Текст книги "Con amore. Этюды о Мандельштаме"

Несколько предварительных замечаний общего порядка – о воронежском периоде творчества Мандельштама. Чем примечательна его поэтическая «практика» именно в эти годы?

Во-первых, своей структурностью. Стихи традиционно разбиваются на три «Воронежские тетради», каждая из которых имеет не утвержденную автором и потому не слишком устоявшуюся композицию – в сущности, хронологическую, но с некоторыми отступлениями от этого принципа, касающимися начала или концовки тетради.

Во-вторых, невиданной продуктивностью. За три неполных года было написано – шуточные не в счет, – 106 стихотворений, то есть едва ли не четверть написанного за жизнь!188188
  Кроме того – как минимум два десятка шуточных стихов и стихотворных перевода, 5 рецензий, опубликованных в журнале «Подъем» (то были его последние прижизненные публикации), одна прозвучавшая по радио радиокомпозиция, несколько других прозаических набросков, а также около 60 писем (про письма, как и про шуточные стихи, наверняка можно сказать, что их было гораздо больше, но слишком многое не сохранилось).


[Закрыть]

И в-третьих – столь же исключительной интенсивностью. Эти 106 стихотворений, или около 2 300 строк, были написаны в двух временных интервалах – с апреля по июль 1935 года (в августе и сентябре отдельные вещи лишь доканчивались) и с декабря 1936 года по май 1937 года. На круг – порядка 8 – 9 месяцев, или по десяти стихотворений в месяц!

Разбивка стихотворений по «тетрадям» – приходится оговориться, что это наша разбивка, – видна из таблицы 1 на с. 140.

Средний размер стихотворений «Первой воронежской тетради» традиционно мал (около 12 строк), но позднее, словно разгоняясь, Мандельштам «прибавил» длины189189
  Средний размер стихов 1936 года – уже 14 строк, а 1937 года – даже 18! (Гаспаров М., 1990. С. 337).


[Закрыть] и освоил формы и новое пространство поэтической энергии, написав два неслыханно больших для себя стихотворения – самых длинных вообще! – «Оду» и «Стихи о неизвестном солдате»190190
  По числу строк (соответственно, 84 и 113) это третий и первый опусы во всем мандельштамовском корпусе. Между ними вклинилась только «Грифельная ода» (1923, 93 строки).


[Закрыть]. Показательно, что оба гиганта были, по удачному выражению Н.Я. Мандельштам, «матками» второй и третьей «Воронежских тетрадей».

Таблица 1

Распределение «Воронежских стихов» по «тетрадям»

Между прочим, не случайно, что по силе исследовательского интереса «Ода» сейчас стремительно приблизилась к «Стихам о неизвестном солдате», собирая урожай самых разнообразных оценок – от презрительного высокомерия до аналитической восхищенности. В свое время, при первой публикации «Оды» в СССР191191
  Советский цирк. 1989. 12 – 18 октября. № 41. С. 15. В самиздате «Ода» вышла почти на 10 лет раньше – см.: Кириллов К. [Дедюлин С.В.] Непопулярные стихи Николая Заболоцкого и Осипа Мандельштама // Северная почта. 1980. № 4). Еще раньше, в 1975 г., ее опубликовали на Западе: Scanda-Slavica. 1975. V. 22. P. 35 – 41 (с пропуском ст. 56, публикатор – Б. Янгфельдт).


[Закрыть], я уже высказался по этому поводу, здесь ограничусь лишь замечанием о своеобразной метрической битве, разыгравшейся между двумя этими гигантами в феврале – марте 1937 года.

С середины декабря 1936 года Мандельштам был захвачен мощной хореической тягой:

 
Где я? Что со мной дурного?
Степь беззимняя гола.
Это мачеха Кольцова,
Шутишь: родина щегла!
 

Она не отпускала его почти месяц, сменившись наконец – на стыке 15 – 18 января 1937 года – еще более долгой полосой пяти – и шестистопных ямбов, прочертивших разнообразные смысловые орбиты вокруг «Оды». Стихотворения «Средь народного шума и спеха…» и «Если б меня наши враги взяли…» – эти, казалось бы, в ритмическом отношении особо приближенные к «Оде» произведения, – знаменуют собой как раз ритмический разлом, или конец столь властительного ямбического напора.

Более того: трехстопный анапест первого смотрится ни много ни мало как ритмический десант «Стихов о неизвестном солдате», чей мощный анапестический накат еще и этим противостоял дьявольской искушенности материи «Оды» – этой поистине «черной дыры», поглотившей столь много энергии и живой материи поэта.

В «Третьей воронежской тетради» 5/6-стопные ямбы возникают лишь дважды – и это совершенно другие – не одические – ямбы: я имею в виду ритм стихотворения «Реймс-Лаон» – с не-«сталинским» чередованием женских и мужских рифм – или удивительные стихи к Н. Штемепель с их сплошными женскими окончаниями, что непроизвольно, но разительно сближает их с переложениями сонетов Петрарки.

Другая особенность новой поэтики Мандельштама – ее феноменальная открытость, ее внутренняя и естественная свобода, отказ от ряда непременных условностей, традиционно налагаемых на себя поэтом одновременно с откликом на творческий импульс. А встретить у позднего Мандельштама, скажем, сонет, – согласитесь, кажется невероятным (если это только не шуточный сонет и не перевод)192192
  Сонет «Христиан Клейст» – типичная промежуточная редакция стихотворения, расплющенная окончательной: в данном случае вопрос о статусе «двойчатки» не возникал..


[Закрыть].

Скачок произошел и в рифме – и тоже в направлении все большего раскрепощения (впрочем, началом этого следует считать все же «Грифельную оду», столь много предвосхитившую в поздних стихах, а также стихотворение «Опять войны разноголосица…»). Диссонансы, неточные, подчас экстраординарные рифмы – стали обычным, нормальным явлением.

Он вошел в новую – даже для себя – полосу поэтической свободы и правоты. Его «поэтический организм» (выражение С.Б. Рудакова) не только и не столько заработал в освоенном уже поэтическом пространстве и по его законам, сколько научился сам творить это пространство и воплощать свои, новые законы: недаром в письме Ю.Н. Тынянову возникла – применительно к русской поэзии – фраза о «кое-что изменив в ее строении и составе»193193
  Нерлер П. Краткостишья: поэтика и случайность (о кратких формах в японской и русской поэзии) // Вопросы истории литератур Востока. Фольклор, классика, современность. Сб. статей. М.: Наука, 1979. (Часть 1). С. 222 – 235.


[Закрыть].

И это понятно. Над Мандельштамом более нет запретов, в любой момент он может призвать к себе любое орудийное средство, вплоть до самых настоящих будетлянских неологизмов и, если только можно так выразиться, неометризмов. Вероятность возникновения пяти-, шести – или даже семистрочной строфы почти столь же высока, как и четырехстрочной. Недаром стихотворение «День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…» заслужило от Ю.И. Левина прозвание «ритмического монстра»194194
  Левин Ю.И. Заметки о поэзии О. Мандельштама тридцатых годов, I // Slavica Hierosolimitana. Vol. III. Jerusalem, 1978. С. 127 – 128. На пространстве в 20 строк Д. Лахути насчитал 15 различных ритмических рисунков! Впрочем, на это же «звание» претендует и «Улица Мандельштама»: на 11 строк 10 разных ритмических рисунков! Тем самым к семантике кривизны («такая чертова фамилия, что как ее ни выправляй, звучит все равно криво»), добавляется и ритмическая «кривизна» (так же наблюдение Д. Лахути).


[Закрыть].

Самостоятельное и самодостаточное значение приобретает фрагмент, набросок, вариант (вновь массовым явлением стали краткостишья, но и это уже не одни только четверостишья195195
  Мелькнувшие в «Камне» (где они, по всей видимости, были ничем иным, как результатом «хирургической операции» над более обширным стихотворением), они возродились в 1935 – 1937 гг. – 12 четверостиший, но наряду с 5-, 6– и 7-стишиями.


[Закрыть]). Этому была и другая серьезная причина: Мандельштам отказался от установки на смысловую законченность, логическую завершенность стиха, которыми была отмечена его поэтическая молодость. Процесс с множественностью возможных продолжений ему уже дороже результата – все-таки, что ни говори, лишь одной из версий этого процесса. Отсюда же – переосмысление вариантов, признание их равноценности и рядомположенности, даже безальтернативности, ведущее к их признанию в корпусе («Кама», «Заблудился я в небе…»).

Под влиянием этой открытости и фрагментарности складывается атмосфера особой доверительности со своим читателем, собеседником из будущего – как же часто поэт апеллирует к собеседнику! – тем более что живых, реальных читателей во плоти становилось с каждым годом все меньше.

Собственно, процесс и стал результатом. Кажется, что началось это искусственно – с божественного «Ариоста», которого было так жаль не вспомнить! А «вспомнить» – оказалось то же самое, что написать заново. Написал, а вышло иначе: с этого, кажется, и началось уверенное признание автором вариаций редакций не вариантами, не черновиками, а самостоятельными стихами196196
  В двойчатке «Соломинка» и «Варианте» к «1 января 1924 года» еще сквозят неуверенность и лаже сомнение в их легитимности.


[Закрыть].

И это вовсе не отказ, не измена цеху «смысловиков» – и уж тем более не самовлюбленность («что ни напишу – все жемчуг»). Если и отказ, то лишь от единственности результата, ставка на эффект рядомположенных вариантов, на игру их смысловых граней.

Речь Мандельштама не обрывается всякий раз в конце того или иного стихотворения – она подхватывается и продолжается в следующем, в следующем за следующим и так далее. Образуется сплошной поэтический поток, неслыханное пространство не стиха, но поэтической речи, – как бы простроченное тематическими стежками, ведомыми все одной и той же «иглой» смыслового единства, постоянно развивающегося, дышащего и выстраивающегося в некий смысловой сюжет.

Это требует и от читателя (собеседника) некоего масштабного сдвига, поскольку может возникнуть и возникает ощущение все нарастающей трудности восприятия. Ведь дело приходится иметь дело не со стихотворением, не с циклом и даже не с тематической книгой, а с книгой, хронологически построенной.

Это, конечно, отразилось и в метрике – причем не только в метрических волнах – своего рода накате разных размеров, но и в усредненной метроскопии.

Наиболее серьезные исследования метрического репертуара «позднего» Мандельштама принадлежат М.Л. Гаспарову197197
  Гаспаров М., 1990. С. 336 – 346.


[Закрыть] и В.А. Плунгяну198198
  Плунгян В. Метрика О.Э. Мандельштама: к анализу структуры и эволюции // СМР – 5/2. 2011. С. 342 – 369. Принятые Плунгяном и Гаспаровым периодизации, к сожалению, не вполне сопоставимы друг с другом.


[Закрыть]. Вот лишь некоторые из их выводов, имеющие отношение к нашей теме. Согласно Гаспарову, «московские» стихи резко выделяются повышенной долей неклассических размеров, а «воронежские» – такой же долей трехсложников, главным образом пятистопных анапестов, – этих, по выражению И. Бродского, «русских гекзаметров»199199
  Бродский И. «С миром державным я был лишь ребячески связан…» // Столетие Мандельштама… С. 15.


[Закрыть], внутренне тяготеющих, по наблюдению уже С. Аверинцева, к трагическому и античному200200
  С.С. Аверинцев указал нам на роль анапестов в античной трагедии, в частности, у Эсхила: первая песнь хора в любой античной трагедии непременно анапестическая, что было сохранено и в эквиметрических переводах В. Иванова, например.


[Закрыть].

Плунгян же как бы подхватывает тезис Гаспарова и продолжает: «Таким образом, в метрическом отношении О.М. проделывает достаточно сложную эволюцию от несколько консервативной ритмической строгости раннего периода и торжественной классичности “петербургского” периода, через поиски в области расшатанных тонических форм и полиметрии 1920-х – к новому синтезу 1930-х, с преобладанием более эмоциональных и раскованных форм, но в целом находящихся в пределах регулярного стиха. В этой эволюции – от ранней строгости к новой раскованной музыкальности – О.М. во многом следовал за общими тенденциями эпохи (канонизировавшей сначала дольник, потом тактовик и акцентный стих), однако следовал осторожно, тщательно отбирая для своего метрического арсенала те формы, которые соответствовали его художественным принципам»201201
  Плунгян В. Метрика О.Э. Мандельштама: к анализу структуры и эволюции // СМР-5/2. 2011. С. 364.


[Закрыть].

Мне кажется, это не столько осознанная «осторожность», сколько последовательная «постепенность» (без буквального ломания хребтов!) перехода одной поэтической погудки в другую, внешним проявлением чего, собственно, и являются метрические волны с их неодинаковой длительностью и силой.

Мы подошли к концу своих рассуждений. Для ясности и для удобства критиков постараемся подытожить то, к чему, как кажется, удалось прийти:

1. Хронологический принцип – формообразующий. Не покушаясь, разумеется, на правомочность и иных подходов, укажем на возможность положить его в основу составительского труда. Это не жесткая схема, а достаточно гибкий инструмент: возможен и желателен синтез разных подходов и «орудийных средств». Так, проблема иерархии текстов может быть снята путем шрифтового разнообразия или разного рода помет в оглавлении.

2. Стихотворения выстраиваются единым потоком – метрическими волнами, в порядке их развертывания по времени их написания, причем предпочтение в «спорных» случаях отдается не конечным, а начальным датам, фиксирующим начало «погудки», творческого импульса, размера.

3. В случаях, когда нет ни точных авторских, ни прочих косвенных датировок, или (что то же самое) когда целый ряд стихотворений имеет одну и ту же, но широкую или расплывчатую датировку (скажем: «1910» или «весна 1935»), можно опереться и на некоторые дополнительные композиционные факторы, а именно:

– семантический (смысловое единство, текстуальная и образная перекличка);

– метрический (собирание, стягивание стихотворений одного и того же размера в своего рода «букеты»).

4. Одновременно вводится система композиционных поправок, не вписывающихся в предложенную систему, но отражающих реальную сложность авторского отношения к этой проблеме. Это: а) ахронологические циклы и б) ахронологические завихрения202202
  Работая над первым томом 4-томного Собрания сочинений О. Мандельштама, мы не прибегли к этому – именно из-за того, что преследовали цель строго и сугубо хронологической композиции.


[Закрыть].

Казалось бы, после «теоретической» части не худо бы дать и некое «практическое приложение» – чужие или собственное решение обозначенных выше задач.

Ограничимся, для компактности и наглядности, рамками «Первой воронежской тетради».

Мое собственное композиционное решение, реализованное в томе третьем «синего четырехтомника», – сугубо хронологическое. Оно представлено ниже, в таблицах 2 и 3 (аббревиатура «П. Н.»)203203
  Поправка, которой я обязан Д.Г. Лахути, здесь не учтена.


[Закрыть].

Загодя подчеркну его неокончательность, свидетельством чему являются звездочки перед некоторыми из стихотворений. Указывая не столько на непринадлежность стихов к основному корпусу, сколько на те или иные возникающие сомнения в такого рода принадлежности, они как бы сигнализируют о композиционной зыбкости и нетвердости полученного результата.

И тем не менее…

Мандельштам влетел в свою «Первую воронежскую тетрадь» в апреле 1935 года – в те дни, когда Надежда Яковлевна была в Москве и когда к нему впервые пришел Сергей Рудаков, ставший невольным свидетелем этого поэтического труда.

Таблица 2

Композиция «Первой Воронежской тетради» (по П. Нерлеру) в сочетании с метрикой отдельных стихотворений¹

¹ Благодарю Д.Г. Лахути за сжатые ритмические характеристики каждого из стихотворений (см. столбец 4; для n-стопного ямба или анапеста женская рифма означает, что к n стопам добавляется 1 безударный слог).

² В этом стихотворении 11 пэанов 4-тых (четырехсложных стоп с одним – последним – ударным слогом): «За Пагани… / …ни длиннопа… / …ской чемчурой / …но-одича… /…ным карнава… / …ны молодой / …вой, в дирижер… /…ских фейервер… / …ба в колыбель / Перелива… / …ющей как хмель» (наблюдение Д. Лахути).

³ С сегодняшней, уточненной, позиции, я бы согласился с мнением Д. Лахути, ставящего стихотворение 14 впереди 13 (см. ниже). Эта корректива не отражена в табл. 3, фиксирующей уже опубликованные композиции.

Понятно, что раз возникнув, разные метрические волны не дожидались своего полного исчерпания, а просто сосуществовали друг с другом во времени, отчего неизбежной становилась и одновременность работы над ними.

Попробуем задаться вопросом: с чего именно все же началась эта работа?

Ответить на него очень трудно. Датировки под стихами помогают мало: они не по числам, как в обеих предшествующих и обеих последующих «тетрадях», а по месяцам204204
  Точные даты были только на черновиках, погибших у Рудаковых (Мандельштам Н., 2006. С. 343).


[Закрыть]. Так что мы имеем сразу четыре метрическихе волны, начало которым было положено в апреле.

Это, во-первых, ямб с большим числом пэанов 4-х («За Паганини длиннопалым…», «Тянули жилы, жили-были…», «Это какая улица…»). «Тянули жилы, жили-были…» дописывались в мае, а «Скрипачка» даже в июне.

Во-вторых, 5-стопный, с отклонениями, хорей («Я живу на важных огородах…», «Не мучнистой бабочкою белой…»). «Летчики» также завершались в мае.

В-третьих, это разностопный (с числом стоп от 4 до 6) ямб, но с доминированием 5-хстопника («Пусти меня, отдай меня, Воронеж…», «Я должен жить, хотя я дважды умер…», «Переуважена, перечерна, вся в холе…», «Наушники, наушнички мои!..», «Мне кажется, мы говорить должны…», «Мир начинался страшен и велик…» и «Да, я лежу в земле, губами шевеля…»). Как некая подгруппа выделяются два стихотворения, в которых встречается и 6-стопник – «Чернозем» и «Да, я лежу в земле, губами шевеля…». Работа над тремя стихотворениями – «Мне кажется, мы говорить должны…», «Мир начинался страшен и велик…» и «Да, я лежу в земле, губами шевеля…» – закончилась в мае205205
  Последнее, кстати, датировано одним только маем – без апреля. В свете его теснейшей соотнесенности с предшествующими апрельскими стихотворениями можно сделать только тот вывод, что оно и есть завершение этой, ближе к концу апреля начавшейся, метрической волны, пришедшееся на май – скорее всего на его начало.


[Закрыть].

И, наконец, четвертая группа – это трехсложники: анапест с вариациями. Сначала – 3-стопный анапест («От сырой простыни говорящая…»), затем анапест с вкраплениями амфибрахия («День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…») и, наконец, – 4-стопный анапест – тройчатка «Кама». Работа над всеми захватила и май, а над «Чапаевым» – еще и июнь.

Майские стихи отличаются от апрельских довольно четко: на смену 4-стопному анапесту снова пришел многостопный ямб – сначала 6-стопный («Лишив меня морей…»), постепенно соскальзывающий в разностопный – смешанный 5– и 6-стопный («Я не хочу средь юношей тепличных…», «Идут года железными полками…», «Идут года железными полками…» и «Еще мы жизнью полны в высшей мере…»). Из них только одно – «Стансы» – все еще дописывалось в июне.

Сам июнь ознаменовался возвращением трехсложников – сначала амфибрахия в стихах памяти Ольги Ваксель в самом начале месяца и еще дактиля («Римских ночей полновесные слитки…»).

