Текст книги "Храм"

Посвящается моему отцу,

чтобы он понял.

В окне сверкнула голубая молния, словно подмигнула, и я подумал, что должен к этому добавить:

Посвящается всему миру,

чтобы он тоже понял.

Дань уважения Хусто Гальего

Есть жизнь. И есть нечто такое, что эту жизнь порой окружает, выражая ее разнообразие и изумление, силу радости и горечь поражений; это называется искусством, в данном случае литературой. Я убежден, что вымысел об отшельнике, который собственными руками выстроил собор, признают неправдоподобным. И все-таки он существует – этот человек из кости и плоти. Его зовут Хусто Гальего Мартинес, и он совершает богослужение в Мехорада-дель-Кампо, как тот герой, что меня вдохновил.

Окрещенный им в честь Девы Пилар собор Nuestra-Senora-del-Pilar вот уже почти полвека упрямо продолжает расти на бывшем пшеничном поле, доставшемся ему в наследство от родительского очага. Хусто Гальего родился в 1925 году (по его словам), у него мозолистая и все еще крепкая рука и карие искрящиеся глаза. Я повстречался с ним 28 июля 2008 года, будто открыл книгу легенд, магическая сила которой околдовывает навсегда.

До этой встречи я испытывал почтение к образу Хусто и его собору. Современные средства информации изобразили другое время (время вне времени). Речь идет о телевизионном документальном фильме Ксавье Бодуэна, который был показан на телеканале ARTE, о статьях в международных газетах (кое-что до сих пор можно найти в Интернете), любительских фотографиях и комментариях на сайте «La Toile», видеозаписях на сайте «You Tube». Из Хусто Гальего создали нечто вроде иконы, преувеличивая некоторые черты и деформируя иногда реальность ради того, чтобы создать сенсацию. Хусто даже играет роль в рекламном ролике для «Кока-Колы», где восхваляется газированный напиток «Аквариус». Эту рекламу снимали возле его собора и транслировали по телевидению Испании в 2005 году. Вокруг этого персонажа был создан иронический ореол, который мне захотелось развенчать.

В то время я жил в Страсбурге, когда меня вдруг захватила история человека, изгнанного из его монашеского рая (монастырь Санта-Мария-де-ла-Хуэра в Сориа), отчего он стал таким же несчастным как тот камень, который задумал обуздать. По крайней мере, так утверждали все источники информации. Хусто был болен туберкулезом, и чудо своего выздоровления он приписывал Мадонне. Закладывая первую плиту того, что станет его произведением искусства – его шедевром – 12 октября, в день Девы Пилар, он хотел таким образом выразить ей свою благодарность. «Вначале, – рассказывал он мне, – я хотел взять за образец церковь Санта-Франциско-эль-Грандэ в Мадриде, куда люблю приходить по сей день. Но затем решил сделать нечто более грандиозное. Как замок».

Он размышлял о соборе Святой Софии в Константинополе. Жители Мехорада то насмехались над ним, то возмущались. Мэрия, как и епископ, скептически за ним наблюдала. Его прозвали «шутом Господа Бога». А ему все нипочем, он упорно продолжал начатое. Будучи крестьянином, Хусто продает часть своей земли, чтобы оплачивать налоги и финансировать строительство. Использует все, что попадается под руку: в одной колонне на месте капители установлена заштукатуренная покрышка от колеса, в другом месте ободок от белых пластиковых ведер украшает башню. Я это видел! И здесь заканчивается граница между мифом и реальностью, между тем, что претендует быть правдой, и тем, что безусловно является таковым: конструкция размером восемь тысяч квадратных метров с куполом высотой тридцать семь метров и диаметром одиннадцать метров, с двумя башнями на западном фасаде и пятью боковыми башенками чуть пониже, включая четыре дома священников, два монастыря, зал капитула, ризницу, будущую библиотеку, крипту с вымощенными плиткой ступеньками, религиозные фрески, бюсты статуй в человеческий рост, витражи ручной работы… Я уже не говорю обо всем другом, так как, и вы теперь это знаете, у камня есть свой язык, который не передать словами, об этом храме невозможно рассказать. Его надо видеть, рассматривать. Этот храм вдохновляет и заставляет сосредоточиться. Прикасаемся к нему. И, как Святой Томас, жаждем прикоснуться к таланту, который все это создал.

