Текст книги "Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870)."

Трактат о торговле и мореплавании 14 июня 1857 г.

Вплоть до второй половины XIX в. Франция занимала более чем скромное место в торговых связях России, традиционно отдававшей предпочтение своим давним партнерам – Англии, Голландии и ганзейским городам, по существу, контролировавшим торговые пути через Северное и Балтийское моря. Так, из 457 иностранных торговых кораблей, побывавших в 1766 г. в порту Санкт-Петербурга (единственном тогда в России, наряду с портом Архангельска), 165 были английскими, 68 – голландскими, 40 – датскими. 51 корабль прибыл из Любека, 34 – из Ростока, 25 принадлежали шведским негоциантам, 5 прибыли из Гамбурга, 5 – из Пруссии, 1 – из Франции. Такое положение в целом сохранялось и в дальнейшем. В 1773 г. в Петербургском порту побывали 326 английских торговых судов, 106 голландских и только 11 – французских[181]181
  Kraatz A. La compagnie fransaise de Russie: Histoire du commerce franco-russe au XVIIe et XVIIIe siecles. P., 1993. P. 175, 180.


[Закрыть].

С выходом России в Черное море после присоединения Крыма в середине 80-х гг. XVIII в. и начавшегося освоения Новороссии, где стали строиться морские порты, открылась возможность прямой средиземноморско-черноморской торговли между Россией и Францией. Ее налаживанию должен был способствовать договор о дружбе, торговле и навигации, подписанный в Петербурге 11 января 1787 г. (31 декабря 1786 г. ст. ст.)[182]182
  См. об этом: П. П. Черкасов. Русско-французский торговый договор 1787 года // Россия и Франция XVIII–XX века. Вып. 4. М., 2001. С. 26–59.


[Закрыть].

Однако такая возможность не была реализована из-за начавшейся во Франции в 1789 г. революции и последующих наполеоновских войн. В дальнейшем развитие торговых связей России и Франции блокировалось идеологической неприязнью Николая I к Июльской монархии. И лишь в 1846 г., руководствуясь желанием разрушить «сердечное согласие» между Парижем и Лондоном, Николай I санкционировал заключение торгового соглашения с Францией [183]183
  Текст «трактата о торговле и навигации», подписанного в Париже 16 сентября 1846 г. между Россией и Францией см.: Мартенс Ф. Собрание Трактатов и Конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Т. XV. Трактаты с Францией). 1822–1906. СПб., 1909. С. 205–219.


[Закрыть].

Более того, пойдя навстречу пожеланиям французской стороны, переживавшей серьезные финансово-экономические трудности, Россия согласилась выкупить у Французского банка по выгодному для него курсу ценные бумаги на сумму 50 млн. франков, о чем 16 марта 1847 г. в Париже была подписана соответствующая конвенция[184]184
  Таныиина Н.П. Политическая борьба во Франции по вопросам внешней политики в годы Июльской монархии. М., 2005. С. 179.


[Закрыть]. Комментируя впечатление, произведенное на французское общество этим важным событием, резидент Третьего отделения в Париже Я.Н. Толстой, работавший там под журналистским прикрытием, сообщал в Петербург: «Предложение нашего правительства о приобретении французской ренты на сумму в 50 миллионов рублей вызвало в Париже невыразимую сенсацию; все разговоры ведутся теперь вокруг этого предмета […]

Из разговоров с самыми разнообразными людьми… я вывел заключение, что эта сделка считается чрезвычайно выгодной для Франции и рассматривается как один из элементов к заключению в недалеком будущем союза между двумя странами. Некоторые же считают ее ловким шагом со стороны нашего правительства. Их рассуждения основаны на том, что неурожай, постигший Францию, заставит ее сделать в России огромные закупки хлеба, а звонкая монета, предоставленная Франции, не уйдет из России.

Любопытно узнать, – завершал свое донесение в Третье отделение Я.Н. Толстой, – какое впечатление произведет эта новость в Лондоне. Я предвижу, что впечатление будет огромное, и все будут поражены»[185]185
  Донесение Я.Н. Толстого от 6/18 марта 1847 г. // Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 109 (Секретный архив). Оп. 4а. Д. 198. Л. 172–173.


[Закрыть].

Наметившаяся тенденция к оживлению русско-французских торговых связей была прервана Февральской революцией 1848 г. и последующими событиями во Франции – провозглашением Республики, а затем Империи. Обострение злополучного Восточного вопроса и вызванная этим Крымская война (1853–1856 гг.) окончательно похоронили торговый договор 1846 г.

По завершении войны Наполеон III решил воспользоваться сохранявшейся напряженностью в отношениях между Петербургом и Лондоном для широкого продвижения французских товаров и капиталов на обширный и перспективный российский рынок. Наполеон явно надеялся потеснить здесь Англию, сделав Францию одним из основных экономических партнеров России.

Отправляя в Петербург графа де Морни, Наполеон III поручил ему закрепить наметившееся франко-русское политическое сближение подписанием торгового договора, призванного заменить утративший силу трактат 1846 г. В полученных Морни полномочиях говорилось: «Наполеон, милостью Божией и волей нации, император французов…, желая согласия с Его Величеством Императором Всероссийским, в намерении приумножить и укрепить отношения доброй дружбы между Францией и Россией, расширить торговые связи двух наших стран, считает самым эффективным средством способствовать этому путем заключения нового Трактата о торговле и навигации. В этих целях, полностью доверяя способностям, благоразумию и преданности интересам Нашей службы графа де Морни, кавалера Большого креста Нашего Императорского ордена Почетного легиона и др. орденов, Нашего Чрезвычайного посла в России, возлагаем на него полномочия вести переговоры и подписать с уполномоченными на то в равной степени лицами, назначенными Его Величеством Императором Всероссийским те акты, которые будут отвечать интересам двух стран»[186]186
  Документ был передан графом де Морни министру иностранных дел России А.М. Горчакову//АВПРИ. Ф. 133. Он. 469. 1857 г. Д. 68. Л. 136–137.


[Закрыть].

Задача, возложенная на Морни, была весьма сложной. Во-первых, в отличие от Англии, Голландии, Дании, Пруссии и других северогерманских государств – давних торговых партнеров России – у Франции никогда не было сколь ни будь заметных позиций на русском рынке, если не считать незначительных партий вин, парфюмерии, галантереи и предметов роскоши, востребованных немногочисленной по своему составу верхушкой общества. Во-вторых, русское правительство традиционно придерживалось протекционистской торговой политики, ужесточившейся в царствование Александра I и Николая I. Высокие ввозные пошлины призваны были защитить отечественных производителей от иностранной конкуренции и одновременно – служили важным источником пополнения казны. Еще в 1822 г. по инициативе министра финансов генерала Е.Ф. Канкрина[187]187
  Егор Францевич (Георг Людвиг) Канкрин, граф, генерал от инфантерии, бессменный министр финансов на протяжении двух десятилетий, основатель Санкт-Петербургского Технологического института. Канкрин руководил Министерством финансов до 1844 г.


[Закрыть] был принят таможенный тариф, узаконивший высокие пошлины. За период с 1824 до 1842 г. доходы государства от ввозных пошлин увеличились с 11 до 26 млн. рублей. В отдельных случаях правительство шло на полный запрет ввоза дешевых иностранных товаров, например, английского текстиля.

С другой стороны, делалось все возможное для расширения русского экспорта сельскохозяйственных продуктов на европейский рынок. Его среднегодовой объем за полвека (1800–1850 гг.) возрос почти в четыре раза: с 60 до 230 млн. руб. За границу вывозились лен, конопля, шкуры, меха, лес. С середины 1840-х годов основной статьей русского экспорта становится хлеб. Составляя в начале XIX в. 18 % по отношению ко всему экспорту, зерновые продукты к концу 50-х гг. достигли 35 % всей вывозимой продукции, а в совокупности с продукцией животноводства это составило уже 57,4 % русского экспорта.

Несмотря на административные ограничения, приток иностранных товаров с 1825 по 1850 г. удвоился, а по некоторым статьям даже утроился[188]188
  Витчевский В. Торговая, таможенная и промышленная политика России со времен Петра Великого до наших дней. Пер. с нем. СПб., 1909. С. 67–68.


[Закрыть]. Под давлением объективных потребностей развития рынка таможенный тариф 1822 г. шесть раз пересматривался, последний раз – в 1841 г.

В октябре 1850 г., уже при новом министре Ф.П. Вронченко, был принят более либеральный таможенный тариф. Но почти все торговые договора, заключенные Россией с иностранными государствами в 1820-1840-е гг. заключались в рамках жестких протекционистских правил, выработанных в свое время Канкриным. Торговый трактат 1846 г. с Францией не составлял здесь исключения. Незадолго до его подписания возникло дополнительное препятствие для развития торговли Франции с Россией, осуществлявшейся исключительно морским путем. В 1845 г. Николай I утвердил распоряжение министра финансов России, по которому ластовый сбор[189]189
  Пошлина, взимаемая с иностранных кораблей за вход и выход из порта, по числу ластов товара. Ласт – старинная мера корабельного груза, равная 2 регистровым тоннам (5,66 куб. м., или 120 пудам).


[Закрыть] с судов тех государств, которые не предоставляли русской торговле прав наибольшего благоприятствования и равноправия с собственным флагом, был повышен на 50 %[190]190
  Витчевский В. Указ. соч. С. 74.


[Закрыть].

Русско-французский договор, подписанный в сентябре 1846 г., подпадал под это правило, чувствительно ущемившее интересы французских импортеров. Готовясь к переговорам о заключении нового торгового договора с Россией, кабинет Наполеона III рассчитывал добиться от правительства Александра II уступок в этом, а также в других вопросах, относящихся к русской таможенной политике. Расчет делался, прежде всего, на очевидные экономические потребности России, заинтересованной в восстановлении подорванной в результате Крымской войны экономики. «Финансовые средства государства были истощены, народное хозяйство находилось в угнетенном состоянии, во всем чувствовались смятение и растерянность», – так характеризовал тогдашнее состояние России авторитетный экономист конца XIX – начала XX вв. В. Витчевский[191]191
  Там же. С. 101.


[Закрыть].

В Париже считали, что послевоенная Россия неизбежно пойдет на смягчение таможенного протекционизма, и французские экспортеры должны стать первыми на русском рынке. Многое здесь зависело от степени политического доверия России к Франции.

Обсуждение вопроса о заключении двустороннего торгового договора с Россией началось лишь в начале 1857 г., когда Морни и Горчакову удалось прояснить политические вопросы русско-французского взаимодействия. К тому же почти два месяца в России продолжались коронационные торжества по случаю восшествия на престол императора Александра II. Иностранный дипломатический корпус в полном составе выезжал в Москву, праздничная обстановка в которой не располагала к обсуждению таких скучных материй как коммерция, таможенные сборы и морская навигация.

Инициируя переговоры о новом торговом договоре с Россией, Морни намеревался воспользоваться теми преимуществами, которые русское правительство на временной основе предоставило французской морской торговле. Дело в том, что с началом навигации 1856 г. по распоряжению Александра II французские торговые суда, приходившие в русские порты из портов третьих стран, «под условием взаимства» были освобождены «от платежа возвышенных корабельных сборов и надбавочной пошлины», хотя это не предусматривалось условиями торгового договора 1846 г. между Россией и Францией. «Таковая льгота, – разъяснялось в отчете МИД за 1857 год, – была допущена вследствие особого исключительного положения торговых сношений по окончании последней войны»[192]192
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Отчет МИД за 1857 г. Д. 41. Л. 237 об.


[Закрыть]. Скорее всего таможенные преимущества были предоставлены французским торговым судам в знак признательности со стороны России за благожелательное к ней отношение императора Наполеона III на Парижском конгрессе. Во Франции это прекрасно понимали и желали закрепить, расширить и формализовать временные льготы в новом договоре.

На исходе зимы, перед началом навигации 1857 г. граф де Мории обратился к министру иностранных дел князю А.М. Горчакову с ходатайством о продлении таможенной льготы вплоть до заключения нового торгового договора, обещав в самом скором времени представить проект такого договора.

15(3) февраля 1857 г. посол передал Горчакову проект, снабдив его соответствующими комментариями[193]193
  Там же. Ф. 133. Оп. 469. 1857 г. Д. 68. Л. 382–409.


[Закрыть]. В сопроводительном письме Мории выделил несколько основных принципов и положений, которые, по мнению французской стороны, должны были лечь в основу нового договора: определение взаимного положения французских и российских подданных на территориях двух стран; условия морского сообщения между двумя странами; привилегии и преимущества консулов и консульских агентов на основе взаимного признания принципа наиболее благоприятствуемой нации; необходимость заключения специальной консульской конвенции о взаимной защите прав литературной и художественной собственности в двух странах[194]194
  В письме к Горчакову Морни отметил, что Франция уже подписала такого рода конвенции с Англией, Бельгией, Сардинией, Испанией и рядом германских государств.


[Закрыть].

Характеризуя представленный проект, Мории писал Горчакову: «Правительство императора французов постаралось сформулировать в нем основополагающие принципы обоюдного интереса, которые, по его представлениям, отвечают совместным пожеланиям и действительным потребностям торговли и мореплавания, как России, так и Франции. Оно надеется, что их принятие имело бы результатом умножение и упрощение торговых сделок между двумя странами, что, в свою очередь, отвечало бы сердечности и доверию, установившемуся в политических отношениях двух монархов и их правительств»[195]195
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1857 г. Д. 68. Л. 390–391.


[Закрыть].

Князь Горчаков передал копию французского проекта для изучения министру финансов Петру Федоровичу Броку, который привлек к этому директора Экономического департамента этого ведомства Людвига Валерьяновича Тегоборского, авторитетного экономиста-статистика, подготовившего русский контрпроект договора. Обсуждение и согласование двух проектов началось в марте месяце.

Французская сторона просила зафиксировать в договоре значительно более низкие таможенные пошлины практически на все статьи своего импорта в Россию, и прежде всего на вина. Горчаков и Брок, отдавая должное высокому качеству продуктов французского виноделия, отстаивали тезис о необходимости поощрения собственного виноделия на территориях Молдавии, Новороссии и Крыма, нуждающегося в определенной защите в виде ввозных таможенных ограничений. Одновременно было обращено внимание Морни на многочисленные случаи подделок французских вин, выявляемые таможней. Последний по времени скандал, сообщили русские министры послу Франции, произошел на Рижской морской таможне, где 60 ящиков доставленного шампанского «Вдова Клико» оказалось изготовлено в Пруссии, а не во Франции, как значилось в бумагах и на бутылочных этикетках[196]196
  Проблема поддельных французских вин возникала и прежде. Так, в июле 1851 г. тогдашний посланник Франции в Петербурге маркиз де Кастельбажак направил ноту МИД России, в которой потребовал принятия мер по пресечению обращения на русском рынке поддельного французского шампанского, которое, по мнению дипломата, ввозилось из других стран, а также изготавливалось в самой России. Тогда этот вопрос стал предметом обсуждения в Совете (на коллегии) Министерства финансов. Одно из принятых решений предполагало введение четкого разграничения между шампанскими (т. е. только и собственно французскими) и шипучими (производимыми и в других странах) винами. Это различие должно было в обязательном порядке отражаться на винных этикетках. Другое решение предусматривало, что отныне шампанское должно было поставляться в Россию только в оригинальных бутылках, а не в бочках, как прежде. Наконец, французской стороне было предложено обеспечивать у себя строгий таможенный контроль при отправке шампанских (и других) вин в Россию. См.: АВПРИ. Ф. СПб. Главархив. П-З. Оп. 77. 1851 г. Д. 1.


[Закрыть]. Все это требует не ослабления, а ужесточения таможенного контроля со стороны России. Морни на это заметил, что чрезмерные таможенные обложения и ограничения, напротив, поощряют контрабандную торговлю, с которой обе страны должны вести непримиримую борьбу.

Со своей стороны, Морни проявил себя надежным защитником интересов французских крестьян, когда речь зашла о растущем ввозе русского зерна во Францию. Импорт зерновых из России, говорил он, не должен причинять ущерба французскому сельскому хозяйству. Поэтому Франция вынуждена сохранять ощутимые таможенные обложения на ввоз этого товара. В меньшей степени это относилось к закупкам русской водки и зернового спирта. Россия традиционно занимала тогда ведущее положение на французском рынке крепких спиртных напитков.

Французский проект не предполагал существенного снижения пошлин и на ввоз таких традиционных товаров русского экспорта, как лен и пенька. Морни также объяснял это заботой своего правительства об интересах французских производителей данной продукции.

Зато обложения на ввоз французской шерсти в Россию (от 9 до 10 франков за 100 кг) представлялись Морни чрезмерно завышенными, и он предложил снизить их наполовину. Столь же завышенными представлялись Мории русские пошлины на ввоз продуктов французской парфюмерии и косметики, парусного полотна и такелажа, железного проката, изделий из меди, рыбьего жира, стеариновой кислоты и др. Посол предложил в среднем наполовину снизить на них ввозные пошлины.

Все эти пожелания Мории обосновывал стремлением правительства Франции установить более свободный характер взаимной торговли с Россией, чем это было прежде. Зная об инициированной Министерством финансов подготовке нового таможенного тарифа, он всячески стремился поощрить Горчакова и Брока к более глубокой реформе в этой области, доказывая им преимущества либеральной тарифной политики.

Еще до открытия пленарных заседаний («конференций») главных участников переговоров Мории на встречах и в переписке с Горчаковым, с которым у него установились дружеские отношения, удалось добиться очень важных уступок для французской торговли. 1 апреля (и. ст.) 1857 г. Мории получил с нарочным короткую записку от Горчакова следующего содержания: «Вот, мой дорогой граф, короткое конфиденциальное мнение, которое я Вам сообщаю для Вашего удовлетворения и личного использования. Вы увидите, до какой степени мы расположены принять решения благоприятные Франции». К записке было приложено письмо директора Экономического департамента Министерства финансов Л.В. Тегоборского. «Князь, – говорилось в письме, – Вы можете сообщить г-ну де Мории новость, которая, несомненно, доставит ему удовольствие. По моему предложению и с согласия министра финансов, Экономический департамент принял единую пошлину в размере 2 руб. 10 коп. за пуд для всех без исключения вин, доставляемых в бочках. Этот вопрос более не будет камнем преткновения на пленарном заседании, и его можно считать окончательно решенным. Этим снимается одна из самых давних претензий Франции в отношении нашего таможенного тарифа. Для Франции это более важно, чем весь торговый договор, который нам предлагают заключить»[197]197
  Morny, Due de. Op. cit. P. 198–200.


[Закрыть].

В самом деле, с учетом того, что вина составляли главный товар французского экспорта в Россию, уступка представлялась принципиально важной. Во-первых, она вдвое снижала таможенный сбор, а, во-вторых, распространялась на все французские вина в бочках, кроме шампанского, доставлявшегося в бутылках.

Большинство спорных вопросов удалось решить в ходе предварительных консультаций. «Я приближаюсь к окончанию переговоров о заключении торгового трактата, который гармонизирует общие материальные интересы Франции и России в соответствии с отношениями взаимного доверия и близости, характерных для наших двух правительств», – сообщал Мории министру иностранных дел Валевскому 9 мая 1857 г.[198]198
  ААЕ. Correspondance politique. Russie. Vol. 214. Fol. 219.


[Закрыть]

Остававшиеся разногласия и согласование окончательного текста договора было решено вынести на пленарные заседания, состоявшиеся 24 апреля и 12 мая (ст. ст.) 1857 г.[199]199
  Рабочие документы переговоров см. в папке: «Traite de commerce et de navigation avec la France», датированной 2/14 июня 1857 г. // АВПРИ. Ф. 133. On. 469. 1857 г. Д. 68. Л. 134–256 об.


[Закрыть] Судя по его депешам в Париж, Мории не был достаточно уверен относительно того, до какого предела ему надлежит проявлять настойчивость, требуя новых уступок от Горчакова и Брока. Он опасался, как бы чрезмерная требовательность в вопросах таможенных преференций не навредила интересам наметившегося политического сближения с Россией, что представлялось послу гораздо более важным. «Неуверенность, которую я ощущаю относительно подлинных намерений правительства императора [Наполеона]…, растущие требования и сомнения русских полномочных представителей, до сих пор не позволили достигнуть с ними согласия относительно окончательного текста [договора]», – писал Морни Валевскому 29 мая, – но я не теряю надежды на благополучный исход дела, которое мне доверено…»[200]200
  ААЕ. Correspondance politique. Russie. Vol. 214. Fol. 231 recto verso.


[Закрыть].

Свои надежды Морни связывал не только с личным расположением к нему императора Александра и князя Горчакова, но, прежде всего, с новым, более либеральным таможенным тарифом, подготовленным российским Министерством финансов. После обсуждения на Государственном Совете этот важный документ ожидал высочайшего утверждения. Морни считал, что сразу же по его принятии, все разногласия на переговорах будут устранены сами собой, и наконец, удастся «обеспечить нашей торговле максимально возможные преимущества, вытекающие из нового таможенного тарифа»[201]201
  Ibid. Fol. 231 verso.


[Закрыть].

Ожидания посла Франции оправдались в полной мере. Российская сторона, исходя преимущественно из политических соображений, пошла на уступки практически по всем вопросам, поставленным Морни. Помимо снижения ввозных пошлин на французские товары, Горчаков и Брок согласились даже на то, что русским торговым судам не было предоставлено в портах Франции равных прав с французскими, на что первоначально надеялись в Петербурге[202]202
  Эта очевидная несправедливость будет устранена при пересмотре торгового договора в 1874 г., когда Россия добьется равноправия в этом вопросе.


[Закрыть].

Успешное завершение переговоров, как и ожидал Морни, было ускорено принятием 6 июня (25 мая ст. ст.) 1857 г. нового таможенного тарифа. Он отменил сохранявшиеся запрещения ввоза (для 7 видов товаров из 19), уменьшил по 380 статьям тарифные ставки и упростил классификацию предметов импорта. «Общее направление нового тарифа, – отмечал В. Витчевский, – дано было основными принципами 1850 г., правильность которых подтвердилась на опыте. Индустрия, которая прежде всецело опиралась на систематическое устранение иностранной конкуренции, оказалась в 1851 г. в своих собственных интересах вынужденной принять меры к удешевлению производства путем более экономного ведения дела и технических улучшений, чтобы устоять в борьбе с иностранным импортом. И это ей поразительно хорошо удалось, ибо – как указывают мотивы министерства к проекту нового тарифа – ни одна отрасль промышленности не потерпела ущерба, а некоторые даже развились, в частности, хлопчатобумажная индустрия, за которую всего более опасались. Новая система не принесла ущерба и фиску, так как смягчение режима запрещений отнюдь не уменьшило таможенного дохода. Немаловажное преимущество усматривали, наконец, в том, что в отношении многих продуктов контрабанда оказывалась уже теперь недостаточно высокой»[203]203
  Витчевский В. Указ. соч. С. 107–108.


[Закрыть].

Мнение авторитетного экономиста дает основание полагать, что уступки, на которые Горчаков и Брок пошли на переговорах с Морни, не только не причинили ущерба торговым интересам России, но, наоборот, сыграли стимулирующую роль в ее экономическом развитии.

Сам Горчаков был убежден, что торговый договор, выработанный на основе отредактированного французского проекта, был «составлен в духе благоприятствующем развитию дружественных и коммерческих сношений обеих держав»[204]204
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Отчет МИД за 1857 г. Д. 41. Л. 238 об.


[Закрыть]. Что касается графа де Морни, то он, по мнению публикатора его переписки, «обнаружил на этих переговорах выдающиеся качества делового человека и сумел добиться для Франции самых выгодных условий»[205]205
  Моту, Due de. Op. cit. P. 197–198.


[Закрыть].

14 июня (2-го по ст. ст.) 1857 г. Горчаков и Брок, от имени России, и Морни, от имени Франции, подписали согласованный текст трактата о торговле и мореплавании сроком на 6 лет, с возможностью его продления.

21 июня того же года, после его ратификации Александром II и Наполеоном III, договор вступил в законную силу.

В отчете МИД за 1857 г., представленном на высочайшее рассмотрение, князь Горчаков следующим образом определил основные положения заключенного договора:

«1. Отменены ограничения, существовавшие в трактате 4/16 сентября 1846 года, на основании коих суда и грузы одного из договаривающихся государств, приходившие в другие государства из отечественных портов Средиземного, Черного и Азовского морей, должны были платить возвышенные сборы.

Означенные ограничения оказывались весьма стеснительными для нашей Черноморской отпускной торговли, и отмена оных составляет весьма важную уступку, которая будет иметь благодетельное влияние на развитие сей торговли, тесно связанной с благосостоянием земледелия и скотоводства в южной полосе России.

2. Французские суда и товары уравнены у нас с туземными по платежу всяких сборов и пошлин, как при прямом, так и непрямом плавании, а российским судам и грузам дарованы во Франции все те преимущества, какие допускаются или будут впредь допущены в этом отношении ее законодательством и условиями с другими государствами.

3. В вознаграждение за большие выгоды, предоставленные Франции касательно непрямого плавания, Россия приобрела особые права по торговле во французских колониях и алжирских портах, а равно в пользу судов Русского Общества Пароходства и Торговли.

4. Обоюдным подданным разрешено во Франции и России нанимать в городах дома, лавки и земли, а равно владеть таковыми наравне с туземными.

5. Приняты меры к преследованию в обоих государствах подделки фабричных знаков, прилагаемых к некоторым товарам для доказательства их происхождения.

6. Обе договаривающиеся стороны представили себе определить особой конвенцией способы для взаимного обеспечения литературной и художественной собственности»[206]206
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Отчет МИД за 1857 г. Д. 41. Л. 239–240.


[Закрыть].

Русско-французский договор о торговле и мореплавании состоял из 24 основных статей и 3 дополнительных («отдельных»)[207]207
  Полный текст договора см.: Мартенс Ф. Указ. соч. Т. XV. С. 337–356.


[Закрыть].

Первая статья провозгласила «полную и совершенную свободу торговли и мореплавания» для судов и подданных двух стран во всех портах, открытых для иностранных судов. Русским подданным по Франции и французским – в России взаимно предоставлялась «совершенная свобода въезда, странствования или пребывания в какой бы то ни было части обоюдных владений для отправления своих дел». При этом они получали личную и имущественную защиту на равных правах с «туземными подданными». Русским во Франции и французам в России было предоставлено право «нанимать в городах и портах: дома, магазины, лавки и земли, в которых встретится надобность, или владеть таковыми, не подвергаясь за это никаким иным общим или местным сборам, налогам или повинностям, кроме тех, которым подвергаются или впредь подвергаемы будут туземные подданные». Одновременно в 1-й статье делалась оговорка, что предоставленные свободы и льготы «не изменяют ни в чем особенных законов, предписаний и правил относительно торговли, промышленности и полиции, действующих в обоих государствах и применимых ко всем вообще иностранцам». Эта оговорка, включенная в текст договора по инициативе русской стороны, призвана была избежать противоречий с внутренним законодательством – более строгим в России, нежели во Франции.

Вторая статья взаимно освобождала подданных России и Франции от несения военной или гражданской службы в стране пребывания.

Третья статья договора определяла, что французские и русские торговые суда при входе и выходе из портов обоих государств, а также за время пребывания там, не должны платить никаких дополнительных сборов, кроме тех, которыми облагаются «туземные суда, приходящие из тех же мест или имеющие то же назначение».

Статьи 4-9-я регламентировали порядок пребывания торговых судов двух стран в портах и гаванях России и Франции, а статья 10-я гласила, что предыдущие постановления «не должны распространяться на прибрежное или каботажное судоходство каждого из обоих государств, каковое судоходство исключительно предоставляется национальному флагу».

Последующие статьи (11-я, 12-я и 13-я) определяли равенство торговых прав и привилегий, предоставляемых двумя сторонами на обоюдной основе. «Во всем, что касается таможенных и мореплавательных пошлин, – гласила статья 14-я, – обе высокие договаривающиеся стороны взаимно обещаются не предоставлять никакому другому государству никакой привилегии и никаких льгот или преимуществ, которые не были бы немедленно распространены и на обоюдных подданных их, в случае безвозмездной уступки – безвозмездно, а при условной – с заменою».

Статьи 15-20-я договора устанавливали правила работы генеральных консулов, консулов, вице-консулов и консульских агентов в городах и портах двух стран. Этим представителям, на которых возлагалась ответственность за обеспечение правовых условий двусторонней торговли, давались все прерогативы, характерные для режима «наиболее благоприятствуемых наций». Власти на местах обязывались оказывать консульским работникам всю необходимую правовую поддержку.

Статья 21-я распространяла действие договора на все суда, плавающие под российским флагом, включая те, которые принадлежат Великому Княжеству Финляндскому, «составляющему нераздельную часть

Российской Империи». Данная статья была включена в текст договора по настоянию Горчакова и Брока, что не вызвало возражений со стороны Морни.

Статья 22-я была посвящена целям совместной борьбы с контрафактной продукцией. «Высокие договаривающиеся стороны, желая упрочить в своих владениях полное и действительное покровительство мануфактурной промышленности обоюдных своих подданных, – говорилось в этой статье, – согласились, чтобы всякая подделка в одном из обоих государств фабричных знаков, прилагаемых в другом государстве к некоторым товарам, для доказательства их происхождения и качества, будет строго воспрещена и преследуема, и что по поводу оной лица, понесшие убыток, будут иметь право отыскивать вознаграждения в судебных местах той страны, где подделка будет доказана.

Фабричные знаки, коих принадлежность подданные одного из обоих государств пожелают удержать за собою в другом государстве, должны быть исключительно представляемы – именно: знаки российского происхождения в Париже, в Канцелярию Сенского Суда, а знаки французского происхождения в С.-Петербурге, в Департамент Мануфактур и Внутренней Торговли».

В статье 23-й договора Россия и Франция брали на себя обязательство «определить особой конвенцией способы для взаимного обеспечения литературной и художественной собственности в их обоюдных государствах».[208]208
  Такая конвенция будет подписана князем А.М. Горчаковым и послом Франции в Петербурге герцогом де Монтебелло 6 апреля 1861 г. Текст конвенции см.: Мартенс Ф. Указ соч. Т. XV. С. 388–397.


[Закрыть]

Заключительная, 24-я статья определяла порядок ратификации договора, действие которого предусматривалось сроком на шесть лет с возможностью его ежегодного продления до тех пор, пока одна из договаривающихся сторон «не объявит другой, но за год вперед, о намерении своем прекратить действие трактата».

В договор были включены три отдельные статьи. Одна оговаривала особые торговые отношения, существующие у России со Швецией и Норвегией, а у Франции – с Бельгией, Нидерландами и Сардинией. Другая статья определяла традиционные льготы и привилегии Российско-Американской Компании, «береговых жителей» Архангельской губернии, живущих и торгующих продуктами рыболовства, звероводства и земледелия, а также английским и нидерландским компаниям в России, «известным под названием Яхт-Клубов». Со своей стороны, Россия признавала аналогичные льготы и привилегии французской прибрежной морской рыбной ловли, а также льготы, предоставленные испанским рыбакам законом от 12 декабря 1790 г. Наконец, третья дополнительная статья подтверждала полную юрисдикцию всех трех «отдельных» статей, подлежащих одновременной ратификации, наравне с основными.

Заключение договора будет иметь следствием оживление русско-французской торговли, осуществлявшейся преимущественно морским путем – из Петербурга или Архангельска, через Балтийское, Белое и Северное моря, а также – через Черное и Средиземное моря. Конечными пунктами следования торговых судов из России во Францию были порты Бордо, Гавра, Руана, Марселя и Тулона. Французские суда с товарами для России направлялись в основном в Петербург, Ригу и Одессу.

В год подписания договора (1857) за период навигации в порт Бордо прибыло 9 русских торговых судов, преимущественно с зерном и лесом из Финляндии. Обратно они загружались в основном знаменитыми бордоскими винами[209]209
  Этот показатель выглядел более чем скромно в сравнении с другими торговыми партнерами Франции. Тогда же, в 1857 г., в Бордо побывали 366 английских торговых судов, 84 – норвежских, 63 – североамериканских, 42 – испанских, 19 – шведских. При этом следует, конечно, учитывать, что это был первый мирный год, последовавший за Крымской войной, когда все торговые контакты России и Франции были полностью прерваны. // АВПРИ. Ф. 155. Внутренние хозяйственные дела. 1–1. Оп. 259. 1858 г. Д. 1/10. Л. 7.


[Закрыть]. В последующие годы русско-французская торговля на атлантическом направлении заметно оживилась. Так, 1859 г. порт Гавра посетили 22 русских торговых судна. Общая стоимость доставленных ими товаров оценивалась в 6 084 600 фр. Стоимость товаров, вывезенных в том же году из Гавра в Россию, оценивалась в 15 753 000 фр. [210]210
  По данным, сообщенным 6/18 февраля 1860 г. российским консулом в Гавре и Руане товарищу министра иностранных дел И.М. Толстому. // Там же. Оп. 261. 1860 г. Д. 1/4. Л. 11 об.


[Закрыть] Очевидная несбалансированность экспорта и импорта в пользу Франции была характерна для русско-французской торговли в целом.

Наиболее посещаемым русскими торговыми судами французским портом был Марсель. В навигацию 1858 г. туда прибыли 48 судов из России с грузом, оцениваемым в 9 258 ластов, а в 1859 г. – уже 54 судна грузоподъемностью в 11 410 ластов. В том же, 1859 г., порт Тулона принял 7 судов из России[211]211
  По докладу в Департамент внутренних сношений МИД генерального консула России во французских средиземноморских портах от 19/31 января 1860 г. // Там же. Л. 4.


[Закрыть].

Первой статьей русского импорта во Францию и после подписания торгового договора оставалось зерно. На втором месте – строительный лес. Возрос вывоз шерсти. Столь же традиционной была и структура французского экспорта в Россию – вина, парфюмерия и косметика, галантерея.