Текст книги "Нейтронный Алхимик: Консолидация"

Поэт выбрался из воды и рухнул на скользкий пол. Руки его неудержимо тряслись, и он не мог сказать, от холода или от чудовищной клаустрофобии. В камере-гасителе было до ужаса тесно, и от осознания того факта, что обычно она бывала заполнена водой доверху, легче не становилось.

– Я прикажу какому-нибудь домошимпу принести тебе сухую одежду и провизию, – бросил Рубра.

– Спасибо.

– Здесь ты некоторое время будешь в безопасности.

– Я… – Толтон нервно оглянулся. Все всегда говорили, будто Рубра всеведущ. – Вряд ли я тут выдержу долго. Тут… тесно.

– Знаю. Не бойся, тебе придется двигаться, чтобы они тебя не достали.

– А могу я присоединиться к кому-нибудь? Мне нужно общество.

– Боюсь, вас осталось немного. И встречаться с другими – не лучшая мысль, вас только легче станет выследить. Я еще не вполне понимаю, как они находят неодержанных. Подозреваю, что телепатически. Черт, а почему нет? Колдовать они уже умеют.

– А много нас осталось? – спросил поэт, внезапно испугавшись.

Рубра хотел сказать ему правду, но Толтон был слабоват для таких новостей.

– Пара тысяч, – соврал он.

На самом деле в обиталище остался триста семьдесят один человек, и помогать им всем одновременно было сущим кошмаром.

В то время как Рубра успокаивал Толтона, Бонни Левин – он чувствовал это – шла по следу Гилберта ван Рейтеля. Худощавая невысокая охотница облачилась в костюм, в каких англичане в девятнадцатом столетии отправлялись на сафари в Африку: форменная рубашка цвета хаки и перекрещенные патронташи черной кожи, полные блестящих медных патронов. За плечом она несла отполированный до блеска карабин Ли-Энфильда.

Гилберт уже много лет служил в «Магелланик ИТГ» ревизором, и шанса в этой охоте у него не было. Рубра пытался направлять его по служебным туннелям под станцией метро, но Бонни и ее загонщики уже взяли беглеца в кольцо.

– В трех метрах впереди смотровой люк, – датавизировал Рубра ван Рейтелю. – Ты должен…

От стены служебного туннеля отделились тени и обрушились на старика. Рубра даже не заметил их, пока не стало поздно. Его следящие подпрограммы были искусно обмануты.

В который уже раз он переформатировал местное программное обеспечение. Но к тому времени, когда локальное зрение вернулось к нему, руки и ноги ван Рейтеля были привязаны к шесту. Несчастного готовы были унести, точно призовой трофей, и он даже не пытался сопротивляться. Бонни с восторгом проверяла узлы.

А один из ее охотников наблюдал за процессом со стороны – высокий юноша в простом белом костюме.

Рубра знал его. Это не мог быть никто другой.

– Дариат!

Юноша поднял голову, и на миг иллюзия рассеялась. Рубре хватило и этого. Под маской прелестного юноши таился Хорган. Вытянутую харю Хоргана искажало изумление. Неопровержимое доказательство.

– Я знал, что это окажешься ты,– заметил Рубра. Знание это принесло ему облегчение.

– Немного же тебе это даст,– отозвался Дариат. – Твое самосознание скоро погаснет совсем. И ты даже не отправишься свободным в бездну, потому что я не позволю тебе сбежать.

– Ты меня поражаешь, Дариат. Нет, это комплимент. Ты все еще хочешь до меня добраться? Жаждешь мести. Это все, о чем ты мечтал, чем жил последние тридцать лет. Ты все еще винишь меня в смерти несчастной Анастасии Ригель, сколько бы времени ни прошло.

– У тебя есть другие подозреваемые? Если бы ты не увел меня, мы с ней оба были бы живы.

– И вы двое сейчас бегали бы от старины Бонни.

– Может быть. А может быть, будь я счастлив, я по-другому прожил бы жизнь. Это не приходило тебе в голову? Я мог бы подняться по карьерной лестнице, как ты от меня требовал. Я сделал бы «Магелланик ИТГ» великой; я превратил бы Валиск в державу, к которой шли бы на поклон плутократы Транквиллити. Не ублюдки и неудачники стекались бы под твои знамена. Король Алистер спрашивал бы у меня совета, как править своим царством. Ты уверен, что при таком правителе банда долбаных зомби могла бы пробраться сюда, мимо пограничников, таможенников и службы иммиграции, так, чтобы никто не заметил? Не пытайся отпираться – случившееся лежит на твоей совести.

