Текст книги "Лорд-мошенник"

Алисия огляделась. Худощавая полуголая индианка готовила какое-то варево в котелке на открытом огне. Она удивленно посмотрела на вошедших, но, узнав Трэвиса, приветливо улыбнулась. Отводя взгляд от обнаженной груди женщины, Алисия терзалась вопросом: позволительно ли этим индейцам иметь двух жен? Она слышала, что такие семьи не редкость в некоторых индейских племенах. Чего ей не хватало в жизни, так это стать второй женой Трэвиса.

Но разговор между Трэвисом и женщиной оказался вполне нейтральным, и Алисия отказалась от попытки вникнуть в смысл быстро произносимых ими слов на незнакомом языке. Пол в хижине был земляным, но высокий потолок позволял Алисии свободно стоять в полный рост. Часть пола была покрыта цветными одеялами. В одном углу стояли корзины, содержимое которых она затруднялась определить. В другом углу висела связка мехов. Неужели Трэвис решил, что она согласится жить в подобных условиях?

Он ничего не говорил о своих намерениях. Наказав Алисии оставаться с женщиной, которую Трэвис как-то назвал по имени (что-то похожее на Хомасини), он нырнул в дверной проем и исчез.

Оставшись наедине с незнакомой женщиной, которая не могла даже разговаривать на ее языке, в совершенно чуждой для нее обстановке, Алисия едва не запаниковала и не бросилась вслед за Трэвисом. Только гордость не позволила ей сделать это. С напускной отвагой она встретила взгляд индианки. По крайней мере Трэвис не стал при помощи кулаков вымещать на ней злость. Пока не стал.

При мысли о том, что может произойти с наступлением ночи, Алисию охватила дрожь. Ей отчаянно не хватало смелости, чтобы убежать отсюда. Страх перед неизвестностью был сильнее страха перед Трэвисом. Придется остаться, а там будь что будет.

Индианка, которая оказалась чуть старше ее, жестом пригласила ее присесть на одеяла. Испытывавшая рядом с маленькой дикаркой неловкость из-за своего роста, Алисия воспользовалась приглашением, но неловкость осталась. Она не могла вести беседу, не знала, чем занять руки. Не могла без смущения смотреть на эту женщину. Что же ей делать?

Молодая индианка с некоторой робостью присела на расстеленное рядом одеяло и взяла одну из корзин. Широкая юбка из оленьей кожи позволяла ей скрестить ноги и примостить корзину между коленями. Алисия не могла и мечтать о такой позе, даже если бы ширина муслинового платья позволяла ей это. Она смотрела, как индианка ловко лущила что-то похожее на горох, ссыпая ядра в другую корзину.

Это не казалось трудным. Алисия протянула ладонь, и индианка наполнила ее тонкими стручками. Потребовалось время и немного ловкости, чтобы горошины не рассыпались по полу, но у Алисии вскоре это начало получаться. У нее не выходило так сноровисто, как у индианки, но теперь зато руки ее были заняты. Она была готова делать что угодно, лишь бы время текло быстрее.

Когда солнце поднялось в зенит, индианка прервала работу и зачерпнула одной, потом другой миской из сушеной тыквы варево из котелка. Алисия растерянно смотрела на предложенную ей миску с жирным бульоном. Она была голодна, но не знала, как есть это без ложки. Награждая Трэвиса теми немногими ругательствами, какие знала, Алисия едва сдерживала слезы. Она не могла так жить. Если Трэвис хотел унизить ее, то ему это удалось. Почему же он не сидит здесь и не наслаждается своим триумфом?

Урчание в животе напомнило Алисии, что ей нужно думать не только о себе. Стараясь скрыть брезгливость, она поднесла миску к губам и отпила бульона. Вкус мог бы быть и получше, но, кстати, варево оказалось вполне съедобным. Наблюдая исподтишка за действиями индианки, Алисия, подобно ей, выловила из миски пальцами толстый кусок мяса. Мясо было жестким, пальцы стали липкими от жира, зато эта пища помогла ей утолить голод.

До конца дня было еще далеко. Алисия последовала за Хомасини к реке, где они умылись и справили нужду. Алисия заметила, что индианка беременна уже несколько месяцев, и снова задалась ревнивым вопросом, не жена ли она Трэвиса? Если станет известно, что они обе беременны от него, то это будет для нее еще большим унижением. Тогда ей останется только утопиться.

К концу дня Алисия начала думать, отчего же она сразу не пошла к реке и не нашла в ней вечное упокоение. Она слышала, как в вигвамы возвращались мужчины, доносились крики игравших детей, приглушенная гортанная речь других женщин, готовивших ужин. А Трэвиса все не было, хотя Хомасини нетерпеливо поглядывала на вход каждый раз, когда там мелькала чья-нибудь тень или слышались чьи-то шаги.

Алисию немного тошнило от жирной пищи, а смешанный запах от готовящейся на многих очагах еды ничуть не способствовал возбуждению у нее аппетита. Единственное, что ей хотелось, – это завернуться в одно из одеял и, закрыв глаза, забыть об окружавшем ее мире, но она ни за что не признается в своей слабости. Выпрямив ноющую спину, она медленно нарезала какие-то корнеплоды, внося свою лепту в приготовление ужина.

Алисия уже знала, что Хомасини могла немного говорить по-английски, но стеснялась своего произношения. Бесконечно тянущийся день отбил у Алисии охоту к разговорам, так что они в основном молчали. Но сейчас раздраженная тем, что оказалась брошенной и предоставленной собственным заботам, она принялась тихо бормотать страшные проклятия в адрес Трэвиса.

Хомасини с любопытством взглянула на нее, но не прекратила взбивать жидкое тесто из кукурузной муки. Снаружи начали сгущаться сумерки, и в хижине потемнело, их лица было уже трудно различить. Почувствовав себя увереннее в темноте, Алисия начала размышлять, чем можно разбить Трэвису голову, когда он шагнет к двери. По-видимому, одну из своих угроз она произнесла вслух, потому что Хомасини вдруг испуганно вскрикнула.

– Лоунтри много работает, – заявила она в его оправдание.

Алисия удивленно посмотрела на нее.

– А я этого и не отрицаю, – хмуро согласилась она, не представляя, поняла ее индианка или нет.

Почувствовав, что Алисия не понимает, Хомасини предприняла еще одну попытку объясниться:

– Он строит вигвам, дом для тебя.

Онемев, Алисия вглядывалась в едва различимое напряженное лицо Хомасини. Эти слова могли означать только одно, но до Алисии не доходил их смысл. У Трэвиса был свой дом, фермерский дом, земля и еще много всего. Зачем ему понадобилась хижина в индейской деревне? Разве что для того, чтобы держать ее там взаперти?

Ужас перед перспективой такой жизни, наложенный на накопившуюся усталость, оказался тяжелым бременем, которое она не смогла долго выдержать. Как только Трэвис нырнул в дверной проем, Алисия подняла корзину с горохом и запустила в его голову.

Глава 29

Хомасини испуганно вскрикнула, а затем тихо хихикнула. Полуобнаженный Трэвис недоуменно уставился на свою буйную суженую. По-видимому, перед тем как вернуться, он искупался в реке. Мокрые волосы прилипли к шее, на груди и спине блестели капельки воды. Хотя купание, как оказалось, не охладило его темперамент.

Веселое хихиканье Хомасини удержало Трэвиса от проявления гнева. Это можно будет сделать и позже, когда он останется наедине с этой мегерой. Трэвис ограничился резким замечанием:

– Советую тебе прибрать все это, пока мой двоюродный брат не вернулся домой. Иначе он устроит взбучку Хомасини.

Затем он отвернулся от Алисии и тихо заговорил с хозяйкой вигвама. Алисия гадала, что произойдет, если она запустит ногти в обнаженную спину этого ненавистного человека. Или, может быть, лучше воспользоваться ножом, который все еще был в ее руке? Но это противоречило ее натуре, да она никогда и не отважилась бы на это. Алисия постаралась успокоиться.

Она начала хладнокровно собирать рассыпанные стручки, поглядывая на маняще открытый зев дверного проема. Теперь, когда Трэвис вернулся, ей было невыносимо находиться в одном помещении с ним. Возможно, в темноте будет легче скрыться в лесу.

Эти ее мысли как будто включили неслышный сигнал тревоги. Двери заслонила массивная фигура. Высокий дикарь скользнул внутрь и завесил вход пологом. От неожиданности Алисия села на пол. От индейца пахло дымом и каким-то несвежим запахом. Она считала, что Трэвис внушает страх, но этот мужчина был ужасен. Едва взглянув на нее, он гортанным рычанием приветствовал всех присутствующих.

Их разговор на непонятном языке только усугубил подавленное состояние Алисии, и она укрылась в темном углу. Сознание того, что ей некого винить в происшедшем, кроме самой себя, не облегчало боль. В том, чтобы выбрать кавалера из узкого круга себе подобных, с соответствующим мировоззрением и воспитанием, был свой резон. Отчего она решила, что можно пренебречь пронесенными сквозь века культурными традициями и выйти замуж за человека из чуждого для нее мира?

Алисия съежилась от страха, когда Трэвис, обнаружив ее, жестом пригласил присоединиться к ним у огня. Она не хотела сидеть рядом с этим буйволом, который, по-видимому, приходился ему двоюродным братом. Она не хотела есть эту жуткую кашу, которую они называли едой. Ей хотелось оказаться дома, в своей постели, чтобы утром она проснулась и все это оказалось страшным сном.

В результате Алисия примостилась между Трэвисом и Хомасини, подальше от дикаря. Мужчина пялился на нее поверх языков пламени, но, к облегчению Алисии, переключился на еду, как только Хомасини протянула ему миску с похлебкой. Алисия сидела, потупив взор, и ни на кого не обращала внимания, но слова Трэвиса заставили ее оторваться от созерцания своих ногтей.

– Здесь принято, чтобы женщины сначала кормили мужчин. Хомасини не может приступить к еде, пока ты не накормишь меня, – отчеканил он.

Кормить его? Она с большим удовольствием стукнет его по голове, только бы не прислуживать ему. Ее глаза полыхали гневом, но Трэвис невозмутимо сидел и ждал, когда она подчинится принятым у них обычаям. Чувствуя, что все выжидающе смотрят на нее, Алисия потянулась за миской.

Трэвис знал, что похлебка может оказаться опрокинутой на него, но воспитание Алисии возобладало над гневом, и она подала ему похлебку с таким видом, будто это был изысканный французский деликатес в фарфоровой посуде. Только Трэвис заметил, как дрожали ее руки от с трудом сдерживаемой ярости.

Алисия не могла есть, любая пища вызывала у нее тошноту, но Хомасини наполнила для нее миску и подала ей. Алисия не смогла отказаться и приняла миску, хотя и не притронулась к еде.

Погруженная в невеселые мысли, она не обращала внимания на негромкие фразы, которыми обменивались сидевшие у очага мужчины, когда ее раздумья были прерваны негромким криком Хомасини. Молодая женщина с побледневшим лицом прижала руку к округлившемуся животу. Не говоря ни слова, она поднялась и выбежала наружу.

Мужчины возбужденно заговорили о чем-то, что Алисия безуспешно пыталась понять, переводя взгляд с их взволнованных лиц на выход. Когда они замолчали, она резко спросила:

– Что происходит? Почему она убежала?

Трэвис нахмурился, его голос звучал озабоченно:

– Она плохо переносит беременность. Она уже теряла детей, но они ничего не могут поделать с этим.

С криком, в котором слышались негодование и сочувствие, Алисия вскочила и бросилась к выходу. Трэвис поднялся, чтобы остановить ее, но она пробежала мимо и исчезла в темноте.

Они вернулись вместе через несколько минут, Хомасини крепко держалась за руку Алисии. Не обращая внимания на сидевших у огня мужчин, Алисия помогла молодой женщине улечься на меховую постель. Свернув несколько одеял, она подложила их под ноги Хомасини, подняв их выше головы. Женщины обменялись несколькими словами, но так тихо, что мужчины не могли их услышать, после чего Алисия вернулась к очагу и заняла свое место подальше от огня.

– Ей нужен врач. – Тон, каким были произнесены эти слова, выдавал неверие Алисии в то, что к ним прислушаются.

– Здесь нет врачей, – ответил Трэвис, не отводя взволнованного взгляда от лежавшей в тени фигуры.

– И конечно, обычай требует от женщины работы до тех пор, пока она не свалится, – едко заметила Алисия. – Скажи своему двоюродному брату, что он может с таким же успехом ударить ее в живот и покончить с этим. Это ведь его ребенок, правда? – За ее язвительностью скрывалось любопытство.

– Да. – Негодуя в душе на судьбу, Трэвис повернулся к двоюродному брату и о чем-то заговорил с ним. Тот взглянул на свою жену и согласно кивнул. Трэвис поднялся и направился к Хомасини.

Наблюдая, как он присел возле индианки и нежно заговорил с ней, Алисия не смогла сдержать душившие ее весь день слезы. Эта миниатюрная веселая милая женщина, которая на протяжении всего дня относилась к ней с неизменной добротой, была той, кого Трэвис любил и потерял. Она определила это по его жестам, по тем взглядам, какими они обменялись. Хомасини была той знатной невестой, на которой он хотел жениться, но не смог из-за обстоятельств своего рождения.

Алисия молча поднялась и вышла из хижины. Она не знала, куда идет и что будет делать, но ей нужно было ощутить прикосновение к коже холодного, свежего ветра после душной атмосферы вигвама.

Шагая к окраине деревни, Алисия пожалела, что оставила свое пальто в вигваме. Перед рассветом станет холоднее, но она не собиралась возвращаться.

Она не удивилась, когда почувствовала, что сильные руки Трэвиса подхватывают и поднимают ее. Ей все равно не скрыться от него, пока он сам не захочет этого. Она не стала вырываться и, поскольку ей было невыносимо смотреть ему в глаза, прижалась лицом к его оголенной груди. Жар его тела согревал ее щеку, но не душу.

Трэвис понес ее к хижине, на сооружение которой затратил весь день. Она была сделана из согнутых стволов молодых деревьев и покрыта корой. Щели были заткнуты речной травой. Внутри пахло листвой и сосновыми лапами, из которых он соорудил их ложе. Поверх мягкого лапника лежали меха, а сверху несколько одеял. Эта постель не была столь изысканной, как в фермерском доме, но вполне пригодной для использования ее по назначению.

Он поставил невесту на пол, и Алисия тут же отошла в дальний угол.

– Ты не можешь больше бегать от меня, Алисия. Теперь ты – моя жена.

Алисию передернуло от слова «жена». Она отчетливо различала его внушительный силуэт на фоне открытого входа, прекрасно помнила силу его рук и знала, что ей не убежать. Однако у нее оставалась еще гордость, хотя и ее было уже совсем не много. Она машинально покачала головой:

– Нет, Трэвис. Я ошибалась. Я не смогу жить с тобой.

Она не услышала судорожного вздоха, с каким он воспринял ее безжалостные слова, но со страхом увидела, как он решительно шагнул в центр вигвама.

– Поздно думать об этом. В глазах моего народа мы женаты. Я соорудил дом, чтобы ты жила в нем. Ты будешь спать в нем, и все будут воспринимать тебя как мою женщину. Когда ты будешь готова официально сочетаться со мной браком, я отвезу тебя к отцу, и мы окончательно узаконим наши отношения в церкви. Но пойми, Алисия, мы и так уже с тобой муж и жена.

– Нет! Нет, мы не женаты! – Алисия вжалась в стену, стараясь ускользнуть от неотвратимо надвигающегося рока. Она ни за что не поддастся его давлению. Но, не подчинившись, она останется в этом диком месте и никогда не увидит своего отца. Что же ей делать?

– Будь же разумной, Алисия. Уже поздно, и мы оба устали. Раздевайся и ложись спать. Утро вечера мудренее.

Ни за что! Она не сможет относиться к этому как прежде. Он любит ту женщину, которая осталась в хижине, – женщину, которая никогда не будет принадлежать ему. Она же ему нужна лишь как наложница, чтобы тешить свое самолюбие, демонстрировать хороший вкус и хвастаться элегантным фермерским домом. Ему нужны власть и деньги, которые он получит вместе с ней, да еще, пожалуй, дети, которых она родит. Хочет же он только ту женщину из вигвама. Не ее. А она не хочет его. И никогда больше не захочет.

– Мне нужен мой сундук, – неожиданно потребовала Алисия. Где ее сундук? Где ее одежда? Ей хотелось прикоснуться к своим привычным вещам, напоминающим о цивилизованном мире.

– Тебе он не понадобится, – безапелляционно отрезал Трэвис. – Я хочу спать, Алисия, и не хочу больше спорить с тобой. Повернись, я помогу тебе расстегнуть пуговицы.

Трэвис придвинулся к ней, заслонив ее от света. От страха ей стало трудно дышать. Алисия попыталась ускользнуть по стенке, но Трэвис взял ее за плечи и не позволил сдвинуться с места.

– Нет, Трэвис, не надо! – Напуганная его близостью, Алисия вжалась в стенку и скрестила руки на груди. Этого человека она не знала. Он был чужим для нее. Одно его присутствие несло угрозу ее существованию.

Трэвис опустил руки и отступил:

– Тогда снимай одежду сама, но если ты этого не сделаешь прямо сейчас, я сорву ее с тебя. И ты долго не увидишь другого платья.

Значение этих слов не сразу дошло до Алисии. Значит, либо она разденется сама, либо будет ходить голой, пока ему не вздумается вернуть ее в дом отца. Без одежды она не сможет даже выйти из этой хижины. Трясущимися руками Алисия начала расстегивать маленькие пуговицы.

Трэвис отошел к постели. Было тепло, и они вполне могли обойтись без огня, поэтому он не позаботился о том, чтобы развести его. К. утру он надеялся уговорить Алисию. Он услышал тихое шуршание спадающего на пол платья и принялся расстегивать свои брюки. На этот раз ему не нужно будет вставать среди ночи и возвращаться домой. Алисия принадлежит ему.

Трэвис разделся и, не обнаружив рядом Алисии, двинулся в ее сторону. Он нашел ее, одетую в сорочку и жавшуюся к стене. Выругавшись, он сорвал с нее шелковую рубашку и отбросил в сторону.

– Не нужно строить из себя скромницу, Алисия. Тебе это не к лицу.

Алисия съежилась, напряглась, когда Трэвис потянул ее к себе. Ощутив его наготу, она стала яростно отбиваться. Когда-то она охотно бросалась в его пылкие объятия, но сейчас дралась как тигрица.

Не обращая внимания на ее лягающиеся босые ноги, Трэвис без труда завел ей руки за спину и отнес на постель. Уложив Алисию на тюфяк, он быстро улегся рядом и постарался предотвратить ее дальнейшее сопротивление, прижав ее ноги своими.

– Алисия, прекрати. Ты можешь злиться на меня, но не можешь отказаться от всего, что уже было между нами. Ты моя жена, могла бы носить моего ребенка, и я не позволю тебе все это испортить из-за одного спорного момента. Давай объявим перемирие и получим удовольствие от совместно проведенной ночи.

Ни за что! Она не может. Он не должен узнать о ребенке. Ей нужно освободиться. Давившая на нее тяжесть тела Трэвиса вызвала у нее панику, и Алисия снова начала бороться с ним.

Трэвис просто взял ее за запястья и завел руки за голову. Потом он наклонился к ее пересохшим губам. Алисия продолжала сопротивляться, но Трэвис целовал ее в губы, щеки, задержался на чувствительной мочке уха и прикусил ее.

Алисия выгибалась, стараясь сбросить Трэвиса с себя, но он придавливал ее коленом и бедром, и каждое движение все больше прижимало ее к его члену, чего ей хотелось избежать. Он так крепко удерживал ее запястья, что она не могла действовать руками, и ей оставалось выгибаться всем телом в попытке уклониться от его жадных губ. Но это лишь усугубляло ее положение. Как только она выгибалась вверх, Трэвис хватал ртом ее сосок.

Алисия застонала от ярости, когда губы Трэвиса сомкнулись на чувствительном кончике груди, а язык начал дразнить и ласкать его. Сосок болезненно затвердел от этих игр, и в ней начало просыпаться желание, с которым ей тоже приходилось бороться. Это была неравная схватка, и, когда Трэвис отпустил ее руки, чтобы погладить груди и скользнуть рукой меж ее бедер, Алисии оставалось только судорожно стискивать одеяло в попытке не дать воли своим рукам и не сжать его в объятиях.

Она была не в силах предотвратить его приставания, но не хотела сдаваться. Она вцеплялась в одеяло и заставляла себя сохранять неподвижность, в то время как Трэвис целовал и ласкал безответную статую. Не добившись успеха пальцами, Трэвис использовал губы, опуская лицо все ниже к ее лону.

У Алисии перехватило дыхание и обожгло низ живота, когда она поняла, что он собирается делать. Она попыталась увернуться, но Трэвис схватил ее руками за бедра и опустил лицо еще ниже, лаская ее языком.

Алисия никогда не испытывала ничего подобного и тихо всхлипнула, когда горячий влажный рот Трэвиса коснулся самого чувствительного места между ее бедрами, а затем и завладел им. Под его натиском она раздвинула ноги, и ее бедра непроизвольно поднялись навстречу его настойчивому языку. Тут она поняла, что тело предало ее, и слезы потекли из ее глаз. Трэвису пришлось изрядно поработать, чтобы одержать победу.

Он быстро воспользовался ситуацией, чтобы закрепить свой успех. Он приподнялся, наклонился над ней и безжалостно вошел в нее. Когда Алисия почувствовала его движение внутри себя, она вскрикнула, осознав поражение и тщетность своего сопротивления.

Наконец Трэвис задрожал, достигнув пика, и Алисия отчетливо поняла, что если она еще и не беременна, то вскоре это непременно случится. Он наполнил ее своим семенем, но ему этого мало, и он будет снова и снова брать ее. Завтра он может вернуться к другой возлюбленной, но до конца жизни она будет принадлежать ему.

Алисия заплакала.