Текст книги "Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870)."

15 июля при личной встрече Горчаков уведомил Бодена о назначении Киселева, но попросил держать эту новость в секрете до публикации высочайшего указа. Министр отметил выдающиеся способности Киселева как крупного государственного и военного деятеля. Он особо подчеркнул его близость к императору Александру, который просил нового посла повременить с отъездом в Париж, чтобы принять участие в предстоящей в Москве коронации[233]233
  Ibid. Fol. 42–44. Депеша Бодена от 15 июля 1856 г. На коронационных торжествах Александр II лично представит Киселева прибывшему из Парижа в качестве чрезвычайного и полномочного посла графу Огюсту де Мории. – П.Ч.


[Закрыть].

А 16 июля из парижского посольства пришла шифрованная телеграмма от Бруннова. В ней говорилось: «Император [Наполеон] благосклонно встретил это назначение и выразил надежду, что брат бывшего посланника [Н.Д. Киселева] продолжит ту новую политику, основы которой так удачно заложил граф Орлов и которая продолжается до сих пор»[234]234
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1856 г. Д. 149. Л. 266.


[Закрыть]. На следующий день в парижской правительственной газете «Монитёр» появилась информация о назначении графа Киселева чрезвычайным и полномочным послом во Франции.

2 октября 1856 г. Павел Дмитриевич отправился к новому месту службы. А несколькими днями ранее, опережая приезд посла, в Париж был направлен курьер с личным письмом императора Александра к Наполеону III. «Сир, брат мой, – писал Александр, – я не хочу направлять посла Вашему Императорскому Величеству, не удостоверившись, что это именно тот человек, который сможет полностью завоевать Ваше расположение. Граф Киселев будет надежным и верным выразителем моих чувств и мыслей, рассказывая Вам о том, как я верю в преданность Вашей дружбы и как я надеюсь на то, что отношения между нашими империями будут укрепляться и дальше»[235]235
  Письмо от 29 сентября 1856 г. // «Европа пережила неспокойные времена». Переписка императоров Александра II и Наполеона III. 1856–1867 гг. Публикация и перевод документов Л.А. Пуховой // Исторический архив. 2007. № 6. С. 156.


[Закрыть].

26 октября 1856 г., «немного уставшим», как сообщал Бруннов, граф Киселев прибыл в Париж, и уже на следующий день приступил к своим обязанностям. Вскоре он получит личное письмо от князя Горчакова, в котором среди прочего говорилось: «Мы имеем на самом важном для нашей дипломатии посту такого представителя Императора, о котором можно было только мечтать» [236]236
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1856 г. Д. 154. Л. 450.


[Закрыть].

Перед отъездом Киселев получил от Горчакова две инструкции, которыми он должен был руководствоваться в своей дипломатической деятельности. Первая инструкции носила общий характер. В ней определялись основные принципы и цели внешней политики Александра II, как в целом, так и в отношении Франции[237]237
  Полный текст инструкции см.: Там же. Д. 153. Л. 117–136 об.


[Закрыть]. И в том, и в другом случаях эти принципы и цели существенно отличались от политики предыдущего царствования.

Основополагающим принципом внешней политики России объявлялось следование решениям Венского конгресса 1815 г. В особенности подчеркивалась необходимость противодействия любым «подрывным попыткам» нарушить сложившийся в Европе порядок, долгое время обеспечивавшийся стараниями государств Священного союза.

В то же время из полученной Киселевым инструкции следовало, что Россия должна руководствоваться новыми реалиями, отбросив былые предубеждения. Прежде всего, это касалось Франции, где, вопреки запрету Венского конгресса, к власти вернулась династия Бонапартов. Такова реальность, говорилось в инструкции, и насущные интересы России требуют установления «прочного союза с Францией, который предоставил бы России такие гарантии, коих мы не получили от союзов, определявших до сих пор нашу политику». Здесь содержался явный намек на предательскую позицию Австрии и двусмысленное поведение Пруссии в ходе Крымской войны.

В отношении Франции следует отбросить династические предубеждения, говорилось в инструкции, и иметь дело с тем правительством, которое сейчас находится там у власти. «Нам важно установить с Францией добрые отношения на постоянной основе, добиваться самого тесного согласия с ней». Именно из этого должен исходить в своей деятельности новый посол, подчеркнул князь Горчаков, составитель инструкции. «Таков приказ императора, которому вы должны следовать, и такова цель вашей миссии. А средства, которыми вы будете руководствоваться в достижении этой цели, будут зависеть от конкретных обстоятельств и от ваших талантов. Император очень на вас рассчитывает», – завершал свою мысль Горчаков.

