– Это он? Ответьте же, ради всего святого вам!

– Да. Это он просил меня проведать вас. У него были опасения за вас.

– Как он? Где он сейчас? Почему пропал? У него кто-то появился? – Вопросы сыпались, словно удары хлыста. – Прошу вас, ответьте, я имею право знать. Я хочу знать.

– Он в порядке и живёт очень далеко отсюда.

– Он вам говорил, по какой причине пропал пять лет назад?

– Он слишком дорожил вами и сейчас у него самые тёплые чувства по отношению к вам, Натали. И я, признаюсь, понимаю его.

– Но почему? Я не понимаю? Что ему мешает вернуться? Вы что-то не договариваете. Он здоров? Возможно, ему нужна моя помощь? – Сейчас передо мною стояла юная девушка-воробушек, трепетавшая от каждого слова и готовая на любой подвиг ради близкого человека.

– Поверьте, с ним всё в порядке. Это трудно объяснить, я и сама не всё понимаю, но дело в том, что он в вас увидел пять лет назад ангела, светлое существо и побоялся осквернить ваши чувства и ту дружбу, что укоренилась меж вами. Ангелом вы остаётесь до сих пор в его сердце.

– Это он вам сказал?

– Да. Он вам говорил о своей несостоявшейся невесте, Веронике?

– Да, он говорил мне о ней. – Пальцы соскользнули с моей пленённой руки и обхватили её плечи. – Эта утрата его надломила, но не сломила. Я это увидела в нашу первую встречу.

– Натали, он оставил этот город из-за привязанности к вам, которая стала перерастать в большее чувство. Пуще всего на свете он опасался, что с вами может произойти то же, что и с Вероникой. Кливленд боялся вас потерять.

– Но он и так меня потерял, сбежав пять лет назад.

– Вовсе нет. Напротив, он вас спас, поверьте, это долго объяснять, да и мне некогда. Если всё рассказать, вы меня примете за сумасшедшую ещё чего доброго, просто поверьте на слово.

– Нет, Елизавета, задержитесь и расскажите всё. Почему он так сделал? Кто-то угрожал ему или мне? – взмолилась она. У меня на душе скреблись все кошки мира.

– Я не имею право разглашать то, что знаю. – Я вынуждено отворотила взгляд, лишь бы не видеть этих глаз. – Это уже не касается ни вас, ни его. Просто знайте одно – вместе бы вы долго не прожили. Вашей жизни угрожала реальная опасность, и Кливленд сделал крайне тяжелый выбор для себя, чтобы оградить вас от опасности и рока, о котором вы не должны были узнать.

– Он и сейчас не может вернуться? – Васильковые глаза блеснули надеждой.

– К сожалению, не может. – вздохнула я.

– Но почему? Я этого не понимаю.

– Вы считаете его трусом и подлецом? – спросила я, вновь осмелившись взглянуть ей в глаза. – Если так, то продолжайте так думать, но храбрее и вернее по решению другого такого человека я не знаю.

– Я никогда не считала его трусом и, тем более, подлецом. Как вы могли так подумать обо мне! Я люблю его! И жду.

– Увы, Натали, он не вернётся. – Я видела, как эти слова продавили прямые плечи девушки. – Мне очень жаль.

– Знаете, я и сейчас считаю его самый лучшим и достойным. Ведь он прислал вас узнать, всё ли у меня в порядке. А это значит, что я ему не безразлична спустя столько лет, – уже тише произнесла она.

– Вы даже не представляете, насколько вы правы. Кливленд самый неординарный из всех людей, с кем я имела честь, свети знакомство.

– Он женился? Я всё пойму, постараюсь во всяком случае.

– Нет, Натали, он не женат и не женится. В его сердце любовь лишь к одной женщине и светлая привязанность к другой, с которой я сейчас говорю.

– Могу я ему передать письмо, если позволите?

– Я передам его ему, но право, не думаю, что вы получите ответ.