В то утро, 28 июля 2008 года, все было залито голубым цветом. Безмерно голубое небо сияло над Мадридом. И очень горячее. Выхлопные газы наполнили подземный автовокзал, что расположен на станции метро «Аменида Америка». Автобус номер 282.

– В собор? – спрашивает шофер.

«Деревня улучшенной планировки» привлекает к себе очень много туристов.

– Да, – отвечает Пилар Моралес, наша испанская подруга – гид и переводчик.

– Вам выходить на конечной остановке.

Вдоль автострады, что ведет к Мехорада, раскинулись высушенные солнцем земли и поля желтого цвета. Кризис в строительстве оставил заметные следы, некоторые строения так и не сдвинулись с мертвой точки. Во время поездки пытаюсь представить, насколько реальный Хусто отличается от вымышленного персонажа, которого я создал, услышав эхо его истории. Даже не знаю, как все получится, вдруг не будет возможности с ним познакомиться.

Не прошло и получаса, как мы уже ехали по поселку, и неожиданно в лобовом окне автобуса поверх деревьев показались стальные ребра громадного купола. Ярко-синего цвета, более глубокого, чем та лазурь, которую они сжимали. Конечная остановка. Спускаемся по узкой улочке, и перед нами вырастает Нотр-Дам-дю-Пилар. Грандиозный собор похож на те изображения, что я видел в Интернете. Словно строительство вот уже два или три года как остановилось, но это ложное впечатление. Собор расположен возле круглой площади на перекрестке улиц Санта Роса и… Антонио Гауди!

Редкие прохожие оставляют собор без внимания, ведь он является частью местного пейзажа. Впрочем, если не считать высокие кругообразные ступени паперти песочного цвета, голубой каркас различных сводов и основание из серого бетона, то благодаря господствующему в нем кирпичному цвету собор сливается с жилыми домами, теснящимися рядом. И только необычайный размер и круглые формы или торчащие предметы – арматура и железные конструкции – отличают его от них. С левой стороны собор прикрывают зеленые сосны, верхушками взлетевшие к самому небу. Эти сосны, как и те деревья, которыми огорожен детский сад на другой стороне круглой площади, посадил Хусто.

Собор растянулся на пятьдесят метров вдоль улицы Антонио Гауди, достаточно покатой.[24]24
  Принимая во внимание его местонахождение, скажет мне потом Хусто, невозможно было выстроить собор в направлении к Иерусалиму, вопреки тому, что утверждали некоторые источники. (Прим. автора.)


[Закрыть] Портал и паперть расположены на наклонных лестницах, которые их высоко поднимают, придавая западному фасаду больше величия. Светлые ступени великолепно отражают солнечные лучи. Голубые перекладины – все тот же голубой цвет! – перекрывают доступ в главный вход, где беспорядочно валяются коробки и доски.

И вдруг на этих просторных светящихся волнах появляется маленький человек. Это он – местный мастер. Его узнаешь с первого взгляда по коротким седым волосам и шерстяной шапочке томатного цвета. На нем синяя спецовка, холщовые штаны и башмаки на веревочной подошве; из кармана спецовки торчит красная ручка резака. Вновь красный и голубой. Основные цвета церкви и ее отделки, как в тех фильмах, где он запечатлен за работой. Будто сам создавал свой персонаж, искусно владея законами рекламы. И этот образ кажется в высшей степени правдивым, подлинным.

Поначалу он не обращал на меня внимания, пока вдруг не пронзил мимолетным суровым взглядом. Буквально замораживающим – это в такой-то зной! Зачем вторгся на мою территорию? Что здесь делаешь со своим фотоаппаратом и блокнотом в руке? Хусто что-то бурчит себе под нос и скатывается вниз по лестнице, не скрывая недовольства. Его опережает один тип лет пятидесяти, с черными вьющимися волосами, немного крупнее его. Внизу, возле ступеней, – продавец овощей на грузовике, полном товаров. Хусто спрыгивает на куски металлолома, которые валяются там. Затем эти трое мужчин довольно энергично беседуют, пока мы огибаем собор, желая проникнуть внутрь через боковой неф.

Меня разочаровал холодный прием, хоть я и предвидел грубость Хусто. Ну, разве может крестьянин-ханжа, целиком поглощенный своим увлечением и брошенным вызовом, да еще живущий нелюдимом, быть иным, нежели грубым и жестким? Утешаю себя возможностью посетить по собственной воле это головокружительное здание, которое производит впечатление равно как алтаря, так и пещеры Али-Бабы, где рядом с распятием валяются всякие безделушки, что свидетельствует о разуме скорее шутливом, нежели суровом. Первым, на что мы наткнулись при входе, был прикованный к полу огромный железный ящик голубого цвета, предназначенный для сбора… пожертвований! А Хусто не теряет времени даром. Это нас развеселило. К тому же на противоположной стене мы увидели объявление ярко-желтого цвета, на котором он дерзко написал заглавными буквами свои банковские реквизиты. Я их переписал с оригинала один к одному:

PARA DONATIVOS POR INGRESO

EN BANCO; BANCO POPULAR EN

C/CORRIENTE № 70/10731-09 AGENCIA: 540

A NOMBRE DE: JUSTO GALLEGO MARTINEZ

MUCHAS GRACIAS

Сквозь верхние витражи и незавершенный купол проникает прекрасный свет, полирующий пыльные леса в поперечном нефе. Шла работа с окрашенными фресками. Этим тяжелым трудом занимались трое или четверо рабочих. Одному из них Хусто (вернувшийся во внутреннюю часть) поднимает с помощью каната радио. Мы все время перемещаемся. Вот репродукция савана Христа, план строительства в масштабе сотой доли, поэма во славу маэстро… Поэма вывешена на большой пластиковой доске для объявлений, там же висят фотокопии посвященных ему статей. Рядом с этими удивительными вырезками из прессы старательно выведено мелом изречение: «Господь – пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться».[25]25
  Пс., 22:1.


[Закрыть] Уж нет ли тектонического разногласия между показной рекламой и этой духовной фразой, восхваляющей умеренность? Так кто же он, этот Хусто, живой парадокс или просто беспокоящийся, как и всякий другой, человек, который желает признания, который не смирился с жизнью вне своей эпохи и не упустил окончательно поезд порой циничной современности? И между тем всё в его соборе – плод человеческой силы. Никакого подъемного крана, никаких механизмов. Единственная механика – ликующее сердце.

Старший мастер с волнистыми волосами опередил Хусто, и именно с ним мы беседуем вот уже несколько минут. Его зовут Анжел Лопес Санчес. Я оказался в окружении людей с небесным звучанием имен, он – ангел, согласно его имени Анжел, а моя подруга Пилар – «Непорочное зачатие» (даже ее имя по отцу – Моралес означает «хороший», «могучий»). А Хусто Гальего – «праведник из Галисии». Интересно, он чувствителен к ономастике? Когда Хусто к нам присоединился, мы уже симпатизировали приветливому и спокойному, легко воспринимающему шутку Анжелу. Будучи ремесленником и живя в разных местах, где идет строительство, Анжел помогает старику уже восемнадцать лет. Сегодня он намерен сделать циркулярный витраж с изображением ягненка – на всех витражах представлен либо ягненок, либо голубь, либо глаз. Навязывается некоторая экономия, простота очертаний, то, что называется кустарным производством или спонтанным (инстинктивным) искусством. Анжел обмазал циркулярный стакан специальным клеем и затем на нем распределял, чередуя, красные и желтые стеклянные кристаллы. Все радиусы должны быть в точности одной и той же ширины. Анжел старается, но Хусто все равно недоволен:

– Ты – мастак все сделать кое-как!

В этом выговоре чувствуется нежность и есть также немного показного. Мы обходим вокруг стола, на котором установлен витраж (в том месте, где будет галерея, окружающая хоры), и наблюдаем за всем происходящим. Хусто скрупулезно рассматривает стеклянный стакан и с помощью пачки сигарет своего статиста осторожно выравнивает небрежно выложенные кристаллы. Он гримасничает в тот миг, когда приближается к совершенству. Глядя на комическое выражение его лица, мы улыбаемся. Он трогателен в этом нелепом одеянии и с движениями аккуратного школьника, в нем есть что-то от Луи де Фюнеса и великого Штраумпфа, только без бороды. При таком ритме работы ему понадобится два или три дня, чтобы закончить витраж… В прохладе священного места время остановилось.

Наконец Хусто поднимает глаза, и тогда Пилар спешит нас ему представить. Разумеется, Анжел предупредил о том, что старик не доверяет туристам – он не любит, когда его беспокоят во время работы, – и особенно журналистам, которые обещали ему целые состояния и не заплатили ни копейки. Телевидение оказалось наиболее скупым. В финансовом отношении он может положиться только на самого себя. И когда Пилар сообщила ему, что я пишу книгу, Хусто взорвался:

– Книга? Ради чего? Чтобы продавать?

Но Пилар все равно улыбается, поддерживает диалог. Впрочем, в тот момент мне наплевать на книгу. Переполняет желание выразить свое восхищение этому человеку и тому, что он создал, сказать, какой восторг вызывает у нас его необыкновенное творение. Extraordinario! Понемногу старик расслабляется.

– А вы верующие люди? – спрашивает он.

Для моего душевного спокойствия это не столь важно.

– Да, конечно, – отвечаем мы.

Тогда он проявляет к нам больше доверия. И когда Пилар сравнивает Анжела с верным слугой Санчо Панса, старик ликующе восклицает:

– А я – настоящий Дон-Кихот!

И тут он улыбнулся во всю ширь. Словно зубцы феодального замка, обнажилось чередование зубов и дыр во рту.

Затем он снова взялся за работу. Скрупулезно стал обсыпать поверхность стеклянными кристаллами. Мне захотелось помочь. И я наклонился с его стороны.

– Нужна сноровка пальцев! – ворчит он.

С понимающим видом Анжел передает мне баночку клея, делая знак, каким образом его наносить. Едва я приступил к делу, Хусто нетерпеливо вырвал у меня из рук кисточку.

– Как картина! – говорит он, рисуя круги. – Как картина!

Понемногу он начинает нас воспринимать почти как своих коллег. В моем сопровождении есть еще одна молодая женщина, Летисия, – привлекательная блондинка, к которой, кажется, неравнодушен Анжел. Неоднократно отвлекаемый звонками мобильного телефона, он приглашает Летисию подменить его при проведении радиальных лучей.

– Великолепно! Великолепно! – восклицает Хусто.

Он предупреждает о существовании только одного горизонта – совершенство.

– Здесь желтый, здесь красный цвет! Rojo, amarillo! Красный, желтый!

Amarillo – цвет знаменитой майки, которую велосипедист Карлос Састре завоевал в Париже, но из этих двоих великий чемпион вовсе не тот, о ком все думают.

Согласившись, что «нельзя быть полностью нормальным, чтобы построить нечто подобное», Хусто разговорился. Он вспомнил о своей молодости, более легкомысленной, чем можно себе представить. «Я знал многих девушек, но чистая любовь Девы Марии – самая большая любовь!» Эта невинная любовь его воспламеняет, и он повторяет эти слова наперегонки: чистая любовь. Приводит цитаты из своей настольной книги, нечто вроде Евангелия от Девы Марии: Las Misticas Dios escrita par Maria Jesus de Agreda. Настаивает, чтобы мы купили по одному экземпляру.

– На каждого по одному экземпляру, понятно? Ни на всех один экземпляр, а один – на человека!

– К сожалению, я не владею испанским языком… – возразил я.

– Почему? Ты обозлен на Испанию?

Он намерен подарить нам обсуждаемый опус. Приблизительно сорок экземпляров он уже приобрел и раздал. «Когда находишь в книге свет, им надо поделиться», – поясняет он.

Хусто нельзя назвать неграмотным человеком, как писали в газетах и в Интернете. Он каждый день читает Библию, часто находит что-то ценное в книжных магазинах столицы, где продается религиозная литература, и сам пишет – я видел, как он торопливо что-то записывал на внутренней стороне пачки сигарет – несмотря на свой не столь уж совершенный литературный язык, как в том другом изречении, написанном на стенах: «Все сделаю для того, кто мне дает силу». Хусто также нельзя назвать отшельником, и он никогда не избегал городского сообщества Мадрида: регулярно ездит в Толедо, желая полюбоваться там собором, и в Сарагосу (два часа езды на автомобиле из Мехорада), дабы повидаться с другом – епископом доном Мануэлем Урена. Уж если говорить об одиночестве и обособленности Хусто, то они состоят в том, чтобы не прилагать никаких усилий для понимания тех, кто его не понимает. Это нам надо пытаться проникнуть в его мир. И дверь его собора, даже загроможденная, всегда открыта нараспашку.

Какой смысл ему жить как все? Почему, например, он не читает свою почту? Его почтой, помимо материального обеспечения, занимается Анжел. И вполне возможно, что идея доски для объявлений родилась по необходимости, и совсем не в голове хозяина. Впрочем, у Хусто нет собственности, все свои динарии он вкладывает в базилику. Все, чем он обладает, – это его храм и небо над головой. Вместе с шурином он живет в доме недавно скончавшейся сестры – эти крестьяне создали маленькую семью, ничего другого им не оставалось. Опираясь на трость, шурин появился ближе к полудню, на нем была рубашка в красно-белую полоску и голубая каскетка с эмблемой «Nokia». Обе девушки, что приехали вместе со мной, ему нравятся намного больше, чем чистая любовь! Он смягчает, насколько может, свой хриплый и зычный, как у ломовой телеги, голос. У него плутовские глаза сине-зеленого цвета, раскатистый смех, характерный для стариков-южан, и ни одного зуба во рту. Точь-в-точь персонаж из фильма «Дети дона Камилло».

Пришло время обеда. Обычно обед готовит маэстро. Но в этот раз один из рабочих принес целый поднос изысканных яств. Хусто от угощения отказался и принялся грызть местные земляные орехи, которые ему подарил кто-то из сельских жителей, аж целую корзину, она возвышалась на верстаке. Я сразу вспомнил моего прадеда-итальянца, который всегда довольствовался малым, самым необходимым, так как рос и жил в строгости. Когда ему предлагали что-то необычное, к примеру, устриц, он отказывался, заявляя: «Без этого можно прожить».

Анжел предлагает нам перекусить и показывает Хусто на пирожные с кокосом. Тот решается их попробовать.

– Обожаю кокосовый орех, – приговаривает он.

Мы ему рассказываем о кокосовых орехах на Мартинике – зеленые в маслянистом креме.

– Когда приедете ко мне в следующий раз, привезите оттуда один орех.

Он не доел свой десерт, предпочел «клевать» земляные орехи. Щуплый как зяблик, Хусто обладает невероятной силой! В восемьдесят три года! Неужели именно калорийное ограничение позволило ему сохранить эту силу?

– Мое любимое блюдо, – уточняет он, – помидоры с жаренным в масле картофелем. Очень люблю треску и никогда не ем мясо. Надо сохранить животным жизнь. Свиньи – это совсем иное, они произошли от людей!

Разразился хохот. Он даже не подозревает, что такой юмор подчеркивает его особенность, маргинальность, оригинальный способ видеть вещи. В эту минуту мне захотелось выучить испанский язык в совершенстве лишь для того, чтобы понимать смысл каждой его фразы, в том числе самой тривиальной, что похожи на жемчужины, которые не мечут перед свиньями, пусть даже те произошли от людей. И все-таки, какая великая фраза!

Итак, Хусто нам поверил. Можно сказать, что мы его приручили в том смысле, как говорит Лис в «Маленьком принце». Чего не скажешь о десятке туристов, рискнувших войти в храм на протяжении тех четырех часов, пока мы там находились. Старик бросил на них однажды пренебрежительный или подозрительный взгляд, потому что они не осмелились или не пожелали проявить интерес к нему, его произведению, и умудрились еще погнуть портал, защищенный от внешнего воздействия и людской бестактности.

Анжел пошел чуть дальше. «Вы благородные люди», – сказал он нам. Он имел в виду благородство сердца. И пригласил нас подняться под купол, куда по указанию мэрии в целях безопасности запрещено ходить. При восхождении винтовыми лестницами Анжел нам показывал просветы, строительные хитрости. Интересно, как эта конструкция вообще держится. Красные шлакоблоки не встроены, а сложены один на другой, бросая вызов основному правилу строительства. Они даже размещены неправильно, дырками к внешней стороне – в то время как туда должны заливать бетон, чтобы укрепить ансамбль, – и это придает стенам странный вид губки. Очень скоро все рациональное кажется здесь излишним. Ибо наверху открывается грандиозный, потрясающий вид. Когда идешь по крыше, кажется, что обнимаешь все небо. Аэропорт Бахарас расположен всего лишь в нескольких километрах отсюда, и каждые полчаса над нашими головами, едва не задевая, пролетает самолет. Плывем в голубом цвете. Ветер треплет наши волосы, виден весь Мадрид, гребни сьерры Гуадаррама, высушенные гребни плоскогорья, бассейн по соседству или вывеска Центра культуры перед западным фасадом. Какой поэтической фантазией надо обладать, чтобы задумать храм в этом месте! Живи я здесь, каждый день поднимался бы под купол собора. Я был опьянен этим великолепным сумасшествием и убедился в том, что третье изречение, написанное карандашом на стенах, не является химерой: «Исполнение мечты требует силы и мужества».

Мы спускаемся вниз. Не знаю, как благодарить Хусто и Анжела. Анжел полушутя предлагает переманить к себе Летисию, чтобы та сделала три сектора витража. Улыбка, теплое рукопожатие. Девушкам Хусто также пожимает руку, он не целует их на прощанье, желая остаться верным чистой любви Девы Марии. Прежде чем попрощаться, я не преминул сказать пару слов о соборе Страсбурга и его единственной башне.

– Какая у нее высота? – интересуется старик.

– Уже не помню…

Он настаивает с горящим взглядом.

– Ну, с чем она соизмерима?

– Много лет назад она считалась самой высокой в мире.

– Высота моих башен составит шестьдесят метров!

И он кинулся к рабочему, который раскрашивал фрески.

Вот так я расстался с Хусто. Или точнее – он со мной. Исполненный гордости от высоты, которой достиг.

Перед выходом я опустил денежную банкноту в голубую железную копилку под насмешливым взглядом шурина, который сидел на стуле в роли сторожа. При появлении молодых женщин он тут же поднялся с места, чтобы сладострастно их поприветствовать. Засыпал комплиментами. Уже в дверном проеме вдруг замечаем колокольню маленькой поселковой церкви. Той самой, куда Хусто ходит на мессу по воскресеньям. Эта церковь нам кажется слишком простой.

– После встречи с таким человеком начинаешь верить в существование Бога, – тихо говорит мне Летисия по дороге назад.

Мы покорены, очарованы. На очень долгое время. Я не раз оглядывался на западный фасад собора. На лестницы незаконченных башен, которые взлетели высоко в лазурное небо. Так кто же истинный властелин неба? Не знаю. Правда ли, что благодаря вере человек способен сдвинуть горы? Тоже не знаю. Но то, что в Испании вера помогает возводить храмы, это я знаю наверняка.

Оливье Ларицца