Текст книги "Тики-Так. Фантастические рассказы"

Насыщенный до отказа новинками науки и техники, я очнулся у себя в капсуле в компании фантома моей любимой.

– Ты утомился?

– Нет, любимая моя. Я хочу отсканировать в компьютер все, что я видел, и передать своим потомкам.

– А это им не повредит?

Я задумался. Люди двигались по ступеням познания, физики овладели технологией деления ядер элементов, синтезирования из простых в сложные, научились создавать антиматерию. Все это могло быть причиной превращения в пепел планеты Земля. Генетики научились получать новые виды живого мира. Но ничего разрушительного не произошло, так как люди на любом этапе развития науки и техники создавали противоядия опасным явлениям, не позволяя им спонтанно выплеснуться из сферы разумных ограничений.

– Думаю, что нет.

– Это только в случае последовательного развития науки. Но знание, полученное из другой цивилизации и недоступное пониманию, может привести к коллапсу.

– Недоступное пониманию они воспримут как чудо природы или фантазию моего ума.

– Тогда посылай как хорошее представление.

И я отсканировал в главный компьютер все, чему удивился за последнее время, начиная с встречи с кораблем из антиматерии с его пассажиркой и кончая путешествием, переданным в мою память этой пассажиркой телепатическим способом.

Направив эту информацию узконаправленным лучом в сторону Солнечной системы, а также сферическим излучением во все стороны нашей Вселенной, мы предались счастливому плаванию фантомами в свободном космосе. И чем дольше продолжалась наша дружба, тем острее созревало желание обняться не мысленно, а телесно. Эта адская мысль проникла в наши существа и лишила нас спокойствия.

Жизнь в грезах, как бы она ни была продолжительна и прекрасна, порождала мечту хотя бы на один миг коснуться друг друга. Наконец, когда я понял, что рано или поздно я состарюсь и потеряю шанс счастливого прикосновения к моей любимой, я предложил закончить эту виртуальную любовь и испытать истинную, материальную, хотя бы на миг.

Мы надели на себя тонкие эластичные космокостюмы, позволяющие несколько секунд находиться в условиях нулевой температуры по Кельвину, и вышли навстречу друг другу. Мы успели обнять друг друга…

В космическом пространстве возник гигантский огненный смерч. Материя и антиматерия превратились в энергию квантов света, распространяющуюся сферической оболочкой со скоростью в триста тысяч километров в секунду. Когда на огромных расстояниях от центра взрыва эта энергия рассеялась, в центре остались две свитые спирали, переливающиеся цветами радуги и ласкающие друг друга. Этим радугам предстояло ласкать друг друга вечно. (А что? Может быть, это и были две влюбленные, неразрывные души? Ведь они не подчиняются законам физики и неподвластны времени.)

Экстрасенс

Петр Петрович после юбилейного банкета в честь его восьмидесятилетия все реже и реже мельтешил в пространстве и все чаще и чаще засиживался у экрана телевизора. Смотрел все, но наибольший интерес вызывала у него программа, посвященная экстрасенсам. Тут уж его никаким домкратом от телевизора не оторвешь. В отличие от многочисленных зрителей, которые относились к происходящему на экране как к шоу, часто недоверчиво ухмылялись, наблюдая соревнования экстрасенсов, колдунов и всякого рода прорицателей, Петр Петрович верил почти во все, что видел на этом экране. И не потому, что был уж такой доверчивый. Нет. Его никак нельзя было обвинить в примитивизме, поскольку он прошел большой и сложный путь в жизни. Остепененный научный работник, он когда-то руководил научно-техническим предприятием, по совместительству преподавал радиотехнические дисциплины в вузе, награждался государственными наградами и знаком «Почетный радист СССР». Все это не хухры-мухры, чтобы считать Петра Петровича верившим всем байкам, которые развешиваются лапшой на уши свободными средствами массовой информации. Петр Петрович верил в большинство из того, что наблюдал по телевидению в области парапсихологии, потому что сам лично, своим собственным организмом, своей нервной системой испытал более полжизни назад некоторые из этих, не поддающихся физическому обоснованию, явлений.

И не только банально чувствовал спиной взгляд другого человека. Он запросто засекал момент, когда за две тысячи километров к его любимой женщине в сочинском санатории подваливал местный донжуан, а по приезде из санатория она находила на столе его записку: «Как там поживает Олег?» Поскольку донжуана действительно звали Олегом, подруга без удивления обнаружила в мусорном ведре разбитый вдребезги ее подарок Петру в день рождения. Он мог в воскресенье вскочить из-за письменного стола (а он был трудоголиком) и безошибочно найти нужного человека в парке в другом конце города. Однажды в два часа ночи он вскочил, чтобы немедленно помочь одной из своих знакомых. Потоптался-потоптался, не поверил. Ворочался до утра. Утром позвонил своему другу, ее мужу. Друг в командировке. На работе собрал своих сотрудников и заявил, что работать не может, потому что Левкина жена вот-вот умрет. В связи с особенностью своего подавленного состояния попросил все это записать и расписаться. Хотел бежать на помощь. Не успел. Умерла.

Был даже такой случай: на одной из студенческих вечеринок в честь 1 Мая, продлившейся до утра, он познакомился с красивой девушкой. Провожал ее по пустынной Верхневолжской набережной, когда на них петухом налетел взлохмаченный мужик. «Муж», – подумал Петр, кое-как выпутался из этой ситуации и «спокойно» ретировался. Через двадцать лет после выступления в качестве оппонента на защите диссертации одного из знакомых сотрудников института обнаружил себя в компании начальника какого-то отдела одного из научных учреждений. Поговорили по дороге в ресторан, сели за банкетный стол рядом, выпили раз, другой, третий и… Когда мужчины выпьют, о чем они говорят? Правильно, о женщинах. Вот Петр Петрович и рассказал соседу смешную историю о том, как однажды его встреча с переночевавшим в одиночку мужем красивой женщины чуть было не кончилась потасовкой.

– Причем вся пикантность этой перебранки, – говорил Петр, – заключалась в том, что кроме прогулки под ручку с красивой женщиной по набережной между нами ничего не было.

– А ты знаешь, что я и есть тот взлохмаченный муж? – оглоушил вопросом Петра собеседник.

– Нет. По-видимому, тебе надо было, чтобы я все рассказал. Вот я и рассказал.

– А как ты узнал, что меня это интересует? Уже двадцать лет.

– Так я – шизик. Я даже знаю, чего ты сейчас от меня с нетерпением ждешь.

– Чего?

– Да то, что встреча эта была случайной, и больше я ее не видел.

Тот пошевелил с минуту извилинами и произнес:

– С трудом, но верится… А сейчас хочешь на нее посмотреть?

– Конечно.

– Вон она, в красном платье.

Павел посмотрел туда, куда показал собеседник, увидел женщину в красном платье.

«Господи! Как время искажает объективную реальность, данную нам в ощущениях!» Из легкой красавицы, пушинки она превратилась в такую крупную Нефертитю». Он взял рюмку, подошел к ней. Узнал только ее голубые глаза. Эти глаза смотрели на него с затаенным вопросом. И он понял, сколько пришлось выдержать той голубоглазой девчонке, а потом зрелой женщине за двадцать лет постоянного подозрения мужа.

– Люда, поздравляю тебя с праздником, – сказал Петр. А потом добавил: – Я рассказал ему все, всю правду.

Она потупила взор, и Петр понял, какой камень он снял с души этого некогда порхающего существа.

– Спасибо, – сказала она, вновь взглянув на него. В глазах ее он увидел благодарность.

В общем, необъяснимых случаев в те молодые годы было много. Самое смешное среди них было то, что как только он начинал волноваться по какому-либо случаю, в нагрудном кармане взрывалась шариковая авторучка. Необходимо было срочно вырезать ножом нагрудный карман, чтобы спасти костюм и рубашку. Таких потускневших от старости пиджаков с выдранными карманами висит до сих пор в шкафу несколько штук.

Но это было давно, полвека назад. Волнения прошли. Наступили спокойные пенсионные времена. Дочка, которой он когда-то говорил: «Не убегай далеко. А если уж заблудилась, позови папу, и я тебя найду», – теперь уже сама взрослая дама. Не успеешь оглянуться, и топ-топ – потопает в Пенсионный фонд за пенсией. Теперь, когда на Петра Петровича наступила пенсионная расслабуха, напряжение нервной системы уступило место похлюпыванию зеленого чая, он не просто с любопытством, но с определенным знанием стал относиться к увиденному по телевизору в части парапсихологии. Захотелось даже изложить ведущему профессору в области в этой области Винокурову свое мнение о происходящих в наших организмах экстрасенсорных явлениях. Изложил.

Во-первых, по его мнению, когда неживая материя в силу сложившихся обстоятельств превращалась в живую, появилась потребность в наличии связи примитивных живых существ. В том числе был, по-видимому, период, когда эта связь обеспечивалась необъяснимыми до сих пор телепатическими явлениями в природе. Но время шло, и более простые, эффективные и объяснимые средства связи: слух, зрение, обоняние, осязание – вытеснили телепатическую связь, и она превратилась в раритет, который нет-нет да и проявится у человека. Что же касается самого процесса этой раритетной связи, то передается она на расстоянии при напряжении нервной системы, а уж образную картину в деталях дорисовывает воображение. Вот почему видения часто размыты и не похожи на реально существующие объекты.

Написал и успокоился. Но вскоре к нему пришло предложение посетить лабораторию в Москве. Приехал с полной уверенностью, что все это для него в прошлом, и он приехал сюда зря. Первые эксперименты с квадратами, кругами, треугольниками, с проверкой зрения с закрытыми глазами и так далее полностью провалились. Наконец, ему дали в руки конверт и спросили:

– Какую фотографию вы здесь видите?

– Никакой.

– Хорошо. Откройте конверт.

Петр Петрович открыл конверт. С фотографии на него смотрела счастливая пара. Он – голубоглазый блондин. Она – черноглазая брюнетка. Их глаза и улыбки излучали счастье. Петр загляделся на них, вспоминая свою юность. Но на фоне этих счастливых глаз он увидел что-то негативное, трагическое.

– Скажите, – спросил его ведущий, – где они сейчас? Что они чувствуют?

– Где они и что они чувствуют, я не знаю, но я чувствую, что с ними что-то случилось.

– Вы можете сказать, что?

Петр молчал.

– Вы можете сказать, где они?

– Я ничего не смогу сказать, пока мы с вами разговариваем. Дайте мне сосредоточиться. Не мешайте мне. Может, что-нибудь и получится.

Петр Петрович глядел на фотографию минуты две-три. Затем закрыл глаза и погрузился в себя. Лицо его стало неподвижным. Он как будто отрешился от окружающего мира. Пошло еще пять минут.

Постепенно, как сквозь дымку, он увидел этих веселых молодых людей. Только теперь они были в машине. За рулем парень. Рядом о чем-то щебечет черноглазый галчонок с прической черных кудрявых волос. Вечер. Впереди появились трое. Один в полицейской форме, второй – гаишник с полосатой палкой, и третий в штатской одежде. Рядом – милицейская машина с мигалкой на крыше.

Инспектор ГИБДД остановил машину.

– Ваши документы!

Парень подал документы.

Полистав водительские права, инспектор приказал:

– Выходите из машины и откройте багажник.

– С какой стати?

– Игорь, не спорь, – посоветовала девушка.

Игорь вышел из машины и открыл багажник.

– А это что? – показал полицейский на три связанных пакетика.

– Не знаю. Это не мое.

– Зато я знаю, – ответил полицейский, – это наркотики.

– Ну, если вы это знаете, значит, это ваше.

– Гражданин, – обратился полицейский к человеку в гражданской одежде, – подойдите, будете свидетелем.

Из машины выпорхнула девушка.

– Какие наркотики?! Вы что, с ума сошли?!

– Тридцать тысяч долларов, и мы вам вернем вашу наркоту, – сказал полицейский.

– А права я оставлю у себя, – добавил гаишник.

– Девчонку с наркотиками мы забираем в отделение, – вновь заговорил полицейский, обращаясь к Игорю. – Вы свободны. Ищите деньги. Взамен получите распространительницу наркотиков и водительские права.

Девушка молниеносно выхватила из рук инспектора ГИБДД водительские права и крикнула:

– Хрен вам, бандиты недобитые.

Удар в переносицу, и девушка упала, выронив права.

– Ах вы, сволочи, – бросился Игорь на полицейского.

Но инспектор ГИБДД изо всей силы ударил его своей палкой по шее.

Игорь упал и захрапел. Затем дернулся и умолк.

Штатский пощупал пульс на шее Игоря.

– Ты вырубил его, чудик.

– Во черт! Хотел по башке долбануть, а попал по шейному позвонку.

Лицо Петра Петровича преобразилось, напряглось. Руки задрожали.

– Гады! Сволочи! – раздался его крик в лаборатории.

Руководитель эксперимента хотел уже разбудить Петра Петровича, но тот больше не кричал, и решено было продолжить наблюдение. Эксперимент продолжался.

– Пора линять, – сказал штатский.

– А с этой что делать? – спросил инспектор.

– Ее валить. Машину сожжем.

Штатский снял с лежавшей без сознания на земле девушки шарф, обмотал вокруг ее шеи и стал душить.

Лицо Петра Петровича позеленело от злости. Он вдруг заговорил:

– Я преследую их. Я их хочу уничтожить. Они уезжают. Я бегу за ними.

Петр Петрович стал задыхаться, будто действительно бежал за машиной.

– Они пропали. Все!

Наступило молчание. Прошла еще минута, и он снова заговорил:

– Нет, не все. Я найду их.

Прошло еще пять минут. Лицо сосредоточенное, напряженное.

Пять минут поиска. «Ага, здесь, – размышлял Петр Петрович. – Узнаю – это Нижний Новгород. Знакомая улица. Вот он, дом восемнадцать, четвертый этаж. В квартире двое из тех троих. Ага – они братья. Один, который в трусах, увидел меня в дверях, схватился за сердце и упал. Я нагибаюсь. От него идет холод. Умер. Второй проскакивает мимо, выбегает на улицу. Я – за ним. Бежит по улице, сворачивает в отделение полиции. Прохожу мимо дежурного. Вхожу в одну из комнат. Тот – брат умершего – увидев меня, бросается в угол и орет. Рядом еще один – в полицейской форме. Это тот – третий. Стреляет в меня раз, другой. Стулом разбивает окно. Пытается выпрыгнуть. Я кричу: стой, сволочь! Стой! Он сползает с подоконника, глаза навыкате, в руках пистолет. Вижу телефонный аппарат. Обращаюсь к дрожащему полицейскому: «Назови номер телефона!» Заплетающимся языком называет.

В лаборатории, где проводится эксперимент, наконец, раздается голос Петра Петровича:

– Срочно звоните. Назвал номер телефона. Срочно!

Винокуров набирает номер. В это время в отделении полиции в Нижнем Новгороде в комнату влетают еще два полицейских. Кто-то берет трубку. Винокуров слышит выстрелы, шум, топот и голоса: «Да отнимите вы у него пистолет!».

– Алло. Капитан Сергеев! Кто говорит?

– Что у вас происходит? – спрашивает Винокуров.

– Кто вы?

– Профессор Винокуров из Москвы

– Не до вас, профессор, звоните позже.

Петр Петрович перестал прерывисто дышать, открыл глаза. Попросил нитроглицерин и уснул. Спал минут пятнадцать. Когда проснулся, долго вспоминал и рассказывал подробности происшедших событий. В памяти эти события сохранились как в тумане.

Похороны погибшего от разрыва сердца инспектора ГИБДД состоялись, как и положено, на третий день. Родственники погибшей пары влюбленных молодых людей снова подали заявление, по которому было возбуждено уголовное дело.

Подсудимые – человек в штатском и лейтенант полиции – объяснить что-либо по существу не смогли, и вскоре оба были признаны психически больными.

Петр Петрович больше в подобных экспериментах не участвовал, ссылаясь на слабое здоровье.

Прощаясь с группой экспериментаторов, организующих соревнования экстрасенсов, он удивлялся только одному:

– И чего это бандиты меня так испугались, что с катушек слетели?

На что ему ответили его новые друзья-экспериментаторы:

– Ох, и страшен ты, наверное, был в гневе, Петр Петрович.