– А он мне и не нужен. Я его уже получила.

Девушка вышла из гостиной, оставив меня с чувством неловкости и глубочайшей вины, за то, что я не могла ничего исправить, равно, как и мой друг. Натали вернулась с запечатанным конвертом.

– Я написала это письмо ровно четыре года назад, в этот же день. Прошу, передайте его Кливленду. И пускай он себя не винит, я его не осуждала и прощать мне его не за что. Он не давал никаких обещаний и клятв. Он был самой яркой кометой в небе моей жизни. И я благодарна ему за это.

– Вы и, правда, ангел, Натали. – Я приняла этот невесомый конверт из её тонких рук. – Вы словно из сказки.

– Он также говорил, когда мы столкнулись у аптеки в день нашего знакомства. Так и сказал: «Вы – ангел, навеянный мне судьбою». Вы меня понимаете?

– Понимаю.

– Идите с миром, Елизавета. И передайте этот мир ему.

Дверь за мной захлопнулась, а я ещё слышала её голос в своей голове. И чувствовала себя преотвратительно и паршиво.

Я шла, терзаемая совестью, которая нашептывала мне в оба уха, что я «такая-сякая, да разэтакая», стала послом худой воли и оборвала нить чужой надежды. А ведь цель была совсем иной! Мне нужно было только узнать, что у Натали всё в порядке и ей ничто и никто не угрожает. Как же легко ей удалось меня раскусить и вытянуть лишнюю информацию! Насколько проницательна она оказалась! Хотя, как мне показалось, она прощалась без грусти и с явным облегчением. Лишь бы она не наделала глупостей! Но это бремя уже не мне нести.

Как-то незаметно я добрела, укрытая зонтом от усилившегося дождя до той самой аптеки, мимо которой недавно шла не спеша навстречу серому домику с зелеными оконными ставнями. Та самая роковая аптека, где мой друг и коллега познакомился с юной Натали в роковой для них обоих день. В витрине, которой она заметила отражение Волка, а Кливленд во сне на том же месте видел, как этот зверь расправился с его подругой. Эта аптека заставила меня приостановиться и всмотреться в запотевшее изнутри и обрамлённое замысловатым узором снаружи стекло витрины. Сотканное из дождевых дорожек кружево стекало в неспокойное русло желобка, закреплённого под покатым карнизом окна, и по отводной жестяной трубе изрыгалось на мостовую с пеной и шумом. В центре улочки разрастался океан из громадной лужищи, в которую устремлялись озёра и реки с ближайших домов через подобные трубопроводы.

Я уже прицелилась к одному островку суши, чтобы перескочить на него и скорей преодолеть надвигавшийся потоп, как некое движение на стекле витрины остановило занесённую для прыжка ногу.

Ещё раз всмотрелась я в размытую картину витрины и оцепенела – на меня с мокрой поверхности стекла взирал Он, скалясь в довольной усмешке. Я развернулась, но Он никуда не исчез, как в случае с Натали, и не превратился в зверя, как во сне «профессора». Передо мною стоял Он, облачённый в добротный и явно дорогой костюм тёмных тонов, поверх которого было наброшено серое пальто. Чёрные с седым налётом, длинные волосы покрывала шляпа-котелок, которая не сочеталась с остальной одеждой, выпадая несуразицей из общего ансамбля. Левая рука в лаковой, кожаной перчатке любовно обжимала набалдашник полированной трости из светлого дерева с металлическим наконечником, на которую слегка опирался Он.

– Что вам нужно?! – Эти три слова я выдавила из высохшего горла.

Волк ехидно продолжал смотреть на меня, нас разделяла та лужа.

– Что вам от меня надо?!

Он зевнул и перевёл взгляд на рваное небо, подставив лицо под поток не стихавшей воды. Меня это пренебрежение начало раздражать, и я уж было собралась в третий раз озвучить вопрос, как Он заговорил:

– Откуда берётся дождь? Вы не задумывались? Думаю, нет. А я полагаю, что это слезы давно опочивших и усопших по тем, кому суждено умереть. Как вам моя теория?

