Текст книги "Возвращение седьмого авианосца"

Поблагодарив американских матросов и убедившись, что швартовы прочно держат вельбот, он крикнул: «За мной!» и вошел на территорию мемориала с военным летчиком Мотадзуки и матросами Нацуми и Куникадой.

Они оказались в длинном, белом, похожем на гробницу сооружении, опоясывавшем по периметру место гибели кораблей. Коноэ услышал взволнованные голоса и увидел двух пожилых людей в дальнем конце, стоявших перед громадной мраморной доской с высеченным на ней большим количеством имен. Четверка быстро пошла вдоль галереи мимо нескольких американских туристов, которые разглядывали их с молчаливым любопытством. Японцы остановились перед доской, простиравшейся от пола до потолка и от стены до стены. Внизу по центру огромным буквами было выбито: «В память о погребенных здесь героях, отдавших свои жизни в бою 7 декабря 1941 года на корабле ВМС США „Аризона“.

Коноэ не почувствовал жалости. Он смотрел на колонки с именами и вспоминал Токио, налет, свою семью, кенотаф в эпицентре ядерного взрыва в Хиросиме с десятками тысяч имен погибших, а здесь потопленные корабли, хранящие кости нескольких дюжин каких-то «героев». Нет! Ни одна его слеза не прольется здесь.

– Банзай «Акаги»! Банзай «Кага»! – вдруг заорал Футабатэй, выбрасывая кулак в сторону имен на камне.

К прославлению авианосцев, атаковавших Перл-Харбор, присоединился Нака.

– Банзай «Секаку»! Банзай «Цуйкаку»!..

– Что, черт возьми, происходит? – проревел кто-то сзади.

Обернувшись, Коноэ обнаружил направляющуюся к ним группу туристов, возглавляемых восемью здоровенными мужчинами старше среднего возраста в нелепых остроконечных шапках с надписью «Пост 109».

– Какого черта, япошки, вас принесло сюда? – бросил сквозь сжатые губы высокий светлолицый мужчина с огромным животом, перевешивающимся через ремень. Поправив шапку и наклонившись вперед, он приблизил к Коноэ злобное лицо дьявола из индуистского храма.

Лейтенант ответил дьяволу:

– Мы не япошки – мы солдаты императора. – Он услышал знакомый «попыхивающий» звук двигателя приближающегося вельбота. – И мы уходим.

– Хрен уйдешь. – Восьмерка приблизилась плотной стеной. – Солдаты императора, говоришь? Ха! – прохрипел толстяк. – Мы легионеры! Видали мы этого императора! А не ты ли убивал здесь этих людей? – И он показал на стену.

Лейтенанта охватил приступ первобытной ярости. Безумный гнев проснулся в нем такой же неудержимый, как и тогда, когда он стоял лицом к лицу с Брентом Россом на ангарной палубе, – безумие без страха, без сомнений. Он открыл рот, но кто-то его опередил:

– А кому ты служил, когда ты уничтожал Токио, Иокогаму, Кобе, Хиросиму, Нагасаки…

– Оставьте их в покое, они надрали задницу Каддафи, – раздался крик в задних рядах.

– Ерунда! – крикнул через плечо высокий легионер. – Они старались для Японии, а не ради нас. – Он показал пальцем на имена. – Они погубили наших ребят!

– И эти сволочи потопили «Нью-Джерси» и «Тараву»! – визгливо завопил чей-то голос.

– Банзай «Хирю»! Банзай «Сорю»! – демонстративно заорали Нака и Футабатэй.

– Они с авианосцев, которые и натворили все это! – закричал один из легионеров. – Выкинем их вон!

Раздались вопли зевак, и здоровяк замахнулся. Но Коноэ легко поднырнул под его руку и снизу нанес кулаком, утонувшим по самое запястье, удар в огромный мягкий живот, задрожавший как желе. Дыхание здоровяка обожгло ему ухо.

– Сраный джеп! – Жесткие костяшки пальцев врезались сбоку в голову японского офицера, и он почувствовал, как клацнули его зубы, прикусив язык; во рту появился солоноватый привкус крови. Удар развернул Коноэ, и он, продолжая поворачиваться, правой ногой нацелился в горло толстяка, желая поразить того смертельным ударом. Но попал каблуком сбоку по шее, лишь частично задев горло. Прижав руки к шее и тяжело дыша, словно идущий под нож гильотины приговоренный к смерти, толстяк упал на пол, как сдувшийся воздушный шарик.

Через секунду японцы и остальные легионеры сплелись в диком и орущем клубке драки. Физически подготовленные японцы, даже старые Футабатэй и Нака, были слишком изворотливы и быстры для своих затяжелевших, нетренированных противников. Нака с криком побежал и прыгнул, пытаясь сбросить ногами отступавшего американца, через проем в стене в воду.

Но Мотадзуки сбили с ног, и два легионера, сидя на нем, обхаживали его кулаками, будто молотами. Коноэ прыгнул и очутился наверху свалки. Ударил. Рукой. Ногой. На него навалилась толпа. Раздались крики. Ругань. Блеснули вспышки камер. Вопли боли. Потом голос Ацуми, эхом прозвучавший в длинном темном туннеле:

– Прекратите! Прекратите!

От мраморной доски завибрировал голос громадного американца:

– Оставь это дерьмо. Я отправлю всю эту срань в камеру.

Огромные руки сграбастали Коноэ и поставили на ноги. Капитан третьего ранга Ацуми грубо толкнул его к стене и угрожающе махнул дубинкой. Позади него японские матросы-охранники, американский береговой патруль, военная полиция и экипаж парома растаскивали дерущихся к противоположным стенкам.

– Позор! – пробормотал Ацуми. – Позор!

Коноэ оставалось лишь смотреть на свои ноги.

Брент Росс передвинулся на дальний край стола, когда группа офицеров один за другим вошла во флагманскую рубку. Сначала ввели лейтенанта Коноэ и военного летчика Мотадзуки. Оба они были растрепаны. В черных волосах Мотадзуки виднелась свежая ссадина. Один глаз Киити почти заплыл, а его зеленая форменная рубашка на груди была измазана пятнами крови. Коноэ пострадал не слишком сильно: содранная кожа на левом ухе и щеке, разбитые губы и поцарапанный лоб. Летчики навытяжку стояли у переборки рядом с адмиралом Фудзитой.

Прибыл контр-адмирал Арчер, он отдувался, пыхтел и был явно встревожен.

– Я поймал сообщение на аварийной частоте Харбора, – со свистом выдохнул он, когда кэптен Роудс помог ему сесть на стул. – Команда парома подумала, что началась третья мировая…

– Нет! – рявкнул Фудзита. – Из-за некоторых никогда не кончится вторая мировая. – И он бросил испепеляющий взгляд на Коноэ.

Летчик еще больше вытянулся.

– Это полностью моя вина, и я за нее отвечаю, – проговорил он сквозь разбитые губы.

– Ха! Настало время поговорить о чьей-то вине, – съязвил Арчер.

– Сэр, – вдруг попросил Мотадзуки, – можно я доложу?

– Давай, летчик.

Запинаясь, рядовой описал невероятную череду событий, которая привела к стычке.

– Достаточно, – остановил его Арчер. – Но кто начал драку?

– Неважно, сэр, – встрял Коноэ. – Я был единственным офицером – отвечать мне.

– Молчать! – скомандовал Фудзита. – Продолжайте, пилот Мотадзуки.

– Американцы напали первыми! Это агрессоры! Мы только защищались!

– Черт побери! – взорвался Арчер. – И это говоришь ты, после Перл-Харбора. Я был энсином на…

Марк Аллен вскочил на ноги, сжав кулаки, его лицо побагровело.

– О Боже, Тэйлор! И ты туда же. Вы все продолжаете жить прошлой войной! – Он рассек рукой воздух. – Эти люди истекали кровью в Средиземном, уничтожая арабских психов, спасая наши задницы и своего главного союзника от неизбежного поражения. Разве никто этого не помнит? Разве кого-нибудь это волнует? Разве кто-нибудь оценил понесенные жертвы? Мы потеряли шестьдесят три летчика, семьдесят два авиаспециалиста, сорок два артиллериста и продолжаем подсчитывать погибших после попадания двух торпед.

Брент видел, как глаза Фудзиты хитро бегали с Аллена на Арчера и обратно. Он был убежден, что перепалка доставляет старику удовольствие. Собравшиеся в каюте пристально смотрели, как Арчер хотел резко возразить, но агрессивность уступила место согласию.

– Разумеется, мы ценим. И мы знаем, что ваши люди гибли за нас. – Он постучал по столу пухлыми костяшками пальцев. – Но не забывайте, теперь вы «яблочко» на мишени, которую поразил «Йонага» в прошлом году. Обиды нет – есть ненависть.

– Вы слышали доклад летчика Мотадзуки. Наши люди не виноваты.

– На чьем флоте ты служишь, Марк? Ты продолжаешь говорить о себе во множественном числе.

– Он член моего штаба, – открыто сказал Фудзита. – Я убежден, что он лучше всех в мире понимает военную значимость авианосца.

– Прошу прощения, адмирал. Мы говорим не о незаменимости вашего авианосца, а о нарушении общественного порядка.

Аллен подался вперед, опершись кулаками о стол.

– Случайное происшествие, Тэйлор. Черт возьми, ты уже знаешь Американский легион. Большинство его членов никогда не воевали, и они стараются скрыть это своими лужеными глотками.

Арчер вздохнул.

– Ты прав, но КОМТИФЛ проведет полное расследование. – Он повернулся к Роудсу. – У тебя с собой?

– Да, сэр, – ответил кэптен, указывая на магнитофон и блокнот.

Ярость улеглась, и Марк Аллен опустился на стул.

– Мы не можем разрешить допрос, и вы это знаете. Согласно международным законам, мы должны будем покинуть порт менее чем через шестьдесят часов.

Дальше продолжил Фудзита:

– Несомненно, мои люди виноваты независимо от поведения этих так называемых американских легионеров. – Он посмотрел на летчиков. – Все, кто участвовал в инциденте, будут заслушаны на суде офицерской чести, где буду председательствовать я. – И непосредственно контр-адмиралу: – Дисциплина на «Йонаге» в моей компетенции, вы можете задавать любые вопросы, какие пожелаете, но своих людей я к вам не отправлю, они не будут подчиняться вашим распоряжениям и наложенным вами взысканиям. Это я сделаю сам и сделаю тогда, когда сочту нужным.

– Нужным?

– Да, контр-адмирал. После того, как «Йонага» будет отремонтирован, и только после того, как мы уничтожим последнего араба, угрожающего микадо.

– То есть они останутся безнаказанными!

– Тэйлор!

Фудзита жестом руки попросил Аллена помолчать.

– Вы оспариваете мои права, контр-адмирал?

– Э-э… – залопотал Арчер, идя на попятную. – Разумеется, нет. Я бы просто хотел доложить КОМТИФЛу, что вы приняли соответствующие меры…

– Я приму соответствующие меры, – ответил с издевкой Фудзита.

– Адмирал, – внезапно произнес Коноэ необычно пронзительным голосом. – Разрешите мне спасти свою честь. Моя карма под угрозой. – Его мрачные глаза нашли Брента Росса, и он тщательно выговорил: – Уже второй раз, адмирал.

– Я уже говорил, лейтенант. Вам будет предоставлена такая возможность. Если этого не сделают арабы, сделаю я. – Скрюченные, похожие на сухие корни, пальцы раздраженно забарабанили по столу. – Все свободны!

…Бренту нравилось ощущение, которое давал постукивавший по правому бедру кобурой пистолет «Оцу». Японцы называли это смертоносное автоматическое оружие калибра 6,5 миллиметра «Крошка Намбу». Энсин снова щеголял в синей морской форме с одной золотой нашивкой на рукаве, удобной квадратной фуражке. На адмирале Аллене, шедшем впереди него по сходням по направлению к доку, тоже был роскошный голубой мундир, а полковник Бернштейн остался в своей повседневной желтовато-коричневой форме израильской армии, хотя сегодня он выглядел с иголочки. Оба старших офицера тоже были вооружены «Оцу». За Брентом торопливо, словно заключенный к воротам тюрьмы, за которыми его ждала свобода, вышагивала Кэтрин. Их сопровождали четыре матроса-охранника в голубых форменках, брюках цвета хаки и бескозырках с иероглифами. Каждый из них нес на плече автоматическую с укороченным стволом винтовку «Арисака-99» и был подпоясан ремнем с полудюжиной запасных магазинов для патронов калибра 7,7 миллиметра.

Сойдя со сходен, группа как один остановилась, обернулась и молча посмотрела на выползшего из воды «бегемота». «Йонага» внушал благоговейный трепет. Восемьдесят четыре тысячи тонн стали были высоко подняты и просушены. Военное назначение корабля не вызывало никаких сомнений: борт, обшитый косым бронелистом над выпирающим блистером. Судно потрясало. Глядя на сотни футов вверх, на вершины мачт, где в неустанном движении вращались параболические антенны, Брент испытал то же самое чувство почтения, которое завладело им, когда он, будучи ребенком, впервые увидел Национальный парк Гранд-Тетон или стоял на Таймс-Сквер. Размеры. Ошеломляющие размеры. Дымовая труба «Йонаги» превышала величину многоэтажного дома, а полетная палуба, зонтом простиравшаяся над окружающим пространством, удерживалась лесом стрингеров, которые Брент никогда не видел с мостика; хорошо различались дула пушек, нацеленных в небо.

– Фудзита. Это Фудзита, – сказала Кэтрин. – Эта штука и есть Фудзита.

Группа, впереди и сзади которой по двое шли матросы, развернулась, направилась к корме и оказалась у торпедных пробоин. Прошло всего лишь два часа, как кишащая масса рабочих установила леса, а сейчас со всех сторон на Брента накатывались гулкие звуки ударов металла о металл, визг высокооборотных дрелей и автоматные очереди пневматического инструмента. Уже и кран подавал необъятной величины стальной лист к месту повреждения, где на настиле дюжина сварщиков разложила свои аппараты.

По внутреннему побуждению группа остановилась и замерла, с печалью разглядывая две огромные раны.

– Боже, – пробормотал сам себе Брент. – Каждая пробоина почти тридцать на двадцать.

Торпеды угодили точно ниже броневого пояса, вскрыв були, словно консервные банки, вмяв почерневшие с изогнутыми краями листы внутрь к обуглившейся «начинке» корабля. Черная отвратительная вода вперемешку с топливом вылилась наружу, как гной из вскрытой раны, залив покрытие дока и растекшись по дренажным каналам.

– Мощные! Очень мощные боеголовки! – проговорил Бернштейн.

– Кумулятивные… с кумулятивной боевой частью для лучшей пробивной способности, – добавил Аллен.

– Я лейтенант Кайзер, – раздался неожиданный голос позади группы.

Обернувшись, Брент увидел молодого, коренастого, крепко сложенного офицера с каштановыми волосами, выбивающимися из-под фуражки, широким плоским носом, вероятно, перенесшим множество ударов, квадратным подбородком, будто высеченным из камня, и глубоко посаженными карими глазами, мерцавшими скрытой враждебностью.

– Зачем вся эта артиллерия? Вас охраняют, – и лейтенант указал большим пальцем руки через плечо позади себя, где стояли два моряка Береговой охраны с винтовками М—16.

– Мы ожидали вас, а не вашего нахальства, – резко заметил Марк Аллен.

– Простите, адмирал, – поспешно и искренне извинился Кайзер. Он показал в конец дока. – Но мы в самом деле охраняем эту территорию. Там должен дежурить взвод морской пехоты.

И действительно, в доке находилось большое число морских пехотинцев в камуфляже, сменявшихся через определенные промежутки времени. Заступившие на пост сразу передергивали затворы винтовок. А у единственных ворот, укрывшись за барьером из мешков с песком, находился тяжелый пулемет.

– И ни один грузовик с водителем-самоубийцей не проскочит через эти заграждения, – похвалился Кайзер, показывая на ряды «ежей» перед воротами.

– Если вы последуете за мной, джентльмены и… – Его глаза переместились на Кэтрин и скользнули по ее стройному телу, которое подчеркивала провоцирующе обтягивающая зеленая форма. – И мадам, я проведу вас к двум джипам, которые приготовлены для вас как раз за воротами.

– Нам «потребуется три, – сообщил Марк Аллен. – Один – полковнику Бернштейну, один – мистеру Россу и мне и один – мисс Судзуки, чтобы добраться до…

– До моей тети, – закончила за адмирала девушка, – в Лайе.

– Извините, адмирал, – сказал Кайзер. – Извините за ошибку; Мы не знали, что с вами женщина. Нам никто не говорил.

– Ее подобрали в море после авиакатастрофы. Вам должны были сказать, лейтенант.

Кайзер торопливо осмотрелся вокруг и указал на машину, припаркованную возле склада-ангара из рифленого железа.

– Вы можете взять ее. Это разъездной джип, грязный, конечно, и вместо заднего сиденья там ящик с инструментами, но машина в рабочем состоянии.

– Отлично! Отлично! А водитель…

– Прошу вас, адмирал, разрешите энсину Россу отвезти меня, – попросила Кэтрин. – Я никогда вас больше не увижу и…

Брент почувствовал, как у него запершило в горле и участился пульс. Но даже самая буйная его фантазия не смогла бы предугадать ответ адмирала.

– Почему нет, – согласился Марк Аллен. – Я «сам могу сделать все дела в военно-морской разведке. – Он указал на склад. – Но я не могу вам дать охрану. В этом джипе нет заднего сиденья. И если встретятся саббаховцы…

– Уверена, что мы выкрутимся, – заверила адмирала Кэтрин. – Как вы думаете, мистер Росс?

– Разумеется, мисс Судзуки. Разумеется. – Брент удивился тому, как спокойно прозвучал его голос.

10

Покидая военно-морскую базу вместе с Брентом в небольшой, продуваемой ветром машине, Кэтрин выглядела потрясенной размерами территории, занятой военными.

– Моя семья жила тут, Брент, и у нас по-прежнему здесь дом. – Она махнула рукой на север. – Но я никогда не видела базу так близко.

– Понимаю, о чем ты, – ответил Брент, резко выворачивая руль, чтобы выехать на дорогу, обозначенную «Авеню Д». – Я мальчишкой часто приходил сюда с отцом и один раз был уже после окончания академии, я изучал обеспечение разведки. И то я видел лишь небольшую ее часть.

Мимо них проплывали ряды зданий, Кэтрин читала аккуратные вывески на них: «Почта», «Автопарк», «Часовня», «Офицерский клуб».

– Боже, это же целый город.

Остановившись у ворот Нимица и показав свое удостоверение, Брент рукой подозвал охранника. Тот сказал:

– Мы знаем о мисс Судзуки, сэр. Лейтенант Кайзер предупредил нас. – Последовал быстрый обмен приветствиями, и Брент направил машину на широкую дорогу, именовавшуюся шоссе Нимица.

– Брент, останови у той будки, мне надо позвонить.

– Почему ты не позвонила с базы? Твоя тетя, должно быть, думает, что ты погибла. Фудзита ведь приказал держать режим радиомолчания, и не было возможности…

– Ну-у, – запнувшись, протянула Кэтрин. – Это личный звонок, да и потом Фудзита разрешил мне покинуть каюту только час назад. Он Держал меня взаперти после того, как торпеды подбили «Йонагу». И ты прав, все наверняка думают, что я погибла. Мне следовало бы позвонить тетушке Итикио Кумэ.

– Я даже не знаю, куда мы направляемся.

– На северное побережье. Я говорила тебе.

– Но как? Я там ни разу не был? – Брент махнул рукой. – Я никогда не уезжал из южной части.

– Да, большинство людей так и живут, Брент. – Но не беспокойся, я покажу тебе.

– Иди, позвони, – сказал Брент, въезжая на территорию бензоколонки.

Позвонив пару раз, Кэтрин вернулась в машину.

– О'кей, – сказала она жестикулируя. – На восток по шоссе Нимица до трассы H-один, там налево.

– Север там?

– Да.

– Твоя тетя дома?

– Нет, она не ответила.

– Но я видел, как ты разговаривала, – с недоумением сказал Брент.

И опять девушка запнулась.

– Ах, да… Я звонила управляющему кондоминиума, в котором у нас квартира. В Тортл-Бей… поинтересовалась ею. Иногда ее сдают. И если я не найду тетю, она будет в моем распоряжении.

Брент почувствовал тревогу. В голосе девушки ощущались наигранность и напряжение. Она что-то недоговаривала.

– Стадион «Алоха», – сказала Кэтрин, показывая налево на огромную чащу.

– Алоха во всем, – хмыкнул Брент.

– Не понимаю.

– Одна из шуток адмирала Фудзиты.

– Ты хочешь сказать, что эта старая машина смерти обладает чувством юмора?

– Он не машина смерти, – горячо возразил Брент, – а великолепный стратег и самый лучший моряк на свете.

– Ага, только сей лучший моряк оставляет за собой в кильватере море трупов. И он спас огромное число еврейских задниц.

– Чем тебе не угодили евреи? Израильтяне спасли нас на Среднем Востоке. Не будь их, Каддафи весь бы его контролировал. – И резко добавил: – Иногда ты говоришь как араб! – Брент повернул влево, съехал с шоссе и оказался на H-один, шестиполосной трассе, запруженной машинами. Ругаясь и вертя головой, он переключил передачу и, визжа колесами, въехал на первую полосу. Двигавшийся по ней водитель «Шевроле» 1967 года выпуска испугался, резко затормозил и бешено засигналил, выражая неудовольствие.

– Поосторожней, Брент! Смотри, а то закончишь то, что начал Мацухара в Южной Атлантике.

– Полагаю, что и его ты тоже ненавидишь.

– Он всего лишь опустил меня с небес. – И не дав Бренту что-либо сказать, добавила: – И я не арабка.

– Хорошо, хорошо, – быстро согласился Брент, перестраиваясь. – Куда теперь? Ты штурман.

– И я не ненавижу евреев. Просто они хотят жить паразитами.

– Черт тебя возьми! Куда теперь? – повторил он. – Я говорил тебе, что дальше Гонолулу не был. – Вайкики. Дай мне какие-нибудь указания.

Кэтрин показала вперед.

– Через несколько миль направо, на шоссе Камехамеха. Но сначала мы проедем через Перл-Сити.

Брент молча кивнул. Разозлившись, он некоторое время молчал, думая об этой странной девушке и ее явно выраженных сексуальных авансах, которые она так щедро выдавала на «Йонаге» и которые никогда бы не могли быть оплачены на военном корабле. Теперь она казалась более неприступной. Озабоченной. Особенно после телефонных звонков. Может быть, у нее есть любовник? И назначено свидание. Но его фантазии внезапно были нарушены звуками ее голоса, вновь ставшего успокаивающим.

– Вот теперь ты можешь познакомиться с красотами Оаху. Там, сзади, – она показала пальцем через плечо, – остался всего лишь еще один душный, расползшийся спрутом город.

– Каменные трущобы, – отреагировал Брент, его злость уходила. И лаконично добавил: – Жемчужины Тихого океана.

Кэтрин засмеялась, и его обрадовала смена ее настроения. Она обратила внимание Брента на буйную растительность вокруг шоссе, проходящего вдоль залива. – Имбирь, лехуа, орхидеи, маклея, африканский тюльпан, баньян и Бог знает какие еще растения. – И быстро добавила: – Камехамеха – сюда. – Брент повернул.

Когда они двигались на север через самую прекрасную местность, какую когда-либо видел Брент, настроение девушки, казалось, подпитывалось красотой пейзажа. И она знала здесь все, сыпля названиями, как ученый-садовод: – Мелия иранская, кельрейтерия метельчатая, капок, камфарное дерево, цератония, авокадо…

– О'кей, – сказал оглушенный Брент. – Все это восхитительно. Я не думал, что Оаху может оказаться таким зрелищным.

– Подожди, Брент, ты еще не видел северного берега. Это всего лишь прелюдия.

– Сейчас мы на огромной равнине.

– Правильно. Страна ананасов. – Она показала на запад, на дивные очертания холмов. – Горы Вайанаэ…

– Знаю, Кэтрин. – И он махнул на восток, где высились еще более чудные в шапках облаков пики. – А там горы Кулау.

Через несколько минут дорога пошла по обширной красноватой равнине с тысячами тысяч акров, засаженных ананасами.

– Реки коктейля «май-тай»[11]11
  Коктейль из рома и ликера Кюрасао с фруктовым соком.


[Закрыть], – мудро изрек Брент.

Кэтрин засмеялась.

– Я хочу есть, Брент.

– Я тоже.

– Тут есть одно неплохое местечко в Халейва. Мы там будем минут через двадцать.

Ананасовые посадки внезапно кончились, начались поля сахарного тростника; потом они проехали узкий, всего в два ряда, мост.

– Все меняется, – философски заметил Брент.

– К лучшему, Брент, – тепло закончила Кэтрин.

– С этим можно согласиться.

Из отдельного углового кабинета роскошного ресторана «Конополо-Инн» в Халейва Брент смотрел на обширную панораму не защищенного от ветра моря, украшенного кружевами перистых белых шапок по всему северному горизонту. Облака – дымчатые многослойные струи, разорванные клубящиеся перины и вздымающиеся грозовые горы, – гонимые к югу прохладными бризами с северо-востока и попавшие в лучи садящегося солнца, окрасились бесконечным множеством оттенков индиго и ярко-пурпурного и заиграли драгоценными камнями в сгущающихся тенях розового, золотого и багряного. Море билось об извилистую береговую линию искрящегося и белого, как альпийские снежные склоны, песка, а огромные пещеристые головы вулканических скал подмешивали темно-коричневые и алые тона в набегающие волны и бросали на песок разноцветные сполохи.

– Красиво как, – протянул Брент. – Я и не подозревал, что Гавайи могут оказаться такими прекрасными. Он посмотрел через столик на Кэтрин. В сумрачном свете ее безупречная кожа казалась полупрозрачной, а полные губы мягкими и теплыми.

– В этом весь северный берег, – сказала она, поднимая бокал с экзотичным ромовым напитком, который в ресторане назывался «Мауна Лоа Рамблер». Брент ответил виски с содовой, пристально глядя Кэтрин в глаза.

– Возможно, мы больше никогда не увидимся, – проговорила Кэтрин едва слышно и опуская глаза.

– Не совсем так. До того как ты уйдешь, дай мне адрес управляющего твоего дома, твоей тети и еще каких-нибудь мест, где ты бываешь. – Он полез в карман куртки. – Вот моя визитка. Ты всегда можешь написать мне по адресу: ВМР, Вашингтон, округ Колумбия. – Брент передал Кэтрин карточку, но она уронила ее, схватив его большую руку своими мягкими бархатными ладошками, крепко сжала ее и поймала взгляд его глаз. Он почувствовал, как быстрее забилось его сердце и кровь прилила к вискам. Соблазнительная Кэтрин вернулась.

– Я потеряю тебя. Боже, я потеряю тебя, Брент. Только благодаря тебе я не лишилась рассудка за те ужасные недели на авианосце. Я жила утренними часами, проведенными с тобой. И ты спас меня от этого животного Коноэ. Я твоя должница… Оплачу ли я когда-нибудь этот долг?

– Сейчас, Кэтрин. Тем, что ты здесь, со мной.

– Нет. – Она подалась вперед, сильнее сжав ему руку, глаза под черными бровями горели огнем и влажно блестели. – Нет! Этого недостаточно. Не совсем.

Слова Кэтрин прервала официантка, изящная полинезийка с золотистой кожей и черными как смоль волосами, стянутыми сзади в пучок. Ее совершенное тело покачивалось под плотно облегающей цветастой юбочкой «лавалава», разрисованной орхидеями и розами.

– Ваш салат, – сказала она, улыбаясь и ставя на стол большие чашки с фруктовым салатом из порезанных кусочками манго, гуавы, папайи, киви, ананасов, кокосовых орехов и ярко-желтых бананов.

– Долго вы были в море, энсин? – улыбнулась красавица. Кэтрин нервно поежилась, когда Брент посмотрел на официантку. – Моряки всегда заказывают наш салат после долгого плавания. В нем то, что они всегда оставляют на берегу.

– Они оставляют не только это, – резко бросила Кэтрин, – но я сама позабочусь обо всем!

Грубые слова заставили Брента посмотреть на Кэтрин, а официантку поторопиться на кухню. Обещание, прозвучавшее в замечании, всколыхнуло в нем глубоко прятавшийся голод, и салат для гурманов сразу же потерял для него всяческий интерес.

– Ты про это хотела сказать, Кэтрин, – произнес Брент, протягивая руку через стол и беря ее ладонь.

Черные глаза обожгли его.

– Давай уйдем отсюда, Брент. Мы можем поесть позднее.

Дорога к кондоминиуму Кэтрин в Тортл-Бей казалась бесконечной. Она была узкой, такой узкой, что водители, разъезжаясь, как бы играли в русскую рулетку.

– Военная дорога, они все такие – старые военные дороги.

– Доты, – объявила Кэтрин, показывая на остроконечные холмы, окружавшие дорогу.

Бросив взгляд, Брент заметил два низких бетонных сооружения, находившихся высоко на гребнях следующих друг за другом холмов.

– Черт меня подери, если они остались не со времен Второй мировой войны.

Кэтрин стала разговорчивей, показывая в разные стороны и сыпля словами, как заправский гид. Махнув рукой в сторону берега, она сообщила:

– Банзай Пайплайн – лучшее место на земле для серфинга. – Позже, когда проезжали по местности с густым лесом, прокомментировала: – Национальный парк Вайма, остров красивейших водопадов. – После некоторого молчания Кэтрин вновь оживилась и ткнула пальцем в огромную роскошную виллу высоко на утесе. – Раньше принадлежала Элвису Пресли. – Дорога снова потянулась вдоль берега. – Сансет-Бич – тут волны достигают шести метров в высоту.

– Долго еще? – нетерпеливо спросил Брент.

Кэтрин засмеялась.

– Мы почти приехали.

Брент что-то проворчал, крепче сжал руль и прищурил глаза от яркого солнца.

– Сюда! Сюда! – радостно закричала Кэтрин, когда они подъехали к широкой сдвоенной дороге, ведущей к обширному пространству, занимаемому хорошо ухоженными садиками.

– Налево! Налево!

Свернув, Брент увидел нечто вроде парка с рядами чудных зданий, за которыми стояла фешенебельная башня отеля «Хилтон».

– Поле для гольфа, теннисные корты, бассейн – все, что только можно пожелать. – Кэтрин помолчала. – Ну, почти все. – Ее смех прозвучал на высокой ноте, тревожно и нервно. – Тут направо, и остановись.

Она указала на асфальтированную, ограниченную бордюрным камнем площадку перед двухэтажным зданием.

Рывком затормозив возле низкого бордюра, Брент пошарил в поисках ручки дверцы, выругался и вылез из джипа. Как только его нога ступила на тротуар, над головой загорелась лампочка, отбрасывая слабый свет в сгущающийся сумрак. На стоянке находились всего лишь два автомобиля.

– Сюда, – пригласила Кэтрин, указывая на узкую тропинку, ведущую к темному дому. – Ключ в условном месте.

Кэтрин настояла на том, чтобы принять ванну.

– Боже, – сказала она, исчезая в ванной комнате. – Я даже не буду дожидаться, пока наполнится ванна, просто обольюсь водой. – Потом она налила Бренту виски с содовой и закрыла дверь. Чуть погодя послышался плеск воды, а Брент расположился на широком диване в гостиной роскошного двухэтажного особняка и с беспокойством осматривался. С его места через незакрытую дверь на кухню, где Кэтрин делала коктейль, ему была видна лестница на второй этаж, небольшой холл перед ванной внизу и еще одна дверь, которая, как он предположил, вела в спальню. Слева от него за закрытыми занавесками находилась скользящая стеклянная дверь, выходившая на поле для гольфа. Квартира была обставлена современной, со вкусом подобранной мебелью.

– Иди сюда! – позвал голос Кэтрин из маленькой раздевалки рядом с душем. Брент не был готов к тому, что предстало перед его глазами.

Улыбающаяся Кэтрин, в глазах которой, словно подсветка, плясал огонь, оказалась одетой в юбку из травы и тонкий лиф без спинки и рукавов с завязками на шее и спине, прикрывавший лишь малую часть приятного размера холмов ее груди и оставлявший белые полушария свободно колебаться вместе с ее частым дыханием. Словно окровавленные острия ножей, через прозрачную ткань торчали набухшие соски. Тряхнув полосами юбки, Кэтрин ошеломила Брента мелькнувшим под ней нежно-мраморным бедром.

– Разрезанные листья дерева ти, – объяснила она, глядя, как на его мрачнеющем лице проступает желание. – Я аборигенка. – И она начала покачивать бедрами, изгибать руки, изображая двух токующих птиц, исполняющих танец любви, но не дотрагивающихся друг до друга. – Миссионерам такое не нравилось, – сказала она, двигаясь по комнате. – Они считали это греховным, намекающим на что-то неприличное. – Стройные бедра вновь энергично задвигались и замелькали в листьях ти, и Брент почувствовал тяжелые удары в висках, ощутил, как сжалось его горло. Он осушил стакан. Кэтрин двигалась к нему и протягивала руку.

Брент пошатываясь встал, взял Кэтрин за руку, подошел поближе.