Текст книги "Открывашка и пробой"

Глава 17

Дождавшись одетую в белый, с ромашками сарафан и новенькие розовые сандалики, собравшую волосы в два хвостика маленькую Свету («Последняя, вот блин!»), перешли через мост и свернули с дороги направо, отправившись по узкой полоске земли между огородами и рекой вверх по течению.

– Тут мелко, – объяснял мне Лёха. – А за деревней еще лет пятнадцать назад гальку со дна экскаватором черпали, дно углубилось, а потом Владимир Ильич – он уже тогда старостой был – решил русло расширить, чтобы нормально купаться можно было, и вода там теплее – не так быстро течет, нагреться успевает.

Это хорошо – лежать на камнях мелководья не очень-то приятно.

– А я плавать умею! – похвасталась держащая меня за руку Света. – По-собачьи!

Какая милая ирония!

– Хочешь брассом плавать научу? – предложил я.

– А это как? – спросила она.

– Это как лягушка, – ответил за меня Артем.

– Почти, – кивнул я. – Только ногами двигать как в «по-собачьи» надо.

– Тогда быстро научусь! – обрадовалась девочка.

– Я тоже брассом умею, почему ты меня помочь не попросила? – обиженно спросил Колька.

– Ты все равно не научишь, – отмахнулась Света. – Ты же маленький еще.

– Ты меня всего на два года старше! – возмутился пацан.

– Не «всего», а на «целых»! – не смутилась она.

Весело смеясь, мы выбрались за деревню. Река здесь и вправду была шире – глубокая часть реки заканчивалась небольшой рукотворной каменной «плотиной», которая замедляла течение. Противоположный, поросший ивами берег еще сохранил на себе следы работы ковша экскаватора, а на берегу нашем, метрах в двадцати от воды, из земли торчали старые, березовые пеньки, еще через пару десятков метров переходящие в рощу.

– Это чтобы солнце на воду светило спилили, – отследил мой взгляд Артем. – Грело.

– Или на дрова, – заметил Колька.

– Или на дрова, – согласился Артем с младшим товарищем.

Мы расстелили на травке покрывала, Лёха вызвал у пацанов восторг демонстрацией американской складной удочки, хлопнул себя по лбу, отошел на десяток шагов подальше от воды и прямо руками принялся искать червей – наживку-то не взял.

Света тем временем помогла мне разобрать корзинку, достав оттуда бутерброды с остатками мясных деликатесов, большую упаковку американского овсяного печенья с шоколадной крошкой, арбуз и термос с чаем – надо было еще по возвращении с рейда на газировку руки наложить, но я еще неопытный вор.

– А что здесь написано? – спросила девочка, показав мне упаковку.

– «Печенье овсяное, с шоколадной крошкой», – перевел я.

Удочка была временно отложена, и мы похрустели печеньками. Если мне понравилось, чего уж о друзьях говорить?

– Эй, я тоже хочу! – заметил неладное Лёха и одним прыжком добрался до нас, положив рядом с одеялом горсть земли с тремя извивающимися червяками.

– Фу! – скривилась Света.

– Сама ты «фу», – обиделся Лёха.

– Дурак! – буркнула она на него, отвернулась к деревне и продолжила хрустеть.

Не став развивать конфликт – он же «взрослый», с пониманием! – пацан сполоснул руки в речке и тоже угостился печенькой.

– Кто как, а я в воду, – облизав испачканный шоколадом палец, решил Артем.

– И я в воду! – закинул остатки печенья в рот Колька.

– И я! – «разобиделась» Света.

– А я… – Лёха тоскливо посмотрел на червяков. – Ай, все равно рыбу распугаете! – успешно замаскировал нежелание запекаться на берегу с удочкой в руках и принялся раздеваться.

Погода для купания была самая подходящее – с лишенного туч синего неба жарило солнце, ветер отсутствовал как таковой, воздух слегка пах тиной и лесом.

– Тут сначала мелко, но через метр яма, – без нужды предупредила меня оставшаяся в новеньком, черном, чуть великоватом закрытом купальнике Света.

Дно-то видно, вода – чистейшая.

– Хорошо, что углубляли тут, а не с той стороны, – порадовался предусмотрительности предков Лёха. – У нас в агрохолдинге коровник рядом с рекой, туда говно коровье протекает.

– «Говно» – это грубое слово! – сделала ему внушение Света.

Вода после дневной жары показалась ледяной, речные камни неприятно царапали ступни, и я немного позавидовал повышенному болевому порогу оборотней – они неудобства не чувствуют.

– Я сейчас туда и обратно сплаваю, а потом тебя учить буду, хорошо? – предложил я Свете.

– Давай, – одобрила она.

– Наперегонки! – предложил Колька.

– Не, – отмахнулся я.

То же мне челлендж – ты еще с моторной лодкой предложи посостязаться.

– Геннадий Петрович же говорил, что с обычными людьми соревноваться нечестно! – одернул младшего члена группы Артем.

– А Андрей необычный, он – спортсмен! – сориентировался Колька. – И сын Жириновского!

– Не правда! – не выдержал я.

– Конечно не правда! – неожиданно поддержала Света. – Жириновский старый, и у него всех сыновей жуки убили, – задумчиво посмотрев на меня, предположила. – Но Савелий Андреевич тоже старый, а у него сын всего на год тебя старше – в армию вот весной ушел.

Да ну вас нафиг. Нырнув, я проплыл под водой, вернулся на поверхность на середине реки – довольный собой Колька «по-собачьи», поднимая в воздух кучу брызг, обогнал, демонстративно на меня не глядя – и спокойно, брассом, направился к противоположному берегу. Здесь дно было крутое, поэтому крутанул сальто, оттолкнулся ногами от мокрой земли и вернулся обратно – к этому времени Колька успел сплавать туда-сюда дважды (второй раз действительно брассом), а остальные решили в «соревновании» не участвовать, спокойно купаясь у начала подводной ямы.

– А я нырять умею! – похвасталась Света, зажала нос и окунулась в воду.

Дождавшись, пока она вынырнет, Артем заметил:

– Нырять не так надо, а вниз головой!

Зажав нос, он бултыхнулся головой в воду, подергал оставшимися на поверхности ногами и вынырнул:

– Видала?

– Да не так надо! – не выдержал Лёха и нырнул правильно, вынырнув в метре от нас. – Правильно же? – запросил у меня подтверждение.

– Правильно, – кивнул я.

– Если нос не закрывать, в него вода затекает, – пожаловалась Света.

– Вот-вот! – поддержал ее Артем.

– А у меня не затекает! – похвастался подплывший к нам Колька и бултыхнулся головой в глубину по методике Артема.

Вынырнув, принялся кашлять и фыркать, к огромному нашему удовольствию.

В реке мы плескались до конца дня, полностью забив на рыбалку, но не забывая перекусывать и греться ароматным чайком из термоса. Во время прощания у моста успешно освоившая новый стиль Света напомнила всем прийти на ее день рождения к четырем часам дня – завтра школы нет, воскресенье – и мы разошлись по домам. Поужинав жаренной картошкой со шкварками – Марина у кого-то на что-то из запасов поменяла – под соленые огурцы с помидорами, запили это все прибывшей колой и провели дегустацию арахисовой пасты с растворимым американским кофе – последний аборигены тоже пробовали впервые, и Лёхе прямо не понравилось: горький. Но выпил всё – экзотика же, как вылить?

Напиток подействовал как надо – я немножко взбодрился, а друг извлек из клетки попугая и убежал дрессировать его во двор, напрочь забив на желание учить английский и пообещав матери сделать уроки позже. Этому больше кофе не наливаем!

* * *

– Сегодня побыстрее управиться постараемся, чтобы ты со свежими силами на день рождения шел, – добродушным тоном пообещал мне Геннадий Петрович по пути к пробою. постараемся – Сегодня побыстрее управиться постараемся, чтобы ты со свежими силами на день рождения шел, – добродушным тоном пообещал мне Геннадий Петрович по пути к пробою.

Константин Викторович, как и обещал, с нами не пошел, и его место занял тридцатисемилетний, ранее мне незнакомый оборотень, худющий настолько, что не падающая с него снаряга вызывала удивление – казалось, на таких плечах даже лямкам майки не удержаться, однако и броник, и автомат, и рюкзак висели как полагается. Звали нового знакомого «просто Вадим, без отчества», и помимо худобы он выделялся покрытой коротким «ёжиком» головой.