Вместе с тем инструкция предписывала Киселеву осторожную линию поведения. «Император считает, что по отношению к Луи-Наполеону мы не должны делать не слишком много, но и не слишком мало. Слишком много означает возможность нашего невольного вовлечения в такие действия, из которых мы не извлечем никакой пользы, но которые могут ущемлять наши интересы. Слишком мало означало бы разочаровать столь влиятельного государя, побудив его искать другую опору, которую он не нашел у нас».

Киселеву поручалось внимательно и всесторонне изучать характер и образ мыслей Наполеона III. Судя по первоначальным наблюдениям, писал Горчаков, император французов полагает, что сближение с Россией может дать Франции большие преимущества в европейской политике. Необходимо поддерживать и укреплять его в этом убеждении, но при этом не связывать Россию никакими формальными обязательствами перед ним, поскольку нельзя исключать того, что Наполеон способен встать на путь «авантюристичной политики, предполагающей территориальные завоевания». Последние два слова в тексте инструкции были подчеркнуты Горчаковым.

Наполеону следует внушить, что император Александр весьма ценит его лично, как и отношения с Францией, но при этом желает сохранить полную свободу действий.

В качестве первоочередных задач, стоящих перед новым послом, инструкция выделяла необходимость самого активного участия Киселева в переговорах по исполнению условий Парижского договора 1856 г., в особенности в том, что касалось делимитации границы в Бессарабии и в определении будущего политического устройства Дунайских княжеств. Киселев должен постараться заручиться здесь благожелательным содействием Франции, чтобы ослабить или даже нейтрализовать антироссийскую политику Англии и Австрии.

Таковы были основные положения первой инструкции, полученной Киселевым перед отъездом в Париж. «Нельзя не видеть в приведенной инструкции решительный отказ от всех политических принципов, которыми руководствовалась русская внешняя политика в продолжение долгого царствования императора Николая I, – писал по этому поводу профессор Ф.Ф. Мартенс, публикатор документов по истории русско-французских отношений. – Все традиции Священного союза окончательно брошены за борт и вся систематическая враждебность к правительствам революционного происхождения оставлена, как излишняя обуза и опасное орудие. На таких новых основаниях действительно могли возникнуть новые политические комбинации, и при таких разумных условиях государственный ум мог проявлять себя свободно и разумно. Вот почему союз с Францией явился сам собою основой будущих политических комбинаций…»[238]238
  Мартенс Ф. Собрание Трактатов и Конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Т. XV. Трактаты с Франциею. 1822–1906. СПб., 1909. С. 298.


[Закрыть]

Наряду с основной инструкцией, Киселев получил и дополнительную, датированную тем же числом, 26 июля 1856 г. [239]239
  Полный текст этой инструкции см.: АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1856 г. Д. 153. Л. 187–198 об.


[Закрыть] В ней уточнялись и дополнялись некоторые положения, сформулированные в предыдущем документе. Горчаков еще раз подчеркнул важность налаживания доверительных отношений с императором французов, не преминув отметить, что «на протяжении долгих лет Россия осознанно держалась в отношении Франции политики холодной сдержанности». К сожалению, констатировал министр иностранных дел, падение в 1848 г. правившей с 1830 г. Орлеанской династии, не привело к сближению двух стран, хотя с давних пор между их народами существовали естественные симпатии. Лишь с окончанием Крымской войны эти взаимные симпатии получили возможность воплотиться в реальной политике.

Главная забота Наполеона III, по мнению Горчакова, состоит в том, чтобы «укрепить свою династию», обеспечив величие Франции, что в равной мере способно принести удовлетворение как его собственному самолюбию, так и чувству национального достоинства французского народа. Он желает превратить Францию в самое мощное государство на европейском континенте. Наполеон унаследовал от Луи-Филиппа курс на согласие с Англией, но никто не может поручиться, что однажды это согласие не даст трещину под действием глубинных противоречий между двумя союзниками. Не случайно, развивал свою мысль Горчаков, Наполеон желает установить такое же согласие с Россией. Оно необходимо ему как для придания большей устойчивости его внешней политики, так и укрепления его положения внутри собственной страны. Все это должен учитывать граф Киселев в переговорах с императором Наполеоном и его министрами.

