Текст книги "Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1"

«Если не положить предел низкопоклонству, раболепию перед буржуазной культурой Запада, то к чему все это может привести? Я считаю, что, во-первых, это приведет к тому, что мы с вами не выполним указания, данного товарищем Сталиным в его речи на собрании избирателей, когда он говорил о том, что мы обязаны не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей Родины. Как же мы выполним это указание, которое проходит через наш пятилетний план, если наша интеллигенция будет раболепствовать перед заграницей, если мы будем в открытиях в области науки, техники терять свой приоритет. Безусловно, эту генеральную линию, это указание товарища Сталина мы не выполним при этом. Это должны понять наши хозяйственные руководители, руководители партийных организаций министерств и ведомств.

В письме Центрального Комитета сказано, что это может привести к ослаблению нашего государства и идейно-политическому разложению наименее устойчивых советских граждан. Поэтому и поставлена перед нашей партией задача – развернуть широко и глубоко работу по воспитанию нашей интеллигенции в духе патриотизма с тем, чтобы эта работа проводилась не от случая к случаю, а чтобы она была повседневной, чтобы она была видна на конкретных примерах, на конкретных фактах и т. д. Ведь товарищ Сталин дал указание о том, что мы обязаны сейчас во всей нашей стране – в партийной, в нашей административной, хозяйственной работе, в политической, культурно-просветительской и т. д. развернуть широкую кампанию поднятия патриотизма среди нашего народа. ‹…›

Все считают Суд чести наказанием. Таких криминальных дел, как дело Клюевой и Роскина, быстро мы находить не можем, да и наша задача сводится к тому, чтобы не было этих дел, а чтобы не было этих дел, нужно проводить заседания Суда. Вот как надо делать. Чтобы наши ученые не посылали свои труды за границу, прежде не опубликовав их в нашей стране, мы судим таких людей для того, чтобы предупредить всех остальных. Если мы хотим сохранить секретность, а мы обязаны сохранить секретность в наших учреждениях и министерствах, ударить по болтливости, мы обязаны болтливых людей судить в Судах чести, – пусть остальные учатся»[325]325
  Выступление А. А. Кузнецова на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) при рассмотрении вопроса о мерах, принятых в Министерствах авиационной и электропромышленности по закрытому письму ЦК ВКП(б) о деле профессоров Н. Г. Клюевой и Г. И. Роскина // Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР, 1945–1953. С. 234–235.


[Закрыть].

О масштабах обсуждения «Закрытого письма», проведенного по дополнительному указанию ЦК, говорится в докладной записке Управления по проверке партийных органов ЦК ВКП(б), направленной 9 декабря 1947 г. секретарям ЦК А. А. Жданову и А. А. Кузнецову:

«Обсуждение закрытого письма проведено на собраниях партийных организаций министерств и центральных ведомств Союза ССР и РСФСР, академий, научно-исследовательских учреждений, высших учебных заведений, областных партийных школ и редакций областных, краевых и республиканских газет. Кроме этого, письмо обсуждалось на областных, краевых и республиканских собраниях комсомольского актива и на собраниях партийного актива Вооруженных Сил СССР, войск МВД, МГБ и Министерства путей сообщения по гарнизонам»[326]326
  Закрытое письмо ЦК ВКП(б) о деле профессоров Клюевой и Роскина, 16 июля 1947 г. // Сталин и космополитизм. С. 128. Примеч. 4.


[Закрыть].

Кроме обсуждения этого письма, посвященного самому громкому суду чести, непосредственно сами суды чести прошли в более чем 80 министерствах и ведомствах, в том числе и в ЦК ВКП(б)[327]327
  «Чтобы окончательно растоптать Александрова и заодно очистить аппарат в Управлении пропаганды от его сторонников, Суслов вкупе со ждановской группировкой, к которой он временно примкнул, организовал в ЦК в конце сентября – октябре 1947 г. заседания “суда чести”. Суслов был председательствующим, в президиум избрали Сталина, Жданова, Поскребышева, Попова, Шепилова, Шкирятова и др. Разбирались проступки бывших подчиненных Александрова по Агитпропу ‹…›. В частности, Александрова обвиняли в том, что он в 1943 г. принял на работу Б. Л. Сучкова. В 1947 г. последний, будучи уже директором Государственного издательства иностранной литературы, был арестован как шпион за передачу американцам секретной информации о разработке в СССР атомной бомбы и сведений о послевоенном голоде в Молдавии. ‹…›
  А. А. Кузнецов, выступивший на заседании “суда чести” с докладом, заклеймил Александрова как покровителя политически сомнительных кадров. Этот “ждановец”, сменивший Маленкова на посту начальника управления кадров ЦК, закончил свое выступление зловещим призывом: “Бдительность должна явиться необходимым качеством советских людей. Она должна являться, если хотите, нашей национальной чертой, заложенной в характере русского советского человека”» (Костырченко Г. В. плену у красного фараона. С. 71–72).


