Текст книги "Открывашка и пробой"

Стоп! Как это «не давит»? А его слова о том, что Света – не воин? Он же стопроцентно видел, как я ей животик чешу, вот и припугнул – «вот этого щенка порвут жуки, если ты нам не поможешь». Осознание окатило холодным душем. Он же специально меня в школу «записал», чтобы я с ребятами познакомился и начал их жалеть! На душе стало очень мерзко – мной же манипулируют, будто в дешевом детективе о шпионах. Ловят на лолю-оборотня и оборотня-друга! «Смотри, Андрей, какие мы хорошие. Разве ты не хочешь нам помочь?».

С другой стороны – еще до обретения (а было ли «обретение»? Может мне просто пробои на глаза не попадались?) способности и Константин Викторович, и баба Зина, и встречные пенсионеры, и Лёха ко мне очень хорошо относились. Последний – особенно хорошо, потому что у него наконец-то появился друг. Это все подростковое черно-белое мышление. Оно же – юношеский максимализм. Сестра мне много об этом рассказывала, предостерегала. Мир – сложен и многогранен, и делить его на стопроцентное зло и такое же добро нельзя. Истина всегда где-то посередине. Оборотни приняли бы меня и без способности – они и приняли, чего уж тут. Да, в качестве без пяти минут батрака, но мы же, блин, в деревне – тут вкалывать положено всем, от мала до велика, иначе тупо не выжить. Нормальный человеко-оборотнический симбиоз. Если я был «своим» еще до первого похода в пробой, значит вокруг действительно хорошие люди, которые не желают мне зла. И то, что у меня есть уникальная способность – всего лишь неожиданный для всех нас бонус, который позволит всей деревне переехать туда, где будет лучше. Хочу ли я отплатить добром за добро? Да! Хочу ли я, чтобы всем этим людям и оборотням было плохо? Конечно нет!

Мысли в голове пролетели быстро и незаметно для окружающих, и я с новыми силами впился зубами в бутерброд с ветчиной. Все будет хорошо – я же среди своих.

Глава 14

В этой комнате часов не было, поэтому время до часу ночи тянулось просто безумно долго. Попытки уснуть оказались тщетными – нервничаю. За окном сначала догорел день, потом в темнеющем небе появились звезды и лунный серп, воздух наполнился скрипом сверчков и редкими звуками попугайского происхождения – птичка тоже спит неспокойно. За окном раздался едва слышимый шорох, и освещаемый звездным небом огород закрыл темный силуэт, постучав пальцем по стеклу.

Геннадий Петрович пришел.

Встав с кровати, оделся в «рабочие» синие залатанные треники и серую рубаху с длинным рукавом – немного великовата. Синие, в белую полоску, кеды я предусмотрительно оставил под кроватью. Обувшись, открыл окно. Руки «силуэта» подхватили меня под мышки, перенесли через подоконник, поставили на землю и прикрыли за мной окно. Уже почти даже и не обидно – привык.

– Пошли, – шепнул он мне и повернулся спиной, показав здоровенный рюкзак литров на восемьдесят.

Справа от рюкзака болталось что-то едва слышно лязгающее.

– Это у вас автомат? – спросил я.

– А ты как хотел? – не оборачиваясь, ответил он.

Мы прошлись по тропинкам между грядок и рядов картошки, и оборотень снова подхватил меня под мышки, перемахнув через забор.

– Здрасьте, – поздоровался я еще с тремя силуэтами.

– Здравствуй, – узнал голос Константина Викторовича.

– Здравствуй, – поприветствовали меня остальные, и мы пошли по переулку.

Миновав десяток заборов, прошли мимо бетонной, гудящей подстанции и перешли через улицу в следующий переулок. Свет уличного фонаря позволил разглядеть спутников: кроме Константина Викторовича и Геннадия Петровича, из знакомых в рейд отправились виденный на пастбище темноволосый оборотень возрастом немного за двадцать и его ровесник – этот поздоровее и рыжий. Все, кроме меня, снаряжены как надо – камуфляж, бронежилеты, разгрузки с рожками для укороченных «Калашниковых».

– Будто на войну идем, – не удержался я.

– Может и на войну, – спокойно ответил Геннадий Петрович. – Два пробоя сейчас открыты: один – в Южной Америке, второй – в Африке. Может вместе с жуками прямо туда и вывалимся?

По спине пробежал холодок.

– Не боись, отобьемся, – хохотнул темноволосый. – Меня Юра зовут, – протянул руку.

– Андрей, – я пожал.

– Игорь, – решил познакомиться и рыжий.

Когда мы вышли за пределы деревни, Геннадий Петрович спросил:

– Оно тебе надо – по полям да лесам ноги в темноте ломать? Давай тебя Юра понесет.

Ого, даже спросил!

– Хорошо, – согласился я.

Ездовой оборотень присел на корточки, и я забрался ему на плечи.

– За ручку рюкзака держись, – посоветовал он и рванул через поле.

Ветер трепал волосы, мы вбежали в березовую рощу, и я на всякий случай прикрыл свободной рукой лицо. Напрасно – Юра вез меня очень аккуратно. На темном пастбище ярко светилось пятно пробоя. Геннадий Петрович остановился в шаге от него, меня поставили на ноги, и физрук спросил:

– Здесь?

– Здесь, – подтвердил я, указав на пробой.

Совсем не освещает окружающее пространство, но и не слепит.

– Строимся, – велел Геннадий Петрович и взял меня за руку.

Оборотни сыграли в «репку», и я потянул их в пробой.

– Спокойно! – напомнил потерявшим ориентацию в пространстве подчиненным Геннадий Петрович.

– Вхожу! – предупредил я.

Погнали!

Глаза резанул свет закатного солнца, освещающего заросший лианами, частично разрушенный от времени, небольшой каменный храм с тремя башнями. Я видел такие на видосе из интернета почти сразу перед «попаданием»! Обстановка соответствует – вокруг храма и нас раскинулись самые настоящие джунгли. Жаркий, влажный воздух немного пах гнилью, мокрой землей и цветами.

– Камбоджа! – поделился я выводами с осматривающимися оборотнями.

– Может быть, – согласился Константин Викторович.

Геннадий Петрович тем временем проверил дозиметр:

– Фон в норме. Разведка, две минуты. На дозиметры поглядывайте – мало ли.

Скомандовав «есть», молодые оборотни и сам Геннадий Петрович разбежались в разные стороны.

– Просто поразительное архитектурное сооружение, – похвалил храм Константин Викторович и коснулся изрезанных почти неразличимыми от времени письменами с плавными линиями и обилием кругов каменных плит стены. – Ему же тысячи лет, и никому нет дела!

Я прихлопнул севшего мне на рукав пугающе огромного москита и предложил:

– Сходим внутрь?

– Действуем по плану, – покачал головой Константин Викторович. – Но буду благодарен, если ты поможешь мне вернуться сюда позже.

Тут из кустов почти бесшумно появились оборотни.

– Сто метров, обрыв. По дну течет река, дальше – поля, – доложил Юра.

– Поля с арбузами, метров семьдесят, – вторил ему Игорь.

– Пятьдесят метров, поля с арбузами, между ними грунтовка. Метрах в трехстах стоит трактор. Сможешь через пробой протащить? – спросил меня Геннадий Петрович.

– Не знаю, – признался я.

– Придется сделать просеку, – решил Константин Викторович.

– Очень заметно, – поморщился Геннадий Петрович.

– Других вариантов нет, – парировал учитель. – Трактор агрохолдингу пригодится.

– Начнем с арбузов, – принял физрук половинчатое решение.

Мы прошли сквозь джунгли – начало просеке проложили прямо сейчас, используя предусмотрительно захваченные топорики.

Хорошо оборотни готовятся, не то, что я.

Арбузное поле занимало пространство от наших ног и до самого горизонта. На месте поля, судя по всему, когда-то росли джунгли – далеко-далеко от нас, справа и слева, поле заканчивается ими. Вдаль уходит дорога, и на ней действительно стоит красненький трактор, очень похожий на «Беларусь». Арбузы – огромные, належавшие себе желтые бока. Самое оно!

Оборотни принялись набивать рюкзаки, сумки и мешки. Я помогать не стал, усевшись на поросший мхом ствол упавшего дерева на краю поля. Все равно толку с меня не много. Когда все емкости наполнились, мы сбегали (я – на шее Игоря) к пробою и высыпали добро на поляну. Вернувшись, повторили процедуру, а потом еще раз, и еще раз – до трех часов утра оборотни натаскали огромную кучу тонн на полсотни. В процессе беготни туда-сюда они успевали валить деревья и выдергивать кустарники, формируя просеку. Наконец Геннадий Петрович решил, что сезон заготовки бахчевых закончился, и оборотни, подняв трактор на руки, пронесли его до пробоя. Я взял Константина Викторовича за предплечье, и мы вышли на пастбище вместе с техникой.

– Молодец, Андрей! – похвалил меня физрук.

Я-то причем? Способность работает как есть, мне даже напрягаться не приходится.

– Спасибо.

– Не устал? Проверим еще один?

– Не устал, – покачал я головой. – Проверим.

Геннадий Петрович свистнул, и из кустов к куче бросился десяток силуэтов.

Оставив деревенских разбираться с арбузной горой и трактором за спиной, мы вошли в проем. Какое пятно выбрать? Нет, выбирать страшно, просто идем в ближайшее неразведанное.

В глаза ударило стоящее в зените солнце, ноги даже через кеды жег песок. Под бледно-голубым, словно выгоревшим небом, на сколько хватало взгляда, раскинулись песчаные дюны.

Счетчик Гейгера пронзительно затрещал, и Геннадий Петрович дернул меня обратно в пробой:

– Сюда ходить больше нельзя, – заявил он в «тамбуре».

– Я потерял Игоря, – спокойно доложил Юра.

Сделав шаг из-за Геннадия Петровича, я увидел аккуратно шагающего прочь от Юры, ощупывающего пространство перед собой руками, Игоря.

– Я иду на твой голос, – пояснил он нам.

– Идите обратно! – велел я.

– Я же к вам иду! – не послушал он и ускорил шаг.

– Он сдохнет – я не виноват, – пожаловался я Геннадию Петровичу. – Он быстро уходит от нас, видимо пространство искажает звуки.

– Или мозги, – заметил Константин Викторович. – Игорь, стой!

– Игорь, стой! – продублировал физрук.

– Стою! – остановился тот.

– На мозги не влияет, – хохотнул учитель.

– Идемте к нему, – предложил я.

– Идемте, – согласился Геннадий Петрович. – Руки не отпускать.

«Змейкой» добравшись до Игоря, «втянули» его.

– Иду в пробой, – предупредил я.

– Готовы.

* * *

Над головой – лампы дневного света, под ногами – истоптанные сотнями тысяч шагов доски пола. Слышен шум работающей вентиляции, а все свободное пространство заставлено чудовищных размеров многоярусными полками, на которых разместился настоящий потребительский рай: мешки с подписями на английском: «кукуруза», «мука», «соя»; коробки с нарисованной на них техникой: пылесосы, телевизоры, холодильники, стиральные машины; куча бытовой химии, консервы, шмотки. Это что, склад какого-нибудь маркетплейса из моего мира? Камеры! Фух, камер нет.

– Северная Америка, – указав на висящий на боковой стенке плакат, предположил Константин Викторович.

На плакате, на фоне размахивающих звездно-полосатыми флагами трибун, на гарцующем быке сидел улыбающийся во все тридцать два дородный ковбой в шляпе, джинсах и клетчатой рубахе. Над ним дугой вытянулась надпись «Texas Union».

Нет, не мой мир.

– Понятно, почему никого нет, у них же праздник сегодня, – прокомментировал Игорь. – День объединения Техаса и Калифорнии в Союз.

Даже пытаться об этом думать не буду.

– Юра, к главному входу, – указал Геннадий Петрович за спину, где, через пару сотен метров, в стене склада нашлись двустворчатые ворота. – Выглянуть, доложить. Игорь, к запасному, – указал вперед, там дверь разглядеть я не смог – далеко. – Выглянуть, доложить.

Мужики разбежались выполнять команду.

– Сегодня – праздник, но больше такой возможности до четвертого июля может и не быть, – намекнул Константин Викторович.

– Нужно выносить всё.

– Слева еще склады, справа – ворота с КПП, двое часовых, – вернулся к нам Юра. – Вооружены дубинками, имеют рации. Убрать?

– Баррикадируй ворота, – проигнорировал его предложение Геннадий Петрович.

И хорошо – не хочу, чтобы «свои» убивали кого попало.

– Справа – еще склады, слева – ворота с КПП, двое часовых, – вернулся к нам и Игорь.

– Баррикадируй, – отослал его обратно физрук. – Начинаем, – это для Константина Викторовича.

Пока взрослые оборотни набивали сумки, я отыскал на полке неподалеку розовый девичий школьный рюкзачок с диснеевским «Бемби». Свете на день рождения отлично подойдет. Но не дарить же пустой?

– Полные! – раздалось за спиной.

Сводив оборотней до поляны, увидел, что арбузной горы уже нет – редкую в этих краях ягоду деревенские разобрали очень быстро. Трактор тоже отсутствовал, а посеревшее в преддверии рассвета небо позволило разглядеть цепочку глубоких следов, ведущих в сторону агрохолдинга по поляне через русло ручья. Опростав сумки и поставив коробки с самым нужным – холодильниками – мы вернулись обратно.

О, «Сникерсы»! Набиваем полный рюкзак. Всё, подарок готов. Но у других ребят ведь тоже однажды будут дни рождения? Вот этот, черный, с Бетменом, точно понравится Лёхе.

– Полные!

На поляне Геннадий Петрович коротким свистом призвал из кустов еще четверых оборотней – эти без снаряги. Грабеж вышел на новый уровень, и в промежутке между «рейсами» я успел набрать подарочные рюкзаки для всех. Не обделил и себя, набрав шмоток и кроссовок. Точно, надо же «на вырост» еще взять!

Через четыре часа, когда на поляне уже рассвело, а полки почти целиком опустели, в дверь склада начали громко стучать.

– Погрузчик! – скомандовал Геннадий Петрович.

Оборотни подхватили желтенький погрузчик на руки, и мы вернулись домой.

– Хватит на сегодня, – решил физрук, похвалил и напомнил. – Молодец, Андрей, очень хорошо справился. Ночью снова пойдем.

– Давай подарки помогу донести, все равно рядом живем, – вызвался Константин Викторович, набивая собственный, большой рюкзак консервами, косметикой, платьями, подходящими Лёхе по размеру вещами и не забывая подбирать отобранные мной для себя шмотки. – Устал? – когда мы начали путь домой, спросил он.

– Спать охота, – зевнул я. – А так – скучно.

– Лучше скучно, зато все живые, здоровые и с прибытком, – заметил он.

– Так-то да, – признал я справедливость его слов. – А у вас, извините, если не в свое дело лезу, дети есть? Когда у них день рождения?

Грустно улыбнувшись, он ответил:

– Подарок не понадобится. Жена со мной развелась шесть лет назад, сына двухлетнего в город увезла. Он обо мне и не знает, я сам попросил: отец-оборотень – горе в семье. Все деньги им отправляю.

– Извините, – смутился я.

– Ты-то причем? – ободряюще хлопнул он меня по плечу. – Давай-ка вот по этому переулочку пойдем, он поспокойней, – свернул направо.

Я пошел за ним, ловя на себе любопытные взгляды капающихся в огородах жителей Липок. Пересекая дороги, отмечал демонстративно отведенные от нас с учителем взгляды. Видимо, со всеми жителями успели поговорить, и я вообще не знаю, каким образом оборотни заставят их не растрепать о странных событиях в деревне пришлым. Но они же взрослые, значит им виднее. Меня выдавать теперь точно не будут – золотая курица нужна им самим, а после настолько прибыльной ночи моя ценность в оборотнических глазах стала запредельной.

– А ты когда-нибудь думал о том, что в «тамбуре», как ты его называешь, твои «гости» абсолютно беспомощны? – тихо спросил учитель.

– Думал, – честно ответил я.

Константин Викторович не стал развивать тему, и я спросил:

– А если это был единственный трактор на всю арбузную плантацию?

– Это же территория Великой Японии, – развел руками оборотень. – Поле принадлежит какому-нибудь их барону и застраховано. Результаты воровства налицо, никто даже рабочих особо ругать не будет. У американцев тем более склады застрахованы. Ты – хороший человек, Андрей, – хлопнул меня по плечу. – Правильно тебя совесть грызет. Но это не тот случай: у них – много, а у нас – совсем нет. Это же нечестно?

– Вы взрослый и учитель, вам виднее, – пожал я плечами.

В самом деле, я-то чего парюсь? Я просто проход «своим» даю, дальше они сами.

Мы остановились у Марининого забора, учитель со мной на руках запрыгнул в огород, и мы пошли к дому. Из сарая выскочила Марина.

– Вернулись, – поделился с ней новостями оборотень. – Это вот на дни рождения подарки, найдешь куда спрятать? – обернувшись, продемонстрировал висящие на нем рюкзаки.

– Ничего себе! – ахнула она. – Найдем. Сюда давайте, у меня пленка есть, завернем и в дровяник – Лёшка с краю дрова берет, не найдет. Если только по запаху, – померкла.

– Может у вас пусть полежит, Константин Викторович? – предложил я решение.

– Пусть, – согласился оборотень, снял с себя рюкзак собственный. – Это вам, Марина. Для вас, Лёши и вот, Андрею.

– Спасибо, – не дал я опекунше взять рюкзак самой.

Охренеть тяжелый, но моего упрямства дотащить его до дома хватит.

– До завтра, – протянул мне руку Константин Викторович.

– До свидания, – пожал я.

Оборотень одним прыжком прямо от сарая перелетел в переулок и вторым прыжком – к себе на участок.

– Устал? – сочувственно спросила меня Марина.

– Не устал, – покачал я головой. – Но спать хочется. Помочь разобрать?

– Разберу, – улыбнулась она мне. – Иди, ложись, я попугая на крылечко вынесла, пусть воздухом подышит. Покормить тебя?

– Не, мы там перекусили, – немножко соврал вточивший под шумок пару «сникерсов» я.

Оборотни перекусывать не стали – время экономили.

Миновав стоящую на крылечке клетку с репетирующим у зеркала попугаем:

– Капитан хор-роший, Капитан хор-роший…

Вошли в дом, я оставил рюкзак на кухне, снова сбегал на улицу – в удобства – умылся и почистил зубы у умывальника, протестировав американскую зубную пасту и пояснив Марине, что вот эти вот вынутые из рюкзака пестрые пакетики – одноразовые косметические маски для лица, и ушел в комнату. Раздевшись, задернул желтые, с подсолнухами портьеры и улегся. Сон, казалось, пришел еще до того, как голова коснулась подушки и был полон тревожных, пытающихся отыскать спрятавшегося в углу темной комнаты меня, теней.

Глава 15

Проснулся я в половину первого, когда шторки окончательно перестали справляться с дневной жарой, а из кухни донесся приглушенный голос бабы Зины:

– Да как же это, документы-то на меня оформлены! Он же пособие получает! Я тебе его отдавать буду – я честная!

Оставшийся не у дел опекун пришла поговорить о важном.

– Зинаида Матвеевна, да зачем нам? Сами посмотрите – у нас теперь и холодильник, и телевизор новые. Вы садитесь, не стойте, чаю попьем с повидлом апельсиновым. Андрей ночью с посыльными отца встречался, арбузов прислали целую гору – вам принесли?

– Принесли, – вздохнула бабушка. – Только вот за что? Я же, дура старая, за Валькой не уследила – вон, мыкается теперь по чужим людям ребенок. Ох я ей уши-то надрала! Ишь удумала – такого хорошего, работящего мальчика шпынять!

Огребает Валька по полной. Жалко ее, создала предлог, а теперь на нее все деревенские дети и собственная бабушка ополчились. Нужно выйти и поговорить. А потом – в школу.

– Да не в Валентине дело, – попыталась успокоить бабу Зину Марина, пока я одевался. – Андрей ей и подарок даже приготовил, на день рождения. Не обижается он. И не думайте так, пожалуйста – он же хоть и маленький, но мужчина. Какой мужчина на девочку зло таить будет?

Нет уж, тут у нас равноправие – кое-каких девушек из прошлой жизни я бы охотно утопил в жерле вулкана. Но Валентина точно не в их числе – просто я появился в крайне неудачный момент и попал под горячую руку. Ну и мне и посильнее прилетало, чего уж теперь – забыли и живем дальше. Теперь нужно убедить «забыть и жить» остальных.

Покинув комнату, отметил пустую клетку и прошел на кухню, где за накрытым для чаепития столом сидели баба Зина с Мариной – кожа на лице выглядит получше, видимо масочку опробовала – а у печки терзал клювом полено Капитан. Развлекается птичка.

– Ой прости меня, ду-у-уру! – тут же заголосила Зинаида Матвеевна, подскочила из-за стола и схватила меня за руки, глядя заслезившимися глазами. – Вон какая шея синющщая – и где мои глаза-то были?! А если бы удавила тебя коза эта вредная? Чего ж ты мне-то не сказал?

– А я вообще никому не говорил, – воспользовавшись паузой, покачал я головой. – И не сказал бы – сами заметили. Мне у вас, Зинаида Матвеевна, нравилось, и я вам очень благодарен за то, что из Центра забрали – кто его знает, сколько еще там куковать бы пришлось. Валя хорошая, просто ей очень грустно – я это понимаю и не обижаюсь. Не ругайте ее, пожалуйста. Я бы к вам вернулся, но староста с учителями решили, что здесь будет удобнее – Геннадий Петрович с Константином Викторовичем совсем рядом живут, если что – присмотреть смогут. Давайте я вам помогать буду приходить после школы? Воду-то Валька натаскает, она сильная, но стайку чистить кто-то же должен?

В стайку я не хочу – кому вообще такая работа нравится? – но она же сейчас откажется, а я ей потом помощника найду, с оплатой ворованным добром.

– Да что ты, Андрюшенька! – всплеснула руками баба Зина. – Ну какая тебе стайка? Ты же городской, из хорошей семьи. Ты живи здесь, если тебе так лучше, обо мне не беспокойся, и Вальку прости, если можешь – она девка-то не злая. А пособие я тебе принесу, как придет, копеечка к копеечке!

– Не надо, – с мягкой улыбкой покачал я головой. – Оставьте, баб Зин, домой что-нибудь купите, или платье себе, например, будете еще красивее, чем сейчас.

– Да как же я оставлю-то? – возмутилась она. – Не по-людски!

– Очень по-людски, – покачал я головой. – Я же говорю – если бы вы меня из Центра не забрали, черт его знает, сколько бы там еще просидел. Я вам очень-очень благодарен, правда. Оставьте, пожалуйста, себе. И на Валю я не обижаюсь – помиритесь с ней, пожалуйста, не ругайтесь, а то я себя виноватым буду чувствовать.

– Тю, то же мне «виноватый»! – фыркнула она. – Коза драная, сила есть – ума не надо! – вздохнув, она добавила. – Но я с ней помирюсь. И ты, если сможешь, помирись – из вас ой какая красивая пара получится! Пойду я, Мариш, спасибо за чай. Если в гости соберешься, Андрюша, приходи, я рада буду.

Поднявшись на цыпочки, Зинаида Матвеевна клюнула меня губами в щеку и покинула Маринин дом.

– Садись, чаю налью тебе, – поднялась хозяйка из-за стола. – Или нормально покушать хочешь? Я супа горохового наварила, с сосисками правда, но все равно вкусный.

– Суп, если можно, – выбрал я. – Спасибо, – сел за стол.

– А Лешка арбузом завтракал, – хихикнула она. – Половину стрескал, дорвался. Будет теперь в туалет пять раз за урок бегать.

Представив эту картину, я хохотнул – так ведь и будет!

– Я, наверное, цукаты из арбузных корок сделаю, – поделилась она планами, поставив на плиту разогреваться эмалированную тарелку с супом. – Сахара вон сколько притащили – два мешка, нужно куда-то девать. Любишь цукаты арбузные?

– Не пробовал, – честно признался я. – Но вы очень вкусно готовите. Уверен, получится здорово.

– Цукаты! – проскрипел попугай и запрыгнул на стол, безошибочно ткнувшись клювом в чашку с апельсиновым повидлом.

– Прости, нельзя, – аккуратно взял я птичку в руки. – Диабет будет.

– Проголодался? – умилилась Марина, залезла в холодильник, отрезала кусок от половинки недоеденного Лёхой арбуза и положила на тарелку у печки.

Я поставил рядом жако, и он принялся за дело. Хозяйка с помощью прихватки переместила тарелку с супом на стол и села рядом со мной допивать чай, положив ногу на ногу. Стараясь не коситься на высунувшуюся из-под халатика коленку, я принялся поглощать суп, закусывая его хлебом, редиской и зеленым лучком.

– К зиме поросенка забьем, сало будет, – поделилась планами Марина.

– Сало я люблю, – не стал я стесняться.

– Ты на Зинаиду Матвеевну не обижайся, – без нужды заступилась она за бабушку. – Она хорошая – вон, пособие отдавать собралась. А зачем оно нам теперь?

– Незачем, – кивнул я.

– Только не подумай, что она специально пришла, чтобы ты ее отговорил, – добавила Марина. – Она же локти сейчас кусает – вон у нас, и холодильник новый, и телевизор, и плита. И стиральную машинку Борька-сосед подключить обещал, я ему три тысячи дала – в город поехал, за насосом. Водопровод у нас будет!

Весь аппетит пропал – я, получается, самый желанный в Липках пасынок теперь. Что эти пять ежемесячных тысяч, когда я приношу с собой настоящее богатство? Не хочу плохо о людях думать. Нет уж, уверен, если бы я ее не отговорил, Зинаида Матвеевна бы и вправду пособие приносила. А Марина меня что, против бывшего опекуна настраивает? Боится, что обратно жить уйду? Нафиг такие мысли – если так думать, я на людей волком подозрительным смотреть начну. К черту!

– И в мыслях не было на нее обижаться, – покачал я головой. – Она хорошая – приютила меня без задней мысли, и работы у них не очень-то много было. И с Валей все хорошо шло – руки распускать в первый же день отучил. Не начнись это вот всё, жил бы там и дальше, может даже подружились бы. В общем, – улыбнулся Марине. – Мне в Липках нравится. И у вас нравится – вы готовите вкусно, дом уютный, а с Лёхой дружить прикольно.

Марина широко улыбнулась в ответ:

– Живи сколько хочешь, Андрюша, я очень рада, что тебе у нас нравится.

Подхватив тарелку, я понес ее к мойке.

– Да я помою! – перехватила ёмкость из моих рук Марина. – Ты иди в школу собирайся, на два урока последних еще успеешь.

– Можно вас помочь попросить? – спросил я.

– Можно на «ты», – улыбнулась она, выдавив на «импортную» губку американское средство для мытья посуды. – Я же тебя на шестнадцать лет всего старше, тебе может и кажется, что это много, но это – пустяк. Когда ты мне «выкаешь», я чувствую себя старой! – повернувшись, «грозно» покачала на меня губкой.

– Понял, – кивнул я. – Можно тебя помочь попросить?

– Конечно, – кивнула она, начав мыть тарелку.

– Нужно кого-нибудь бабе Зине найти, за скотом ухаживать и вообще по хозяйству – она же старенькая.

– Найду, – пообещала Марина. – Добрый ты, Андрей, – улыбнулась мне, поставив тарелку на прибитую к стене над умывальником подставку для посуды.

– Отец говорил, что пожилым нужно помогать, – пожал я плечами.

Добрые люди не воруют.

* * *

– Дай-ка галстук поправлю, – когда я вошел на кухню в школьной форме и с портфелем, предложила Марина. – Вот, теперь ровно. Опять поди всей гурьбой после школы придете?

– Если Леха приведет, – улыбнулся я.

Импортным шампунем мой новый, молодой и, чего уж тут, симпатичный опекун пахнет. Уходим!

Я прошел мимо нее, улыбнулся попугаю – так у печки и сидит, газетку на части рвет – и вышел в сени. Оценив сложенную здесь арбузную кучу – с полсотни штук оборотни натаскали – мысленно пожелал Марине удачи с переработкой ее на цукаты с вареньем и выбрался на крылечко. Полуденное солнце сразу же начало припекать макушку, в лицо ударил теплый ветерок, и настроение резко улучшилось. Чего я вообще переживаю? Мое дело маленькое – проходы открывать и ходить в школу, а об остальном пусть у взрослых башка болит. Доживу хотя бы до совершеннолетия, тогда париться и начну. Мне же, блин, семнадцать! Да я в этом мире толком и не жил еще, а уже начинаю подозревать всех подряд! Так нельзя! Разве кто-то здесь желает мне зла? Валентина? Да она бы первая разрыдалась, если бы меня задушила! Мне, конечно, от этого было бы не легче, но я же жив и здоров. Даже падение из пробоя в пропасть не грозит – да, мне обязательно нужно проходить первым, но меня же крепко держат, и в случае получения тактильного условного сигнала (так Геннадий Петрович объяснял) меня быстро втянут обратно в безопасный «тамбур». Все хорошо, а значит и переживать не о чем!

– Здравствуй, Андрюша, – поздоровалась со мной незнакомая, вышедшая на улицу из переулка, бабушка в белом платочке и оранжевом летнем платье.

– Здравствуйте, – поздоровался я в ответ.

– Низкий тебе поклон, – внезапно поклонилась она. – За телевизор новый!

Вот оно что! Оборотни начали раздачу «подарков от отца».

– Не кланяйтесь вы! – немного испугался такого отношения я. – Смотрите на здоровье, это же от души, за то, что меня всей деревней приняли.

Улыбнувшись, бабушка указала рукой назад и влево:

– Мы с дедом вон там живем, на улице Строителей, дом семь. Забегай как-нибудь в гости, я тебя чаем с вареньем напою.

«Как-нибудь» – это приглашение из вежливости, нафиг я там не нужен.

– Как-нибудь зайду, спасибо за приглашение, – так же из вежливости пообещал я, и мы с бабушкой разминулись.

Я, конечно, не профессиональный преступник, но разве раздавать краденное, к тому же – полученное ОЧЕНЬ мутным путем, это не прямая дорога к визиту в Липки очень злых дяденек в форме? У них здесь реально настолько мощная круговая порука? Вот у этой бабушки, например, могут обнаружиться городские родственники. «Ой, Клава, ты бы знала, что в деревне творится!». А «Клава» поохает, поахает и пойдет в милицию. Ай, к черту, не мои проблемы – оборотни меня не сдадут, а если будет надо даже под пули за меня полезут, потому что такого, как я, в мире больше нет.

Пока я дошел до школы, меня успели поблагодарить еще семь жителей. За утюг, пылесос, телевизор, новую одежду и арбузы. Так и есть – оборотни реально раздают награбленное всем подряд без разбора. Так-то оно вроде даже разумно: когда у кого-то что-то есть, а у тебя – нет, ты либо радуешься за человека – это редкость, либо завидуешь – это гораздо чаще. А когда награбленное раздается всем подряд, поводов для зависти нет. Да даже наоборот хорошо – теперь все Липки преступники, и трепаться лишний раз никто не захочет – не выгодно. Опять я перегоняю из пустого в порожнее! Отключись, голова, ты мне только мешаешь радоваться скорой встрече с одноклассниками.