Он вновь смотрел на меня, на Нём не было очков, голос вкрадчивый, приятный и отталкивающий одновременно вливался в мою голову, сотрясая и ужасая сознание. Если б я не знала Его, то сочла бы одним из привлекательнейших мужчин. Внешностью Он обладал самой, что ни на есть, соблазнительной для женщин и мужчин.

– А что вы хотите услышать? Что я должна сегодня умереть? Или кто-то другой? – ответила я с осторожностью.

– Поправка: не сегодня, а сейчас. И не кто-то, как вы правильно догадались, а именно вы.

– Это вы убиваете наблюдателей! – озвучила вслух я свои подозрения.

– Совершенно верно. – Он сделал шаг в мою сторону, его ботинок скрылся под водой лужи, но он не обратил на это внимания.

– Зачем вам это? Зачем они вам?!

– Не они.

– Не может быть. Хотя я догадывалась.

– Всё верно. Они лишь послужили приманкой для вас, милочка.

– Но я пришла не из-за них, а из-за другого человека!

– Это часть моего плана, – произнёс Волк с каким-то садистским удовольствием. – Влезть в сон старого дурака – дело непростое, я бы сказал, что весьма и весьма наитяжелейшее, но оно того стоило. Вы здесь. – Ещё один шаг, Его глаза изменили цвет и форму, Его зубы удлинились. – Мне не нужна эта замухрышка-швея. Пусть себе живёт, всё равно подохнет от гриппа или чахотки когда-нибудь. Да и неинтересная она. Только такие нелепые и безнадёжные глупцы, вроде вашего старика, и могут влюблять в себя подобных неизлечимых романтичных дев.

– Да как вы смеете! Да вы и рядом с ними не имеете права стоять. Вы – убийца! Вы – монстр!

– Я монстр? Дьявол упаси. Вы меня рассмешили, милочка. – Он действительно засмеялся отвратительным, сухим смешком, а улыбка Его более походила на оскал. – Да вы на себя посмотрите. Ходите, следите во времени, портите людям жизнь. Я, в отличие от вас, не лицемерю, я забираю жизнь, но не оставляю людей с ложной надеждой мучиться до конца дней своих.

– Вы из-за той девочки за мной гоняетесь? – Кажется, кровь отхлынула от моего лица, так жуток был Его взгляд в тот миг.

– Она должна была умереть! – Он уже не смеялся, рука сжала трость.

– Вы не Создатель, чтобы решать, кому суждено умереть, а кому нет. Кто вы, черт вас возьми?!

– Вот именно. Я тот рок, который многие по ошибке кличут злым. Но, уверяю вас, наивная простота, я забираю лишь те души, которые мне положены по праву высшего закона. А вы вмешались и испортили жизни многим. Вы преступили самый главный запрет наблюдателя. Я его прекрасно знаю.

– Но я проверяла: в прошлом о ней ничего неизвестно, равно, как и об её старшей сестре.

– Время не ограничивается лишь прошлым, вы же прекрасно знаете и о будущем. – Волк одолел середину лужи, близясь ко мне.

– Но это смешно.

– Я разве сейчас шучу или смеюсь? – Его глаза обжигали холодом.

– Что вам нужно от меня? Моей смертью вы ничего не добьётесь.

– Как знать. За вами вьётся сильно попахивающий душок последствий того вечера. И он тянется намного дальше этого года. Может, дать вам шанс и отпустить? Вы сами меня приведёте к ошибкам, пустившим ветвистые корни сквозь время. – Он был уже на расстоянии вытянутой руки. – Хотя нет, не хочу оттягивать этот сладкий момент. Я слишком долго искал, долго метался по снам и грёзам.

– Вы сумасшедший! Убийца! – Я мысленно сфокусировалась на противоположном окне и стекавших струйках дождя по нему.

