Текст книги "Матадор"

22

Как-то отец рассказал мне историю, которую он вычитал в детективном романе одного очень известного писателя, я запомнила ее на всю жизнь, обрати внимание, это важно. Некая женщина обращается к частному сыщику, ее муж вышел с работы перекусить, и больше его никто не видел. Муж ее был человек порядочный, честный, никогда ни с кем не скандалил, особенно дома, денег, кстати говоря, у семьи особых не было, так что предположение о том, что он сбежал с чемоданом, набитым долларами, отпадает. Было еще одно предположение, что он попросту бросил семью, однако все указывало на то, что жили они дружно, не ссорились, человек этот был хорошим мужем и хорошим отцом, причин уходить из дома у него не было. Его искали повсюду: в больницах, в полицейских участках, по всей стране, везде, где только можно, история в самом деле абсурдная, – парень словно испарился, ни мотивов, ни объяснений этому поступку не было.

Спустя несколько лет тот самый частный детектив – дело происходило в Соединенных Штатах – находит этого типа в каком-то Богом забытом городке, не знаю уж, как он его нашел, знаю только, что нашел. Слушай, парень, ты исчез несколько лет назад, жена твоя чуть не помешалась от горя, какого черта ты это сделал? А у него уже другая жизнь, другая семья, новая работа. Вот что он ответил: в тот день я шел перекусить, когда я проходил мимо стройки, цементный блок или что-то очень похожее на него, не помню точно, свалился сверху и упал мне под ноги, он мог бы упасть мне на голову, но он упал рядом, у меня было такое чувство, словно кто-то открыл крышку у котла, где бурлит вся наша жизнь, засунул мою голову внутрь и сказал: посмотри на то, как варится это дерьмо.

Человек сунул голову в котел, и все сразу потеряло для него смысл. Жена, дети, работа – все это уже не имело никакого значения, потому что, когда ты заглядываешь в этот котел, ты понимаешь, что жизнь в этом и заключается: в том, чтобы жить, и в том, чтобы умереть. Человек этот развернулся и ушел, ушел навсегда.

Я рассказала тебе эту историю, чтобы ты понял – люди исчезают. Не важно, есть у них мотивы, нет у них мотивов, они бросают детей, деньги, да что угодно. Очень много людей пускается в бега, достаточно заглянуть в газеты. Человек идет в булочную на углу и не возвращается. Ребенок играет перед домом и убегает. Уходит в школу и не приходит обратно. Если женщина исчезла, это вовсе не значит, что ее убил муж. Я просто хочу внушить тебе одну простую мысль: люди исчезают.

Вот в этом вся Эрика, как на ладони. Ты, ты, ты саранча, ты бич Божий, ты изуродовал мне жизнь, как ты мог так поступить со мной, идиот несчастный? Я думал, что она скажет что-нибудь в том духе, когда я в отчаянии стучался на рассвете в двери ее церкви и признался, что убил Кледир, я думал, что она начнет кричать на меня, станет говорить про Иисуса и про Марлениу, все так и получилось, в точности как я себе это представлял, однако потом она села на кровать, перестала плакать, и в голове у нее сложился план моего спасения. Мы сидели в комнатке, где она жила, тесная келья с одной кроватью, одним столом и одним стаканом для воды. Саманта спала у меня на руках.

Дальше будет вот что: ее станут искать, родственники, подруги, соседи, полиция, но ты всем скажешь одно и то же: она меня бросила. Сбежала и не оставила даже записки. Их это не удивит. Полиция, конечно, будет подозревать тебя, все будут тебя подозревать, ну и что с того? Подозрение – всего лишь подозрение. Они должны будут найти труп, найти свидетелей. Ты говоришь, что тебя никто не видел. Или видели? Нет, ответил я.

Я сделал все, как она сказала. Одолжил у Маркана машину, и мы поехали ко мне. Саманта всю дорогу плакала, и это сильно действовало мне на нервы. Мы ликвидировали все улики, положили тело Кледир в багажник и пустились в путь.

Саманта лежала на заднем сидении и спала, ехали мы довольно долго, забрались на холмы Кантарейра, я хотел похоронить Кледир в лесу, в густом-густом лесу. Мы остановились на обочине, и в тот самый момент, когда я доставал тело Кледир, на дороге показался грузовик. Поравнявшись с нами, он остановился, Эрика выскочила из машины. Что случилось? спросил водитель грузовика. Колесо лопнуло, ответил я. Помощь нужна? Нет, мы уже поменяли его, сказала Эрика. Грузовик уехал, мне казалось, что сердце у меня сейчас взорвется. Я вошел в лес, таща на себе тело Кледир, выкопал глубокую двухметровую яму, бросил Кледир на дно и аккуратно забросал ее землей.

На обратном пути мы не разговаривали. На полпути я вспомнил про саранчу, а почему ты назвала меня саранчой, спросил я. А у тебя такие же антенны, ответила Эрика. Саманта готова была вот-вот проснуться, и Эрика сделала мне знак, чтобы я замолчал.

Когда мы приехали домой, Эрика уложила Саманту в кроватку. Мы тоже легли. Эрика сказала, что от подушки приятно пахнет. Это ее запах? Да, ответил я. Эрика начала ворочаться с боку на бок, она никак не могла уснуть. Мне тоже не спалось, я думал о Кледир, земля накрыла ее лицо, мне это особенно врезалось в память, как земля падает ей на лицо. Водитель грузовика. Эрика сказала, что ей непривычно спать в этой постели. Я спросил, переедет ли она ко мне. Она сказала да, вот только съездит завтра забрать свои вещи. Ты золото, сказал я ей. Мы начали целоваться, лицо водителя грузовика все время стояло у меня перед глазами. Он мог запомнить номер моей машины. Потом кто-нибудь мог найти труп. Газетчики. Водитель грузовика видел мужчину и женщину в «Додж Дарте» цвета коричневый металлик. Я встал с кровати. Я съезжу туда, сказал я.

Я приехал, выкопал тело, положил его в багажник и вернулся домой. Я решил, что небезопасно оставлять Кледир в машине, я был простужен и из-за насморка не чувствовал запахов, но, может быть, она уже начала разлагаться? Когда Эрика увидела, как я несу тело Кледир на руках, она расплакалась. Господи, до чего же она грязная! Ее надо завернуть, поищи какие-нибудь мешки на кухне. Какие мешки? переспросила Эрика. Она начала кричать, мусорные мешки что ли?! Ты собираешься засунуть свою жену в мешок для мусора?! Взгляни на ее лицо, посмотри, как она несчастна, мы с тобой оба в дерьме по уши. Перестань, Эрика. Не перестану. Эрика захотела вымыть Кледир, я сказал ей, что она с ума сошла, но у нее начиналась истерика, она кричала, и я, испугавшись, что нас услышат соседи, согласился. Мы отнесли Кледир в ванную, сняли с нее одежду, Эрика взяла в руки мыло, а я держал тело под душем. Она даже мертвая хороша, сказала Эрика, у нее красивое тело, тебе не кажется? Давай закончим с этим поскорее, ответил я. А ты трахался с ней, Майкел? Перестань. Трахался или нет? Я молчал. Эрика направила струю душа на меня, отвечай, кретин! Иногда, процедил я. Что значит иногда? Именно это и значит: иногда. Мерзавец, ты трахал ее каждый день, стоило только мне тебя бросить, как ты сразу взобрался на нее. Эрика толкнула меня в грудь и вышла из ванной, хлопнув дверью, я остался один, держа на весу намыленное тело Кледир, я взял полотенце, вытер его, потом перенес труп в комнату, Эрика сидела на диване злая как черт. Куда мы ее денем? Бросим посреди улицы, огрызнулась она. Эрика, ты ревнуешь меня к женщине, которой уже нет в живых, я не ревную, еще как ревнуешь, я спрячу ее на кухне, сказал я. Нет, возразила Эрика. Давай лучше положим ее под кровать.

Я не был уверен, что это правильно, но все-таки мы засунули тело Кледир под кровать.

