Текст книги "Рубиновая комната"

– Шутите, мисс Виктория! – Хопкинс обернулся к девушке. Выглядел он взволнованным. – Я позволю себе устроить сегодня вечером небольшой праздник, поскольку я заключил контракт: рецепты миссис Эллингем выйдут книгой. С отличным гонораром, если позволите заметить. Настолько отличным, что на эти деньги мы сможем полностью отремонтировать квартиру. И, побеседовав предварительно с леди Хогарт, я позволил себе сделать вам подарок, – он указал на большую, обернутую шелковой бумагой плоскую коробку, лежавшую на стуле.

Виктория с любопытством развернула упаковку и открыла коробку. Внутри оказалось вечернее платье, которое ей так понравилось на показе мод в «Хэрродсе».

– О, Хопкинс, большое спасибо… – Виктория ослепительно улыбнулась ему. – Сегодня вечером я надену его.

Хопкинс сосредоточился на хрустальном бокале, поправил его.

– Среди гостей будет и мистер Райдер. Я предположил, что вы возражать не будете.

Глубокое чувство счастья разлилось волной по всему телу Виктории. Она не видела Джереми несколько дней и только теперь осознала, насколько сильно скучала по нему.

– Я буду очень рада видеть мистера Райдера, – с улыбкой отозвалась она.

Послесловие

Самое чудесное в написании исторического романа – то, что у писателя остается свобода выбора, в отличие от, например, документальной книги или газетной статьи. Поэтому я позволила себе отклониться от исторической реальности там, где считала необходимым в связи с драматургией сюжета или же ради художественной выразительности.

Весной 2006 года я была в Бристоле. В районе Клифтон в одном доме я наткнулась на юбилейный значок суфражистки Энни Кенни. Мне стало любопытно, и я отправилась в ближайшую библиотеку, где узнала, что в Бристоле существовало очень активное движение суфражисток. Участие Виктории в борьбе за права женщин можно объяснить именно этим.

Собрание суфражисток в Кокстон-холле 13 февраля 1907 года – это исторический факт, равно как и последующий марш борцов за избирательные права женщин к зданию парламента. Конные полицейские пытались разогнать демонстрацию и действовали при этом очень бесцеремонно, если не сказать грубо. Поводом для демонстрации и вообще для радикализации Женского социально-политического союза (ЖСПС) под руководством Эммелин Панкхёрст стало нарушение либеральной партией предвыборных обещаний. В отличие от обещанного в ходе избирательной кампании, либералы, придя к власти в 1906 году под руководством Генри Кемпбелла-Беннермана, не ввели избирательное право для женщин.

По всей видимости, Эммелин Панкхёрст была харизматичной и очень сильной личностью, которая, кроме своих дочерей Кристабель, Сильвии и Аделы, не терпела в руководстве ЖСПС других женщин. В основном в ЖСПС входили выходцы из мещан. Энни Кенни была единственной женщиной из рабочей семьи, занявшей в ЖСПС важную должность. Она была дружна с Кристабель Панкхёрст. В 1905 и 1906 годах в Манчестере она пыталась заставить Уинстона Черчилля – тогда он был видным депутатом от партии либералов – сделать заявление по поводу избирательного права для женщин. Оба раза ее силой вывели из зала. В ноябре 1909 года в Бристоле суфражистка Тереза Гарнетт ударила Уинстона Черчилля плетью для собак. Цветами суфражисток стали лиловый, белый и зеленый – чуть позже, чем об этом говорится в моей книге.

Дерби в Эпсоме, знаменитые конные бега, проходят в июне и июле, а не весной. В 1913 году суфражистка по имени Эмили Уилдинг Дейвисон предприняла попытку прикрепить во время забега к сбруе Энмера, коня Георга V, шарф цветов суфражисток. Она попала под копыта лошади и умерла спустя несколько дней.

С 1907 года и вплоть до начала Первой мировой войны, когда Эммелин Панкхёрст решила прекратить воинственные акции, чтобы поддержать воюющую страну, выступления суфражисток становились все более радикальными. В 1912–1913 годах суфражистки избрали новую тактику – поджоги, в это время они посылали зажигательные смеси премьер-министру Герберту Генри Асквиту и казначею Ллойду Джорджу. В 1914 году суфражистки осуществили поджоги и порчу произведений искусства – например, в Британия-Пэр в Грейт-Ярмуте в графстве Норфолк. То, что сэр Артур Стенхоуп – мой комиссар Скотленд-Ярда – подозревает суфражисток в убийстве сэра Френсиса Сандерленда, связано именно с этим. Однако оба они – фигуры вымышленные. Комиссара в ранге баронета в начале ХХ века в Скотленд-Ярде не было. В то время комиссаров, как правило, только по завершении срока службы возводили в дворянское звание.