[Закрыть]. Впрочем, они уже не готовились в Кремле и не имели такого серьезного резонанса. К 1949 г. суды чести прекратились вовсе, поскольку поставленная ими цель была достигнута.

Свое мнение о результатах «дела КР» обронил Сталин 11 июня 1948 г. на заседании Политбюро ЦК:

«Дело Клюевой и Роскина показало, что у некоторых наших ученых нет чувства национальной гордости, патриотизма. ‹…› У нас разглагольствуют об “интернационализации науки”. Даже в книгу Кедрова эта идея проникла. (Имеется в виду книга Б. Кедрова «Энгельс и естествознание». – Примеч. автора [Д. Шепилова].) Идея об интернационализации науки – это шпионская идея. Клюевых и Роскиных надо бить»[328]328
  Шепилов Д. Т. Указ. соч. С. 117.


[Закрыть].

Понятно, что советская наука оказалась в незавидном состоянии, о чем свидетельствует академик П. Л. Капица:

«Сейчас та изоляция, в которой находятся наши ученые, не имеет прецедента. Теперь даже переписка строго под контролем. Академик С. И. Вавилов мне пишет, что Вы, конечно, можете ответить такому-то ученому, но, “разумеется, при условии правильного (в политическом отношении) освещения вопроса”. Естественно, что нечего отвечать, если индивидуальный подход запрещен; требуется трафарет, и нет веры в лояльность ученого?

Конгрессы, свидания, поездки, переписка – это все является необходимыми элементами развития науки. ‹…› Если развитие науки будет продолжаться в таком же плане дальше, то с уверенностью можно сказать, что у нас не будет действительно сильной и здоровой науки»[329]329
  Капица П. Л. Указ. соч. С. 276. (Неотправленное письмо Жданову.)


[Закрыть].

Несомненно, именно «дело КР» стало причиной ужесточения режима секретности в учреждениях и принятия нормативных актов, относящихся к так называемой государственной тайне. 8 июня 1947 г. Совет министров СССР принял постановление «Об установлении перечня сведений, составляющих государственную тайну, разглашение которых карается по закону», а на следующий день, 9 июня, был подписан указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну», заменявший указ от 15 ноября 1943 г. Логическим завершением масштабной программы «засекречивания» стало постановление Совета министров СССР от 1 марта 1948 г., которым были утверждены два подробных документа – «Перечень главнейших сведений, составляющих государственную тайну» и «Инструкция по обеспечению сохранности государственной тайны в учреждениях и на предприятиях СССР». Кроме прочих основополагающих для данной «отрасли» формулировок, именно этой инструкцией были установлены три степени секретности – «Секретно», «Совершенно секретно», «Совершенно секретно Особой важности», а также был изложен порядок определения указанных степеней.

О той плотине для научной мысли, краеугольным камнем в основание которой Сталин положил «дело КР», пишет в своих воспоминаниях академик А. Д. Сахаров:

«Незадолго до этого прошло шумное дело об имевшем якобы место рассекречивании информации о методах лечения рака (на самом деле в основе лежала абсолютная пустышка, но это выяснилось потом, а тогда Сталин был в гневе; в нормальном обществе вся эта история представляется абсурдной). Тогда очень обострилась вся обстановка в издательском мире, а вскоре появились те ужасные правила публикации научных и технических статей, которые действуют до сих пор, пережив все смены руководства. Эти правила предусматривают на каждую статью сложную систему оформления – представление справок и многостраничных анкет, акта специальной постоянной комиссии учреждения, в котором работает автор (если автор по тем или иным причинам не работает в научном учреждении, то он и вовсе не может публиковать статью). В акте комиссии должно быть указано, что в статье нет секретных данных или запатентованных предложений, имеющих важное прикладное значение. Затем все эти документы отсылаются в так называемый Главлит (условное название для ведомства цензуры, работа которого окружена таинственностью – никто из простых смертных не должен знать его сотрудников). У Главлита свой – необъятный – список запретных тем – не только по соображениям секретности, а, главным образом, по “политическим” (запрещается, например, публикация данных о преступности, алкоголизме, эпидемиях, состоянии здравоохранения и образования, водоснабжении, самоубийствах, запасе и производстве цветных металлов, реальных данных о питании населения и его доходах, о посещаемости кино и театров, демографических данных, о состоянии охраны среды, о стихийных бедствиях и катастрофах без специального разрешения данного случая и т. д. и т. п. Главлит должен также давать санкции на публикации художественных произведений и вообще всего, что публикуется в стране, вплоть до рекламы и этикеток спичечных коробков). Лишь после разрешения Главлита научная или техническая статья попадает в редакцию журнала.

Легко представить, насколько при этом замедляются все публикации, в том числе посвященные самым абстрактным темам, вроде теории чисел или астрофизики»[330]330
  Сахаров А. Д. Воспоминания. М., 2006. Т. 1. С. 182–184.
  Статья в первом издании «Литературной энциклопедии» гласит: «Главлит – главное управление по делам лит-ры и издательств, орган Наркомпроса, создан декретом СНК от 6 июня 1922. Стоит на страже политических, идеологических, военно-экономических и культурных интересов Советской страны и соответственно этому осуществляет предварительный и последующий контроль над издательской деятельностью в целом, за исключением хозяйственных вопросов, финансовых и торговых» (Литературная энциклопедия. Т. 2. Стб. 543).


[Закрыть].

Стоит отметить, однако, что Главлит в то время еще не занимался ни идейной, ни художественной стороной печатаемых текстов – это входило в прерогативу Управления пропаганды и агитации ЦК, ССП и прочих организаций; только при Н. С. Хрущеве Главлит становится всемогущей структурой по удушению мысли[331]331
  Ср.: «При Сталине, в 1952 году, когда я впервые пришел в “Новый мир”, Главлит фактически наблюдал за тем, за чем ему и положено наблюдать, – за сохранением военной и прочей тайны (нельзя упоминать эту военную школу… это месторождение, – список того, что нельзя, и так достаточно велик и непрерывно пополнялся: сборники этих запретительных правил – целая книга, свыше трехсот страниц!).
  И тогда, при Сталине, мы смогли напечатать знаменитый очерк В. Овечкина “Районные будни”, отвергнутый всеми органами печати, в том числе и “Правдой”, и Главлит и не подумал что-либо сказать об этом очерке: он не входил в их компетенцию, поскольку не содержал никакой подводимой под параграф тайны, – и весь риск за публикацию мы брали на себя. С 1957 года, точнее с романа В. Дудинцева “Не хлебом единым”, Главлит приобрел непомерную власть над литературой: как это ни парадоксально, значительно большую, чем при Сталине» (Кондратович А. И. Новомирский дневник (1967–1970). М., 1991. С. 60).


[Закрыть].

Симптоматичное «дело КР» сопровождалось многими менее значительными событиями на идеологическом фронте. Важным фрагментом этой картины изменений – спуском «железного занавеса» – явились преобразования в системе печатных СМИ.

16 июля 1947 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О журналах Академии Наук СССР “Доклады Академии наук СССР”, “Физико-химический журнал”, “Журнал по физике”, издающихся на иностранных языках». Приведем его текст:

«ЦК ВКП(б) отмечает, что издание советских научных журналов на иностранных языках наносит ущерб интересам советского государства, предоставляет органам иностранной разведки в готовом виде результаты достижений советской науки. Издание Академией наук СССР на иностранных языках в то время, когда ни одна страна не издает научных журналов на русском языке, роняет достоинство Советского Союза и не отвечает задаче воспитания ученых в духе советского патриотизма.

Ввиду этого ЦК ВКП(б) постановляет: прекратить с июля с. г. дальнейшее издание журналов Академией наук СССР на иностранных языках – “Доклады Академии наук СССР”, “Физико-химический журнал”, “Журнал по физике”»[332]332
  Сталин и космополитизм. С. 129.


[Закрыть].

Кроме того, менялся «формат» внутренних изданий. Наиболее важным в контексте нашей темы является постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 31 июля 1947 г. «О “Литературной газете”». И без того достаточно политизированная, как и вся советская периодика, «Литературная газета» должна была стать рупором партийной идеологии, переняв многие черты газеты «Культура и жизнь»:

«“Разрешить Союзу Советских писателей СССР реорганизовать “Литературную газету” в газету общественно-политическую и литературную, сохранив то же название”. Далее четко определялись задачи газеты: “Пропаганда советской социалистической культуры и ее мирового значения. Разоблачение реакционной сущности современной буржуазной культуры. Утверждение идей советского патриотизма и национальной гордости советских людей. Борьба со всеми явлениями низкопоклонства перед заграницей. Освещение вопросов советской демократии и показ ее превосходства перед антинародной буржуазной демократией. Показ роста национальных культур в свободном содружестве народов СССР и ведущей роли великой русской культуры. Мобилизация общественного мнения во всем мире против поджигателей войны, против буржуазных теорий расового превосходства, против всех идеологических агентов империализма. Разоблачение буржуазной лжи и клеветы на советский народ, его социалистическое государство, его культуру. Утверждение коммунистической морали советских людей. Поддержка передового и новаторского решительно во всех областях социалистической культуры и строительства. Борьба со всеми явлениями косности, рутины, бюрократизма, мешающими развитию нового, коммунистического. Утверждение всепобеждающей силы учения Ленина – Сталина в общественном развитии человечества, в мировой науке. Разоблачение лженаучных буржуазных теорий и борьба со всеми искажениями учения Ленина – Сталина. Освещение мировой роли советской литературы как провозвестницы новой коммунистической морали человечества. Борьба за большевистскую партийность советской литературы и искусства. Укрепление связи советских писателей и всех деятелей искусств с народной жизнью, с современностью. Борьба за повышение идейного и художественного уровня советской литературы и искусства…” Для реализации столь обширных задач редакции разрешалось создать большую корреспондентскую сеть, в десять раз – до 500 тысяч экземпляров, увеличивался тираж, в два раза периодичность. Газета получала доступ ко “всем видам общей и специальной информации”. Создавались четыре раздела – внутренней жизни, международной жизни, науки и техники, литературы и искусства»[333]333
  Фатеев А. В. Образ врага в советской пропаганде, 1945–1954 гг. М., 1999. С. 78–79.


[Закрыть].

18 августа Секретариат ССП, собравшийся под председательством А. А. Фадеева, оформил это решение[334]334
  Циркулярные копии протокола рассылались на места (см.: НА РТ. Ф. 7083 (ССП ТАССР). Оп. 1. Д. 197. Л. 142–143).


[Закрыть], оставив во главе редакции В. В. Ермилова, назначенного в январе, но подняв его на серьезную идеологическую и политическую высоту, с которой он деятельно и весьма эффективно руководил работой газеты.

Позднее И. Г. Эренбург так определил цель создания обновленного печатного органа:

«Задача была воспитать презрение, воспитать ненависть к нашим сегодняшним недоброжелателям и нашим завтрашним противникам, – воспитать эту ненависть у огромного количества людей. Какова должна быть основная мишень? Ясно, – Америка и американский образ жизни, который американцы стараются навязать миру»[335]335
  Фатеев А. В. Указ. соч. С. 79.


[Закрыть].

Министр высшего образования СССР С. В. Кафтанов по итогам «дела КР» сделал следующие выводы:

«Советская наука имеет огромные успехи. Она имеет все основания в ближайшее время превзойти достижения науки за рубежом. Современная империалистическая буржуазия пытается возродить прежние легенды об отсталости России, с тем чтобы, как это было раньше, обкрадывать русских ученых, присваивать себе их открытия, добывать для своих империалистических хозяев приоритет в науке, нужный им как оружие эксплуатации, как средство личного обогащения.

Некоторые наши ученые, поддаваясь этим домогательствам, проявляя низкопоклонство перед буржуазной наукой, иногда исходя из псевдогуманистических целей или личных интересов, в погоне за личной славой стараются скорее сообщить о своих научных достижениях за границу, пренебрегая интересами своего государства.

В результате таких антипатриотических и антигосударственных поступков достижения и открытия наших ученых нередко становятся известными и используются за границей раньше, чем в нашей стране, а это ведет к потере приоритета наших ученых и потере прав советского государства на новые открытия, что наносит серьезный ущерб нашей стране. Антипатриотический и антигосударственный характер подобных действий совершенно очевиден.

Некоторые ученые считают, что, поступая таким образом, они проявляют гуманизм и помогают всему человечеству использовать новое открытие. Это, конечно, – ошибочное представление.

Прежде всего, научные открытия, как только они попадают в капиталистические страны, становятся достоянием не трудящихся, не народа, а капиталистов и империалистов. Не следует забывать, что только в нашей стране все научные достижения и открытия служат народу, являются его достоянием. За рубежом достижения ученых становятся собственностью фирм, концернов, крупных капиталистов, которые исходя из своих корыстных интересов применяют эти достижения для эксплуатации трудящихся, получая на них огромные прибыли, или используют их в целях империалистической экспансии ‹…›.

Поэтому совершенно недопустимыми, достойными сурового осуждения являются факты, когда отдельные ученые, открыв то или иное явление, тот или иной препарат или создав ту или иную машину, не заботятся о сохранении приоритета нашей страны, не соблюдают необходимой секретности в работе, а часто даже стремятся немедленно опубликовать об этом в печати – и даже не в нашей печати, а за границей, – нанося тем самым большой урон советскому государству.

Нет необходимости доказывать, что пренебрежительное отношение отдельных ученых к вопросу о том, где будет использовано их научное открытие – у нас или за границей, – ничего общего не имеет с советской идеологией, с советским патриотизмом»[336]336
  Кафтанов С. В. О патриотическом долге советской интеллигенции: Стенограмма публичной лекции, прочитанной 10 июля 1947 года в Лекционном зале в Москве / Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний. М., 1947. С. 17, 19.


[Закрыть].

Как можно видеть, «дело КР» имело серьезнейшие последствия, но всесоюзного резонанса еще не получило. Закрытые обсуждения письма ЦК, пьеса К. Симонова «Чужая тень», созданная по мотивам дела, оставались локальными мероприятиями, тогда как руководству страны не терпелось донести свои мысли до каждого. И тогда был задействован последний, важнейший инструмент советской пропаганды – кинематограф.

Именно кинофильм «Суд чести», являющийся пересказом реальных событий, притом необыкновенно близким, стал заключительным аккордом этой идеологической кампании. Картина была поручена сценаристу А. П. Штейну и режиссеру А. М. Роому, которые в процессе работы посетили и сам суд над учеными. Осенью 1947 г. готовый сценарий был направлен в ЦК, а в начале 1948-го, после внесения корректив, утвержден министерством. В марте на «Мосфильме» начались съемки, и к ноябрю фильм был готов. Руководство страны осталось довольно: 8 января 1949 г. Министерство кинематографии СССР выдало разрешительное удостоверение на демонстрацию фильма[337]337
  Н. Л. Кременцов, в подробностях передающий историю создания кинокартины, указывает другую дату разрешения на выпуск – 8 декабря 1948 г. (Кременцов Н. В поисках лекарства против рака: дело «КР». СПб., 2004. С. 191), тогда как мы приводим ее по официальному документу «Мосфильма» (Суд чести: Монтажная запись звукового художественного кинофильма / Производство киностудии «Мосфильм». М., 1949. С. 1).


[Закрыть], 25 января состоялась его премьера, и в том же году создатели картины и исполнители главных ролей были удостоены Сталинской премии I степени.

Весь смысл идеологической кампании – как предтечи борьбы с космополитизмом – выражен в словах общественного обвинителя на суде чести, роль которого исполнил Б. П. Чирков:

«Я один из членов семьи советских ученых, облаченный доверием Суда Чести, вами избранного, обвиняю тех, кто забыл о своей национальной гордости, кто унизил честь и достоинство нашей родины. Нет большего срама для советского гражданина!

Кому хотели вы отдать сокровища науки нашей? Ее благородные открытия… ее прекрасные дерзания? Тому, кто стремится ввергнуть человечество в адское пекло новой войны. Тому, кто размахивает над земным шаром атомной бомбой. Не позволим! Во имя счастья человечества, не позволим!

У кого искали вы признания? У кого вымаливали на коленях мировую славу? У заокеанских торговцев смертью… У лавочников, у наемных убийц! Жалкая, копеечная ваша слава. Все человечество взирает на нас, мы его надежда, мы его совесть, и это правда. Вы это знаете. Тот, кто завоевал славу здесь, в Советском Союзе, тот завоевал ее и во всем мире.

Как же вы могли, как вы посмели поступиться славой нашей родины. Нам ли, советским ученым, быть беспачпортными бродягами в человечестве? Нам ли быть безродными космополитами? Нам ли быть Иванами, не помнящими родства?

Дорогие друзья мои, нам, советским людям, обращено слово вождя народов. Мы должны догнать и в ближайшее время превзойти достижения науки за пределами нашей родины… Как же решать эту большую ответственную задачу, не отряхнув с колен пыль старого мира, не отрешившись от всей скверны прошлого…

Да будет этот Суд Чести напоминанием всем тем, кто еще не излечился от постыдной и дурной болезни низкопоклонства. Кто унижает себя и всех нас холопским коленопреклонением перед заграницей»[338]338
  Суд чести: Монтажная запись звукового художественного кинофильма… C. 80–82.


[Закрыть].

Новый уровень борьбы с низкопоклонством

Следующим в череде событий в сфере идеологии стало еще одно «направляющее» мероприятие, получившее серьезный резонанс в области общественных наук. То была «Философская дискуссия по книге Г. Ф. Александрова “История западноевропейской философии”».

Для послевоенного времени это мероприятие было необычно по нескольким причинам: во-первых, Александров был видным партийным деятелем (кандидат в члены ЦК ВКП(б), член Оргбюро ЦК ВКП(б), с 1940 г. он возглавлял Управление пропаганды и агитации ЦК, был соавтором бестселлера «Иосиф Виссарионович Сталин: Краткая биография»), во-вторых, именно за «Историю западноевропейской философии», вышедшую в 1946 г.[339]339
  Александров Г. Ф. История западноевропейской философии / Допущено Министерством высшего образования СССР в качестве учебника для университетов и гуманитарных факультетов высших учебных заведений; Академия наук СССР, Институт философии. 2-е изд., доп. М.; Л., 1946.


[Закрыть], Александров был удостоен Сталинской премии II степени, а 30 ноября был избран действительным членом Академии наук СССР.

Формальным поводом к развертыванию философский дискуссии, как и в 1944 г., послужило письмо профессора МГУ З. Я. Белецкого Сталину. В этом письме, датированном 18 ноября 1946 г., профессор Белецкий не только делал множество выпадов в адрес заправил советской философской науки, но и предъявлял ряд конкретных, аргументированных обвинений, одно из которых касалось книги Г. Ф. Александрова, которому вменялись обвинения в академическом, некритическом изложении истории философии, непозволительном для одного из главных идеологов партии. С письмом были ознакомлены секретари ЦК, и 26 декабря было принято постановление Секретариата ЦК ВКП(б) «Об организации обсуждения книги т. Александрова Г. Ф. “История западноевропейской философии”»[340]340
  Есаков В. Д. К истории философской дискуссии 1947 г. // Вопросы философии. М., 1993. № 3. С. 87.


[Закрыть].

Обсуждение книги Г. Ф. Александрова проходило в Институте философии АН СССР в течение трех дней – 14, 16 и 18 января 1947 г., а в конце месяца материалы обсуждения были направлены в секретариат А. А. Жданова. Хотя в постановлении от 26 декабря и говорилось об ошибочности книги, но конкретных указаний о тоне критики, по-видимому, дано не было; а поскольку критиковали книгу главы Управления пропаганды и агитации ЦК, за которую он получил Сталинскую премию, то автора попросту пожурили, сведя обсуждение к актуальным проблемам философии. По сути, это обсуждение было простым подобием заседания Ученого совета Института философии АН СССР. А неспешное поступление стенограмм обсуждения в Секретариат ЦК говорит о том, что острота момента к тому времени уже спала.

Когда стенограммы обсуждения поступили в секретариат А. А. Жданова, то попытки подготовить из них удовлетворительный итоговый материал для заседания Секретариата ЦК оказались тщетными: секретари ЦК А. А. Жданов и А. А. Кузнецов не смогли одобрить ни один из вариантов. Причина того может быть лишь одна: Сталин, ознакомившись с материалами, счел их совершенно неудовлетворительными. По сути, постановление Секретариата ЦК, ввиду служебного положения Г. Ф. Александрова, было спущено на тормозах; Сталин же ожидал иного.

«Центральный Комитет рассмотрел итоги дискуссии, которая происходила в январе месяце в Академии наук, и пришел к выводу, что как организация самой дискуссии, так и способы подведения итогов ее оказались неудовлетворительными. ‹…› Центральный Комитет пришел к выводу, что дискуссия в том виде, в каком она была проведена, оказалась бледной, куцой, неэффективной, а потому и не имела должных результатов. В связи с этим ЦК решил организовать новую дискуссию»[341]341
  Дискуссия по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии», 16–25 июня 1947: Стенографический отчет. С. 5.


[Закрыть], – констатировал А. А. Жданов.

В результате 22 апреля 1947 г. по предложению Сталина Политбюро ЦК приняло постановление «О дискуссии по книге тов. Александрова “История западноевропейской философии”», а организацию и проведение мероприятия возложило на секретаря ЦК А. А. Жданова. Таким образом, Сталин определил задачу и избрал наиболее умелого ее исполнителя.

Активность Жданова в осуществлении сталинского поручения стимулировалась еще и иными причинами: самому Жданову также было что сказать тов. Александрову. Ведь, получив 13 апреля 1946 г. Управление пропаганды и агитации вместе со всей идеологической сферой в наследство от Г. М. Маленкова, Жданов видел в фигуре Александрова «троянского коня» Маленкова[342]342
  Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина… С. 292.


[Закрыть], что в условиях скрытого противостояния Жданова и Маленкова было важным обстоятельством для более принципиальных действий. Так что при подготовке философской дискуссии при ЦК ВКП(б) А. А. Жданов не жалел ни сил, ни здоровья; результат этого импульса очевиден до сих пор: «Философская дискуссия 1947 года была и до сих пор остается явлением беспрецедентным в истории советской философии. Это был единственный в нашей истории всесоюзный съезд работников философии»[343]343
  Каменский З. А. Философская дискуссия 1947 года (преимущественно по личным воспоминаниям). С. 8.


[Закрыть].

Списки участников дискуссии (даже присутствующих) определялись в аппарате ЦК, причем согласно волеизъявлению Сталина туда вошли секретари ЦК, руководители отделов аппарата ЦК, руководители республиканских, областных, местных парторганизаций, партактив Москвы и Ленинграда… Кроме практически всей партийной номенклатуры, двумя отдельными списками перечислены представители Академии наук СССР и ее институтов, писатели, сотрудники редакций… По своему составу это был общенародный идеологический форум.

Философская дискуссия проходила с 16 по 25 июня 1947 г., открывал ее кратким выступлением А. А. Жданов. 16, 17, 18, 19, 21 и 23 июня под председательством А. А. Жданова обсуждалась книга Г. Ф. Александрова и сложившееся положение на «философском фронте»; 24 июня председательствовавший в этот день секретарь ЦК А. А. Кузнецов пригласил для доклада А. А. Жданова; на следующий день с заключительным словом выступил сам Г. Ф. Александров, после чего прения были закрыты. Всего в дискуссии, кроме основного докладчика А. А. Жданова, выступило 46 человек; в опубликованную стенограмму вошли также тексты еще 36 участников, не успевших выступить из-за прекращения прений.

Здесь стоит учесть то обстоятельство, что философская дискуссия хронологически шла вслед за судом чести при Минздраве СССР над профессорами Клюевой и Роскиным («дело КР»), происходившем с 5 по 7 июня 1947 г. А заклеймил этот суд чести прежде всего «низкопоклонство и раболепие перед буржуазной культурой Запада»[344]344
  Есаков В. Д., Левина Е. С. Сталинские «суды чести»: «Дело “КР”». М., 2005. С. 240.


[Закрыть], на основании чего ЦК признал, что «важнейшей задачей партии является воспитание советской интеллигенции в духе советского патриотизма, преданности интересам советского государства…»[345]345
  Там же.


[Закрыть]. То есть ура-патриотические призывы стали обретать вполне ощутимую, навязчивую и угрожающую форму. И, естественно, именно эта линия получила в философской дискуссии свое дальнейшее развитие.

В дискуссии предметом обсуждения стали несколько вопросов.

Во-первых, собственно о книге Г. Ф. Александрова. Основной претензией были не столько конкретные ошибки, на которые пеняли многие выступавшие, сколько вообще аполитичность в изложении и критическом анализе материала. Профессор Б. М. Кедров сформулировал эту претензию в первый день дискуссии следующим образом:

«Выступавшие товарищи отметили ряд недостатков в работе т. Александрова. Я не буду их повторять. Я хочу поставить один вопрос, который мне кажется главным, – вопрос о марксистском, диалектическом методе как методе научного исследования. Ведь привести некоторые цитаты из работ классиков марксизма – это не означает действительно применить марксистский метод; а вот как применяется этот марксистский метод, об этом можно и нужно поговорить, когда мы рассматриваем книгу т. Александрова.

Перед советской философией стоит задача – создать подлинно марксистский обобщающий труд по истории философии. Решает ли эту задачу книга т. Александрова? Мне кажется, нет, не решает. Более того, в ряде случаев автор не приближается, а отдаляется от решения этой задачи, делая уступку старой, немарксистской историографии. Это не только личная ошибка автора, а следствие неверных взглядов на историю философии, которые до сих пор в нашей среде не изжиты и не раскритикованы. Они, эти взгляды, нашли свое отражение в трех вышедших томах по истории философии, из которых третий том был осужден ЦК ‹…›.

В чем состоят коренные ошибки, которые делают ряд работ по истории философии, в том числе и работу т. Александрова, не вполне марксистской? Я бы сказал – в том, что они изложены преимущественно в духе простого описания событий, а не их объяснения, не их марксистского освещения. Следовательно, здесь имеется тот же дефект, который был вскрыт товарищем Сталиным в отношении прежних учебников по истории партии. ‹…›

Как должен подходить марксист к истории философии? Какова должна быть руководящая нить в его исследованиях? Очевидно, в центре его внимания всегда должен стоять марксизм. С момента возникновения марксизма в него вошло все ценное, прогрессивное, лучшее, что было создано в домарксовой философии от древних греков до Фейербаха; все это вошло в него в критически переработанном виде и выступило как один из идейных источников марксизма. ‹…› Историку философии – марксисту нужно показать, что марксизм не только не стоял в стороне от столбовой дороги развития мировой науки и философской мысли всего человечества, но прямо продолжил и завершил это развитие»[346]346
  Дискуссия по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии», 16–25 июня 1947. С. 38–39.


[Закрыть].

Были и более резкие слова в адрес Г. Ф. Александрова, особенно в этой связи нужно отметить выступление его давнего оппонента М. Б. Митина, который в своем выступлении, одном из наиболее продолжительных и детальных, подробно «вскрывал» факты несоответствия книги Г. Ф. Александрова принципам партийности в науке[347]347
  Там же. С. 120–130.


[Закрыть].

Вторым вопросом, который проистекал из первого, был вопрос критического анализа европейской философской мысли и культуры вообще. И состоял он в том, что необходимо еще раз, и принципиально, не только обозначить отношение к буржуазным тенденциям, но и усилить борьбу с ними. Еще за несколько дней до итогового выступления Жданова это озвучили несколько ораторов, занимающих серьезное положение в номенклатуре партийного аппарата.

18 июня академик М. Б. Митин заявил:

«Одной из важнейших задач нашей идеологической борьбы в современный период является борьба с проявлением элементов низкопоклонства перед буржуазной культурой.

Низкопоклонство перед буржуазной культурой может выражаться не только в отношении к современной западной культуре. Оно может также выражаться и в преувеличенной, неправильной оценке предшествующих явлений буржуазной культуры – философских систем, теорий, произведений литературы и искусства. ‹…›

Пусть данная дискуссия послужит переломом во всей работе на философском фронте. Надо основательно прочистить мозги. Надо организовать настоящий поворот наших кадров к практике социалистического строительства. Надо в серьезных исследованиях, боевых публицистических статьях и выступлениях отображать живительные силы социализма, могущество нашего государства, моральную силу нашей идеологии, величие нашей советской системы, их преимущества перед разлагающейся буржуазной идеологией и буржуазным миром»[348]348
  Там же. С. 123, 129.


[Закрыть].

В этом же ключе 23 июня выступил М. Т. Иовчук:

«Исходя из указаний товарища Сталина по вопросам истории западноевропейской философии, мы должны сделать серьезные выводы и в деле научного исследования и преподавания истории русской философии. Многие товарищи здесь уже затрагивали вопрос о научной работе в области русской философии. Этот вопрос приобретает тем более важное значение, что он теснейшим образом связан с задачей преодоления одного из самых вредных и опасных пережитков капитализма – низкопоклонства перед Западом, раболепия перед буржуазной культурой. ‹…›

В разработке истории русской философии нам приходилось и приходится сталкиваться с неправильными взглядами на историю русской теоретической мысли, идущими от старой буржуазно-помещичьей историографии и реакционной истории философии. В чем состоят эти взгляды?

Во-первых, в литературе по истории философской и экономической мысли, в трудах по истории русской литературы долгое время усиленно пропагандировались идущие от буржуазных космополитов теорийки, будто русская философская мысль – плод исключительно западноевропейских влияний, результат перенесения на русскую почву различных теорий Запада. Некритические последователи Плеханова, меньшевиствующие идеалисты в философии, историческая школа Покровского, представители национального нигилизма в литературе и искусстве усиленно распространяли эту противоречащую исторической правде версию.

Можно ли сказать, что легенда о полной зависимости русской теоретической мысли от Запада окончательно развенчана? Нет, нельзя еще этого сказать. Подвергнутые в последнее время критике в печати теории Нусинова, Эйхенбаума, отдельные лекции и диссертации свидетельствуют о том, что низкопоклонство перед Западом пустило известные корни среди некоторой части интеллигенции. ‹…›

Нам придется немало потрудиться для того, чтобы до конца выкорчевать корни низкопоклонства перед Западом, восстановить историческую правду, которая говорит о том, что передовые русские мыслители, деятели культуры народов СССР, критически усваивая достижения западноевропейской мысли, не были учениками Запада и решали творчески, самостоятельно теоретические задачи»[349]349
  Там же. С. 216–217.


[Закрыть].

А 24 июня, перед докладом А. А. Жданова, председатель правления ВОКС В. С. Кеменов в своей речи от призывов к критике перешел к практике: