Текст книги "Воители безмолвия"

Глава 10

Я избрал священный путь Защиты,

И не могу с него сойти…

В любое мгновение дня и ночи

Я буду защищать мысли моего господина,

Лишь он один имеет право посещать свое тайное святилище…

Я храню в секрете мысли моего господина

И никому их не раскрою,

Я навсегда их забуду, иначе я умру…

Эти слова – моя клятва,

Эти слова – моя честь.

Архивы конгрегации смелла: Священный путь защитника. Выдержки из кодекса чести Ментальной Защиты

Артуир Буманил в сопровождении мыслехранителя шел быстрым нервным шагом. Уже наступила вторая сиракузская ночь.

Пять спутников испещрили потемневший небесный свод длинными шрамами от изумрудно-зеленого до кроваво-красного цвета. Их свет отражался от почти прозрачных плодов и листьев пальмин, шелестевших под ласковыми порывами ветра.

Артуиру казалось, что шорох подошв, сделанных из легчайшего шелка, по гладкому желтому мрамору тротуара производил невероятный грохот и каждый его шаг в этом пустынном, спящем квартале должен был привлечь внимание любого патруля Пурпурной Гвардии, которых было немало в Венисии… Безумие! Его решение было настоящим безумием!

Он пытался совладать с собой, превратиться в легкую птицу, но это было трудно для человека его комплекции: массивного, крепко стоящего на мощных ногах. Пока ему только удавалось с грехом пополам подражать скачущей походке доморобота, чьи цепи уже изъедены кислотой.

А мыслехранитель скользил по тротуару словно призрак. Артуир только улавливал едва заметное шуршание его белого бурнуса, задевавшего мрамор. Без успокоительного присутствия скаита он уже давно бы повернул назад. И зачем он только вышел на улицу… Его мозг погрузился в океан ужаса. Зачатки ментального контроля, которым его за огромные деньги научил эксперт автопсихозащиты, рухнули под ударами страха, как рушится плохо сложенная стена под напором ветра.

Он мысленно поносил всех водителей такси, гнусных выродков чужаков, которых никогда не было рядом, когда в их услугах остро нуждались. Перед выходом он запросил катер, но ему ответили, что служба внутренней сиракузской безопасности реквизировала все летательные аппараты и дерематы Венисии. Ему оставалось проделать весь путь пешком.

Округлое лицо торговца пряталось в поднятом вороте темно-синего плаща – он выбрал этот цвет, заботясь о гармонии, хотя подсознательно желал полностью раствориться в ночном мраке, стать крохотной тенью в тени большой. Тщетная предосторожность из-за сверкающей белизны бурнуса мыслехранителя. Время от времени он слышал приглушенный шум в переулках. Тогда он останавливался, сердце его было готово выскочить из груди, дыхание учащалось, близорукие глаза (жена его была категорически против пересадки органов) пытались пронзить ночную тьму, в которой угадывались неясные серые тени жилищ, уложенных в черный футляр окаменевших парков.

– Артуир Буманил – плохой конспиратор! – с иронией сказала его жена в тот вечер, когда у нее было игривое настроение.

Он соглашался с ней. С момента, когда он получил шифровку от Тиста д'Арголона, он против воли оказался в тисках тоски, которая теперь никогда не покидала его ни в лавочке, ни дома, ни в господском дворце, куда его часто вызывали по делам. Страх стал повседневным спутником: если Тист д'Арголон и его друзья сумели взломать ментальный барьер, установленный мыслехранителем, услышать его потаенные мысли, то другие, чьи намерения были вовсе не дружественными, тем более могли это сделать. Он днем и ночью боялся, что к нему ворвется батальон пурпурных гвардейцев! Он боялся, что его бросят в зловещую, воздушную клетку подземной темницы Бролли-Анг! Он боялся постоянных, подозрительных взглядов кардиналов и викариев во время церковных служб два раза в неделю!.. Он боялся всех и вся…

И все же, несмотря на раздирающие его когти страха, Артуир решил отправиться на секретную встречу с Тистом д'Арголоном. Он считал свой ужас испытанием, которое доказывало его право на принадлежность к аристократии по крови, хотя он торговался за свою знатность, как за кусок материи.