На поляне я уже совсем привычно взял за руку физрука, мы миновали «тамбур», и я выбрал пробой через два слева от «испанского». С той стороны меня ждало бледно-оранжевое, закатное небо, освещающее вызвавшую дрожь и оцепенение картину: в паре метров от меня пара окровавленных, испачканных блестящей, бледно-голубого оттенка слизью волков когтями и зубами рвали огромных, под два метра «в холке», похожих на муравьев насекомых. Нужно бежа…

В следующую секунду Геннадий Петрович подставил мне подножку и скомандовал:

– Три «Бэ»!

«Что еще за „три бэ“»? – подумал я, а дальше все мысли выбил треск оживших автоматов. Поле зрения закрыли ноги, а закрывшиеся от страха глаза окончательно лишили возможности видеть происходящее. Страшно! Очень-очень страшно! А если бы я сюда один пришел?! Нет уж, один я в незнакомые порталы никогда и ни за что не сунусь! Если выживу, а выжить очень-очень хочется!

– К нам! – рявкнул физрук, треска стало меньше, меня схватили за руку и скомандовали. – В пробой! Быстро!

Точно! Там – хорошо, спокойно и безопасно! Ноги словно сами нашли нужное направление, и я едва удержал равновесие, ввалившись в тамбур. Геннадий Петрович, не отпуская руки, толкнул меня в спину и втянул в тамбур наших – Игорь и Юра в свободных от ладоней друг друга руках держали лапы ошалело трясущих головами, слепо таращащихся в темноту, волков.

– Спокойно! – скомандовал Геннадий Петрович. – Идем дальше! – это уже мне.

И снова шаг словно на автомате.

Оказавшись на поляне, волки осмотрелись и начали трансформироваться. Когда-то я смотрел ужастик про оборотней, там этот процесс сопровождался клоками шерсти, болезненным воем, треском мышц и обильным кровотечением, но здесь ничего такого не произошло: шерсть спокойно втянулась в кожу, спины распрямились, челюсти уменьшились до нормального размера, и через пару секунд на травке сидели двое на зависть мускулистых, покрытых почти не кровоточащими порезами, царапинами и укусами, рослых блондинов – ночного света определись цвет волос вполне хватало.

– Откуда? – спросил их Геннадий Петрович.

– I don't understand, – покачал головой левый.

– Who are you? – спросил в ответ правый.

– Андрей? – посмотрел на меня физрук, мягко высвободил сжимаемую мной изо всех сил ладонь и тихонько спросил. – Испугался?

– Нет! – аж подпрыгнул я. – Мне-то чего бояться? Ну жуки, ну стрельба! Да я и не такое виде… – в горле встал ком, я закашлялся и рухнул на четвереньки.

Трясущиеся руки подкосились, и только схвативший меня за предплечье Геннадий Петрович не дал рухнуть на землю.

– What a fuck is going on here? – словно издалека донеслось раздраженно-недоуменное.

– Андрей, все хорошо, просто у тебя шок, – монотонно забубнил Геннадий Петрович. – Это нормально, первый раз у всех так, ты еще молодец – вон, штаны новые не обоссал. А попал-то прямо в пекло, без подготовки, без инструктажей, без брони и безоружный, – вздернув меня на ноги, он широко улыбнулся, показав белеющие в ночи зубы, и свободной рукой хлопнул меня по бицепсу. – Мужик!

– Мужик! – эхом отозвался Игорь.

– Из самой жопы нас вытащил! – а это Юра.

– Я первый раз с жуками еще обычным человеком воевал, в армии, – подключился Вадим. – Обосрался, прикинь? И вот вообще ни хрена не стыдно – у нас все, кроме лейтенанта тогда обосрались.

Икнув, я втянул воздух и начал ржать, трясясь всем телом, пуская слезы и сопли и что-то неразборчиво даже для самого себя приговаривая.

– Хорош! – гаркнул Геннадий Петрович. – Сюда все, шмотки запасные этим двоим! А завтра попойку устроим, в честь нашего Андрея!

– Не надо! – сдавленно хрюкнул я. – Завтра же у Светы день рождения.

– Пришел в себя? – совсем другим, привычно-спокойным тоном спросил физрук.

– Пришел, – кивнул я, снял его руку с предплечья и спросил голых мужиков. – Америка?

– Америка! – радостно закивал правый.

– Американцы, – перевел я для остальных. – Че спросить?

– Спроси, откуда мы их забрали, и что они там делали, – ответил Геннадий Петрович.

Я спросил, и правый быстро, с мешающим разобрать суть характерным «техасско-деревенским» акцентом, затараторил.

– Помедленнее, пожалуйста, – попросил я. – И попроще.

Кивнув, он начал рассказывать медленнее и проще. Пока он говорил, на полянку успели выбраться наши и выдать мужикам камуфлированные штаны, зеленые футболки и фляжку с водой, к которой сразу же припал левый.

– Три часа назад в двадцати трех километрах от Сент-Луиса открылось окно, наше подразделение оказалось ближайшим. Какая-то сука в штабе решила, что нас хватит. Когда мы зачистили первую группу жуков, из окна полезла следующая – я насчитал больше сотни. Чтобы не попасть в окружение, мы начали отступать. Когда в живых остались только мы с братом, командование приняло решение ударить ракетами. Я на такое дерьмо не подписывался! Какого черта в штаб набирают идиотов? Если бы не вы, нам бы пришел конец. Я – ваш должник, парни. Но кто вы? Очень много матерится, – добавил я «от себя».

– А кто бы на их месте не матерился? – не стал осуждать физрук. – Переводи обратно. Вы – в России, в Сибири. Меня зовут Гена, я – командир сводного отряда… Не успеваешь? – заметил мою заминку.

– Не знаю, как перевести «сводный отряд», – признался я.

– Раша! – схватился за голову правый. – Ви а факд!

– Держи себя в руках, Джим! – рявкнул на него правый. – Сорри, продолжайте. – Это нам.

– Правый очень расстроился, что попал в Россию, а левый его успокоил, – перевел я для Геннадия Петровича.

– Переводи как сможешь, только чтобы понятно было, что мы – не регулярная армия, – велел тот.

– Мы – деревенское ополчение, – подобрал я слова. – Не армия, – добавил на всякий случай. – Оборотни. Не будете создавать проблем – мы вас не тронем. Но если попадете в руки правительства – вам конец.

– Факин коммис! – простонал правый.

– Грёбаные коммуняки, – мстительно перевел я, но, будучи отходчивым парнем, перевел и слова левого. – Мы не будем создавать проблем, мистер Гена.

– Посовещаться надо, – взял паузу Геннадий Петрович.

Я перевел, и оборотни сбились в кучку. Нет, ничего не слышу. Шептались и американцы – этих тоже не слышно. Поняв, что у меня трясутся ноги, я уселся на траву и спрятал лицо в ладонях. Плакать не хотелось, смеяться – тем более. Такое чувство, что все эмоции куда-то исчезли, спрятавшись под толстым слоем жалости к себе. За что мне это все? Я что, худший человек в мире? Где я так оступился, что меня сослали сюда? Разве я это заслужил? Я просто хочу жить нормально! Почему у меня отобрали эту возможность? Вот бы вернуться на три дня назад и не ходить в долбанный пробой! Спал бы сейчас спокойно в доме у бабы Зины, горя не знал!

– Андрей, ты в порядке? – заметил неладное Геннадий Петрович.

В порядке! Оставьте вы меня уже в покое!

– Нормально, – буркнул я. – Переводить?

– Нет еще, сейчас староста придет, отдыхай пока, – разрешил он.

Подавив истерический смешок – раньше я привратником работал, а теперь вот еще обязанности переводчика добавились! Карьерный рост очевиден! – я поднялся на ноги и сходил до ручья, умыв лицо ледяной водой. Почему вместо вот этого убожества мне не выдали перемотку времени, заодно оставив в прошлом мире? Вот уж всем способностям способность! Выброшенный кулак правой руки глухо вошел в грязь и нашел там острый камень, воткнувшийся между костяшек среднего и безымянного пальцев. Больно, блин! Зашипев, умыл руки в ручье и сунул саднящую ранку в рот. Ощутив солено-железный вкус, внезапно успокоился. Чего уж теперь – если судьба определила меня вот сюда, снабдив нелепейшей во вселенной способностью, значит так надо. Зачем и кому – даже не представляю, но рано или поздно обязательно выясню. Путь домой? Хрена с два – мой билет, я почему-то в этом абсолютно уверен, был в один конец. Ощутив, как с души свалился огромный камень, я поднялся с корточек на ноги и пошел обратно к оборотням.

Ненавижу этот мир, но другого у меня все равно нет.

Глава 18

Совещались оборотни долго, а еще дольше разговаривали с американцами, узнав немало интересных для меня и подтвердивших рассказы средств массовой информации для остальных фактов:

– Как только появляются способности, оборотней забирают в центр подготовки, – вещал «правый», которого звали Билл. – Там нас разбивают на юниты… – подумав, я подобрал перевод. – Тактические группы. Мы называем их «стаями». Стая – это все равно что семья, потому что из Центра выпускают только на боевые задания, а потом возвращают обратно. Мы с Джимом с пяти лет в центре – всю жизнь. Я и читать-то с трудом умею, учат кое-как, лишь бы учебники по тактике и инструкции к спецсредствам читать могли. Тренировки по двенадцать часов, но кормят отлично, четыре раза в день. В случае успешно выполненного боевого задания привозят виски, проституток и дают три дня отдохнуть.

Оборотни гоготнули, и американцы приободрились – «факинг коммис» наконец-то перестали изображать хладнокровие.

– На самом деле ничего веселого, – вздохнув, продолжил вместо брата Джим. – Это просто охренеть как несправедливо – другим эсперам… Наверно у них так «открывашек» называют, – добавил я от себя.

– У нас так же, официальный термин, – пояснил мне Геннадий Петрович.

Джим дождался, пока мы поговорим, и продолжил:

– Другим эсперам – почет и уважение, а нам – казарма с тренировками, в случае неподчинения или дезертирства – расстрел. В самое пекло бросают, пироманты и телекинетики с людьми второй линией идут, когда мы всю работу за них сделали. Целителей вообще чуть ли не в жопу целуют – десять тысяч долларов за прием, в особняках с бассейнами живут, у них в конгрессе свои люди. Мы что, животные? – Джим грустно уставился в пространство.

– А у вас деревня своя? – спросил Билл.

Ответил Владимир Ильич, на правах старосты:

– Да, самая большая в Сибири деревня оборотней. Власти нас стараются не беспокоить – мы друг за другом приглядываем, помогаем и заботимся. Правительство только шерифа назначает. Он пьет и подарки берет, а за это к нам не лезет.

– Твою мать, это почти свобода! – позавидовал Джим. – Нам рассказывали, что у вас тут оборотней в урановые рудники до конца жизни отправляют. За что нам это все? – задал риторический вопрос. – В Империи сразу убивают, в Японии в загонах держат, с запретом принимать человеческую форму…

Осекшись, я вопросительно посмотрел на физрука.

– Так и есть, – кивнул он. – Превратился в человека – сразу казнь, потому что животное должно оставаться животным, – горько усмехнулся. – Это кажется, что у нас здесь плохо, Андрей, но в других местах намного хуже. В Америке жратвы много, цены ниже, шмотки яркие, но, если меня спросишь, я отвечу – лучше вот так, как у нас, чем всю жизнь пушечным мясом как эти двое, – кивнул на американцев. – Богачи японские наших на цепи держат и на поводке водят, как собаку – очень почетно считается.

Гордость берет за соотечественников – да, люди боятся и «немножко не любят», да, пятнадцать лет в армии, но пятнадцать – это не вся жизнь, а еще человеком не запрещают быть. И «автономия» в виде Скандинавии есть. Может ее специально создали, чтобы у оборотней была надежда на переезд туда и лучшую жизнь – от бунта сдерживает?

Билл глубоко вздохнул и решился задать главный вопрос:

– А как мы вообще здесь оказались?

Владимир Ильич коротко объяснил моими устами:

– Андрей, – я указал пальцем на себя. – Видит следы пробоев и может ходить между ними.

– Фак! – отреагировал Джим.

– Твою мать! – поддержал его Билл.

– Он – сын одного очень важного политика, – сделав над собой усилие, продолжил я переводить. – И очень важен для всех оборотней в мире. Он – наш шанс заставить обычных людей относиться к нам как к равным.

Это воровством и ложью? Ай, ладно – это для американцев ложь, и она работает – вон, глазами горящими на меня смотрят. Взрослые мужики-военные, а ведутся как дети. Или просто вид делают, сами замышляя побег и возвращение домой? Впрочем, если они с пяти лет в армии, ничего удивительного – они же необразованные, проще говоря – заигравшиеся в солдатики дети. Да у меня знаний о мире, притом что я вообще не отсюда, больше, чем у них!

– Если показать вас властям, – продолжил Владимир Ильич. – Нам придется сказать, что вы – шпионы, и мы не знаем, как вы попали сюда. Детектор способностей на него, – кивнул на меня. – Не работает, так что, если вы расскажете о его умениях, вам все равно никто не поверит. Будет дипломатический скандал, и, даже если ваши захотят вас вернуть, будет много вопросов, после которых вас или вернут на вашу базу, или казнят – вы же дезертиры, которые не захотели героически сдохнуть на поле боя.

Американцы поникли.

– Я предлагаю вам остаться у нас, – выкатил очень мутное на мой взгляд решение староста. – Скажем, что отец Андрея нанял вас для него в качестве телохранителей. Английский язык во всей деревне знает только он – это поможет вам не сболтнуть лишнего. Но, если сболтнете, нам придется вас убить. Жить будете в доме рядом с Андреем, днем делайте, что хотите, только неприятностей не доставляйте – церемониться не будем, глотки перережем и в лесу закопаем.

– Мы не будем доставлять неприятности, мистер Владимир! – энергично покивал Джим. – Верно, Билл?

– Верно! – подтвердил близнец. – Проблем с вами у нас не будет.

Кивнув, староста продолжил:

– Наша цель – найти проход в Скандинавию – это автономная область России, где оборотни живут свободно. Когда мы вас вытаскивали, вы заметили, что пришлось пройти через темноту?

Американцы поежились и кивнули.

– В этой темноте – особом пространстве – Андрей видит миллионы пробоев, но не знает, что находится по ту сторону. Поэтому каждую ночь мы ищем нужный нам пробой. Сегодня нам не повезло – мы попали на поле боя. Это – опасная работа, и вам придется помогать: мы не собираемся кормить вас просто так, жизнь в деревне тяжелая. Есть еще один вариант – вернуть вас туда, откуда вы сбежали.

– Сейчас туда прилетают ракеты, – покачал головой Билл. – А потом придет группа зачистки, которая найдет тела наших братьев. Наших тел там не будет – вы правильно говорите, мистер, что, если мы вернемся, нас посчитают дезертирами. Вернуться домой мы не можем.

– Мы согласны охранять Андрея, – добавил Джим. – Спасибо, мистер Владимир. Мы понимаем, что для вас было бы гораздо безопаснее закопать нас здесь. Клянусь – мы сохраним ваши секреты и будем выполнять приказы Андрея.

Опомнившись, я ткнул пальцем в старосту:

– Командир здесь Владимир Ильич, – далее указал на физрука. – А операциями командуем мистер Гена. Я – не командир!

– Что ты им сказал? – спросил Владимир Ильич.

Я объяснил.

– Правильно, – одобрил тот. – Ты – огромный молодец, Андрей, но лучше доверить командование Геннадию Петровичу. Я рад, что ты это понимаешь.

Я вообще теперь очень понимающий – одному мне конец, а с оборотнями есть шанс нормально устроиться в новом мире.

– На сегодня трофеев хватит, – решил Владимир Ильич. – Десять минут до рассвета, пойдемте домой. Гена, устрой новичков к Косте – ему интересно будет.

– Есть, Владимир Ильич, – кивнул физрук, и мы пошли домой.

Ну и ночка.

* * *

Дом Светы находился в трех улицах от нашего, по ту сторону моста. В честь праздника мы с Лёхой нарядились в джинсы и белые рубахи с коротким рукавом. В качестве подарка – я попросил пустить нас на склад с награбленным – он выбрал куклу «Барби». Не дарить же рюкзак от нас обоих! Марина с нами не пойдет – это же детский праздник, что ей там делать?

Одевшись и причесавшись, мы взяли зонтики – сегодня с самого утра льет дождик – и вышли под затянутые серыми тучами небо. Дождик в этом мире я застал впервые – так-то он, скорее всего, был, но я в то время сидел в бетонном мешке и не мог сделать очень важный вывод – падающая с неба вода в этом мире точно такая же, как и в моем.

А еще я сегодня пропустил школу, поэтому Лёха делился впечатлениями от тренировки в плохих погодных условиях:

– Шерсть намокает, в глаза лезет. Я маму однажды подстричь попросил, но толку нет – при каждой трансформации заново отрастает, как и была. Воняем еще, мокрой псиной.

Не выдержав, я гоготнул и попросил:

– Не обижайся.

– Не обижаюсь, – с улыбкой кивнул Лёха. – Правда смешно же. И никуда от этого запаха не деться – был бы нормальный волк, было бы пофигу – Константин Викторович рассказывал, что у них это наоборот хорошо, как маркер свой-чужой работает – но я-то человек, мне вонь мешает. Свой запах еще ничего, как Кузьмич говорил – «свой пердеж малиной пахнет».

Поржали.

– А вот других нюхать прямо противно, – продолжил делиться чувствами пацан. – И шерсть в глаза лезет. Ой, я это говорил уже. Короче – под дождем лучше в человеческой форме находиться. А еще шум уши режет – сейчас нормально, а в другой форме прямо раздражает. А на поле боя-то стрельба будет, взрывы. Геннадий Петрович говорил – привыкну, но пока как-то не привыкается, – вздохнул.

Переходя мост, посмотрел на мутный, впитывающий капли с неба и ручейки с берегов, Чулым, и невольно улыбнулся: прикольно на речку вчера сходили. Такое чувство, что у меня теперь две жизни: ночная – секретная, опасная, но интересная, и дневная – веселая, спокойная, почти нормальная.

– А вы ночью нашли что-нибудь интересное? – шепотом спросил Лёха.

– Двух американских оборотней, – прошептал я в ответ.

Мне про это рассказывать не запрещали, и вообще скоро все узнают, так что и смысла скрывать нет.

– Нифига себе! – сохранив контроль над громкостью – мы же секретничаем! – подпрыгнул Лёха. – Познакомишь?

– Когда будет возможность, – осторожно пообещал я. – Они у Константина Викторовича живут, Владимир Ильич им разрешил днем жить как все, а по ночам с нами ходить будут. Если кто спросит – это телохранители, которых мне отец прислал.

– Классная «легенда»! – покивал пацан.

Дерьмо все эти «легенды» – это и мне понятно, а я даже кино про шпионов почти не смотрел! Но, если взрослые так решили, значит все нормально.

– А они русский знают? – спросил Лёха.

– Не-а, – покачал я головой.

– Теперь точно английский учить надо! – зарядился он мотивацией. – А правда, что оборотни в Америке…

До самого Светиного дома – от окружающих отличался выкрашенными зеленой краской забором, штакетником и ставнями – маленький друг засыпал меня вопросами. Ответ на все, как ни странно, оказался «да» – не врут про тяжелую долю американских оборотней по телеку и в газетах, удивительно даже.

Постучав в калитку, дождались хлопка двери дома, переждали шаги, и увидели открывшую нам стройную, похожую – с поправкой на возраст – на Свету женщину с собранными в косу черными волосами до середины лопаток и смущающе-глубоким декольте белого, украшенного ромашками платья. Бюст внушительный – размер третий, не меньше.

– Заходите скорее, не мокните, – с улыбкой велела она нам и повела к дому.

Планировка двора привычная – справа поленница, в центре – колодец, за поленницей стоит банька, а огород от двора отделяет шеренга хозяйственных построек. У крылечка – симпатичная, цветущая клумба.

– Ничего себе у вас подарки! – успела она прокомментировать по пути. – Кукла какая красивая, – мечтательно вздохнула. – Я потом у Светы поиграть попрошу, – хихикнула. – Рюкзак вообще замечательный – в деревне ни у кого такого нет. Обязательно отцу спасибо передай, столько всего прислал, и все импортное, даже представить страшно, сколько это все стоит.

– Передам, – соврал я.

– И спасибо, что дочку плавать научил, Андрей, – продолжила она благодарить. – Меня, кстати, Дашей зовут – но это Лешка тебе наверно рассказал уже.

– Рассказал, – подтвердил я. – Света молодец, быстро освоила.

– Она у меня везде молодец, – с улыбкой кивнула Дарья. – Если бы не она… – махнула рукой. – Тоже знаешь поди?

– Знаю, спасла вас, – снова кивнул я.

– Деревня! – окинула она руками окружающее пространство. – Все про всё знают, даже не интересно, – рассмеялась, давая понять, что шутит.

Разувшись и оставив зонтики сушиться в чистеньких, украшенных слегка потемневшей от времени картиной-пейзажем, столом с белой скатертью и парой старых шкафов сенях, вошли в дом, попав на кухню. Новый холодильник и не менее новая плита – в наличии.

– Привет! – выбежала из большой комнаты одетая в синее, с ремешком и кружевами платьице Света.

На голове – хвостики с синими же бантиками, на ногах – белые гольфики. По меркам аниме – лоля S-ранга, по меркам реального мира – хороший, добрый, милый ребенок.

– С днем рождения! – опередил меня Лёха, протянув коробку с куклой.

– Какая классная! – восхищенно распахнула глазки Света, взяла коробку. – Спасибо, Лёша!

Из комнаты тем временем вышел темноволосый, средней комплеции, коротко стриженный, гладковыбритый курносый мужик и остановился в проеме, не желая мешать процедуре. Из-за его поясницы выглянула любопытная Колькина рожа.

Артема еще нет, значит, а Валя по понятным причинам не придет.

– С днем рождения! – протянул я доселе прячущийся за спиной рюкзак.

– Спасибо! – здесь реакция оказалась гораздо скромнее, что меня немного расстроило.

Понять можно – ребенок утилитарные подарки, в силу возраста, ценит меньше игрушек.

Зажав куклу под мышкой, девочка неуклюже просунула руки в лямки:

– Тяжелый какой! – озадаченно сделала вывод и тут же оправдалась. – Нет, для меня-то легкий, но старый портфель легче, а он – кожаный. Кожа же тяжелее ткани? – вопросительно посмотрела на мать.

– Тяжелее, – подтвердила та.

На Светином лице промелькнуло осознание, и она с улыбкой спросила меня:

– Там что-то лежит, да? – и, не дожидаясь ответа, начала выпутываться из лямок.

– Давай подержу, чудо ты мое, – с улыбкой отобрала Даша с явной неохотой отданную коробку с куклой.

Света сняла рюкзак, расстегнула молнию, и наконец-то по-настоящему обрадовалась:

– Шоколадки!!!

– Зубы испортишь, – хихикнула Дарья.

– У оборотней зубы не портятся! – гордо заявила девочка.

Тут же достав семь шоколадок, положила их на пустой стол – кто же день рождения на кухне справляет? Только взрослые! – и пояснила:

– Завтра в школу возьму, ребят и учителей угощу.

– А Вале? – заметила недостачу Дарья.

– А это на сегодня, после торта! – выкрутилась Света и достала еще восемь. – А в школу – вот! – с невинной улыбкой указала на кучку.

– Молодец, жадничать нельзя, – погладила дочку по голове Дарья, вернула куклу и указала на проход в большую комнату. – Проходите, чего на пороге стоять?

– Артем опаздывает, а горячее стынет, – недовольно буркнула именинница и возглавила процессию.

– Павел, – когда мы подошли к проему, протянул мне руку Светин отец.

– Андрей, – пожал я. – Очень приятно.

– Взаимно, – ответил он и пожал руку Лёхе.

В комнате нас встретил накрытый стол. «Горячее» представляло собой картофельное пюре и две тарелки с жаренными куриными «запчастями». День рождения дочери стоил семейству двух зарубленных несушек. Еще здесь нашлись два салата в хрустальных салатницах: один, судя по слоям, с «Мимозой», а второй – помидоры и огурцы с зеленым луком и подсолнечным маслом. Из соусов – баночка с горчицей и бутылка импортного кетчупа. В центре стола – трехэтажная фруктовница с яблоками, рядом – блюдо с нарезанным на дольки арбузом. В «стенке» стоял новенький цветной телевизор. Работает – какой-то концерт крутят, по сцене в данный момент скачет Киркоров. Приглушенные динамики издают былинное: