Текст книги "Открывашка и пробой"

– Расхотелось, – признался я.

– Поздно, – отмахнулся он. – Все равно пока пристроить некуда.

Спустившись на второй этаж, прошли по короткому коридору и оказались в банкетном зале. По свободному от богато накрытых шампанским, крабами, осетром и черной икрой столов пространству курсировали разодетые мужчины и женщины всех национальностей. Узкоглазые через одного держали поводки ручных оборотней – статусная штука, видимо – что вызывало неприязненные взгляды у европиоидной части гостей. Некоторые из них прибыли из Империи – на это указывали парадно-церковные одежды. При сближении с японцами, впрочем, лица обретали вежливые улыбки, а экзотические питомцы подчеркнуто игнорировались.

Мерзко.

Мы прошлись по залу:

– Сын мой, Андрей. Сберёг бог. Нет, девочка не моя – из деревенских…

– Горжусь, он у меня отличник, первый курс педагогического института закончил…

На этой фразе он посмотрел на меня – смотри, мол, какую «плюшку» могу дать. Принял. Оценил.

– В деревне практику в школе проходит – чего ему в Москве делать? Пусть посмотрит, как простой народ живет…

– У нас такая мода, – едва заметный кивок на группу япошек. – Не приживется. Мы – русские, и всегда остаемся людьми!

На то, чтобы обойти зал по кругу, ушло больше часа. У меня немного рябило в глазах, многократно пожатая рука побаливала. Это такая вот у политиков жизнь? Столько рож запоминать – это же настоящий ад! Хорошо, что мне это не грозит. Фуршет мы покинули через служебный вход, снова попав на лестницу и отправившись на третий этаж.

– Молодец, – похвалил меня Вольфович. – Так дальше себя и веди. Чем меньше говоришь, тем меньше вероятность проколоться. Языком на людях болтать – это опыт нужен. Со временем наберешься.

– Зачем мне? – пожал плечами я.

– Пригодится, – отрезал он. – Вот смотри – ты к себе домой вернешься уже не такой, каким уходил, правильно?

– Правильно, – поморщился я.

Жизнь прежней уже никогда не будет.

– Ты не грусти, – приобнял меня за плечи. – Смотри на пережитое как на уникальный опыт, сделавший тебя лучше. Ты – не ссыкло, в истерики не впадаешь и вообще парень башковитый. Вот ты Тимофею рассказывал, в школе работать хочешь?

Посмотрев на сохранившее невозмутимое лицо – «работа такая» – КГБшника, я кивнул.

– Это же пустая трата твоего потенциала! – продолжил Жирик. – Меть выше! Ну какие в деревне перспективы? Три ступеньки: учитель, завуч, директор. Всё! Легкотня, скука!

Он ведь прав – зачем я себе мысленные ограничители выставил? Я способен на большее!

– Ты – мужик! – добавил он. – Такое пережил! Как тебе такое: уговаривай близких в этот мир перебираться. Здесь я вам хорошо устроиться помогу, а там, – он ухмыльнулся. – Я – мёртв.

Тьфу ты, он меня просто подкупить хочет! То же мне тренер личностного роста! Но… Но в целом он прав: с таким «блатом» жизнь будет гораздо лучше. Пока проявляем дипломатию:

– Я подумаю.

Глава 28

Мероприятие проходило в концертном зале правого крыла МВДЦ. Из трех сотен (спросил) кресел почти треть оказалась пустой. Жириновский, губернатор Лебедь – перед началом конкурса к нам присоединился – пяток каких-то московских «пиджаков» и пара богато наряженных иностранных делегаций разместились в первом ряду, а меня после «знакомства» сослали в пятый ряд, сидеть с Лёхой, охраной и какими-то неграми.

Особо важные иностранцы мне не понравились: смотрели так, будто я им денег должен, а их вежливые фразы были полны лжи. Последнее, впрочем, для подобных мероприятий стандарт.

Из динамиков на стенах и потолке играет приятная, стилизованная под фольклор музыка, задник сцены представляет собой картину-пейзаж с видом на несущую воды речку между засаженным пшеницей полем и березовой рощицей. Над этой прелестью – транспарант: «Тридцать восьмой краевой конкурс фольклорной песни».

Балкончики оккупировали вояки – наши, их форма мне привычна, и иностранные. Целятся из снайперских винтовок, особое внимание уделяя сцене и входам в зал – открыт только один, главный. Немного нервирует такая обстановка, а бабушкам под прицелами выступать каково?

Музыка стихла, и на сцену бодрым шагом выкатился прилизанный мужик в костюме:

– Приветствуем конкурсантов и зрителей на тридцать восьмом краевом конкурсе фольклорной песни, – поздоровался он с залом.

Иностранцы прикрыли архаичного вида, лишенные пары наушники в правом ухе – перевод слушают, видимо.

– Время неумолимо идет вперед, мир – меняется, ширятся торговые связи, но народная душа не меняется. Из недр веков берет свое начало народная песня, бок о бок проходит она по жизни с людьми. Эту песню не задушишь, не убьешь! Сегодня перед вами выступит десять лучших сибирских коллективов народной песни. Позвольте представить вам уважаемых членов жюри.

«Члены» сидят за столом справа от сцены, пятеро человек.

– Председатель жюри, Второй заместитель Министра культуры Красноярского края, Илья Андреевич Васильев.

Седеющий мужик в очках поднялся на ноги и поклонился вялым аплодисментам.

– Певец, продюсер и композитор, заслуженный артист России, Аркадий Семенович Укупник.

Аплодисменты от соотечественников усилились, и им поклонился пожилой, красующийся длинными белыми кудрями, худой мужик в очках. Знакомая фамилия, наверно в моем мире тоже Укупник есть.

– Маме Укупник нравится, – поёрзал Леха. – Попросишь у кхм… отца автограф взять?

– Попрошу, – пообещал я.

– Доктор педагогических наук, фольклорист, Нелли Андреевна Уварова, – продолжил ведущий.

Поклонилась пожилая, низенькая худая женщина в очках и с шалью на плечах.

– Наш японский гость, однажды удостоившийся похвалы самого императора – Терао Акира.

Здесь над аплодисментами постарались япошки, приветствуя смазливого соотечественника лет тридцати.

– Наш гость из Священной Римской Империи, всемирно известный актер и исполнитель Адриано Челентано.

Этому хлопали и наши, и европейские гости. Ну и я похлопал – этого пожилого итальяшку я в паре смешных комедий видел.

Пока ведущий объявлял выход первого коллектива – поселок Суломай, ансамбль «Уютная юрта» – Тимофей едва слышно мне объяснил:

– Отправив этого «однажды удостоившегося» певчишку, японцы показали пренебрежение к конкурсу – ему за одним столом с Укупником и Челентано сидеть не по рангу. А сам Акира не понимает – вон какой гордый, думает всё, жизнь удалась. Еще не знает, что больше его к Императору петь не позовут, потому что должен был ответить отказом на это предложение. Не чувствует ранга, кому он такой нужен?

– Ниче не понял, – признался Лёха.

– Подставили япошку япошки, – пояснил я.

– А! – покивал он. – Ну понятно, фашисты!

Глубокое понимание менталитета восточных соседей у деревенских детей в наличии!

На сцену тем временем выбрались одетые в этнические меховые шмотки соотечественники эвенкийской национальности, начав конкурс с горлового пения, в котором слышались ледяные ветры тундры, приходящие в самые неподходящие моменты песцы, костры стойбищ, молоко с теплой кровью и внимательно наблюдающие за людьми Духи. Классно!

Японцы смотрели с непроницаемые лицами, европейцы с легкой неприязнью – это ж чистой воды язычество! Вон тот одетый в пышные церковные одежды здоровенный лысый дядька рядом с Владимиром Вольфовичем вообще демонстративно молится.

Под вялые аплодисменты представители Малого народа покинули сцену, и их сменил ансамбль хакасской народной песни «Степь моя». Горловое пение нашлось и здесь, но навевало оно жар степей, низкое небо с огромными облаками и камни древних курганов. Японцы закаменели лицами еще сильнее, европейцы мужественно терпели, нашим нравилось.