– И не вздумайте удрать от меня, как в прошлый раз. Думаете, я не вижу, что вы замыслили? – прорычал Он, догадавшись о моей тактике.

Я смотрела и думала – ещё чуть-чуть и я вольюсь во временную нить дождевой капли, только бы успеть.

– Сегодня дождь оплакивает вас, милочка, – сказал Он. – Сегодня небо прощается с вами, или призывает к себе. Какая разница. Мне надоел этот пустой трёп. За дело!

В тот момент, когда Его клыки почти коснулись моей шеи, я остановила время и вошла в каплю быстро стекавшую по ближнему стеклу, стремясь слиться воедино с миллионом других капель. Я слышала Его раздосадованный крик, Его волчий вой и клацанье зубов у уха, но я уже неслась в водовороте бушующего мирового океана воды, растворяясь в нём, став частичкой его самого. Меня уносило всё дальше и дальше, прочь из этого года, из этого города, из этой эпохи.

Очнулась я на том самом пустыре, где познакомилась с моими друзьями из будущего. Мой страх, очевидно, выхватил это воспоминание из глубин памяти и отправил меня в спасительные недра будущего. Я огляделась, рядом никого не было. Пустырь, обильно заросший буйной зеленью, скрывал меня от остального мира, я попала в тот самый день, когда впервые увидела Аннушку–Огненный Одуванчик в этой траве. Только прибыла я немного раньше того момента. Нужно было возвращаться домой. Повстречать себя, не было никакого желания, к тому же это могло привести к коллапсу времени и парадоксу двойников. Я незамедлительно ретировалась назад.

Пон. past

Я ожидала его в парке, не могла усидеть на скамейке и поэтому наворачивала круги рядышком. Это был первый раз, когда парк, его деревья и эта гостеприимная скамейка, узнавшая так много тайн о наблюдателях, не прельщали и не успокаивали меня, даря минуты забвения и отстранения от моей «службы». Меня знобил поздний, осенний ветер, забиравшийся под пальто и обвивавший руки и ноги, меня раздражал птичий гомон в верхушках старинных сосен, мне хотелось прогнать всех прохожих, праздно шествовавших мимо по чисто подметённой дорожке. Я была не в себе и ничего не могла с собой поделать. Даже юмор, мой завсегдатай-спаситель во всех аховых ситуациях, и тот куда-то спрятался от моего колючего настроения.

Кливленд появился, кутаясь в пальто, и натянув тёплое с «ушами» кепи так сильно, что из-под козырька стразу выглядывали глаза. Он заметно волновался и быстрым шагом, который его изрядно вымотал, приблизился к моей круговой вахте.

– Доброе утро, Лиза, как ты? Вижу, сегодня мы будем согреваться без кофейного допинга. Ну, да ладно. Хотя, если желаешь, мы можем перебраться в кафе, напротив центрального входа в парк. Там и теплее, и кофе вроде ничего, как мне доложили студенты.

– Спасибо, Кливленд, но мне сейчас не до кофе. Извините, что я о вас не подумала, если хотите, то можно и в кафе наведаться.

– Подожди, давай пройдём центральный кружок по дорожке прежде, чем куда-то заходить. Вижу, что присесть ты не сможешь не то, что на скамейку, но и в кафе. – Он пригласил жестом следовать с ним.

Я брела рядом, но думы мои возвращались, то в прошлое, то в будущее; мысли метались, как молекулы, разжигая беспокойство сильнее и отчаяннее, голову пронзила боль тонкой, горящей иглой.

– Лиза, не молчи, прошу тебя! Это молчание меня доканывает сильнее, чем промозглый снежный ветер. Что ты там увидела? С ней всё в порядке? – Кливленд остановился, его дыхание сбивчивое и учащённое, будто он пробежал не один десяток метров, вырывалось белесыми струйками, тут же уносимыми поспешным порывом ветра.

