Текст книги "Мельница. Авторизованная биография группы"

Мельница

Рассказ в этой главке будет не о группе, а о названии. Потому что «как вы яхту назовете, так она и поплывет», так что в период становления группы название должно было играть чрезвычайно важную роль. Правда, история появления у группы имени собственного довольно простая, хотя и не лишенная некоторого романтизма. Что-то может забыться за давностью лет, но вот то, как «Мельнице» было дано имя, не забудется уж точно.

ХЕЛАВИСА

Это был 1999 год, собственно, от него мы и ведем отсчет «рождения» группы. Слово «мельница» придумалось, потому что в тот момент у нас в основном были в коллективе девчонки. На тот момент единственным постоянным мужчиной в коллективе был тот самый Дэн Скурида, который играл с нами и в предчтече «Мельницы», группе «Тиль Уленшпигель», и по большому счету был инициатором нашего раскола. Правда, потом довольно скоро стало понятно, что он хотел образовать собственный проект, который в итоге стал проектом «Ветер воды».

И мы стали выбирать название и решили, что это должно быть слово женского рода, какое-то краткое, легко скандируемое, но обязательно женского рода. У нас был такой всплеск феминизма. Вот так и появилась – «Мельница», и остается до сих пор, и будет еще долгие годы, я надеюсь.

Просто? Эффектно? Решать вам – но «как вы яхту назовете, так она и поплывет». «Мельница» стала «Мельницей», и это уже – история.

Мэй

Доктор Брайан Мэй – гитарист великой группы Queen и фигура довольно важная для легендариума «Мельницы». Дело в том, что именно Брайан Мэй был для юной Наташи Николаевой одним из главных кумиров. Да и с Queen «Мельницу» объединяет, так сказать, интеллектуальная сторона творчества – знаменитая британская четверка считалась самой образованной в мировом роке (у всех участников группы было высшее образование, причем не музыкальное), а сам Брайан Мэй – еще и доктор наук, причем ученую степень он получил по астрофизике – дисциплине, с одной стороны, весьма романтичной, а с другой – требующей весьма серьезной интеллектуальной подготовки.

В общем, им явно есть о чем поговорить – доктору астрофизики и кандидату филологических наук. А творческий диалог Хелависы и Мэя длился еще с незапамятных времен: весьма яркая страница наташиной жизни связана с песней «’39» – акустической балладой, написанной и спетой Мэем для культового альбома Queen «A Night At The Opera».

ХЕЛАВИСА

У нас были отличные мальчишки в классе, которые мне заслушали винилы – заметь, винилы! – Led Zeppelin. Потом мы перешли на более лютую дрянь, на Iron Maiden, Metallica, и когда в ларьке на «Теплом стане» стали продавать паленые кассеты, у меня была «Fear Of The Dark». Она у меня до сих пор есть, а еще есть кассета с записью альбома «Coverdale-Page», где песня «Shake My Tree» меня до печенок пробрала. У меня до сих пор есть такие весьма раритетные пиратские хрени. Так что в школе у меня была очень прикольная музыкальная субкультура.

Я помню, как все считали меня ботаником – Николаева ботаник, Николаева только и умеет, что на голове стоять, – но потом в какой-то момент я прихожу в школу, там пацаны сидят с гитарами. Я подхожу и говорю: «Есть тема, давайте я сыграю вам свою любимую песню». «Ну, давай», – говорят они. Я сыграла «’39». А надо сказать, что «’39» только кажется простой гитарной песенкой – она на самом деле сложная, я очень старалась. Естественно, я сыграла ее криво. Сережа ее играет сейчас прям совсем как Брайан Мэй, а я играла очень криво. Мне главное было – спеть, а спела я ее более-менее хорошо. Ну и после этого мы с пацанами слушали нормальное музло, и они меня приняли за свою. Нормальная баба, Брайана Мэя играет, свой человек.

Любовь к Queen и Брайану Мэю продолжилась – не только в школьные, но и в институтские годы Натальи – и снова сослужила ей весьма хорошую службу.

ХЕЛАВИСА

А еще благодаря Мэю, вернее образу а-ля Брайан Мэй, я познакомилась с физфаковской ролевой тусовкой. Мы с подружкой пришли в библиотеку МГУ – получать учебники на первом курсе. Причем мы познакомились на почве того, что на мне был психоделический жилет а-ля Брайан Мэй, в свое время я себе сшила два жилета из винтажного кримплена, прям таких «вырви глаз», чтобы выглядеть, как Брайан Мэй. У меня в довесок к этому образу были еще и белые кроссовки а-ля Брайан Мэй и темно-коричневые вельветовые клеш. Как ты можешь представить, в 1993 году такая девушка производила впечатление «на стиле». И мы познакомились с тремя пацанами-физиками, которые там тоже стояли в очереди за учебниками. А они, в свою очередь, оказались из толкинистской тусовки, курсом нас на год раньше – и пригласили нас туда ходить. Я пришла – думаю, тут все крутые, тут все такие менестрели, все известные барды, все очень круто умеют петь и играть на гитарах, и вообще – очень прошаренные. Ну и завертелось.

Ну а квиновские лейтмотивы слышны и сегодня в «Поезде на Мемфис», где призрак Фредди Меркьюри маячит уже совсем не иллюзорно. А творческая дань лично Брайану Мэю была отдана сполна – в рамках своего акустического проекта Хелависа и по сей день периодически играет «’39». И надо сказать, звучит не хуже, чем в оригинале! Простите, доктор Мэй, но вам тоже стоит это услышать.

Фотограф Константин Мошков

Фотограф Сергей Луканкин

Навигатор

Издательская компания «Навигатор» и ее директор Алексей Козин поверили в «Мельницу» – и это было обоснованно: рано или поздно должен был появиться провайдер, который бы согласился сотрудничать с молодой и бесспорно талантливой группой. «Навигатору» такое сотрудничество было более чем выгодно: в тот момент компания отпочковалась от одного из самых крупных музыкальных издателей «CD-Land» и сотрудничала с такими монстрами русского рока, как DDT и «Кипелов». «Мельница», естественно, была уже готова выйти из формата простого любительского коллектива и перейти в профессиональную, высшую музыкальную лигу. «Навигатор» же, со своей стороны, был готов начать работу с потенциальным хитмейкером, да еще и со стабильным и постоянно растущим фанатским сообществом.

Взаимодействовал с «Навигатором» сначала Алексей Сапков, и первой задачей стало попадание группы в радиоротацию. В начале 2000-х годов «Наше радио» было именно той радиостанцией, в формат которой «Мельница» могла «вписаться». Впрочем, попасть в основной эфир новой для радио группе было достаточно сложно – нужно было найти ход, в котором можно использовать все козыри «Мельницы»: и их музыку, и их мощный ресурс в виде наработанной фанатской поддержки. Не хватало лишь последнего, маленького «толчка», который бы сдвинул эту ситуацию. И здесь помог Алексей Козин.

САПКОВ

С Козиным было просто работать. Во-первых, благодаря ему мы тогда попали на «Наше радио». Сперва Козину отказывали, отказывали, отказывали, а он продолжал ходить и капать на мозги, пока ему не сказали: «Ну ладно, в линейный эфир мы это не поставим, давай в “Чартову дюжину”». А дальше мы уже подключили нашу фанатскую аудиторию, которую сами заработали.

Услышав любимую музыку на радио, фанаты, естественно, начали голосовать за «Мельницу», и это был заслуженный группой успех. Теперь уже и радиобоссам стало очевидно: они имеют дело не с группой-однодневкой, а с серьезным коллективом с собственным лицом, который любим публикой, и эта любовь будет только разрастаться.

САПКОВ

Конечно, «Навигатор» начал на нас зарабатывать, поскольку мы стали больше концертировать и какую-то долю с концертов отдавали. Мы договорились, что компания делает нам концерты, за счет чего мы сильно расширили географию. Есть же артисты, у которых нет гастролей, – просто промоутеры не верят, что артист будет в их регионе собирать. Нас, например, никак не хотели звать в такие крупные города, как Екатеринбург и Челябинск, – но Леша Козин сделал «финт ушами». Он выставил им такое условие: «Пригласите “Мельницу” – я вам дам сделать концерт “Зверей”». А «Звери» тогда были в абсолютном топе и стадионы собирали. Они пригласили нас, и у нас там был полный аншлаг – людей мы не подвели, просто люди, которые на месте вкладывались и рисковали деньгами, в нас почему-то не верили. А надо было просто сыграть концерт и доказать на деле!

Расширение географии, усиление популярности – все это приводило и к выработке у музыкантов определенной деловой хватки. У каждой «большой» группы всегда был один из участников (а то и несколько), который сосредотачивал в своих руках не только творческую, но и менеджерскую составляющую: в The Beatles Пол Маккартни вел деловые переговоры, а в Queen Джон Дикон контролировал технические и экономические процессы. Так и в «Мельнице» – не только Алексей сосредоточился на административных задачах: Наталья, как лидер и центр группы, проявила невероятную выдержку и скрупулезность в работе с издателем. Не всегда музыкантам удается соединить и творческое начало, и деловую осознанность – но в случае с «Мельницей» ничего невозможного просто нет.

САПКОВ

Когда речь шла о вещах, которые затрагивали интересы компании – издание альбомов, концертная деятельность, – то мы вместе с лейблом согласовывали наши позиции. Иногда, конечно, приходилось искать компромиссы, но не в ультимативной форме: с «ножом к горлу» к нам никто не подходил. Но спорные ситуации, конечно, бывали. Музыканты – люди творческие, однако Наташа в деловом отношении – человек предельно здравый и разумный, и я ее всегда за это уважал. И во многом именно это разумное и здравое отношение, которое Наташа олицетворяла, позволяло коллективу нормально и плодотворно сотрудничать с концертным отделом «Навигатора».

Конечно, были случаи и некоторого действия «Навигатора» в «фанатских» интересах: например, когда в деятельности «Мельницы» после выхода «Зова крови» образовалась творческая пауза, обусловленная тем, что Наталья переехала за границу и готовилась стать матерью, а группа не могла активно гастролировать, был выпущен сборник «The Best», для которого даже сделали отдельную фотосессию.

Это, кстати, было невероятно показательно – демонстрировалась полноценная творческая мощь «Мельницы»: группа выпустила всего три альбома, а вместе с тем на этих трех пластинках уже собралось достаточно песен, чтобы выпустить полноформатный сборник хитов. И хитов таких у «Мельницы» оказалось аж шестнадцать! У иных групп и за все творчество такого не наберется!

Конечно, иногда «Навигатор» действовал несколько странно. Например, в бокс-сете «Знак четырех», содержавшем пересведенные версии первых четырех альбомов группы, порядок песни на «Дороге сна» оказался иным, нежели в оригинальном издании. Почему так произошло – группе неведомо до сих пор.

ХЕЛАВИСА

Не знаю, почему получилось так, что песни переставлены. Наверное, или на лейбле что-то перепутали, или специально так решили. Это ново – я об этом не знала, кстати, не отслеживала порядок песен на «Знаке четырех». Вышло и вышло, конечно, получается такой занятный артефакт, прикольно, раз это так.

Сегодня «Мельница» работает по большей части сепаратно, уже независимо от первого издателя на сто процентов, что вполне соответствует творческому пути любой большой рок-группы, где работа с лейблом – лишь переходный этап от любительского творчества к профессиональной сцене. Но потом – все равно нужно действовать самостоятельно, без оглядки на «третью сторону», вести прямой диалог со своей аудиторией.

ХЕЛАВИСА

Мы сейчас стали самостоятельны, у нас появилось больше гибкости во всех отношениях, но сотрудничеству с «Навигатором» мы очень благодарны. Это был необходимый и очень важный этап.

Овечка

У каждой группы есть черные страницы истории. Есть она и у «Мельницы» – и связано это с одной из самых страшных песен – «Черная овечка». За этой мрачной, жуткой историей о смерти стоят трагические, но вместе с тем – наделенные невероятной магией события: история семьи Мэгги Салливан. И это – тот случай, когда любые комментарии излишни, рассказ о Мэгги звучит лучше всего в изложении самой Натальи: трагический, болезненный – и вместе с тем удивительно светлый и откровенный.

ХЕЛАВИСА

Это невероятная история, мне посланная мирозданием, показывающая, что любовь и дружба сильнее смерти и что есть какие-то связи, которые «прошивают» наш мир. Мы не были знакомы с Мэгги Салливан: она попала в автокатастрофу, и ей Дана Шарипова, ее куратор, поставила мой диск, как раз «Леопард в городе». И она лежала в коме – а с диска звучали мои песни. И когда она вышла из комы, то сказала: «Мне снилась женщина с арфой».

Ее отец, Силли, мне написал – завязалась переписка, где-то полгода спустя после того, как Мэгги попала в беду. И он нашел мой е-mail и написал мне об этом чуде, об этом совпадении, и мы стали с ним общаться, мы изначально с ним общались, а не с Мэгги. А потом вдруг общение прервалось – я ему писала, не было ответа, и вдруг мне пишет Мэгги: «Папа умер». Потому что у него была лейкемия, и он скоротечно сгорел, как свечка.

И мы стали общаться уже с Мэгги, она училась играть на арфе, хотела быть музыкантом, мы с ней общались по поводу творчества, она была такой дружочек-дружочек, светлый очень человек… А потом вдруг она мне тоже пишет: «Наташа, ты знаешь, прости, я тебе не говорила, у меня тоже лейкемия, и она тоже терминальная. И все мои планы поступления в Бостонскую консерваторию – они коту под хвост. Но я продолжаю играть на арфе, я слушаю твою музыку». Я тогда не знала, что это уже за нее писала Дана, так как сама Мэгги не могла даже печатать на клавиатуре.

У меня абсолютно взорвалась башка, учитывая то, что их мама тоже ушла трагически – она погибла в башнях-близнецах. И похоже, что у обоих – и у Мэгги, и у ее отца – затриггерило этот ген, ответственный за лейкемию. Оказалось, что все замечательные письма, написанные Силли Салливаном, с больничной койки. И Мэгги тоже писала мне с больничной койки. И за нее печатала Дана: Мэгги ей наговаривала, а Дана печатала.

А я продолжала ей отвечать, я послала ей демку «Поезда на Мемфис», она говорит: «Слушай, я правильно расслышала – что я слышу здесь и про Элвиса, и про Меркьюри». Какой-то магический connection, я так ждала этих писем. Ну и когда стало понятно, что она совсем терминальная и она уходит, я написала «Овцу». И мы сделали запись с концерта, и я успела ей ее отправить. Она успела услышать песню, посвященную ей.

Она сказала, что это очень круто – и «я все понимаю, мне не страшно». Слышать, читать такое – это как будто у тебя легкие из спины вынимают…

У нас было множество невероятных совпадений, например, любимая картина мамы Мэгги – это и моя любимая картина, «Вид города Толедо» Эль Греко. Их два: большая висит в «Метрополитен» в Нью-Йорке, а маленькая – в приделе церкви самого города Толедо. Невозможная, удивительная череда совпадений…

ВИШНЯКОВ

«Овечка» – она очень страшная. В результате мы ее в какой-то момент вообще не пели, затем на несколько концертов вернули в программу, но после этого больше не предпринималось попыток снова ее играть. Эта песня про смерть, и она тяжелая. Вот и по звучанию, хотя там нету ни барабанов, ни примоченной гитары, получилась такая мрачная, страшная вещь. Как кто-то написал, что это «дум-фолк». А она просто – искренняя, она – до костей, из души, и поэтому – страшно.

«Черная овечка» вышла на специальном рождественском сингле, вне альбомов – став, по сути, отдельным артефактом. Собственно, по-иному и быть не могло – слишком сильна была и песня, и история, связанная с ней. Правда, на обложке сингла песня почему-то была неверно названа.

ХЕЛАВИСА

Когда компания «Навигатор» выпустила «Рождественские песни» отдельным синглом, то они вместо того, чтобы написать имена треков «Береги» и «Черная овечка», написали «Береги меня» и «Овечка». В чем была причина – я не знаю. Но песня, конечно, называется «Черная овечка» – и никак иначе.

И этот рождественский сингл невероятно показателен: как свет и тьма, как неизбежный и неизбывный страх смерти – и неотвратимая надежда на воскрешение. Смерти нет, музыка вечна, память не знает ни времен, ни расстояний.

Фотограф Сергей Луканкин

Фотограф Константин Мошков

Орлов

Много лет Алексей Орлов был неотъемлемой частью «Мельницы». Молодой виолончелист, пришедший в группу во время «большой перезагрузки», он стал частью единого ансамбля, вписавшись со своей виолончелью в общую звуковую картинку, создавая наряду с остальными музыкантами узнаваемый и вместе с тем уникальный саунд группы.

ЗАСЛАВСКИЙ

У «Мельницы» выработался вот этот свой почерк, сочетание трех инструментов, которые принадлежат, с одной стороны, к инструментам «академического звучания», но которые при этом могут вписываться и в картину фолк-звучания – арфа, флейта и виолончель. И они вместе выстраивали тот звук группы, который, как мне кажется, на определенном этапе и «цеплял» и был ни на кого не похож.

ОРЛОВ

В «Мельницу» я попал в 2005 году, когда они расставались со своим предыдущим составом из академических музыкантов. Я тогда заканчивал играть в группе «Руадан» – была такая группа с Андреем Байрамовым, Юлей Зенкевич – и тогда я частенько ходил в первую итерацию клуба «Вереск», который был на Воронцовом поле, между «Курской» и «Китай-городом». И там, помимо всего прочего, я участвовал в джемах, которые устраивала новосибирская группа «Максис». Это вообще были безумные ребята, они играли очень крутые композиции, например с размером в 25/16 – когда в теме добавляется 1/16, которую надо «переварить» и как-то обыграть. Вот я тоже участвовал в этих джемах, и там-то меня и обнаружили, насколько я понимаю.

Есть такие люди со смещенным чувством прекрасного, которые считают, что виолончель – это хорошо. В принципе, нас мало, по пальцам двух рук можно пересчитать всех виолончелистов Москвы «нетрадиционной ориентации». И я был одним из таких виолончелистов, которые могли играть не только академическую музыку, не только классический репертуар – но и что-то еще. В общем, мой телефон попал к директору группы – а продвинул меня, как я узнал потом, фактически Байрамов, из «Руадана». И это меня очень удивило – ведь мы, «Руадан», тогда находились в жесткой оппозиции по отношению к группе «Мельница». Потому что мы работали примерно в одном музыкальном поле, вроде бы в одной стилистике – но на разных площадках. Мы тогда играли в основном в театре песни «Перекресток», а «Мельница» играла в «Форпосте». И на них ходили больше, и не было понятно почему, и мы запускали разведчиков и сами тоже приходили, чтобы понять, какого хрена: на них ходят, а на нас нет.

Хотя сейчас стали всплывать записи «Руадана» 2003–2004 годов, я послушал – в принципе, очень неплохо для того общемузыкального уровня в группе, где почти не было профессиональных музыкантов, зато играли пять кандидатов наук разных. Это была эмгэушная тусовка, где были люди науки, которые любили играть музыку. И я могу сказать, что очень многие из «Руадана» с тех пор продолжают играть – на разном уровне, – хоть и группы давно нет. Но бывает здорово встретить кого-нибудь, пообщаться и все такое.

Музыкальная тусовка Москвы невероятно плотна, более того – порою даже тесна. И, естественно, пути «Мельницы» и Орлова не просто пересекались – они постоянно шли параллельно.

ОРЛОВ

А с Наташей я познакомился еще до этого. У меня была одна репетиция с коллективом «Романески», куда меня тоже звали. Я уже знал, что такое «Мельница», мне даже диски и ноты передали, чтобы я начал въезжать материал и учить песни. При этом я тогда еще ходил заниматься в Колледж Импровизационной Музыки, потому что мне все это было интересно – может быть, не совсем традиционным образом, но я так или иначе искал себе какое-то применение – работы были, учеба была, но мне хотелось заниматься музыкой. И на этой почве я ушел в свое время из экономического вуза – музыка победила.

В «Мельнице» Орлов был самым младшим по возрасту участником, да и опыта игры в «больших» группах у него было меньше, чем у старших товарищей – но здесь проявилась солидарность музыкантов: все друг другу помогали, старались, чтобы новичку было легче вписаться в единый музыкальный коллектив.

ОРЛОВ

У меня всегда были тусовки, где люди старше, так что опыт общения есть. Ну, мы притирались, все разные, у всех свои заморочки, кто-то из одного мира, кто-то из другого, кто-то из третьего, Наташа вообще – филолог из МГУ.

Проблема-то случилась в другом, причем это была моя персональная проблема. У меня были серьезные проблемы. Короче, я тогда не очень хорошо играл, прямо скажем. Когда-то я учился в музыкальной школе и забросил все это дело, потом познакомился с группой «Руадан», где много чего освоил. Но, придя в коллектив с серьезными музыкантами, я понял, что надо расти. И в 2007 году, несмотря на плотный гастрольный график, я пошел в музыкальное училище. В двадцать два года – все мои одногруппники были пятнадцатилетние дети. Заполняя анкету на поступление, я вижу, лежит образец – там написано: «Иванов Иван Иванович, 1994 года рождения», я 1984-го. И я иду к этим теткам – мол, у вас ошибка, они еще не родились. И ловлю себя на полпути, что они уже взрослые люди, это просто я как говно мамонта. Я пришел учиться в тот год с волосами до плеч, в желтых штанах и темных очках – они прифигели, я рушил имидж училища, но мне было пофигу. Это было прикольно, я с большим удовольствием учился тому, что мне действительно интересно, а не какой-то фигне.

КОЖАНОВ

Леша Орлов хорош как импровизационный музыкант, в рамках спонтанного музицирования. У него это ложится в формат такого джаза, и на определенном этапе это было очень здорово. Я помню, мы еще жили с ним рядом, я жил на Полярной, а он на Алтуфьевской, и я зазывал его к себе домой, чтобы мы за компьютером, с виолончелью дорабатывали партии – то есть вот на «Диких травах» очень много додумано и спродюсировано было нами в плане струнной работы, мы с Лешей очень многое подчистили.

Но, к сожалению, нарастающая популярность группы была связана и с повышением требовательности к исполнительскому мастерству. Орлов даже купил себе электровиолончель, чтобы не быть статичным, «сидячим» музыкантом, но времени на работу со звуком и на самосовершенствование как инструменталиста у него не очень хватало…

ОРЛОВ

Наверное, признаемся честно, я просто мало занимался. Да, были ошибки в рамках общего ансамблевого звучания. То есть профессионализм группы рос – а я не мог расти с той же скоростью что и группа. И это привело к тому, что мне пришлось уйти, что меня уволили, если говорить по-честному.

КОЖАНОВ

Леша Орлов понял, честь ему и хвала, что его увольнение – это решение не кого-то одного, а, увы, это мнение всех музыкантов. К сожалению, такое бывает и в других группах, причем и у настоящих мэтров, как было, например, с Брайаном Джонсом в The Rolling Stones.

ФРОЛОВ

Получилось так, что возникали вопросы – и они никак не разрешались… Когда ты отдаешь жизнь музыке, не должно возникать вопросов относительно качества твоей игры, увы, это так. Мы же не начинающие и не продолжающие музыканты – мы такого просто не можем себе позволить. Леха – классный парень, но не смог решить эту проблему. Поэтому мы с ним и разошлись.

ЗАСЛАВСКИЙ

Мне нравилось играть и взаимодействовать с Лешей Орловым: где-то его сольные, где-то мои сольные, где-то перекликались, держали, это прикольно. И, собственно, Леша Орлов – единственный инструмент, с которым я мог выстраивать сольные партии и взаимодействовать. Но сейчас у «Мельницы» поменялся звук, теперь многое может сыграть гитара, поэтому они справляются и без виолончели.

Поклонники группы, узнав об уходе Орлова, были мало сказать, что удивлены. Некоторых это даже шокировало: харизматичного Алексея любили, у него была своя группа фанатов, которые даже подозревали, что между музыкантами возникла вражда, хотя на самом деле это было не совсем так.

ОРЛОВ

Конечно, мне было обидно, что меня уволили. Но никакой вражды не случилось: мы спокойно пожали друг другу руки и разошлись.

ОВЧИННИКОВА

Уход Орлова фанаты, конечно, заметили. И скучали, плакали, и ходили в комментарии писали, что «Ой, как же не хватает виолончели, ой, стало пустовато, ой, мало драйва, ой, какая была чудесная песня». Ходили, грустили, на что мы им отвечали ссылками на мероприятия, где продолжает играть Леша – вот, идите, смотрите на Лешу, он не умер, все хорошо, просто группа идет немножко другим путем с немножко другим звуком.

У Алексея сейчас продолжается собственная музыкальная карьера – он экспериментирует с электронным звучанием и даже делал совместный проект с Ольгой Лишиной, в котором отвечает за музыкальное сопровождение, а Ольга читает свои «непесенные» стихи.

ЛИШИНА

Мы дружили внутри «Мельницы», мне нужна была виолончель, я пошла первым делом к Леше, а он, конечно, был очень занят. Но тут мне сыграло на руку, что он начал эксперименты с лупером, и он такой: «Ну, вообще-то мне есть что попробовать».

А по поводу ухода Леши: на мой взгляд, очень важно, чтобы группа развивалась. У них есть свое видение, и они никого особо не слушают по этому поводу. И это хорошо – иначе они бы так и сидели в подвале, Хелависа с гитарой, а все говорили: «Ой, как замечательно, как нежненько!» Просто я помню все эти: «Ой, что это? Бас-гитара? Барабанная установка? Магия умерла!»

ОРЛОВ

Я сейчас озабочен собственным творчеством. С удовольствием иду на эксперименты, мне предлагают играть разную музыку, не только фолк – и я с удовольствием играю, записываюсь, есть много собственных идей… А «Мельницу» – нет, сейчас не слушаю, просто не до того. Но я отдаю себе отчет, что это важный, может быть, самый важный кусок моей творческой жизни, и я очень благодарен ребятам за все эти годы.