– Вы сошли с ума, мой бедный Артуир! Когда вы оказываетесь среди людей, вы не можете связать даже пару слов! – однажды воскликнула его жена.

Женщины, а его жена в особенности, были карой небесной, которых он ненавидел за умение возражать по любому поводу.

Как он понял, на встрече будут все видные лица сиракузского двора. Репутация Тиста д'Арголона была единственным аргументом, который заставил его принять решение. Хотя он открыто и не признавался себе, ему льстило, что видный царедворец, высший арбитр в области элегантности и вкуса, признанный глашатай сиракузской традиции, вспомнил о нем, Артуире Буманиле, мелком человечке, недавно приобщенном к знати, отпрыске торговцев тканей, чье социальное возвышение было результатом растущей моды на переливающиеся ткани, от которых придворные дамы и господа буквально сходили с ума. Но когда они сталкивались в коридорах господского дворца, Тист никогда не приветствовал его, даже не бросал взгляда на коммерсанта. Однажды утром он имел несчастье поделиться своими огорчениями с женой.

– Мы же просто лавочники! – с презрением выплюнула она. – Ваш отец купил знатность как вульгарный кусок ткани! Вы думаете, этого достаточно, чтобы попасть в мир знати? Вы и ваши смешные уроки ментального контроля, вы и ваш глупый мыслехранитель… Что бы вы ни делали и ни говорили, придворные относятся и будут относиться к вам как к чужаку. Вот так, мой бедный Артуир…

Он ненавидел, когда она называла его «мой бедный Артуир». Она почти всегда унижала его. Но поскольку она обладала провинциальным здравым смыслом и никогда не ошибалась, он старался следовать ее советам и держаться в жестких рамках своего сословия.

И вот он получил эту шифровку – мир знати призывал его к себе! Представлялась нежданная возможность примкнуть к элите!

– И что, супруга моя, вы скажете на это?

– Полагаю, что здесь что-то нечисто! Если они вас приглашают, господин Буманил, то, значит, нуждаются в ваших денежках… или хотят удостовериться в поддержке гильдии коммерсантов, одним из представителей которой вы являетесь! И ни в коем случае не из-за вашей драгоценной персоны, мой бедный Артуир!

Вот и теряйте время на споры с женщиной, которая называет вас «господином» и величает «бедным Артуиром» в конце каждой фразы!

У Артуира были более возвышенные мысли по этому вопросу, но он предпочитал держать их при себе: большая группа придворных искала средство уменьшить влияние скаитов и в основном ограничить могущество коннетабля Паминкса. Никто не чувствовал себя в безопасности в Венисии, где знать и буржуа сражались за мыслехранителей, которых не хватало на всех. Без их защиты придворные ощущали себя нагими перед ментальной инквизицией скаитов-чтецов Церкви или агентами безопасности. На площадях Венисии воздвигалось все больше огненных крестов, внутри которых в ужасных муках агонизировали вероотступники, еретики и диссиденты.

А когда людям вроде Артуира Буманила удавалось за бешеные деньги заручиться драгоценным содействием одного или нескольких мыслехранителей, то их постоянное присутствие даже в самые интимные моменты семейной или супружеской жизни начинало раздражать, подавляло, вызывало ненависть.

– Господни Буманил, я отказываюсь, чтобы какую-либо часть моего тела ласкали под взглядом этого… этого монстра! – возражала дама Буманил, когда ее муж сознательно забывал об уроках контроля чувств и становился игривым.

Поэтому пришлось поставить ширму, отделявшую мыслехранителя от супружеской постели. Но даже с этой ширмой из ткани дама Буманил отказывалась расслабляться и с недовольством и холодной покорностью терпела приставания мужа, что было предзнаменованием бесконечных периодов воздержания.

Если бы только это: Артуир чувствовал, что теряет себя. Словно его мыслехранитель, который никогда не спал, никогда не ел, никогда не отдыхал, мало-помалу расшатывал границы его личности, а бдительный дух скаита постепенно вытеснял личность Артуира. Безмолвный скрытный завоеватель, который, если все будет так продолжаться, вскоре займет его пустую оболочку, лишенную естества.

Дама Буманил отказалась заводить себе мыслехранителя.

– Да храни меня Крейц! Лучше тысячу раз умереть, чем иметь ангела-хранителя, прилипающего к заднице!

Образ был спорным, даже вульгарным, но, по сути, она была права. К тому же смущал тот факт, что на встрече, организованной Тистом д'Арголоном, требовалось обязательное присутствие мыслехранителей, хотя ее целью было как раз освобождение от них. Все это доказывало, до какого уровня абсурдности дошла сиракузская знать.

Артуир Буманил, изредка прозорливый свидетель интриг двора, знал, что целью Тиста д'Арголона было возвращение привилегий, которые, как он считал, отняли у знати. Несмотря на умелые маневры оппозиции, Паминкс окончательно утвердился в функции коннетабля и в подверженных влиянию мыслях сеньора Ранти Анга. Если Тист д'Арголон раздувал пламя мятежа, созывал всех союзников, организовывал фронду, то прежде всего ради восстановления прерогатив сиракузской аристократии, а следовательно, и возвращения кормила власти, которое ускользало из ее рук. Но эта просчитанная политическая эксплуатация всеобщего недовольства не смущала Артуира, ибо служила общим интересам. Более того, если бы Тист д'Арголон стал коннетаблем Сиракузы, то мелкий торговец тканями мог попросить более почетную должность в соответствии со своими амбициями и мечтой отца, основав династию, в аристократическом происхождении которой никто бы не сомневался. Как бы ни думала об этом его жена!

– Господин Буманил, мелкие лавочники не становятся аристократами по мановению волшебной палочки! Вам не стоит лезть в эти истории! Не надо совать нос в придворные интриги… Удовольствуйтесь своей профессией и возблагодарите Крейца за то, что он вам дал!

Ну попробуйте убедить мегеру, в голове которой только цифры и тряпки и которая с помощью Крейца пытается вас унизить!

Уходя из дому, Артуир хлопнул дверью, чтобы показать свое несогласие, и ощутил, что у него выросли гигантские крылья, к несчастью объедаемые страхом с момента, как он вышел за ворота сада.

Капюшон бурнуса частично скрывал неприятное лицо мыслехранителя. Они шли вдоль Стадиома, гигантского здания, чьи высоченные стены закрывали часть звездного неба. Артуир вспомнил о цирковых представлениях, которые видел здесь еще ребенком, сидя в молчаливой завороженной толпе. Он вспомнил о гордых всадниках на рогатых шигалинах, пытавшихся уклониться от удара летающих камней, которыми управляли их противники. Он вспомнил о глухом рокоте камней, о яркой крови, стекающей по бокам зверей, о запахе пота и экскрементов, о висках с раздутыми венами Калула де Мерона. Герклеса Трисмегара, Паулена Сент-Фиака, главных героев венисийской команды, о восхищении ими, о культе, который им создало население Сиракузы… Потом сеньор Аргетти Анг по наущению Церкви Крейца запретил эти представления: нельзя одновременно любить Крейца и делать идолов из существ из плоти и крови… Он вспомнил, что проплакал целый день, когда отец сообщил ему об ужасной новости…

Они наконец добрались до роскошного особняка Тиста д'Арголона, замка с конической крышей и кружевными элегантными башенками, украшенными белыми опталиевыми стрелами, которые бесстрашно шли на приступ мрака. Многовековые деревья парка едва светились под лучами пяти спутников второй ночи.

Чуть дальше, в самом конце центральной аллеи, выложенной белыми геммами, начиналась монументальная лестница, ведущая на высокую обширную террасу с лесом белых и розовых колонн. Разноцветные луны отражались в гладких зеркалах овальных симметричных бассейнов и дробились бликами на поверхности многочисленных собакольвов и медвигров из опталия, которые прятались в оранжевой траве и зарослях.

Восхищаясь гармоничным величием парка, Артуир спросил себя, а правильно ли выбрано место для такой встречи. Ходили упорные слухи о скрытой войне между Тистом д'Арголоном и коннетаблем Паминксом, что, несомненно, привело к тому, что надзор за особняком аристократа усилился. Будучи настороже, торговец тканями не заметил никакого движения и не услышал никакого подозрительного шума. К тому же безопасность и скрытность гостей гарантировались шифровкой.

Ни единый луч света не просачивался через овальные и треугольные окна фасада. Замок казался зачарованным. Внутренний голос вдруг переполошившегося Артуира посоветовал ему повернуть назад. Но в приступе гордыни он подавил его. Не мог же он вернуться домой с опущенной головой и расстроенным выражением лица: тогда ему на десять лет обеспечены язвительные насмешки жены! Он осторожно толкнул приоткрытую створку врат, фронтон которых украшали опталиевые арабески и фигурки.

Оглушительно вопя, хохлатые павлины, чей сон был внезапно потревожен, бросились врассыпную. Сердце Артуира едва не выскочило из груди. Ему пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы не сделать мыслехранителя свидетелем своего панического бегства. Кровь постепенно успокоилась, а пульс пришел в норму. Он вновь подавил внутренний голос, который удивительно напоминал голос дамы Буманил, и в соответствии с инструкциями шифровки двинулся по центральной аллее.

Белые геммы скрипели под его ногами. Он обеспокоенно обернулся, проверяя, следует ли за ним скаит. Тот по-прежнему был позади, но в этом пустынном парке, где все, казалось, насторожилось, его белый бурнус вдруг разросся до опасных, угрожающих размеров.

Буманил пожал плечами и дошел до конца аллеи. Потом, не поднимаясь по лестнице, вырубленной из цельного блока дельфской бирюзы – целое состояние, – свернул налево и обогнул округлое крыло главного здания, перед фасадом которого пламенела изгородь из пунцовых шипастых цветов. В сопровождении мыслехранителя он свернул на другую аллею, более узкую и выложенную хрусталем. Вдоль нее росли кустарники с разноцветными плодами.

Он повернул еще раз. Из мрака возникли два огромных собакольва с развевающимися гривами, ощерившиеся огромными клыками, и с ревом бросились к торговцу, который в ужасе застыл на месте. Морды зверей коснулись его икр. Он обратился к Крейцу и к самым известным святым Церкви с мольбой, чтобы их клыки не сомкнулись на его плоти. Его молитва была услышана: хищники с огненной шкурой небрежно тряхнули гривой и, даже не обнюхав скаита, потрусили в сторону густых кустарников, где и исчезли.

Артуир облегченно вздохнул. Он решил, что они надрессированы на выявление нежелательных гостей, – утешительная мысль для человека, который нуждался в утешении. Еще дрожа, он двинулся дальше, ускоряя шаг по мере того, как углублялся в парк. И наконец увидел бронзовый купол высокой экзотичной пагоды с соломенно-желтыми стенами, которая в шифровке именовалась «храмом Любви и Летних Снов».

Его никто не встретил, когда он подошел к портику главного входа. Он спросил себя, не ошибся ли днем – невозможно, он тысячи раз перепроверил! – или того хуже, не попал ли в засаду, устроенную людьми коннетабля. Внутренний голос воспользовался сомнениями, умоляя отправиться обратно. Но он не мог капитулировать без борьбы. Эта встреча могла оказаться шансом в его жизни, а врожденная склонность к слабости не должна была помешать ему упустить этот шанс. Он не слышал никакого шума, не знал, что ему предпринять перед этой раздвижной, герметически закрытой дверью, не знал, должен ли заявить о себе: постучать, позвонить – правда, звонка не было – или закричать. Об этом шифровка ничего не говорила.

Его одиночество в сердце огромного парка заставило ощутить неприятную смехотворность положения. После пяти минут ожидания он решил вернуться. И черт с ними, с насмешками дамы Буманил! Он возразит, что встречу отменили в самый последний момент. Она, безусловно, не поверит ему, но не пострадает его мужское достоинство… Он признал, что решение принесло ему глубокое облегчение.

Бесстрастный мыслехранитель ждал в трех метрах позади него. Вдруг дверь пагоды отодвинулась в сторону, и проем осветился ярким светом. Волна паники залила душу Артуира Буманилэ. В проеме возникла фигура.

– Входите, господин Буманил!

Торговец сделал несколько шагов и узнал Маркуса де Флоренца, одного из верных соратников Тиста д'Арголона. Он успокоился и бодрым шагом двинулся вперед. Оказавшись рядом с Маркусом, худощавым человеком в светло-желтом облегане, он приветствовал его, но не сумел исполнить приветствие с надлежащей грациозностью. Маркус искоса наблюдал за гостем, сохраняя одновременно серьезный и насмешливый вид.

– Почему нет никакого наблюдения на подходе к парку и дому? – спросил Артуир, выпрямляясь. – Вы не боитесь, что к вам проникнут незваные гости?

Маркус снисходительно улыбнулся:

– Знайте, господин Буманил, мы сознательно пошли на это. Явные предосторожности только бы привели к появлению ненужных подозрений. Куда лучше, если жилище нашего хозяина выглядит по-обычному спокойно. Но не думайте, что на наше собрание смог бы прийти кто угодно без приглашения. Знайте также, что с момента вашего появления в парке за вами следила камера ночного видения. Она позволила вас идентифицировать, передать ваш запах собакольвам, чье обоняние обмануть нельзя. Более того, вы два раза прошли резонансно-магнитный контроль для обнаружения любого оружия, холодного или огнестрельного… Вас удовлетворяют такие предосторожности, господин Буманил, или вы все еще боитесь оказаться в дурной компании?

– Да… нет, конечно… – забормотал коммерсант, уязвленный тоном своего собеседника, который обратил внимание на его колебания. – А вы ходите без мыслехранителя?

– Он мне не нужен, когда я нахожусь среди друзей…

Дверь резко щелкнула, закрываясь. Они оказались в огромной полутемной прихожей. Маркус набрал код на подвесной консоли. Воздушная платформа – настоящее состояние – бесшумно спустилась по прозрачной трубе и замерла у их ног.

Торговец и Маркус уселись на светящиеся табуреты. Мыслехранитель остался стоять.

– Мы пригласили вас, чтобы попросить защиты нашего дела в Гильдии промышленников, торговцев и ремесленников, – сказал Маркус, пока платформа медленно плыла вверх.

– Ваше… дело? – с трудом сглотнул Артуир.

Как всегда, дама Буманил была права. Сиракузские аристократы не собирались принимать его в свои ряды. Они хотели использовать его относительное влияние в Гильдии.

– Мы хотим избавиться от скаитов, – тихим голосом продолжил Маркус. – И нам нужны все добровольцы. В частности, те, кто составляет экономическую ткань Сиракузы.

– Почему я? Как вы узнали, что…

– Что вы один из наших? Очень просто, господин Буманил… Наши специалисты-морфопсихологи составили список всех придворных, кого раздражают мыслехранители. Ведь это ваш случай?

– Да, да… Но разве нет других коммерсантов или крупных промышленников, более компетентных, чем я, в этом деле?

– Большинство коммерсантов и деловых буржуа устраивает нынешняя ситуация. Гильдия всегда боролась с аристократией. Но Гильдия не понимает, что, способствуя игре скаитов Гипонероса, она может очень горько пожалеть о своем нейтралитете! Нам надо теснее сплотиться перед угрозой, которую представляют собой скаиты. Тист д'Арголон хотел бы переговорить с вами на эту тему после окончания собрания… в частном порядке.

Частная беседа с Тистом д'Арголоном! Черт подери, милая женушка! Мы еще поглядим, будете ли вы величать меня господином и бедным Артуиром по всякому поводу!

Платформа вознесла их на седьмой этаж пагоды. Маркус де Флоренца провел Артуира и его мыслехранителя в огромную роскошную комнату, стены которой покрывали оранжевые водяные обои. Они оказались под самым куполом: под коническим потолком плавали светошары. В центре музыкальный фонтан в форме трезубца наигрывал модную мелодию. Паркет из драгоценного дерева источал тонкий аромат.

Восхищенный Артуир буквально вылупил глаза. Но, заметив суровый взгляд Маркуса, тут же вспомнил, что открытое проявление чувств перед людьми является дурным тоном.

Подвесные кресла располагались перед круглым возвышением, на котором стояли древний стол и две скамьи, обтянутые белым шелком. Большинство кресел занимали известные придворные, которых торговец не раз видел в коридорах дворца. Все они были в лучших одеждах: роскошные облеганы, богатые бархатные камзолы, расшитые опталием или старым зеленым золотом, накидки, плащи, капюшоны с мерцающими коронами, из-под которых выпадали умело переплетенные косички… Симфония ярких цветов, жарких – от пурпурного до золотого, нежных – от изумрудно-зеленого до розового, холодных – от темно-синего до фиолетового. Артуиру льстило, что многие ткани происходили из его пошивочной мастерской. Треть гостей Тиста д'Арголона были женщины, чьи бронзовые, серебристые или золотистые локоны лежали на перламутровых щеках.

– За одним или двумя исключениями все собрались. Садитесь! – пригласил Маркус.

А затем попросил скаита-мыслехранителя Артуира присоединиться к своим коллегам, белой неподвижной армии, занимавшей позицию в глубине комнаты. Торговец опустился в кресло и обвел глазами аудиторию.

Соседкой Артуира оказалась знаменитая актриса-мим, женщина исключительно красивая, про которую злые языки поговаривали, что она два года делила ложе с Менати Ангом, братом нынешнего сеньора Сиракузы. Ее огромные бирюзовые глаза остановились на госте, окатив его презрением. Потом она наклонилась к красавчику неопределенного возраста в красном облегане и прошептала ему на ухо несколько слов, которые вызвали у того едва заметную улыбку. Артуир принял эту улыбку как издевательство, но набрался мужества и сделал вид, что ничего не заметил. Эта сладковатая, ядовитая атмосфера, где лесть чаще всего сопровождалась гнусной клеветой, выводила его из себя. Слова, выражения лиц и жесты придворных были настоящим шифрованным языком, скрывавшим двойные, а то и тройные намерения, в которых было трудно разобраться такому простому и честному человеку, как Артуир Буманил.

Тягостное ожидание быстро переходило в недовольство. Десятки колючих, едких глаз, едва прикрытых завесой двуличия, уставились на него. И снова он горько пожалел, что не послушался жены и своего внутреннего голоса. Он проклинал свою безумную гордыню, заставившую поверить, что стал членом этого неуловимого мирка.

– Дорогуша, вы, по невероятной случайности, не являетесь торговцем тканями Ар… Аргусом Момбуалем?

Он вздрогнул. Актриса впилась в него своими непроницаемыми глазами. Он выпрямился и пробормотал:

– Буманил, Артуир Буманил… Да, это я… Я… Чем могу быть вам полезен, госпожа?

– Честное слово, можете, господин Момубаль! – ответила его собеседница с едва заметной издевкой. – Надо бы посетить вашу лавочку: говорят, ваши ткани – истинное чудо! Такие легкие, что создается удивительное ощущение, что на тебе ничего нет!

Она сознательно сделала упор на последней фразе, нарушив правила этикета. Многочисленные скандалы, возникшие по ее вине, создали актрисе отвратительную репутацию, хотя ей многое прощали за талант. Она добилась своей цели, поскольку многие повернулись в их сторону, усилив смущение коммерсанта, распятого на своем кресле. Ему хотелось обратиться в дымок, по мановению волшебной палочки исчезнуть из-под перекрестного огня этих презрительных глаз. Его внутренний голос набрал силу и заставил торжественно поклясться, что больше никогда он не явится на подобное сборище.

Появление Тиста д'Арголона и его супруги Марит помогло ему выбраться из неприятной ситуации. Супруги вышли через потайную дверь со стороны эстрады. К величайшему облегчению Артуира, взгляды палачей перенеслись на хозяев дома, оставив его во власти печальных размышлений.

Тист д'Арголон был пропитан природной грацией отпрысков древних сиракузских семей, которые много сделали для гегемонии аристократии во время первых войн, затеянных Артибанием МакМалистом, первым из знатных изгнанников, поднявших армию против войск ненавистного Планетарного Комитета. Тист, высокий худой человек с гладким правильным лицом, выщипанными бровями, желто-золотыми глазами и серыми локонами на висках, был одет в ярко-голубой облеган и короткий темно-синий плащ. Его скромное одеяние, качество которого Артуир, как эксперт, сразу оценил, словно погасило вызывающую роскошь остальных. Марит, его жена, выбрала чисто-белый цвет, облеган и накидку, отделанную древними лунными камнями молочного оттенка. Угольно-черные глаза и локоны подчеркивали идеальный овал лица, выделяясь на фоне незапятнанной белизны. Это была великолепная, сверкающая пара, которая вызывала немедленное желание попасть в круг ее друзей. Их мыслехранители застыли по обе стороны эстрады.

Помощник Тиста ввел еще одного гостя. Это был мужчина среднего роста, сутулый и худой до того, что казался скелетом. В нарушение этикета или по непростительной небрежности его шафрановый облеган был испещрен подозрительными пятнами, темными кругами, а швы под мышками, на локтях и коленях разошлись. Его серо-седые волосы целыми прядями торчали из дыр капюшона, превратившегося в лохмотья, седеющая борода покрывала щеки и подбородок. Его глаза, утонувшие под выступающими кустистыми бровями, сверкали, словно от лихорадки или безумия.

И произошло невероятное: Тист д'Арголон пригласил этого человека сесть рядом с ним на одну из скамей. Удивленные взгляды гостей стали возмущенными, ропот неодобрения пронесся по залу.

Артуир решил, что этот человек был крейцианцем-расстригой или еретиком, а значит, в любом случае обреченным жить на нелегальном положении, чтобы не кончить дни на огненном кресте. Но причина его появления во дворце Тиста д'Арголона ускользала от него. Было трудно найти что-то более противоречивое, чем эти два существа, которые беседовали, как старые друзья, склонившись над древним столом. Эта встреча обещала много сюрпризов. Его внутренний голос внезапно замолчал: любопытство возобладало над страхом и недоумением.

Тист д'Арголон, подняв руку, попросил слова. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь журчанием фонтана.

– Приветствую всех, – низким мелодичным голосом начал придворный. – Очень счастлив, что вы все откликнулись на мое приглашение. В знак благодарности и по обычаю моя супруга Марит споет для вас гимн дружбы.

Артуир вспомнил, что до того, как стать женой Тиста, Марит была дивой эмоционального пения, известной на всех мирах Конфедерации Нафлина. Она пожертвовала карьерой ради любви к придворному. Их свадьба вызвала невероятную вспышку страсти в Сиракузе. Все каналы головидения и галактического радио подхватили новость. Несколько ее поклонников в отчаянии покончили с собой.

Хрустальный голос Марит взлетел над затихшей аудиторией, покоренной ее талантом. Артуир заметил, что многие гости передвинулись вперед, чтобы насладиться ее пением.

Певица пела не гимн дружбы, а дарила гостям саму его суть:

Наш дом, это – ваш дом,

Наши желания, это – ваши желания,

У дружбы нет границ,

Она – дар самого себя,

Она – река мира,

Впадающая в бесконечное море

Любви…

Голос Марит, стихая, растворился в печальном журчании воды, оставив аудиторию почти в болезненном восхищении.

Тист д'Арголон выдержал долгую паузу и тихо заговорил, чтобы не нарушить очарование:

– Еще раз спасибо всем, кто ответил на наш призыв. Я уверен, что в этот поздний час многие из вас предпочли бы спокойствие домашнего очага или удовольствия второй ночи… Но нас в высшей степени тревожит нынешняя ситуация на нашей прекрасной планете, как она тревожит и вас, если судить по вашему присутствию. Наши люди в сеньорском дворце сообщают нам тревожные вести. Мы уже давно подозревали, что скаиты Гипонероса, я говорю не о наших мыслехранителях, чья преданность не может быть поставлена под сомнение, а о скаитах, входящих в ближайшее окружение Ранти Анга. Они плетут заговор с целью опрокинуть Конфедерацию Нафлина!

«Вот мы и приехали!» – подумал Артуир.

Ропот недоверия всколыхнул аудиторию. Но эта новость почти не удивила торговца тканями, который уже некоторое время знал, что скаиты манипулируют царствующей семьей в только им понятных целях. Знал… Точнее было бы сказать, что он выдал мнение дамы Буманил за свое… Он заметил, что придворные утратили ментальный контроль, пресловутую автопсихозащиту, познание которой давалось ему с таким трудом. Это касалось и его соседки-актрисы: на ее перекошенном лице появилась тревога, и она нервно покусывала ногти.

Тист д'Арголон поднял руку и восстановил тишину:

– Некоторые детали заставляют нас считать, что подлинной целью скаитов является полное и окончательное уничтожение человеческих рас, населяющих вселенную…

Хотя его соседка припудрила лицо, чтобы скрыть шрамы от курсов омоложения, Артуир увидел, что оно покрылось мертвенной бледностью.

– К несчастью, мы не знаем, какими средствами располагают скаиты. Жучки-наблюдатели, которые облетают дворец, не передают никаких сообщений. Однако недавние события укрепляют нас в наших предположениях: сеньоры Конфедерации и их главные советники собрались в Венисии на асму, которая, напоминаю вам, не должна была состояться здесь. Вот уже два дня из дворца, где проходит асма, не поступает никаких новостей, ни одного представителя СМИ туда не пропустили. Ни из галактического радио, ни с каналов головидения, ни независимых журналистов… Никого… Полное молчание…

Новый ропот, теперь возмущение уже почти не сдерживалось. Гости были знакомы с тревожными слухами, но предпочитали считать их очередным вымыслом. Они не желали затруднять себя мыслями, которые могли нарушить их ментальный уют. Но теперь пришлось признать очевидное: Тист д'Арголон не был из тех людей, кто распускает слухи. Они рассчитывали на встречу с людьми из своего круга, где можно было поважничать, похвастаться друг перед другом, восславить сиракузскую культуру, а оказались в сердце политической интриги! Многие уже горько сожалели, что пришли сюда, и проклинали хозяина за то, что тот заманил их в западню.

Тист д'Арголон встал и возвысил голос, чтобы пересилить шум:

– Вы услышите правду, даже если правда вас пугает! Один из наших людей видел специальную секцию скаитов коннетабля Паминкса, проникавшую во дворец асма через тайный подземный проход, которым не пользовались более ста лет. Они были безоружны, иначе автоматический контроль конгрегации смелла его бы обнаружил. Какова их миссия? Это пока остается тайной, но сомневаюсь, что они будут служить общим интересам!

При слове «смелла» Артуир тут же вспомнил спор с женой: она утверждала, что процесс смелла Шри Митсу был фальсифицирован коннетаблем Паминксом и Церковью Крейца, чтобы отделаться от ставшего помехой человека, наделенного опасной проницательностью. «Вы, как всегда, мелете чепуху! – заявил он. – Изгнание – слишком мягкое наказание, этого грешника надо было осудить на смерть! Он давал плохой пример молодежи!» Но дама Буманил была не из той породы женщин, которые покорно разделяют точку зрения мужа. «Есть и другие. Очень высокопоставленные лица, которые показывают дурной пример! – возразила она. – Но их не осуждают!.. » Ну как ответить на такое? Он пожал плечами и отправился по своим делам.