Текст книги "the Notebook. Найденная история"

– Это сейчас не важно, Лиза. Плохо то, что Он ведёт на тебя охоту. Я попробую навести на Него справки и узнать, кто Он такой. Уж точно не человек. Люди не владеют такой мощью.

– Может Он тоже наблюдатель? Только в исковерканной форме.

– Может и такое быть. Ведь и среди хранителей встречаются оступившиеся. Тебя что-то ещё беспокоит, я вижу.

– Когда Его зубы почти коснулись кожи моей шеи, я перенеслась и попала в будущее в тот день, за считанные минуты до знакомства с Анной и Петром. Я, не задумываясь, туда перенеслась.

– Твоя память выбрала самое безопасное для тебя место. Это нормально. Ты хотела убежать как можно далеко, а самое оптимальное убежище для тебя на сегодняшний момент – это именно там. А дата – это уже производное от путешествия.

– Я опасаюсь, Кливленд, раз Он способен сквозь время, пространство и сны перемещаться, то, что Ему мешает попасть и туда? Я не прощу себе, если с ними что-то случится.

– Будем надеяться, что Ему так далеко не проскочить, но теперь ты попала в ту же ловушку страха, что и я с Натали.

– Кливленд, мне одной с ним не справиться. Он – чудовище, монстр.

– Я знаю, Лиза, я его суть увидел во сне. Мне хорошенько удалось его распознать. Только не теряй самообладания, Шерлок, – невесело подбодрил меня мистер Вайсман. – Оно может оказаться той единственной соломинкой, которая не обломится, когда уже не за что будет цепляться.

VIII

Чет. past

Спустя несколько дней я настояла на дополнительной, внеплановой, встрече с Кливлендом. Вся эта история с Натали и тем мрачным типом, что шагал за мною по пятам, выкрашивая свои следы кровью невинных людей, выбила меня из колеи размеренной жизни. Я боялась соваться куда бы то ни было даже по острой необходимости.

Мы не стали прогуливаться по парку, ограничились тем кафе под названием «ОранЖ», куда ранее меня зазывал «профессор» Вайсман. Там мы заказали по чашечке чёрного крепкого кофе и по парочке сдобренных пудрой, пузатых пончиков. Приглушённая блюз-музыка и мандариновое освещение благоприятствовали для усмирения моей расшатанной психики. Мои покрасневшие от бессонницы глаза расслаблялись, с удовольствием останавливая взгляд на задрапированных апельсиновой тканью стенах.

– Я смотрю, ты себя совсем извела. Со сном проблемы? – Кливленд пришёл сразу из университета, отменив две пары.

– Абсолютно. – Я потянулась и зевнула. – Закрываю глаза и вижу Его пасть с клыками, а когда сон подходит огромной волной и накрывает меня, я просыпаюсь с криком. Он не оставит меня, пока не растерзает мою шею. Я это знаю. А ещё я опасаюсь за детей. Он каким-то образом о них знает, я это увидела в Его глазах. И Он их найдет рано или поздно. Вот чего я боюсь больше, чем Его зубы на своей коже, хотя это до чёртиков страшно.

– Лиза, у тебя началась паранойя. – Он сердечно сжал мою ладонь в попытке приободрить. – Нужно что-то делать с этим. Так дальше продолжаться не может и не должно. Ты же самая отважная и смелая особа из всех, кого я знал и знаю. Никакой волк не способен проломить твою веру в себя, вспомни об этом.

– Я не могу, знаю, но не могу. Я стала трусихой.

– Ты не трусиха, глупенькая. Это нормальный синдром после встречи с чем-то зловещим и неизбежно сокрушительным. – Кливленд отхлебнул напиток и, вспомнив о чём-то, озарённый просиял. – Я расскажу тебе об одном моём знакомом. Тебе полезно послушать. Да, да. Пей кофе, ешь пончики, они хороши в этом кафе, и внимай тому, что я говорю.

– У меня и аппетит пропал. – Его энтузиазм меня не воодушевил.

– А вот это, уже ни в какие ворота не идёт, – возмутился мистер Вайсман. – Твоя апатия и бессонница – первая победа этого негодяя. Послушай старика, не зря же я оставил восемь групп нуждающихся в высших алгоритмах математики людей, лишив их двух весьма ценных занятий.

– Простите, Кливленд, я совсем расклеилась. – Мне стало крайне неловко, и я решила смягчить старика. – Расскажите ту историю, я буду слушать, обещаю.

– Главное, чтобы ты её услышала, дорогая моя Лиза, – отозвался он уже мягче.

– Я постараюсь.

– Хорошо. – Кливленд сделал очередной глоток кофе и продолжил. – Проживал надо мною раньше сосед чудаковатый. Я бы даже сказал, с тронутым рассудком. Знаешь, в каждом многоквартирном доме обязательно обитает подобный тип, выделяющийся внешне, умственно и эмоционально. У моего соседа сверху был параноидальный пунктик на счёт правительственных заговоров. Каких только разоблачающих «открытий» он не свершил в своей маленькой квартирке под крышей дома! В моей памяти засело и порой не даёт покоя самое безобидное из них, из всей прочей белиберды, что он мне вверял, как единственному лицу, которое не отказывалось слушать его.

– Что же это за открытие, Кливленд? – Я и не заметила, как кусочек пончика начал таять у меня во рту.

– У соседа однажды потекла вода с потолка, – продолжил мой собеседник, – как я говорил, проживал он на последнем этаже дома под крышей, и видимо дождь сыскал лазейки в перекрытиях и просочился в комнату несчастного. Тот, наблюдая всю эту картину и вслушиваясь в капель, чеканившую по дну тазиков, аккурат расставленных по периметру течи, пришёл к феноменальному для себя открытию. Он приковылял ко мне в тот же день, вернее вечер, и взволновано произнёс: «А что, Кливленд, представьте себе, что больные неизвестной болезнью птицы прогуливались по поверхности дырявой крыши, нагадили на кровлю, а дождь размыл их помёт и вместе с ним просочился в мою квартиру. Представьте, я сижу, ничего не подозреваю, сменяю тазики, выливая воду из них, а этот самый помёт меня потихоньку заражает! Как вам такое дельце? Я заболеваю, у меня высокая температура и симптомы, скорее всего, схожие с каким-нибудь гриппом, но болезнь сия лечению не поддаётся. Возможно, могут присутствовать и иные симптомы, обескураживающие врачей и настораживающие их. И всё. Я умираю. А ответ не найден. И такое может случиться во многих домах города и страны. Да что там, по всему миру! Только представьте себе, как легко можно избавиться от людей избирательным путем с помощью дождя, помёта больных птиц и дырявой крыши. Вы прекрасно знаете, как на сегодняшний день осуществляют ремонт покрытий, тяп-ляп и готово».

– А в его словах есть логика, профессор. Только это больше похоже на случай, а не на заговор.

– Я же упоминал, что он параноик, ему везде чудились заговоры и предательства правительства.

– А что с ним потом произошло, с вашим соседом? – поинтересовалась я.

– Его отправили в дом для умалишённых где-то с год назад, – ответил мистер Вайсман, как мне показалось не без доли сожаления. – Всё после того, как он чересчур буйно огласил очередную теорию заговора и едва не поранил одного из жильцов, когда ему попытались заткнуть рот.

– Да вы что! Он стал опасен для окружающих.

– Нет, Лиза, он стал опасен, в первую очередь, для себя. Порой я скучаю по его навязчивым рассказам и будоражащим кровь фантазиям. Но, как хозяин он был всегда вежлив, любезен и щедр. – Грусть и глубокая задумчивость чувствовались не только в голосе, но во взгляде моего друга. – И вот это никак не увязывалось с его паранойей. Думаю, что только я его и слушал.

– Мне кажется, Кливленд, что только вам удалось его услышать, – сказала я.

– Вот именно. Я надеюсь, что ты тоже меня сейчас услышала?

– Так точно, сэр! – Я доедала второй пончик, запивая, его ещё неостывшим кофе. – Вы верно указали, что сейчас между мной и вашим бывшим соседом нет существенной разницы. Эта излишняя подозрительность и страх доконали и ослабили его, сделав ему не лучшее одолжение в виде пожизненного заключения в дурдоме. Но я не имею права сдаваться, от меня зависят жизни других. И ещё я понимаю, что с моей смертью ничто не закончится.