Затем – возвращение ямба, сначала – в конце месяца – 6-стопного («Бежит волна-волной, волне хребет ломая…»), а затем – 4-стопного («Ты должен мной повелевать…» и «Мир должно в черном теле брать…»). Последнее стихотворение («Исполню дымчатый обряд…») – июльское: написанное тем же 4-стопным ямбом, оно завершает книгу.

Но именно с этого размера «Первая воронежская тетрадь» условно и начиналась!..

Вернемся и мы в апрель 1935 года, так и не зная еще, какая из четырех метрических групп, – а в нашем представлении «метрических волн», – была первой, какая второй и так далее.

Надежда Яковлевна, справедливо классифицируя «Чернозем» как матку первой «тетради» (наравне со «Стихами о неизвестном солдате» и «Одой» во второй и третьей), выносит его вперед. Это не означает, что оно пришло первым, но подчеркивает, что оно главное (композиционный жест, которого она, кстати, не делает с остальными двумя «матками»). Порядок стихов в ее «Комментарии…» (а не в «Ватиканском списке»206206
  В «Комментариях к стихам 1930 – 1937 гг.» Н.Я. Мандельштам не раз подчеркивала, что порядок стихов в «Ватиканском списке» – не окончательный, а случайный, обусловленный соображениями удобства записи (Мандельштам Н., 2006. С. 343 – 344).


[Закрыть]) – с «Черноземом» впереди и со стихами памяти Ваксель после «Скрипачки» – и есть ее позиция в области композиции первой тетради.

О Харджиеве же она пишет, что у него «…нет понимания целостности того, что О.М. называл “поэтическим порывом”. Он формалист в самом точном смысле этого слова. Для него всякое стихотворение – отдельная вещь, и он не видит его связи со всем строем мысли»207207
  Мандельштам Н., 2006. С. 360.


[Закрыть].

Представляется, что метрическое единство, хотя бы и изначальное, и соотнесенность с метрическими волнами являются осевыми элементами «поэтического порыва». Поэтому вопрос реконструкции времени или хотя бы очередности создания тех или иных стихов (в том числе и начала работы над ними) – далеко не праздный.

Но тут на помощь неожиданно приходит биографический материал. Из переписки С.Б. Рудакова с женой мы твердо знаем, с чего именно началась «Первая воронежская». Со «Скрипачки», начало и конец которой пришли к Мандельштаму 6 апреля – на другой день после концерта скрипачки Галины Бариновой!208208
  О.Э. Мандельштам в письмах С.Б. Рудакова к жене (1935—1936), 1993. С. 34.


[Закрыть]

Стало быть, первой из четырех волн была именно – ямбическая.

Вторая – хореическая – группа прошла как бы мимо Рудакова.

А вот третья – снова ямбическая – «засветилась»: в письме от 17 апреля Рудаков цитирует две строки из стихотворения или недописанного, или пропавшего: «Я семафор со сломанной рукой / У полотна воронежской дороги», а 20 апреля приводит строчку «Зеленой ночью папоротник черный» и сообщает даже дни бешеной работы в рамках этой волны, – начиная с 17 апреля!209209
  Там же. С. 43 – 44.


[Закрыть]

Потом целый месяц – о стихах ни гу-гу. Пока, наконец, сходящий с ума Рудаков-Сальери, перечисляя свои менторские «заслуги», не назовет или не процитирует 18 мая такие стихи, как «Чернозем», «Кама», «Большевик» и «Стансы»210210
  Там же. С. 50 – 51.


[Закрыть]. 21 мая цитируется стихотворение «Мне кажется, мы говорить должны…» (оно же всплывет и 24 мая) и фиксируется начало поэтической рефлексии на крушение 18 мая агитационного самолета «Максим Горький»211211
  Там же. С. 52.


[Закрыть].

24 мая Рудаков снова помянет начатые в апреле «Каму», «Чернозем» и «Мне кажется, мы говорить должны…», а 26 мая – уже сугубо майские «Еще мы жизнью полны в высшей мере…»212212
  Там же. С. 54 – 55.


