Текст книги "Возлюбивший зло"

11. ЧУМА

Преобразование Ада явилось задачей не из легких. Казалось, Люцифер давно пустил все на самотек, предоставив управление различными частями своих владений помощникам. Ад был огромен и, несмотря на безупречный порядок в каждом отдельном круге, в целом довольно неорганизован. Тем не менее Пэрри обнаружил, что все в нем тесно взаимосвязано – едва он пытался хоть что-то сдвинуть с места, как это влекло за собою необходимость дальнейших изменений. Пэрри думал, что делает определенные успехи, однако спустя некоторое время понял, что достиг совсем немногого. Бюрократизм Ада постоянно вставал у него на пути.

– Будь оно все проклято! – в ярости воскликнул он однажды.

– Все и так уже проклято, – пробормотала Лила, которая на этот раз в угоду ему приняла образ Елены Прекрасной.

После очередного никчемного дня в Аду Пэрри чувствовал потребность в ее ласках, на которые дьяволица никогда не скупилась. Но он замечал, что постепенно, вместо того чтобы завершить планы, уделяет им все больше времени. Впрочем, даже самые изощренные любовные утехи приедались. Чтобы доставить своему господину удовольствие, Лила тысячу раз менялась, примеривая на себя, словно новое платье, облик той или иной женщины, включая красивейших в истории. Стоило ему что-то захотеть, и дьяволица с быстротой выполняла любую прихоть. Однако Пэрри понимал, что под различными личинами скрывается все та же самая сущность, и его снова одолевала скука. Боясь потерять поддержку Лилы, он, конечно, не решился бы признаться в том, что теряет к дьяволице интерес…

– Мои предшественники сталкивались с теми же самыми трудностями, когда принимались за дела?

– Конечно, господин Сатана, – подтвердила Лила. – Каждый примерно сто лет тратил на то, чтобы преобразовать Ад, а вторую сотню лет – на то, чтобы прийти к соглашению с Богом. Затем правители постепенно пасовали, лишь иногда придумывая что-нибудь действительно великое. Вот почему Люцифер был вне себя от ярости, когда ты разрушил его единственный достойный замысел за все столетие.

– Монгольское нашествие, – согласился Пэрри. – Теперь я лучше понимаю Люцифера.

– Дело в том, что в целом ничего не меняется – и не только в Аду. Добро

– вечно, и Зло – вечно, а человечество постоянно копошится между двумя этими крайностями. Как видишь, все довольно скучно.

Дьяволица понимала, что говорит. Не удивительно, что со временем воплощения Зла пренебрегали своими обязанностями – ими овладевала апатия. Должно быть, они даже чувствовали облегчение, освобождая дорогу преемникам…

Дела Пэрри в мире смертных обстояли не лучше. За исключением Хроноса и Нокс, остальные инкарнации встречали каждый его шаг в штыки, вероятно, испытывая от этого бесконечное удовлетворение. Насколько мог судить Пэрри, сами они достигли немногим больше, чем он. Казалось, воплощения Бессмертных занимались бессмысленной возней, таким образом, возможно, борясь с собственной скукой. Не питая к ним уважения, Пэрри понимал, однако, что противники очень хитры и способны привести его в замешательство, в то время как сам он не мог ответить им тем же.

Такая возможность появлялась у Властелина Ада, только когда инкарнации менялись. Правда, поначалу Пэрри упускал ее, так же как не пожелал навредить новому Хроносу, который на протяжении всей своей службы относился к нему с дружелюбием. Затем Хроноса сменил его предшественник, обладающий огромным опытом, который тоже стал другом Пэрри.

– Сколько я уже у власти? – неожиданно спросил он как-то у Лилы, вспомнив о времени.

– Девяносто пять лет, мой господин Сатана, – тотчас же ответила она.

– Целых девяносто пять! – ошеломленный, повторил Пэрри. – А мне показалось, что прошло всего несколько лет!

– Все верно – только несколько лет. Ведь не прошло даже столетия.

– Мне нужно что-то делать!

– Ты и так пытаешься, мой повелитель!

– Нет, я имею в виду что-нибудь значительное. Пришло время дать всем почувствовать, что к власти пришел Сатана.

– Как скажешь, хозяин, – не стала спорить она.

Должно быть. Лила не верила, что он на это способен. Нахмурившись, Пэрри стал обдумывать, за что взяться.

У него было две области влияния – Ад и царство смертных. Прежние усилия не оправдались ни в одной из них. Пэрри нуждался в лучшем управлении и пытался осуществлять его сам, да не очень-то удавалось.

Возможно, пришло время заменить Асмодея. Но кем? Вряд ли с приходом Мефистофеля что-то улучшится, а Люциферу Пэрри не доверял…

Внезапно он вспомнил.

– Лила, пойди и растопи Ассаргадона.

– Как вы сказали, мой господин? – Впервые он застал ее врасплох.

– Я собираюсь лет на десять поручить ему Ад и посмотреть, что из этого выйдет. Ведь он вполне опытный правитель?

– Несомненно, повелитель. Но…

– И он будет мне предан, не так ли?

– В данных обстоятельствах – да. Но…

– Тогда в чем же дело?

– Он проклят. Закован в лед. Ты ведь знаешь, как в прошлый раз мне пришлось его размораживать. Если он освободится ото льда, то непременно захочет…

– Гм-м, ты права. Чтобы поддерживать его в нормальном состоянии, нам придется приставить к нему дьяволицу. Кого бы ты посоветовала?

– Мой господин, он прекрасно разбирается в подобных вещах и будет настаивать только на мне. Уж я его знаю – он всегда требует самое лучшее…

Пэрри задумался.

– У этого парня хороший вкус. Ну, тогда и согревай его сама. А я пока возьму себе другую дьяволицу или душу грешницы. Например, Нефертити. Возможно, меня это даже немного развлечет. – С грешной душой египтянки он встретился по ходу своих преобразований Ада, и та, взамен на послабления, выразила готовность помочь Пэрри. Уж она-то провела в Аду немало времени, чтобы отдавать себе отчет в том, какого рода «помощь» от нее потребуется.

Приняв обычный облик, Лила пристально посмотрела на своего хозяина:

– Ты прогоняешь меня, господин?

– Ну что ты. Лила! Но если мне придется какое-то время обходиться без тебя, должен же я иметь замену. Ведь Повелителю Зла не годится оставаться одному – так же как и прослыть примерным супругом. Брать кого попало – тоже недостойно. Положение обязывает иметь лишь самое лучшее – а это, конечно, ты. Впрочем, на крайний случай сгодится и Нефертити. Ну а когда наскучишь Ассаргадону, можешь сразу возвращаться ко мне.

– Ты очень великодушен, господин Сатана, – с иронией бросила Лила, которую его доводы, похоже, нисколько не убедили.

Пэрри нахмурился:

– Лила, я уже устал от безделья! Я обязан действовать! Если у тебя есть другие предложения, скажи!

– Я бы не осмелилась возражать, мой господин, – ответила она. – Но ты ведь знаешь, Ассаргадон очень сильная личность, именно такие меня всегда притягивали…

– Думаю, теперь не тот случай, – возразил Пэрри. – Ассаргадон – уже история, а я – еще нет. Ступай к нему, дьяволица. Разлука будет на пользу нам обоим.

Вместо того чтобы просто исчезнуть. Лила предпочла с достоинством покинуть комнату. Перед этим она обнажилась, выставив напоказ изысканной формы ягодицы, красивее которых не было ни у кого среди смертных или демонов. К тому же по удивительной способности выражать различные чувства эта часть ее тела могла бы сравниться только с лицом…

Пэрри так и подмывало ее окликнуть, однако он сдержался. Не следует давать дьяволице лишний повод думать, будто она имеет над ним власть.

Ассаргадон немедленно взялся за дело, довольный тем, что ему предоставили возможность проявить себя. Ад сразу ожил – некоторые надсмотрщики тут же оказались заменены другими, а души грешников перемещены. Похоже, Лила отлично справлялась со своими обязанностями, однако Пэрри подозревал, что царь, благодаря чрезмерной любви повелевать, продолжил бы работу и без нее. Безусловно, теперь он чувствовал себя гораздо лучше, чем под толщей льда.

Нефертити действительно внесла в жизнь Пэрри определенную новизну. Новая любовница оказалась гораздо наивнее Лилы, к тому же еще не совсем утратила царственную надменность и гордость. Теперь Пэрри понял, почему ему стало скучно с Лилой – слишком та была услужлива и подобострастна. Нефертити же, напротив, от некоторых его предложений приходила в неописуемый ужас – «просвещать» ее доставляло Пэрри подлинный интерес и удовольствие. К сожалению, со временем очарование неприступности неизбежно должно было исчезнуть.

И все же Пэрри испытывал недовольство. Пройдут годы, десятилетия или даже века, прежде чем Ад будет полностью обновлен. А ведь ему хотелось оставить след и в мире смертных, а также отплатить воплощениям за то, что когда-то они его унизили.

Неожиданно такая возможность представилась. Место воплощения Природы должна была занять другая правительница.

Больше всего Пэрри желал бы отомстить именно Гее, которая задела его самолюбие больнее остальных. Подобраться к ней Пэрри не мог, однако надеялся, что новое воплощение Природы по неопытности способна совершить промахи, которыми он и воспользуется. Час пробил! Хотя новая Гея не сделала Пэрри ничего дурного, ее поддержала предшественница. Она еще проклянет тот день, когда покинула свой пост!

Но повлиять на дела других инкарнаций почти невозможно. Редкий случай выпадал, только когда они проявляли беспечность или еще не совсем освоились. Вот почему Пэрри следовало спешить.

В тысяча триста тридцать первом году в Китае разразилась страшная чума. Монголы соединили его с Западом торговыми путями, поэтому вспышки страшного заболевания возникали и за пределами Китая. Когда-то давно Пэрри с надеждой ждал с Востока спасительную весть; теперь оттуда же он ожидал приближения смертельной болезни. Чума приведет воплощение Природы в отчаяние – возможно. Гее никогда не удастся ее остановить. Ее унижение будет безмерно! К тому же сотни душ отправятся в загробную жизнь прежде времени, смешав нити Судьбы и доставив Танатосу массу лишних хлопот. Грешники не успеют подготовиться к вечности и очистить свои души, а значит. Ад окажется только в выигрыше…

План показался Пэрри восхитительным! Оставалось только немедленно осуществить его, прежде чем другие воплощения заподозрят неладное и постараются ему помешать.

Никому не доверив столь серьезный замысел, Пэрри сам отправился в Самарканд, через который пролегал восточный торговый путь. В этом малонаселенном горном районе чума еще не успела распространиться, но Пэрри разыскал в одном из караванов зараженного ею человека, выносливого и крепкого. Его спутники не хотели брать в столь утомительное путешествие больного, руководствуясь вовсе не добрыми побуждениями, а здравым смыслом. Кому нужны лишние хлопоты, связанные с похоронами, к тому же умирающий лишь напрасно задержал бы в пути остальных…

Приняв подходящий случаю вид, Пэрри приблизился к хозяину каравана.

– Мне нужно кое-что переправить, – обратился он к нему на местном наречии, для достижения своей цели прибегнув к привилегии Отца лжи. – Но я никому не могу это доверить. Я нашел больного – в страхе подцепить заразу разбойники побоятся его тронуть. Поэтому я отдал свой груз именно ему. Я хорошо заплачу – не проследите ли вы за тем, чтобы этого человека везли отдельно от других?

Хозяин каравана приготовился было отказать, но увидел протянутые ему золотые монеты. Так много он не выручал даже за самые удачные походы. Караванщик решил принять и деньги, и больного, который, конечно же, предпочел выполнить поручение и поскорее попасть домой, вместо того чтобы провести на чужбине лишние три месяца. Ему предстояло передать ювелиру бесценную восточную жемчужину. Разумеется, для Пэрри это было лишь предлогом…

Через несколько месяцев чума поразила Малую Азию. Проникнув через восточные области Анатолии, она достигла Оттоманской империи. Уже в следующем году болезнь пересекла Дарданеллы и оказалась в Константинополе, а затем и в Европе. Чума расползалась. Новая Гея, а также другие инкарнации в панике метались, пытаясь встать на пути страшного бедствия.

В один из таких дней к Пэрри пришел Хронос.

– Не хотел бы вмешиваться в твои дела, дружище, – печально начал он. – Но не окажешь ли ты мне одну услугу?

Отказать Хроносу Пэрри не мог.

– Речь идет о том, чтобы пощадить город и окрестности Милана, что в Италии. Этой области предназначено сыграть ведущую роль в развитии Ренессанса, и…

Пэрри понятия не имел, о чем говорит Хронос, однако спорить не стал.

– Милан будет спасен.

Затем он вызвал Вельзевула и поручил ему проследить за тем, чтобы «черная смерть» обошла Милан стороной.

В тысяча триста сорок восьмом году она уже распространилась на все Средиземноморье и унесла треть его населения. Гея обезумела от горя – к тому времени когда до нее дошло подлинное значение бедствия, она оказалась не в силах с ним справиться. Успех Пэрри превзошел все ожидания.

Однако чудесным образом трагедия не затронула Милан. Отправившийся туда Вельзевул, обладавший властью Повелителя Мух, с помощью заклятия уничтожил в окрестностях всех обитавших на крысах блох. Поскольку чума передавалась человеку в основном через их укусы, «черная смерть» пощадила эту область Италии.

Вельзевул получил от Пэрри приказание сделать то же самое и в южной Франции, где он когда-то жил. Пэрри понимал, что это сентиментально и глупо, однако ему все равно не хотелось наказывать души местных жителей, которые окажутся в его власти. Конечно, никого из тех, кого он знал, не было в живых, но…

В тысяча триста сорок девятом году «черная смерть» проникла в Испанию и опустилась на западное побережье Африки. Затем она прошлась по северной Франции и перекинулась в южную Англию. Другие воплощения по-прежнему оставались бессильны. Танатос на целые месяцы опаздывал к умершим, разрываясь на части, и все чаще совершал досадные промахи. Вместо того чтобы отправляться в Рай, десятки душ по его вине попадали в Ад. Ассаргадону пришлось выделить для них отдельный уголок, придав ему внешнее сходство с Раем – демоны были наряжены там ангелами и обращались со своими подопечными со всей возможной любезностью. Конечно, это была шутка, но вполне безобидная. Некоторым снискавшим милость душам грешников обещали переселение туда, при условии, что они не раскроют секрет остальным. Ведь Пэрри понимал, что со временем непорочные души все равно придется отправить в Рай, и ему не хотелось подвергать их лишним переживаниям и страданиям.

В том же тысяча триста сорок девятом году чума расползлась по всей Англии и Ирландии, а также по Священной Римской империи, пощадив лишь Фландрию – в память о друге отца Скорбящего, монахе-францисканце…

Однажды к Пэрри явилась посетительница – молодая женщина из Варшавы, которая предавала свою душу вечному проклятию не за богатства или счастье, а за право единственный раз встретиться с воплощением Зла.

Каким-то странным образом женщина походила на его первую возлюбленную, Джоли. Пэрри объяснил это тем, что незнакомка тоже была из крестьян, одета в лохмотья, худа и напугана. С тех пор как Джоли впервые в страхе переступила порог его дома, минуло более ста сорока лет.

Пэрри взглянул на капельку крови на своем запястье – она так высохла, что едва виднелась на потемневшей коже. Неужели Джоли по-прежнему спит в ней? А быть может, ее все-таки отпустили в Рай? Внезапно сердце Пэрри переполнило острое чувство утраты. Его первая любовь… Нет, единственная любовь! Соблазнив его, дьяволица доставила ему немало приятных минут, однако на самом деле Пэрри никогда ее не любил.

– Господин Сатана, – робко обратилась к нему девушка. – Прежде чем вы подвергнете мою душу вечным мукам, у меня есть одно… одна просьба. И я… умоляю ее выполнить. – Несчастная тряслась от страха, однако что-то заставляло ее говорить.

Интересно, что могло толкнуть ее на столь мужественный шаг: лишиться единственного сокровища – бессмертной души?

– Проси, – беззлобно сказал Пэрри, все еще удивляясь ее сходству с Джоли.

– Ваша милость, говорят, что чума дело ваших рук. В отместку тем, кто вас обидел.

– Это правда.

– Но от нее одинаково страдают все – и плохие и хорошие, которые не сделали вам ничего дурного. Я ездила в Прагу и… ох, мой повелитель, если бы вы только видели!

Пэрри понимал, что это нелепо, однако ему хотелось найти предлог, чтобы остаться с девушкой подольше. Он знал, что она далеко не Джоли, но встреча невольно пробуждала в нем дорогие воспоминания. Вероятно, Пэрри очаровала ее невинность – качество, с которым теперь ему слишком редко приходилось сталкиваться.

– Так покажи мне, – предложил он, поднявшись с трона и протягивая ей руку.

Собравшись с храбростью, девушка подала ему свою.

Пэрри обратился к магии, и через мгновение они уже стояли на земле Богемии, в Праге. Ведь нынешнее положение наделяло Пэрри могучей волшебной властью. Теперь он мог легко перемещать себя и других не только по всему Аду, но и по царству смертных.

То, что они увидели, оказалось ужасным. Прямо на улицах валялись человеческие трупы – одни были багровыми, другие даже почернели. Лица несчастных искажала предсмертная мука. Проходившие люди сваливали их на телеги и везли за город, к общей погребальной яме.

Рука об руку Пэрри и девушка прошли по Праге. Чтобы поддерживать с нею связь, ему не требовалось брать ее с собой, однако она этого не знала. Его сердце сжималось от чувства, что рядом с ним Джоли…

Они увидели все проявления болезни. Сначала у человека лишь болела голова, ломило суставы, появлялось недомогание. Некоторых мучила тошнота и даже рвота. В паху увеличивались лимфатические узлы – порой до размеров куриного яйца, и больных можно было узнать по тому, как они ходили. Затем поднималась высокая температура. Многих мучила страшная жажда, и они набрасывались на воду, которая часто не принималась измученным организмом. Языки несчастных распухали и покрывались налетом.

Те, кто заразились чумой еще раньше, казались вымотанными и угнетенными. Некоторые безумно метались по городу, как будто надеялись убежать от боли и страдания, другие впадали в бред. Затем все погружались в оцепенение, цвет кожи менялся. Это являлось признаком неизбежной смерти… Пэрри знал, что многим требовалось личное присутствие Танатоса, поскольку их души находились почти в равновесии между добром и злом. Лишь Танатос был способен правильно определить, что преобладает, однако он явно запаздывал. Это прибавляло умирающим лишние страдания – ведь они не могли покинуть этот мир, пока их не посетит Танатос…

Увиденное потрясло Пэрри, который открыл дорогу чуме, рассчитывая лишь вторгнуться во владения Геи и насолить ей. Дело зашло слишком далеко. «Черная смерть» угрожала безжалостно скосить треть населения земли.

– Господин мой, – заговорила девушка, – когда я только думаю, что то же самое будет с моим родным городом Варшавой, со всей Польшей…

Выпустив ее руку, Пэрри щелкнул пальцами.

– Вельзевул! – позвал он своего помощника, который тотчас же появился и огляделся по сторонам.

– Настоящий Ад на земле! – одобрительно заметил Вельзевул.

– Прекрати чуму, – велел ему Пэрри.

Когда-то Вельзевул сам был воплощением Зла. Теперь, по мере распространения чумы, он все более открыто поддерживал Пэрри, который действовал во славу Ада, нанося удары Гее и Танатосу, а возможно, и самому Богу. Приказ Пэрри едва ли пришелся его верному помощнику по вкусу, но он обязан был подчиниться.

– Мой господин Сатана, размеры бедствия слишком велики. Только Гее, когда она полностью овладеет властью, под силу справиться с чумой. Я лишь могу приостановить ее развитие, прогнав переносящих ее блох.

Понимая, что Вельзевул нисколько не преувеличивает, Пэрри мрачно кивнул.

– Тогда спаси хотя бы Польшу, – распорядился он. – И проследи за тем, чтобы от болезни освободилась Прага.

– Боюсь, что это все, на что я способен, – ответил Вельзевул, исчезая.

Широкими от изумления глазами девушка посмотрела на Пэрри:

– Неужели этот демон остановит чуму?

– Да, в Польше остановит, – подтвердил Пэрри. – Но больше он ничего не сможет сделать. Дальше чума пойдет своим чередом.

– Тогда я готова к своей участи, – просто сказала она. – Бросайте меня в Ад!

Взяв ее за руку, Пэрри перенесся вместе с девушкой в Варшаву. Здесь текла обычная жизнь, без всяких признаков страшной трагедии.

– Возвращайся к своим близким, – сказал Пэрри. – Ведь ты жива, и умирать тебе в ближайшее время не придется. Надеюсь, ты никогда не попадешь в мое царство.

Отпустив девушку, Пэрри собирался перенестись обратно в Ад, однако ненадолго задержался с той, которая так сильно напомнила ему об умершей возлюбленной. Он понимал – его недавний поступок обусловлен вовсе не тем, что ему хотелось сделать добро, а непреодолимым желанием доставить радость девушке. Быть может, ему удалось хотя бы немного загладить свою вину перед Джоли…

– Спасибо, Пэрри, – еле слышно пролепетала девушка.

Не веря своим ушам, он остолбенел. Когда наконец Пэрри повернулся, девушки уже не было.

Действительно ли она произнесла его имя, которое могла знать только Джоли, или ему все это почудилось? Пэрри понимал, что скорее всего никогда не получит ответа на свой вопрос. Но ему очень хотелось верить, будто на то время, когда, покинув Ад и дьяволицу, он, вопреки своим новым обязанностям, вершил добро, Джоли проснулась, вошла в девушку и разговаривала с ним…

Пэрри почувствовал себя вознагражденным.

Чума шла по земле своим чередом, в течение тысяча триста пятидесятого и тысяча триста пятьдесят первого годов проникнув в еще не тронутые области Европы и миновав лишь обширную территорию Польши – от Праги до Варшавы. В тысяча триста пятьдесят втором и тысяча триста пятьдесят третьем годах через Новгород болезнь двинулась на Россию, сея на своем пути смерть. Но к этому времени Гея уж твердо стояла на ногах, и, хотя порой ей случалось сталкиваться с другими серьезными заболеваниями, например с оспой, столь обширного, как за последние восемь лет, распространения «черной чумы» она уже больше не допустила. А Пэрри, отомстив, все-таки добился своего.

По-прежнему вмешиваясь в дела смертных, он хватался за их любое упущение. Наибольшего успеха Пэрри достиг в тысяча триста семьдесят восьмом году, когда ему удалось так разжечь внутри Церкви раздор, что раскололось само папство. Один Папа утвердился в южной Франции, в Авиньоне (Пэрри просто не мог удержаться от того, чтобы обойти стороной землю, на которой родился), а второй – в Италии, в Риме. Весь континент соответственно разделился на две части. Ереси процветали, и становилось очевидно, что старыми методами их уже не искоренить.

Пэрри добился успехов и в области политики. Посещение Самарканда привлекло его внимание к этому району, и он способствовал укреплению могущества Тамерлана. Беспощадный хромой правитель повергал близлежащие земли в ужас и возводил пирамиды из отсеченных голов. Однако его власть простиралась лишь на мусульманское общество, мало влияя на христианский мир, поэтому Пэрри удалось собрать не такой богатый урожай грешных душ, на который он рассчитывал.

По сути, препирания с Богом относительно смертных все больше казались Пэрри бессмысленными. Польская девушка сказала правду: большинство страданий выпадало на долю ни в чем не повинных людей. Ошибки в том, куда надлежит определить душу после смерти, и слабые попытки подменить добро злом едва ли приносили кому-то пользу. Настоящая борьба велась между вселенским Добром и Злом. Так почему бы не решить все вопросы непосредственно с Богом? Чем больше Пэрри думал об этой идее, тем больше она ему нравилась.

Но как подступиться к Богу? Никогда еще ни в земной жизни, ни в качестве Сатаны Пэрри напрямую не имел дела с воплощением Добра. Он знал, что люди часто обращаются к Богу с молитвами, а связующим звеном между ними и Богом является Церковь, однако все это основывалось на вере…

Вместо того чтобы задавать вопросы самому себе, Пэрри отправился в Чистилище к своему другу Хроносу. Как всегда, воплощение Времени встретил его приветливо.

– Чему я обязан такой чести, Сатана?

– Мне бы хотелось разрешить все наши разногласия непосредственно с Богом, – ответил Пэрри, – чтобы смертным не пришлось больше из-за них страдать. Но я не знаю, как к нему приблизиться. Я надеялся, что ты сумеешь помочь…

Хронос вытянул губы трубочкой.

– Мне никогда еще не приходилось встречаться с самим Богом.

– Мне тоже. Но я готов к нему отправиться, если узнаю, как это сделать.

Хронос нахмурился:

– Я помогу тебе чем сумею, мой друг. Может быть, ты более подробно объяснишь, зачем тебе это понадобилось?

Пэрри собрал воедино все вопросы, которые у него накопились.

– Я долго думал о цели воплощения Зла. Заключается ли она в том, чтобы порождать в мире смертных зло, или в том, чтобы лишь отыскивать уже существующее зло? Нужно ли мне подстрекать к еще большему злу или, напротив, сдерживать его развитие, угрожая адским наказанием? В чем заключается моя задача – победить Бога и стать главной фигурой вселенной или оказаться побежденным? Я так многого не знаю!

Хронос кивнул:

– Мне тоже приходилось размышлять над этим – и над тем, какова моя миссия. Моя работа состоит в том, чтобы определять время каждого происходящего в царстве смертных события; в основном с нею неплохо справляются мои подчиненные. Я вмешиваюсь лишь в особых случаях. Но зачем? Зачем вообще нужно отмерять каждому событию свое время? Из опыта я сделал вывод, что мой труд способствует уменьшению энтропии. Вероятно, твой – тоже.

– Энтропии? – в недоумении переспросил Пэрри.

Хронос улыбнулся:

– Иногда я забываю, что некоторые понятия, которыми я пользуюсь, из вашего будущего. Наверное, общее представление об энтропии слишком сложно, чтобы сразу дать ему готовое определение. Позволь мне постараться объяснить одну из ее сторон так: энтропию можно рассматривать как критерий изменчивости. В самом начале не существовало ни формы, ни пустоты – мы называем это хаосом. Все было неизвестно или, вероятно, недоступно познанию. Мы стремимся внести порядок и ясность, а следовательно, уменьшаем энтропию. Мы боремся с естественным ходом событий, поскольку предоставленная самой себе вселенная рано или поздно снова погрузится в беспорядочное состояние, характеризующееся наибольшей энтропией. В конце концов, если мы преуспеем, мы добьемся для мира наилучшей организованности, и все станет известно. Таким образом, все инкарнации, включая воплощения Добра и Зла, возможно, стремятся к одному и тому же.

Пэрри кивнул:

– Таю, значит, ты тоже задумывался об этом, Хронос! Мне никогда не приходило в голову, что у Добра и Зла может быть общая цель, но, наверное, так оно и есть. Почему же нам нужно непременно противостоять друг другу?

– Подозреваю, что это вовсе не обязательно. С другой стороны, не исключено, что мои суждения ошибочны…

– Вряд ли! Вероятно, нам кажется, что мы представляем противоположные силы, потому, что нам поручены разные аспекты реальности и мы выполняем различные обязанности. Мы стали соревноваться друг с другом, стремясь отвоевать больше власти. Наверное, это глупо!

– Возможно, – согласился Хронос.

– Вот и я отбираю у Бога лишние души – а зачем? Для чего мне нужно еще больше порочных душ? И зачем ему – еще больше праведных? Какое нам с ним дело, сколько их у каждого? Как ты говоришь: в чем смысл?

– В чем смысл, – эхом повторил Хронос.

– Теперь я еще острее чувствую необходимость встретиться с Богом – не для того, чтобы помериться с ним силами, но ради того, чтобы добиться понимания. Возможно, нам удастся побороть неразбериху. А вдруг мы сможем ускорить достижение в мире полного порядка…

– Я это поддерживаю, – сказал Хронос. – Вероятно, если ты поговоришь с другими воплощениями…

– Однажды, во времена одного из твоих преемников, я уже пытался это сделать, – печально отозвался Пэрри. – Но они лишь унизили меня. Из всех главных инкарнаций ко мне хорошо отнеслись только ты и Нокс, но я боюсь приближаться к ней снова.

– А мне не приходилось сталкиваться с Нокс. Неужели она так ужасна?

– Отнюдь. Она… Возможно, тебе бы она понравилась. Если тебе нужно общество женщины, которая способна понять…

– Да, именно это мне и нужно, – подтвердил Хронос. – Обычные женщины не совсем приспосабливаются к моему образу жизни.

– Если хочешь, я пришлю Лилу, чтобы та проводила тебя к Нокс. Но имей в виду: соблазнительнее ее никого нет.

– Спасибо, Сатана. Не присылай Лилу, поскольку это и так случится в моем прошлом. Просто позволь мне ее позаимствовать без всяких проблем для твоего собственного прошлого.

– Конечно. – Даже спустя столько времени противоположный ход жизни Хроноса иногда обескураживал Пэрри. – Она все понимает и поможет. – «Уже помогла, – отметил про себя Пэрри, – но ничего об этом не сказала». Что ж, во всяком случае сейчас все ясно.

– А теперь дай мне подумать, смогу ли я тоже оказать тебе услугу. Дороги, которая ведет к Богу, я не знаю, но мне известно, что души праведников ее как-то находят. Быть может, если бы ты последовал за одной из них…

Пэрри одобрительно кивнул:

– У меня есть немало душ, которые попали ко мне случайно. Я смог бы отпустить их и проследить за тем, куда они отправятся.

– Всего тебе хорошего, друг! – Хронос вдруг нахмурился. – Однако должен тебя предупредить, что на моей памяти в соперничестве между воплощениями ничего не изменилось. Это не обязательно свидетельствует о том, что у тебя ничего не получится. Ведь мое прошлое, так же как и твое будущее, довольно гибко и податливо. Просто твои шансы на успех не очень велики…

Пэрри уже привык к уклончивым речам друга.

– Ты имеешь в виду, что я могу с треском провалиться?

– Именно так, – с улыбкой согласился Хронос.