Текст книги "Мельница. Авторизованная биография группы"

Филология

Филология – наука, с которой связала себя Хелависа. Да-да, у нас есть в рок-музыке не просто дипломированный филолог и лингвист, а полноценный кандидат наук, защитившая диссертацию по такой сложнейшей теме, как «Тематизация презенса сильного глагола в кельтских и германских языках» (вы готовы осмыслить это название или вникнуть в содержание?).

Изучать филологию, оставаясь в стороне от художественного творчества, просто невозможно: язык напрямую связан с текстом, с фольклором, с устной и письменной традицией. И каждое литературное произведение – будь то миф, песня, сказание, эпос – так или иначе отражает не только рефлексию каких-то исторических событий, но и демонстрирует трансформацию языка как такового. И филолог подобен сыщику, детективу: он восстанавливает языковую традицию, он видел, как менялось творчество, а значит – как трансформировалась мысль. Занятие необычайно увлекательное и чрезвычайно кропотливое – отсюда и логика мышления, и высочайший уровень систематизации знаний (да и по большому счету в принципе – энциклопедичность знаний, их широкий охват и глубина), и сильные аналитические способности: вот оно, кредо филолога.

ХЕЛАВИСА

Я закончила МГУ с четырьмя языками, которые мне, конечно же, невероятно помогли – с английским, французским, датским и ирландским, и диссертация у меня была посвящена истории ирландского языка. Но там, где язык, там и культура языка, там и песни, которые поются на этом языке. И нет лучше способа заучить слова и грамматические формы – просто надо петь песни. То есть они для меня были сперва просто подспорьем в изучении языков, а потом уже раскрывались как искусство, и я начинала постигать миры, которые они описывают.

Но я же при этом продолжала заниматься музыкой! А если хочешь заниматься музыкой, то ты должен играть, ты должен просто наигрывать мастерство. И я летала туда-сюда, регулярно пела и играла в пабах с ирландскими музыкантами, постоянно ездила на арфовые летние школы, училась петь у аутентичных ирландок. И вот так и происходило погружение в культуру, в понимание ее истоков, к ощущению ее магии…

Наташа продолжает заниматься филологией как наукой – долгое время, до того, как «Мельница» вышла на полноценные профессиональные рельсы, она, помимо игры в группе, весьма активно действовала в научной среде – регулярно выходили ее статьи, она даже преподавала в МГУ (удавалось подстроить расписание и под концертный график, и под календарь записей и репетиций), но сегодня филология – это, скорее, основа для мировоззрения и мышления, а музыка – главное детище. Но это главное детище неотделимо от научного «анамнеза» – наука становится базисом, фундаментом, на который опирается творчество, на котором возводится воздушное и прекрасное песенное здание.

Филология проникает в песенное творчество, и это считывается поклонниками – фактически свою просветительскую (и научную) задачу Наталья выполняет и в песнях – потому что как только человек оказывается «укушен» филологией, поймает те мысли, идеи и аллюзии, которые автор транслирует, жизнь начинает играть новыми красками. Да и песни, конечно же, тоже.

ОВЧИННИКОВА

Есть среди фанатов такие люди, которые занимаются процессами, близкими к филологии – например, историки, культурологи, лингвисты. Это такие глубокие гуманитарии, которым интересно вдумываться в тексты, которые понимают, что у нас в рок-среде людей, которые писали бы такие тексты, просто нет. И даже те рок-авторы, которые писали глубоко философские тексты, как-то все равно кажутся проще, потому что те образы, которые создает Наташа, это что-то неповторимое. Там тебе и звукопись, и три пласта отсылок, и она еще чего-нибудь своего ввернет… Отсылки эти могут быть совершенно разные: то к какому-нибудь недавно вышедшему фильму, то к классике. И есть люди, которые любят в этом разбираться – они как Шерлоки Холмсы, сидят и выискивают все пласты, все кусочки этой чудесной мозаики. У нас есть даже Телеграм-канал, который ведет одна из фанаток, и там она периодически вывешивает свое толкование текстов. Очень любопытное толкование, кстати.

Тем не менее, наташины статьи и «непесенные» работы могут быть вполне интересны и полезны рядовому читателю, который интересуется кельтской культурой. Но лично моей любимой «немельничной» книгой Натальи остается ее совместная работа с Наталией Лапкиной «Сказки, рассказанные в октябре». Удивительная история, исследование, сделанное на основе запущенного двумя Натальями детского лагеря, где детей знакомили с кельтской музыкой, а еще – с традициями устного творчества, с тем, что сегодня называют модным словом «сторителлинг». Но называть можно как угодно, ведь фактически это был потрясающий по эффективности пример межкультурной адаптации.

Лагерь организовали в Бретани, поэтому не удивительно, что основой для него стала кельтская культура (в которой Хелависа, бесспорно, один из лучших специалистов). Но познание мира через фольклор, через традиции, через местный колорит – это еще и важнейшее воспитательное действие. И, кстати, любой из читателей может испробовать магическое воздействие текстов Хелависы на себе и ребенке – просто возьмите эти сказки и читайте их сыну или дочке, а потом попросите их нарисовать услышанное (кстати, книга как раз и проиллюстрирована рисунками детей, занимавшихся в лагере) – и вы все увидите сами. Откроется словно культурный портал: когда традиционные тексты, сказания, легенды становятся частью единого культурного поля, общего языка, который – как у Бродского – «и есть бог».

Филологи это точно знают, ну а мы с вами можем попробовать почувствовать.

Фролов

Дмитрий Фролов – один из лучших барабанщиков русского рока. Невероятный профессионал, настоящий фанатик своего дела. Как его кумир – Джон Бонэм, – он не мыслит себя без музыки, кажется, что он готов играть сутками напролет, все что угодно – от джаза до блюза, и во всех этих жанрах ему комфортно, а главное – интересно.

Он прошел внушительную школу: играл в многочисленных проектах, записал около 40 альбомов разным артистам. В настоящий момент участвует в целом ряде проектов – играет с Инной Желанной, с группами «Тинтал», «Backstage Band», «Tinavie», «Art Ceilidh», «Plumbum Dreamz (Led Zeppelin tribute)». Но главное его детище – конечно же «Мельница», и ни один концерт не обходится без «фроло» – ураганного барабанного соло, которое Дмитрий играет и виртуозно, и нечеловечески артистично.

Соло – важный элемент рок-концерта, вот только в русском роке не каждый барабанщик решается на такой ответственный шаг: эта традиция свойственна, скорее, зарубежному року – если вы посмотрите концерт любой «большой» рок-группы, то в нем обязательно будет сольный выход барабанщика (иногда – и других музыкантов, но барабанщик, как правило, играет соло всегда). Достаточно вспомнить ураганные работы Роджера Тейлора из Queen, Эйба Лабориэля-младшего, играющего сегодня с Полом Маккартни (а в бытность его игры в группе Милен Фармер – на соло держалась чуть ли не кульминация концерта!). Ну и особняком стоит, конечно же, кумир Дмитрия – великий Джон «Бонзо» Бонэм из Led Zeppelin.

Фотограф Константин Мошков

ФРОЛОВ

Это была моя инициатива – сыграть соло. В 2006 году был наш первый стадионный концерт, «Лужники», Малая спортивная арена – и я тогда сказал: «Ребята, я хочу сыграть соло». Барабанное соло – это такая давняя рок-н-ролльная традиция, антракт для музыкантов и возможность барабанщику высказаться. И это хорошая проверка на прочность, на креативность, на выносливость – потому что тебя оставляют одного, все внимание к тебе, и тебе надо восполнить этот пробел, создавать драйв за всех одному.

Соло – вовсе не статичный инструментал, не заученная композиция. Это – живая импровизация, обмен энергией с залом, который каждый раз происходит по-новому: не бывает двух одинаковых соло, как не бывает двух одинаковых концертов. Все зависит от духа аудитории и настроения публики.

ФРОЛОВ

С каждым годом мое соло трансформируется, к нему прирастают новые фишки, появляются новые части. В соло есть несколько основных частей: первая часть – это моя барабанная песня, в ней я показываю свои ритмические наработки, играюсь с динамикой и разными пульсациями, показываю всю мощь и красоту барабанов.

Вторая часть – общение с залом. Продолжая играть на барабанах, я втягиваю публику в игру, заставляю их в определенные моменты хлопать и кричать. Это веселит и разогревает зал.

Третья часть – это дестрой! Здесь я играю самые быстрые и сложные штуки, все это довожу до точки кипения и перехожу к финалу – выхожу из-за барабанов, играю палочками по всему, что под руку попадется – в последнее время достается микрофонной стойке, – и потом выкидываю палочки в зал.

Соло держит меня в напряжении – если бы я играл без него, то это был бы не я, это такой лайт-режим. Неважно, какой ты уставший, спал или не спал, тебе надо все из себя вытаскивать, чтобы это было интересно, зрелищно, энергично, вот я и делаю все возможное.

И естественно, что поклонники с нетерпением ждут заветного «фроло» – не зря сердца большей части женской аудитории поклонников «Мельницы» принадлежат именно ему.

ОВЧИННИКОВА

Я совершенно невозможно влюблена в нашего Диму Фролова, он создает такой ритм, который совпадает с пульсацией крови на сто процентов. Меня качает, просто качает. Это, думаю, будет справедливо и для других тоже.

Барабанщик – это сердце группы, тот костяк, на котором держится вся инструментальная часть. И все музыканты в «Мельнице» это чувствуют. И Дмитрий отвечает им взаимностью: ни один концерт он не играет без нужной отдачи, игра Фролова – это ураган, это вихрь эмоций; он способен играть и мощно, раскатисто, оглушающе, и, наоборот, нежно и тихо. Ведь иногда – мастерство музыканта не в том, чтобы громоподобно сыграть, а напротив – в том, чтобы сделать нужную паузу.

ФРОЛОВ

Я три года проработал в группе Николая Арутюнова, знаменитого нашего фанк-музыканта, в его проекте Funky Soul. Ему – отдельный и низкий поклон, для меня это была невероятная школа мастерства. Мы играли классику фанка и соула: Джеймс Браун, Отис Реддинг, Tower Of Power, большой состав, 10 человек, духовая секция – и каждый музыкант был словно частичка большого часового механизма. И Коля все время учил меня: «Дима, играй меньше и вкуснее». Стоило мне сыграть брейк чуть длинее – он сразу все слышал и мгновенно реагировал. Он воспитывал во мне грув, создание ритмической «подушки». Это была колоссальная школа. Все зрелые музыканты к этому приходят: куда важнее что-то не сыграть – вот смена частей, удар в тарелку – а ты его не делаешь, и подобные моменты еще больше создают напряжение. Я научился сдерживаться – и за это спасибо огромное Николаю Арутюнову.

Сегодня Дмитрий – свободный музыкант, у него есть и другие проекты (хотя главное дело его жизни, конечно же, «Мельница»), но никакой ревности в группе по этому поводу нет.

ФРОЛОВ

Группа позволяет мне реализовываться в других проектах – мне нравится очень разная музыка, я от этого творчески вдохновляюсь, что меня делает сильней и уверенней. Потому что для музыканта самая лучшая школа – это игра и общение с другими музыкантами, у которых есть чему поучиться.

Вот такой он, Дмитрий Фролов – неутомимый мастер и экспериментатор. Ах, да, сегодня концерт? Ну тогда готовьтесь – обязательно будет соло!

Фотограф Константин Мошков

Хелависа

Это будет рассказ не о человеке, но о персонаже. О той Хелависе, в честь которой Наталья взяла свое «толкинское» имя. Как обычно – во всем виновата некоторая случайность, на этот раз – книжно-иллюстративная.

ХЕЛАВИСА

Мне было лет 15, ко мне приехала подружка, с которой вместе мы просто дурели по каким-то романтическим вещам. И она мне привезла альбомы Обри Бердслея, я как раз читала тогда «Смерть Артура». И она сказала: «Смотри, вот это Хелависа с Ланселотом на болоте, это же ты». Действительно, барышня на рисунке немного визуально напоминала меня.

Бердслей не зря выбрал для илюстрации именно этот эпизод «Смерти Артура» – слишком он яркий, да и по-своему весьма романтичный. Но сперва надо разобраться с тем, кто же она такая, эта Хелависа, на самом деле, как персонаж, а не человек.

Хелависа – эпизодический персонаж романа Томаса Мэлори «Смерть Артура», довольно незадачливая ведьма, которая пытается очаровать двух рыцарей Круглого стола – сперва сэра Гавейна, а потом – сэра Ланселота. Не получилось ничего ни с одним, ни с другим. И самому Ланселоту Хелависа так поведала свою безрадостную судьбу:

«Теперь же открою я тебе, сэр Ланселот, что вот уже семь лет я тебя люблю, но ни одной женщине не дано внушить тебе любовь, кроме королевы Гвиневеры. И потому, что не дано мне вкусить радости с тобою живым, не было мне в этом мире иного утешения, как только завладеть твоим мертвым телом. Я бы тогда его умастила смолами, пеленами окутала и до конца дней моих у себя бы хранила: и каждый день бы тебя обнимала и целовала назло королеве Гвиневере».

Но сэр Ланселот избежал чар Хелависы, и это не привело ее ни к чему хорошему. Незадачливая колдунья так горевала от разлуки с Ланселотом, что в две недели умерла. Собственно, это все, что мы знаем о ней в романе, ну разве что в примечаниях к «Смерти Артура» пишут об этимологии этого имени, что оно сходно с именем возлюбленной Пьера Абеляра – Элоизы. Так что Хелависа – образ скорее трагический, чем зловещий, своеобразная апологетика несчастной любви, притом – любви не столько взаимной, сколько насильственной: колдунья хотела зачаровать заезжих рыцарей и обманом завладеть их сердцами. Но, увы, ничего не вышло – и Гавейн, и Ланселот устояли перед ней.

Может быть, прозвище «Хелависа» не оказалось бы выбрано Натальей – вот только, когда пришло время выбирать «толкинское» имя, под которым надо было действовать в фанатской тусовочке, возник еще один лингвистический парадокс, о которым мы рассказали в главке «Зимородок». И Наташа стала Хелависой.

ХЕЛАВИСА

В некотором роде да, это alter ego, но это – очень условное alter ego. Когда тебе мало лет, когда ты внутри субкультурной тусовочки, и ты вообще не очень уверен в себе, ты недавно школу закончил – но при этом ты такая творческая личность, тебя прет и колбасит, и тебе хочется, чтобы создалась такая сценическая персона, то что надо сделать? Правильно, взять псевдоним, спрятаться за ним.

Потому что тебе кажется, что нельзя вот так выйти на сцену и сказать: «Здравствуйте, я Наташа, я вам сейчас буду рубить рок-музыку». Ты сам себе не веришь в этот момент: ну какой рок – и Наташа, филолог, библиотечная девушка? И ты – берешь псевдоним, появляется вот эта Хелависа.

Хотя я понимаю, конечно, что она дурацкая на самом деле, Хелависа эта, которая в легенде и у Мэлори. Просто так совпало – у Бердслея она оказалась визуально похожа. Ну, и зимородок еще этот – так что я подумала-подумала, да и назвалась Хелависой.

Химера

В Москве есть одна чайная, в которой, кажется, доступны все существующие сорта земного чая – от понятного те гуань инь до редчайшего да хун пао, снятого с первого куста-прародителя. В этой чайной я частенько сиживаю с друзьями, среди которых попадаются по-настоящему удивительные люди. Одним из таких собратьев по чаепитию был Дима Бризицкий, совладелец известной в узких кругах мастерской «Кречет». Это такая большая кузня, в которой куется куча театральной и киношной бутафории – если вы смотрели какого-нибудь «Викинга», «Коловрата» или «Последнего богатыря», то будьте уверены, все оружие и доспехи героев выкованы именно там, в «Кречете».

И ровно в момент кульминации чаепития мне приходит сообщение от Наташи о том, что новый альбом «Мельницы» будет называться «Химера». Что произошло дальше в моей голове, описать сложно, но выстроилась четкая ассоциация с Джонатаном Дэвисом, вокалистом группы KoЯn, для которого великий художник Ханс Руди Гигер, автор «Чужого», сделал футуристическую микрофонную стойку. Но если у Дэвиса есть такая стойка – то почему бы и «Мельнице» не обзавестись чем-то подобным?

«А давайте сделаем микрофонную стойку в виде химеры?» – предложил я, и через несколько минут мы начали обсуждать идею, а художники «Кречета» уже набрасывали эскизы. Некоторые из них высылались Наташе, просто для того, чтобы согласовать некоторые базовые идеи, но какой на самом деле получится химера, не знал никто, даже сами художники. Похоже, что она создавала сама себя – сперва казалось, что она будет похожа на какое-то инфернальное членистоногое (ассоциации с Гигером давали о себе знать, но химеру не хотелось делать слишком «чужеподобной»).

В итоге было решено, что химера должна приблизиться к своему классическому мифологическому виду – напомню, что в греческой мифологии химера выглядит как монстр с телом козы, головой и шеей льва и хвостом в виде змеи. «Козлиная» часть из нашей химеры исчезла, морда у нее походила на нотрдамских сородичей, а вот змеиный хвост, собственно, и стал основной конструкционной частью.

На презентацию пластинки химера приехала прямиком из мастерской – прямо на концертную площадку. Чудище было сделано из литого черного пластика, химера была довольно легкая по весу, но смотрелась весьма массивно и внушительно. Крепеж для микрофона помещался в высоко поднятом хвосте. Приехавшая на саундчек Наташа удивленно проговорила «ого» – и химеру пошли водружать на сцену. К сожалению, ее сделали маломобильной, поэтому она участвовала лишь в одном концерте и на гастроли не поехала.

Зато этот единственный концерт с участием химеры всем запомнился надолго. У фанатов химера вызвала неподдельный восторг: начнем с того, что она была первым, что видели люди, пришедшие на концерт – в клубах дыма химера вырастала прямо на авансцене и еще до момента выхода группы привлекала к себе недюжинное внимание зрителей.

А затем начался концерт, и вот тут химера проявила себя в прямом смысле во всей красе: она словно стала еще одним участником группы – все с ней заигрывали: и Наталья, и Сергей Вишняков, и даже Дмитрий Каргин, дебютировавший со своим флейтовым соло. Ну а на барабанном соло от Дмитрия Фролова химере тоже досталось палочкой по голове и хвосту – так что она тоже стала не только еще одним участником группы, но и выступила в качестве музыкального инструмента.

ОВЧИННИКОВА

Эта микрофонная стойка, безумная хрень, которая всех поразила – мы все на ней пересидели по очереди, перефоткались, это вообще был восторг, и мы орали: «Ну, запихните это как-нибудь, привезите это в Питер, это же гениальная штука!» У меня получились просто магические кадры, и Наташа с огромным удовольствием с ней работала, она на ней и сидела, и ноги на нее ставила, и обнимала ее, в общем, как с животинкой с ней играла. Крутая была химера! И для меня, пожалуй, это был один из лучших концертов «Мельницы» из всех, что я видела – а видела я немало.

Дмитрий Фролов поведал мне по секрету, что химера цела и живет где-то в недрах репетиционной базы, так что кто знает – может, на одном из концертов она снова покажется на сцене. Кому ведомо, что там у этих магических сущностей в голове…

Цель

Цель – самая глупая и безнадежная штука в творчестве. Ну какая может быть цель у песни? Или у этой книги? Доставить удовольствие поклонникам? Рассказать о том, о чем давно хотелось рассказать? А какая будет цель у читающего эту книгу? Узнать об очередных скандалах-интригах-расследованиях?

Да нет, не дождетесь. Потому что у «Мельницы» есть только одна цель – творческая, и она бесконечна. Когда человек останавливается – он заканчивается. А творчество – процесс неостановимый: не верьте тем «творцам» или «непризнанным гениям», которые будут говорить вам о многолетнем творческом кризисе. Если есть кризис – значит, творчества не было.

Так что «Мельница» – группа с понятной целью, вот только очертания этой цели размыты в перспективе. А в моменте – предельно конкретны: вот они, песни, вот он, альбом, вот он, концерт. И все в нем должно быть – безупречно.

Кстати, можно и позволить себе некоторую откровенность – я честно ожидал, что кто-либо из музыкантов группы (как тех, кто продолжает в ней играть, так и тех, кто по разным причинам в ней не играет) вдруг позволит себе хоть какое-то мало-мальски острое или ехидное замечание в адрес бывших (или нынешних) коллег. Но – увы. Если речь и шла о каких-то разногласиях, то они касались исключительно творческого процесса: «Мельница» стремилась к совершенству, и этот невероятный перфекционизм – то, что и сплачивало в ней людей всю дорогу. А остальное – популярность, личные взаимоотношения, какие-то споры – лишь следствие подобного перфекционизма. Может быть, именно этим и объясняется то невероятное уважение, с которым все, кто принадлежит к большой «Мельница family», отзываются друг о друге. Даже если судьба их и развела – навсегда или на какое-то время.

Так что выработался даже своеобразный рецепт для любой начинающей рок-группы: хотите избавиться от возможных интриг, слухов и домыслов? Займитесь музыкой!

КОЖАНОВ

Чистое творчество – когда все на своих местах и все придумывают. Когда голова работает у каждого – и у всех, группа – как единый организм. Это, кстати, и на студии получается, и на концерте. Да, мы должны быть единой машиной, но это – общее настроение, которое всем передается, и у всех должен быть какой-то «общий код», один сигнал. Мы его ловим – и мы вместе.