Текст книги "Урок ловиласки"

Жестко обхватив мои бедра своими, Варвара вещала:

– Основная часть болезней передается внесением внутрь вот этой штукой… – она снова потрясла пособием, как первоклашка звоночком первого сентября, – …побывавшей в зараженной сопернице.

– Голову рубить за такое! – всколыхнуло Антонину.

– Сжигать! На кусочки резать! Кожу содрать и к волкам выпустить! – эмоционально внесли рацпредложения прочие царевны.

– Так и поступают, но лучше предупредить проблему, чем потом с блеском ее полурешить. Инфекция-то будет занесена. Главное – знать партнера и доверять ему. Если понадеялись, но вдруг стало краснеть, чесаться, гноиться, нарывать, выделяться что-то лишнее или вырастать неправильные родинки – зря доверяли.

Многие подозрительно уставилась на свои и чужие родинки. Штучно разбросанные по телам, предметы пристального внимания заставили царевен выгибаться и крутить головами, отыскивая на себе и соседках, и хором ужасаться. Если некоторые просто шевелили рассматриваемыми конечностями, плоскостями и выпуклостями, то Любава особо выворачивалась за левый бок, где у нее, видимо, имелось что-то в указанном роде. Перебирание коленями по траве привело к эффекту собаки, которая ловит хвост. В несколько движений царевну развернуло, и на пояснице действительно оказалась большая темная точка, а ниже по всему фронту обнаружилась целая россыпь мелких пятнышек. Они напоминали веснушки, столь же милые и задорные, только на другом месте. Эту особенность, о которой ни за что не догадаться ночью, мне открыли рассветные сумерки и сама светленькая неунывашка, внезапно усомнившаяся в мировой справедливости.

Ярослава ласково погладила Любаву, успокаивая.

– Это другое. А о болезни сразу узнаешь по внешнему виду. – С апломбом много повидавшего человека зеленоглазая красотка кивнула вперед, на стойкий предмет споров.

Клара обреченно всплеснула руками.

– Для этого в них нужно разбираться! – Вместе со всеми ее взор конфузливо скакнул на зону возбужденного внимания. – Как я отличу больное от здорового?!

– Поверь, это произойдет быстро, – приятельски толкнула ее плечом Ярослава, снова оказываясь в центре событий.

Мой взгляд, даже не желая, раз за разом выцеплял красавицу из общей массы. Привлекали чеканность черт лица, выразительность глаз и – как нечто отдельное, не от мира сего – раздвинутый в циничной ухмылочке, чувственный, многообещающий рот. За этим, впрочем, прятались присущие любому представителю молодежи колючесть и неустроенность. Красота без поклонения меркнет, а кроме меня в пределах досягаемости из кавалеров только бандиты, от которых сбежали. Но как ни хотелось Ярославе хотя бы моего внимания, поперек Варвары не лезла, понимала – себе дороже. Редкое сочетание: красавица, да еще и умница. Не к добру.

– Больного по виду узнать можно, – признала Варвара, – а переносчика – нет.

Ученицы мрачно примолкли. Трескуче прошумели кроны от внезапного порыва. На мою щеку спланировал сухой лист, заботливая рука Клары убрала его.

– Третье, – объявила Варвара.

– Дети! – обрадовано вспомнила Феофания.

Пока одна преподавательская рука придерживала верхнюю часть пособия, вторая опустилась к волнующейся бархатистой пупырчатости.

– Здесь ежедневно всходят ростками маленьких жизней десятки миллионов семян.

– Сколько?!

– Не ослышались.

– Ежедневно?!

Варвара кивнула:

– По необходимости – несколько раз в день. Нет, скажем так: если получится. От семидесяти миллионов жизней за один раз. Цели достигает только одна – самая быстрая, самая умная, самая сильная. Тогда получаемся мы, выигравшие свою первую битву со столькими конкурентами.

Майя весело переглянулась с другими царевнами:

– А мы крутые!

Затем ее взор перетек на меня… и на целую секунду загрустил.

Нас связывал поцелуй. Даже так: Поцелуй, с большой буквы. Чувственный, страстный, незабываемый. Каждый из нас думал в ту минуту, что через миг будет растерзан и съеден заживо. Я хотел спасти царевну от страшной смерти, заколов мечом, а вместо этого – поцеловал. И поцелуй длиной в жизнь вывел нас в новую жизнь. А сейчас я стал общим достоянием, в новой реальности поцелуй перестал котироваться и обесценился до нуля, съеденный инфляцией впечатлений.

Чуть выдвинувшаяся вперед Александра склонила золотой занавес сначала по одну, затем по другую сторону моей середины. Наконец, окружила сверху, как абажуром лампочку.

– А то, что самая важная часть пособия немного… несимметрична, это нормально? – Две голени сочли мои ребра удачной подставкой. Ладони оперлись о живот.

– Абсолютно прямых в природе не бывает, – растолковала Варвара. – Просто не бывает, поверьте. У кого-то загиб вверх, у кого-то вниз. Или вбок. Может утолщаться в середине или к концу. Или конусообразно утоньщаться. И маленький гриб с непомерной шляпкой, и баклажан со сливкой на конце – это все норма. Как у нас может быть шире, выше, уже, глубже, бледнее или, наоборот, краснее и даже коричневее. Или одна створка может оказаться длиннее второй.

– Или толще, – упало с уст Ярославы, у которой, как мне теперь бесцеремонно стало известно, такой проблемы не было.

– Да, – согласилась преподавательница.

– Или выпуклее, – прилетело еще откуда-то.

– Тоже нормально. У одной снаружи листва, как на дереве, у другой – глухие ставни с едва заметной щелкой. Или вообще без ставен, сразу окно и занавесочки. Чего только не бывает. Вернись на место.

Варвара отстранила златовласую выскочку, затем суровый преподавательский взгляд успокоил завозившихся царевен, начавших присматриваться и сравнивать. Мои ребра и живот вздохнули с облегчением… и небольшой грустью. Все-таки Александра это… Александра. Стройная чувственная златовласка. Наполовину Зарина. Но не сидевшая в душе столь глубоко, потому тревожившая лишь тем, что привлекает совсем не душу.

(Сейчас речь не о Зарине, но о ней я еще не раз упомяну, в том числе более обстоятельно).

– А позы проходить будем? – не совсем в тему осведомилась Антонина.

Вопрос не остался без ответа.

– Пока скажу основное. Они делятся не столько по расположению и способам, сколько просто на мужские и женские. – Варвара оглядела окаменевших во внимании учениц.– Название дается по тому, кто действует. Мужские позы – когда вы не активны – мы не рассматриваем даже в принципе. Если когда-нибудь захочется для разнообразия, можно им разрешить – исключительно в виде великого одолжения. Или в качестве благодарности за нечто неслыханное.

– То, что Чапа спас всех нас от смерти и позора, – нежданно выдала Любава, – это неслыханное? Или с нашей стороны пойдет в категорию одолжения?

Я напрягся. Собственно, все напряглись – замерли, не смея шелохнуться. Тела на моих руках задышали жаром.

С высказанной точки зрения ситуацию никто не рассматривал – до этого момента. Теперь все задумались. Особенно я.

Варварин лоб сошелся к центру недовольными вертикальными полосами:

– Он мужчина и выполнял приказ. За это не благодарят.

– За что тогда благодарят? – недоумевали царевны.

– Ни за что. Как не поймете? Женщина – объект поклонения, а не бартера. Докажет, что достоин – станет мужем. Не достоин – не муж. Все просто.

Я облегченно выдохнул. Формула мне понравилась, хоть и произнесена идейным противником.

А информационный ликбез продолжался.

– Семена выходят с салютом, который доставляет мужчине удовольствие. Можно сказать, единственное удовольствие. Других они не знают или не признают. Тем же путем из их организмов выводится лишняя жидкость.

– Фу! – дернулись и отпрянули некоторые ученицы.

Клара удивленно оглянулась:

– Почему «фу»? Они в нас пописают и там завяжутся деточки…

Царевны заржали лошадьми, укушенными мухами це-це. Не знаю, что за це-це такое, я бы ржал от одного названия.

Клара обиделась:

– Что не так?

Вечно испытывавшая неловкость, теперь она совсем смутилась.

– Это разные процессы, – выговорила Варвара, вытирая слезы. – А чтобы одно не испортило другое, в преддверии салюта выделяется особая очищающая капля. В ней тоже несколько тысяч жизней.

Ярослава вздрогнула:

– Разве?

Варварин кулак скользнул вниз, упершись основанием в ребристые морщинки. Недовольное скуластое личико фантастического монстра продралось из тела носителя. Открылся изумленный ротик новорожденного. Застывшие лица учениц глядели на него очумело, как на невиданное чудо. Застеснявшись внимания, он спрятался обратно, закутавшись в капюшончик.

– Ой, какой гладкий внутри! – умилилась Любава.

Ее ладошки взлетели, прижавшись к щекам. Не будь вокруг столько народу, наверняка бы приласкала, погладила, а то и поцеловала. Как котенка. Хотя, откуда здесь котята? Вот и находят себе игрушки.

«Спички детям не игрушка!» – хотелось крикнуть.

«Ты уверен?» – категорически не соглашалось со мной присутствующее на полянке электоральное большинство с перевесом в тысячу двести процентов. Один в поле не воин – вполне демократический принцип, и будь я искренним демократом, лежал бы и не дергался, если голосованием постановили. В моей ситуации просто до зарезу хотелось быть отъявленным демократом. Однако, я противник любых правил, по которым меня заставляют играть другие. Демократия – тоже свод правил, с его помощью не хуже чем в самой жесткой монархии одни правят другими и грабят третьих. Как говорил Черчилль, демократия – плохая форма правления, но ничего лучше еще не придумали. Все авторитарные правители восхищаются демократией. И все эффективные демократические лидеры на каком-то этапе ведут себя как диктаторы. Здесь не о чем спорить, достаточно вспомнить историю любой страны, которая чего-то добивалась или, наоборот, что-то теряла. Подчинение меньшинства большинству – чушь и блажь, в которую хочется верить слабым. Собрались вместе двадцать львов и сто баранов – кто из них большинство?

И все же сейчас я с удовольствием стал бы поборником самой захудалой демократии. Да и любой бы, кто оказался на моем месте. На том и стоит счастье принятия решений голосованием – в перекладывании ответственности на других, когда хочется сделать что-то бессовестное. Если кто-то говорит, что от него ничего не зависит – врет, позорно и трусливо. Всегда и все зависит от каждого.

Но так хочется быть демократом…

– О! – вырвалось у Варвары, застопорившей взор на предмете урока, – о чем и говорю!

Мешая друг другу, все тесно склонились ко мне, почти на меня. Осторожно ткнули пальчиками, набирая на кончик. Внимательно внюхались. Александра и Майя не побрезговали лизнуть. Кто-то просто не дотянулся и опоздал.

– Живчики живут внутри нас трое суток, – выровнявшимся тоном продолжила Варвара, – самые упорные – до недели. Этот факт требует задуматься и подводит нас к следующей теме – женскому циклу. В противоположность красным дням, белые – это дни ребенка.

– Их можно как-то узнать? – поинтересовалась Амалия. – Ну, почувствовать?

Сдержанность и нежелание выпячиваться проявлялись в ней во всем: в кротких чертах лицах, в невыразительной, скромно выпуклой фигурке, в коротко обрезанных волосах и, особенно, в глубоком взгляде – отстраненном и одновременно въедливом. Но если ее что-то интересовало, она шла до конца.

– Можно – внимательно наблюдая за собой, – ответила преподавательница. – У кого-то бывает легкая боль внизу живота, набухает грудь, иногда побаливает. В худших случаях – тошнота и выделения.

Ярослава лукаво осведомилась:

– А если меня интересуют не дни ребенка, а, как бы мягче выразиться, наоборот?

– В красно-белом цикле есть зеленые дни. Примерно по пять до и после красных, – сообщила Варвара. – Это то, о чем ты говоришь.

– Третьей составляющей не будет?

– Вероятность минимальна по сравнению с другими днями.

– Как превратить ее в ноль? – вклинилась Антонина, распихав соседок могучими плечами.

– Ноля не бывает, – вздохнула Варвара, – поскольку у организмов нередко случаются нарушения жестких красно-белых циклов. Их нельзя предугадать.

– Нарушение цикла вообще-то имеет имя, – улыбнулась в ладонь Ярослава.

Преподавательница чуть шевельнула бровью в ее сторону:

– Я не о беременности, а именно о нарушении, о сдвигах, которые часто нам самим незаметны. Они бывают от переполнявшего восторга или, наоборот, от хандры. Чаще именно у молодежи вроде нас.

– И ничего не поделать?! – ужаснулась Кристина.

– Есть способы. Сейчас рассмотрим.

Но рассматривать Варвара стала что-то не то. Правда, голос ее, который жил собственной жизнью, принялся выдавать как бы заученные слова, далекие от напряженно-жадного взгляда:

– Некоторые используют вкладки, пропитанные кислой средой. Это абсолютно ненадежно и к тому же небезопасно. Точнее, опасно, и еще как.

– А с мужчиной в этой сфере что-то сделать можно? – проворчала Антонина.

Вопрос заинтриговал всех. Первое же слово вызвало ликование:

– Можно. Вот эта часть… – преподавательская ладонь поиграла с нижним пособием, словно с плюшевым хомячком: побаюкала, пощекотала, потрясла легонько и лишь потом нехотя отпустила на волю, – …обычно или тугая как мячик, или висит как мешочек. Нужно нагреть ее в воде, чтоб висела как можно ниже. Живчики не погибают, но замедляются. Некоторый эффект имеется. Главное, не сварить вкрутую.

Боже, что за садистские советы. В моем мире до подобной жести только дикие племена додумались…

А кто сказал, что страна башен – не дикое племя, если поглядеть со стороны? Не знаю всех определений дикости с точки зрения науки, но здесь они явно присутствуют. Вера в Великую Мать под именем Аллы, отсутствие прогресса и торговли, ликвидация неугодных и убийство почти всех чужих…

Губки Майи удрученно выпятились:

– Это все?

Покатые плечи в сочетании с плотным тельцем, широкой, почти незаметной талией и белой кожей при темных волосах вверху и внизу придавали ей вид оказавшегося в новом месте любознательного пингвина, который отправился за приключениями. Пингвин переступал лапками, иногда толкал соседей, но в целом был весьма усидчив и мил. Он не позволял себе лишнего и периодически сдерживал чересчур разошедшихся соседок. А разойтись в ситуации абсолютной свободы хотелось многим, даже тем, кто такого подумать о себе не мог.

– Говорят, существуют особые травяные пилюли, – поделилась Кристина где-то подслушанным.

– За ними нужно обращаться к врачевательницам, и далеко не к каждой. – В плане знаний Варвара чувствовала себя на коне среди пеших. – Составление подобных снадобий требует особого мастерства. Для профанов лучшее средство – мужская накидка из кишок или, иногда, из мягкой кожи. Товар штучный, редкий, но безумно полезный. Ценное качество – защищает также от большинства болезней.

– А если не доводить до салюта? – выдался у Амалии случай козырнуть информированностью.

– Тоже приемлемое средство, – признала Варвара, – если помнить про вторую составляющую и про появление у мужчин особой подготавливающей капли с жизнями.

– Как распознать ее приближение? – взбудоражились девочки.

Пожатие плеч:

– Никак.

– А он, – сразу с десяток пальцев уперлись в мою грудь, – не подскажет?

– Он сам будет в шоке. – Преподавательница живописно развела руками. – Она неконтролируема.

Лица погрустнели, донесся скрежет мыслей и хруст надежд. Варвара опомнилась, всколыхнув унылое болото заявлением:

– Как я говорила, все составляющие ловиласки приходят в разных сочетаниях. Наша задача – выбрать нужные и отсечь лишние.

– Болезни выкидываем в любом случае, – сообразила Любава.

– И боль, – вырвалось у Кристины.

– Насчет боли… – Варвара чуть повела бровью. – Не все так однозначно.

– Да, ты обещала дополнить тему боли, – вспомнили царевны.

– Есть еще два пункта, – признала Варвара. – Боль от удовольствия и удовольствие от боли.

Рты разинулись, и девичьи лица вытянулись, словно у изображения на экране сменили формат. Варвара быстро продолжила:

– Это просто для информации, знать, что в нашей многогранной жизни и такое бывает. Итак. – Она подвела итог. – Помним о болезнях и боли и думаем о детях и удовольствии. Вопросы есть?

– Когда доберемся до четвертой составляющей?

– Как раз подошли, – успокоила Варвара собравшихся.

Когда возбужденный гул утих, она спросила:

– Что нужно для удовольствия?

– Муж, – предположила Клара.

– Любой симпатичный мужчина, – процедила Антонина.

– Любой мужчина, – со смехом выдала Ефросинья.

– Не весь, – последовало ироничное уточнение Ярославы.

– Взаимная симпатия, – внесла свое видение Амалия.

– Отсутствие посторонних, – уведомила Александра.

– Ну, я бы поспорила, – не согласилась Ярослава. – Иногда…

– Темнота, – перебила Майя.

– Свет, – не сдавалась Ярослава.

– Постель, – снова рискнула вставить Клара.

– Вот уж без чего можно обойтись, – фыркнула со своей стороны Ефросинья.

– Нежность, – мечтательно поделилась Любава.

– Жесткость, – отпарировала Ярослава.

– Романтика, – опасливо косясь на Ярославу, проговорила Феофания.

Та красноречиво хмыкнула, но смолчала.

– Искренность, – оживилась Кристина.

– Ощущение тайны, – осмелела Майя.

– Раскрепощенность, – выпалила Александра.

– Свободное время, – сыронизировала Антонина, сразу показав мимикой, что так не думает, а только шутит. Но как бы просит не забывать, что в каждой шутке только доля шутки.

– Чапа, а ты что молчишь? – внезапно вспомнила обо мне преподавательница. – Выскажи мужское мнение. Интересно послушать соратника и противника в одном лице.

– Желание, – проворчал я.

Переглянувшись, все кивнули.

– Все сказанное может быть правдой, – согласилась Варвара. – Но. Удовольствие от ловиласки невозможно без доверия между партнерами.

– Правильно! – колыхнулись ученицы в едином порыве. – Это главное!

– Чапа, – пришпорила Варвара мои бедра своими, – сколько партнерш отведали твоей ловиласки?

– Что за допрос?!

– Отвечай, это необходимая часть урока, без которой нельзя идти дальше.

– Не я учусь, а вы!

– Мы учимся на тебе. Перечисляй. Тома – раз. Или кто-то был до нее? Постой, почему так скривился по поводу Томы? У вас не было?!

Я молчал, прикусив язык и мечтая, чтоб дурной сон поскорее закончился. Лица вокруг изумлялись, недоверчиво хмурились, любопытно высовывались. Ниже хоровода лиц выпячивалась невероятная гирлянда из молочно-белых шаров и шариков. Варвара ликующе наседала:

– Не было?! Если не было даже с Томой… – Она обвела всех торжествующим взором. – Девочки! У нас идеальный объект!

– Алле хвала! – оглушили восторженные крики с разных сторон.

Если нас ищут, сейчас врагу стоило просто прислушаться, и приходи, бери голыми руками. Успокаивало одно: ночь. В этих краях ночью не воюют. И не без причин.

Варвара торжественно проговорила:

– Муха Еленин прозвищем Чапа, готов ли ты в присутствии полутора десятков благородных свидетелей объявить о своей чистоте, зная, чем грозит ложь?

Я вновь попытался вырваться. Все равно, что тле спастись из лап и жвал орды муравьев. Там, где меня прижимали весом, теперь еще схватили руками, даже на грудь оперлись и облокотились для пущей надежности.

– Мы ждем ответа. Честного, искреннего, безусловного.

– Чего вы хотите?!

– Просто ответь. Ты возвращался в лоно любви?

– В каком смысле «возвращался»?

Варвара с укором покачала головой:

– Ты же как-то родился? Или ты черт, возникший на причале?

– Я родился! – почти выкрикнул я. Несмотря на общий жар, лоб покрылся испариной. – Моя мама – Елена!

Святой причал – так они называют портал, место перехода из нашего мира в этот. Молитва встречи, которую каждого заставляют зубрить с детства, гласит: «Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь. Если я встречу Падшего, я убью его». Остается напомнить, что ангелами местные считают прибывающих женщин, а Падшими или, другими словами, чертями – мужчин. Малейшего подозрения достаточно, чтобы разрушить мою конспирацию, и все пойдет прахом. Первые же встречные обязаны будут прикончить меня на месте. И даже те, кто явно симпатизирует. И они сделают это.

– Вот, – довольно кивнула Варвара, приняв мою панику за намерение сотрудничать. – Возвращался ли ты еще в какое-нибудь женское лоно?

Я стал красным на фоне насевших на меня бледных созданий, которые вцепились, как вампиры в жертву.

– Нет, – выдавило горло.

– Все слышали? – громко воскликнула Варвара. – Он сказал – нет!

– Алле хвала!

Меня сломали. Отжали, перемололи, развеяли по ветру. После выдачи секрета столь интимного, со мной можно было делать все.

– Что еще от меня хотите? – устало бросил я.

– Еще одного ответа, столь же честного и однозначного. Дарил ли ловиласку способами, состоящими или включающими комбинации лишь из трех составляющих?

Слишком заумно. Голова не работала, но край сознания понял и выдохнул за меня:

– Тоже.

– Тоже – что? – Им требовалась конкретика.

– Нет.

– Нет! – во всеуслышание повторила Варвара, вертя головой. – Нет!!

– Алле хвала! – откликнулся радостный хор.

– Все? – спросил я. – Довольны? Ты сказала, это последний вопрос.

– Вопрос – да.

– Что же еще?!

– Обычно урок завершается демонстрацией способов ловиласки по всем видам, как включающим, так и исключающим третью составляющую.

***

– Демон… – я поперхнулся, – …страцией?!

– Затем практические занятия.

– Практи… кхм. – Уши слышали, мозг не верил. – Общие, что ли?!

– Какие могут быть еще? Желающие практикуются, нежелающие совершенствуют наглядную теорию. Предмет обязаны освоить все. Можно не владеть копьем, но нельзя прожить без основополагающего – без умения дарить и принимать жизнь.

– У него тысячи жизней на пособии, – напомнила Амалия.

– Помню. – Варвара привстала на коленях. По шатру голов поползли беременные звездами трещины. Небо заглянуло в душу. Там оказалось так же пусто. – Поэтому начнем с…

Она остановилась, глубоко задумавшись и перебирая что-то в голове, лицо прыгнуло по сторонам:

– Еще один момент. За время плена рыкцари никого не принудили силой?

– К чему принудили? – моргнула Клара.

Антонина ехидно скривилась:

– А если не силой?

Решив, что Клара и сама догадается, Варвара с суровостью обернулась к возвышавшемуся над остальными крупному лицу Антонины:

– Если ты насчет меня, то здесь разговор особый, к нему еще вернемся. Итак, жду ответа, это принципиально.

Выждав с десяток секунд, она удовлетворенно кивнула.

– А до плена? – повис в сгущенном воздухе ее следующий вопрос. – Если у кого есть, что сказать, скажите сейчас. Необходима абсолютная чистота опыта.

Тишина. Стрельба взглядами. Конфузливое опускание век – не от желания скрыть, а от самой мысли, что подобное могло случиться.

– Тогда следующее: кто уже имел ловиласку без третьей составляющей?

После некоторого колебания нехотя приподнялась рука Ярославы.

– Да?! Расскажи! – набросились соседки.

Девушка отстранилась:

– Это к делу не относится.

– Ярослава права, она не в храме, чтобы отчитываться.

Тон преподавательницы не хуже шприца развеял приступ любопытства. Только после этого вздернулась и быстро упала рука Ефросиньи.

Права поговорка про тихий омут. К ней уже не проявили столь бурного внимания. Но заметку себе сделали все, еще пообсасывают косточки на досуге.

Я еще раз припомнил про себя услышанную ранее формулу, в ней фигурировали боль, болезни, дети, удовольствие. Стало предельно неуютно. Ну и допрос. Коснись такое меня – не факт, что рискнул бы признаться. Одно дело – чего-то не делать, поскольку считаю неприемлемым, и совсем другое – открыться окружающим в уже сотворенном. Оно уже произошло, и если было неправильным, то почему-то все же произошло! Ну, обстоятельства так сложились, что непредставимое почему-то оказалось допустимым. Психика – вещь странная и, честно говоря, предельно нелогичная. Нередко она взрослеет быстрее человека, не успевающего за ее прыжками. А иногда наоборот – плетется в хвосте за акселератом-инстинктом, шпыняемая за любую провинность или за то, что инстинкты для своего блага могут выставить ей в вину. И выставляют.

Вот и говорю: если даже я, старавшийся не лгать никому, особенно самому себе, не уверен, что нашел бы силы сказать правду, то как на моем месте поступил бы человек менее щепетильный? А здесь верили словам!

Впрочем, царевны – женщины, верить словам – их крест. Будем считать, что всем нам – им и мне – исключительно повезло.

– Ясно. – Варвара оглядела всех родительским взором. – Последнее. Все мы заперты детством на замочек, не разрешающий взрослости вторгнуться в непозволительное.

У меня вдруг выстрелило: замочек! В школе кладовица ничего надежнее щеколды представить не могла, а тут целый замочек. Царевны – дочки царисс, и если такие слова и понятия им не в диковинку, то меня ждет еще много удивительных открытий.

О чем это я, каких еще открытий? Мне ли жаловаться на их недостаток? Будь моя воля, все открытия позакрывал бы к чертовой бабушке. Меньше знаешь – крепче спишь! Ну почему я не понимал этого прежде?..

Корябнуло по душе: «Будь моя воля». Главная проблема. Никого в этом мире моя воля не интересует. Оттого и лежу на травке, не властный над собственным телом.

– У кого замок сломан? – вопросил строгий голос.

Снова отличилась Ярослава. В гордом одиночестве.

Нет. Медленно, багровея на глазах, к ней присоединилась… кажется, Софья – усредненно-никакая, похожая на всех, поступавшая как все. Человек без собственного мнения. Или это Анна? Не помню. Одна из них сейчас находилась в тройке выставленных часовых, в то время как вторая приподнятой рукой сообщала о себе прелюбопытнейшие подробности.

Зато Ефросинья не шелохнулась. Царевны вновь зашушукались. Я прибалдело лежал: придавленный, смирившийся, но никак не равнодушный к происходящему. Оно напрямую касалось меня. Пока в основном рук и ног – очень касалось, и все свидетельствовало, что добром это не кончится. Правда, злом предстоявшее тоже не назовешь. Чем-то не посередине (если брать два этих главных понятия), а равноудаленно от середины – как если линейку согнуть кольцом и соединить концы. Противоположности сольются в одну точку. Вот ее я сейчас и ожидал – взрывную, добро-злую, немыслимую.

– Времени прошло много, нынешнюю чистоту гарантирую, – выдала Ярослава необходимую формулу.

– И я! – быстро присовокупила Анна-или-Софья, прячась за большой спиной Антонины.

Странно, но в отличие от других стеснявшихся учениц она укрывалась не от моего противоположнополого взора, а от излишнего внимания подруг. Как же, видимо, допекли. Или как могут допечь, если такая реакция.

Ефросинья скудно вбросила:

– Я тем более.

Эта опустила лицо и прятала только взгляд. От всех. Но не от меня. На меня она глядела исподлобья, как бы спрашивая: теперь-то понял, что я уже взрослая? Понял, от чего отказался в недавнем ночном тет-а-тете? И вообще – понял?

Опершись руками о мой живот, преподавательница чуть приподнялась, поправила посадку для нашего с ней взаимного удобства и резюмировала:

– Итак, каждая из нас в присутствии остальных подтверждает свою чистоту, зная, чем грозит ложь. Принято.

– Подожди, – вновь влезла Антонина. – Ты сама не ответила ни на один из вопросов. Как с чистотой у тебя?

– Ты в пещере со старшим заигрывала! – напомнили сразу с нескольких сторон. – А перед самым освобождением уединялась!

Преподавательница медленно повернула голову сначала в одну сторону, затем в другую, и шум затих.

– Во-первых, если кто до сих пор не понял, – веско произнесла она, – я делала это ради всех, искала способ вытащить нас любым способом – о том, что придет помощь никому в голову в тот момент прийти не могло. Во-вторых, я ему сразу сказала, что если нет мужской накидки, то пусть даже не надеется. – Оправдываться Варвара не любила и сразу перешла на повышенные тона. – Поэтому чистоту гарантирую не меньше вас всех. Кстати, эту вещицу я забрала, желающие могут потом взглянуть.

– А до рыкцаря? – не унималась Антонина.

Судя по гулу, ее поддерживали многие. Живой свод надо мной зашатался, представленные в двух дюжинах красота и женственность с помощью колыхания к очевидным обнаженности и соблазнительности прибавили мою озабоченность: игнорировать случившиеся со мной чудеса организм не собирался. Взгляд скакал, как блоха на поджариваемой собаке, но сейчас его не замечали.

– А до рыкцаря, – Варвара вставила руки в боки и грозно повысила голос, – я проходила вместе с вами неоднократную проверку у врачевательницы.

Опа. Оказывается, останься я в школе еще некоторое время…

Мне стало очень нехорошо, где слову «хорошо» не место даже в плане отрицания. Словно с пляжа – в криосауну. Фантомные боли – о том, чего не случилось. Когда я был девочкой и избегал разоблачения в постели, в туалете, в купальне и на общих занятиях, о возможном врачебном осмотре даже не думалось. И лежал бы сейчас не под приятной тяжестью бывших соучениц, а под другой тяжестью где-то на кладбище. Нет, учитывая местные похоронные традиции – просто лежал, обгладываемый волками, и в новом состоянии на них было бы совершенно начхать.

Мою дрожь Варвара ощутила бедрами, но отнесла к другим причинам.

– Ко мне вопросов нет? – обратилась она к царевнам. – Тогда к вам. Красные дни ни у кого не наступили?

– Неужели бы не подмотались, – проворчал кто-то в ответ.

Снова они о своем, о девичьем. Когда же закончится эта бесконечная ночь. Звезды заглядывали сквозь кучу собравшихся в плотное кольцо голов и смеялись надо мной, мужчиной, поверженным женщинами. Они висели на мне гроздьями: гладкие, гибкие, упругие…

Мягкие.

Волнующие.

Уф. Взбудораженные мысли искали и не находили пристанища. Кровь забыла о гравитации.

Как бы я хотел сейчас отвлечься, но, закрыв глаза, чувствовал… короче, чувствовал. Открыв – видел. Ни единого шанса забыться или запереться в башне сознания. Башня взята штурмом, ворота выломаны, гарнизон взят в плен.

– Все-таки, наш Чапа – герой. Он такой терпеливый, – упавшим балконом придавил внезапный комплимент с уст Кристины.

Ее бархатные ладони потерли мою руку, бедра добавили дров в горящий домик, присоединившись к действиям рук. Царевна обескураживающе улыбнулась. Она наслаждалась взаимным пожарчиком внизу – робко, неуклюже, но неуклонно. Поймав мой взгляд, Кристина заговорщицки-интимно подмигнула, словно у нас имелись куда большие секреты. Она сделала это как можно незаметней, а могла бы совершенно открыто – все смотрели не на нее. Давно и основательно.

– Да, нам повезло. – Глаза и пальцы Варвары пробежалась по габаритам пособия. – Кстати, мы очень затянули начало урока.

Начало?!!!

Преподавательница не разделяла моего изумления:

– Зрелый мужчина терпел бы, получая удовольствие даже от самого терпения. Чапа еще молод, ему проще сбросить напряжение и позже повторить во всеоружии.

– Позже? – уцепились за слово ученицы. – Насколько позже?

– Этого не рассчитаешь. Все мужчины разные, кто-то может часто, кто-то долго. Это не хорошо и не плохо, это по-разному. Каждому – свое. Много и мало – категории противоречивые, расплывчатые. Кому-то плохо, другим в самый раз. Идеал называется достаточно.