– Это тяжело, слишком. Вы не знаете того, что я, Кливленд. Вы не видели того, что видела я. – Эти слова сошли сами собой, я ещё не знала, как ему донести суть.

– Давай с малого начнём, а потом распутаем клубок. Расскажи мне о Натали.

– Она жива и здорова. Красивая и приятная девушка. И она вас сильно любит, профессор.

– Она меня ненавидит за то, что я пропал? Да?

– Вовсе нет. Она передала вам письмо. Вот. – Я вручила конверт старику, он взял его кончиками пальцев так, словно тот был выплавлен из раскалённого железа. – Ну, же, прочтите его. Это её последняя просьба и пожелание вам.

Его руки задрожали, письмо трепетало в сухих ладонях и, преодолев внутреннее сопротивление своего волнения, Кливленд вскрыл конверт и извлёк из него тонкий белый лист сложенный вчетверо. Трясущимися руками он раскрыл листок и вгляделся в текст на несколько секунд. Руки его опустились, а лицо смотрело в никуда – потерянный и опустошённый взгляд с влажными блестевшими глазами. Он боролся с тем, что прочёл, с тем, что его не оставило.

– Что там, Кливленд? Вам плохо?

– Что она тебе сказала на прощание? Лиза, что она тебе сказала? Я хочу знать дословно, я должен это знать!

– Она сказала: «Идите с миром, и передайте этот мир ему». Это что-то значит?

– О! Это значит всё!

Он протянул мне белоснежный лист бумаги, вопреки моим предположениям он не был исписан сверху донизу, нет, в центре красивым и аккуратным почерком была выведена всего одна короткая фраза, пробравшая меня до самого нутра, ибо смысл её был понятен и мне.

Между нами нить толщиною в жизнь…

– Мы – чудовища!

Во мне клокотала смесь противоречивых чувств: меня лихорадило от страха, качало от вины и совести, раздирало от ярости и ненависти к той участи, уготованной с рождения каждому наблюдателю, и меня разъедало отвращение к бессилию и к трусости перед труднейшим и ответственным выбором.

– Мы – чудовища!

Казалось, вся кровь отпрянула от моих конечностей и прилила к голове, лицо пылало, и я ощутила по прикосновениям своих ледяных пальцев, как горело оно неестественным жаром. Мелькнула мысль, что лицо сейчас взорвётся, а кровь будет фонтанировать, покидая осквернённое тело, которое начала бить крупная дрожь истерики. Увы, я потеряла контроль над самообладанием, чего не случалось давно.

– Мы – чудовища, профессор! Мы не имеем права вмешиваться в жизни людей, тем более, влиять на их судьбы, их будущее. Но мы нарушаем снова и снова этот запрет. Мы врываемся в чужую жизнь, ослепляем её своим вниманием, привязываем к себе и ува-ля! Бросаем! И кто же мы после этого, как не монстры? А у людей жизнь наперекосяк после знакомства и дружбы с нами. Как же я ненавижу!

– Браво, Шерлок! Ты раскрыла основную суть и плату за дар-проклятие. Ведь помимо одиночества, что уже есть пожизненная плата за услуги проката времени, осознание истинного вреда и того, кем является каждый наблюдатель, – и есть вся его карма, его невидимое клеймо, его бремя. Мы – чудовища, Лиза, и, чем быстрее ты смиришься и примешь эту истину, тем дольше проживёшь. Героями нам, увы, не стать. Мы – пауки, что тихо и незаметно сидят в тёмных углах и ткут прозрачную паутину из наблюдений. Но стоит пауку выйти на свет, и все видят его уродливую личину, которая навечно остается в памяти.

– Я чувствую себя паршиво, вы бы видели её глаза! Она даже не усомнилась в том, что я о вас сказала. Она мне поверила полностью и даже защищала вас! Я увидела радость на её губах, когда она произносила: «Ведь он прислал вас узнать, всё ли у меня в порядке. А это значит, что я ему не безразлична спустя столько лет». Боже, она даже не представляет, сколько лет меж вами лежит в пропасти времени!

– Лиза, тебе нет смысла всё это пересказывать, я всё вижу в твоих глазах. Она оставила послание не только на словах и бумаге, она отпечаталась в глубинах твоих глаз и сейчас я, так же, как и ты, вижу её. Она прекрасна, она бесподобна. Она ангел.

– Я тоже нечто такое уловила в ней. Кто она? Ведь она не просто обычный человек. Ведь нет?

– Думаю, что нет. Моя Вероника была такой же. Именно по этой причине меня притянуло к Натали. Нечто ангельское, неземное в этой девушке. И она не наблюдатель и не хранитель. Мне говорили, что есть ещё и третья самая малочисленная и самая уникальная группа людей – светлооких. У них особые ауры, прикоснувшись к которым, ни за что не забудешь таких людей, они как бы светятся изнутри настолько сильно, что иной раз способны повлиять на судьбу нуждающегося в их свете человека.

– Думаете, что она такая и есть?

– А у тебя разве после знакомства и общения с ней еще остаются сомнения на сей счет?

– Нет, я хотела от вас это услышать.

– Безусловно, она имена та.

– И вы оказались тем нуждающимся в её свете, в тот год, когда бродили по Праге и заливали потерю Вероники.

– Согласен, она вытащила меня из темени горя, а возможно и из петли. Её свет меня обогрел и дал повод жить дальше.

– И вы чувствовали себя в долгу перед ней все эти годы?

– Да, но ты принесла тот самый мир, что нужен был мне с той поры, когда я ушёл в неизвестность для неё и ради неё же. Её света не хватило бы на нас обоих, я это прекрасно понимал и осознавал. Не хотел я, чтобы с нею случилось то же, что и с Вероникой. Одного ангела я не уберёг из-за своего эгоизма.

– Мне нужно ещё кое-что вам рассказать, – продолжила я после минутного раздумья.

– Говори всё, как есть, ты знаешь, что я пришёл услышать любую правду.

– Это уже касается сугубо меня.

– Так. Ты что-то там увидела? – Кливленд тут же напрягся. – То, что вызвало моё беспокойство сном?

– Да, профессор, ваш сон, оказывается – проделка Волка. Это он убивал всех наблюдателей, имевших потребность в посещении прошлых отрезков времени.

– Волк? Тот самый, у которого ты увела ту малютку из-под носа?!

– Да. Он самый. У меня даже состоялся небольшой диалог с Ним.

– Мне это уже не нравится, Лиза.

– Мне ещё меньше. Он следил за Натали, но трогать её не собирался. Всё было организовано тонко и изящно. Ему каким-то образом подвластна структура сна, Он проболтался, что специально на вас воздействовал кошмаром, чтобы меня заманить в тот временной отрезок. Видимо, Он всё это время шёл по моему следу, а подобравшись ближе, решил схитрить – объявил охоту на неосторожных наблюдателей, а когда наш брат перестал в целях безопасности соваться назад, Он нашёл лазейку в ваши сны. Он был уверен, что я пойду туда ради вас.

– Вот же злодей каков! – воскликнул Вайсман. – Знал же, что я не осмелюсь сунутся туда, так как духу и сил не хватит, а вот ты могла клюнуть.

– И клюнула.

– Но почему Он тебя преследует? На свете же столько людей. Чем-то ты Его зацепила.

– Зацепила. Вернее, оскорбила Его охоту, Его жатву душ, как Он это назвал. Я попрала главный запрет наблюдателя – не вмешиваться. И это вызвало Его лютую ненависть и желание найти меня и расквитаться. К тому же Он что-то упомянул о каких-то масштабных последствиях того случая, хотя я проверяла архивы и ничего знаменательного не обнаружила, вернее, совсем ничего. Я уверена, ничего не случилось.