Весьма желательно было бы добиваться ослабления франко-английского союза, а также изоляции Австрии. В отношении последней Киселеву предписывалось дать понять императору французов, что если однажды он вознамерится приступить к осуществлению своих давних планов в Северной Италии, то может рассчитывать на понимание России. Даже если Франции придется по этому поводу вступить в войну с Австрией, Россия мешать ей не станет. Во всяком случае, Вена не сможет, как в былые времена, рассчитывать на какую бы то ни было поддержку Петербурга.

Другое дело – франко-германские границы. Попытка Франции восстановить старую границу по Рейну неизбежно натолкнется на противодействие Пруссии. «Мы не оставим Пруссию, если ее территория окажется под угрозой», – предупреждал Горчаков. В случае нежелательного возникновения конфликтной ситуации по этому вопросу Россия будет готова предложить свои посреднические услуги, но дальше этого не пойдет. В Париже должны осознавать опасность притязаний на рейнскую границу.

Резюмируя новые внешнеполитические устремления России, князь Горчаков констатировал: «Твердое намерение нашего августейшего государя заключается в том, чтобы употреблять силы России в пользу русских интересов». Таковы были установки, которыми должен был руководствоваться в своей деятельности в Париже граф Киселев.

Устроившись на новом месте, посол 30 октября нанес визит министру иностранных дел графу Валевскому, о благожелательном отношении которого к России ему неоднократно говорили и Горчаков, и Орлов, тесно общавшийся с Валевским на Парижском конгрессе. Его продолжительная беседа с французским министром подтвердила приверженность Валевского к сближению с Россией. Содержание этой беседы Киселев подробно изложил в депеше от 2 ноября[240]240
  Там же. Д. 151. Л. 96-102 об.


[Закрыть].

Разговор начался с взаимного обмена любезностями и заверений в искренней расположенности двух императоров к сотрудничеству. Валевский не преминул напомнить о неоценимом вкладе графа Орлова и барона Бруннова в благополучное завершение мирного конгресса и выразил надежду, что и с графом Киселевым у него сложатся такие же доверительные отношения, как с его предшественниками.

Со своей стороны, Киселев заявил, что намерен в полной мере исполнить поручение своего императора о развитии самого тесного сотрудничества с Францией. Союз двух наших стран, подчеркнул он, станет гарантией прочного мира в Европе, что отвечает всеобщим интересам.

Затем французский министр и русский посол перешли к рассмотрению текущих проблем европейской политики, вставших на повестку дня после завершения Парижского конгресса. Первоочередным вопросом было разграничение в Дунайских княжествах, в особенности, в так называемом «деле Болграда». Валевский и Киселев наметили возможности двустороннего взаимодействия по скорейшему решению этого спорного вопроса. Киселев откровенно сказал, что в Петербурге очень рассчитывают на благожелательное посредничество Франции в преодолении сопротивления Австрии и Англии, не желающих идти здесь на уступки России[241]241
  Параллельно этот вопрос Горчаков обсуждал в Петербурге с послом Франции графом де Морни.


[Закрыть]. Валевский пообещал, что, со своей стороны, сделает все возможное, чтобы помочь развязать этот узел противоречий.

Следующим вопросом обсуждения стало так называемое «дело Невшателя» [242]242
  «Дело Невшателя» – эпизод затяжного прусско-швейцарского конфликта, возникшего в результате восстания в марте 1848 г., свергнувшего власть короля Пруссии в кантоне Невшатель, где была провозглашена республика. Местные монархисты, поощряемые Пруссией, с этим не согласились, и в сентябре 1856 г. подняли мятеж, который был подавлен. Пруссия под угрозой объявления войны предъявила ультиматум республиканским властям, требуя освободить арестованных мятежников. Франция рассчитывала на то, что Россия, находившаяся в близких отношениях с берлинским двором, поможет остудить воинственный пыл Фридриха-Вильгельма и предотвратить прусскую интервенцию. Этот расчет оправдался, и войны удалось избежать после достижения компромисса, предложенного Наполеоном III. Союзный сейм Швейцарии освободил арестованных мятежников, а Фридрих-Вильгельм, по настоятельному совету Александра II, вынужден был в мае 1857 г. согласиться с независимостью Невшателя. Созванная позднее международная конференция признает Невшатель неотъемлемой частью Швейцарской конфедерации. См.: Charles-Roux F. Alexandre II, Gortchakoff et Napoléon III. 2-me ed. P., 1913. P. 206–207.


[Закрыть]. Когда Валевский поинтересовался, какова позиция России в отношении воинственного поведения Пруссии, Киселев откровенно ответил: «Его Величество не обсуждал со мной этот вопрос»[243]243
  АВПРИ. Ф. 133. On. 469. 1856 г. Д. 151. JI. 98 об. И это было правдой. Переговоры по «делу Невшателя» велись в Петербурге между Горчаковым и Морни, и именно там была достигнута взаимная договоренность о недопущении войны в Швейцарии – П.Ч.


[Закрыть]. Валевский ограничился замечанием о том, что «Франция, как соседняя [с Швейцарией] держава, желала бы положить конец имеющим место разногласиям»[244]244
  Там же. Л. 99.


[Закрыть].

Другой темой обсуждения стала проблема Неаполя и Греции. В первом случае речь шла об угрозе англо-французской военной операции против Неаполя, где правил Фердинанд II, представитель династии Бурбонов, возвращенных к власти по решению Венского конгресса. Его деспотическое правление, провоцировавшее неоднократные восстания, которые подавлялись с неизменной жестокостью, давно беспокоило Лондон и Париж. Однако все их попытки образумить короля терпели неудачу, что побудило Англию и Францию отозвать своих дипломатических представителей из Неаполя. Англия пошла еще дальше. В район Неаполитанского залива была направлена британская эскадра. Ожидался подход и французских кораблей из Тулона.

Все это беспокоило Петербург, усматривавший в действиях Англии и Франции посягательство на решения Венского конгресса, создавшего на юге Италии Королевство Обеих Сицилий. Во всяком случае, Александр II и его министр иностранных дел желали бы предостеречь Францию от участия в свержении Фердинанда II. Именно эту мысль графу Киселеву поручено было донести до сведения Наполеона III. В ответ Валевский подтвердил, что «безрассудное поведение» неаполитанского короля вызывает в Тюильри самую серьезную обеспокоенность, но при этом император французов не планирует никаких военных операций против Неаполя. «Но разве флот, базирующийся в Тулоне, не собирается выйти оттуда, как сообщают газеты?» – спросил у министра Киселев, на что Валевский ответил: «Вовсе нет! Наша средиземноморская эскадра останется в Тулоне». Затем французский министр выразил удивление чрезмерной озабоченностью России проблемой Неаполя, находящегося так далеко от сферы ее непосредственных интересов. И вообще, этот вопрос не стоит того, чтобы омрачать добрые отношения, складывающиеся между нашими странами, добавил Валевский[245]245
  Там же. Л. 99 об-100.


[Закрыть].

Киселев поставил вопрос и о продолжающейся австрийской оккупации Дунайских княжеств, что противоречит условиям Парижского мирного договора. При этом, заметил посол, Австрия ведет себя так при полной поддержке Англии. Валевский ответил, что ему трудно понять мотивы их действий, но «в любом случае мы твердо дали понять Англии, что если она намерена возобновить войну, то эту партию они сыграют без нас» [246]246
  Там же. Л. 101.


[Закрыть].

Последняя тема, обсужденная на встрече Киселева с Валевским, касалась Греции, которая и по окончании Крымской войны продолжала находиться под англо-французской оккупацией. Киселев напомнил, что на Парижском конгрессе Валевский и английский представитель лорд Кларендон обещали вывести свои войска и флот из Греции, как только там нормализуется внутреннее положение, осложненное острым экономическим кризисом и последствиями землетрясения 1853 г. Пока же, заметил Валевский, условия для этого не созрели, но Франция твердо намерена выполнить данные обещания. Что касается Англии, то, как напомнил французский министр, у нее есть специфические интересы в Греции[247]247
  Имеется в виду вопрос об Ионических островах, переданных под британское управление еще Венским конгрессом в 1815 г. Греция, поддерживаемая Россией, постоянно выдвигала требование о возвращении этих островов под свою юрисдикцию. Англо-греческий спор по этому вопросу затянется до 1864 г., когда Ионические острова, наконец, будут присоединены к Греции.


[Закрыть]. Со своей стороны, и Киселев не преминул напомнить о том постоянном внимании, с которым в Петербурге всегда относились к греческим делам.

Резюмируя состоявшуюся беседу с Валевским, посол писал Горчакову: «По всем пунктам, как вы можете видеть, намерения французского кабинета вполне отвечают нашим пожеланиям. Будут ли его действия таковыми же? Быть может, моя предстоящая встреча с императором [Наполеоном] позволит мне пролить дополнительный свет на этот пока еще неясный вопрос»[248]248
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1856 г. Д. 151. Л. 102–102 об.


[Закрыть].

Первую, неофициальную аудиенцию Наполеон III дал графу Киселеву 4 ноября. Она состоялась в Компьене, одной из загородных императорских резиденций, куда П.Д. Киселев прибыл в сопровождении Ф.И. Бруннова. Разговор, происходивший в рабочем кабинете императора, начался с обычного в таких случаях обмена любезностями[249]249
  Отчет Киселева о первой аудиенции у Наполеона см.: Там же. Л. 130–135 об.


[Закрыть]. Наполеон был подчеркнуто радушен и предупредителен к своим гостям, подробно расспрашивал о новостях из Петербурга, об императоре Александре и императрице Марии. Потом незаметно перешли к политическим делам. Предупреждая возможный вопрос Киселева, Наполеон сам заговорил о своей озабоченности ситуацией в Дунайских княжествах и спорах вокруг Болграда. Не вступая в дискуссию, император поспешил заверить русских дипломатов в намерении добиться скорейшего решения этой проблемы в удовлетворительном для России смысле. При этом Киселев отметил в отчете Горчакову, что Наполеон в данном случае «адресовался скорее к Бруннову, нежели ко мне»[250]250
  Дело в том, что именно Бруннов представлял Россию на Парижской конференции по разграничению в Дунайских княжествах. Тем не менее, уточнение, сделанное Киселевым, свидетельствовало о его недовольстве двойным представительством России в Париже. В дальнейшем, как мы увидим, это недовольство будет только нарастать. – П.Ч.


[Закрыть].

Явно желая уйти от этой темы, император поинтересовался мнением Киселева о Париже, где тот давно не бывал. Посол ответил, что восхищен теми изменениями, которые претерпел город. Выслушав его, Наполеон вспомнил, что приближается время завтрака, в котором примет участие и императрица Евгения. За столом посла посадили между императрицей и ее компаньонкой, маркизой де Вилламарина, «маленькой, живой и красивой женщиной», не оставлявшей его, как писал Киселев, своим вниманием. Здесь же находилась и принцесса Матильда, двоюродная сестра императора, в прошлом – супруга известного богача и крупного мецената графа Анатолия Демидова, получившая после развода с ним приличный пансион. После окончания завтрака Киселев и Матильда о чем-то оживленно беседовали, пока император не предложил послу продолжить прерванный завтраком разговор, пригласив его вернуться в свой кабинет.

«Вы видите, – начал Наполеон, – несмотря на мою добрую волю и желание покончить с этим делом [Болград] к удовольствию императора [Александра], я нахожусь в затруднительном положении. Будучи соседом Англии, я должен как старый союзник считаться с ней. Не могли бы мы втроем договориться? Мы бы господствовали в Европе!»[251]251
  Эти слова в тексте донесения Киселева были подчеркнуты, по-видимому, рукой Горчакова. – П.Ч.


[Закрыть].

«И в мире, сир!», – добавил Киселев, и продолжил – «Это могло бы быть хорошо для мира, если б только было осуществимо. Но я возьму на себя смелость усомниться в такой возможности».

«О, – живо отреагировал Наполеон, – я говорю об этом только для того, чтобы показать вам, как неустанно я ищу выход. Подождите, может быть…, после чего император выразил надежду на скорую встречу в Париже, а потом и в Фонтенбло, куда он желает пригласить графа Киселева провести несколько дней в своем обществе.

Распрощавшись с графом, Наполеон поспешил к ожидавшей его императрице, с которой они должны были отправиться на охоту.

Состоявшийся разговор убедил Киселева в настойчивом желании императора французов совместить сближение с Россией с сохранением союза с Англией, о чем он и написал в своем отчете в Петербург. Внимательно изучив его, Александр II сделал на полях карандашную запись: «Тройственный союз с Англией – такой, как она есть – невозможен» [252]252
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1856 г. Д. 151. Л. 130.


[Закрыть].

В то время идея тройственного союза безраздельно овладела сознанием Наполеона. Его посол в Петербурге граф де Мории получал многократные указания обсуждать эту тему с Горчаковым, а при всяком удобном случае – и с императором Александром.

Сам он, несмотря на очевидный скептицизм Петербурга в этом вопросе, о чем ему неоднократно сообщал Мории, настойчиво продолжал поднимать эту тему в последующих разговорах с Киселевым, который сделал из этого один совершенно определенный вывод: Наполеон никогда не пожертвует английским союзом ради России, как бы ни был он искренен в желании тесно взаимодействовать с ней.

Через несколько дней после неофициальной аудиенции император вновь пригласил Киселева в Компьен, где возобновил разговор о тройственном союзе. Поймите, убеждал он русского посла, в Европе есть только три по-настоящему великие державы. Россия и Франция доминируют на континенте, а Англия безраздельно господствует в морях. Совершенно очевидна необходимость их соединения для решения всех вопросов, интересующих Старый свет. Нет смысла отрицать, продолжал он, что политика напоминает торговую сделку. Рано или поздно, карту Европы придется перекраивать. Так лучше это делать в согласии трех ведущих держав. Правда, Наполеон воздержался от разъяснения того, как конкретно ему представляется карта будущей Европы.

Киселев все это внимательно выслушал, но возражать не стал, лишь задал несколько уточняющих вопросов, а по возвращении составил подробный отчет в Петербург (депеша от 12 ноября 1856 г.), приложив к нему записку с изложением собственного взгляда на наполеоновский проект тройственного союза[253]253
  См. Мартенс Ф. Указ. соч. Т. XV. С. 301–303.


[Закрыть].

Главный вывод Киселева – тройственный союз представил бы собой «острое оружие, рукоять которого не будет в руках России». Другой вывод – никто достоверно не знает, как именно Наполеон намерен перекроить карту Европы. Можно догадываться лишь о некоторых деталях этого плана, в частности, относительно Северной Италии. Скорее всего, Наполеон попытался бы компенсировать итальянские потери Австрии уступкой ей Дунайских княжеств. Принципиально важным для России является подход Наполеона к судьбе Польши. Что он задумал в этом отношении? Бог его знает.

Еще один вопрос, представляющий жизненный интерес для России – какова роль Турции в наполеоновских планах европейского переустройства? По мнению Киселева, не в интересах России, как в настоящее время, так и на ближайшее будущее участвовать в разрушении Оттоманской Порты. На этом месте записки Киселева сохранились две лаконичные пометы, сделанные его адресатами. «Очень верно», – написал Александр II. «Именно это я всегда говорил», – добавил Горчаков.

Как полагал Киселев, Наполеон попытается начать с Италии или с Турции, а затем приступит к решению «польского вопроса». «Это не невозможно», – написал на полях император. Франция может попытаться предложить России за Польшу какую-то компенсацию, которая, впрочем, ни в каком случае не может быть эквивалентной. «Я в этом сомневаюсь», – отреагировал Горчаков на полях записки.

При таком раскладе, констатировал Киселев, Россия, ослабленная последней войной, вынуждена будет «играть роль или сообщника [Наполеона], или оставаться в дураках». Горчаков подчеркнул последние два слова и записал: «Мы все сделаем, чтобы этого не случилось».

Таким образом, делал вывод граф Киселев, в предлагаемом Наполеоном тройственном союзе Россия не получит ни первой, ни даже второй роли, а обречена быть лишь младшим пособником Парижа и Лондона.

Это очевидная ловушка, в которую Россия ни в коем случае не должна попасть. Именно поэтому она не может брать на себя никаких обязательств по отношению к планам Наполеона, хотя и не станет ему мешать. Единственно, где она решительно заявит о своих интересах – это Восток, и с этим Франции придется считаться. «Да», – отметил на полях император.

Посол считал необходимым продолжать внушать Наполеону полную расположенность России к тесному двустороннему союзу с Францией. В том, что касается Англии, то сближение с ней невозможно по причине ее застарелой и последовательно антироссийской политики. Именно эту мысль следует внушить императору французов, и он должен будет оценить нашу искренность, полагал Киселев. Горчаков отреагировал на этот пассаж несколько ироничной пометой на полях: «На этот счет гр. Киселев – лучший судья».

Свою общую оценку записки Киселева Александр II сформулировал следующим образом: «Записка заслуживает всего нашего внимания. Ответы из Парижа, которые мы ждем, нам покажут, насколько мы можем идти в смысле последней комбинации Киселева».

Что касается Горчакова, то он не был столь непримирим в отношении тройственного союза, как Киселев, и не разделял мнения последнего о том, что речь идет лишь об уловке со стороны Наполеона. Горчаков в принципе даже и не возражал бы против присоединения России к франко-британскому союзу, но для этого Англия предварительно должна положить конец своей антироссийской политике. Свою позицию по поводу Англии министр иностранных дел сформулировал в письме Киселеву от 15 ноября 1856 г. Подтвердив, что императорский кабинет проявляет самую строгую бдительность в отношении британской политики, Горчаков вместе с тем отметил: «Государь полагает, что сохраняя вполне свою проницательность и хорошую память об уроках прошлого, мы можем показать вид вступления в этот союз и, в случае надобности, даже его заключить». Министр добавил, что каждый раз, как Мории спрашивает его о тройственном союзе, он ему постоянно отвечает: «Почему нет? Мы очень рады будем, но на каких основаниях?»[254]254
  Там же. С. 303.


[Закрыть].

Поскольку сент-джеймский кабинет не намеревался менять привычный внешнеполитический курс, да и навязчивая мысль Наполеона III о тройственном союзе представлялась ему сомнительной и даже опасной, идея этого союза вскоре была оставлена самим ее инициатором.

Вечером 11 ноября граф Киселев был уведомлен о том, что официальная аудиенция с вручением верительных грамот состоится, как и было решено, на следующий день, 12 ноября, но не в Сен-Клу, как первоначально планировалось, а в Париже, во дворце Тюильри. В полдень, 12 ноября, к зданию русского посольства подкатили три дворцовые кареты. В одной из них находились вводитель послов Фёйе де Конш и помощник главного церемониймейстера тюильрийского двора. Здесь их уже ожидали. Согласно протоколу, в первой карете разместились советник русского посольства В.П. Балабин и помощник церемониймейстера. Во вторую карету сели граф Киселев и Фёйе де Конш. В третьей, а также в четвертой, принадлежащей послу, устроились секретари и атташе посольства.

Во дворе Тюильри кортеж был встречен батальоном 2-го полка вольтижеров императорской гвардии, выстроившихся по обе стороны центральной аллеи, по которой следовали кареты. У входа во дворец графа Киселева встречал герцог де Камбасерес, главный церемониймейстер императорского двора. Он сопроводил посла и его свиту в Тронный зал, куда в скором времени вышел император Наполеон, мундир которого украшала голубая лента ордена св. Андрея Первозванного. Император, как того требовал протокол, занял свое место перед троном. По обе стороны от него встали обер-камергер двора герцог де Бальзано и граф Валевский[255]255
  Подробное описание церемонии вручения верительных грамот содержится в депеше графа Киселева от 13 ноября 1856 г. // АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1856 г. Д. 151. Л. 138–141.


[Закрыть].

Киселев, как полагалось, сделал три реверанса в сторону императора и, подойдя к нему, произнес короткую речь, опубликованную в тот же вечер в правительственной газете «Монитёр»[256]256
  “Le Moniteur”, 12 novembre 1856. См. приложение к депеше Киселева от 13 ноября. // Там же. Л. 142.


[Закрыть].

«Сир, – сказал граф Киселев, – назначая меня своим послом при особе Вашего Императорского Величества, мой августейший государь, обязал меня приложить все возможные усилия для развития дружеских отношений, объединяющих две наши империи. Я буду бесконечно счастлив, если к окончанию моей миссии я смогу способствовать укреплению союза между Францией и Россией, который дает миру одну из самых долговременных гарантий. От имени моего августейшего государя я имею честь представить Вашему Императорскому Величеству имеющиеся у меня верительные грамоты, и я осмеливаюсь надеется, что Вы, Сир, благосклонно соизволите их принять вместе с моим глубочайшим уважением».

Приняв от посла верительные грамоты, Наполеон произнес короткую ответную речь. «Господин посол, с тех пор как был подписан мирный договор, я постоянно старался, не ослабляя мои старые союзы, смягчить разными средствами все существовавшие предубеждения.

Я с удовольствием узнал, что мой посол в Санкт-Петербурге, вдохновляемый этими же устремлениями, сумел приобрести расположение императора Александра. Такой же прием ожидает здесь и вас. Вы можете в этом не сомневаться, так как, помимо ваших личных заслуг, вы представляете государя, который умеет с таким достоинством и тактом заставить забыть те грустные воспоминания, которые часто оставляет война, и думать только о преимуществах мира, закрепленного отношениями дружбы».

Затем граф Киселев представил императору сотрудников своего посольства – Балабина, Грота, Толстого и Паскевича, а также военного агента полковника Альбединского и его помощника князя Трубецкого. Отдельно императору был представлен вице-адмирал граф Евфимий Васильевич Путятин, находившийся в это время в Париже и причисленный к посольству в качестве военно-морского агента[257]257
  Последние годы жизни прославленный мореплаватель и дипломат проведет в Париже, где умрет в 1883 г.


[Закрыть]. Адмирал был уже известной в Европе личностью, благодаря своим морским путешествиям к берегам Китая, Кореи и Японии.

По окончании аудиенции посол и сопровождавшие его сотрудники откланялись и удалились, сопровождаемые герцогом де Камбасересом. На тех же экипажах все они вернулись в посольскую резиденцию, сопровождаемые почетным эскортом.

Вручение верительных грамот русским послом не прошло мимо внимания французской прессы. Помимо «Монитёр», ограничившейся информационным сообщением на эту тему и воспроизведением выступлений графа Киселева и императора Наполеона, на аудиенцию в Тюильри отреагировали и другие парижские газеты. Среди этих откликов обращал на себя внимание откровенно недружественный по отношению к России комментарий газеты «Сьекль», опубликовавшей и прокомментировавшей лишь речь Наполеона. «Мы не знаем, – отмечалось в редакционном комментарии, – как будут интерпретированы слова императора, сказанные им в ответ на обращение г-на Киселева. Возможно, что сторонников русского союза вполне устроит вежливая форма этой речи. Со своей стороны, мы, приверженцы английского альянса, смотрим глубже, и то, что мы видим, вызывает у нас чувство удовлетворения. Мы понимаем желание императора смягчить различными средствами и благожелательными словами чувство унижения, испытываемое побежденными на Мал аховом кургане, под Инкерманом и при Альма. Нет ничего более естественного в этом великодушном устремлении, свойственном французскому национальному характеру, тем более что эти устремления и вежливые слова не ослабляют старых союзов Франции, и прежде всего, союза двух самых либеральных и самых отважных народов в мире. Особенно важно, когда эти устремления и заверения не мешают неукоснительному исполнению условий Парижского договора теми, кто потерпел поражение. Мы можем только приветствовать, – завершала свой комментарий редакция «Сьекль», – что глава государства использовал первый же, представившийся ему торжественный случай, чтобы подтвердить гарантии английского союза»[258]258
  “Le Siecle”, 14 novembre 1856.


[Закрыть].

Разумеется, эта публикация не осталась незамеченной в русском посольстве. Вырезка из газеты была приложена к очередной депеше, отправленной в Петербург [259]259
  АВПРИ. Ф. 133. On. 469. 1856 г. Д. 151. Л. 554.


[Закрыть].

После аудиенции у Наполеона граф Киселев, как полагалось, нанес визиты некоторым членам императорской фамилии. Первой его приняла в загородной резиденции Сен-Клу императрица Евгения. От барона Бруннова Павел Дмитриевич уже знал о ее большом влиянии на супруга, как и о ее нерасположенности к России и к русским. Поэтому он был предельно бдителен. Однако их вторая встреча (первая состоялась еще 4 ноября в Компьене, куда Киселев неофициально был приглашен Наполеоном) рассеяла эти опасения.

Императрица с самого начала прониклась симпатией к именитому русскому сановнику, выгодно отличавшемуся, в ее глазах, от некоторых сомнительных по происхождению и взглядам лиц из окружения императора. Ей импонировали сдержанные манеры, солидность, основательность и здравый смысл графа Киселева. Очень скоро она станет отдавать ему предпочтение перед другими иностранными послами, наряду, конечно, с папским нунцием и послом Испании.