Текст книги "Возвращение седьмого авианосца"

12

Покинув Перл-Харбор, со скоростью двадцать четыре узла боевая группа пошла на запад. К полудню Оаху исчез за кормой, со всех сторон простиралась обширная голубая гладь Тихого океана. Хотя ремонт проводился в спешке, протечек не было, и могучий боевой корабль давал свои обычные десять метров осадки, пробиваясь через гигантские волны, приветствовавшие авианосец на его пути от гряды Гавайских островов.

Ввели ходовые вахты, и, хотя Брент был свободен, он оставался на мостике рядом с Фудзитой еще долгое время после того, как была отменена специальная вахта. Чувство оживления охватило весь экипаж. Авианосец шел хорошо, как обычно, послушно отвечая на движения руля. Двигатели работали ровно и четко, как удары сердца молодого атлета. Высоко над головой снова дежурил воздушный патруль, барражируя над боевой группой по большому радиусу, Марк Аллен заметил, что рассредоточение на сотни квадратных миль океана соответствует современным походным порядкам боевых морских групп. Противолодочный патруль увеличился до восьми бомбардировщиков, низко летевших над водой и снаряженных новыми типами глубинных бомб – с самым современным гидроакустическим наведением и акустическими взрывателями последних моделей, – подвешенными под крыльями и фюзеляжем.

Двух, ставших уже привычными на мостике лиц, сейчас здесь не было: Фрэнка Демпстера, который в тот же день, когда они вошли в Перл-Харбор, отбыл, якобы в штаб-квартиру ЦРУ, но Брент был уверен, что он сначала нашел ближайший бар и Кэтрин Судзуки. Брент был благодарен всем – никто не упоминал о женщине с момента совещания в каюте адмирала. Он понимал, что ему следовало бы ненавидеть ее, но обнаружил, что ему сложно совместить это чувство с Кэтрин. Возможно, потому, что ночь с ней, сладость ее страсти, его сильное влечение сделали ненависть невозможной, и еще потому, что он знал, что если бы он увидел ее еще раз, то убил бы. Брент поежился, подумав о зверских действиях, которые он мог бы осуществить без ненависти, ярости и всех других эмоций, так явно проявляющихся, когда человек оказывается в опасности и когда насилие становится не просто легким, а необходимым. Он бы убил ее, потому что она воевала против его страны. Он бы убил ее, потому что она заманила его в ловушку – ловушку, которую он должен был почувствовать, но не почувствовал, поскольку желание ее ослепило его и не позволило заметить предупреждающие сигналы, которые были очевидны и школьнику. Он был дураком.

Голос Фудзиты заставил его вздрогнуть.

– Можно постичь глубокое море, но кто постигнет желания мужчин и женщин? – философски произнес старый моряк, глядя вперед в бинокль.

Брент был ошарашен. Старик, казалось, прочел его мысли.

– Я бы убил Кэтрин Судзуки, если вы это хотите спросить, адмирал.

– Да, энсин. Мы бы все обрадовались подобной возможности. – Опустив бинокль, адмирал посмотрел на Брента, его мысли перескочили-на другую тему с неожиданностью, которая всегда пугала Брента. – Ваши ВМС врут насчет «Аризоны». – Любопытный взгляд Брента подбодрил адмирала. – Вы знаете, я немного почитал о моей… о Второй мировой войне.

Немного почитал. Фраза заставила Брента улыбнуться. Адмиральская библиотека – соседняя с ним каюта давно умершего адмирала – была забита сочинениями, написанными историками и участниками боевых действий всех стран и народов. Она была так завалена книгами, что молодые члены экипажа говаривали, что легче сесть в поезд в японском метро, чем протиснуться в адмиральскую библиотеку. Если у умирала выдавалось свободное от пребывания на мостике и частых совещаний время, он зарывался в книги: иногда улыбаясь, иногда пребывая в задумчивости, иногда роняя слезу на иссохшую, морщинистую щеку. Фудзита не забывал ничего и, как компьютер, помнил все детали.

– Первые сведения о роковом попадании бомбы в дымовую трубу, вызвавшем взрыв котлов и детонирование носовых погребов с боеприпасами, явно нереальны.

– Знаю, адмирал, но позднее в официальных сообщениях говорилось, что бомба пробила шесть палуб и вызвала взрыв погребов. Вообще говоря, гиды рассказывают туристам именно эту версию.

– Они врут, – безапелляционно заявил старик. – Я изучал «Аризону», энсин. Я стоял на носу «Йонаги» и изучал ее.

– Много вы не могли увидеть, сэр.

– Достаточно, энсин. Это сделала не японская бомба.

– Почему вы так уверены?

– Я планировал налет.

Адмирал, должно быть, шутил. Но Брент знал, что проницательный остряк никогда не шутил относительно военно-морских вопросов. Молодой офицер собрал свои мысли воедино. Порывшись и памяти, он сказал:

– Но я читал у человека по имени… а-а… Куросима.

– Погрязший в пороке сиранкао. Извините, энсин, – пояснил он, – не знающий ничего пьяница. Я планировал эту операцию вместе с Кането Куросимой и Минора Гендой. Генда был одним из тех, кто хотел использовать в качестве бомб четырнадцатидюймовые бронебойные снаряды со стабилизаторами. А я придумал деревянные стабилизаторы для торпед. Вы знаете, что бухта была всего тринадцать метров глубиной, а авиационная торпеда при сбрасывании могла погружаться на тридцать?

– Куросима прокладывал курс, так ведь, адмирал?

– Любой идиот мог сделать подобное. Это был просто большой круговой маршрут через северную часть Тихого океана. Другого пути для осуществления внезапного нападения не существовало.

– Тогда чем потопили «Аризону»?

– Поскольку ни одна из наших бомб не могла пробить шесть бронированных палуб, а торпеда пробивает только наружную обшивку корпуса, у «Аризоны», должно быть, на одной из верхних палуб – второй или третьей – хранились снаряды.

– Откуда, адмирал?

– Безалаберность. Или командир БЧ оружия просто поленился убрать их и, естественно, ваши ВМС постыдились сказать правду.

– Получается, что столько лет спустя они по-прежнему лгут?

– Думаю, да, энсин. – Адмирал махнул рукой вперед к носу, пребывая в своем разговорчивом настроении и переходя к новой теме. – Мы будем идти этим курсом, пока не освободимся от шныряющих над нами PBY. Потом изменим его на два-семь-пять и пройдем между атоллами Уэйк и Мидуэй. Это приведет нас на северо-запад нашего большого круга и откроет перед нами Таонги, Бикини, Ронгелап и другие атоллы Маршалловых островов.

– Там не возникнет никаких проблем – острова американские.

– Вы проводили там испытания атомной бомбы.

Брент снова подивился новому направлению мыслей хитрого ума.

– На Бикини и Кваджалейне.

– Они обитаемы?

– Частично, адмирал. Уровень радиации очень высок.

– Достаточно высок, чтобы убить, энсин?

– Разумеется – через некоторое время.

– Остановило бы это «Саббах»?

Брент с удивлением посмотрел на адмирала.

– Неужели вы думаете, что там организована база?

– Командир боевого корабля должен учитывать любую возможность, особенно имея дело с фанатиками-самоубийцами, возглавляемыми безумцем. – Фудзита постучал кулаком по ветрозащитному экрану. – Перед Большой Восточно-Азиатской войной мы разрабатывали подводные лодки, способные нести самолет. Я уверен, что русские построили подобные. Они могли даже перевозить самолеты в разобранном виде.

– Разумеется, адмирал, – ответил Брент и вернулся к биноклю.

Могучий авианосец как раз пересекал тропик Рака и международную линию перемены даты, оставив атолл Мидуэй в трехстах милях по правому борту, а атолл Уэйк на таком же расстоянии по левому, когда Фудзита пригласил Брента Росса и Марка Аллена к себе в каюту.

– От наших летчиков поступают тревожные сообщения относительно Кваджалейна, – начал Фудзита со своего обычного места за столом. Рукой он предложил вошедшим занять места перед ним.

– Боже, – сказал Марк Аллен, усаживаясь. – Квадж должен быть в пятистах – шестистах милях к югу от нас.

– Наши D3A и B5N находятся на безопасном расстоянии от него.

Брент вспомнил обеспокоенность адмирала авиабазами на Маршалловых островах.

– В тот раз мы провели разведку Бикини, Ронгелапа, Уотдже…

– Всех, – нетерпеливо оборвал Фудзита. – Но на Кваджалейне они обнаружили одно очень настораживающее сооружение – огромный сферический бетонный купол, возможно, метров триста в диаметре и корму затопленного боевого корабля, выступающего из воды.

– Корабль «Принц Евгений»…

– Немецкий крейсер?

– Да, адмирал. Он использовался при испытаниях атомной бомбы. Но он затонул не сразу, сначала его отбуксировали и лишь потом пустили ко дну на якорной стоянке.

– Сферический купол. База?

– Нет. Захоронение радиоактивных отходов.

Старик японец побарабанил пальцами по столу.

– Разве вы оставляли захоронение, адмирал Аллен?

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы проводили испытания на атоллах.

– Да.

– Почва, скалы, деревья, мусор после ваших испытаний будут радиоактивными десятилетия.

– Верно.

– Тогда вы не могли ничего захоронить. Могли только сохранить.

– Можно смотреть на это и под таким углом.

– Что вы сделали с этой планетой, адмирал Аллен?

Вздохнув, Аллен подался вперед.

– За войной последовало военное противостояние, и мы должны были показать русским…

– За время службы в ВМС я видел Кваджалейн много раз. Его якорная стоянка была кристально чистой лагуной, и такой большой, что с одного берега не было видно другого. На окружавших якорную стоянку узких белых островах росли кокосы. – Глаза адмирала устремились вверх и в прошлое; американцы выжидающе смотрели на него. – Я нырял с борта корабля, спускался по якорной цепи, видел рыб и водоросли на дне, словно они находились под стеклянным колпаком. Я плавал на остров и колол на скалах кокосовые орехи. – Фудзита обратился к Марку Аллену. – И теперь над всем этим надругались.

– Вы не понимаете.

– Да, не понимаю, адмирал Аллен. Женщин тоже насилуют только чудовища.

Стук в дверь прервал тяжелое молчание. Подчиняясь жесту Фудзиты, Брент открыл дверь. Сверкающий полным летным обмундированием, в каюту вошел лейтенант Коноэ. Брент вернулся на свое место, но не сел. Вместо этого он стал позади стула, пока летчик, словно ретивый служака, докладывал, стоя навытяжку перед адмиральским столом.

– Еще одна куполообразная конструкция на атолле Бикини. Я лично видел ее и несколько раз прошелся над ней на малой высоте. – В связи с огромными потерями летчиков-бомбардировщиков в текущих боях пилотам-истребителям часто приходилось нести двойную ношу: летать на разведку и в противолодочных патрулях на бомбардировщиках. И они презирали неповоротливые, медлительные самолеты. Коноэ продолжал: – Самолетов не обнаружил, лишь несколько рыбацких шхун далеко к северу, в куполообразном сооружении не было видимых входов и выходов. Поэтому я хранил радиомолчание.

– Правильное решение, лейтенант. Сооружения не представляют угрозы для «Йонаги», но могут оказаться причиной ужасных катаклизмов для будущих поколений человечества.

– Не понимаю, адмирал.

Тот быстро объяснил происхождение сооружений и их назначение.

– Вы это сделали? – спросил Коноэ, поворачиваясь и глядя усталыми глазами с кругами под ними на Брента Росса, будто молодой американец персонально за все отвечал.

Брент ощутил, как знакомая ему плотно сжатая пружина в груди начинает расправляться, а чувства обостряться.

– Да, – ответил он, сверкнув глазами. – Мое государство проводило здесь испытания. С разрешения Кремля.

– Я думал, что вы провели испытания над Хиросимой и Нагасаки. Без сомнения, у вас там были сотни тысяч подопытных кроликов, чтобы их испепелить и стереть с лица земли.

– Слушай, ты… – привставая начал Марк Аллен.

– Прошу вас, сэр, – попросил Брент Аллена помолчать. – Этот вопрос ко мне. – Адмирал сердито опустился на место. Фудзита принял позу зрителя на матче по борьбе сумо. Бернт знал, что старик получает удовольствие, наблюдая, как сталкиваются противоположные интересы. Сейчас он был одним из участников поединка. Тем не менее его лицо не выражало тревоги, лишь злость и обиду на неточный выпад. Коноэ смертельно ненавидел янки, и не только как символ поражения его страны и гибели семьи, но и за унижение, полученное от Брента на ангарной палубе. Такая ненависть не могла исчезнуть или ослабнуть с течением времени. Она должна быть удовлетворена каким-либо способом. Возможно, здесь и сейчас.

– У нас по-прежнему есть один вопрос, который требуется решить, энсин.

– Нет! – крикнул Марк Аллен, приподнимаясь со стула.

– Прошу вас, сэр, – попросил Брент, – разрешите мне. – Безропотно вздохнув, адмирал сел. Фудзита продолжал невозмутимо смотреть. Возможно, его мудрость подсказывала ему, что данная проблема должна быть решена. – Я не собираюсь ничего доказывать ни тебе, ни кому бы то ни было, лейтенант.

Летчик ткнул пальцем в палубу.

– Ты отказал мне в почетной смерти тогда, на ангарной палубе. Повредил мою карму. Не позволил занять место в храме Ясукуни.

– Нет, я просто подчинился приказу подполковника Мацухары.

– Врешь! Тебя никто не держал, ты подчинился его голосу!

– Господи! Конечно же, я подчинился его голосу. Мы научены подчиняться. Наша жизнь не имела бы смысла…

Его остановил ошеломляющий удар руки в перчатке, которая так быстро прошлась по его щеке, что у него даже не было времени пригнуться или хотя бы уклониться от удара. Глаза Брента сразу же вспыхнули, во рту появился солоноватый привкус крови – была рассечена губа. Отступив назад и вбок, он встал в стойку и поднял к груди сжатые кулаки, в нем клокотала ярость, отпустившая все тормоза.

Но между двумя врагами оказался Марк Аллен, растолкавший их в разные стороны, а адмирал Фудзита крикнул:

– Хватит! Смирно, а не то оба окажетесь в кандалах.

Медленно повернувшись к адмиралу, Нобутаке Коноэ спросил:

– Мы можем решить наш вопрос, адмирал?

– Да, лейтенант. Он должен быть решен на благо «Йонаги».

Ярость продиктовала Бренту ответ.

– Я согласен.

Злобные глаза повернулись к Бренту.

– С разрешения адмирала я буду ждать тебя в храме Вечного Блаженства в пятнадцать ноль-ноль.

– С удовольствием, лейтенант.

– Вы свободны, – резко бросил Фудзита.

– Можно еще вопрос, адмирал? – спросил Коноэ, когда американцы выходили.

После того как дверь захлопнулась, летчик изложил свою просьбу, которая потрясла даже Хироси Фудзиту.

Брент вошел в храм Вечного Блаженства один. Поскольку из Триполи, Бенгази, Каира, Тель-Авива, Рима, Лондона и Вашингтона обрушился шквал сообщений, полковник Бернштейн и адмирал Марк Аллен помчались в помещение шифровальной службы помочь лихорадочно работающим специалистам, пообещав прийти в храм, как только тайна лавины сигналов будет разрешена.

– Англичане, они должны быть в Средиземном! – крикнул Аллен, пробегая по коридору мимо Брента. – Извините, Брент! Извините!

Было 15:00, и энсин в одиночестве спустился в подъемнике на ангарную палубу. Десятки механиков отложили свои инструменты, когда двери подъемника открылись. Они ждали его.

Храм, обшитый неокрашенной фанерой, занимал значительное пространство в передней части ангарной палубы по правому борту. Подобного места Брент никогда не встречал на военных кораблях, сюда он заходил лишь однажды, чтобы взять прах отца и перевезти его в Арлингтон. Тут отсутствовали неф, сиденья, алтарь. Вместо них вдоль стен тянулись полки, где в белых ларцах с иероглифами хранился прах умерших и погибших. Там и сям между ларцами находились изображения богов и золотые фигурки Будды. Пол был устлан белой тканью, а в центре храма бросался в глаза помост, тоже покрытый такой же тканью. В храме находились свыше сотни офицеров, стоявших по ранжиру: адмирал Фудзита, капитан второго ранга Масао Кавамото, подполковник Мацухара, капитан третьего ранга Ацуми. Все собравшиеся молчали, как молчали и техники, возившиеся с самолетами. Но вся работа прекратилась, как только американский офицер вошел в храм. За ним последовали механики, однако они остались снаружи большой безмолвной группой вымуштрованных десятилетиями дисциплины людей. На помосте находилась коленопреклоненная фигура человека в ниспадающем свободными складками белом одеянии с широкими крыльями из пенькового полотна, который сосредоточенно молился. Волосы человека были стянуты в узел на затылке. Это был Коноэ.

Брент ошарашенно остановился.

Не давая возможности Бренту сказать что-либо, Коноэ резким, заполнившим всю ангарную палубу голосом прогремел.

– Добро пожаловать, янки, – сказал он, вставая. – Скоро мы увидим, мужчина ты или нет.

– Я здесь. Чего тебе еще надо?

– Мужества! Решительности!

– Я пока спину никому не показывал.

– Сказано по-самурайски, – удовлетворенно произнес Коноэ и протянул руку. – Проходи, энсин. Сюда. – В его голосе не было угрозы. – Брент остановился у помоста. – Сюда, вверх. – Американец осторожно ступил на помост, его кулаки сжались, мышцы напряглись. Брент почувствовал, как у него участился пульс и как внезапно пересохло горло.

– Ты отказал мне в моей судьбе как самураю.

– Я уже многократно слышал это.

– Моя карма может быть восстановлена, а дух найти свое успокоение рядом с предками.

– Мы будем драться: или ты убьешь меня, или я убью тебя. Третьего не дано.

– Или сеппуку[14]14
  Сеппуку (харакири) – ритуальное самоубийство путем вспарывания живота, выполняемое с целью восстановить испорченную карму.


[Закрыть].

Произнесенное слово заставило Брента вздрогнуть. Американцы ошибочно обозначали ритуальное лишение себя жизни с помощью кинжала словом «харакири» – японским жаргонизмом, обозначавшим вспарывание живота. Не потому ли стоявший напротив него человек был в белом одеянии. Разумеется, самурайский ум оправдывал харакири. Коноэ навлек на себя гнев Фудзиты, когда он проигнорировал появление бомбардировщиков и истребителей с Островов Зеленого Мыса. К этому добавилось унижение, полученное в поединке с Брентом. Оно также могло быть смыто кровью, принесенной на острие кинжала. И, наконец, происшествие на мемориале «Аризона». Коноэ был младшим офицером и взял вину на себя. В понимании Брента, это было несправедливо, но он знал, что, по японским меркам, Коноэ отвечал за происшедшее. Он слышал, как ранее адмирал Фудзита отверг просьбы летчика о самоубийстве. Но «Йонага» получил новое охранение. Англичане своим появлением в Средиземном море связали руки Каддафи, и теперь казалось, что хорошо защищенному авианосцу в Тихом океане ничто не угрожает. И даже Фудзита не мог противостоять требованиям самурайской чести. В конце концов ведь все офицеры были сотканы из одного материала.

– Для этого я тебе не нужен, – произнес энсин, собираясь уйти.

– Нужен. Ты будешь моим кайсяку.

– Твоим кем?

– Моим, как вы говорите, секундантом. Тебе дадут меч, и если я буду действовать нерешительно…

– Э-э, нет. Не получится. – Брент снова собрался уйти, и снова Коноэ остановил его.

– Ты говорил, что никогда никому не показывал спину.

Брент посмотрел в черные глаза, сверкавшие как антрацит в глубокой шахте.

– Да! Это так. Но…

– Но это будет большим испытанием для твоего мужества, чем для моего. Я – японец. Могу принять, нет, даже устремлюсь с радостью к смерти, но ты, ты подвергнешься жестокому испытанию.

Брент глянул на адмирала Фудзиту.

– Это его право, и он поступает так только с моего разрешения, – ответил тот. – В нашем понимании, вы победили лейтенанта и должны ему его смерть. И если вы будете его кайсяку, это очистит его карму. Помните, от кайсяку не ждут убийства.

– Но если он не решится?

– Вы знаете лейтенанта Коноэ. Вы полагаете, что у него не хватит мужества? Решимости? Он не задумываясь вспорет себе живот.

– Прошу, энсин. Как офицер, как человек слова, прими на себя эту обязанность, – взмолился Коноэ.

– Но я должен буду использовать меч.

– В конце. Когда я закончу. Сюда… – Коноэ указал на пучок волос на затылке. – Ты должен метить сюда.

– Банзай! Банзай! – раздались крики в толпе, и Брент почувствовал, как его начинает охватывать возбуждение. Он начал понимать. Брент открыл рот, но кто-то в нем заговорил помимо его воли, он сам не поверил своим словам.

– Хорошо, – раздался его собственный голос. Еще крики «банзай».

Огонь в глазах Коноэ стал лихорадочным, он сжал руку энсина с твердостью, порожденной безумием, и заговорил с торжественным уважением:

– Благодарю вас, энсин Росс. Благодарю вас. Вы проявляете настоящий самурайский боевой дух ямато. Ваши обязанности просты. – Жестом Коноэ указал на капитана второго ранга Кавамото, державшего на белой шелковой подушечке блестящий кинжал, длиной не менее десяти дюймов.

– После моей молитвы вы вручите мне вакидзаси.

– Кинжал?

– Да. Потом кавторанг Кавамото передаст вам свой меч. Будьте справа от меня, пока я не закончу.

– Как я об этом узнаю? – Брент чувствовал себя как человек, который очнулся посреди сна. Он правда согласился на это? Во что он превращается? Может, они все сумасшедшие, а теперь и его надо лечить?

– Я начну здесь. – Коноэ указал на левую часть живота. – Пройду лезвием по горизонтали, чтобы открыть «хранилище ума», затем вверх вправо. Когда вы увидите, что лезвие вышло, вы должны обезглавить меня одним точным ударом. – Его глаза скользнули по широким плечам американца. – Одна из причин, по которой я выбрал вас, – это ваша огромная сила. А сейчас возьмите вакидзаси у Масао Кавамото, а я начну молиться.

Коноэ распластался на помосте, упершись лбом в маленькую подушечку в шелковой наволочке, а Брент повернулся и принял кинжал от старшего помощника. С подушечкой в руках Брент терпеливо ждал в окружавшей его тишине, усиливавшей шум двигателей и вой вентиляторов. Наконец молившийся встал на колени, посмотрел на адмирала Фудзиту и жестом пригласил Брента стать на колени перед ним.

Коноэ заговорил:

– Я, и только я отвечал за действия подготовленных к вылету истребителей в районе Островов Зеленого Мыса. Я, и только я ответствен за позор «Йонаги» у мемориала «Аризона». Сейчас я сделаю себе сеппуку и прошу всех присутствующих быть моими свидетелями. – Он оттянул пояс и достал небольшой клочок бумаги, тихо сказал: – Мои предсмертные стихи. – И начал их громко читать:

 
Реке жизни,
Не имеющей конца,
Я вручаю свой дух
Навечно.
 

Потом негромко попросил:

– Кинжал. – Брент вытянул руки, Коноэ с почтением принял оружие. – А теперь возьмите меч и встаньте рядом со мной.

Встав с коленей, Брент взял изогнутое смертоносное оружие у Кавамото и удивился его тяжести. Словно загипнотизированный, он встал рядом с осудившим себя человеком и взялся за рукоять, обшитую кожей.

– Держите его через правое плечо и оставайтесь в таком положении, пока я не закончу. Вы готовы?

– Да, – ответил Брент бесцветным голосом, поднимая меч.

Коноэ быстро развязал халат и поместил острие кинжала в нижнюю левую часть живота. Присутствующие затаили дыхание.

С мучительной неторопливостью лезвие вошло внутрь, разрывая плоть, кровь по белому халату хлынула на помост. Рывок вправо принес новые потоки крови, внутренности, словно живые змеи, вывалились наружу. Глядя в лицо Коноэ, Брент увидел, как дернулись мускулы и широко раскрылись глаза. Капли пота выступили на лбу и потекли по щекам. Но решимость не ушла из глаз – кинжал пошел вверх. И вдруг наклон вперед, открывающий затылок и узел волос.

– Пора, – скомандовал Фудзита.

Команда адмирала-самурая унесла прочь все колебания, энсин замахнулся со всей силы и обрушил огромное смертоносное оружие на неправильное полукружие прямо под пучком волос. Но Коноэ просчитался с узлом – он наклонился вперед, и узел сполз к основанию черепа. Раздался звук мясной лавки – звук стали, рассекающей кость и плоть, и Брент ощутил толчок, когда лезвие вонзилось в твердую кость вместо позвоночного столба. Тем не менее благодаря весу и силе, стоявшей за лезвием, меч прошел насквозь, отделив голову почти под нижней челюстью и брызнув в стороны зубами, слюной, кровью и куском языка. Тело с частью нижней челюсти повалилось на помост. Перерубленная яремная вена пульсировала кровью все еще бьющегося сердца. Отсеченная голова покатилась, словно футбольный мяч, оставляя кляксы крови, и остановилась у края помоста. Глаза Коноэ смотрели на Брента.

– Банзай! Банзай! – завибрировала, как от выстрелов орудий, палуба.

Энсина вырвало.