[Закрыть]. 26, 27 и 29 мая – упоминания «Чапаева» и стихотворения «День стоял о пяти головах…»213213
  Там же. С. 55 – 58.


[Закрыть].

Благодаря Рудакову, задокументировавшему последовательно три из четырех апрельских метрических волн, мы можем теперь реконструировать их последовательность. Проблему составляют только стихи «хореической» волны: но ее мы ставим второй уже на семантическом основании – уж больно связаны друг с другом стихотворения «Это какая улица?..» и «Я живу на важных огородах…».

Аналогичный – и более тщательный – учет не только метрического, но и семантического соседства привел меня к пересмотру решения об очередности двух стихотворений из майской анапестной волны: стихотворение «День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…» (№ 14) должно идти не за, а перед «Чапаевым» (№ 13)214214
  Благодарю Д. Лахути, указавшего мне на это несоответствие и приведшего ряд аргументов в пользу такой корректуры.


[Закрыть].

Как бы то ни было, но, сравнивая разные последовательности стихотворений в разных источниках, утыкаешься в их полнейший разнобой. Попытаемся его осмыслить.

Прежде всего: каким первичным композиционным материалом я располагал в начале 1990-х годов?

Благодаря копии из архива Ирины Михайловны Семенко, у меня был перечень стихотворений из так называемого «Ватиканского списка» (ниже обозначается как «ВС»). Н.Я. Мандельштам пишет о нем: «После моего возвращения из Москвы, откуда я привезла сохранившиеся после первого ареста бумаги, мы начали восстанавливать стихи 30 – 34 года, и я сделала “ватиканский список”. В нем материалы кончаются первой воронежской тетрадью»215215
  Мандельштам Н., 2006. С. 343.


[Закрыть].

Многие, в частности, А.Г. Мец, именно ВС принимают в качестве канонического. Вместе с тем Надежда Яковлевна (а за нею и Семенко) не раз подчеркивала, что порядок стихов в ВС – не окончательный, а случайный, обусловленный соображениями удобства записи 216216
  Там же. С. 343 – 344.


[Закрыть].

Между прочим, три «сомнительных» стихотворения – №№ 10 – 12 – в самом ВС не зачеркнуты, а просто лишены своих порядковых номеров, причем очевидно, что расстановка номеров происходила позднее, чем запись списка, что означает, вероятней всего, вынос из основного корпуса. Но спрашивается: авторская ли это правка?

Другой авторитетный источник – это список поздних стихов под заглавием «Новая книга», записанный Н.Я. Мандельштам и Э.Г. Бабаевым в 1943 – 1944 гг. в Ташкенте в самодельной тетради из плотной бумаги оливкового цвета217217
  Н. Мандельштам сама записала стихи цикла «Армения» и позднее авторизовала каждую страницу, скопированную Бабаевым. Список хранится в собрании Е.Э. Бабаевой (Москва).


[Закрыть]. В судьбе этого списка, названного нами условно «Ташкентским», есть поразительный эпизод: во время Ташкентского землетрясения 1966 года была полностью разрушена квартира, в которой он хранился, но сам список чудесным образом уцелел.

Эдиционно-текстологическое значение этого списка оказалось большим: сделанный по источникам, непосредственно восходящим к прижизненным, он был ценен в период работы над двухтомником сочетанием авторитетности и доступности. Список фигурирует ниже под аббревиатурой «ТС».

И в ВС, и в ТС отсутствуют, – и, надо полагать, по автоцензурным соображениям – стихотворения «Это какая улица…», первое стихотворение «Камы» и «Лишив меня морей, разбега и разлета…».

Вместе с тем степень решительности отказа от принадлежности к основному корпусу для ряда стихотворений – со временем все возрастала. Впрочем, заметим, что «исключение» №№ 10 – 12 из ВС – относится, по-видимому, к несколько более поздним временам, а № 12 в ТС – и вовсе остался вне покушений.