Наконец, совершенно обессиленный, я лег в постель, чувствовал я себя отвратительно. К тому же меня охватило какое-то странное ощущение. Эрика забралась на меня, я не хотел, но мы потрахались. Потом она уснула, а я провел остаток ночи, рассматривая ее лицо.

Эрика так и не объяснила мне, почему она назвала меня саранчой. Я не был саранчой.

23

У нас хуже, чем в Балтиморе и Хьюстоне, хуже, чем в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, мы уступаем пока только Рио-де-Жанейро и Йоханнесбургу, в Йоханнесбурге по статистике случается сто убийств на сто тысяч жителей, вы только вдумайтесь в эту цифру, так что мы как раз на полпути, мы довольно быстро их догоним, если и дальше так будет продолжаться. Все это говорил здоровенный толстяк, чей огромный живот нависал над брюками, мы сидели и пили виски. Мы столкнулись в дверях, я как раз собирался уехать, чтобы похоронить Кледир, они застали меня врасплох, это было ужасно. Я специально заехал, чтобы представить вас друг другу, сказал доктор Карвалью, а еще он сказал, что толстяк давно хотел познакомиться со мной, вам обоим есть о чем поговорить, он не давал мне рта раскрыть, доктор Карвалью всегда себя так держал, все время я да я, никогда никого не слушал; он ушел, оставив меня на пороге моего дома в компании толстяка, который оказался комиссаром полиции. Я сказал, что мы можем поговорить в баре у Гонзаги, мне не хотелось звать толстяка к себе домой, Эрика могла до смерти перепугаться, я поеду за вами, предложил я, но толстяк ответил, что ему удобнее поехать на моей машине, у меня кончился бензин, заявил он и, не дав мне опомниться, залез в мою машину, вернее, в машину Маркана, залез и уселся на сиденье, а в багажнике лежало тело Кледир, а у меня насморк и я не знаю, начало оно уже разлагаться или нет.

Хочешь еще виски, спросил он, я не возражал, мы выпили еще по стаканчику. На, посмотри, сказал он, это газета, культурное обозрение, это самое крупное издание по вопросам культуры в нашей стране, взгляни сюда, знаешь, что это? Это реклама оружия. Реклама пистолета, продолжал он, сердясь все больше, тридцать восьмого калибра, это значит, что люди хотят носить оружие, каждый хочет обзавестись пистолетом, своей собственной дубинкой, все без исключения хотят защищаться сами, посмотри, что они тут пишут: «Важная информация: его использование требует навыка и душевного равновесия», ни фига себе! Душевного равновесия! Красиво! Люди перепуганы, люди уже покупают оружие чуть ли не по телефону, дальше будет еще хуже, я уже говорил, мы обогнали по криминальной статистике Нью-Йорк и Балтимор, а теперь у нас вешают плакаты «Не берите в руки оружия». Да как же его не брать. Всякий, кто посмотрит новости по телевизору, побежит покупать автомат. Читай, что здесь написано: «Мы продаем оружие». Покупайте оружие, не покупайте оружие, чего они хотят, в конце концов? Ты можешь мне сказать, чего они хотят? Не знаю, ответил я, а я знаю, перебил он, им нужны такие люди, как ты. Я давно слежу за тобой, мои парни только о тебе и говорят. Это я попросил доктора Карвалью нас познакомить. Жители нашего района тебя просто обожают, и ты это знаешь. Тебя уважают бизнесмены. Тебя уважают полицейские. Тебя уважают домохозяйки. А что ты, собственно, делаешь, Майкел? Я убиваю людей, но этого я не стал говорить, я ждал, пока он сам ответит на свой вопрос. Ты оказываешь огромную услугу полиции, вот что ты делаешь. Ты филантроп, в определенном смысле. Филантроп? переспросил я. Да, филантроп, повторил он, вот только в нашей стране ничего не надо делать бесплатно, ты должен получать деньги, всегда получать, мне платят, возразил я, тебе мало платят, заявил он, это хороший рынок, очень хороший рынок, здесь можно заработать настоящие деньги.

Мы выпили еще виски; у тебя есть что-нибудь мясное? спросил он у Гонзаги. Мясное, доктор Карвалью тоже был хищник, каждый день ел мясо, мне – мясо, говорил обычно доктор Карвалью, и обязательно с кровью, бифштекс для комиссара тоже был с кровью, в его тарелке плескалась целая лужа крови, ее было очень много, я хочу предложить тебе сотрудничество, Майкел, в одной фирме по обеспечению общественной безопасности.

Я почувствовал, как у меня в груди разливается тепло, этакое теплое спокойствие, не знаю даже, как это назвать, виски тут не при чем, это слова комиссара так на меня повлияли, я почувствовал гордость, комиссар предложил мне сотрудничество, все в нашем районе меня обожают, когда они проезжают мимо, то обязательно сигналят мне, приветливо машут рукой, на меня снизошла благодать, мне хотелось показать ему труп Кледир, но я этого не сделал, я решил, что это ни к чему.

Мы обеспечим нашему району безопасность, начиная с бедняцких фавел, прикинь, если с каждого барака брать по пять долларов, продолжал он, цена, конечно, должна быть в долларах, ведь, откровенно говоря, настоящие деньги – это только доллары, так вот, если каждый барак будет платить по пятерке, а у нас порядка пятисот таких бараков, то это две с половиной тысячи долларов. Но это ерунда, это мелочь, потому что есть еще мелкие торговцы, крупные торговцы, промышленники, транснациональные воротилы, миллионеры, мультимиллионеры, депутаты, враги депутатов, общественные деятели, любовницы депутатов и любовники депутатов, мужья, поколачивающие своих жен, жены, поколачивающие своих мужей, всевозможные компаньоны и напарники, «зеленые», защитники прав человека, короче, всем, всем нужна наша работа, сказал он.

Сантана, так звали комиссара, со своей стороны обеспечит офис, штат секретарш, телефон, табличку с названием фирмы, адвоката, ну и, естественно, добавил он, влияние и поддержку, короче, крышу. Я же должен обеспечить выполнение моей работы, которую я со своими парнями умею делать, сказал он. Его имени в уставе фирмы не будет, ты понимаешь, я все-таки комиссар, всегда найдется какой-нибудь штатский ублюдок, какой-нибудь адвокат или депутат, или защитник прав человека, в общем, кто-нибудь, кто обязательно захочет создать проблемы таким людям, как я или как ты, мы впишем туда имя какого-нибудь известного человека, ты не беспокойся, он не будет ни во что встревать, это наше с тобой дело.

Мы пожали друг другу руки, моя ладонь была как деревянная, думаю, от алкоголя.

Я помчался домой, хотел поскорее рассказать Эрике новости, это надо отпраздновать, а чем занимается фирма по обеспечению общественной безопасности, поинтересовалась она, да много чем, самыми разными вещами. Где ты похоронил Кледир? Черт! Я совсем забыл похоронить ее, она по-прежнему лежала там, в багажнике машины.

Я отправился хоронить Кледир. Чувствовал я себя превосходно. Я начал копать могилу, все было хорошо, вот только сил у меня не было, каждый раз, как я втыкал лопату в землю, я терял равновесие и падал, видимо, я слишком много выпил и вообще уже поздно, за полночь, я лег, закрыл глаза, мне было хорошо, какая красивая ночь, фирма по обеспечению общественной' безопасности, сколько звезд на небе, безопасность, обеспечение, будущее, фирма, доллары, безопасность, обеспечение, как много звезд на небе – я уснул.

Проснулся я на следующий день от того, что солнце светит мне прямо в лицо, Кледир лежала рядом со мной, жесткая и негнущаяся, это было ужасно. Я был на заднем дворе марканового дома, не понимаю, как эта бредовая идея пришла мне в голову, но я помню, что мне очень понравилась мысль похоронить Кледир во дворе у Маркана, он уехал в Сантус и собирался вернуться только на следующий день. Ясно, что Кледир надо было похоронить где-нибудь в другом месте, но это означало, что мне придется держать ее в багажнике еще Бог знает сколько времени, а я не мог больше бороться с этим постоянным чувством опасности.

Мне выпал самый настоящий шанс, и я не мог больше жить так, как жил раньше. Мне следовало перестать употреблять наркотики, перестать столько пить и перестать делать другие глупости. Мне выпал шанс, и следовало им воспользоваться. Я самый настоящий везунчик, далеко не каждому подворачивается такая удача. Вот о чем я думал, пока закапывал Кледир.

А еще я подумал, что мне надо предупредить старину Умберту, что я не буду больше работать у него. Все-таки он неплохо ко мне относился.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

24

Роспись и орнамент в русском народном стиле, хм, мне нравится, а тебе? Я даже не понимал, о чем идет речь, я стоял у зеркала и брился, а Эрика сидела на мраморной скамейке в трусиках и бюстгальтере, в руках у нее был журнал со всевозможными дизайнерскими идеями, она не расставалась с ним с тех пор, как мы переехали в новую квартиру. Три спальни, кабинет, гараж на две машины, бассейн, большая гостиная для организации праздников, заплатив всего двадцать пять процентов, вы получаете кредит на пятнадцать лет. Функциональный молодежный стиль под русскую старину, Эрика только об этом и говорила, ей нравилось узнавать новое, изобретать, делать, покупать, она безраздельно царила в моем сердце, я был полон любви, даже через край, я безропотно был готов дать ей все, что она пожелает, хорошо, Эрика, пусть будет в русском стиле, я пошел в спальню, она за мной, а еще я люблю индийскую соломку, знаешь, есть такая мебель из бамбука. Бамбук – это хорошо, ответил я, где мой костюм цвета морской волны? Эрика открыла шкаф, достала костюм, костюмы висят с этой стороны, сказала она День мне предстоял не из легких, этот кусок дерьма, эта вонючка из компании пассажирских перевозок, – я еще оказал ему любезность, лично прогулялся к нему в офис, а этот козел предложил мне чай, от которого несло табуреткой, и принял меня весьма холодно – наша фирма обеспечивает безопасность более чем тридцати промышленным предприятиям, сказал я, в нашем распоряжении специально подготовленная команда, я распинался, брызгал слюной, у меня есть собственная схема, ответил он, я не нуждаюсь в ваших услугах, ну этот тупой американец у меня еще попляшет. Тетя Кледир снова звонила, сказала Эрика, устроила мне скандал по телефону.

Эрика лежала на кровати, закинув руки за голову, журналом она больше не интересовалась, лицо у нее было грустное. В последние дни я почти не обращал на нее внимания, я лег рядом; Эрика, забудь о Кледир, пусть ее тетка кричит и угрожает, сколько хочет, ситуация под контролем, тебе не о чем беспокоиться. Я не беспокоюсь, ответила она, просто я чувствую себя виноватой. Виноватой? переспросил я. Ты ни в чем не виновата. Виновата, и когда Саманта начинает плакать, я чувствую не только вину, у меня щемит сердце, у меня болит душа, я ощущаю огромную пустоту, когда гляжу на сумку, набитую вещами, которые она носила, ее обувью. Разве ты их еще не выкинула? спросил я. Я не могу, ответила Эрика, у меня не поднимается рука, как-то я померила одну ее белую футболку, там было написано «Be happy», но ты не знаешь английского и даже не понимаешь, как мне было грустно.

Я пустил в ход самые веские аргументы: да все у нас нормально. Дела в офисе идут отлично, я зарабатываю хорошие деньги, квартира, купленная в кредит, находится в престижном районе, Саманта потихоньку стала привыкать к тебе. Все это так, ответила она. Никогда раньше я не жила так хорошо. Но я чувствую, что здесь есть какой-то подвох. То, что сейчас так здорово, доказывает, что потом нам будет очень хреново.

Эрику глодала какая-то тоска, я понимал, что наступит момент, когда этот нарыв прорвется, она вела себя очень непоследовательно, были дни, когда она просыпалась и начинала танцевать вокруг нашей кровати и вдруг, ни с того ни с сего, уходила в ванную, запиралась там и плакала, она плакала перед сном, плакала под душем, плакала, когда смотрела телевизор, давай выпьем кофе, говорил я, давай съездим куда-нибудь на выходные, давай поживем в том самом отеле, который ты видела по телевизору, Эрика вдруг оживала – правда? Правда. И это становилось правдой, мы шли в гостиную и садились пить кофе за столом со стеклянной крышкой, точь-в-точь как у доктора Карвалью, это я настоял, чтобы у нас был такой стол, чтобы можно было видеть собственные ноги, мои ботинки теперь сверкали, на Эрике были белые шлепанцы, украшенные перьями, я глядел на ее ноги и ел папайю; поедем в Убатуба, сказала она, только бы дождя не было.

Раздался звонок в дверь, я пошел открывать – Марлениу, все тот же костюмчик, то же идиотское выражение лица, я почувствовал сильное желание накостылять ему. Увидев его, Эрика просияла Заходи, Марлениу. Как тебе моя новая квартира? Смотри, какой вид из окна. Пойдем вниз, я покажу тебе бассейн, ты захватил плавки? Я взял Эрику за руку и повел в кабинет. Что происходит? спросил я. Я пригласила Марлениу поплавать в нашем бассейне, ответила она. Мне не нравится этот парень. Эрика заявила, что собирается дать денег для его церкви. Что?! Ты хочешь дать денег этому типу? Это для церкви, уточнила она. Эрика, милая, сказал я, вернее, только хотел сказать, потому что слова не шли у меня с языка, меня охватила такая ярость, что я едва не отвесил Эрике оплеуху, отдать мои деньги этому пройдохе, который вешает лапшу на уши доверчивым идиотам, да еще пригласить его плавать в моем бассейне! Я повернулся и вышел, прошел через гостиную, даже не взглянув на Марлениу, ступайте с Богом, сказал этот лицемер, напоследок я хлопнул дверью что было сил. Ну погоди, Марлениу, ты у меня дождешься.

Акционерное общество закрытого типа «Альфа» – Служба безопасности и общественного порядка. Мне нравилось это название, нравился и наш логотип – точка в центре круга, мишень, это была идея Сантаны. Офис «Альфы» находился в двадцати кварталах от моего дома, на улице Феррейра Соарес, в оживленном районе Санту-Амару, где было много магазинов и офисов.

Я вышел из машины и осмотрелся: две девчонки в шортах стояли на остановке автобуса, та, что повыше, улыбнулась мне, девушкам нравятся парни в костюмах, разъезжающие на черных двухдверных «Опалах» с литыми дисками, это я уже научился понимать, женщины часто обращали на меня внимание.

Я поднялся по боковой лестнице и вошел в контору, Фатима, моя секретарша, сладко зевала, как спать хочется, проговорила она, там какая-то девушка хочет с вами поговорить. Девушка? Какая девушка?

Это оказалась Габриэла, она сидела за моим столом и что-то рисовала, ты знаешь этого парня? Я взял у нее листок, это был я, на листке был нарисован мой портрет. Габриэла, что тебе нужно?

Дай мне кокаин, сказала она Я тебе уже тысячу раз говорил, я не торгую наркотиками. Она с обреченным видом закрыла глаза, закатала рукав рубашки и показала мне свои руки со следами инъекций, знаешь, Майкел, раньше я была очень нерешительным человеком, я считала себя настоящей дрянью, но в тот день, когда ты украл чековую книжку моего отца… так, минутку, перебил я ее, я ничего не крал, да, действительно, сказала она, ты не украл папину чековую книжку, я ошиблась, извини меня, извиняю, ну так вот, в тот день, когда ты не украл у моего отца чековую книжку, ты дал мне дозу замечательного кокаина, я попробовала и мне понравилось, понравилось, понимаешь? Слушай, детка, если ты опять хочешь сказать, что это я виноват в твоем теперешнем плачевном состоянии, нет-нет, перебила она, вовсе нет, ты ни в чем не виноват, напротив, я благодарна тебе, ты меня спас, ты для меня, ты для меня, ну, не знаю, как крестный отец. Прекрати, Габриэла. Хорошо, прекращаю, но ты сам понимаешь, порошок помогает жить, все кажется таким легким, без кокаина я начинаю дрожать, у меня не ворочается язык, я уже лежала в больнице, такое лечение стоит недешево, ты знаешь, я сорвалась и рке второй раз пропускаю учебный год, мой отец завинтил все гайки, но я сама решу свои проблемы, я могу тебе заплатить. Мне очень жаль, Габриэла, но ты ошиблась адресом, я не торговец наркотиками. Но они у тебя есть, я точно знаю, сказала она Послушай, Габриэла, пока ты еще не умерла, обратись к уличным торговцам кокаином или к тем, кто курит крэк в барах. Привет. Я вытолкал ее из кабинета и запер дверь, какое-то время она еще стучалась в нее, Майкел, помоги мне, потом я услышал стук ее модных каблучков, уродующих наш паркет в коридоре, потом я услышал, как хлопнула входная дверь. Скорее всего, она побежала к Маркану. В последнее время она всегда так делала.

Я стал искать конверт, который Сантана велел оставить в моем ящике, нашел его. Сиденил, мулат, семнадцать лет, район Жардим Кампинас. Украл сигареты и выпивку из кондитерской Карлуса. Карлус, Карлус, да, помню, Карлус был одним из наших клиентов. Кинью, шестнадцать лет, мулат, член банды наркоторговцев. Эваристу, тринадцать лет. Ничего себе, тринадцать лет! Торговец лимонами, токсикоман. Пытался украсть часы у жены Титу, дознавателя.

По этим материалам мы и работали. Когда какой-нибудь малолетний преступник оказывался в полицейском участке, откуда его направляли в детские исправительные учреждения, дознаватели фотографировали их и составляли досье, где фигурировали имя, прозвище, возраст, сфера деятельности, и отправляли все это к нам, в «Альфу».

Я попросил Фатиму позвать Эноха и передал ему досье, я займусь этим сегодня же, сказал он. Энох спросил, есть ли свободная машина, попроси у Сантаны, пусть даст тебе какую-нибудь патрульную машину, сказал я.

Я открыл шкаф, достал свой тридцать восьмой калибр. Я уже много времени не работал на улице, у меня была команда из сорока парней, которые работали на меня, но были проблемы, с которыми бы они не справились, мне следовало пойти самому. С собой я взял троих своих парней.

Руки вверх, все на пол!

Бар находился на одной из окраинных улиц, недалеко от плотины Биллингс.

Я расхаживал между людьми, неподвижно лежащими на полу, некоторые женщины ерзали и немного шумели, эти коровы никогда не умели держать себя в руках. Тот, кого я искал, лежал возле бильярдного стола, ты, сказал я, пойдешь со мной. Парень не хотел вставать, я пнул его ногой в живот, но он все равно не желал подниматься с пола Мои ребята затолкали его ко мне в машину. Я выполняю условия нашего договора, я не лезу на твою территорию, я вообще больше не занимаюсь этим. Заткнись, сказал я и стал искать место, где припарковаться, футбольное поле, вокруг никого, я остановился. Значит так, сказал я, слушай и запоминай, ты соберешь свою черножопую команду и вы совершите налет на офис автобусной компании этого американера, она называется «Тобиас Менезес», вы пойдете туда сегодня ночью и завтра ночью тоже, перебьете охрану, половину того, что найдете, мое, я хочу, чтобы этот тупорылый янки жрал дерьмо, надеюсь, мы договорились? Я нашел работу, я вне игры, вот моя карточка сотрудника. Я взглянул. Рассыльный в офисе какой-то сталелитейной компании. А что ты делал в баре? У меня обеденный перерыв. Отлично, сказал я, у тебя ведь есть еще и перерыв на сон, верно? Ты окажешь мне эту услугу в свободное от работы время. Или, может, ты хочешь, отказаться?

Верли – забавное у него было имя, я даже не знаю, имя это или фамилия, – был типичный говнюк, мелкий пакостник, однажды, когда он стоял передо мной на коленях, а я держал пистолет у его головы, он прошептал: Долорес, спаси меня. Что ты сказал? спросил я. Долорес, так зовут мою маму. У наших матерей было одно и то же имя – Долорес, я решил, что, наверное, это неспроста, и велел ему убираться, чтобы ноги твоей в нашем районе не было, иначе в следующий раз я вышибу тебе мозги.

Верли согласился оказать мне услугу.