– Да ну? А скажи-ка, к ублюдкам и прочей сволочи, которую ты вышвырнул бы через шлюз, относить ли девушку, в которую ты влюбился?

-Ублюдок! – завизжал Дариат. Охотники – и даже ван Рейтель – как один обернулись к нему. – Я найду тебя! Я тебя достану! Я сотру твою душу в прах! – Лицо его исказилось от гнева. Он распростер руки, точно Самсон-чародей, обрушивающий своды храма, и в стены туннеля ударил из его пальцев белый пламень. Трескался и рассыпался коралл, воздух наполнили обугленные крошки.

– Ну что за темперамент,– хохотнул про себя Рубра. – Вижу, за столько лет ты не изменился.

-Кончай, ты, маньяк! – взвыла Бонни.

– Помогите! – воззвал Дариат. Энергистическая буря, бушевавшая в его теле, превращала мозг в раскаленную магму, готовую проплавить череп. – Я убью его! Помогите, ради Чири!

Белое пламя било в трескающиеся стены, желая прорваться к нейронным слоям, достичь самой сути вражеского разума и жечь, и жечь, и жечь…

– Кончай, быстро!!! – Бонни прицелилась в него из «ли-энфильда», подняв бровь.

Дариат неохотно позволил белому пламени уняться, рассеявшись по всему одержанному телу пассивными энергистическими течениями. Плечи его опустились. Дариат вернулся к облику Хоргана, вплоть до нестираной майки и мятых брюк. Скрытый клубами дыма от развороченной стены, он закрыл руками лицо, пытаясь сдержать рыдания.

– Я достану его! – провозгласил дрожащий, пронзительный голосок Хоргана. – Я его поимею, блин! Я его, как омара, в панцире изжарю! Увидите. Тридцать лет я ждал! Тридцать!!! Толе обязан подарить мне возмездие! Обязан!

– А как же, – отозвалась Бонни. – Но чтобы прояснить наши отношения: еще раз так сделаешь – и тебе придется выбивать долги уже в новом теле.

Она мотнула головой в сторону связанного ван Рейтеля. Загонщики подхватили шест и поволокли старого ревизора по туннелю. Охотница оглянулась на съежившегося Дариата, хотела сказать что-то, даже открыла рот, но передумала и двинулась за своими пособниками к выходу.

– Ты меня так напугал, что я весь дрожу, -глумливо заметил Рубра. – Чуешь, как пол трясет? Вот-вот море зальет парк, так что можешь считать, что я обмочился.

– Смейся, смейся,– откликнулся Дариат. – Но когда-нибудь я приду за тобой. Я взломаю твою защиту. Вечно она не продержится, ты знаешь. А на моей стороне вечность. Так что когда я вскрою ее, я приду к тебе, в нейронные слои. Я проползу в твой мозг, как червь, Рубра, и, как червь, изглодаю тебя изнутри.

– Я всегда был прав насчет тебя. Ты лучший. Кто еще мог бы пылать ненавистью тридцать лет? Черт, ну что вас свело? Вместе мы могли бы преобразить компанию, выйти на галактический рынок.

– Какая лесть. Спасибо.

– Не за что. Помоги мне.

– Что? Да ты, блин, шутишь.

– Нет. Вместе мы можем справиться с Кирой, очистить обиталище от ее приспешников. Ты еще сможешь править Валиском.

– Эденисты были правы – ты псих.

– Эденистов пугает мое упорство. Тебе ли не знать – ты его, кажется, унаследовал.

– Ага. Так что ты знаешь – тебе не сбить меня с пути. И не пытайся.

– Дариат, мальчик, ты не один из них, ты не одержимый. Не до конца. Ну что они могут тебе дать в конечном итоге? Об этом ты не думал? Какую культуру они построят? Это лишь оскорбление естества, нонсенс, и притом недолговечный. Жизнь должна иметь цель, а они не живые. Этот их энергистический дар, способность творить все из ничего… как совместить ее с человеческим поведением? Это невозможно, они несовместимы и никогда не будут совмещены. Посмотри на себя. Хочешь вернуть Анастасию – верни. Найти ее в бездне и приведи сюда. Теперь ты всемогущ, верно? Так ведь сказала Кира. А ты – ты этого хочешь, Дариат? Решай, мальчик. Потому что иначе решение примут за тебя.

