Текст книги "Невеста для злодея"

Глава 22

Нейт вошел в свободную спальню в конце коридора. Кровать и другие предметы мебели были накрыты простынями для защиты от пыли. Задернутые шторы мешали лучам послеобеденного солнца проникать в помещение. Только в узкой полоске света, пробивавшейся в щель между шторами, танцевали тысячи пылинок.

Его взгляд перекочевал на стул у камина. Память перенесла его в тот день, когда после свадьбы он усадил Мадлен к себе на колени, а потом овладел ею. Он помнил в мельчайших подробностях каждую секунду, каждую деталь тех волшебных ощущений, помнил запах ее волос, движения ее бедер и ее стоны. Всем своим существом он жаждал испытать все это вновь.

Но мучить себя не имело смысла. Он не должен больше заниматься любовью со своей женой. Существовал риск зачать сына, который станет наследником, очень обрадовав Гилмора.

Так что единственный способ спасти план мести – держаться от Мадлен подальше. Он все еще злился на нее из-за того, что она скрыла свое благородное происхождение, и принял решение немедленно покинуть Англию.

Но почему от этого решения у него разрывалось сердце? Уехать от нее было бы так же легко, как бросить надоевшую любовницу, не так ли? Ох, наверное, не так же… За два месяца их брака Мадлен каким-то образом стала чрезвычайно важной частью его жизни. Но все это время она обманывала его. Каким же он был дураком!

Нейт перешел на другой конец комнаты. Когда-то это была его спальня, но он не сказал об этом Мадлен. Обстановку здесь сменили еще десять лет назад, когда он уехал из Англии. И не оставили ничего из его вещей. Комната больше не походила на жилище молодого человека с картинами лошадей на стенах, сюртуком на спинке стула и коллекцией игральных карт.

Впрочем, письменный стол из красного дерева все еще стоял на своем месте, у стены в углу. Стол с опущенной крышкой, скрывавшей ниши, где он хранил бумагу и перья. Но эти вещи его уже не интересовали. Он искал кое-что другое, спрятанное много лет назад.

Нейт присел на корточки перед столом и запустил руку в секретное отделение, не видимое со стороны. Под воздействием его пальцев замок открылся, и он нащупал знакомый прямоугольный предмет. Чуть помедлив, он вынул небольшой деревянный ящичек, к которому никто не прикасался вот уже десять лет.

Выпрямившись, Нейт подошел к окну. Сдул с ящика пыль и открыл крышку. Внутри лежали всевозможные сокровища его юности. Книжка афоризмов, подаренная крестной матерью, леди Милфорд. Камень с отпечатком ископаемого. Детский локон рыжевато-каштановых волос Эмили.

Нейт взял сложенный квадрат тонкого полотна с вышивкой по краю. Буква «К» в углу обозначала имя Камелия. Он поднес платок к носу и глубоко вдохнул. Даже спустя столько лет он мог уловить тонкий розовый аромат, которым пользовалась мать. Она дала ему этот платок, когда болела, – чтобы стер с лица пятна грязи, когда он, двенадцатилетний подросток, пришел проведать ее после энергичной игры в крикет. Мать умерла несколько дней спустя от осложнений, связанных с рождением Эмили.

Увы, с годами черты матери утратили четкость. Но, разумеется, он помнил, что у нее были темные волосы, смеющиеся зеленые глаза и ослепительная улыбка. Однако лучше всего он помнил ее любовь к жизни. Однажды она разбудила их с Дэвидом в полночь, чтобы пойти в сад и поиграть в снежки с первым снегом. А Гилмор вышел и загнал всех в дом…

Нейтан редко видел ее, потому что большую часть времени она проводила на всевозможных светских раутах или с многочисленными друзьями в их поместьях. Но он все равно обожал мать. И он всегда злился, когда слышал, как Гилмор поносил ее. Особую боль причиняло ему то, что десять лет назад граф обвинил свою жену в неверности, запятнав навеки воспоминания Нейта о матери.

Нейт вернул носовой платок в коробку, потом достал оттуда записку своего брата и развернул ее. «Мне очень жаль, что папа высек тебя. Это я украл для тебя печенье. Постараюсь убедить его в другой раз быть справедливее к тебе. Дэвид».

Нейт пробежал пальцем по аккуратным черным строчкам. Он никогда не чувствовал себя равным брату. Дэвид всегда был благородным и вел себя достойно, в то время как он, Нейт, был возмутителем спокойствия и зачастую отправлялся спать без ужина за малейшую провинность. Когда Дэвид пытался ему помочь, Нейта обвиняли в том, что он сбивает брата с пути истинного. Увы, тогда Нейт был слишком озлобленным и непокорным, чтобы благодарить брата…

Когда он рассказал про это Мадлен, она ответила: «Ты получал порку за Дэвида. Это уже кое-что…»

Наверное, она была права. Тем не менее Нейт сожалел, что ему не представилась возможность отблагодарить брата. За десятилетие своего отсутствия он ни разу даже не написал ему. Он позволил горечи и озлоблению перейти в его взрослую жизнь. Потом, из-за письма леди Милфорд, он вернулся в Англию в надежде, что отец умер, а Дэвид стал графом.

Он надеялся увидеться с братом, но к тому времени Дэвида уже не стало. И никогда больше не будет.

В глазах защипало, и Нейт потер их, приказав себе не думать о прошлом. Он не мог изменить цепь событий. Но мог попытаться исправить хоть что-то. Исправить здесь и сейчас.

Сложив записку, он вернул ее в коробку и закрыл крышку. Взяв коробку, вышел из спальни. Теперь он увезет эти реликвии с собой, потому что назад уже не вернется. Было бы неплохо взять что-нибудь на память о Мадлен…

Нет. Лучше забыть свою жену. Уже от одной мысли о расставании с ней его бросало в дрожь. Нужно уехать побыстрее, пока он вновь не поддался ее обаянию. Он должен был хоть как-то восполнить потери, которые понес его план мести.

Будь он проклят, если оставит Гилмору внука благородной крови.

* * *

Мадди задержалась у двери в смежную спальню. Некоторое время назад она вернулась от герцога. В ушах у нее все еще звучали слова деда. Он намеревался сделать ее наследницей своих богатств – наравне с двумя внуками! Она не имела представления о сумме, но, судя по роскоши дома и возмущению ее кузена Альфреда, сумма действительно была впечатляющая.

Но Мадди не желала ни фартинга от герцога Хутона. Эти были бы кровавые деньги, взятка, чтобы искупить дурное обращение с ее матерью. Ничто, даже царский выкуп, не возместит ту боль, которая мучила маму, отлученную от семьи.

Пытаясь успокоиться, Мадди сделала глубокий вдох. Нельзя позволять себе нервничать. Главное сейчас – попытаться помириться с Нейтаном. Герти сказала, что он уже вернулся.

Мадди постучала в выкрашенную белой краской дверь. Поскольку ответа не последовало, она осторожно открыла ее. Все это время Нейтан сам приходил к ней в спальню, а она, как это ни странно, ни разу не заходила к нему.

Переступив порог, она оказалась в просторной гардеробной с типично мужским антуражем, выложенным на обозрение. На гладильном прессе лежали стопки сложенных галстуков, рубашек и брюк. У стены ровными рядами стояли сапоги и туфли. На туалетном столе лежала горка сюртуков и жилетов. А кувшин и тазик на умывальнике были отодвинуты в сторону – так, чтобы освободить место для чулок и нижнего белья.

Но почему всю эту одежду вынули из ящиков? Произошло нашествие мышей? Или наступило время весенней чистки?

Тут Мадди заметила открытый чемодан, большой кожаный чемодан с медной фурнитурой.

От дурного предчувствия Мадди похолодела. Боже милостивый! Неужели Нейтан уже готовился к отъезду? Не может быть. Еще середина мая, а он собирался остаться до конца июня.

Она торопливо прошла через открытую дверь в спальню и осмотрелась. Просторная комната с кроватью под балдахином и с покрывалом в голубых тонах… Мебель красного дерева… А часы на каминной полке только что пробили. Воцарившаяся затем тишина казалась гнетущей и даже зловещей.

Но где же Нейтан? А вдруг он уже уехал, велев камердинеру упаковать вещи и доставить их в порт?

Мадди вздрогнула и невольно приложила руку к еще плоскому животу. Нет, он не мог уехать так быстро. Слишком рано. И ведь он еще не знает об их ребенке…

Но, конечно же, эта новость не удержит его в Лондоне. Он не хотел ребенка. Накануне вечером он ясно высказал свое мнение по этому поводу. «У меня нет желания дарить Гилмору внука. Уже нет. Иначе он и впрямь окажется в выигрыше».

Пока Мадди раздумывала, подождать мужа здесь или пойти поискать его, щелкнул дверной замок, и Нейтан вошел в спальню. Заметив ее у двери гардеробной, он остановился и замер.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. И Мадди вдруг почувствовала, что ее безумно влечет к мужу. Со дня их первой встречи она не переставала восхищаться его широкими плечами в приталенном сюртуке, не по моде длинными волосами, стянутыми на затылке шнурком, восхищаться силой и уверенностью, исходившими от всего его облика. Она любила его зеленые глаза с золотистыми искорками и ямочки на его щеках – ямочки становились особенно заметными, когда он улыбался.

Но сейчас улыбки на его лице не было.

Нейтан закрыл за собой дверь и прошел к ночному столику, на который поставил небольшую деревянную шкатулку прямоугольной формы.

– Что там, в этой шкатулке? – спросила Мадди, обратив внимание на осторожность, с которой он обращался со шкатулкой.

– Так, всякие мелочи, которые хочу взять с собой. – Нейтан повернулся к ней. Выражение его лица было холодным и отчужденным. – Я уезжаю, Мадлен. Возвращаюсь на Дальний Восток. Я ездил в порт сегодня и сделал все необходимые приготовления. Мой корабль отплывает завтра на рассвете.

Это сообщение поразило Мадди в самое сердце. Какое-то мгновенье она не могла даже дышать от боли. Неужели она совершенно ничего для него не значит? Неужели он мог так просто покинуть ее?

Мадди скрестила руки на груди и проговорила:

– Да, я заметила твой чемодан в гардеробной. А ты бы мне сказал, если бы я сама не пришла сюда? Или тихо исчез бы из моей жизни?

– Конечно, сказал бы. Тебя же не было. Ты ездила на встречу с дедом. – Он помрачнел. – Значит, помирилась с Хутоном? Он принял тебя в свою семью?

– Герцог здесь ни при чем, просто я… – Мадди понимала, что отчасти сама была виновата в сложившейся ситуации. – О, Нейтан, прости за вчерашнее. Я правда очень сожалею, что обманула тебя. А ты не можешь остаться хотя бы до конца сезона, как обещал?

Он прошелся по комнате. Затем вдруг остановился и, прищурившись, пристально посмотрел на нее.

– Позволь тебе напомнить, Мадлен, что ты нарушила соглашение. Ты лгала мне. Заставила меня поверить, что ты простолюдинка. Если бы я знал правду, я бы не женился на тебе.

Мадди молчала. Слова мужа ранили очень больно. Но ведь и он скрывал свою тайну. Он не сказал ей, почему для него было так важно взять в жены актрису со скандальной репутацией, купленную на аукционе. Увы, Нейтан был отравлен ядом мести.

Мадди чувствовала, что не сможет позволить мужу уйти так просто. Перспектива никогда больше его не увидеть убивала. Она нуждалась в нем. А он нуждался в ней. Они были двумя половинками единого целого, хотя ненависть к графу лишила его возможности понять это.

Приблизившись к нему, Мадди сказала:

– Я понимаю, Нейтан, почему месть так долго управляла твоей жизнью. Но это плохо для тебя. Я думаю, тебе надо помириться с Гилмором вместо того, чтобы снова бежать.

– Не смеши меня!

Полная решимости, она коснулась его подбородка.

– Если ты этого не сделаешь, то, по крайней мере, останься в Англии. Мы можем уехать из этого дома. Ты и я. Мы можем создать свой собственный дом где-нибудь еще. Тебе не придется больше его видеть. И мы можем быть вместе. Я люблю тебя. Моей любви хватит на нас обоих.

Что-то промелькнуло в его глазах, когда он посмотрел на нее. Что-то горячее и страстное. Потом он вдруг подхватил ее под локти и отставил в сторону.

– Нет. Все кончено, Мадлен. Прости.

Нейтан отошел к окну, устремив взгляд на улицу. Он стоял, повернувшись к ней спиной. Большей холодности или враждебности она не могла представить.

Слезы затуманили ее глаза. Стоило ли открывать ему сердце? С одной стороны, ей хотелось упасть у его ног и расплакаться. С другой же – наброситься на него с кулаками и потребовать, чтобы внял голосу разума.

Мадди отвернулась и вышла из комнаты. Она не могла забыть короткой вспышки желания в его глазах. Это давало ей кроху надежды. И идею еще одной отчаянной попытки заставить мужа изменить свое решение.

* * *

Некоторое время спустя, осушив слезы, Мадди пошла в библиотеку – поискать графа Гилмора. Остановившись в дверях, она заметила его за письменным столом у одного из окон.

Граф увидел ее не сразу. Склонившись над лежавшей перед ним открытой тетрадью, он обмакнул перо в серебряную чернильницу и сделал несколько записей на одной из страниц.

Мадди невольно вздрогнула. Эта сцена вызвала в памяти аналогичную – тогда Нейтан тоже подписывал какие-то бумаги у себя на складе, когда она вошла в его крохотную конторку.

Пока Мадди петляла среди столов и стульев, в ее голове вертелась какая-то не вполне созревшая мысль. Она должна была узнать правду. И если выяснится, что она ошиблась… Что ж, тогда следовало поступить так, как изначально намеревалась – как-нибудь убедить Гилмора сделать первый шаг к примирению.

При ее приближении граф поднял голову. Легкая улыбка смягчила его суровые черты. Он жестом указал на стул.

– А, Мадлен, садись. Вернулась с чаепития у герцога? Как все прошло? Его светлость все еще настроен принять тебя в свою семью?

– Да, папа, – сказала Мадди, усаживаясь. – Но я пришла не поэтому. Прошу прощения за внезапность, но я подумала, что вы должны это знать. Нейтан решил покинуть Англию завтра утром.

Лицо графа побледнело. Швырнув перо на стол, он в растерянности пробормотал:

– Но этого не может быть… Я встретился с ним в коридоре рано утром, и он ни словом не обмолвился об отъезде.

– Тем не менее это так. Он пакует чемоданы. Его корабль уходит на рассвете. – Мадди нервно теребила складки юбки. – Я понимаю, что виновата в том, что солгала ему о своем происхождении. И мне нужна ваша помощь, чтобы остановить его.

Гилмор поморщился.

– Боюсь, я уже давно не в состоянии влиять на поступки Нейтана.

– Но вы должны попытаться. Ведь он ваш наследник. – Мадди понизила голос. – Даже если он вам не родной.

Ноздри графа затрепетали. Мадди в испуге подумала, что переступила черту. Гилмор же вперился в нее жестким взглядом своих карих глаз и почти шепотом проговорил:

– Что именно он тебе сказал?

– Что в день его совершеннолетия вы рассердились на него из-за того, что вам пришлось оплатить его карточные долги. И якобы вы приписали этот порок его дурной крови. А потом открыли ему… сказали, что он… был сыном лакея, – добавила Мадди с дрожью в голосе.

Гилмор закрыл глаза и, пощипав пальцами переносицу, помолчал немного. Когда же он снова посмотрел на нее, лицо его было печальным.

– Боже правый, надеюсь, ты этого никому не говорила, – пробормотал он.

Мадди помотала головой.

– Нет, конечно, нет. Ни единой живой душе.

Граф смерил ее долгим взглядом, словно пытался понять, говорит она правду или лжет.

– Что ж, полагаю, ты доказала свое умение хранить секреты. Тебе следует и дальше поступать так же. Если об этом узнают, наша семья пострадает. Особенно – Эмили. Едва ли ей тогда удастся найти достойного мужа.

– Да, конечно. Думаю, что именно по этой причине Нейтан никому никогда не говорил об этом. Он очень любит свою сестру. – Проглотив вставший в горле ком, Мадди добавила: – Милорд, заранее прошу прощения за то, о чем собираюсь спросить… Скажите, а вы не можете ошибаться относительно отца Нейтана? Возможно, вы являетесь его отцом?

Лицо графа побагровело.

– Подобные вопросы… Это в высшей степени неприлично.

На сей раз Мадди не испугалась. Слишком многое было поставлено на карту.

– Я спрашиваю об этом только потому… Видите ли, когда я вошла сюда, я заметила, что вы пишите левой рукой. Нейтан тоже левша. Разве это – не наследственная черта? Так что, возможно… Ну… понимаете, да?

Гилмор остановил на ней задумчивый взгляд. Потом опустил глаза, взял перо и погрузился в раздумья. Мадди внимательно наблюдала за ним, гадая, о чем он думал. Допускал ли он вообще такую возможность? Если допускал, то это могло бы изменить ситуацию самым радикальным образом.

Наконец, снова взглянув на Мадди, граф пробурчал:

– Нейтан ничуть не похож на меня. – Покачав головой, он добавил: – Нет, этого не может быть.

– А он похож на мать? Или… на того лакея?

– С первых дней Нейтан был вылитая Камелия – черные волосы, зеленые глаза. И вел себя так же – дерзко и нагло… – Граф вздохнул. – И зачем я рассказываю тебе все это?.. Ты не имеешь права вмешиваться…

– Имею, – перебила Мадди. – Нейтан – мой муж. Я люблю его и не хочу, чтобы он уезжал из Англии. Уверена, что и вы не хотите.

– Как я уже сказал, не в моих силах его остановить.

Мадди подалась вперед, поставив локти на письменный стол.

– Неужели вы так быстро сдадитесь? Нейтан до сих пор страдает из-за всего произошедшего с ним в прошлом. Это отчуждение между вами уходит корнями в его детство. Из того малого, что он рассказал мне, явствует следующее: вы обращались с ним жестоко, совсем не так, как с его старшим братом. – Мадди помолчала, но герцог не произнес ни слова, и она продолжала: – Но даже если Нейтан вам не родной, все равно обстоятельства его рождения нельзя вменять ему в вину. Вы в любом случае должны были стать для него любящим отцом. Он ведь был всего лишь ребенок… И не заслуживал вашей ненависти.

Мадди умолкла. Она не надеялась на многое. Граф Гилмор был гордым человеком, не терпящим вмешательства в свою личную жизнь. Вряд ли он внемлет увещеваниям снохи. И уж тем более никогда не признает собственных ошибок.

И все же, к ее удивлению, она увидела, что в его глазах блеснули слезы. Граф уронил голову на руки и тяжело вздохнул.

– Мне тяжело это говорить, – произнес он с трудом. – Но, вероятно, я был несправедлив к нему. И теперь хотел бы все исправить. Если еще не поздно.

Мадди чувствовала величайшее облегчение. Ох, даже не верилось, что граф внял ее мольбам…

– Никогда не бывает поздно. Если бы вы могли поговорить с ним, протянуть ему руку примирения, тогда, возможно, сумели бы убедить его…

– Что такое? – раздался язвительный голос Нейтана, стоявшего в дверях. – Заговор?..

Мадди вздрогнула и, повернувшись, увидела своего мужа. А тот решительно вошел в библиотеку и остановился, немного не доходя до стола. Взглянув на графа, он продолжал:

– Я пришел сюда в поисках Гилмора – и кого тут обнаружил? Мадлен. Как пить дать, наябедничала о моем отъезде. Как быстро ты переметнулась на другую сторону. Ну да, теперь ты голубых кровей…

Помрачнев, граф поднялся на ноги.

– Нейтан, не говори со своей женой с таким неуважением.

– Я научился этому у тебя, отец. Я рос, слыша, с каким презрением ты обращался к моей матери.

Опасаясь, что словесное фехтование превратится в громкую перебранку, Мадди вскочила со стула.

– Нейтан, какой смысл ссориться? Он готов с тобой помириться. Если ты позволишь.

– Помириться на его условиях? Никогда.

– Пожалуйста, хотя бы выслушай его…

– Буду очень рад, если это наша с ним последняя встреча. – У Нейтана задергалась щека. – По правде говоря, я приехал в Англию лишь потому, что считал его мертвым.

– Мертвым? – нахмурился граф. – Что это значит?

– Леди Милфорд написала мне, что ты умираешь от оспы. Неделей позже она послала второе письмо, но я его так и не получил. Так что я приехал с намерением навестить брата и сестру. А если бы я знал, что ты все еще жив, то ни за что бы не вернулся.

Это его заявление обдало Мадди ледяным холодом. Она давно не видела со стороны Нейтана такой озлобленности по отношению к Гилмору. И его признание ужаснуло ее. А как это воспринял граф, о том можно было лишь догадываться.

Покосившись на него, Мадди увидела, что лицо Гилмора покрыла смертельная бледность. А дыхание его стало прерывистым. Он открыл рот, словно намеревался что-то сказать – и вдруг схватился за грудь. Мадди в ужасе замерла, а граф с тихим стоном покачнулся. Нейтан быстро шагнул к нему, но опоздал.

Не устояв на ногах, Гилмор упал и, ударившись головой о край стола, затих, лежа на полу.

Глава 23

На следующее утро Мадди вошла в гостиную, чтобы принять посетителя. У одного из высоких окон стояла леди Милфорд, смотревшая на площадь сквозь забрызганное дождем стекло. Как всегда, элегантная, в сиреневом платье и гофрированной шляпке со страусовыми перьями, она повернулась к Мадди с тревожным выражением лица.

– Моя дорогая, надеюсь, вы простите мне столь раннее вторжение, но я приехала, потому что не могла не приехать, – проговорила гостья. – Как лорд Гилмор себя чувствует?

– Боюсь, граф до сих пор без сознания. С ним случился удар, и еще он разбил голову при падении. Доктор оставался с ним всю ночь. Мы не узнаем о тяжести его травмы, пока он не очнется.

«Если очнется». Мадди вздрогнула, снова пережив ужасную сцену, когда ее свекор упал без чувств. Она бросилась к нему на помощь, затем Нейтан вместе с лакеем перенесли его наверх, в спальню. Весь дом пришел в движение. Старой графине понадобились нюхательные соли, Эмили горько разрыдалась, а леди София с упреком посмотрела на Мадди, как будто она была виновата в случившемся.

Мадди тяжело вздохнула и всхлипнула. Ее пальцы нервно теребили голубой бархатный мешочек, который она принесла из своей спальни. Вероятно, она и впрямь была виновата. Вероятно, ей не следовало беспокоить лорда Гилмора и ворошить прошлое. Если бы она не говорила с графом, Нейтан, наверное, не бросил бы ему этих убийственных слов.

Тут леди Милфорд ласково обняла ее за плечи и проводила к кушетке.

– Ну-ну, моя дорогая, успокойтесь. Послать за чаем?

Мадди села и смахнула слезы.

– Нет, благодарю. Я справлюсь. Просто… Боюсь, это я виновата во всем случившемся.

Леди Милфорд села рядом с ней. Взяв ее за руку, спросила:

– То есть как?.. Что вы этим хотите сказать?

Мадди снова вздохнула. И тут слова полились словно сами собой.

– Все началось, когда Нейтан узнал, что я солгала ему о своем прошлом. Он не знал, что я кровная родня герцога Хутона, и очень разозлился, узнав правду. Он женился на мне, чтобы досадить отцу, понимаете?.. В общем, он сделал все необходимые приготовления для отъезда из Англии сегодня утром…

– Как для отъезда?! Он уже уехал?

Мадди покачала головой.

– Нет, он был вынужден отложить отъезд из-за болезни графа. Но я не знаю, на какой срок он его отложил.

Навещая Гилмора этим утром, Мадди застала там Нейтана. Выглядел он угрюмым и усталым. Держался отчужденно и совсем не походил на доброго и ласкового мужа, каким она его знала до сих пор. Так что Мадди уходила оттуда с тяжелым сердцем.

– Мне нужно будет с ним переговорить попозже, – решительно заявила леди Милфорд. – Но я так и не поняла, почему вы считаете случившееся своей виной.

– Вчера вечером я пошла к графу, чтобы молить о помощи. Я… говорила с ним откровенно. Говорила о его несправедливом отношении к Нейтану в прошлом. К несчастью, Нейтан застал нас за разговором и обвинил нас с Гилмором в том, что мы о чем-то сговариваемся за его спиной. А потом он сказал Гилмору, что ни за что бы не вернулся в Англию, если бы знал, что тот жив.

Леди Милфорд поджала губы.

– Ах, это все мое письмо… Вы не представляете, сколько раз я жалела, что отправила его. Сообщение о том, что его отец умирает, было преждевременным. Гилмор поправился, а болезнь поразила брата и сестру Нейтана. Тогда я написала второе письмо, но он, как оказалось, не получил его.

– Ему в любом случае следовало вернуться в Англию. – Мадди попыталась взглянуть на события с положительной точки зрения. – И теперь он должен остаться. Я так и сказала ему, но он отказывается меня слушать.

– Ну-ну, успокойся, милая. Не нужно нервничать. Твоей вины здесь нет. Можно с таким же успехом обвинить меня в том, что отправила ему то письмо. Ведь если б не отправила, то Нейтан не сказал бы отцу этих ужасных слов, верно?

Мадди, разумеется, не сказала о том, что граф, возможно, не был отцом Нейтана. Она считала, что не вправе раскрывать тайну, хранить которую обещала Гилмору.

– Не буду вас задерживать, – произнесла леди Милфорд, вставая. – Я снова зайду через день или два. Если Нейтан попытается уехать из Лондона, умоляю, сообщите мне. Он не должен этого делать, пока не поговорит со мной.

– Конечно, миледи.

Вставая, Мадди вспомнила о голубом бархатном мешочке, что лежал у нее на коленях. В нем были алые танцевальные туфли. Она протянула мешочек леди Милфорд.

– Вот, чуть не забыла… Вы одолжили мне эти туфли во время нашей первой встречи. Я подумала, что их следует вам вернуть.

Леди Милфорд загадочно улыбнулась.

– Я рада, что вы сумели хорошо их использовать. И не бойтесь, очень скоро все образуется. Вот увидите.

Мадди тоже улыбнулась, хотя знала, что ничего хорошего уже не будет. Она вернула туфли, потому что приняла решение. Она перестанет посещать балы и приемы. Если граф поправится и если Нейтан с ним помирится… В общем, она больше не хотела быть помехой.

Настало время ей самой уйти из Гилмор-Хауса – не Нейтану.

* * *

Пасмурный день в сочетании с задернутыми шторами создавал в комнате больного полумрак с густыми тенями по углам. Одинокая свеча на прикроватном столике отбрасывала скупой свет на человека, лежавшего под одеялами. Его изрытое оспинами лицо было бледным, и если бы не размеренные движения его грудной клетки вверх и вниз, то Нейтан подумал бы, что он мертв.

Меряя комнату шагами, он наблюдал за графом. Гилмор по-прежнему лежал неподвижно, как и ночью. Было неясно, что стало причиной его бесчувствия – удар или багровая шишка на лбу, возникшая в результате падения. Доктор уехал, так как другие больные требовали его внимания, но он распорядился вызвать его немедленно, если будут какие-либо изменения. Нейт находился в комнате один. Бабушку и сестру он отправил отдохнуть, так как они провели бессонную ночь.

Сам Нейт то и дело дремал в кресле у камина. Он выходил из этой комнаты только для того, чтобы сменить помятую одежду и отправить сообщение в порт. По какой-то необъяснимой причине он чувствовал необходимость оставаться у постели отца.

Своего отца.

Нейт внезапно остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Странно, что все последние часы он думал о нем как о своем родном отце, хотя давно уже поклялся думать иначе. Странно было и то, что у него холодело сердце при мысли о возможной кончине этого человека. И дело было не только в чувстве вины из-за его грубых слов. Каким-то образом в течение этих последних недель, не совсем понимая, как такое случилось, Нейт пришел к нелегкому мирному сосуществованию с графом. Возможно, благодаря влиянию Мадлен. Как бы то ни было, но они с отцом вели себя по отношению друг к другу более или менее корректно. По крайней мере, так и было до вчерашнего дня, пока его, Нейта, злобная тирада не стала причиной болезни графа.

По словам доктора, оспа ослабила сердце Гилмора. Похоже, отец уже не был тем крепким и тренированным мужчиной, которого он когда-то знал. Да-да, верно. В тот день, когда он вернулся домой и привел с собой Мадлен в качестве молодой жены, бабушка упомянула о слабом здоровье графа. Но тогда Нейт не обратил на это внимания – всецело сосредоточился на плане мести.

Он подошел к прикроватному столику. Взглянул на отца и крепко зажмурился. Вчера он отправился в библиотеку, чтобы сообщить Гилмору о своем отъезде. И увидел там Мадлен. Они о чем-то говорили.

При мысли о том, что эти двое объединили силы против него, он, казалось, потерял рассудок. Они мирно беседовали словно двое друзей, хотя по его, Нейтана, плану Мадлен должна была являться орудием мести. Но вот она вдруг превратилась в верную наперсницу его отца. И тогда Нейт не смог сдержать ярости…

«Если бы я знал, что ты все еще жив, то ни за что бы не вернулся».

Эти слова были губительными… и совершенно ненужными. Не было никакого смысла рассказывать Гилмору о письме леди Милфорд. Ведь он, Нейт, уже решил не оставлять ему внука, но ему и этого казалось мало, чтобы удовлетворить жажду мести…

Как он мог до такой степени озлобиться и очерстветь? Никогда еще не чувствовал он себя до такой степени связанным оковами прошлого. Более того, мысль о том, что Мадлен стала лучше относиться к его отцу, вызвала у него ощущение, что его предали.

«Я люблю тебя. Моей любви хватит на нас обоих».

У Нейта защемило в груди, когда вспомнил, как она произносила эти слова, хотя он и не поверил ей. После того, как она лгала о своем происхождении, он не мог верить никаким ее словам. Если бы она действительно его любила, то не лгала бы…

Слабый шорох прервал цепь его горестных размышлений. С кровати донесся тихий стон.

Нейт вскинул голову и увидел, что Гилмор пришел в себя. Его глаза были приоткрыты, и пальцы судорожно сжимали расшитое золотом одеяло.

Нейт склонился над ним.

– Ты можешь говорить, отец? Ты меня узнаешь?

Граф нахмурился. Его веки дрогнули – казалось, он пытался сфокусировать взгляд. А затем он хриплым шепотом сказал:

– Ней… тан.

У него пересохло во рту. Конечно, он хотел пить, после того как двадцать четыре часа находился без сознания.

– Хочешь пить?

Не дожидаясь ответа, Нейтан схватил кувшин с ночного столика и плеснул воды в стакан, немного разлив, хотя обычно он не был таким неловким. Как это нелепо, что у него дрожали руки…

Осторожно поддерживая отца, он помог ему сесть, и тот сделал несколько глотков. Немного воды пролилось на подбородок. Попив, Гилмор слабым жестом отстранил стакан.

Нейт снова уложил его на подушки.

– Я сообщу доктору, что ты пришел в себя. Он просил сразу сказать ему об этом.

Гилмор схватил его за руку.

– Не… уходи.

Рука отца была очень слабой. Нейт мог бы с легкостью освободиться. Но он не стал этого делать. Он не помнил, когда в последний раз граф держал его за руку. Если вообще когда-либо держал…

– Отец, я сейчас вернусь. Это займет не больше минуты.

– Я… не о том… не уезжай… из Англии. Нам нужно… поговорить. Прости… я был не прав…

Гилмор умолк и сделал несколько судорожных вдохов, как будто несколько слов вымотали его до предела.

Нейт замер в неподвижности. Гилмор всегда правил этим домом железной рукой. И никогда ни за что не извинялся. Но что он имел в виду, сказав, что был «не прав»?

Нейт горел желанием узнать это. И в то же время боялся, не опасно ли переутомлять графа.

– Теперь помолчи, отец, – сказал он. – Мы можем поговорить завтра, если тебе станет лучше.

Гилмор едва заметно кивнул и закрыл глаза. Его пальцы разжались, и рука упала на одеяло. Нейтан – хотя теперь его никто не держал – остался стоять у постели, глядя на отца с высоты своего роста. На память ему пришли слова Мадлен: «Я понимаю, почему месть так долго управляла твоей жизнью, Нейтан. Но это плохо для тебя. Я думаю, тебе надо помириться с Гилмором вместо того, чтобы снова бежать».