Текст книги "Скрипач не нужен"

В том, что мой дед был именно боевым офицером, а не снабженцем, не приходится сомневаться. Уже 2 сентября 1941 года он пишет с Тамани весьма туманно: «Теперь я думаю, я много здесь не усижу – перебросят, т. к. начали уже по 1–2 брать от меня тех, кто нужен куда-либо. Об этом, если будет, я как-либо сообщу тебе. Ну всё, милая. Пошлю, если успею, Вам винограда. Целую крепко тебя и детей». «Куда-либо» – это Одесса. «В конце июля фашистские войска форсировали Днестр, глубоко обошли Одессу с севера и 13 августа вышли к морю западнее Очакова, отрезав Приморскую армию от других войск Южного фронта… 14 сентября Военный совет Одесского оборонительного района обратился за помощью в Ставку. Ответ пришел менее чем через сутки: “Передайте просьбу Ставки Верховного Командования бойцам и командирам, защищающим Одессу, продержаться 6–7 дней, в течение которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного пополнения. И.Сталин”. 157-й стрелковой дивизии выпала трудная и почетная задача выступить по приказу Верховного Главнокомандующего на помощь мужественным защитникам Одессы».

Это из «ГЧ». В книге подробно описаны бои под Одессой с румынами и немцами. Операция была в целом успешной, но в книге не скрываются и серьезные потери 157-й дивизии, причем они начались еще до начала операции, во время высадки в Одесском порту 17 сентября. «Один из вражеских снарядов попал в штабель боеприпасов, выгружаемых на пирс с теплохода “Абхазия”. Другой снаряд пробил палубу теплохода “Днепр” и разорвался в каюте, из которой всего лишь несколько минут до этого вышли командир, комиссар и начальник артиллерии дивизии».

24 сентября Совинформбюро сообщило: «В результате успешно проведенной операции наших войск под Одессой гитлеровцы понесли серьезные потери. Общие потери противника убитыми, ранеными и пленными составляют не менее пяти – шести тысяч солдат и офицеров; из них убитыми – две тысячи человек. По неполным данным, наши части захватили 33 орудия разных калибров, из них несколько дальнобойных, 6 танков, 2 тыс. винтовок, 110 пулеметов, 30 минометов, 130 автоматов, 4 тыс. снарядов, 15 тыс. мин, большое количество ящиков с патронами».

А 25 сентября мой дед писал жене:

«Здравствуй, милая Нина! Здравствуйте, мои дети.

Только сегодня я могу Вам написать, т. к. до сегодняшнего дня было не до того. В общем дни прошли горячие, но с результатами. Противника потрепали основательно. Я, Нина, жив и здоров. Дела идут не так уж плохо, как мои, так и других. Ты, наверное, милая, эти дни переживаешь за меня? Да, Нина, смерть витает кругом здесь и то, что я видел в первой Гражданской, далеко-далеко. Впечатление о этих днях моих лично – я как-то был спокоен, хотя кругом был “страшный ад”. Сегодня отдыхаю, побрился, вымыл руки, голову, белье одел чистое, одел новые сапоги, т. к. хромовые – это только дыры остались. Доехали хорошо, без инцидентов, только на месте выгрузки немного попало от Него. Люди у меня все целы. Отсутствует Трунов – он будет скоро у Вас. В общем, Нина, я начал настоящую войну и думаю, что ее я пройду с концом положительным. Вспоминая тебя и детей, кажется после этих дней: Вы где-то были, но сейчас нет. Эх, Нина, Нина, долго будешь ты у меня в памяти, как на пристани шла по набережной за пароходом. Как ты, бедная, страдала. Ну, ничего, Нина, береги детей, вспоминай меня, дорогая, чаще. Учи детей уважать меня и помнить. У Вас, наверное, тише теперь – ведь наша операция долго будет в памяти у них. Деньги я сегодня, возможно, тебе перешлю.

Ну всё, дорогая. Целуй детей за меня. Целуй сына еще раз. Целую Вас крепко, крепко.

Ну, прощай, Нина. Прощайте, дети. Мой адрес: Действующая армия. Почтово-полевая станция № 492. 633-й полк, 3-й батальон. Басинскому.

Прощайте, мои милые (подпись)».

Начиная с этого письма, в письмах появится одна особенность. После слов «прощай» и «целую» и подписи с адресом полевой почты он будет прощаться и целоваться еще один раз. И еще раз ставить подпись. Вряд ли он делал это сознательно – да и зачем? Но эта бессознательность была систематичной, и, значит, в ней был какой-то смысл. Я не могу объяснить это иначе, как тем, что, закончив письмо и поставив подпись, он вспоминал, что забыл сказать что-то самое важное, и этим самым важным был конец письма, который он еще раз повторял. «Прощайте, мои милые». «Целую вас всех». «Прощай, Нина». «Прощайте, дети».

Это неправда, что в первые месяцы войны Красная армия только и делала, что непрерывно отступала, убегала вглубь страны. Гигантский маятник войны начал раскачиваться с самого начала, в одну и другую сторону, сметая на своем пути тысячи, а затем миллионы жизней. И наших, и немцев. И румын, чья 4-я королевская армия, обладая пятикратным численным превосходством перед защитниками Одессы, безуспешно пыталась взять город в сентябре 1941 года, а затем очень серьезно пострадала от 157-й дивизии под командованием полковника Д.И.Томилова. «Наиболее успешно действовал 633-й полк (командир – майор Г.Гамилагдишвили, военком – батальонный комиссар Н.Карасев), – сообщается в “ГЧ” об особых успехах этой операции. – За умелое командование батальоном и личный пример в бою был награжден орденом Красного Знамени капитан П.Г.Басинский, орденом Красной Звезды политрук 4-й роты Л.И.Булавин, сержанты П.Г.Гаев и Г.Т.Капустин, лейтенант И.Захаров и ефрейтор А.Аринов».

Тем не менее Одессу пришлось отдать. 157-ю стрелковую дивизию перебросили обратно в Крым, где 18 сентября начала наступление 11-я танковая армия Манштейна вместе с румынским горным корпусом. 157-ю направили на соединение со 156-й дивизией, которая после тяжелейших боев на Перекопском перешейке отошла к селу Ишунь и закрепилась между озерами Старое и Красное.

18 октября 1941 года начался танковый штурм ишуньских позиций.

А 22 октября дед пишет жене во время боя, прыгающими буквами:

«Здравствуй, милая Нина!

Здравствуйте, мои милые дети Марочка, Галиночка и сынок Валерий!

Сейчас я в Крыму – всё время в боях. Устал? Конечно, да. Но обстановка не ждет – враг борется не слабо, и ты пойми, это ведь не Гражданская война.

Пишу под огнем дьявольским – пыль, грязь. Ну, Нина – я пока жив, здоров. Убит Скержецкий Юрий. Ал., его жена живет Конституции, 23 – скажи ей, она с сыном живет – мы его похоронили в бою. Он погиб геройски – пусть сын это помнит, а жена его не забывает этого в ее будущей жизни. Холодков, Перекрест, Кривошеев, Тихонов, Архипов, Друзякин, Кобзев, Альховик, Логвинов, Кравцов, Терещенко, Бондаренко и др. все живы, здоровы – дерутся хорошо. Биндюков ранен. Трунов, Скиданов ранены еще в Одессе. Там же тяжело ранен Джидзалов. Марков убит в Одессе. Кто будет спрашивать – скажи им, что я пишу. Нина, милая, как это так, что я Вас не вижу и не знаю, что и как Вы?

Вспоминай меня и выкупай за меня детей – я ведь грязный. У меня карточки есть Ваши, твоих, Нинуся, целых 3 и Мары.

Дети, помогайте матери, она ведь больше всех нас с Вами страдает.

Ну пока. Прощайте.

Деньги, если успею, пошлю, у меня их до 3-х тысяч.

Целую Вас крепко, крепко. (Подпись)

Нина, я представлен к правител. награде за бои в Одессе.

Целую тебя, моя милая Нина. Ваш (подпись)».

Бои под Ишунью и затем южнее этого села продолжались десять дней. И даже из советской военно-патриотической книги можно понять, какой это был на самом деле «страшный ад»! Не идущий ни в какое сравнение с молниеносной и в целом успешной операцией под Одессой. 157-я медленно отступала на юг, к Севастополю, оставляя страшный кровавый след. Что мы могли сделать тогда против танков Манштейна и против прекрасной немецкой авиации? «Фашистские летчики обстреливали автомашины, повозки и даже отдельных бойцов, двигавшихся по дорогам и прямо в степи» («ГЧ»). Что такое обстрел «отдельных бойцов» в степи с самолета, вы это можете себе представить?!

Три полка находились в эпицентре боев: на правом фланге – 633-й, в центре – 384-й, на левом фланге – 716-й. Несколько раз они переходили в контрнаступление, но при этом несли огромные потери.

«Далеко просматриваемая во все стороны местность не позволяла скрыть подход наших войск. Открытый противником артиллерийский и минометный огонь вынудил наступавшие части преждевременно развернуться и замедлить движение. Появившиеся вражеские самолеты с небольшой высоты бомбили и обстреливали их пулеметным огнем. В тяжелом положении оказались полковые и дивизионные артиллеристы, которым приходилось устанавливать орудия, прокладывать линии телефонной связи и оборудовать наблюдательные пункты под бомбежкой и артиллерийским обстрелом…» («ГЧ»).

Погибали бойцы и командиры. «Был смертельно ранен командир 1-го дивизиона капитан Павлов…» «В бою за восточную окраину Ишуни был смертельно ранен командир 716-го полка полковник Д.Я.Соцков…» (На место Соцкова назначат майора И.А.Калинина. После его гибели в 1942-м на его месте окажется мой дед.) И наконец: «Тяжелые ранения и контузии получили командир дивизии полковник Д.И.Томилов и начальник артиллерии майор А.В.Васильев. По существу, в дивизии вышли из строя командование, штаб и политотдел». Вот что такое были эти бои, о которых дед, напомню, сообщал жене: «Я делал перерыв – было невозможно писать – огонек мешал их мне».

В «ГЧ» в описании этих боев мой дед упоминается дважды. И – не скрою, что я невероятно горжусь этими страницами…

«Не выдержав губительного огня, фашистские танкисты повернули назад. Командиры батальонов Н.А.Дыкленко и П.Г.Басинский подняли свои подразделения и повели их в атаку».

«Убитых пулеметчиков заменили комбат П.Г.Басинский и секретарь комсомольского бюро полка Н.Мещеряков. Огонь оживших пулеметов заставил противника залечь. Но вскоре кончились патроны, и автоматчики опять поднялись в атаку. Командир полка снял с охраны своего командного пункта роту ПВО, которой командовал лейтенант М.П.Завальнюк, и направил ее на помощь батальону. Четыре машины со счетверенными станковыми пулеметами на большой скорости сблизились с противником и, развернувшись веером, открыли по нему огонь. Немногие оставшиеся в живых гитлеровцы в панике бежали».

После письма, написанного во время ишуньского боя, в письмах – 5-месячный перерыв. За это время дед успел побывать у семьи в Новороссийске и отправить ее в Липецк, на свою родину. В Липецке и сейчас проживает больше Басинских, чем в любом другом городе России, включая Москву. Дальнее эхо польских эмигрантов, компактно осевших в этой южнороссийской губернии. В современном Липецке есть даже улица имени Басинского, но не моего деда, а Владимира Лукьяновича Басинского, военного летчика, гвардии капитана ВВС.

За это время 157-я дивизия отступила в район Анапы и Адлера и стала готовиться к новым боям за Крым, которые начнутся 29 декабря с удивительной по дерзости высадки нашей армии с моря в портах захваченной немцами Феодосии. Немцы готовились встречать Новый год и были уверены, что высадка десанта (несколько полков!) в такой шторм и мороз просто невозможна. Конечно, были серьезные проблемы. Например, на подходе к Феодосии от жуткой болтанки непривычные пехотинцы повально заболели… морской болезнью. Но ведь высадились, выбили немцев из города и несколько дней гнали их вглубь Крыма.

Я не военный специалист и не знаю, насколько стратегически была нужна эта операция. Но мне непонятно, когда я слышу и читаю, что наша армия была совсем не готова к этой войне, что ее просто не было, этой армии, а немцев победил русский мороз или их завалили нашими трупами. Была армия, еще какая!

Как жаль, что дед ничего не пишет в письмах об этой операции, которую даже я могу представить с какой-то кинематографической ясностью. Хотя, без сомнения, он в ней участвовал в составе своего 633-го полка командиром 3-го батальона. В письме к жене от 27 марта 1942 года пишет: «С 29 XII п/г (прошлого года. – П.Б.) до сих пор в боях, всё время под опасностями, но пока жив».

По крупицам я выбираю из книги факты о жизни моего деда в это время, пытаясь представить себе, как это происходило. Вот взяли Феодосию.

«Город и все прилегающие к нему высоты были очищены от противника. Только на горе Лысой оккупанты удерживали свои позиции. Этот опорный пункт препятствовал дальнейшему продвижению наших десантников на запад и давал возможность вражеским артиллеристам обстреливать портовые причалы и входящие в бухту корабли… По приказу командира передового отряда майор И.А.Калинин направил один из своих батальонов для наступления на восточные скаты горы Лысой. 3-й батальон 633-го полка, используя густой снегопад, обошел гору с юго-запада…» («ГЧ»).

Фамилия деда не названа, но я-то знаю, кто был комбатом в 3-м батальоне. Кто именно вел людей сквозь густой снегопад.

В письмах деда ничего про это не сказано.

Кадровый офицер есть кадровый офицер.

Для него война – работа. Тяжелая и утомительная. В начале первого письма 42-го года он на двух страницах отчитывается перед женой о деньгах, которые он может выслать семье в Липецк. Цифры, цифры… «Прошу, если это можно, удовлетворить мою просьбу – давай матери ежемесячно 100–175 р. Если нельзя это сделать, напиши – я из своих ей буду посылать… Матери помогай, это моя фронтовая просьба. Если надо, то и своего отца без помощи не оставляй – он тоже достоин внимания и заботы…»

«Как я живу? Одно плохо – левая нога вот уже 9-й день не хочет ходить, я ее волочу, но хожу. Лечат меня тут же и не плохо, но всё это не помогает. Сам я стал седой и достаточно другим, чем я был, когда жил с Вами. Война изменила меня много, много. Кушаю плохо, даже водка, коньяк не помогает. Кстати, водка и вино на меня не стали действовать – видно, впился, т. к. ежедневно потребляю. Сплю тревожно и мало. Завернувшись в кавказскую бурку, я часто “нос грею”, но спать не сплю. Обычно сплю по 1–2 часа в сутки перед вечером – ночью на ногах, всё время беспокоясь о людях. Раньше я не мог думать, как хороши русские люди. Мои люди в полку 4-й месяц в боях, но ведут себя героями, терпя лишения, невзгоды и т. д. Мои помощники хорошие – вчера потерял одного, он умер героем. Комиссар полка мой утешитель – часто развлекает меня кой-чем, и хорошо выходит. В общем, работаю и живу пока».

Если бы не упоминание о помощнике, которого он потерял буквально вчера, можно было бы подумать, что дело происходит в тылу или на запасных позициях. Черта с два! Кругом тот же «страшный ад», который начался осенью 41-го под Одессой и практически не прекращался до весны 42-го. Только перед зимним наступлением у деда был короткий отпуск. Он побывал в Новороссийске и Анапе, жил в семье райвоенкома Пашинцева – «у него мать там осталась, он меня часто приглашал в свою семью, я часто у них, будучи на отдыхе в Анапе, спал, отдыхал, купался. У него прекрасная жена и дети, она за мной хорошо ухаживала и была как мать заботливая».

Но с конца декабря 41-го шли непрерывные бои за Крым. В середине января «под Ак-Мелезом был смертельно ранен командир 716-го полка майор И.А.Калинин, тяжелое ранение получил военком полка У.Я.Аникеев. В командование полком вступил начальник штаба капитан П.Г.Басинский» («ГЧ»). В марте 42-го дед уже был в звании майора.

Его это не слишком радовало. «Стал седой сильно и достаточно постарел, – пишет он жене 29 марта, в предпоследнем письме, – уже не тот вид бравого капитана, остался майор пожилой».

«Как я живу? Также все дни и ночи в боях, в поле, на воздухе, в борьбе и в борьбе. К такой жизни я уже привык и часто, часто забываюсь, но адъютант мой, следя за мной, следит, а иногда одергивает. Но поверь, что привык ко всему, а иногда даже не придаю значения. Бои идут крепкие, жестокие, враг цепляется за каждый куст, но бить его бьем здорово и много. Тебе покажется странным, если сказать, что писать, есть, спать и т. д. приходится под свист снарядов, пуль, мин и т. д. К этому привык, и кажется иногда, что это тактические учения в мирное время. А сколько, Нина, хороших людей у меня, как они работают, не зная сна, не зная тишины… Да, вот уже 3 месяца, как я вновь на фронте, а кажется мне, что вчера был в Анапе, в Новороссийске…»

Последнее письмо датировано 30 марта 1942 года. И вновь половина письма – отчет перед женой и детьми о своих фронтовых заработках. Но только из этого письма я, дурак, понял, откуда шел этот финансовый педантизм. «Вчера посылка денег Вам доставила мне большое удовольствие – я, как говорю, имел возможность проявить заботу о Вас. Большего не могу, т. к. нет условий, а желал бы большего в помощь Вам».

Что еще он мог сделать для семьи из своего «страшного ада», кроме этих денег? А так хотелось жить для семьи, для жены и детей! И ничего другого, в сущности, никогда и не хотелось…

«Ты уже отдохнула? Какие у тебя желания? Что делаешь? Как проводишь время? Кто у тебя знакомые, а из них кто старые? Как ты с ними живешь? Пиши – ты же знаешь меня – это ведь интересует меня больше всего, а до сих пор ты очень лаконична и прямо-таки другая. Ну, это дело твое. Делай, как хочешь, а от меня ты и дети, пока я жив, будут иметь всегда поддержку в моих силах, а материально у меня сейчас хорошо…

Ну всё. Пиши, жду.

Ваш (подпись).

Целую всех. Привет всем.

(Подпись)».

«С утра 9 мая командир 157-й дивизии, выполняя приказ командарма, направил 716-й полк для восстановления положения в районе высоты 66,3…» («ГЧ»). Эта высота 66,3 часто упоминается в описании боев за Крым, гораздо чаще, чем иные населенные пункты. Сражения за нее продолжались с февраля 1942 года, она постоянно переходила от немцев к нашим и обратно. Бои за нее вел 633-й полк, в котором мой дед был комбатом, но с середины января он сам командовал 716-м полком, который и бросили 9 мая 1942-го на высоту «восстанавливать положение». Что там произошло – непонятно… По некоторым сведениям, весь полк просто сравняли с землей. В живых осталось пятнадцать человек, но сохранилось знамя. О судьбе этого полка в «ГЧ» сказано предельно сухо: «…местонахождение стрелковых подразделений 716-го полка, его командира и штаба после 9 мая остается неизвестным». Следовательно, с 9 мая 1942 года местонахождение моего деда, П.Г.Басинского, остается неизвестным…

Я ношу его имя.

Игра слов

Белая сотня

Предложение Владимира Путина об издании 100 книг, которые должен прочитать каждый выпускник школы, не то что прошло незамеченным, но и широких дискуссий не породило.

Кому сейчас дело до чтения, когда решается вопрос о государственной власти? Но когда-нибудь этот вопрос решится. А вот вопрос о том, что будут читать наши дети, будущие жители этого государства, похоже, нерешаем. Интерес к чтению в России падает. И даже уже не хочется знать всей правды: на каком месте среди цивилизованных стран мы по этой шкале находимся. И, в общем-то, бессмысленно указывать на то, что самая успешная в плане экономики страна Европы, Германия, по уровню моды на чтение занимает первое место. И между этими двумя категориями – экономика и чтение книг – есть взаимообратная связь. Бессмысленно говорить детям то, что я лично скандирую на каждом выступлении у школьников во время писательских поездок: «Дети! Мир делится на тех, кто смотрит телевизор, и на тех, кто делает то, что смотрят в телевизоре. Те, кто делает то, что смотрят в телевизоре, – это те, кто читал книги. Те, кто не читал, в лучшем случае открывают ларьки. Которые сносят».

Напрасно хороший писатель и мудрый человек Ольга Славникова в каждом своем интервью напоминает очевидную, но далеко не всем понятную вещь: литература – это дуб, прочие искусства – желуди. Я бы сказал: и прочие сферы нематериальной деятельности. Без текстов нет кино, нет театра, нет телевидения. Чтобы снять хорошее кино, надо написать хороший сценарий. Плохое кино – плохой сценарий. Чтобы спеть «Евгения Онегина» и станцевать «Анну Каренину», надо написать «Евгения Онегина» и «Анну Каренину». Чтобы поставить приличный сериал, и т. д…

Чтобы политики произносили зажигательные речи, их должны сперва написать бывшие студенты Литературного института. И – пишут. Но, видимо, не самые лучшие.

Говорить это можно сколько угодно. Но пока вся страна не разучится писать осмысленные тексты (это произойдет очень скоро из-за отмены обязательных сочинений в вузах), пока не возникнет чудовищный дефицит на людей, способных сочинять сколько-нибудь протяженные культурные тексты, без которых ни одна сфера деятельности, включая политические отчеты, невозможна, мы не поймем подлинной глубины катастрофы, которая надвигается на нас, как айсберги на «Титаник»: с виду они такие смешные по сравнению с «Титаником», а впереди – ждет настоящий ужас. Впрочем, не исключено, что и ужаса этого наши дети уже не осознают. Мозгов не хватит. Просто начнут спрашивать: «Ой!!! А как это пишется?»

В этой связи предложение Путина мне видится хотя и слишком механическим решением вопроса, но, по крайней мере, заманчивой постановкой этого вопроса.

Любопытно, что это предложение прозвучало в статье, посвященной национальным проблемам. Поработав год в жюри премии «Дебют», которая призвана выявлять таланты среди русскоязычных молодых писателей, я с удивлением обнаружил, что среди тонн электронных рукописей, поступающих на конкурс, колоссальный сегмент занимают пишущие по-русски дети – выходцы с Кавказа. Их там так же много, как и кавказских лиц на улицах Москвы и крупных городов. Почему? Вероятно, потому, что этим детям, которые, как известно, привыкли слушать стариков и родителей, прилично и ВЫГОДНО стремиться в русские писатели. А русским – уже нет? А русские, наверное, всё еще думают, что, став взрослыми, они будут зашибать бешеные деньги, не выходя из джипа, не отрываясь от сотового телефона и не прочитав ни одной книги? Сидеть в прохладных офисах («белые воротнички»), в турагентствах, мотаться по свету с туристами, не прочитав ни одной книги о тех странах, куда они вожделенно хотят летать? Но кавказские дети умнее их. Они будут начальниками и креативщиками в тех самых офисах и турагентствах.

Так что выбрать «белую сотню» книг на русском языке, не прочитав которую нельзя рассчитывать на любое высшее образование, – это дело хорошее. Другое дело – как их выбирать? Ведь неслучайно, наверное, премьер, говоря о 100 книгах, будто забыл о существующих школьных программах.

Программа – это обязаловка. Это то, что читать нужно, а не хочется. А сейчас, с введением ЕГЭ, еще и не нужно. Когда и не хочется, да еще и не нужно, тогда можно лишь пожалеть бедных учителей литературы, которые рассказывают своим ученикам, как Антон Павлович Чехов (именно так: Антон. Павлович. Чехов) ездил на Сахалин. «Сахалин? Чего он там забыл?»

В том-то и хитрость, что это должна быть не какая-то «программа», а наша «белая сотня».

Это должны быть те книги, прочитать которые и нужно, и хочется. Потому что без их знания как бы неприлично общаться приличным людям. Даже базар вести неприлично. Но вот вопрос: как эти книги выбирать? Из чего?

Первые же писательские отклики на предложение премьера странно поразили своим негативизмом. Не выбирать, а отсечь, непременно – отсечь! Замечательный прозаик Юрий Поляков, например, волнуется из-за наличия в школьных программах романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Не менее замечательный прозаик Захар Прилепин «при всем уважении к Солженицыну» не стал бы рекомендовать детям «Архипелаг ГУЛАГ» из-за слишком негативного освещения советской истории. Но друзья! Это как раз те две русские книги ХХ века, которые прочитал, образно говоря, весь мир! Как «Войну и мир» и «Мастера и Маргариту». И я не представляю себе культурного русского, который не прочитал бы «Войну и мир», «Мастера и Маргариту», «Доктора Живаго» и – да-да! – «Архипелаг ГУЛАГ». Такой русский, оказавшись за границей, будет выглядеть полным невеждой, если он только не приехал покупать шмотки для продажи на условном черкизовском рынке. Который уже снесли.

Я говорю это не потому, что предлагаю свой список. Хотя наличие в нем четырех названных произведений для меня несомненно. Я говорю это потому, что решать этот вопрос можно только позитивно и трезво. Оглянувшись и поняв настоящее место России в современном мире. Заглянув вглубь, в нашу нынешнюю смуту, и осознав, почему «Слово о полку Игореве» с его кошмаром распада русской земли не теряет звучания спустя почти тысячу лет. Но и не отвергая, например, Пелевина с «Generation “П”»…

Мы хоть в чем-то можем согласиться?!

5 февраля 2012