Далее вышел коллектив Малого народа Энцы. Япошки начали шушукаться. Я подергал за рукав Тимофея:

– А чего они такие мрачные?

– Выпуская на сцену азиатов, которые, по мнению японцев, дикари и варвары, мы демонстрируем своë отношение к японской делегации, – пояснил он.

– Так с ними и надо! – оценил Лёха.

Следующие два коллектива состояли из русских бабушек, поющих фольклорную классику. Японцы потеряли интерес, европейцы начали ехидно скалиться, демонстрируя свое отношение к русской народной культуре.

– А почему американцев не позвали? – спросил я КГБшника.

– А зачем им? – пожал Тимофей плечами. – У них доктрина – они на Западном полушарии хозяйничают, к нам не лезут, а мы здесь, на Восточном, сами по себе.

– А много вообще торговли международной? Я в деревенском магазине ничего импортного не видел.

– И не увидишь, – кивнул КГБшник. – Нефть и те и те покупают, платят за нее товарами военного назначения и, например, элементной базой для телефонов и компьютеров.

– Везде одно и то же, – вздохнул я.

– Зато у нас армия лучшая в мире, – утешил меня Тимофей.

– Следующий коллектив прибыл к нам из поселка Липки. Встречайте: «Поющие Липки»!

На сцену, немного пошатываясь, вышли наши бабушки в сопровождении творческого руководителя и гармониста. Федор Степанович уселся за фортепиано, дамы выстроились у микрофонов, Марфа Антоновна поприветствовала народ, полилась музыка:

– Широка река, глубока река…

Наши вроде довольны, японцы скучают, Европа потешается – реакция такая же, как и на другие коллективы. А чего я ждал? Оглушительного успеха? Но Укупник активно шевелит ушами – раз композитор, должен уметь оценить потенциал хита.

– Вот и прошли года, но мы не старые… – затянула следующую песню Марфа Антоновна.

Укупник достал мобильник, набрал номер, что-то коротко сказал и направил микрофоном к сцене. Похоже, на «Поющие Липки» скоро свалится контракт!

– Эй, др-др-дэйра, ай-на-на-на… – мощным потоком захлестнула нас песня «А я вовсе не колдунья», наши подрасслабились и позволили себе покачиваться в такт.

Европейцы снова начали молиться, японцы – презрительно морщились. Одни русофобы кругом. Мелодия стихла, и Марфа Антоновна не забыла напомнить:

– Голосуйте за Жириновского!

По залу прокатилась волна презрительных смешков, Владимир Вольфович стойко перенес удар. Четыре последних коллектива отделались фольклорной классикой. В принципе, конкурентов «Липкам» здесь нет, разве что по негласной договоренности отдадут победу представителям Малых народов – из-за политкорректности.

– Для оглашения вердикта уважаемого жюри, на сцену приглашается Председатель жюри, Второй заместитель Министра культуры Красноярского края, Илья Андреевич Васильев.

Похлопали мужику:

– Бережное отношение к культуре народов нашей многонациональной страны… – начал он толкать речь, и перешел к делу только через десять минут. – …От лица Министерства культуры благодарю всех участников конкурса. Победы достойны все, однако правила конкурса требуют от нас выделить тройку победителей. Третье место – «Степь моя».

Похлопали, на сцену вышли хакасы, и ведущий вручил им небольшой кубок и почетную грамоту.

– Второе место – «Рябинка»!

Наградили русский народный ансамбль.

– Первое место – «Поющие Липки»!

Ура!!!

* * *

Пока художественный руководитель со своими «воспитанницами» принимали из рук ведущего Самый Большой Кубок, почетную грамоту и сертификат на тридцать тысяч рублей в ремонтный фонд деревенского ДК, важные иностранцы чуть ли не синхронно шептали что-то на ухо сидящему рядом с ними Жириновскому. А вот и Лебедь подключился. Выслушав последнего, Вольфович натянул на лицо протокольную улыбку и кивнул. Гости выглядят довольными.

Ведущий с нами попрощался, народ попроще потянулся на выход, а Тимофей велел нам:

– Идем.

И мы пошли к первому ряду. Сюда же направился Укупник. Лёха подобрался, но попросить автограф не смог из-за Жириновского:

– Уважаемые гости хотят лично поздравить победителей и посетить Липки.

Это какие Липки? Где в каждом доме ворованное, а дома с заборами украшают кусками импортной упаковки? Ну а что, она яркая и прикольная! Ой, ладно, не моя проблема. Мы прошли за кулисы, по небольшому коридору добрались до гримерки и вошли внутрь, застав народ «с поличным» – на столе стояла ополовиненная бутылка самогонки, а Федор Степанович, под ритмичные хлопки бабушек, как раз прикладывался к наполненному понятно чем кубку.

– Празднуете, – умилился Жириновский.

Худрук закашлялся, Марфа Антоновна похлопала его по спине и подтвердила:

– Празднуем. Первая наша победа, Владимир Вольфович!

– Рано праздновать, – заметил он. – Уважаемые гости – Ординарий Рауль сотоварищи и правая рука барона Икеды Акира Казуя – сотоварищи – после вашего блестящего выступления изъявили желание посетить славные Липки. Туда мы сейчас и отправимся.

– И-и-и! – побледнела бабушка слева.

– К-к-конечно, Владимир Вольфович, – выдавил Федор Степанович.

– Берите призы, идемте – регламент мероприятия строгий, и к вечеру нам нужно вернуться, – проинструктировал Жириновский.

Худрук растерянно посмотрел на кубок, лихо блеснул глазами, выдохнул и осушил посуду в три глотка. Бабушка справа тем временем подхватила бутыль, спрятав ее где-то в юбках. Наши посмотрели на Федора Степановича с уважением, на роже европейцев читалось «ох уж эти русские алкаши», а японцы почему-то предпочитали смотреть на меня. Как-то не по себе немного, но это – тоже не моя проблема.

Мы покинули МВДЦ через пожарный выход, встретив на парковке трио «пиджаков», которые проводили нас к автобусу марки «Икарус» с затонированными окнами. Лёха немножко косился на японскую делегацию, но, из-за отсутствия у последних питомцев-оборотней, быстро потерял интерес, и, судя по бросаемым на Укупника взглядам и едва заметному шевелению губами, планировал в голове разговор об автографах. Заслуженный артист тем временем немного пошептался с Федором Степановичем и замедлил шаг, сравнявшись со следующим в хвосте процессии мной:

– Ты, значит, репертуар «Липкам» написал, Андрей?

Нет, мне контракт нафиг не нужен!

– Отчасти, – осторожно признался я. – И больше ничего не напишу – иссяк.

– Это ты зря! – оживился Аркадий Семенович. – Стесняться не нужно – смотри, первый опыт, и сразу успех… – он пожевал губами, подбирая слово. – Краевого масштаба! Если Владимир Вольфович это одобрит, я мог бы помочь тебе стать звездой.

– Это не мои песни, – признался я чуть менее осторожно.

– А, гоуст-райтер? – догадался Укупник. – А кто? Манера вроде знакома… – подумав, он предположил. – Губин?

– Не знаю, – развел я руками.

– Да ерунда, ты не стесняйся, – похлопал он меня по плечу. – У нас знаешь на эстраде какие бездари? И ничего, выступают, полные залы собирают. Артист – это только вершина айсберга, а основа – это продюсер. Я бы за твою раскрутку взялся!

Ага, именно за этим тебя на конкурс и выписали – все очевидно!

– Вы лучше за бабушек возьмитесь, – попросил я. – Хорошо поют.

– Непременно, потенциал у ансамбля замечательный, – покивал Аркадий Семенович. – Только художественного руководителя заменить придется – сам видишь, бухает как лошадь.

Идущий спереди Федор Степанович вжал голову в плечи, бабушки синхронно отступили от «алкаша» на шаг.

– Это он от стресса, – заступился я за худрука. – Сами понимаете – международное мероприятие, гости большие.

– Посмотрим, – сориентировался Укупник.

Бабушки вернулись «на исходную».

– Уважаемый Укупник, – набрался тем временем смелости благополучно забывший имя-отчество звезды Лёха. – Моя мама очень любит ваши песни. Можно, пожалуйста, у вас автограф попросить?

– Конечно, – отработанным годами движением заслуженный артист России достал из кармана пиджака карандашик и залип.

– Бумажка нужна, – объяснил я сбой для Лёхи.

– У меня нету, – вздохнул он. – О, а давайте на руке! – протянул тыльную сторону ладони. – Я потом кожу срежу, у меня все равно новая отрастет, а старую в рамку повесим!

– Э-э-э… – опешил Укупник. – Как композитору и исполнителю мне приятна твоя самоотверженность, но…

Ситуацию спас Тимофей, вырвав листочек из служебного блокнота.

– На коже было бы круче, – проводил Лёха грустным вздохом нереализованную идею и аккуратно убрал во внутренний карман подписанный листочек. – Спасибо, уважаемый Укупник!

– У меня знакомые композиторы-фольклористы есть, озадачу их написанием песен такого же плана. Губину придется подвинуться – не застолбил ансамбль, сам виноват, – достав блокнотик собственный, принялся делать пометки Аркадий Семенович. – Он с народными коллективами работать не любит, – поделился с нами инсайдом. – Больше по певичкам, но это глупость – они дольше, чем полгода на эстраде не живут, а вот бабушки – это надежно, они и не беременеют, и товарный вид им потерять не грозит – уже потерян.

Дамы обернулись и наградили Укупника гневными взглядами. Ему было все равно:

– Три верных шлягера у нас есть, если все пойдет плохо – это на три альбома. Альбомов из одних хитов не бывает, – пояснил для меня так, будто мне не все равно. – Один шлягер пропихнет и альбом, и концертную программу. Но простата и красота имеющегося репертуара дают надежду на долгую жизнь коллектива – в этом стиле у нас пока никого нет, а значит народ будет слушать. В самую платежеспособную и респектабельную аудиторию бьём, Андрей! – весело мне подмигнул. – А еще и фольклор! Где фольклор, там государственная поддержка!

Бизнес-план вовсю разрабатывается! Мы погрузились в автобус, и Аркадий Степанович обосновался в передней его части, принявшись расспрашивать бабушек и худрука о личном, тут же формируя «творческие образы»:

– Нет, «инженер» не подойдет, Антонина Юрьевна! Поющий фольклорные песни инженер – это же нонсенс! Запоминайте: с этого момента вы – доярка, передовица сельскохозяйственного производства. Звание героя труда мы вам задним числом выбьем…

На подъезде к деревне, аккурат к моменту окончания асфальта, что вызвало пренебрежительные усмешки иностранцев – типа у самих везде все хорошо! – Тимофей ожил и тихонько меня предупредил:

– Готовься.

– К чему? – спросил я.

– К чему угодно. И ты готовься, – добавил для жука-дипломата.

– Защита – высший приоритет, – ответила всегда готовая Гриша.

– Мне домой, да? – вздохнув, догадался Лёха.

– Как пойдет, – поморщился КГБшник.

– Готовиться? – уточнил маленький оборотень.

– Не вздумай! – придавил его взглядом Тимофей. – Если что-то необычное начнется – убегай.

– Я не трус, – насупился пацан.

– Конечно нет, – терпеливо кивнул КГБшник. – Просто если полезешь, можешь нашим планам помешать. Это – не трусость, а доверие старшим товарищам и разумное поведение. Понял?

– Понял, – кивнул просветлевший Лёха и осторожно спросил. – А почему у Гриши «защита – высший приоритет»? Она необычная, да?

– Очень необычная, – подтвердил я. – Но пока секрет.

– Ладно, – вздохнув, смирился он.

Глава 29

Автобус стыдливо провез нас лесным проселком, откуда не было никакой возможности посмотреть на родную деревню, и, оставив Укупника и бабушек обсуждать будущее ансамбля, мы выбрались на вновь появившийся у синих металлических ворот с табличкой «Агрохолдинг „Липкинский“, ИП Евгеньев», асфальт. Местный кулак, получается – скупил вон те покрытые почти созревшей пшеницей и картофельной ботвой поля до самого горизонта, выстроил на окруженной забором территории элеваторы-сушилки-хранилища, машинно-тракторную станцию и вон там, слева, удручающе близко к Чулыму, здоровенные коровники.

Выглядело все это добро очень пристойно – блестела нержавейка, бетон не успел потемнеть от времени, по полю бодро тарахтел спёртный нами трактор… Твою мать!

Красующийся церемониальной катаной на поясе Самый Важный япошка хмуро глянул на трактор и что-то пробубнил на японском. Один из троих его подручных достал из внутреннего кармана пиджака телефон-«раскладушку» и начал набирать номер, а другой на корявом русском спросил:

– Многоуважаемый потомок древнего рода Акира-сама просит поинтересоваться, кто продал вашему агрохолдингу не подлежащий экспорту трактор «Тип–672»? Мы будем очень признательны вам за имена предателей, посмевших поставить собственные интересы выше подписанного императорской рукой приказа.

Они что, не поняли? Слава богу! С другой стороны – кто сможет запомнить все ворованные тракторы? А вот приехал этот мужик на ЭКОНОМИЧЕСКИЙ форум, поэтому его вопрос логичен и понятен. Ну и как вообще в нормальную голову может прийти идея воровства японских тракторов в Сибирь? Ладно бы в приграничных районах. Да и не успела бы японская система отреагировать и прислать специально озабоченных этим вопросом людей – с момента, когда Тимофей пожег япошек и камеры, прошло всего три дня.

Жириновский укоризненно посмотрел на меня (а я-то что? Все вопросы к взрослым!) и отбрехался стандартным:

– Разберемся.

Ворота агрохолдинга открылись, и оттуда вывалились улыбающиеся оборотни во главе с Геннадием Петровичем, который держал в руках каравай. Сопровождающий Ординария шепнул что-то на ухо хозяину, и имперская часть делегации синхронно схватилась за кресты, начав читать хоровую молитву. Среди япошек тоже нашелся «опознаватель оборотней», и фашисты демонстративно отвернулись от «приветственной делегации».

Владимир Вольфович с явным удовольствием откусил кусок каравая и подтянул меня к себе, приобняв за плечи:

– Спасибо, что за Андреем приглядели.

Получивший почти нотариально заверенное свидетельство о родстве народ тут же уменьшился вдвое – оборотни спешат поделиться со своими радостной новостью.

– Мы – за вас, Владимир Вольфович, – заявил Геннадий Петрович.

– Спасибо, сынки, – одобрил Жириновский. – Мы тут сами разберемся.

– Расходимся, – велел физрук, и оборотни разошлись по территории агрохолдинга – типа работать.

Мы прошли внутрь и направились к овощехранилищу. По пути губернатор Лебедь вещал:

– Агрохолдинг «Липкинский» – частная инициатива предпринимателя Евгеньева. Выкупив кусок никому не нужной земли, он превратил ее в настоящую житницу. У Евгеньева хорошая команда, среди которых есть даже селекционеры – благодаря им удалось вывести сорт картофеля, который даже в наших суровых условиях дает урожайность в двадцать восемь с половиной тонн на гектар.

Лысый церковник что-то пробурчал на испанском.

– Многоуважаемый Ординарий Рауль интересуется возможностью приобретения семян у уважаемого предпринимателя Евгеньева.

– Именно к предпринимателю мы и направляемся, – кивнул Лебедь.

Интересно, будет «комиссионные» за посредничество просить? Или положены по умолчанию? Добравшись до двустворчатых металлических ворот с врезанной в левую створку дверью, постучали и зашли в залитое лампами дневного света, шумящее вентиляцией, пахнущее землей помещение. Картошка начиналась в паре десятков метров от нас. Нифига себе урожай!

Встретил нас, к моему удивлению, староста Владимир Ильич. Он и есть ИП Евгеньев? Дверь за нами закрылась, и губернатор скомандовал:

– Крути гостей.

Из-за куч картошки и из-за ящиков справа и слева резко вылетела толпа «военных» оборотней. Степан с Тимофеем и остальная охрана тоже не тратили время даром, скрутив ближайших «гостей». Это же обычные люди, ну какая от них угро…

Мой пиджак внезапно полыхнул, я заорал и начал пытаться его снять. В следующую секунду меня окутала теплая, приятная, зеленая слизь, моментально погасившая пламя. Протерев лицо, я похлопал глазами на вытирающую губы салфеткой Гришу.

– Безопасно, – пояснил жук-дипломат.

– Спасибо, – вытерев рот, поблагодарил я.

Сергей врезал рукоятью «Стечкина» по голове левого японца, лишив того возможности «колдовать» дальше, а поставленный на колени со связанными за спиной руками и лишившийся катаны Акира начал корчить яростные гримасы и гневно разговаривать на японском. К моему невыразимому удивлению, переводить взялся Владимир Ильич:

– Проклятые предатели человеческого рода! Якшаетесь с животными и насекомыми, совсем утратив честь! Какого черта судьба послала такой козырь, – указал на меня. – Вам? Вы же тупые! Воруете арбузы и трактора! Презренные недоноски, да вы сами хуже животных! Судьба слишком несправедлива ко мне! Мой старый господин совсем выжил из ума, не вняв моей просьбе подготовить операцию на высшем уровне. Но мы, Акира, древние потомки Токугавы, верны своему долго – мой брат пожертвовал своей репутацией певца, а я готов пожертвовать жизнью! Но сначала…

Гриша вдруг дернула меня за руку, и туда, где я только что стоял, с потолка рухнул кусок бетонной балки.

Сергей треснул по голове и этого.

– Развелось колдунов, – раздраженно буркнул Жириновский.

Ординарий Рауль тем временем проявил доселе скрываемые способности говорить на вполне приличном русском:

– Господин губернатор, мы так не договаривались.

– А я с тобой и не договаривался, – развел руками Лебедь.

Что тут вообще происходит?!

– Престол не прощает нарушений договоренности! – нахмурив брови, пригрозил Ординарий.

– Твой Престол последние дни доживает, – успокоил его Владимир Вольфович.

– А что происходит? – не выдержал я.

– Вот эти, – указал Лебедь на японцев. – Приехали тебя убивать. Который «толкач» на барона Икеду шестерит, вы его поле обнесли. А вот эти, – указал на имперцев. – Хотели тебя купить, за семьдесят три миллиона имперских реалов. Поделюсь, – подмигнул мне.

– Убийство представителя дипломатической миссии – повод для войны, – мрачно заметил Рауль.

– А вас никто убивать и не собирается, – отмахнулся Жириновский.

– Как в кино про шпионов! – дошла суть происходящего до Лёхи.

– Давай-ка ребят на базу, – велел Владимир Вольфович Тимофею. – От греха подальше. Я за тобой через три дня заеду, – пообещал мне.

– Идем, – потянул меня на выход КГБшник.

– А я тоже на базу? – оживился Лёха.

– Тоже, – фыркнул Жириновский.

– Надо маму предупредить и вот! – он достал из кармана автограф Укупника и протянул председателю. – Владимир Ильич, передайте ей, пожалуйста!

– Сам передашь, – потянул Тимофей и его. – Кто тебя одного на базу пустит? С матерью туда и поедешь.

Переезжаем всей семьей! Но какого черта на экономический форум приезжают иностранные шпионы, которым приказано меня убить или купить? Не мир, а одна большая деревня!

* * *

Сутки на базе пролетели быстро, и большую их часть я проговорил с Лёхой – Тимофей принял мой аргумент «все равно с базы мы выберемся только когда все закончится, а обычной жизни у Лёхи все равно не будет – слишком много видел, и путь у него теперь один – в силовики». Откровенный разговор состоялся в лишенной решеток на окнах с видом на соседнюю казарму комнате, оснащенной парой кроватей – для меня и Гриши. На ночь Лёха уйдет ночевать к матери – Марина прибыла с чемоданами и полюбившейся бытовой техникой, с твердым настроем как следует поругать опять куда-то влезшего сына, но споткнулась о подписанное губернаторской рукой благодарственное письмо. Успокоившись, разрешила пацану тусоваться со мной сколько захочется и ушла обживать временное жилище.

Излагать суть происходящего я, понятное дело, начал с фразы:

– Мы захватываем мир.

– Я так и знал! – восторженно взревел Лёха. – Можно мне помочь позахватывать? Я уже сильный, нас Геннадий Петрович на совесть гонял.

– Тимофея увидим – спросишь, – пожал я плечами.

Может и найдут пацану задачку.

– А она – жук? – указал Лёха на Гришу.

– Жук-дипломат, – подтвердил я. – Существует две расы жуков…

Рассказывая, я принял душ – противопожарную слизь с меня перед вертолетом частично соскоблили, но все равно не очень – потом мы сходили в столовую, затем снова вернулись домой. Солнышко за окном уже село, когда друг горько вздохнул:

– Жаль, что ты скоро уйдешь.

– Насовсем уйти уже не получится, – пожал я плечами. – На нашей Земле тоже проблем хватает, и, если есть вариант объединиться в одно большое человечество, нужно его использовать – давно пора. Прикинь, двадцать первый век на дворе, а подход старый: есть большие страны с большими интересами, которые пытаются давить друг друга. Ну это же идиотизм – планета не резиновая, ресурсы кончаются, один большой катаклизм, и вымрут вообще все. Так что, Лёха, насовсем прощаться не станем.

Параллельно работал телевизор, и содержимое новостей заставляло поволноваться: япошки объявили масштабные армейские учения вдоль наших границ, и. о. президента был вынужден в противовес инициировать такие же. Сомневаюсь, что причиной стало пленение японской делегации – такие вещи за несколько часов не подготовить, нужно солдат и технику стаскивать. Показывали командующего Дальневосточным военным округом, который хмуро предупредил соседей, что на провокации Россия будет отвечать жестко.

С другой стороны континента новостей пока нет, и слава богу – нам война на два фронта до пробуждения Сеннит не нужна: за оставшиеся полтора дня успеет умереть очень много людей – тут ведь никаких комплексов относительно использования ядерного оружия нет, и, если прямо понадобится, разрешения местного ООН никто дожидаться не станет. Вечером к нам заглянул усталый Тимофей, и мы немедленно накинулись на него с вопросами.

– Слишком давно больших прорывов не было, – вздохнув, он выключил показывающий танковые колонны телевизор и сел за стол. – Жуков уже и как угрозу-то никто толком не воспринимает. Поначалу приходилось сообща действовать, друг друга прикрывать. Но теперь сил быстрого реагирования хватает, совместных учений лет сорок не проводилось. Но армии у всех хорошие, а на одного врага их никто не натаскивает – всегда есть планы на случай обороны или превентивного нападения на соседей. Япошки очень наш Дальний Восток хотят, целиком – дело к войне идет второй год. Под выборы атаку планировали, чисто на прочность проверить, а тут с Даниловым так нехорошо вышло, японцы это на политическую борьбу списали. Теперь собрались ловить момент. Сегодня под ночь провокации начнутся, завтра – демонстративный поиск наших делегатов и ультиматум часа на три: найти и вернуть, или мы за себя не отвечаем. Не напрягайтесь, – махнул на поежившихся нас рукой. – Когда войны сильно хочется, повод подойдет любой. К завтрашнему вечеру японцы начнут полномасштабное вторжение, Андрей. Мы и без Королевы победим – армия у нас лучшая в мире, и это я не из-за патриотизма говорю, а озвучиваю факты. Но япошки людей и технику не щадят, а значит года на два-три завязнем.

– Фашисты, – сквозь сжатые зубы выдохнул Лёха. – Им что, земли мало?

– Во время большой войны у них получилось, – пожал плечами Тимофей. – Мы в их глазах – слабаки, а значит можно еще кусок отжать. А то, что армия пять раз поменяться успела, им побоку – еще живы узкоглазые твари, которые Сахалин под шумок подмяли. Хотят повторить – нам, мол, все равно столько не надо.

– А Империя что? – спросил я.

– Ждет, – пожал плечами КГБшник. – Потихоньку готовятся второй фронт открывать. Это не раньше, чем через полгода, когда мы на Дальнем Востоке прочно завязнем.

– А ядерное оружие?

– По своим территориям бить придется, – пояснил Тимофей. – По чужой нельзя – сразу со всех сторон по «агрессору» лететь начнет, – грустно усмехнулся. – Первые месяцы точно придется по старинке воевать, конвенционным вооружением.