Текст книги "Открывашка и пробой"

– Единственная моя-я-я…

Расселись за столом – нам с Лёхой и Колькой выделили диван. Артем сядет сюда же – свободное место и набор посуды для него есть. Света, на правах именинницы, села во главу стола, Павел сел напротив нее, а Дарья разместилась напротив нас.

Дав девочке время распаковать куклу, скоротали время формальным разговором: «льет как из ведра», «корову ловить было не страшно», «про отца рассказать не могу, извините», «нет, на Валю не обижаюсь», «Света очень быстро научилась плавать брассом, но это потому что „по-собачьи“ умела: они похожи, только руками двигать по-другому надо».

В окно было видно, как к дому бежит спрятавшийся под зонтом, одетый в джинсы и рубашку – а мы ведь дресс-код не обсуждали, само получилось – зажавший что-то завернутое в черный пакет под мышкой, Артем. Ну как «видно» – промелькнул, оборотни быстро бегают.

Стук в калитку, и Даша пошла открывать. Тем временем напрочь потерявшая интерес ко всему на свете именинница взяла из стенки расческу и принялась укладывать волосы игрушечной блондинке. Покосившись направо, я незаметно вздохнул на брошенный в кресло рюкзак.

Надо было с Лёхой поменяться, но полностью облажавшийся с подарком Артем – сборник сказок притащить додумался! – меня успокоил: ценность моего подарка даже без учета шоколадок со временем до Светы дойдет, а его – останется пылиться на полке, потому что во время отдыха на речке девочка по очень большому секрету мне призналась, что «чтение» из всех уроков у нее самый нелюбимый.

Когда горячее было съедено, газировка – «Кола» из пятилитровых канистр – выпита, а на их место прибыли чай и торт в виде покрытого арахисовой пастой бисквита, концерт в телеке сменился новостями. После репортажей об аварии, прошедших соревнованиях по самбо и рассказе о новом автомобиле «Лада» – пять с половиной миллионов стоить будет, на «Приору» из моего мира похож – показали стоящего на фоне баннера с надписью «Седьмой экономический форум» Жириновского.

– О, Владимир Вольфович! – оживился глава семьи и при помощи пульта сделал погромче. – Хоть у кого-то там, – указал пальцем в потолок. – Мозги есть!

Понимаю.

Интерлюдия. Инквизитор

Этот человек появился в Соборе Святого Петра три года назад. Тогда в трущобах Парижа случился большой пробой, ставший причиной появления в Империи трех десятков новых пиромантов. Увы, бог наделяет достойных только силой – умения ею распоряжаться приходится взращивать самому. Тогда, попытавшись дать отпор демонам, новорожденные пироманты спалили целый район. Десятки тысяч погибших глубоко опечалили Папу, и, после того как пожарным и армии удалось справиться со стихией и остатками врагов, он в своей милости решил посетить пепелище, чтобы помолиться вместе с потерявшими кров и родных страждущими.

Во время шествия по воняющим гарью и жженым мясом улицам, Бенедикт услышал доносящееся из-под когда-то бывших работным домом руин неразборчивое бормотание. Верные слуги Папы разобрали еще теплые угли, и вытащили из-под них страшно обгоревшего тощего паренька лет двенадцати. Если бы не милосердие личного Целителя папы, бедолага бы едва ли дожил до следующего дня. Но милосердие нужно заслужить, и, если бы с сочащихся сукровицей, черных губ паренька не слетали фразы на чистейшей латыни, Папа бы удостоил его разве что последней исповеди. Научить этому благородному языку воспитанников работного дома не мог никто, тем более – настолько чистой и совершенной форме. Но самым главным был смысл фраз:

– Он придет через три года! Он спасет нас! Он придет! Он спасет! Апельсины! Апельсины! Придет и уйдет! Придет и уйдет! С ним будет птица! Он спасет нас!

После того, как Целитель выложился на полную, и его со всеми почестями унесли аколиты, высокая делегация окончательно убедилась в том, что стала свидетелями самого настоящего чуда: напуганный, вернувший уничтоженные пожаром карие глаза и русые кудрявые волосы некрасивый худой паренек не понимал на латыни ни слова, а, выполняя повеление Папы повторять слова Святых молитв, сдабривал их настолько богохульным акцентом, что паладин Ульрих едва подавил в себе желание зашибить мальчонку на месте – и с тех пор не забывал благодарить за это бога каждый день, потому что, если бы Всевышний тогда не укрепил его волю, Ульриха бы сожгли на костре.

Только еретик способен поднять руку на настолько отмеченного богом ребенка!

Папа взял мальчика с собой. Своего имени тот не помнил, поэтому его нарекли Габриэлем. С тех пор он жил в Соборе, все свободное время посвящая изучению богословия и время от времени получая розгами по заднице за непоседливый характер и банальную тупость. Больше никаких пророчеств Габриэль не изрекал, но, будучи выросшим в очень сложных условиях ребенком, по достоинству оценил хорошую кормежку, относительно мягкую постель и легкость поручаемой ему и другим детям работы, поэтому очень старался учить длинные и сложные для понимания молитвы, совершенно не догадываясь, что, если бы на личной апельсиновой ферме Папы не появился некий Андрей, по истечении этого года Габиэля бы выгнали из Ватикана в какой-нибудь отдаленный монастырь, где жизнь еще тяжелее, чем в работных домах.

Кому нужны лже-пророки?

В личный кабинет Папы Диего де Деса Таверма ходит с отчетами каждую неделю уже много лет, но сегодня – совершенно исключительный случай.

– Ни фермер, ни полиция не врали, Ваше Святейшество. Я поручил испытание своим лучшим людям – им соврать невозможно.

Губы Папы тронула улыбка:

– Наступают великие времена для всего мира! Счастлив ли ты лицезреть приход Мессии так же, как и я, брат мой?

– Моя душа ликует, Ваше Святейшество! – перекрестился Инквизитор.

– Покажи мне Его портрет, – попросил Бенедикт.

Диего с поклоном протянул нарисованный аббатом Фердинандом со слов фермера портрет Андрея.

– Воистину святой лик! – восхитился Папа. – Эти тонкие черты, этот волевой подбородок, эти мудрые глаза… – он аккуратно положил портрет на стол и сцепил руки в замок перед собой. – Мы не можем позволить, чтобы Мессия угодил в грязные лапы безбожников, иначе Господь обрушит на нас свой гнев.

– Да, Ваше Святейшество, – склонился в поклоне Великий Инквизитор. – Явив Мессию на вашей ферме, Господь подал нам знак.

Бенедикт замаскировал за смиренной улыбкой самое настоящее ликование – проклятый король Карл последние десять лет вынашивает планы и обрастает сторонниками, желая отобрать у Папы светскую власть, но теперь, когда Господь послал Церкви козырь, который ничем не перешибить, все усилия этого порочного продукта кровосмешения не будут стоить и выеденного яйца. Но объявлять о Втором пришествии, не имея Мессии в своем распоряжении, пагубно – эти проклятые безбожники обожают требовать так называемые «доказательства», как будто нашествия демонов недостаточно!

– Найди его, Диего, – велел Папа. – Даже если мальчик не миссия, а новый тип эспера, мы найдем способ убедить паству в его божественности. Если этот подарок небес обладает способностью телепортации, есть вероятность, что он сможет перенести наши войска в мир демонов – когда мы положим конец их вторжениям, вопросов ни у кого не останется. Найди его, и Господь по достоинство вознаградит твои усилия.

– Я найду его, Ваше Святейшество!

Когда дверь за Великим Инквизитором закрылась, Папа покосился на портрет Андрея и усмехнулся – дела для него оборачиваются наилучшим образом: либо он станет Папой, который воспитает Мессию, либо, если Диего не справится, у Церкви появится новый Великий Инквизитор – нынешний занимает этот пост слишком давно и порой расстраивает Бенедикта излишней самостоятельностью. Хвала Господу!

Глава 19

Сегодня воскресенье, и я был очень благодарен Лёхе, который проявил неожиданное для него терпение, не став будить меня с самого утра. Вместо этого я проснулся сам, после обеда, и после приема пищи и разделения Марининой радости от полноценно функционирующего в доме водопровода, мы с Лехой оделись в «парадное» и пошли в ДК, где сегодня состоится концерт. По пути я утолил любопытство маленького оборотня, пересказав субботний ночной рейд:

– Сначала не везло: прямо посреди болота вышли, где-то в джунглях – Юре крокодила зашибить пришлось. Притащили, – с улыбкой кивнул на опережение. – Константин Викторович обещал чучело сделать – у него учебник по таксидермии есть. После ДК сходим, посмотришь.

– Круто! – оценил друг.

– Потом разведку провели – болота и джунгли тянутся на километры во все стороны, поэтому пошли дальше. Попали в горы, напугали какого-то мужика в мехах и его яка. С горы далеко видно было – горы, снега, брать нечего, пошли дальше. Попали в пригород Ленинграда, сразу дальше пошли. Потом повезло – в большой магазин американский попали, «Волмарт» называется, кучу всего вынесли, но пришлось охранников связать.

Ведущие разведку Юра и Игорь «засветились» на камерах, но они только в торговом зале были, а появились и уходили мы через лишенную камер подсобку – момента исчезновения и американских оборотней не осталось – камеры разведчики сломали, а лица соотечественников пофигу: по словам Геннадия Петровича, никаких международных баз данных в этом мире не существует.

– А американцы против не были? У ихних же воровали, – спросил Лёха.

– Им пофигу, – покачал я головой. – Там к ним как к пушечному мясу относятся, попросили по упаковке пива себе да мяса на шашлык и довольны. Они теперь с нами, им в деревне нравится.

– В «Липках» хорошо! – покивал друг.

– Полиция – это милиция у них так называется – только через два часа приехала, представляешь? От торгового зала к тому времени одни пустые полки остались, мы сбежали, да по домам, – закончил я рассказ. – Сегодня ночью попробуем Константина Викторовича к храму «арбузному» отвести, он поизучать хочет. Шум по идее улечься должен был.

– Повезло нам с учителем, – с улыбкой вздохнул Лёха. – Настоящий ученый!

В ДК шли не только мы – время от времени нам встречались нарядно одетые жители Липок, которые направлялись туда же. Мы здоровались с ними, они – с нами, и не забывали добавлять благодарности «для отца». Ага, обязательно передам!

Путь наш пролегал мимо автобусной остановки, на которой мы увидели одетую в белое платье и собравшую волосы в косу Валентину. В руке она держала черный пакет. Увидев нас, надменно вскинула подбородок. Лицо такое, будто очень хочет, чтобы мы обратили на нее внимание.

– Привет, – не выдержал я. – В город собираешься?

– На работу! – с нарочито-небрежным видом ответила она. – Я-то честная, ворованное не беру – сама на всё заработаю!

– Нифига себе! – удивился Лёха, проигнорировав вторую часть ее ответа. – А куда взяли?

– Грузчиком на завод, в ночь, – охотно поделилась Валентина. – Восемь тысяч зарплата, кормят и форму выдадут рабочую. А вы – тунеядцы!

– А почему «ворованное»? – возмутился маленький оборотень, не забыв мне подмигнуть – смотри, мол, как «легенду» оберегаю. – Это папка Андреев присылает!

– Бандит он! – фыркнула Валя. – Они там все бандиты!

Тут из-за угла выкатился старенький «ПАЗик», девушка гордым лебедем погрузилась в него и не забыла показать нам язык через окно.

– Вредина, – проводил автобус взглядом Лёха и признал. – Жутко повезло – наших в город редко берут, а она еще и с испытательным сроком. Баба Зина наверно взятку кому-то дала.

– Может быть, – пожал я плечами.

А может она врет про «грузчика»? Может она в роли молодого мяса к какому-нибудь старперу богатому поехала? Вон как нарядилась. Неприятно про такое думать, ну ее нафиг, Вальку эту – одни проблемы от нее. Я себе лучше потом, в Скандинавии, какую-нибудь девушку с хорошим характером найду – я же перспективный жених, как ни крути, значит проблем не будет.

В Липках мой реальности дом культуры был классным, стиля «советский ампир». Захирев в девяностые – мама рассказывала – он подвергся капитальному ремонту в начале «нулевых», и с тех пор регулярно подкрашивался и предоставлял площади под деревенскую библиотеку, амбулаторию, проведение дискотек и некоторые кружки. Там же был бассейн, в который я и ходил заниматься плаваньем.

Увы, все это неактуально для ДК нынешнего: выстроенное из панелей, давненько не беленное здание в архитектурном плане ничего из себя не представляло – обыкновенный бетонный параллелепипед с большими окнами. Главный вход располагался в середине «горизонтали», к нему вела бетонная лестница с синими перилами. С торцов – еще два входа.

– Слева – амбулатория наша, с аптекой, – пояснил Лёха. – Справа – пожарный выход, я как-то нечаянно замок там сломал, мама уши надрала, – грустно вздохнул.

– А как можно нечаянно замок сломать? – спросил я.

Пацан смущенно ответил:

– Книжку в библиотеку просрочил на день, ночью хотел принести и утром прийти – мол, вернул уже, проверьте, но сторож поймал. Новый замок купить пришлось и бутылку участковому, чтобы на учет не поставил, – взбодрился. – Ничего, я теперь взрослый, и больше маму подставлять не буду!

– Респект, – одобрил я.

– Это по-английски? – догадался он.

– Ага, – подтвердил я. – Переводится как «уважение». Давай алфавит повторим?

– Эй, би, си…

Под Лёхин бубнеж добрались до крылечка главного входа. Здесь нашелся десяток курящих около заменяющего урну ведра мужиков. Поздоровались за руки, познакомились. Ага, обязательно передам вымышленному отцу благодарность за импортное добро. Выполнив уже привычный ритуал, мужики переключились на политику:

– Выборы в ноябре будут, Жириновский баллотироваться собрался. В прошлый раз тридцать два процента во втором туре набрал, в этот раз по идее больше шансов – закон этот долбаный про пятнадцать лет, инфляция растет, а этот, нынешний, даже МРОТ поднимать не хочет, только ментам да военным подачки бросает.

А Владимир Вольфович-то в этой реальности, оказывается, реальный политический вес имеет, и немалый – нифига себе, треть голосов во втором туре! В моей-то реальности только сигналы озвучивал да «спойлером» работал, голоса оттягивать на себя с последующим неизбежным сливом. Что поделать – такая вот система в нашей стране выстроилась. Здесь, получается, все совсем не так.

Мужики докурили, и мы все вместе вошли в фойе ДК. Под ногами – крашенные доски, над головой – свежепобеленный потолок, вдоль стен – лавочки, у правой стены – небольшая сцена с большими колонками.

– Дискотеки проводят? – спросил я Лёху.

– Ага, но это для взрослых только, – кивнул он.

В правой стене фойе нашлась дверь, над которой висела табличка «Библиотека». Народ потянулся в дверь левую, без табличек. Мы пошли за ними и попали в коридор. Прямо по курсу – дверь с табличкой «Амбулатория». Слева – двери с табличками «директор» и «завхоз». Справа дверь одна, двустворчатая, сейчас – открыта. Туда мы и двинулись, оказавшись в небольшом, мест на двести, актовом зале. По краям сцены – выцветшие, штопанные, когда-то темно-красные кулисы. Задник сцены прикрыт спадающей волнами светло-желтой тканью. Рядом с кулисами – большие колонки, на сцене – три микрофонные стойки с микрофонами. В правой части сцены, перед кулисами – старенькое пианино с еще одним микрофоном.

Звук наверное ужасный будет.

– Сюда! – помахал нам сидящий в середине четвертого ряда Артем. – Мы вам места заняли!

Рядом с ним – Колька и Света, тоже машут. Миновав сидящих взрослых, заняли свои места. Я оказался рядом со Светой, а Лёха – по ту сторону мелкой троицы.

– У нас фольклорный кружок очень хороший, – поведала мне девочка. – В район выступать ездят, в прошлом году второе место заняли. В этом может даже победят – это сейчас генеральная репетиция будет, конкурс в среду.

– Послушаем, – улыбнулся я ей.

На сцену выбрался худой седой мужик в костюме.

– Федор Степанович, директор ДК и творческий руководитель ансамбля, – шепотом пояснила Света.

– Спасибо.

– Добрый день, земляки! – поздоровался с нами творческий руководитель. – Без долгих предисловий – фольклорный ансамбль «Поющие Липки»!

Мы похлопали, Федор Степанович уселся за пианино, а на сцену вышли пятеро бабушек в этнических платьях и кокошниках. Поклонившись, они распределились по микрофонам…

– В центре, одна стоит – солистка, – выдала еще одну справку Света. – Марфа Антоновна.

Федор Степанович изобразил короткий проигрыш, и Марфа Антоновна с улыбкой начала петь:

– Вот кто-то с горочки спустился…

А ведь круто! Репертуар, конечно, прямо не мое, но голоса у бабушек замечательные, и они мастерски ими владеют, словно вплетая их в единый, ласкающий уши поток. Неудивительно, что зал полный – любят жители свой ансамбль.

Концерт продлился больше часа, но о потраченном времени я не жалел – прикольно, но каждую неделю я сюда ходить не буду, надоест же. После концерта, когда мы выкатились на крылечко, к нам подошел Константин Викторович – он тоже в зале сидел, слушал.

– Константин Викторович, можно крокодила посмотреть? – почти взмолился Лёха.

– Тс! – придавил его учитель взглядом. – Можно.

– Извините, – шепнул очень довольный маленький оборотень.

Секунд тридцать ушло на объяснения остальным: «папа для чучела крокодила прислал». После этого Константин Викторович спросил меня:

– Как тебе ансамбль наш?

– Очень хорошо поют, – честно ответил я. – Но репертуар старинный. Им бы что-то из «Золотого кольца» исполнять, было бы интересней. Но я в фольклорном пении не разбираюсь, если художественный руководитель решил, что нужно так, значит нужно – ему же виднее.

Константин Викторович пожевал губами.

– А что такое «Золотое кольцо»? – спросила Света.

– Я тоже не знаю, – признался Лёха.

– Ансамбль такой, – улыбнулся учитель. – Малоизвестный. Мы с Андреем сейчас к Федору Степановичу быстренько сходим, а вы идите к моему дому. Там вам дверь откроет блондин такой, ему пароль назовите – «альфа», он вас к крокодилу отведет.

– Заодно с американцами познакомимся, телохранителями Андрея, – обрадовал ребят Лёха. – Увидимся!

– Увидимся, – подтвердил я.

Ребята пошли смотреть крокодила, а мы с Константином Викторовичем вернулись в клуб.

– Это из твоего мира ансамбль? – тихонько спросил он. – Песни помнишь?

Я кивнул.

– Идея есть, – улыбнулся он и постучал в дверь директора.

– Да!

В небольшом кабинете нашлись стол, два стула – для посетителей, и шкаф с папками. Директор-руководитель сидел за столом, перед тетрадкой, в которую что-то записывал.

– Федор Степанович, Андрей у нас немного композитор, фольклорные песни придумал. Уделите, пожалуйста, время – послушайте.

Да сколько можно врать?!

Глава 20

«Золотое кольцо» – любимая группа моей мамы. Каждый раз, когда мы работали в огороде, она выставляла колонки в окно и запускала Кадышеву. Эти же песни время от времени скрашивали ей проверку домашних заданий. Мне особо не нравилось, но моя любимая музыка нравилась маме еще меньше. Память человеческая – инструмент несовершенный, поэтому большую часть репертуара этого ансамбля я помню только в формате «припев плюс пара строчек», но три хита удалось вспомнить целиком: «Широка река», «А я вовсе не колдунья» и «Течет ручей».

С музыкой было сложнее – я ей никогда не занимался, и ноты на листочках для меня закорючки, не более. Мурыжил меня творческий руководитель добрых четыре часа, прежде чем смог «собрать» из моего мычания более-менее похожие аранжировки. К этому моменту Константин Викторович успел сходить собрать разошедшихся было по домам бабушек, и стало полегче: они пели текст с розданных листочков, а я по мере необходимости поправлял. После бабушек по просьбе Федора Степановича привели гармониста: Василия Витальевича, беззубого (выпали от прожитых лет) лысого худющего старичка, основным досугом которого было распитие самогона. На навыках, впрочем, вредная привычка не сказалась, и «бахал» он как следует. С ним стало гораздо лучше – мелодии расцвели, приблизились к оригиналу, и глаза бабушек и руководителя заблестели от энтузиазма. Приняв решение репетировать в усиленном режиме, чтобы успеть подготовиться к конкурсу, они отпустили нас с учителем восвояси.

– А ты вообще много песен помнишь? – спросил Константин Викторович по пути к его дому.

Я уже привык, что во время походов по деревне разговаривать о важном нужно едва слышным шепотом.

– Не очень, – признался я. – Это мама слушала, а про волков – из папиного певца. С «Золотым кольцом» всё, только кусочки вспомнить могу, кому-то придется тексты дописывать и мелодии. С Высоцким еще хуже – у него тексты длинные, сложные. «Волков» я для открытого урока в школе учил, вот, осталось. Музыку вообще не воспроизведу – я на гитаре никогда играть не учился. Музыка, которую сам слушал, здесь вообще не подойдет – там у нас общество потребления, слушал то же, что и все, чтобы из трендов не выпадать.

– Например? – заинтересовался Константин Викторович.

Пожав плечами, я начал цитировать супер хит артистки Инстасамки:

– А я вообще делаю, что хочу. Хочу импланты – звоню врачу. Кто меня не любит – я вас не слышу, Вы просто мне завидуете – я молчу. Я не молчу, когда я хочу. Я не продаюсь, но за деньги – да. Мой продюсер говорит мне: «Ты поп-звезда», И, кстати, мой продюсер – это мой муж, да…

– Хватит! – сделал «фейспалм» Константин Викторович.

А вот хрен тебе!

– Я не скажу в ответ ничего на хейт, Я не скажу «привет», если бабок нет. Слышу любимый звук – это звон монет, Они тянут сотни рук – это мой концерт…

– Перестань, пожалуйста, – поморщившись, заткнул уши учитель.

– Ок, – фыркнул я. – Просто вы старый, вам не понять.

– А тебе самому нравится? – спросил он.

– Да мне все равно, – пожал я плечами. – Я вообще не особо музыку люблю. Все слушают, и я слушаю. Вот Газманов с Киркоровым, кстати, и у нас были – всю жизнь их рожи в телеке. Инстасамка хотя бы новая, не так задолбала. А Пугачева у вас есть?

– Была, – кивнул Константин Викторович. – Десять лет назад в Подмосковье пробой открылся, прямо во дворе у нее. Погибла. Жаль.

– Хоть где-то справедливость восторжествовала, – буркнул я.

– А что она? – заинтересовался он.

Пришлось рассказывать про непростую политическую ситуацию в старом мире, сопровождавшуюся обилием «каминг-аутов» десятилетиями сосавших государственные бабки артистов и кучей странностей формата: «Почему Примадонне кремлевские деятели ручку целуют, а артистам помоложе вернуться нельзя».

– Да уж, – сделал исчерпывающий вывод Константин Викторович.

– В какой-то момент от всех новостей отписался, – вздохнул я. – Стало хорошо – никаких псиопов.

– Что такое «псиоп»?

– «Психологическая операция», – расшифровал я. – Очень удобное оправдание, кстати – если кому-то что-то не нравится или он вопросы неудобные задает, значит работает на врага и этот самый «псиоп» проводит.

– У нас попроще, – усмехнулся Константин Викторович. – Без сложных терминов, просто КГБ воспитательную работу со смутьянами проводит. К нам, кстати, на вечернем автобусе КГБшник приедет.

– А?! – аж подпрыгнул я.

– Тише ты, – напомнил он. – Не переживай, он из наших, Липкинских. Вчера на пенсию вышел, домой возвращается. Он – пиромант, но доверять ему можно. Вот с таких лет, – показал рукой себе на середину бедра. – Его знаю.

– Как скажете, – пожал я плечами.

– Не «как скажу», а «так и есть», – назидательно покачал на меня пальцем учитель. – Он Кузьмы Ильича сын. Володьку помнишь?

– Который у Кузьмы Ильича живет? – уточнил я. – Квартирант?

– Квартирант, – кивнул Константин Викторович. – Под молотки чуть не попал – подрался кое-с-кем важным, так его Тимофей – так нашего КГБшника зовут – спас, документы новые выправил и здесь у нас спрятал.

– Злоупотребление служебным положением, – заметил я.

– По справедливости поступил! – покачал головой учитель. – Тимофей – мужик правильный, настоящий. Ночью с нами пойдет.

– Ок, – пожал я плечами.

Мое дело маленькое – портал открывать, а со своими «пиромантами в погонах» сами разбирайтесь.

Во дворе Константина Викторовича было весело – на мангале шкворчали шашлыки, за которыми присматривал оборотень Джим. Его «перекинувшийся» брат выступал для ребят «финальным боссом» – толпа волчат изо всех сил пыталась его повалить, но тот неизменно уворачивался от нападающих с разных сторон зубастых комет, время от времени обидно хлопая мужскую часть группы лапой по мохнатым жопам. Американец же, вдруг, если и Свете прилетит, его «отменят» за харрасмент? Шутка.

– Хай, Эндрю! – салютнул мне банкой пива «Пабст Блу Риббон» Джим.

– Хай! – поздоровался я в ответ.

Волк-Билл встал на задние лапы и помахал передней. «Хороший песик», ага! Ребята попытались воспользоваться «шансом» и бросились в атаку, но, естественно, потерпели поражение – где деревенские «щенки», и где всю жизнь тренировавшийся боевой оборотень? Было бы очень интересно посмотреть на схватку кого-то из американцев с Геннадием Петровичем – физрук вроде бы сильный и опытный. Интересно, а в этом мире существуют бои оборотней насмерть? Блин, почти уверен, что да! Если как минимум в Японии их держат за статусных питомцев, значит ничто не мешает важным самураям устроить «собачьи бои».

– Все, хватит! – весело рявкнул на ребят Константин Викторович. – Переодеваемся!

– Стап, – на всякий случай перевел я Биллу.

Мужская часть оборотней утопала в баню, а Света, на правах единственной дамы, пошла переодеваться в дом. До чего же, блин, потешно лапами двери открывают-закрывают!

Народ переоделся, мы с учителем объяснили, в чем дело – мой личный авторитет в глазах ребят подрос, и, если бабушки победят в конкурсе, вырастет еще сильнее – и к этому моменту поспел шашлык. Устроились прямо во дворе – в превращенном в склад сарае (больше ничего не влезет, равно как и в погреб с домом) нашлась складная садовая мебель, а в огороде – свежие овощи. Учитель разделил с американцами пиво, а мы пили газировку. У ребят к этому времени накопилось к американцам много вопросов, поэтому мне пришлось работать переводчиком. Через час рассказов из жизни американских оборотней глаза ребят покраснели, и мужская часть старательно давила слезы. Света шмыгала носиком – ей можно, она девочка. Мне тоже было не очень – за короткой фразой «с поля боя в Центр и так всю жизнь» скрывалось много потерь, боли и грусти. Может на жалость давят специально, выдумывают? Переведу-ка тему:

– Мы когда склад выносили, там на стене плакат был про Техасский союз – Техас и Калифорния. Нам говорили, что вся Северная Америка – одна страна. Это не так?

– На это и я ответить мог, – буркнул учитель, но мешать отвечать Биллу не стал.

– Одна федерация. У округов относительная автономия, но федеральным законам подчиняются все.

В принципе, как и в моем мире, только штаты другие, получается. Когда солнышко начало закатываться за крыши домов, Константин Викторович отправил ребят по домам, наказав Лёхе предупредить Марину, что я сегодня не приду. Народ с явным сожалением на мордашках попрощался, а учитель спросил меня:

– Ты как? Поспишь немного?

Со двора уходить не хотелось – больно приятные флешбеки накатывали: точно так же мы иногда сидели всей семьей в прошлом мире, поэтому я покачал головой:

– Нормально, завтра утром отосплюсь.

Через десять минут на улице раздались шаги, и в калику постучали. Константин Викторович открыл, и перед нашими глазами предстал весело улыбающийся, здоровенный мужик в тельняшке, спортивных штанах и авоськой в руке – бутылка поблескивает. Верхняя часть шевелюры русая, но виски и корни волос седые. Немого напугали глаза: бледно голубые, словно глядящие сквозь собеседника. Почему-то я сразу понял, что с точно такой же улыбкой на роже, если будет нужда, он свернет мне шею и спокойно пойдет заниматься своими делами дальше.

Учитель с мужиком обнялись, похлопали друг друга по спинам, и хозяин дома представил гостя:

– Знакомьтесь, Тимофей. Пенсионер, пиромант, бывший КГБшник.

– Тимофей, экс-кей гей би, – перевел я. – Пиромансер.

Американцы посмурнели и на всякий случай сели так, чтобы иметь возможность прыгнуть на нового знакомого.

– Хав а ю, гайс? – неожиданно для меня продемонстрировал хороший инглиш Тимофей. – Рад, что в Липках появились такие достойные воины! – не дожидаясь ответа весело поведал мне. – Во житуха бурлит, а? Стоило на двадцать лет из родной деревни свалить, как тут такая каша заварилась! – гоготнув, уселся за стол, сунул в рот кусок шашлыка и спросил американцев на их языке. – Это пиво у вас? Угостишь? А у меня вот! – достал из авоськи бутылку без этикетки и поставил на стол. – Местный виски! – снова гоготнул. – Да вы не напрягайтесь, я в отставке. Фак это КГБ, устал – сил нет, на каждый пук по сто бумажек заполнять приходится, чуть геморрой не заработал.

Американцы гоготнули – любят у них шутки про задницу.

– Я вот что думаю, Кость, – начав разливать по оставшимся после ребят стаканам из-под газировки самогон, обратился на родном языке к учителю. – Дом у тебя не резиновый, а если прижмет и придется быстро уходить, тут не до барахла будет. Нужно перевалочную базу создавать.

– Гена то же самое предложил, – кивнул Константин Викторович, вернувшись за стол.

Американцы снова напряглись – долгие разговоры на чужом языке всегда слушать неприятно, а у них еще и положение шаткое.

– Ты им переведи, Андрей, – попросил Тимофей. – Тебе они больше доверяют.

Я пересказал.

– Отличная идея, – одобрил Билл.

– Я хотел предложить то же самое, – покивал Джим.

Взрослые накатили.

– Эх, хорошо дома! – сладко потянулся КГБшник. – Город этот задрал, прости за мой французский, – ухмыльнулся мне. – Заводы эти, мать их, дымят, частный сектор углем топится, машины туда-сюда… А тут воздух! – глубоко вдохнул и удовлетворенно крякнул. – Да че тут говорить, давайте еще по одной.

Я, как смог, перевел американским оборотням его монолог, пока взрослые пропускали еще по одной.

– Воздух здесь очень хороший, – подтвердил Билл. – И лес красивый.

– А какая тут рыбалка! – перешел на инглиш Тимофей, и мне пришлось переводить уже на русский, для учителя. – Хариус – во, – отмерил ладонью до середины мощного запястья. – Под пиво идет так… – ухмыльнувшись, прервался и спросил. – Кость, Петрович-то еще промышляет?

– Промышляет, – подтвердил учитель.

– Схожу до него, – поднялся на ноги КГБшник и свалил со двора.

– За хариусом пошел, – пояснил Константин Викторович.

Интересно, все пироманты такие гиперактивные, или его воздух деревенский оживляет?

* * *

Пьянка, к огромному моему удивлению, ничуть не сказалась на движениях и собранности взрослых – к пробою мы подошли как ни в чем не бывало, и ни в речи, ни в движениях никакой «разболтанности» не было. Не удержавшись, спросил об этом несущего меня на плечах Константина Викторовича:

– Оборотню, чтобы нажраться, нужно ящик водки выпить. Пиромантам надо поменьше – у них метаболизм быстрый, но в целом организм человеческий. Да не переживай – Тимофей же из органов, их там учат бухать так, чтобы не пьянеть.