Электронная библиотека » Павел Нерлер » » онлайн чтение - страница 34


  • Текст добавлен: 27 мая 2015, 01:53


Автор книги: Павел Нерлер


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 34 (всего у книги 64 страниц)

Шрифт:
- 100% +
«ВОРОНЕЖ-НОЖ»:
ВОРОНЕЖСКИЙ МАНДЕЛЬШТАМ
И МАНДЕЛЬШТАМОВСКИЙ ВОРОНЕЖ

Памяти Натальи Штемпель

И побед социализма

Не воспеть ему никак…667667
  Из стихотворения Г. Рыжманова «Лицом к лицу».


[Закрыть]


1

Мандельштам и Воронеж – эти имена стали неотрывными друг от друга.

Воронеж стал для Мандельштама и Овидиевой Скифией, и пушкинским Болдино одновременно, Мандельштам для Воронежа – одной из самых ярких красок во всей творческой истории города.

«Трудно сложились для поэта и житейские обстоятельства. После кратковременного пребывания в Чердыни-на-Каме он поселился в Воронеже» – так трогательно написал об этой миграции Александр Дымшиц, автор похабного предисловия к томику Мандельштама, вышедшему в «Библиотеке поэта» в 1973 году668668
  Дымшиц А. Поэзия Осипа Мандельштама // Мандельштам, 1973. С. 11.


[Закрыть]
.

В Воронеже поэт оказался не по своей воле, как ссыльный. Здесь он и провел 35 последующих месяцев, лишь ненадолго отлучаясь в непродолжительные поездки – в Сосновку и Воробьевский район (в командировку от газеты), в Тамбов (в санаторий) или в Задонск (на дачу).

Но постепенно над поэтом сгущались тучи, сначала бытовые (изгнание практически со всех мест, где он работал), а потом и политические: в апреле 1937 года в статье О. Кретовой в «Коммуне» ему были предъявлены обвинения в «правотроцкизме» – точно такие же, что чаще всего имели для обвиненного самые радикальные последствия – вплоть до расстрела. Так что возвращение Мандельштама в Москву в середине мая 1937 года было, возможно, невольным и уж заведомо недолговременным, но спасением.

Но самое поразительное – это те дивные стихи, которые он написал в Воронеже!

Трижды – с апреля по июль 1935, с декабря 1936 по февраль 1937 и с марта по май 1937 гг., его накрывало здесь волной невероятного творческого прилива, а когда волна уходила, то «на берегу» всякий раз оставалась стопка листков с новыми стихами.

Вот свидетельство близкого современника (20 апреля 1935 года): «…дико работает М<андельштам>. Я такого не видел в жизни. <…> Я стою перед работающим механизмом (может быть, организмом – это то же) поэзии. <…> Больше нет человека – есть Микель Анджело»669669
  О.Э. Мандельштам в письмах С.Б. Рудакова к жене (1935 – 1936), 1997. С. 44.


[Закрыть]
.

Это сказано о «работе» над стихами «Первой воронежской тетради», где Мандельштам и сам сравнивал небо над ополоумевшим от весенних дождей Воронежем с тем же Микеланджело: «А небо, небо – твой Буонарроти…»

Есть в «Первой тетради» одно часто цитируемое, но от этого не менее загадочное четверостишие:

 
Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь,
Воронеж – блажь, Воронеж – ворон, нож…
 

«Ключ» к нему неожиданно отыскивается во «Второй», зимней, тетради. С одной стороны – какая может быть свобода у ссыльного?

 
Куда мне деться в этом январе?
Открытый город сумасбродно цепок…
 

А с другой – вычитываем в «Третьей» – у ссыльного, если он поэт, свободы ровно столько, сколько он ее себе пожелает: небо у него в услужении, и каждое стихотворение – каждая «весть», каждое «не начинающееся путешествие» – равносильно успешному побегу на волю —

 
От молодых еще воронежских холмов
К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане.
 
2

За те три года, что Мандельштам провел в воронежской ссылке, политическая ситуация в стране менялась неоднократно и стремительно, но не было ни одного случая, чтобы мог Осип Эмильевич подумать: «И чего же это я тогда написал “Мы живем, под собою не чуя страны…”»!

10 июля 1934 года постановлением ЦИК СССР ОГПУ было преобразовано в Главное управление государственной безопасности в составе впервые созданного всесоюзного Наркомата внутренних дел (НКВД). Наркомом назначен Г.Г. Ягода.

А 1 декабря того же года, воспользовавшись убийством Кирова, Президиум ЦИК принял постановление «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов», согласно которому срок предварительного следствия ограничивался десятью днями, дела слушались без участия сторон, кассации и просьбы о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания приводился в исполнение немедленно. Уже в январе 1935 года прошел ленинградский процесс по делу об убийстве С.М. Кирова. Страну захлестывает первый вал массовых арестов и высылок (так, 22 октября были арестованы и сын, и муж Анны Ахматовой).

В марте – апреле 1936 года творческие силы были втянуты в бесплодную, но зато небезопасную дискуссию о формализме, причем каждое собрание или выступление в столице отзывалось такими же мероприятиями-двойниками в провинции. В августе 1936 года проходит процесс по делу «троцкистско-зиновьевского террористического центра», режиссер-постановщик которого – Н.И. Ежов – в сентябре становится наркомом внутренних дел. В феврале 1937 года арестован Бухарин – с тем чтобы вместе с другими, в том числе и с Ягодой, сыграть свою роль в процессе по делу «антисоветского право-троцкистского блока» в марте 1938 года.

Интеллигенции, в том числе и писателям, на многочисленных собраниях, проходивших, начиная с августа 1936 года, в редакциях журналов, издательствах, в Союзе писателей, вменялось в обязанность выразить отношение к «отщепенцам и предателям», а заодно повысить бдительность по отношению к товарищам и коллегам. Так что общее собрание писателей Воронежа, состоявшееся 11 сентября 1936 года и посвященное борьбе на литературном фронте, было – как и в случае с недавним либерализмом по отношению к Мандельштаму – акцией, исходящей из Центра. Естественно, что присутствие в городе опального поэта даже несколько облегчало задачу руководителей Воронежской писательской организации – нет ничего проще, как «разоблачить» уже осужденного по политической статье.

Началом сентября, собственно, и датируется начало личной травли Мандельштама в Воронеже.

До этого в органы по его поводу обращался разве что его третий квартирохозяин из «меблирашки» на проспекте Революции – «агент» и «мышебоец», как его называла Н.М., мелкая сошка в НКВД670670
  О.М. и Н.М. проживали у него с апреля 1935 по февраль 1936 г. (Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1999. С. 154 – 157).


[Закрыть]
, написавший на него донос. Мандельштама вызвали в НКВД и даже показали ему донос – своеобразный знак своеобразного доверия. В доносе сообщалось, что к нему приходил подозрительный тип, после чего из его комнаты доносилась стрельба (!). «Подозрительным типом» оказался В. Яхонтов, гастролировавший в Воронеже 22 – 23 марта 1935 года и подтвердивший, что посетил друга-поэта в эти дни и просидел у него до утра.

«На этом дело и кончилось. Самый факт вызова по поводу доноса показывал, что его не собираются использовать», – писала Надежда Мандельштам671671
  Там же. С. 155.


[Закрыть]
. Но она ошибалась – некоторый ход делу всё же дали, о чем свидетельствует следующий любопытный документ из мандельштамовского следственного дела, начатого в 1934 году. Эта «Справка ГУГБ НКВД № 23» от 2 июля 1935 года – чужеродный осколок, не имеющий отношения ни к следствию, ни к реабилитации Мандельштама, – напрямую связана с доносом «агента».

Поражает в «Справке» больше всего то, что от ощущения прошлогоднего чуда не осталось и следа! Ее настрой прямо противостоит линии этого «чуда» и списан с шиваровских протоколов, еще не допускавших для чуда ни малейшей возможности. «Справке» тем не менее ходу дано не было, хотя угрозой – и серьезной – она, безусловно, являлась.

3

Нелишне отметить здесь и то (штрих эпохи), что партаппаратчики, еще недавно состоявшие друг с другом в дружелюбной переписке по поводу положения поэта Мандельштама осенью 1934 года, вскоре и сами попали под жернова всё той же карательной машины, что и объект их опеки (миновало это одного П.Ф. Юдина).

Надо заметить, что чекистская «разработка» троцкистской темы, достигшая апогея в середине 1937 года и влившаяся в многоголосую ораторию под названием «Большой Террор», началась еще в 1920-х годах, затем несколько поутихла и снова зазвучала, набирая мощь, в первой половине 1936 года672672
  Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936 / Под ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. В.Н. Хаустов, В.П. Наумов, Н.С. Плотникова. М., 2003. С. 723, 753, 756 – 766 и др.


[Закрыть]
. Не желая приумножать сущности, «троцкистов» поженили с «зиновьевцами» и получили интересный гибрид – «троцкистско-зиновьевский контрреволюционный блок» (или, иначе, «троцкистско-зиновьевская банда»), с террористической деятельностью которого и начали рьяно бороться. После рассылки соответствующего закрытого письма ЦК ВКП(б) от 29 июля 1936 года заметно расширился круг обвинений, которые этим бандитам приличествовало предъявлять: террор остался, но появились и шпионаж, и вредительство, и диверсионная деятельность – это заметно упрощало задачу борющихся со всем этим чекистов.

25 сентября два сочинских отдыхающих, Сталин и Жданов, отправили своим кремлевским друзьям телеграммку, после чего назавтра у страны появился новый нарком внутренних дел – товарищ Ежов. И понеслось…

Уже через четыре месяца спектакль под названием «О процессе по делу Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова и др.» (он же «Процесс антисоветского троцкистского центра», или «Паралелльного антисоветского троцкистского центра») был поставлен и отрепетирован. Целую неделю, с 23 по 30 января 1937 года, шла эта постановка. Но не все, в отличие от Лиона Фейхтвангера и Мартина Андерсена Нексе, искренне залюбовавшихся и режиссурой, и игрой, могли наблюдать ее из партера, поэтому кульминацией стал даже не сам приговор, а его публикация 30 января в «Правде» – вместе со стенограммой суда и подборкой писем трудящихся673673
  См.: Арнаутов Н.Б. Роль газеты «Правда» в нагнетании массового политического психоза в 1937 году // Проблемы истории массовых политических репрессий в СССР. К 70-летию голода 1932 – 1933 годов. Материалы II региональной научной конференции. Краснодар, 2004. С. 129 – 131.


[Закрыть]
. Более наглядного призыва к чекистской массе и не требовалось!

Следующий залп – доклад Сталина «О недостатках партийной работы и о мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников», сделанный 3 марта 1937 года на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б). Слово «зиновьевский» здесь куда-то провалилось: видимо, осознавая всю оксюморонность выражения «троцкистско-зиновьевский», сталинские пропагандисты к этому времени выдвинули термин еще более причудливый, но всё же, как им казалось, более ласкающий слух – «право-троцкистский». Памятуя о том, что троцкисты – это леваки, получаем по смыслу – «праволевацкий».

Но страна проглотила и это.

4

Сменив Чердынь – городок районного масштаба и предел клюевских ссыльных мечтаний, на губернско-областной Воронеж, бедный Осип Эмильевич и не догадывался, куда влечет его свободная стихия – на сколь «опасное» для его априори пошатнувшегося идеологического здоровья поэта-попутчика674674
  А стало быть, «инвалида от рождения».


[Закрыть]
место сменил он свое камское благодатное захолустье.

А дело всё в том, что, как оказалось, как раз в бытность Мандельштама в Воронеже, мало того – именно в 1934 году, то есть аккурат в год и чуть ли не в месяц его приезда, весь советский Воронеж накрыло густое и ядовитое «право-троцкистское» облако. Бедный поэт и не догадывался, что здесь, на шумных улицах и в тиши начальственных кабинетов, свила себе гнездо контрреволюция, отсюда распустила она свои сети и щупальца – эдакая гидра-контра, направляемая несуществующей, но от этого не менее страшной конторой под названием «Воронежская право-троцкистская вредительская террористическая организации» (ВПВТО). И возглавили ее не кто-нибудь, а первый секретарь обкома партии товарищ Е.И. Рябинин и председатель Воронежского облисполкома товарищ Д.А. Орлов. Так и работали они бок о бок много лет, вредя стране, а наружу всё «вылезло» только в июле 1937 года…

Честно говоря, иронизировать и не стоило бы. Десятки человек, многих из которых Мандельштам знал лично, заплатили за этот бред жизнью, да и сам Осип Эмильевич запросто и без лишних слов вполне мог бы угодить под тот же самый топор675675
  Впрочем, само дело мифической ВПВТО – рутина для ежовского наркомата, сеявшего смерть и ужас направо и налево, – так, небольшая себе региональная операция, – не чета ни «национальным», ни «кулацкой» операциям, начинавшимся тогда же, в июле 37-го! См. оперативные приказы НКВД №№ 00439 и 00447 от 25 и 30 июля 1937 г. по немецкой и кулацкой операциям.


[Закрыть]
.

Одной из первых скатилась голова Максима Исаевича Генкина, подлинного мандельштамовского покровителя, заведовавшего «при Мандельштаме» сначала отделом культуры и пропаганды (именно в этом качестве он и переписывался о Мандельштаме с А.И. Стецким676676
  См.: Нерлер П. «Он ничему не научился…» О.Э. Мандельштам в Воронеже: новые материалы // ЛО. 1991. № 1. С. 91 – 95.


[Закрыть]
), а в 1935 – 1937 годах – отделом школ, науки, научно-технических изобретений и открытий677677
  Подумать только: открытий! – не больше и не меньше!


[Закрыть]
Воронежского обкома ВКП(б). Его арестовали всего на полмесяца раньше Рябинина – 2 августа 1937 года, осудили в Воронеже 10 января 1938 года и в тот же день расстреляли. А Александра Григорьевича Магазинера, генкинского преемника по культпросветотделу обкома и профсоюзного лидера678678
  К нему О.М. – и возможно не раз – обращался с разного рода письмами по бытовым вопросам.


[Закрыть]
, взяли 10 сентября 1937 года, а расстреляли вместе с Генкиным – 10 января 1938 года.

Аресты шли волнами, и в 1937 году вслед за июльско-августовской и сентябрьско-октябрьской волнами прошла и еще одна волна – ноябрьско-декабрьская. Из одного только итээровского дома по ул. Ф. Энгельса, 13, где в свое время жил и Мандельштам, о чем теперь напоминает памятная доска, только в соответствии со сталинскими расстрельными списками было арестовано пятеро (все – работники ЮВЖД, отчего занимался ими Дорожно-транспортный отдел НКВД этой дороги).

Итак, практически всё воронежское областное руководство – и партийное, и советское, и профсоюзное, и литературное, – все те, к кому Мандельштам в свое время обращался за помощью, погибли в сталинских репрессиях, и большинство – даже раньше Мандельштама.

Не покинь поэт Воронеж в мае 1937 года, а застрянь в нем еще на несколько месяцев или даже недель, областная волна борьбы с «правым троцкизмом» смыла бы в Лету и его, «числившегося за Москвой»679679
  О том, насколько это не пустой звук, свидетельствует «томская» судьба Н.И. Клюева, сосланного в Колпашево в Западной Сибири. В октябре 1934 г. его перевели в Томск, где в июне 1937 г. его вторично арестовали и расстреляли.


[Закрыть]
. В любом случае – обвинения, с которыми Мандельштам столкнулся в Воронеже в начале 1937 года – были не сотрясением воздуха: они были смертельно опасны!

Что ж, еще один раз, – кажется, в предпоследний, – Мандельштаму повезло: словно царь Аршак, он получил от ассирийца «еще один добавочный день» – и еще раз улизнул от гибели, будучи на волосок от нее!

5

Когда первого секретаря Воронежского обкома Варейкиса перевели на Дальний Восток, он забрал с собой и Швера, «отвечавшего» при нем в Воронеже сразу за газету и за Союз писателей. Одного Швера в Воронеже заменили сразу два человека: на посту главного редактора «Коммуны» – Сергей Васильевич Елозо, а в Воронежском отделении Союза писателей – директор Воронежского пединститута Степан Антонович Стойчев. Первым из них двоих арестовали Стойчева – 23 августа 1937 года: расстреляли 15 января 1938 года. Вторым замели Елозу – 14 ноября 1937 года, обвинив его не только в активном участии, начиная с 1936 года, в известной право-троцкистской террористической организации, но и в «поощрении проникновения на страницы “Коммуны” всякого рода контрреволюционных “ошибок” и “опечаток”»680680
  Силин В.В. Летописцы из «Коммуны». Воронеж, 2007. С. 215.


[Закрыть]
. Осудили и расстреляли – 13 апреля 1938 года.

Именно с арестом Елозы (а еще вероятней – с арестами в Хабаровске Варейкиса и Швера), скорее всего, и была связана та горячка новой волны нападок на троцкистов-попутчиков, разыгравшаяся в ноябре 1937 года и, разумеется, не ограничивавшаяся Воронежем. Так, в Курске арестовали Сергея Никитича Шевцова, журналиста и секретаря редакции «Курской правды». Его взяли 17 ноября, последним из девяти сотрудников его газеты, арестованных за принадлежность – вот вам и курская специфика! – к право-троцкистскому военному заговору681681
  См. о нем: Ошеров А. Над пропастью во лжи. Курск, 1998. С. 128 – 130.


[Закрыть]
.

Кстати, этот человек, будучи гражданским мужем Ольги Кретовой, как минимум дважды «соприкоснулся» с Осипом Эмильевичем, сам о том, скорее всего, ничуть не подозревая. Во-первых, тем самым ребенком-грудничком, что вдохновил Мандельштама на стихотворение «Когда заулыбается дитя…», был его и Ольги Кретовой сын – Игорь Шевцов, известный воронежский географ. Во-вторых, именно на Шевцова и его репрессированность как на своеобразное заложничество и как на инструмент давления на себя не раз указывала и сама Кретова, когда пыталась оправдаться за свое столь активное участие в гонениях на Мандельштама в апреле 1937 года: хронологически это совершенно «не бьет» (Шевцова арестовали только в ноябре того же года), но ведь могли быть и другие события и признаки беды, кроме ареста?682682
  Надо отдать должное Ольге Капитоновне Кретовой: за освобождение Шевцова она боролась отчаянно, но ни ее хлопоты, ни заявление Шевцова в ЦК ВКП(б) от 24 июня 1939 г. – ничто не помогло: в мае 1955 г. она получила извещение о том, что он умер 14 января 1943 г. в Севжелдорлаге.


[Закрыть]

В рассказе Булавина о том, как они с Романовским писали свою статью с нападками на Мандельштама и других, есть один момент, поначалу ускользающий от внимания, а именно: срочность заказа! Цитирую: «Статью писали мы вместе с Романовским по поручению редакции альманаха “Лит‹ературный› Воронеж”. Написали за одну ночь у меня на квартире. Нужно было так спешно. ‹› Тему предложил Подобедов. Договорились, что писать будем у меня. – ‹Романовский:› Закончу в институте, приду к тебе. – Всю ночь писали. Он держал ручку. Творчество совместное»683683
  Письмо М.Я. Булавина В.Н. Гыдову от 7 ноября 1981 г. (частично опубликовано в: Гыдов, 1993. С. 37 – 39).


[Закрыть]
.

Личных контактов и конфликтов с поэтом у Романовского не было684684
  По крайней мере, об этом нет ни одного свидетельства.


[Закрыть]
, что не помешало ему сначала самостоятельно (в апреле 1937 года), а позднее (в ноябре того же года) на пару с Булавиным, дважды выдвинуть против него и других ссыльных интеллигентов смертельно опасные обвинения в троцкизме685685
  Романовский Н. Создадим литературу, достойную сталинской эпохи. К пятилетию Постановления ЦК ВКП(б) о перестройке литературно-художественных организаций // Молодой коммунар. 1937. 26 апр.; Романовский Н., Булавин М. Воронежские писатели за 20 лет. Обзор // Литературный Воронеж. Сб-к Воронежского союза советских писателей. Вып. 1. Воронеж, 1937. С. 224 – 234.


[Закрыть]
.

В первой – единоличной – статье Романовский писал: «Пытавшиеся проникнуть в писательскую организацию Мандельштам, Айч, Стефен были своевременно разоблачены и не допущены к организации». О второй же – совместной – статье ее соавтор-долгожитель Булавин добавлял: «Статья эта не имеет никакого значения, и пользоваться ею нельзя. Ни Рябинин, ни Варейкис никогда не были троцкистами и погибли во время культа личности и произвола»686686
  Письмо В.Н. Гыдову от 7 ноября 1981 г. (Гыдов, 1993. С. 39).


[Закрыть]
.

Казалось бы, прозрел человек – ан нет: в другом месте Булавин дал поистине гениальную, – а главное, действенную – формулировку троцкизма! Оказывается, что для того чтобы быть троцкистом, даже не обязательно знать или читать Троцкого: «Конечно же, троцкисты действительно были враждебны советской власти. Некоторые были высланы в Воронеж. Через несколько лет были высланы в Воронеж Стефен, Айч и Мандельштам. Замечу вам, что чтобы быть троцкистом, не обязательно быть в партии. Нужно разделять их взгляды»687687
  Там же. С. 38.


[Закрыть]
.

Кстати, Николая Романовского, булавинского соавтора по этим самым нападкам на Мандельштама-троцкиста (лично, впрочем, поэта не знавшего), органы и самого не позабыли. Правда, позднее: где-то в 1938 – 1939 гг. он был арестован и девять месяцев находился под следствием. Ожидал ареста и глубокий знаток сути троцкизма Булавин688688
  Ср.: «Мой товарищ Н. Романовский тоже был репрессирован. Я ждал своей участи. Н. Романовский, мой друг, находился семь месяцев в предварительном заключении безвестно, и я должен был признать его врагом народа, так называли его следственные органы НКВД. После освобождения он преподавал в пединституте литературу, а когда началась война – ушел добровольно на фронт и погиб. Это был смелый и храбрый офицер» (Там же).


[Закрыть]
. А раз ожидал, то, по собственной логике, тоже был троцкистом.

6

Лето – а оно в 1936 году было на редкость жарким, знойным – кончилось, воронежские писатели съехались в родной город. В начале сентября вернулся из Задонска и Осип Мандельштам. Впереди его ждали самая настоящая травля и самая настоящая поэзия – вторая и третья «Воронежские тетради».

Поговорим о первой. 11 сентября состоялось общее собрание, посвященное «вопросам борьбы с классовыми врагами в литературных организациях и на литературном фронте». В центре внимания было три человека: Леонид Завадовский (потому что ранее принадлежал к эсерам и входил в группу «Перевал»), Борис Песков (потому что находился под влиянием Завадовского и в разговорах с писателями допускал ряд политически неправильных и вредных высказываний) и Осип Мандельштам.

И уже 16 сентября в воронежской газете «Коммуна» появилась статья И. Черейского под названием «“Каникулы” в Союзе Писателей». Журналист писал: «Воронежская организация СП сумела довольно быстро разглядеть явно чуждых людей, которые пытались использовать СП и журнал «Подъем», развивая на его страницах путаные и вредные теории, предлагая туда свою литературную продукцию (Калецкий, Айч, Стефен, Мандельштам). С некоторым опозданием, не сразу, недостаточно решительно, но эти люди получили свою оценку. Но не так обстоит с писателями, которые, являясь нашими советскими людьми, отразили в своем творчестве явления, далекие от нас по своим идейным установкам, чуждые по духу. Тт. Ряховский, Сергеенко, Подобедов и др. указывали, например, на творчество Л. Завадовского и Б. Пескова…»

Куда подробнее, чем перед читателем, писательская организация отчиталась по вертикали перед своим центром – Союзом советских писателей СССР. 28 сентября Стефан Стойчев – в то время еще секретарь партгруппы Воронежского отделения ССП и основной докладчик на собрании 11 сентября – сообщал о Мандельштаме Владимиру Петровичу Ставскому, лично контролировавшему ситуацию в Воронеже и пославшему телеграфный запрос «о разоблачении классового врага»:

«С Мандельштамом дело обстояло и обстоит так: осенью 1934 г. он явился к тогдашнему председателю Союза писателей т. Шверу с просьбой предоставить ему возможность принимать участие в работе воронежского Союза писателей. Швер дал свое согласие и даже взял Мандельштама на должность литературного консультанта правления ССП. Однако скоро обнаружилось, что Мандельштам совершенно неспособен к работе с начинающими авторами.

В феврале 1935 года на широком собрании воронежского ССП был поставлен доклад об акмеизме, с целью выявления отношения Мандельштама к своему прошлому. В своем выступлении Мандельштам показал, что он ничему не научился, что он кем был, тем и остался.

Осенью 1934 г. и позднее воронежскому правлению ССП через Зав. культпропом т. Генкина было указание от работника культпропа ЦК ВКП(б) т. Юдина об оказании Мандельштаму всяческой помощи. Правление ССП в разное время выдало Мандельштаму (еще при Швере) около тысячи рублей. Но в жизни союза Мандельштам, после вечера об акмеизме, никакого участия не принимал и не принимает689689
  Этот абзац отчеркнут слева на полях.


[Закрыть]
.

В течение этого года Мандельштам несколько раз обращался в правление с просьбой о ходатайстве перед Москвой об оказании ему медицинской помощи; просился на Минский пленум; вообще всячески старался добиться, чтобы правление в каких бы то ни было формах стало на путь реабилитации его перед советской общественностью. Правление ограничилось посылкой сведений о состоянии здоровья Мандельштама в Литфонд СССР, куда Мандельштам писал заявление о предоставлении ему места на курорте. Что же касается других неоднократных притязаний Мандельштама, то правление неизменно и решительно отклоняло их. В свое время о Мандельштаме мы сообщали правлению ССП СССР.

Много раз в правление приходила жена Мандельштама и угрожала, что если-де воронежский Союз не окажет им, Мандельштамам, материальной и моральной помощи, то они покончат самоубийством. Так обстоит дело с Мандельштамом, который отбывает ссылку в Воронеже. Ни членом, ни кандидатом организации он не является и в деятельности ССП никакого участия не принимает690690
  Этот абзац отчеркнут слева на полях.


[Закрыть]
.

В целях дальнейшей, углубленной проверки членов и кандидатов ССП правлением намечено за время сентябрь – декабрь подвергнуть широкому обсуждению всю деятельность каждого члена и кандидата ССП, как творческую, так и общественно-политическую. Проведение этого мыслится так: устраивается вечер, целиком посвященный одному писателю. Докладчик делает анализ всего того, что написано писателем. Сам писатель рассказывает о себе, что он пишет в настоящее время ‹…› Секретари обкома тт. Рябинин и Ярыгин интересуются каждым новым произведением, написанным нашим писателем, и читают не только, когда произведение напечатано, но и в рукописи, помогая советом, указаниями, вдохновляя писателя на работу.

Основное ядро наших писателей несомненно здорово, творчески дееспособно. У большинства из наших писателей дело овладения основами литературного мастерства подходит к концу и в ближайшее время мы вправе ожидать от них зрелых, достойных Сталинской эпохи произведений.

Секретарь партгруппы

Воронежского Союза Советских Писателей Ст. Стойчев»691691
  РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 5. Д. 32. Л. 10 – 13. Подчеркивания и отчеркивания на полях принадлежат, скорее всего, В.П. Ставскому. Впервые в: Нерлер, 1991. С. 93 – 94; здесь – с некоторыми уточнениями.


[Закрыть]

30, 31 марта и 4 апреля 1937 года состоялось общее собрание писателей Воронежской области, посвященное обсуждению статьи Р. Шпунт о воронежских писателях в «Комсомольской правде»692692
  Шпунт Р. Еще одна писательская канцелярия // Комсомольская правда. 1937. 16 марта.


[Закрыть]
. 7 апреля О.К. Кретова, зам. председателя ССП Воронежской области, направляет в правление ССП резолюцию этого общего собрания. Одним из пунктов этой резолюции значится следующий, чуть ли слово не в слово повторяющий решение собрания от 11 сентября 1936 года: «Собрание констатирует, что на протяжении ряда лет правление неоднократно давало отпор классово-враждебным элементам, пытавшимся сблизиться с союзом писателей, найти для себя трибуну (Стефен, Айч в 1934 г., О. Мандельштам в 193536 гг.). ‹› Председатель собрания М. Подобедов»693693
  РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 5. Д. 58. Л. 8 (впервые в: Нерлер, 1991. С. 94).


[Закрыть]
.

23 апреля вновь выстрелила Кретова. В статье, озаглавленной «За литературу, созвучную эпохе!» и написанную к 5-летию постановления ЦК ВКП(б) о перестройке литературно-художественных организаций, она писала: «В течение последних лет с областной писательской организацией неоднократно пытались сблизиться, оказать свое влияние троцкисты и другие классово-враждебные люди: Стефен, Айч, О. Мандельштам. Но они были разоблачены писательской организацией»694694
  Коммуна. Воронеж. 1937. 23 апр. С. 3.


[Закрыть]
.

Думается, что подлинной загрунтовкой для кретовской статьи послужила не столько корреспонденция Шпунт, сколько сталинский доклад от 3 марта на Пленуме ЦК ВКП(б), посвященный борьбе с двурушничеством. Сама Ольга Капитоновна позднее рассказывала Н.Е. Штемпель, что писала статью, так сказать, «не по своей воле», а вынужденно (у Кретовой арестовали мужа, и Ставский обещал закрыть на это глаза, – взамен же потребовал разоблачительную речь и статью).

До конца воронежской ссылки оставалось три недели, и Мандельштам, конечно же, был просто обязан среагировать на этот опаснейший выпад. Но сделал он это, правда, не сразу, а только 30 апреля 1937 года, когда по-видимому об этой милой публикации узнал. В этот день он отправил сразу два письма жене, находившейся тогда в Москве.

В первом (к нему были приложены выписки из «Коммуны» и письмо В. Ставскому) он писал:

«Родная моя Надинька!

Посылаю выписку и заявление для передачи Ставскому.

Я здоров и спокоен. Ты приедешь, как только сделаешь всё необходимое. Думаю, что дольше 5-го оставаться не надо. В крайнем случае приедешь без денег. Не всё ли равно? Лишь бы маму отправить.

Заявление свое в Союз Сов‹етских› Пис‹ателей› я считаю крайне важным.

Но если Ставский найдет, что не стоит подымать вопроса по вздорному поводу – я соглашусь. Я – не склочник. Во всяком случае – покажи ему.

Важно то, что после этого в Воронеже оставаться физически невозможно. Это – объясни.

Целую тебя, мой родненький. Спешу отправить. Твой Ося».

Второе письмо было отправлено в тот же день, но, видимо, с вечерней почтой:

«Родная доченька Надик!

Сейчас пришли твои сто рублей. А у нас еще было, и всё на 1 Мая уже куплено. Новость: курица клюнула маму в щеку и поцарапала. Чуть – чуть. Сегодня я сам стоял в бакалейной очереди, а маму усадил на улице на скамейку.

Утром отправил тебе выписку из статьи О. Кретовой в «Коммуне» от 23 апреля и заявление мое Ставскому в Союз Пис‹ателей› по поводу воронежцев.

На всякий случай посылаю в адрес Евг‹ения› Як‹овлевича› вторую выписку и сокращенное заявление в Союз Сов‹етских› Пис‹ателей›.

Не знаю, как быть с обувью? Спрошу тебя. Будущее меня не смущает.

Приезжай не позже 6-го. Можно и без денег. Совершенно всё равно.

Бесконечно тебя жду.

Твой Ося»

Сохранился и полный текст заявления Мандельштама на имя Ставского:

В Секретариат Союза Советских Писателей

Уважаемый тов. Ставский!

Прошу Союз Советских Писателей расследовать и проверить позорящие меня высказывания воронежского областного отделения Союза.

Вопреки утверждениям Обл‹астного› Отд‹еления› Союза, моя воронежская деятельность никогда не была разоблачена Обл‹астным› Отд‹елением›, но лишь голословно опорочена задним числом. При первом же контакте с Союзом я со всей беспощадностью охарактеризовал свое политическое преступление, а не «ошибку», приведшее меня к адмвысылке.

За весь короткий период моего контакта с Союзом (с октября 34 г. – по август 35 г.) и до последних дней я настойчиво добивался в Союзе и через Союз советского партийного руководства своей работой, но получал его лишь урывками, при постоянной уклончивости руководителей обл‹астного› отделения.

Последние 1½ года Союз вообще отказывается рассматривать мою работу и входить со мной в переговоры.

Если как художник (поэт) я могу оказать «влияние» на окружающих – то в этом нет моей вины, а между тем это единственное, что мне ставится обл‹астным› отд‹елением› в вину и кладется в основу убийственных политических обвинений, выводимых из моей воронежской деятельности поэта и литработника.

Располагая моим заявлением к минскому пленуму, содержащим ряд серьезных политических высказываний, – Союз, который это заявление принял и переслал в Москву, до сих пор не объявил его двурушническим, что является признаком непоследовательности.

Принципиальное устранение меня от общения с Союзом никогда не имело места. Летом 35 года мне было заявлено: «Мы вас не считаем врагом, ни в чем не упрекаем, но не знаем, как относится к вам писательский центр, а потому воздерживаемся от дальнейшего сотрудничества». После этого Союз рекомендовал меня (протоколом правления) на работу в городской театр.

Считаю нужным прибавить, что моя работа по другим линиям (театр, радиокомитет) не вызвала никаких общественных осуждений и была неоднократно и серьезно использована после соотв‹етствующей› политической проверки. Пресеклась она моей болезнью.

Называя три фамилии (Стефен, Айч, Мандельштам), автор статьи от имени Союза предоставляет читателю и заинтересованным организациям самим разбираться: кто из трех троцкист. Три человека не дифференцированы, но названы: «троцкисты и другие классово-враждебные элементы».

Я считаю такой метод разоблачения недопустимым.

В результате меня позорят не за мою прошлую вину, а за то положительное, что я пытался сделать после, чтобы искупить ее и возродить себя к новой работе.

Фактически мне инкриминируется то, что я хотел себя поставить под контроль советской писательской организации.

О. Мандельштам»

К Ставскому это письмо не попало, оттого и сохранилось в архиве. Но, как знать, может, предыдущее или телефонный разговор и возымели некоторую силу. Во всяком случае, вместо естественного в таком случае нового приговора им было разрешено покинуть место ссылки. 13 мая 1937 года Осип и Надежда Мандельштам уехали из Воронежа в Москву. Впереди у Мандельштама оставалось всего лишь полтора года жизни, лишь один неполный год свободы, скитаний и мытарств.

И вовсе не недоразумением были те проклятия и угрозы, что неслись ему вдогонку из Воронежа. В первом же выпуске сборника «Литературный Воронеж» (подписан к печати 4 ноября 1937 года) его имя и образ были задеты сразу в двух произведениях. Первое – это гневная отповедь Григория Рыжманова, созданная им еще в декабре 1936 года:

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

 
Пышной поступью поэта,
Недоступный, словно жрец,
Он проходит без привета
И… без отклика сердец.
 
 
Подняв голову надменно,
Свысока глядит на люд, —
Не его проходит смена,
Не его стихи поют,
 
 
Буржуазен, он не признан,
Нелюдимый, он – чужак,
И побед социализма
Не воспеть ему никак.
 
 
И глядит он вдохновенно:
Неземной – пророк на вид.
Но какую в сердце тленном
К нам он ненависть таит!
 
 
И когда увижу мэтра
Замолчавших вражьих лир,
Напрягаюсь, как от ветра.
Четче, глубже вижу мир.
 
 
Презирай, гляди надменно, —
Не согнусь под взглядом я
Не тебе иду на смену
И не ты мой судия!
 

В том же сборнике – в обзоре «Воронежские писатели за 20 лет» – Н. Романовский и М. Булавин сочли необходимым рассеять сомнения О.М. в том, троцкист ли он: «Пользовавшиеся поддержкой врагов народа, прибывшие в 1934 году в Воронеж троцкисты Стефен, Айч, Мандельштам, Калецкий пытались создать сильное оцепление писательского коллектива, внося дух маразма и аполитичности. Попытка эта была разбита. Эта группа была разоблачена и отсечена, несмотря на явно либеральное отношение к ней бывших работников Обкома (Генкин и др.), которые предлагали воспитывать эту банду. Особо тяжелые условия для писательского коллектива были созданы бухаринским шпионом Рябининым и его приспешниками».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации