Автор книги: Петр Дружинин
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Вышеизложенные факты побудили ЦК ВКП(б) принять 20 июня 1949 г. постановление «О мерах по улучшению работы Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний», готовившееся при деятельном участи секретаря ЦК ВКП(б) М. А. Суслова, который взял деятельность Общества под свой контроль.
Меры со стороны ЦК способствовали поддержанию требуемого идеологического уровня в работе Общества – активизировалась работа в провинции, в 1951 г. при обществе было даже образовано собственное издательство, получившее название «Знание». Кроме того, работе Общества в требуемом партией ключе также способствовал и поставленный в 1951 г. после смерти С. И. Вавилова новый его председатель академик А. И. Опарин. Этот верный соратник академика Т. Д. Лысенко, уже испытанный руководством страны в качестве душителя биологической науки, вполне отвечал идеологическим задачам, возлагаемым Центральным Комитетом на Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний. Недаром что в 1950 г. он выступил с лекцией «Значение трудов товарища И. В. Сталина по вопросам языкознания для развития советской биологической науки», стенограмма которой затем была издана Обществом тиражом 150 тыс. экземпляров[397]397
Опарин А. И. Значение трудов товарища И. В. Сталина по вопросам языкознания для развития советской биологической науки: Стенограмма публичной лекции… / Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний. М., 1951.
[Закрыть].
Вообще, именно издательская деятельность Общества ныне выглядит особенно впечатляюще. Благодаря поддержке Центрального органа ЦК ВКП(б) «Правда» за период с июля 1947 по 1953 г., то есть за весь сталинский период деятельности Общества, головной московской организацией было издано 1370 наименований стенограмм публичных лекций по различным отраслям знаний (из них 105 по вопросам литературы и семь по вопросам языкознания), которые печатались гигантскими тиражами[398]398
См.: Каталог стенограмм публичных лекций и брошюр, изданных с 1947 по 1953 год…
[Закрыть]. Причем в это число не вошли многочисленные издания региональных отделений и республиканских обществ.
Впоследствии, когда идеологическое давление снизилось, Общество несколько (насколько это было вообще возможно в советских условиях) деполитизировалось и в июне 1963 г. было переименовано во Всесоюзное общество «Знание», существующее в очередном перевоплощении до сего дня.
«Об опере “Великая дружба” В. Мурадели»
Начало наступившего 1948 г. было ознаменовано обращением ЦК ВКП(б) к проблемам музыки. Уже более десяти лет – после редакционной статьи в «Правде» от 28 января 1938 г. «Сумбур вместо музыки» – эта область советского искусства не удостаивалась столь пристального внимания[399]399
Совещание по проблемам массовой песни, прошедшее летом 1943 г. в Оргкомитете Союза советских композиторов, а также прочие подобные мероприятия носили характер внутренних дел ССК СССР. Также стоит упомянуть о редакционной статье «Балетная фальшь», напечатанной 6 февраля 1936 г. в «Правде».
[Закрыть]. Ожидалось, что происходящее бурление в идеологической сфере затронет и советское музыкальное творчество, но этого не происходило: «…Вопреки тем указаниям, какие были даны Центральным Комитетом ВКП(б) в его решениях о журналах “Звезда” и “Ленинград”, о кинофильме “Большая жизнь”, о репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению, в советской музыке не было произведено никакой перестройки»[400]400
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере “Великая дружба” В. Мурадели», 10 февраля 1948 г. // Власть и художественная интеллигенция. С. 631.
[Закрыть], – констатировало руководство страны.
Как и прочие идеологические кампании, постановление об опере «Великая дружба» было подготовлено исключительно по воле Сталина. В понедельник 5 января 1948 г. он вместе с другими членами Политбюро отправился в Большой театр, где в тот вечер давали оперу Вано Мурадели на либретто Георгия Мдивани «Великая дружба». Эта опера была поставлена главным театром страны к 30-летию советской власти, премьера ее состоялась 7 ноября 1947 г. Говоря словами А. А. Жданова, «Центральный Комитет принял участие в общественном просмотре новой оперы тов. Мурадели»[401]401
Совещание деятелей советской музыки в ЦК ВКП (б). С. 5.
[Закрыть].
Эта опера была обречена на успех. Помимо того, что ей была уготована Сталинская премия I степени, ее авторы уже к тому времени буквально озолотились на присылаемых со всех концов страны гонорарах: «Великая дружба» одновременно была поставлена почти в 30 театрах страны. В Ленинграде премьера ее состоялась в Малом оперном театре, а «Ленинградская правда» 18 ноября 1947 г. напечатала статью профессора Ленинградской консерватории композитора Г. П. Таранова, которая заканчивалась словами: «Постановка “Великой дружбы” – ценный подарок коллектива Малого оперного театра советскому слушателю ко дню тридцатилетия Великой Октябрьской социалистической революции. Это – яркий, красочный и жизнеутверждающий спектакль, который бесспорно будет иметь успех»[402]402
Таранов Г. «Великая дружба»: Премьера в Малом оперном театре // Ленинградская правда. Л., 1947. № 269. 18 ноября. С. 3.
[Закрыть].
Газета «Советское искусство» была несколько сдержанней, но также заканчивала свой очерк об опере оптимистически: «“Великая дружба” – не только удачный спектакль, но и значительный творческий успех коллектива Большого театра на трудном пути создания советской оперы»[403]403
Хохловкина А. Опера о дружбе народов // Советское искусство. М., 1947. № 46. 15 ноября. С. 3.
[Закрыть].
Планы Мурадели создать очередной шедевр увенчались успехом. Еще в декабре 1946 г. композитор писал: «Не знаю, насколько удастся мне мой замысел, но я буду счастлив, если в образах моей оперы правдиво воплотится большая идея патриотического единства советских народов, ведомых к коммунизму по ленинскому пути великим Сталиным»[404]404
Мурадели В. Опера о советской дружбе // Там же. М., 1946. № 50. 5 декабря. С. 2.
[Закрыть].
В марте 1947 г. о новой опере сообщало Ленинградское радио:
«Лауреат Сталинской премии композитор Вано Мурадели по заданию Театра оперы и балета имени Кирова работает над оперой. Ее тема – дружба народов Советского Союза.
В беседе с нашим корреспондентом композитор Мурадели рассказал:
– В опере, которую я сейчас пишу, действие происходит в первые годы после Великой Октябрьской Социалистической революции. В 1919 году Ленин и Сталин направили Серго Орджоникидзе, как посланца большевистской партии, на Северный Кавказ для объединения горских народов и терских казаков. Там был созван великий сход горских народов и терских казаков, который положил начало установлению дружбы и братства народов Северного Кавказа. Вокруг этой основной темы и развертывается действие оперы, либретто которой написано драматургом Мдивани, а стихотворный текст поэтом Стреминым. ‹…›
Я буду счастлив, если в образах моей оперы правдиво воплотится большая тема дружбы народов Советского Союза и историческая роль большевистской партии в осуществлении ленинско-сталинской национальной политики»[405]405
ЦГАЛИ СПб. Ф. 293 (Ленрадиокомитет). Оп. 2. Д. 2557. Л. 80, 80 об. (Новости литературы и искусства, 2 марта 1947 г., 13:00–13:15.)
[Закрыть].
Но все общественное мнение огромной страны зависело тогда от вкуса одного человека. И, несмотря на комплиментарность прессы, «общественный просмотр» закончился не так, как ожидалось, – опера Сталину очень не понравилась.
И тогда в мгновение ока вдруг оказалось, что «Великая дружба» «является порочным как в музыкальном, так и в сюжетном отношении, антихудожественным произведением»[406]406
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере “Великая дружба” В. Мурадели», 10 февраля 1948 г. С. 630.
[Закрыть]. Уже 6 января 1948 г., на следующий день после просмотра Сталиным и членами Политбюро ЦК оперы, Жданов провел в Большом театре «совещание», после чего началась подготовка постановления ЦК ВКП(б).
Внимание Сталина к музыке не было неожиданностью: он всегда был меломаном, если так можно выразиться. Известно его покровительство басу Большого театра Марку Рейзену, часто приезжавшему к вождю на ближнюю дачу для услаждения его слуха; а Светлана Аллилуева, описывая быт отца на ближней даче, пишет: «В другом углу была радиола с пластинками, у отца была хорошая коллекция народных песен, – русских, грузинских, украинских»[407]407
Аллилуева С. Двадцать писем к другу. Иркутск, 1992. С. 15.
[Закрыть]. Известно, что когда в СССР в 1943 г. вернулся А. Вертинский, то некоторые члены ЦК пытались навязать ему новый репертуар; эти мысли резко парировал Сталин: «У него есть свой репертуар, а кому не нравится – тот пусть не слушает»[408]408
Вертинская Л. В. Синяя птица любви. М., 2004. С. 132.
[Закрыть], что свидетельствует об отношении вождя к творчеству этого исполнителя.
Молотов вспоминал о даче Сталина в Кунцеве:
«Патефон. Часто он приводился в действие. Пластинки разнообразные, но он любитель классической музыки. Часто в Большой театр ходил, на середину оперы, на кусок из оперы. Хорошо относился к Глинке, Римскому-Корсакову, Мусоргскому – к русским преимущественно композиторам. Ему нравились песни хора Пятницкого. ‹…› У стенки было пианино. Жданов играл. Он немного пианист, домашнего типа»[409]409
Чуев Ф. Указ. соч. М., 1991. С. 296.
[Закрыть].
Дирижер Б. Э. Хайкин уже в 1972 г. вспоминал в письме к М. Б. Храпченко:
«В конце войны, когда Кировский театр уже вернулся в Ленинград, однажды в праздники А. А. Жданов приехал на “Ивана Сусанина”.
Я был вызван в ложу, А. А. был в хорошем настроении, но я запомнил такую фразу; воспроизвожу ее в точности: “Товарищу Сталину в ‘Иване Сусанине’ музыка у товарища Пазовского понравилась больше, чем у товарища Самосуда. Учтите это обстоятельство”.
Вспоминаю эту фразу, когда говорят, что А. А. Жданов был музыкально образованным человеком, прекрасно играл на фортепиано. Я этого не знаю, может быть это и так. Но мне кажется, что музыкант для изложения подобной мысли или подобного факта найдет несколько иную формулировку»[410]410
Деятели русского искусства и М. Б. Храпченко… С. 546–547.
[Закрыть].
И если этот исторический анекдот выявляет подлинную музыкальную эрудицию А. А. Жданова, то по поводу вкусов Сталина, затронутых им, можно получить еще одно уточнение в дневнике правдиста Л. К. Бронтмана:
«Я поехал к Сергею Лапину, зампреду Всесоюзного Радиокомитета, консультироваться к передовой. Разговор перепрыгивал с одного на другое, шел откровенно и непринужденно. ‹…›
Рассказал о Хозяине любопытные вещи. Он очень внимательно относится к вещанию, часто слушает.
– Мы знаем совершенно точно, что он любит. Он превосходно разбирается в музыке. К примеру, как-то нам позвонили и сказали, что он просит поставить “Полонез” Шопена в исполнении оркестра п[од] у[правлением] Голованова. Поставили. Новый звонок: тот же “Полонез” в исполнении оркестра п[од] у[правлением] Орлова. Поставили. И начались сердитые звонки слушателей: что у вас там не смотрят, одну и ту же пластинку ставите два раза подряд!
– А какой приемник у него?
– Дома – не знаю, а в кабинете – тарелка.
– То есть?
– Обыкновенный репродуктор сети. Да-да! Иногда нам заказывают целый концерт. Как-то ночью, часиков в 11 нам позвонили и сказали, что на даче гости, и просят дать концерт. Заказывали – и мы ставили. Самое трудное было заполнить паузы. Концерт длился часа два. Потом нам позвонили от его имени и благодарили. Иногда мы посылаем запись на пленку или пластинки домой. Посылали в дорогу в Берлин. И всегда нам аккуратным образом возвращает.
– Почему вы рано кончаете передачи? – спросил я.
– Не рано, а в 2 часа. Правда, сеть кончает в час. Это тоже имеет свою историю. Раньше у нас сеть кончала в полночь. Однажды, это было, кажется, в 1941 году, позвонили от него и сказали, что он просит – нельзя ли кончать в 3. Так и сделали. Посыпались звонки и письменные проклятия от москвичей. Оказывается, многие не выключали на ночь радио, чтобы слышать воздушную тревогу или вставать на работу. А как отменить? И вот однажды в кулуарах, как раз перед выступлением Хозяина, за три-четыре минуты до начала, Пузин (председатель Радиокомитета) стоял с Поскребышевым и объяснял ему это. Хозяин услышал и обернулся.
– Чем вы недовольны? – спросил он.
– Да вот, мы сейчас даем программы до 3 ч. ночи. Москвичи жалуются, что мешает спать.
– А как вы предлагаете?
– До часу, двух.
– Делайте, как знаете, – ответил он и пошел на трибуну»[411]411
Бронтман Л. К. Указ. соч. Запись за 4 мая 1947 г.
[Закрыть].
Знаменитый пианист Эмиль Гилельс – «рыжее золото», как его назвал Сталин, – вспоминал о происшествии во время Потсдамской конференции. Эту историю он поведал своему приятелю пианисту А. Л. Каплану:
«Ночью, неожиданно, вызывает Гилельса к себе Сталин. Человек в военной форме “доставил” его. Сталин один. “Понимаешь, – встречает он Гилельса, кивнув в сторону рояля, – у Шопена… есть такой… с переливом…” Последнее слово он особо подчеркнул характерным жестом. Гилельс сел за рояль и стал наигрывать – наобум – тему Первой баллады… “Нет”, – сказал Сталин. Потом – тему Первого концерта (“Где здесь перелив?” – постоянно сверлит мысль). “Нет”, – снова сказал Сталин. Тогда As-dur'ный экспромт… “Нет, не то”, – сказал Сталин уже раздраженным тоном, явно теряя терпение. Многое перепробовал Гилельс. “Нет, нет”, – повторял Сталин, порывисто дыша ему в затылок. А время идет. Дело принимало нехороший оборот – что-то будет?! И вдруг случайно, можно сказать, в последний момент Гилельс набрел на тему A-dur'ного Полонеза, где после первого мотива (и второго) – краткий отыгрыш. “Вот!” – воскликнул Сталин, ткнув указательным пальцем в клавиатуру»[412]412
Гордон Г. Б. Эмиль Гилельс: за гранью мифа. М., 2007. С. 156.
[Закрыть].
Таким образом, Жданову, как можно понять из вышецитированного, пришлось нелегко в процессе подготовки постановления об опере Мурадели – необходимо было повысить свой уровень как музыкального слушателя, по крайней мере до уровня «главного уха страны». Музыку Жданов любил, но разбирался в ней не особенно:
«“Василий Павлович, – позволял он себе, стоя за спиной сидевшего у рояля композитора Соловьева-Седого, – а не лучше ли этот аккорд взять несколько иначе?..” – “Да-да, конечно, Андрей Александрович, как я этого не заметил!..” Хотя знал: музыкальная образованность Жданова – миф, умение играть на баяне не уравнивает с профессионалами»[413]413
«Ленинградское дело». С. 47. Речь идет о ленинградском периоде.
[Закрыть].
Но именно с музыкой, как Жданов рассказывал сыну, связано его самое первое партийное поручение:
«Меня вызвали в партийный комитет и сказали: купи гармонь и в течение месяца научись играть. Когда через месяц я пришел и сказал, что гармонь купил и играть научился, меня направили в Тверь вести пропагандистскую работу среди молодежи»[414]414
Жданов Ю. А. Указ. соч. С. 84.
[Закрыть]. Да и впоследствии, как писал Ю. А. Жданов, «он лихо, с увлечением играл на гармошке…»[415]415
Там же.
[Закрыть]
В 30-х гг. обращения Жданова к музыке были случайными; результатом одного из них стала премьера оперы Глинки «Иван Сусанин», состоявшаяся 21 февраля 1939 г. на сцене Большого театра. Его сын вспоминал:
«Отцу посчастливилось сыграть важную роль в истории нашей музыки. Однажды в далекие 30-е годы я обнаружил среди его бумаг брошюру Главреперткома, в которой были перечислены музыкальные произведения, запрещенные к исполнению. На первой странице значилось: Опера “Жизнь за царя”. Дальше шли забытые мною оперетты, а потом – множество романсов.
Я показал это отцу. Он ахнул. Раньше, видно, руки не доходили, а теперь он взялся за важное дело: вернуть русскому народу его жемчужину. Поэту С. Городецкому было поручено обновить либретто. Дирижер Самосуд вместе с чудесным ансамблем восстановили на сцене Большого театра “Ивана Сусанина”. ‹…› Ввести в заключительной сцене “Славься”, выезд Минина и Пожарского верхом на лошадях – это была инициатива Сталина»[416]416
Жданов Ю. А. Указ. соч. С. 83.
[Закрыть].
Но основные музыкальные познания Жданова связаны уже с послевоенным временем. Первоначально он стал серьезнее интересоваться музыкой для формирования собственного мнения о произведениях, выдвигаемых на Сталинскую премию, особенно это было важно еще и потому, что последней инстанцией рассмотрения вопроса о присуждении премий было заседание Политбюро. В этой связи Д. Т. Шепилов вспоминал:
«Агитпроп работал и над подготовкой присуждений Сталинских премий ‹…›.
Официально порядок подготовки здесь был таков: кандидаты на Сталинскую премию выдвигались государственными и общественными организациями, а также отдельными учеными, литераторами, работниками искусств. Затем выдвинутые кандидатуры обсуждались общественностью. С учетом материалов обсуждения Комитет по Сталинским премиям тайным голосованием принимал решение по каждой кандидатуре. После этого все материалы поступали в Агитпроп ЦК.
Агитпроп давал свое заключение по каждой работе и каждому кандидату, составлял проект постановления Политбюро (Президиума) ЦК и направлял все материалы Сталину. Но до этого у Андрея Александровича Жданова тщательно обсуждалось и взвешивалось каждое предложение. Мы обсуждали вышедшие за год художественные произведения. Просматривали некоторые кинокартины. Председатель Радиокомитета Пузин организовывал в кабинете Жданова прослушивание грамзаписей симфоний, концертов, песен, выставленных на премию.
Андрей Александрович очень детально и всесторонне оценивал каждое произведение, взвешивал все плюсы и минусы. Мне было приятно сознание того, как глубоко, своеобразно разбирался он в сложных и тонких вопросах науки, литературы, искусства. Обсуждение представленных работ в Политбюро проходило обычно в рабочем кабинете у Сталина. ‹…›
Сталин приходил на заседания, посвященные присуждению премий, пожалуй, наиболее подготовленным из всех. Он всегда пытливо следил за выходящей социально-экономической и художественной литературой и находил время просматривать все, имеющее сколько-нибудь существенное значение. Причем многочисленные факты убеждали, что все прочитанное ложилось у него в кладовые мозга очень крепко и со своими своеобразными оценками и характеристиками»[417]417
Шепилов Д. Т. Указ. соч. С. 107–109.
[Закрыть].
Весной 1947 г. обсуждался вопрос о выдвижении на Сталинскую премию оратории Е. К. Голубева «Герои бессмертны»:
«В своей комиссии Жданов говорил об этом произведении: “По-моему, оратория Голубева ‘Герои бессмертны’ как раз в мелодийном отношении вещь слабая. Во второй части музыка какофоническая, первая и вторая часть повторяют друг друга и вторая часть не развивает первой. ‹…› Содержание оратории глубоко патетическое, но между содержанием и формой нет единства”. Особенно Жданов подчеркнул: “Я не сторонник какофонической музыки. В этом отношении я консерватор. Я воспитывался на ‘могучей кучке’, Бетховене, Шопене, Моцарте, Верди. Быть может, я отстал от новейших течений в музыкальном мире, может, теперь ценится какофоническая музыка?”»[418]418
Деятели русского искусства и М. Б. Храпченко… С. 107.
[Закрыть]
Словом, Жданов, как можно заключить из его рассуждений, чувствовал в себе особенную силу для приведения в надлежащее состояние советской музыки. Он включился в подготовку постановления ревностно, с привычной энергией и напором: это было последнее сражение, которое, едва отойдя от перенесенного в декабре 1947 г. очередного инфаркта, дал Жданов на «идеологическом фронте». Основная работа по подготовке постановления легла на недавно назначенного заместителя начальника Управления пропаганды и агитации ЦК Д. Т. Шепилова:
«С образом Жданова в моей памяти всплывают сейчас все события, связанные с постановкой оперы Вано Мурадели “Великая дружба”. ‹…› Жданов сразу же после ее прослушивания сказал мне, что Сталин остался недоволен новой оперой. По его мнению, это – какофония, а не музыка. К тому же Сталин считает, что фабула оперы искажает историческую правду. Андрей Александрович предложил мне, чтобы Агитпроп разобрался, каково положение в советской музыке, и подготовил ЦК свои предложения.
Мы привлекли большую группу ведущих музыковедов Москвы, подготовили записку и проект постановления ЦК о музыке. Мне казалось, что все это сделано вполне квалифицированно и может послужить организующей основой для дальнейшего подъема советской музыкальной культуры и развития ее по правильному руслу. ‹…›
Всю жизнь я относился к музыке, к настоящей музыке, благоговейно, как истый христианин к своему божеству. Вот почему, когда с Запада начали проникать в советскую страну всякие модернистские течения, я воспринимал их не только отрицательно, но и с болью, как что-то святотатственное, как немузыку.
Конечно, я понимал огромную значимость новаторства Александра Скрябина, “Весны священной” или “Петрушки” Игоря Стравинского, выдающихся творений Дмитрия Шостаковича. И я стоял за такое новаторство. Но вместе с тем я был убежден в необходимости оградить советское музыкальное творчество от таких западнических течений, которые олицетворяли собой по существу распад музыкальной формы, патологическое ее перерождение.
В таком духе и составлены были агитпроповские документы по музыке. Однако Андрей Александрович ими не воспользовался. Он счел их “академическими”. Он подготовил все сам, со своими ближайшими помощниками и привлеченными консультантами. В результате появились известная речь Жданова на совещании деятелей советской музыки и Постановление ЦК партии об опере “Великая дружба” от 10 февраля 1948 года»[419]419
Шепилов Д. Т. Указ. соч. С. 99–100, 104–105.
[Закрыть].«Жданов всегда самостоятельно со всей тщательностью готовил каждую речь, вкладывал в это дело все силы своей души. Помню, в каком состоянии творческой одержимости вынашивал он свое выступление по вопросам музыки. Он собирал по крупицам и всесторонне продумывал высказывания Маркса и Энгельса, штудировал эстетические работы Плеханова, статьи, записи бесед, письма Ленина. На столе у него лежали стопки книг В. Стасова, А. Серова, письма П. Чайковского с закладками, пометками, подчеркиваниями.
Найдя в литературе какой-нибудь поразивший его образ или формулировку, он горел желанием поделиться своими мыслями и чувствами. Он нередко звонил мне на 3-й этаж в самое неожиданное время – утром, глубокой ночью:
– Вы можете зайти сейчас?
Я приходил.
– Слушайте: “Музыка должна высекать огонь из сердец людей”. Бетховен. По поводу его Пятой симфонии. Представляете себе, какое высочайшее предназначение музыки: высекать огонь из сердец людей.
Или:
– Вы штудировали “Критические статьи” Серова о музыке? Ну, батенька, какие же здесь золотые россыпи. Слушайте: “В мелодии – главная прелесть, главное очарование искусства звуков; без нее все бледно, бесцветно, мертво, несмотря на самые принужденные гармонические сочетания, на все чудеса контрапункта и оркестровки”. А модернисты изгоняют мелодию, то есть умерщвляют душу музыки!
Всегда поражал широкий круг интересов Жданова в сфере духовной жизни и та страстность, с которой он относился к изучаемому в данный момент вопросу, словно более важного вопроса и не было на свете. И он освобождался от этой околдованности теми или иными идеями только тогда, когда создавал законченную концепцию и средства решения назревших проблем.
Вот почему его речи и подготовленные им решения имели такую огромную впечатляющую силу. Теперь, бросая ретроспективный взгляд на прошлое, можно не соглашаться с некоторыми существенными положениями Жданова по ряду идеологических проблем. Но нельзя отказать им ни в силе аргументации, ни в страстной направленности – обеспечить торжество коммунистической идеологии»[420]420
Шепилов Д. Т. Указ. соч. С. 96–97.
[Закрыть].
Сохранилось еще одно свидетельство о работе Жданова над этим постановлением:
«Александр Николаевич Кузнецов, самое доверенное его лицо и бессменный помощник, допускал иногда “утечку информации” – загадочно улыбаясь, сообщал узкому кругу: “А вы знаете, чем сейчас занят Андрей Александрович?.. Он нацелен на серьезную перестройку в нашей музыкальной культуре… Вот уже вторую неделю сидит и прослушивает пластинки – с классикой, народной, эстрадной музыкой”»[421]421
«Ленинградское дело». С. 49.
[Закрыть].
Таким образом и было подготовлено постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере “Великая дружба” В. Мурадели». Принято оно было на заседании Политбюро ЦК 10 февраля 1948 г., а 11-го числа было опубликовано в «Правде», что дополнительно подчеркивало важность и директивность постановления.
Вот увертюра к нему:
«ЦК ВКП(б) считает, что опера “Великая дружба” (музыка В. Мурадели, либретто Г. Мдивани), поставленная Большим театром Союза ССР в дни 30-й годовщины Октябрьской революции, является порочным как в музыкальном, так и в сюжетном отношении, антихудожественным произведением.
Основные недостатки оперы коренятся прежде всего в музыке оперы. Музыка оперы невыразительна, бедна. В ней нет ни одной запоминающейся мелодии или арии. Она сумбурна и дисгармонична, построена на сплошных диссонансах, на режущих слух звукосочетаниях. Отдельные строки и сцены, претендующие на мелодичность, внезапно прерываются нестройным шумом, совершенно чуждым для нормального человеческого слуха и действующим на слушателей угнетающе. Между музыкальным сопровождением и развитием действия на сцене нет органической связи. Вокальная часть оперы – хоровое, сольное и ансамблевое пение – производит убогое впечатление. В силу всего этого возможности оркестра и певцов остаются неиспользованными.
Композитор не воспользовался богатством народных мелодий, песен, напевов, танцевальных и плясовых мотивов, которыми так богато творчество народов СССР и, в частности, творчество народов, населяющих Северный Кавказ, где развертываются действия, изображаемые в опере.
В погоне за ложной “оригинальностью” музыки композитор Мурадели пренебрег лучшими традициями и опытом классической оперы вообще, русской классической оперы в особенности, отличающейся внутренней содержательностью, богатством мелодий и широтой диапазона, народностью, изящной, красивой, ясной музыкальной формой, сделавшей русскую оперу лучшей оперой в мире, любимым и доступным широким слоям народа жанром музыки.
Исторически фальшивой и искусственной является фабула оперы, претендующая на изображение борьбы за установление советской власти и дружбы народов на Северном Кавказе в 1918–1920 гг. Из оперы создается неверное представление, будто такие кавказские народы, как грузины и осетины, находились в ту эпоху во вражде с русским народом, что является исторически фальшивым, так как помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе являлись ингуши и чеченцы.
ЦК ВКП(б) считает, что провал оперы Мурадели есть результат ложного и губительного для творчества советского композитора формалистического пути, на который встал т. Мурадели.
Как показало совещание деятелей советской музыки, проведенное в ЦК ВКП(б), провал оперы Мурадели не является частным случаем, а тесно связан с неблагополучным состоянием современной советской музыки, c распространением среди советских композиторов формалистического направления»[422]422
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере “Великая дружба” В. Мурадели», 10 февраля 1948 г. С. 630–631.
[Закрыть].
Отдельно в постановлении досталось и музыкальным критикам:
«ЦК ВКП(б) констатирует совершенно нетерпимое состояние советской музыкальной критики. Руководящее положение среди критиков занимают противники русской реалистической музыки, сторонники упадочной, формалистической музыки. Каждое очередное произведение Прокофьева, Шостаковича, Мясковского, Шебалина эти критики объявляют “новым завоеванием советской музыки” и славословят в этой музыке субъективизм, конструктивизм, крайний индивидуализм, профессиональное усложнение языка, т. е. именно то, что должно быть подвергнуто критике. Вместо того, чтобы разбить вредные, чуждые принципам социалистического реализма взгляды и теории, музыкальная критика сама способствует их распространению, восхваляя и объявляя “передовыми” тех композиторов, которые разделяют в своем творчестве ложные творческие установки.
Музыкальная критика перестала выражать мнение советской общественности, мнение народа и превратилась в рупор отдельных композиторов. Некоторые музыкальные критики, вместо принципиальной объективной критики, из-за приятельских отношений стали угождать и раболепствовать перед теми или иными музыкальными лидерами, всячески превознося их творчество.
Все это означает, что среди части советских композиторов еще не изжиты пережитки буржуазной идеологии, питаемые влиянием современной упадочной западноевропейской и американской музыки.
ЦК ВКП(б) считает, что это неблагоприятное положение на фронте советской музыки создалось в результате той неправильной линии в области советской музыки, которую проводили Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР и Оргкомитет Союза советских композиторов»[423]423
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере “Великая дружба” В. Мурадели», 10 февраля 1948 г. С. 632–633.
[Закрыть].
Как говорится в тексте постановления, 10–13 января 1948 г. в ЦК ВКП(б) было спешно организовано совещание деятелей советской музыки, подготовкой которого занимался Д. Т. Шепилов, а непосредственно проводил А. А. Жданов. После сурового доклада главного партийного идеолога (однако не такого зубодробительного, как его ленинградский доклад по постановлению от 14 августа 1946 г.), присутствующие деятели – партийные и музыкальные – в течение трех дней обсуждали проблемы своей «отрасли». Кроме более чем 70 участников-музыкантов в совещании приняли участие и четыре секретаря ЦК ВКП(б) – А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, М. А. Суслов и Г. М. Попов.
«Андрей Александрович ярко, правдиво, глубоко раскрыл организационное и внутреннее содержание всего музыкального процесса, охарактеризовал те нездоровые явления, которые тормозят развитие советской музыкальной культуры, и наметил пути ее дальнейшего расцвета»[424]424
Совещание деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б). С. 153.
[Закрыть].
Композиторы держались достаточно дружно и критиковали себя и коллег сдержанно. Наиболее резкие слова о современной музыке, полностью разделяющие точку зрения Жданова и ЦК, были сказаны профессором Московской консерватории А. Б. Гольденвейзером:
«Когда я слушаю грохочущие фальшивые сочетания современных симфоний и сонат, я с ужасом чувствую – страшно сказать, – что этими звуками более свойственно выражать идеологию вырождающейся культуры Запада, вплоть до фашизма, чем здоровую природу русского, советского человека»[425]425
Там же. С. 55.
[Закрыть].
На этом совещании прозвучали попытки переложить ответственность с композиторов на музыкальных критиков (что впоследствии удастся А. А. Фадееву и спровоцирует так называемую борьбу с космополитизмом).
Ю. А. Шапорин в своем выступлении говорил об идущих от критиков модернистских веяниях и констатировал, что «некоторые наши критики недостаточно ценят наше музыкальное искусство» и «допускают неверную оценку произведений»[426]426
Там же. С. 13, 15.
[Закрыть]. Музыковед Т. Н. Ливанова отметила, что в музыкальной критике «дело обстоит катастрофически»[427]427
Там же. С. 48.
[Закрыть] и критика существует лишь в виде «бюро по захваливанию»[428]428
Там же. С. 51.
[Закрыть]. Ей вторил дирижер Симфонического оркестра СССР К. К. Иванов:
«Спит наша музыкальная критика. За последние годы свелась эта критика к тому, что к некоторым нашим маститым композиторам прикрепились некоторые критики и поют им дифирамбы – только о них, только о них, а о других ни слова. ‹…› Имена таких критиков, как [Д. А.] Рабинович, Матиас [М. А.] Гринберг, [С. И.] Шлифштейн, всем хорошо известны – это те, которые покрупнее»[429]429
Там же. С. 70.
[Закрыть].
Но поскольку основная проблема критиков, по словам Жданова, была в том, что они были «подхалимского типа»[430]430
Там же. С. 10.
[Закрыть], то их пока не рассматривали в качестве самостоятельного деструктивного сообщества, как впоследствии было с критиками литературными. Хотя и здесь, как следует из перечисления фамилий, была намечена определенная национальная линия.
В своем заключительном выступлении на совещании А. А. Жданов коснулся пресмыкательства перед Западом:
«Что касается современной буржуазной музыки, находящейся в состоянии упадка и деградации, то использовать из нее нечего. Тем более несуразным и смешным является проявление раболепия перед находящейся в состоянии упадка современной буржуазной музыкой. ‹…› Интернационализм в искусстве рождается не на основе умаления и обеднения национального искусства. Наоборот, интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину – означает потерять руководящую линию, потерять свое лицо, стать безродными космополитами»[431]431
Там же. С. 139–140.
[Закрыть].
Постановление ЦК ВКП(б), как всегда, повлекло за собой и неминуемые персональные оргвыводы. В случае с постановлением об опере «Великая дружба» выбор прежде всего пал на М. Б. Храпченко – председателя Всесоюзного комитета по делам искусств. Еще на заседании 6 января Жданов спустил собак на М. Б. Храпченко и его ведомство:
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
