Текст книги "Коннектография"

Геологические характеристики арабских стран важнее, чем политические: они либо богаты нефтью, либо нет, у них есть вода или наблюдается ее дефицит. Поскольку нехватка воды угрожает выживаемости населения таких стран, как Йемен и Иордания, арабским странам стоило бы прокладывать больше водных каналов, трубопроводов и железных дорог вместо контрольно-пропускных пунктов. Например, Израиль, Иордания и Палестина ратуют за строительство канала Красное море – Мертвое море вдоль границы Израиля и Иордании для доставки питьевой воды и ирригации региона. (Кроме того, изучается возможность строительства канала Средиземное море – Мертвое море.)

Трансаравийский нефтепровод протяженностью 1214 километров, построенный в 1940-х годах Standard Oil и Chevron от Абкайка на востоке Саудовской Аравии до Ливана, был самым длинным в мире, но спустя десятилетия стал символом внутренних разборок и неспособности арабского мира к сотрудничеству. Сначала из-за нескончаемых споров о транзитных сборах в 1970-х перестала функционировать часть нефтепровода, а затем в 1990-х и остальная его часть – из-за отказа Саудовской Аравии от поставок в ответ на нейтралитет Иордании в войне в Персидском заливе. Поэтому сегодня новый трубопровод с юга на север – из Саудовской Аравии в Сирию – будет иметь важнейшее значение для возрождения Северного Леванта. Между тем Турция тоже может стать более важным источником гидроэнергии, а также инвестиций в инфраструктуру Сирии. Турецкие строительные компании уже играют ведущую роль в развитии инфраструктуры в Курдистане и использовании курдских трубопроводов, проходящих через Турцию в Джейхан, где нефть перегружается на танкеры и перевозится в Европу и израильский порт Ашкелон, невзирая на возражения Багдада[91]91
  В 2015 году сообщалось, что более 75 процентов израильского нефтяного импорта идет из Курдистана.


[Закрыть]. Катар, который формально считается самой богатой страной мира по показателю ВВП на душу населения, почти не производит продуктов питания, а три его опреснительных завода могут обеспечить всего однодневный запас пресной воды. Катар скупает сельскохозяйственные земли Иордании и Сирии, а значит, должен финансировать строительство современных опреснительных заводов и ирригационных систем, чтобы нарастить производство продуктов питания. Во всех этих примерах инфраструктурная связанность способствует связанности региона, которой политические границы по определению препятствуют.

Новые объекты инфраструктуры повышают стратегическую устойчивость великих держав. Китай расширяет присутствие в Средиземном море, чтобы предотвратить даже незначительные сбои в цепях поставок для своих грузовых судов, идущих через Индийский океан. В 2014 году компания China Harbour Engineering начала строительство нового порта в израильском городе Ашдод на побережье Средиземного моря, который обслуживал бы более крупные грузовые суда, чем Хайфа, а Израиль обязался проложить новую железную дорогу для грузоперевозок между Ашдодом и Эйлатом на Красном море (линия «Красное море – Средиземноморье»), чтобы обогнуть Суэцкий канал в случае его перекрытия.

С самой южной точки Израиля хорошо видны Иордания, Египет и Саудовская Аравия. Эйлат, живописный, но при этом стратегический порт на Красном море в заливе Акаба, становится центром пересечения новых энергосетей, которые изменят геополитическое значение региона. С 1950-х годов трансизраильский трубопровод связывал Эйлат с израильским средиземноморским портом Ашкелоном, но вместо того чтобы транспортировать иранскую нефть в Европу, как в течение двух десятилетий до революции 1979 года, теперь он транспортирует российскую нефть в Азию, то есть в обратном направлении[92]92
  Иран лоббирует строительство нового газопровода через Ирак и Сирию к побережью Средиземного моря для поставок газа на европейские рынки. Некоторые называют этот проект «исламским газопроводом» и считают конкурентом планируемому газопроводу «Набукко», который будет транспортировать газ из Азербайджана в Австрию.


[Закрыть]. Вскоре он войдет в кольцевую сеть трубопроводов, включающую и Ирак, которая обеспечит нефтью и газом страдающих от их недостатка соседей, в том числе Иорданию. До недавнего времени Иордания получала электроэнергию от электростанций, работавших на газе из арабского газопровода, проходящего от терминала египетского порта Эль-Ариш в Акабу, а затем севернее через Иорданию и Сирию. Но постоянные нападения агрессивных бедуинов приводили к острому дефициту топлива в Египте и Иордании, вынудив их тратить несколько миллиардов долларов на дизельное топливо и тяжелую нефть.

Готовность компаний рисковать критически важна для энергетической стабильности региона. Хьюстонская компания Noble Energy инвестировала 3,5 миллиарда долларов, чтобы довести добычу газа до проектных 800 миллиардов кубометров в месторождениях Тамар и Левиафан в восточной части Средиземного моря. Газ из Тамара уже обеспечивает половину производства электроэнергии в Израиле, и Noble Energy начала поставлять газ в Египет, Иорданию и Палестину. Электростанции возле Ашкелона в настоящее время производят достаточно электроэнергии, чтобы экспортировать ее всем странам – соседям Израиля. И все же буровые вышки Noble расположены в уязвимых местах, их можно обстрелять ракетами с берега или со скоростных катеров, а это означает, что Израиль должен защитить свои морские месторождения газа так же надежно, как и сухопутные границы[93]93
  Stanley Reed and Clifford Krauss, “Israel’s Gas Offers Lifeline for Peace,” New York Times, Dec. 14, 2014.


[Закрыть].

До смещения Мубарака в 2011 году Израиль, по сути, был лучшим покупателем газа у Египта, поскольку газопровод Эль-Ариш – Ашкелон намного короче, но сейчас Египет сам вынужден импортировать газ из Израиля по тому же газопроводу реверсом. К счастью для Иордании и Египта, Ирак вроде бы собирается отплатить поставки газа из Акабы во время ирано-иракской войны 1980-х годов. Как альтернативу маршрутам поставки газа через Персидский залив Ирак строит газопровод из Басры в Акабу для обслуживания иорданского рынка и прокачки избытка газа в Египет по арабскому газопроводу. Басра, где сосредоточено около 80 процентов иракской нефти, вполне может настаивать на децентрализации аналогично Курдистану. Между тем Акаба как единственный морской порт Иордании имеет ничуть не меньшее стратегическое значение, чем столица государства Амман. С 2000 года в Акабе действует свободная экономическая зона, защищенная от излишнего вмешательства Аммана; здесь планируется построить атомную электростанцию, крупный опреснительный завод, мощный аэропорт, связывающий два десятка пунктов назначения, и дополнительный трубопровод через всю страну. Энергетическая ось Басра – Акаба между двумя квазиавтономными портовыми городами более значима, чем любые границы в регионе.

На пересечение Красного моря от Синайского полуострова в Египте до Иордании уходят долгие утомительные часы плавания на медленном пароме, разбавляемого оскорбительными проверками на контрольно-пропускных пунктах. Для двух стран, столь остро нуждающихся друг в друге, ложно понятый, превосходящий здравый смысл суверенитет действительно позор. В 1950-х годах арабские диктаторы заключали краткосрочные идеологические союзы, как, например, Объединенная Арабская Республика или Арабская Федерация Ирака и Иордании. Сегодня благодаря появлению совместно используемых объектов инфраструктуры такие союзы могли бы быть намного эффективнее.

У пространства между Средиземным морем и рекой Тигр все еще есть шанс занять достойное место на новых шелковых путях, связывающих Европу и Азию. Арабы нуждаются в связанности как факторе долговременного роста, потому что США (уже) и Китай (в будущем) стараются соскочить с нефтяной и газовой арабской иглы. Поэтому они должны стать процветающими урбанизированными центрами, соединяющими и обсуживающими все континенты, включая Африку. На Западе не решаются составлять, по крайней мере официально, какие-либо другие карты региона, который они так подло разделили в прошлом веке, воспользовавшись тем, что оставшиеся на плаву арабские режимы были слишком заняты внутренними проблемами, чтобы думать о выработке коллективного долгосрочного видения будущего региона. Но если соглашение Сайкса – Пико им навредило, а хаос грозит их поглотить, то следует создать собственные карты Pax Arabia, чтобы было к чему стремиться.

Глава 5. «Явное предначертание» наших дней

Вот некоторые шокирующие факты отношения американцев к своей стране: 60 процентов считают, что пресловутая «американская мечта» недостижима для них и их детей; 40 процентов молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет предполагают, что им придется эмигрировать в поисках работы. Пенсионные накопления многих из опрошенных в 2014 году представителей поколения беби-бумеров уничтожил финансовый кризис 2008 года, а последующая рецессия, вызванная сверхнизкими процентными ставками, развеяла надежду на то, что от их пенсий хоть что-нибудь останется. Рекордное количество пожилых американцев переезжают в Мексику, Панаму и другие места, где можно более достойно провести старость. Еще более многочисленная категория эмигрантов – молодые неквалифицированные работники, составляющие половину безработных в США. (Некоторые американские ученые даже предложили экспортировать структурных безработных и тем самым снизить нагрузку на правительство.) Деиндустриализация в сочетании с крахом субстандартного кредитования привела к мощным внутренним потрясениям, и толпы безработных и бездомных ринулись в крупные городские агломерации в поисках любой работы за любую зарплату.

(Карты 20, 21, 22, 23 к этой главе приведены на вклейке.)

Находящиеся выше по цепочке добавленной стоимости талантливые и обеспеченные американцы не только разделяют сомнения своих соотечественников насчет целесообразности оставаться на родине, но и действуют под влиянием этих сомнений. США отстают только от Франции, Британии и Испании по чистой потере членов профессионального сообщества LinkedIn, выезжающих в развивающиеся страны. Кроме того, ежегодно четыре тысячи американцев отказываются от гражданства или вида на жительство («зеленая карта»). Рекордные девять миллионов американцев сегодня живут за рубежом: они проголосовали ногами и кошельками за лучшее качество жизни, особенно за более низкие налоги и неплохие карьерные перспективы за пределами США. Когда быть американцем становится обязанностью, американские компании тоже пускаются наутек, переводя свои мощности и прибыли за границу. По состоянию на 2014 год они держали за рубежом около 5 триллионов долларов наличными, уклоняясь от высоких налогов на репатриацию и инвестируя в слияния и поглощения, перемещение производства и выкуп акций, чтобы еще надежнее оградить себя от американского регуляторного пресса.

Америка казалась самым богатым, технологически развитым и безопасным обществом в мире. Но никогда не стоит путать удачное стечение обстоятельств с судьбой. Многое из того, что было справедливо после Второй мировой войны, утратило актуальность. Статус ключевой мировой супердержавы гарантирует лишь сохранение американской империи, но отнюдь не превосходство ее государственной системы и образа жизни. Действительно, последние годы поставили под сомнение как глобальный статус сверхдержавы, так и эффективность ее модели управления. И то и другое будет подвергаться еще более серьезному давлению в ближайшие десятилетия из-за растущей зависимости Америки от иностранных инвестиций, экспорта в быстрорастущие государства, финансовых и деловых центров, конкурирующих с США на мировых рынках.

Представьте себе радужный сценарий на 2020 год: американские вооруженные силы в основном находятся дома после двух десятилетий внешнеполитических катастроф, сланцевые месторождения дают больше нефти и газа, чем добывают Россия и Иран, калифорнийские высокотехнологичные компании разрабатывают прорывные приложения, благодаря которым в мире появляется первая компания с капитализацией более триллиона долларов. Экономика устойчиво демонстрирует 3-процентный среднегодовой темп роста, а инклюзивные стандарты ипотеки позволяют рекордному числу американцев жить в собственных домах.

Означает ли возобновление экономического роста возвращение американских граждан и корпораций вместе с их деньгами и лояльностью? Говорит ли энергетический бум в Техасе и Дакоте о том, что часть национального богатства должна перейти депрессивным штатам? Дает ли процветание высокотехнологичного сектора шанс многим американцам получить престижные рабочие места? Ответы на эти вопросы покажут, развивается ли Америка в целом или в ней разыгрывается трагедия общин; движется ли она по пути великой, но разрушающейся империи или возрождается как действительно Соединенные Штаты. Одно можно сказать наверняка: в гиперконкурентной мировой цепи поставок просто быть американцем уже недостаточно.

Банкротство в 2013 году Детройта, некогда самого богатого города Америки, стало не просто событием, а предупреждением, что проживание в одной из самых конкурентоспособных стран мира вовсе не гарантирует процветания ее городов. Ситуация, когда одни города, компании и общины развиваются, а другие приходят в упадок, сигнализирует о тенденциях децентрализации – как положительных, так и отрицательных. Нью-Йорк, Майами, Даллас, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Чикаго, Бостон и Атланта – национальные точки роста, региональные магниты и даже в различной степени глобальные центры. Калифорния гораздо густонаселеннее, чем большинство стран мира; при губернаторах Джерри Брауне и Арнольде Шварценеггере она регулярно отправляла за границу представительные делегации в целях увеличения экспорта и привлечения инвестиций. Другие штаты тоже подсчитывают, сколько рабочих мест создано за счет экспорта в те или иные страны, и затем ставят задачи по развитию коммерческих связей.

Между тем многие американские штаты и города олицетворяют упадок в результате децентрализации: они получили от Вашингтона права, но не деньги и не в состоянии самостоятельно генерировать достаточно средств, потому что слишком малы. (Америка – менее урбанизированная страна, чем большинство ведущих стран Запада.) Перспективы таких городов печальны. В отчете 2013 года сказано, что Кливленд «балканизирован» и стал городом, «сошедшим с магистрального потока людей и идей»[94]94
  Richey Piiparinen and Jim Russell, From Balkanized Cleveland to Global Cleveland: A Theory of Change for Legacy Cities (White Paper funded by Ohio City Inc., 2013).


[Закрыть]. Некогда наполненные кипучей деятельность здания заводов и фабрик в Буффало, производивших лифты Otis и хлеб Wonder, сегодня стоят заброшенные и ветшают. Эксперты прогнозируют еще более мощную волну банкротств в «ржавом поясе» – штатах Мичиган, Огайо, Пенсильвания, Иллинойс, Нью-Йорк и даже некоторых городах Новой Англии, из которых таланты, бизнес и инвестиции перетекают в Бостон. Для большой империи, такой как Америка, несостоявшиеся города – ее собственная версия несостоявшихся государств.

Хотя многие считают аутсорсинг причиной упадка Детройта, поскольку автопроизводители стали передавать часть производства автомобильным заводам в Китае, у Motor City в Китае есть «двойник», город Дунгуань – один из «четырех маленьких тигров» южной провинции Китая Гуандун, специализирующийся на производстве электроники и занимающий второе место по объему продаж после Шэньчжэня[95]95
  Близлежащий округ Чжуншань также является примером жесткого разделения труда: компания Dachong производит мебель из красного дерева; Dongfeng – бытовую технику, Guzhen – осветительные приборы, Huangpu – продукты питания, Shaxi – повседневную одежду, Xiaolan – дверные замки, акустические системы и так далее.


[Закрыть]. Финансовый кризис 2008 года тоже обрушил его экспорт: фабрики были закрыты, а рабочие уволены. Недавно построенный торговый центр New South China Mall, по площади в два раза превышавший Mall of America в штате Миннесота, оказался мертворожденным и стоял пустой.

Но у Дунгуаня, в отличие от Детройта, нашлось несколько преимуществ. Население города – свыше восьми миллионов человек, причем у рабочих есть возможность перебраться в другие крупные города и найти там работу, пока не решатся проблемы с экспортом. Его инфраструктура относительно новая и может быть быстро перепрофилирована для нужд логистических центров, компаний, занимающихся упаковкой пищевых продуктов, или производителей высококачественных бытовых приборов и инструментов. Кроме того, сектор услуг в Дунгуане, например рестораны и отели, генерирует большую часть ВВП, чем производство. На пике развития только в секс-индустрии – от массажных салонов до караоке-баров – было занято больше людей, чем все население Детройта. Сегодня New South China Mall работает практически с полной загрузкой.

Еще одно принципиальное различие между двумя городами состоит в том, что Дунгуань, в отличие от Детройта, не вел активных операций на финансовых рынках. Муниципальные долги Китая непомерны, а государственные предприятия отчаянно нуждаются в реконструкции, но и те и другие поддерживаются 4 триллионами долларов Народного банка Китая. Между тем Детройт за считаные дни до банкротства выплатил 250 миллионов долларов UBS и Банку Америки по долгам, обесцененным в связи с широким использованием своп-соглашений о процентной ставке. В результате у него не осталось ни цента на покрытие почти 20 миллиардов долларов обязательств по выплате пенсий и медицинских страховок.

Можно ли утверждать, что китайская модель регулирования отношений между центральным правительством и городами лучше, чем у США? Китай провел экономическую либерализацию гораздо быстрее, чем политическую демократизацию, но, как оказалось, для его долгосрочной стабильности не менее важны методы проведения децентрализации. Пекин – настоящий капитан сборной городов, он поощряет эксперименты, но не допускает провала. Страна превращается в конфедерацию мегаполисов, конкурирующих за таланты, инвестиции, производственные мощности и узнаваемость, генерируя динамизм, необходимый стране для стабильного развития. Даже у контролируемых правящей партией Пекина, Шанхая, Тяньцзиня и Чунцина появилось больше полномочий для разработки собственных экономических планов. Хотя губернаторы провинций и мэры назначаются из Пекина, они, по словам Даоку Ли из университета Цинхуа, «…являются председателями холдинговых компаний и наделены широкими полномочиями при распределении капитала и привлечении инвестиций». Шанхай недавно создал свободную экономическую зону, чтобы упростить иностранным компаниям работу с валютами. Стремительное возвышение секретаря Коммунистической партии Чунцина Бо Силая и его последующая скандальная отставка – пример того, насколько независимым может быть крупный город и его мэр и каковы пределы терпения Пекина по отношению к децентрализации. Неудивительно, что сегодня так часто цитируется старая поговорка: «Холмы высоки, а император далеко».

Китай хочет убедиться, что преуспеет как в эпоху сильных государств, так и в эпоху сильных городов. В отличие от периода «сражающихся царств» Древнего Китая, когда полномочия центральной власти были чисто символическими, нынешний Пекин поддерживает провинции и регионы так, как это делала династия Сун. Каждый из более чем двух тысяч округов Китая (с населением от 50 тысяч до трех миллионов человек) ищет свое место в пятилетних планах, разрабатываемых Пекином, – или как район мегаполиса, или в рамках программ по сокращению вредных выбросов. Хотя не менее 70 процентов бюджета Китая расходуется на нужды регионов, многие ученые утверждают, что Китай уже де-факто федерация и осталось только закрепить это де-юре[96]96
  Китайский академик Чжэн Юннянь называет нынешний статус Китая «поведенческим федерализмом».


[Закрыть]. Действительно, центральное правительство больше не устанавливает показатели экономического роста для провинций и не поощряет их выполнение, позволяя местным властям самостоятельно разрабатывать экономическую стратегию региона[97]97
  Через такой механизм финансирования местных органов власти, как инвестиционные облигации, распространяемые как внутри страны, так и за рубежом, муниципалитеты Китая ежемесячно мобилизуют около миллиарда долларов на реализацию проектов развития.


[Закрыть]. Внутриконтинентальные провинции используют обновленную инфраструктуру, чтобы привлечь компании из прибрежных городов с высокой зарплатой в свои округа с более низкой оплатой труда.

Между тем в результате «гонки на дно»[98]98
  Термин впервые использован Луисом Брандейсом, судьей Верховного суда США, и означает отмену ограничений и снижение стандартов государственного регулирования в результате межнациональной или межрегиональной конкуренции. Прим. ред.


[Закрыть] за создание промышленных рабочих мест нынешняя Америка теперь напоминает Азию 1980-х. Штат Теннесси возместил производителю автомобильных шин, южнокорейской компании Hankook, стартовые расходы на строительство первого завода в США в городе Кларксвилл, где эта компания станет крупнейшим работодателем. По другую сторону от Нашвилла городок Смирна влачил жалкое существование до прихода компании Nissan в 1983 году, после чего его население увеличилось вчетверо и составило около 40 тысяч человек. Сейчас Nissan передает некоторые виды работ по субконтракту американской компании, которая заставляет работать сверхурочно без дополнительной оплаты, а также выходить в выходные, не предлагая никаких льгот. Тем не менее представитель штата Теннесси Майк Спаркс считает, что у штата нет иного выхода. Если профсоюз работников автомобильной промышленности сумеет защитить права рабочих на заводах Nissan, то «они уйдут в Алабаму, Джорджию или Миссисипи»[99]99
  Lydia DePillis, “This Is What a Job in the U.S.’s New Manufacturing Industry Looks Like,” Washington Post, Mar. 9, 2014.


[Закрыть].

В мире цепей поставок американские штаты конкурируют друг с другом так же, как с Таиландом, Мексикой или Китаем. Но в Америке на промышленных предприятиях осталось менее 20 миллионов рабочих мест, поэтому Мичигану или Теннесси никак не избежать их сокращения в будущем.