После скандала на Кливленд-стрит в 1889 году, в который оказались вовлечены гомосексуалисты из числа высшей аристократии, английское правительство решило замять дело. Именно это обстоятельство натолкнуло меня на мысль написать о том, что убийство сэра Френсиса пытались замять.

К числу исторических фактов относится то, что в конце XIX – начале XX века в Великобритании нашли приют итальянские и русские анархисты. Не выдуманы и покушения с применением бомб со стороны Ирландского республиканского братства в 1880–1890-х годах, о чем шла речь, когда комиссар допрашивал Викторию в присутствии ее бабушки и дедушки.

Балы дебютанток во время лондонского сезона проходили в мае и июне. Путешествия королевской четы по землям Соединенного Королевства в мае и июне 1907 года, которое послужило для меня основанием для переноса бала на февраль, в действительности не было. Как правило, дебютантку представляли старшие родственники. От этого я решила отказаться по причинам, продиктованным развитием сюжета. Дебютантки входили во дворец через боковой вход. Сцена, когда Виктория вместе со своими родственницами поднимается по большой лестнице, – моя выдумка. Описывая дворец, я тоже позволила себе некоторые вольности.

В романе Джереми Райдер работает в предтече британской службы внутренней разведки МИ5, которая, однако же, была основана в 1909, а не ранее, в 1907 году.

Прототипом отца Виктории, доктора Бернарда Бредона, послужил известный судебный медицинский эксперт Бернард Спилсбери. Спилсбери, кроме прочего, произвел сенсацию, когда в 1910 году в деле доктора Криппена на основании шрама сумел доказать, что разрезанный на куски труп женщины, обнаруженный в подвале дома врача, принадлежал его убитой жене Коре.

Пьеса «Эмилия» и актриса Джеральдина Адэр – моя выдумка. Выставку Тёрнера в Национальной галерее, на которую ходили Виктория и Рэндольф, организовала я – в 1907 году такой выставки не было.

Газеты «Морнинг Стар» в 1907 году не существовало. Моя «Морнинг Стар» не имеет ничего общего с одноименной газетой, основанной в 1930-х годах.

Мне бы хотелось сделать замечание – ради лучшего понимания замысла романа – относительно британской аристократии. Она отличается от аристократии континентальной Европы. В Великобритании – или в Англии, как говорили во время действия моего романа, – только старший сын наследует титул и звание пэра, то есть право занимать место в верхней палате парламента. Однако, будучи младшим сыном герцога Мальборо, например, Рэндольф Черчилль, отец Уинстона Черчилля, стал лордом Рэндольфом Черчиллем. По закону он не мог стать членом Палаты лордов. По отношению к маркизу и графу использовалось обращение «лорд», они являлись пэрами и не могли претендовать на место в нижней палате. Обращение «лорд» в данном случае не является самостоятельным титулом, а используется лишь при непосредственном обращении к маркизу и графу, в то время как «лорд» для младших сыновей герцога является почетным титулом.

В Британии, особенно в XIX веке, премьер-министрами часто становились пэры, то есть члены верхней палаты. Их не выбирали в ходе прямых выборов, а назначали члены парламента.

Девятнадцатый век стал в Великобритании временем великого технического прогресса. Освещение с помощью газовых фонарей в некоторых кварталах Лондона появилось еще в 1812 году. Первая линия метро была запущена в 1863 году. В 1891 году ввели в эксплуатацию первую электростанцию в Дептфорде, снабжавшую электричеством центр Лондона. Еще в 1844 году в Стоуве, загородной резиденции герцога Букингемского, были построены новые туалеты с канализацией, душ и четыре ванных комнаты с проточной горячей и холодной водой. В 1907 году уже были в ходу водонагреватели, приводимые в действие электричеством, – такой установлен в ванной у Виктории и Хопкинса. Однако это, конечно же, было не общепринятым стандартом, а скорее роскошью и использовалось в основном в богатых домах.

Плита, на которой готовит Хопкинс, чугунная, ее можно топить газом и дровами. В начале XX века печи зачастую были размером с кухонный шкаф и оснащены ящиками для поддержания температуры приготовленных блюд и небольшим резервуаром для горячей воды.

В конце XIX – начале XX века существовало множество фотоаппаратов, а также огромное количество фотографов-любителей. Некоторые модели камер можно было оснастить как пленочным материалом, так и стеклянными пластинами в количестве до дюжины. Эти стеклянные пластины попадали внутрь фотоаппарата при нажатии кнопки или маленького рычага. Фотолаборатории и необходимые химикаты были в городах на каждом шагу. До 1920-х годов электрический свет был распространен еще не слишком широко, а проявлять и увеличивать фотографии при газовом свете было очень сложно. Поэтому я провела в квартиру Виктории и Хопкинса электричество, хотя те практически не пользуются им по причине экономии.

Идея о том, что Хопкинс под псевдонимом миссис Эллингем ведет колонку в газете «Морнинг Стар», пришла мне в голову под влиянием «Книги о ведении домашнего хозяйства» Изабеллы Битон – бестселлера по кулинарии и ведению домашнего хозяйства XIX века, который переиздавали вплоть до 1950-х годов. Прообразами самого Хопкинса можно считать дворецких, описанных в британской литературе, особенно же Бантера, дворецкого лорда Питера Уимси, детектива-аристократа, принадлежащего перу Дороти Л. Сейерс.

В конце XIX века набирало обороты промышленное производство полуфабрикатов, на что жалуется Хопкинс. Сейчас мы уже знаем об обратной стороне такого производства, однако в конце XIX века это воспринималось как благо: это позволяло обеспечить едой постоянно растущее население. А домохозяйкам и кухаркам это наверняка принесло облегчение, они наконец-то смогли использовать бульоны и мясные полуфабрикаты, на приготовление которых не было необходимости затрачивать огромное количество времени.

Человеческие ресурсы в то время, когда разворачиваются действия в «Рубиновой комнате», были дешевы. Слуги в особняках нередко работали по шестнадцать часов. Ужинала британская аристократия, как правило, очень поздно, часов в восемь или девять вечера. Большие балы длились до утра, поэтому около пяти или шести часов гостям подавали сытный завтрак. В результате этого слуги работали по сорок часов без перерыва.

Входить в паб в Великобритании разрешалось только совершеннолетним. Это было зафиксировано законом об употреблении алкоголя в 1923 году. В 1907 году данное положение еще не действовало.

В крупных загородных резиденциях в XIX веке, да и вплоть до начала Второй мировой войны были обширные огороды и парники, обеспечивавшие хозяев в течение всего года свежими фруктами и овощами, а также цветами. Чудесным примером подобных возрожденных к жизни садов и парков можно считать «Лост Гарденс фо Хелиген» под Сент-Остином в графстве Корнуэлл. Во время моего визита в октябре 2014 года в тамошних парниках росли дыни. Растет там и описанный в моем романе огромный ревень, очень распространенный в корнуэльских парках и садах. Он может достигать двух метров в высоту, и его нельзя путать со съедобным ревенем.

С 1896 года женщинам разрешили учиться на садовников в Кью-Гарденс, о чем и сообщает Виктория в разговоре с посудомойкой Агнес.

Прототипом Блейкенуэлл-манора послужило поместье Лангидрок в Корнуэлле, а Бликлинг-холла – поместье Энтони, также расположенное в Корнуэлле. Тис в поместье сэра Френсиса, в котором вырезана беседка, своим появлением обязан огромному дубу в парке Энтони.

В отношении времени движения поездов в Корнуэлле я позволила себе некоторые вольности, равно как и при описании лондонских улиц и зданий – например, как в случае со зданием редакции «Спектейтор», фойе театра Воксхолл, а также чайной комнаты в отеле «Савой» и служебных помещений «Хэрродса». В 1907 году в Лондоне существовала только тюрьма Холлоуэй. В отношении погоды я подстроила температуру весны 1907 года под сюжет. Сильный шторм в конце романа – моя выдумка.

И еще немного о суфражистках: если бы я жила в то время, когда происходят события, описанные в «Рубиновой комнате», вероятно, я бы – как поступает и Джереми Райдер – считала Эммелин Панкхёрст человеком сложным, а многие акции суфражисток – весьма сомнительными. Однако, заинтересовавшись борьбой за избирательные права женщин, я поняла, что общее избирательное право – это высшее достижение демократии, а вовсе не нечто само собой разумеющееся.

Паулина Петерс

Хочу сказать спасибо…

…моему другу Хартмуту Лешке за конструктивную критику и проявленное терпение во время написания романа, а также за наши поездки в Лондон, Уэльс и Корнуэлл – впечатления от этих путешествий дополнили «Рубиновую комнату».

…моей подруге и коллеге Миле Липпке за обсуждение книги весной 2007 года, благодаря которому сошлись Виктория и Уоллис, а также увлекательные разговоры о британской литературе и кино.

…редактору Мелани Бланк-Шредер за поддержку и конструктивные предложения по книге.

…литературному редактору Маргит фон Коссарт за внимательную вычитку, уточнения и примечания, благодаря которым «Рубиновая комната» стала лучше.

…моему агенту Бастиану Шлюку за многолетнее сотрудничество.

…моим подругам и коллегам Бригитте Глазер и Ульрике Рудольф за плодотворные дни в Ункеле.

…руководителям летних семинаров в оксфордском Крайст-Черч колледже: Филипу Хили («Детективные истории поздневикторианской и эдуардовской эпохи» (2008)), Николасу Доггетту («Английские загородные дома» (2009)) и Ричарду Бисгроуву («Рай в английском саду» (2012)), а также участникам семинаров за полученное вдохновение.