– Браво! – Он улыбнулся. – Я рад, что ты вышла из серой клетки страхов. У тебя всё получиться, уж я-то вижу.

– Вы – лучший педагог на свете, Кливленд Вайсман.

– Это, наверное, атмосфера кафе так подействовала. – Он хитро прищурился и смачно отпил кофе из чашки. – Кстати, а почему мы раньше сюда не заходили?

Пят. future

– Привет, Мари. Извини, что припозднилась. А где все остальные? Неужто пошли шишки собирать в лесу для твоего очередного кулинарного шедевра?

Я всё-таки переборола страх и выбралась в будущее, не могла я так запросто отказаться от своих друзей. Слишком много незаконченных дел, слишком много нераскрытых тайн. Да и семья стала мне близка, не могу я её оставить просто так, без ответов и с многоточием в конце. Они заслуживают правду, не всю, конечно, но основную. А если Волк и пробрался сюда, отыскав по моему запаху узкую тропинку меж временных лент, – что ж, тем более я здесь необходима, как никогда. Моим друзьям понадобится помощь. И Феликс со мной полностью согласен.

– О боже, Лиза! Мы уже волноваться начали, особенно малышка Анна, она каждый день ходит на тот пустырь, где вы познакомились. – Подруга коротко обняла меня и всё тараторила без умолку, её волнение и дрожь передались мне. – Пётр вида не подаёт, как же, он же уже большой парень, но я-то вижу, как он расстроен. Он перестал запускать граммофон, уверяет нас, будто без тебя аппарат фальшивит.

– Прости, Мари, я просто не могла выбраться. Боялась, что за мной увяжется кое-что ужасное. А я не могу допустить, чтобы с вами произошло что-то плохое по моей вине. Вы же мне как семья.

– Мы и есть твоя семья, глупышка. – Она душевно поцеловала меня в щёку. – Если у тебя враги, то говори нам, мы вместе будем решать проблему. Так заведено у нас.

– О, Мари, об этой проблеме вам лучше не знать.

– Если захочешь рассказать, то за чашкой облепихового чая, когда кроме нас в доме никого не будет, поведай мне, как бы, между прочим. Я умею слушать и хранить тайны, Лиза.

– Хорошо. Так, где все? Я не ошиблась на счет шишек?

– О нет. Муженёк с детишками отправился за лес, там речка есть, названия её никто настоящего не знает, но мы её зовем Мутноглазкой. Воды её круглый год несут в себе песок, тину и ещё какую-то муть. – Мария рассмеялась. – Я бы ее назвала Речкой-Грязнушкой. Но что-что, а рыбы там всегда много, хорошей рыбы. Пока снег не выпал, а зима не сковала поверхность вод льдом, люди ходят к этой реке и возвращаются с уловом. А поживиться там есть чем – и лещ, и карась, и окунь с щукой. А плотвы то сколько!

– Постой, – перебила я её воодушевление, – но у вас же прямо за домом неподалёку есть пруд. Разве в нём нет рыбы?

– Нет, Лиза, в пруду водятся лягушки, насекомые и Агата наша, что каждый день туда ходит. А Константин с Аннушкой и Петром сейчас на речке ловят рыбку к ужину. Как же они обрадуются тебе!

– Тебе помочь на кухне? – Во мне по обыкновению, выработанному благодарностью к этому дому, загорелось острейшее желание быть полезной.

– Нет, мне достаточно того, что ты здесь, и я знаю, что ты жива и здорова, – благодарно отозвалась хозяйка.

– Сегодня у костра будем пить не кофе, Мари.

– Что ты на этот раз принесла, фея ты наша?

– Чай. Но не простой, а с кусочками груши и корицы. Вам понравится. – Я вынула из сумки-торбы небольшую жестяную коробочку и открыла её, протягивая Мари.

– Я и не сомневаюсь, он пахнет восхитительно, дорогая. А в моём чайнике он будет благоухать.

– В твоем чайнике всё благоухает, хозяюшка. Кстати, а где сейчас Агата? – Я выглянула в окно, надеясь тут же обнаружить девочку в пределах двора.

– Если её нет в сарае с животными, то она на любимом пруду. В доме её точно нет, потому что я видела, как она выходила из дома, но чтобы вернулась, нет, не видела. А зачем она тебе?

– Я хотела бы с ней пообщаться. Мари, это же не нормально, что маленькая девочка не общается с другими детьми, я не говорю уже о взрослых.

– А что тут удивляться. У неё брат сгинул на глазах, и кроме неё никого рядом не было, чтобы предотвратить эту беду. – Лицо женщины помрачнело.

– Да, но она могла бы ходить к нему на могилу, относить цветы.

– А разве Константин тебе не рассказал? – Мария как-то странно посмотрела на меня.

– Что не рассказал, Мари?

Это «не рассказал» не предвещало ничего доброго. Все подводные камни и зачастую неприятная подноготная прячутся за этой фразой, вынуждая сердце учащать биение, а нервы натягивать, как гитарные струны.

– Тело сына не нашли. – Выговорила она, словно приговор. – Его затянуло в водоворот, так говорила Агата, но найти в небольшом и неглубоком пруду Павла не смогли. Я до сих пор не верю, что мой мальчик погиб, хоть он и пропал в одночасье. Это странно, но не настолько страннее чем то, что произошло с нашим миром. Поэтому она и ходит туда каждый божий день, а мы ей не воспрещаем, да и как можно. Она наша единственная дочь, хоть и тронулась умом с горя.

– Возможно, с ней не так всё плохо, дорогая, просто девочка пережила шок, а найти выход не может. Ты позволишь с ней поговорить?

– Знаешь, Лиза. Не думаю, что проку от этого будет. Ты сама видела, какая она. Как бы хуже не было от этих разговоров.

– Ну, пожалуйста, Мари, что вы потеряете? Вы же сами называете меня феей. – Я умоляла её взглядом. – А вдруг у меня получится разговорить вашу девчушку?

– Ну, что ж, попробуй. – Согласилась Мария после минутного колебания. – Право, я не особо уже верю в чудеса.

– Но я же вернулась.

– Твоя правда. Но постарайся успеть до возвращения наших рыбаков. Константину не по душе всё это копание в прошлом.

– Я успею. – Крикнула я, выходя за порог домика. – Давно пора было это сделать.

Небо, словно бескрайний пирог, было покрыто белой глазурью, засохшей и растрескавшейся. Высоко над Лоном неслась в сторону юга крылатая армия птиц, торопившихся до снега и морозов покинуть гостеприимные летом земли.

В сарае Агаты не оказалось, и я направилась к пруду, надеясь, что он близок к дому, о чём все так упорно твердили. Ты же знаешь, мой незнакомый чтец, как люди могут преувеличивать расстояния и время. Порой мне кажется, что у каждого человека на земле свои внутренние часы, по которым он живёт на этой планете и свой метраж, которым он отмеряет расстояния пройденных дорог и пересечения водных и небесных просторов. А посему, верить на слово и доверять рассказчикам нужно с осторожностью или пофигизмом, так или иначе, никто не сможет доказать или опровергнуть правду слов, пока сам не измерит своими ногами каждый метр и каждую секунду жизни.

«Близко» оказалось в пяти минутах ходьбы. Водоём и вправду небольшой, в форме полумесяца, был скрыт от внешнего мира ожерельем из облысевшего кустарника да пожухлой буро-коричневой травой, достававшей мне порой до пояса. Мне это местечко показалось заманчивым – такой тайник хоть и не был тайной для всех, кто проживал в Лоне, но присутствовала здесь некая запущенность и нетронутость. Уголок забвения и уединения, где не чувствовалась человеческая рука, хоть та же нога могла ступать сюда каждый день. Этот приятный парадокс меня взбодрил, я вдохнула свежего воздуха, выдохнула тёплый пар и пошла к узкой песчаной нитке берега, где спиной ко мне стояла Агата.

Она меня не услышала и присела на корточки, вытянув правую руку к воде. Ладошка погрузилась в воду, а лицо девочки оказалось так близко от водной поверхности, что медные локоны, выбившиеся из-под серой вязаной шапки, последовали за ладонью. Агата наклонилась ещё ниже и ещё. Я испугалась, что девочка задумала неладное и, подскочив к ней, выдернула её за капюшон толстой стеганой куртки. Грубо, но в тот момент я боялась худшего.

Она отшатнулась от меня будто дикий зверёк, делая шаг назад к озерку, на каждый мой вперёд к ней. Её глаза, серые почти прозрачные, как вода в этом пруду, расширились от возмущения, страха и растерянности.

– Агата, милая, что ты делаешь? Мама и папа тебя так сильно любят. Зачем ты лезешь в эту воду? Зачем? – Я решила отступить от девочки, иначе следующий мой шаг загнал бы её в воду.

Она затравлено смотрела на меня и по сторонам, ища лазейку для побега, признаюсь, я была немало обескуражена, ещё ни один ребёнок не пытался от меня убежать, да и за то время, что я провела в семье Марии и Константина, надеялась, что Агата ко мне мало-мальски привыкла.

Я отвлеклась и повернула голову в направлении странного всплеска воды, молчунья тут же воспользовалась моей заминкой и рванула справа от меня, стараясь нырнуть в кустарники. Я не могла позволить себе так легко сдаться и после ловить удобный случай – моя рука ухватила злосчастный капюшон, но я не рассчитала того напора, с каким десятилетняя девочка прорывалась к спасительным кустам. В результате мы обе упали.

– Агата, милая, успокойся. Я не собираюсь причинять тебе вреда и никогда этого не желала. – Девочка извивалась, пыхтела, стараясь высвободиться из моих рук, но упорно не издавала ни звука. – Прошу тебя, успокойся. Давай поговорим, больше мне ничего не нужно. Честно.

Она продолжала брыкаться, но уже не столь рьяно и прытко, а я всё шептала и уговаривала её, пока она вконец не угомонилась и не затихла. Мы лежали на боку, я её держала в своих руках, а её белые ладошки ещё сдавливали рукава моей куртки, которая изрядно выпачкалась равно, как и одежда моей маленькой пленницы.

– Я убираю руки, вот видишь? – Я разжала объятия и, приподнявшись, села. – Тебе не стоит меня бояться. Ты такая большая девочка. Ты же никого не боишься. Ведь так?

Агата тоже села, но уже никуда не рвалась, хотя всё еще молчала. Но для меня это была уже маленькая победа.

– Тебе не холодно? У тебя ладони белые. – Я едва дотронулась до бледной кожи руки, побывавшей в воде, как девочка тут же её отдёрнула. – Хорошо, хорошо. Можно с тобой поговорить? А то я со всей твоей семьей разговариваю, а с тобой не получается. Ты не против, Агата?

Она встала и вновь подошла к кромке воды, всматриваясь куда-то в центр серповидного водоёма.

– Что там, милая? Что ты там видишь? – Агата не ответила но и не отшатнулась от меня, когда я встала рядом с ней. – Он там?

Девочка вздрогнула, но не обернулась, она вновь присела на корточки и стала водить пальцами правой руки по воде.

– Что ты делаешь, Агата? Это ритуал такой?

На поверхности меж её пальцев начали образовываться небольшие пузыри, лопавшиеся и тут же порождавшие новые. Эпицентр разрастался, и вскоре весь пруд бурлил и волновался, словно кипящий котел, хотя вода оставалась ледяной, и пара не исходило от поверхности. Воздух стал невыносимо тяжел, а ветер стих, затормозив движение всего вокруг. Мне это было слишком знакомо, чтобы не узнать, чтобы почувствовать наэлектризованность этого пространства, чтобы вовремя остановить начинавшийся захват временного листа. Я мягко накрыла рукой ледяную ладошку девочки, вода пенилась выше запястья и угрожала перерасти в жуткий водоворот в неумелых руках.

– Я всё поняла. Ну, конечно же! Отойдём от воды, и я всё тебе расскажу о той силе, которая тебя так пугает и призывает. – На этот раз она повернула голову в мою сторону и недоверчиво посмотрела прямо в глаза, но вода стихла тот час же, а воздух вновь наполнился прежним спокойствием. – Ну же, идём, я всё тебе расскажу и объясню.

– Агата, скажи, давно у тебя появилась эта способность пузырить воду и волновать ветер? – Мы стояли в шаге от воды, и девочка теперь не отрывала от моего лица своих пронзительно ясных глаз. – Не бойся, в этом нет ничего страшного.

Она боролась с собой, я видела то любопытство, что промелькнуло в её серых по-кошачьи круглых глазках, но нечто подавляющее и охраняющее сокрыло тут же всякий намёк на интерес. Но я не сдавалась.

– Послушай, я понимаю, что это твой секрет, и я не собираюсь его разбалтывать кому бы то ни было. У меня тоже есть секрет. – Снова сомнение и любопытство на её лице. – Ты хочешь понять, что с тобой, Агата? Если захочешь, то я тебе расскажу и обещаю, что это останется только между нами. Если не хочешь знать – твое право, ты уже взрослая девочка. В любом случае, я никому не скажу. Но за молчанием прячутся лишь трусишки, а не взрослые девочки. Так мне мама говорила, когда я была маленькой.

Я развернулась в сторону дома и медленно поплелась к кустам, девочка не сдвинулась с места, я решила оставить всё, как есть. Ребенок ещё не готов к той правде, что раздавит всю его оставшуюся жизнь. Мои руки уже ухватились за голые прутья куста, когда я почувствовала, как позади меня легонько одёргивают за куртку. Я обернулась, Агата сжимала пальчиками край моей грязной куртки и плакала.

– Тихо, тихо, милая, я с тобой. – Я обняла её и прижала, она тихо всхлипывала, борясь с собой. – Я помогу тебе, мы преодолеем это вместе, обещаю.

Это такое странное состояние – сама беспомощная, а пытаешься утешить куда более слабого. От этого наступает паралич и ярость на свою немощь и бесполезность. Я прекрасно помню, когда впервые столкнулась с той силой, которая была заложена во мне до рождения. Это был сущий ад для маленькой девочки, но мне повезло, на меня своевременно вышел взрослый наблюдатель и всё мне объяснил. А вот Агате, бедняжке, понадобилось ждать два года, чтобы ей наконец-то открыли тайну, опечатавшую её уста. Боже, как же я была слепа эти месяцы! Почему я сразу не попыталась разгадать её загадку? Чего я ждала? Всему свое время, скажешь ты? Иногда я хочу послать эту фразу к чертям собачьим! Я сыта по горло этим временем, оно только калечит, а не лечит.

– Расскажи мне, Агата, всё расскажи. Я не буду смеяться и называть тебя врунишкой или ведьмой, как некоторые злые и глупые люди. Я тебе верю, милая. Когда впервые ты ощутила эту силу? Расскажи.

– Три года назад, только брат знал об этом. – Наконец прорезался сиплый пугливый голосок.

– Тебя это напугало. Не так ли? – Я оттёрла пальцами её влажные щёчки, поощряя к дальнейшей откровенности.

– Да. Я могла крутить воду, пузырить её и сразу ветер сильнее дул, – выговаривала она, шмыгая носом. – Было не по себе, но Павел был со мной, и с ним было не страшно. Он был такой смелый, он всегда меня защищал, хоть и был младше.

– Твой маленький защитник. Как это мило. Он попал в водоворот, который ты сделала?

– Да. Но я этого не хотела! – Испуг вернулся в глаза девочки. – Это вышло случайно. Что-то получилось не так, как всегда. Меня стало затягивать в воду, в большую воронку, из которой шёл жуткий вой, но братик меня схватил за руку и выдернул. И тогда, и тогда… – Она вновь стала учащённо всхлипывать.

– И тогда он сам угодил в эту воронку. Так? – закончила я за неё.

– Да. Я пыталась его вытащить, но не успела. Вода его проглотила, а рёв прекратился и сразу всё стихло. Что я натворила! Я монстр. – Новый приток слёз застлал ей глаза.

– Нет, Агата. Ты не монстр. Ты – наблюдатель, очень юный и неопытный. – Я вспомнила о платке в кармане и принялась утирать девичье личико. – Но я тебя научу, как обращаться со своим даром. Я всё тебе расскажу, и ты перестанешь бояться этой силы, научишься её контролировать и полностью подчинишь себе.

– Наблюдатель? Кто это?– Она смотрела на меня так, как обычно дети смотрят на стариков-чудаков.

– Наблюдатели – это такие особые люди, которые могут путешествовать в разные места Земли без повозок и каких-либо приспособлений, без машин прошлого.

– Странно, а как же они перемещаются тогда? Может у них крылья есть? – Слёзы прекратились, интерес возымел положительный эффект.

– Нет, и крыльев тоже нет, – ответила я. – Но есть сила, которая при правильных действиях, перемещает наблюдателя туда, куда он захочет. И даже в другое время. В прошлое и в будущее.

– Ничего себе! – Она открыла рот от удивления. – Но ведь нельзя вернуться обратно и тем более заглянуть наперед, это могут лишь волшебники и колдуньи. Мама так говорит, а я ей верю. И разве ты так можешь?!

– Да, я так могу и делаю, – подтвердила я. – Я пришла к вам из прошлого. Но давай держать это в секрете, а то некоторые, как ваша несносная соседка, посчитают меня ведьмой и ещё чего доброго сожгут на костре.

– Я никому не скажу. Ну, ничего себе! Так ты колдунья? – В детском голоске звенело восхищение вкупе с удивлением.

– Нет, я не колдунья, иначе бы меня давно сожгли на костре. – Я попыталась отшутиться.

– Я не такая глупая, как тебе кажется. – Неожиданно выдала Агата самым серьёзным голосом. – Может я и не знаю букв, не умею читать, но это потому, что и книг нет ни у кого. Но мой папа очень умный, он многое мне рассказывает и объясняет, а мама меня многому научила. Хватит со мной, как с маленькой говорить. Если я что-то не понимаю, то всегда спрошу.

– Прости меня, Агата, я и в мыслях не хотела тебя обидеть. – Тут же пришлось поспешно извиниться. – Ты очень взрослая девочка, а родители у тебя самые замечательные на свете. Обещаю, что постараюсь с тобой общаться впредь не как с маленькой. – Я даже растерялась от такого взрослого натиска со стороны ребёнка, а она мгновенно преобразившись, вернулась к интересовавшей её теме.

– Значит, и я смогу также путешествовать. Ну, в прошлое? – Это был первый колокольчик, и он звонил по мою душу.

– Конечно, но не сразу. Тебе сперва нужно подрасти, окрепнуть и научиться контролировать свою силу.

– Жаль, – разочарованно сказала она.

– Чего тебе жаль?

– Что сейчас нельзя. Я бы вернулась на пару лет и… – А этот сигнал стал вторым, и до боли очевидным.

– Я поняла тебя. Но менять прошлое, как и будущее нельзя, – осторожно произнесла я.

– Почему? – Мне показалось или глаза её чуть потемнели?

– Это основной запрет и правило для всех наблюдателей, Агата. Мне жаль. – Деликатность не мой конёк, но я старалась придать голосу уверенности и мягкости, чтобы донести до моей маленькой собеседницы суть несладкой правды. – Но такие, как ты и я, не могут влиять на судьбы других людей, даже, если они самые близкие для нас.

– А что будет, если мы нарушим этот запрет?

– Милая, ты ещё маленькая для этой правды. – Как же мне не хотелось отвечать! – Пока тебе достаточно знать, что нарушать этот закон нельзя. Когда подрастёшь, всё узнаешь.

– Если я его нарушу, меня накажут? Да?

– С чего ты так подумала? – У меня внутри всё оборвалось.

– Я знаю, что нарушение любого запрета всегда заканчивается наказанием. Значит, если я нарушу этот закон. Меня накажут, – невозмутимо произнесла Агата.

– А ты смышленая для молчуньи. – Внутренне я выдохнула, одной горькой истиной стало меньше.

– Я права? – Дымчатые глаза ждали подтверждения правоты догадки.

– К сожалению, да, – ответила я, но тут же поспешила добавить. – Но не забивай свою голову этим сейчас, оставь это юности.

– Значит, я не могу вернуться в прошлое и спасти своего братика? Зачем тогда мне эта сила?! Она бесполезна, раз я не могу ею всё исправить. – Удивительно, но произнесла это она спокойно и без раздражения, лишний раз поразив меня своей взрослостью не по годам.

– Это первый горький урок. Жаль, что ты его узнала сейчас, но ты очень сильная девочка, ты справишься, я знаю.

– А можно отказаться от этой силы? Я бы её отдала, если бы можно было спасти брата. – Подобное даже мне не приходило в голову. Эта девочка удивляла меня всё сильнее.

– Никто её у тебя не заберёт, тебя выбрали задолго до рождения. Но я подумала, ведь никто не может мне помешать помочь тебе. Правда? – Я подмигнула ей.

– Но тогда накажут тебя! – Её глазки беспокойно вздрогнули.

– Знаешь, я и так дров уже наломала целую вязанку, так что одним грешком больше, одним меньше…

– Ты, правда, поможешь мне вернуть братика?! Ты это сделаешь?! – Она вновь вцепилась в рукав моей куртки, её глаза сияли надеждой. – Ты спасёшь его?

– Я постараюсь. Агата, там, куда мы отправимся, произойти может всё, что угодно, ты должна быть готова к тому, что Павла будет невозможно вернуть, если он, если с ним… ну, ты понимаешь.

– Если он умер, – она озвучила за меня главное опасение.

– Да. Этого нельзя исключать. С ним могло произойти всё, что угодно.

– Лиза, я это прекрасно понимаю, но ведь у нас есть кое-что. – Это был первый раз, когда она назвала меня по имени.

– И что же это?

– Надежда, – совсем по-взрослому и торжественно произнесла она. – Пока мы его не нашли, он жив, Лиза.

– Как повезло Павлу с сестрой. Ты права, милая. Какая же ты взрослая не по годам. – Я была до крайности поражена решимостью и серьёзностью этой маленькой девочки. – Тебе точно десять лет?

Она промолчала, но ждала, что скажу я.

– Но ты сохранишь всё в тайне, спросила я её. – Хорошо?

– Я буду нема, как рыба. – Улыбка осветила детское личико.

– О, в твоих способностях, рыбка, я не сомневаюсь.

Я понимала, что передо мною маленькая девочка, хоть размышляла и действовала она, как взрослый человек. Если грубо, несвоевременно и неумело ввести ребёнка в петлю времени самый первый раз в его жизни, то это скажется на его способностях и, в первую очередь, на психике. Для успешного погружения в океан лет, нужна тщательная и многодневная подготовка, порой даже годы. Я это объяснила Агате, за неё выбор никто не имеет права делать, кроме самой девочки, но предупредить и предложить роль наставника, я могу. Она согласилась стать моей ученицей, но откладывать ещё хоть на день задуманное, она не хотела. Ни в какую.

– Подумай ещё раз, Агата, – увещевала я её. – Лучше как следует подготовиться и позже войти туда, о чём ты понятия не имеешь. Даже я не представляю, куда забросило твоего брата.

– Я хочу сейчас. – Упрямо стояла она на своём. – Мне нужно его вернуть домой. Я по нему скучаю. Помоги мне, пожалуйста.

Только я подумала о том, что могу просто отказать ей в этой дикой просьбе, как она меня огрела новым заявлением-ультиматумом:

– Если ты боишься, то я одна туда отправлюсь. Я никого не боюсь!

– Агата, милая, дело не в том, что я боюсь кого-то. – Хотя, чего таить, мне действительно есть, кого бояться за пределами времени. – Я за тебя беспокоюсь. Как ты этого понять не можешь.

– Я понимаю, но порой нужно рискнуть и сделать шаг в воду, отдаться её волнам, чтобы почувствовать своё тело. Это называется – дать шанс себе.

– Кто это тебе такое сказал? – Я поразилась несвойственной ребёнку житейской философии, более соотносимой со зрелым мышлением.

– Папа, – просто ответила она. – Так он научил нас с братом плавать и ориентироваться в воде.

– Да, папа у вас, что надо.

– Ты пойдешь со мной сейчас? – Вновь спросила она меня.

– Пойду, – согласилась я, не без внутреннего содрогания пред своей беспечностью. – Мне нужна твоя память того дня, ну, когда вы с братом здесь были в последний раз. Ты всё хорошо помнишь?

– Да, Лиза. – Она вновь произнесла моё имя.

– Послушай, важна каждая деталь того дня, это облегчит и максимально правильно позволит нам попасть туда, куда забросило его. От тебя зависит точность. Считай, что ты наш компас, ориентир во времени. Ты знаешь, что это такое?

– Да, у папы есть старый компас, доставшийся ему от дедушки по наследству. Папа говорит, что дедушка был заядлым путешественником. Я не совсем понимаю, что такое «заядлый», но папа говорит, что они с дедом выбирались в лес каждые выходные, и каждый раз меняли маршруты. Это дедушка научил папу понимать и слушать компас, а папа научил меня и брата.