– Я не могу вернуть ее,– прошептал он.

– Как так?

– Не могу. Ты ничего не понимаешь.

– Объясни.

– Ты – в роли исповедника? Да никогда!

– Я всегда был исповедником. Я принимаю исповеди от всех, кто живет во мне. Я хранилище тайн. Включая тайны Анастасии.

– Я знаю об Анастасии все. У нас не было тайн. Мы любили друг друга.

– Да ну? У нее, знаешь, и до тебя была жизнь. Целых семнадцать лет. И потом – тоже.

Дариат оглянулся в холодной ярости, возвращаясь к облику аскета в белом

– У нее не было «потом», потому что она умерла из-за тебя!

– Если б ты знал ее прошлое, ты понял бы меня.

– Какие тайны?– грозно спросил Дариат.

– Помоги мне, и я отвечу.

– Ты засранец! Я выжгу тебя, я станцую на твоих обломках…

Основная личность Рубры наблюдала, как бесится Дариат. В какой-то момент ему показалось, что Дариат вновь начнет поливать стены белым огнем, но тот удержался на краю, не сорвавшись в безумие – едва-едва.

Рубра молчал. Он знал, что рано разыгрывать козырь – последнюю тайну, хранимую им на протяжении тридцати лет. Сомнение, посеянное им в мозгу Дариата, следует вскормить, вырастить из него зрелую паранойю, прежде чем настанет час решающего откровения.

Горизонт событий вокруг «Леди Мак» разомкнулся, позволяя грибообразным сканерам выползти из защитных ниш и прощупать звездное небо. Пятнадцать секунд спустя бортовой компьютер подтвердил, что звездолет вышел из прыжка в пятидесяти тысячах километров над неподвижным космопортом Транквиллити. К этому времени сенсоры электронного оружия засекли нацеленные на «Леди Мак» платформы стратегической обороны обиталища – восемь платформ, несмотря на то, что корабль появился точно в центре зоны выхода.

– Гос-споди, – прошептал Джошуа мрачно. – Добро пожаловать, ребята, рады вас снова видеть.

Он обернулся к лежавшему на противоперегрузочном ложе Варлоу Гауре.

– Перегрузи Транквиллити файл по нашему текущему положению, срочно. Что-то он сегодня нервный.

Боевые сенсоры засекли шесть черноястребов, идущих курсом на перехват с ускорением в шесть g.

Гаура небрежно взмахнул пальцами, давая понять, что приказ принят. Глаза эденист не открыл – он находился в связи с личностью обиталища почти с той секунды, как звездолет завершил прыжок. Даже сродственная связь не позволяла кратко описать ситуацию на борту – объяснения, подкрепленные отпечатками памяти, заняли несколько минут. И по мере того как история гибнущего Лалонда разворачивалась перед мысленным взором обиталища, эденист не раз ощущал рябь удивления, пробегающую по его мыслям.

Когда он закончил, Иона Саддана послала ему отпечаток своей личности в эденистском приветствии.

– Неплохая байка, -передала она. – Два дня назад я не поверила бы ни единому слову, но вчера и сегодня предупреждающие клипы с Авона прибывают ежечасно, так что вам я могу только дать разрешение на стыковку.

– Спасибо, Иона.

– Однако всех на борту проверят на одержание, прежде чем я допущу вас в обиталище. Я не могу подвергать все население риску заражения, доверившись слову одного человека, хотя и не сомневаюсь в вашей честности.

– Конечно.

– Как Джошуа?

– В порядке. Замечательный юноша.

– О да.

Дисплей бортового компьютера показал, что платформы СО отвернули от цели. Джошуа получил датавизом от диспетчерской порта стандартное подтверждение запроса и вектор сближения.

– Мне нужен стыковочный узел, где могут принять раненых, – датавизировал он в ответ. – И команду педиатров, а заодно пару биофизиков. Этим малышам тяжело пришлось на Лалонде, и все закончилось ядерным взрывом.

– Я уже подбираю подходящих врачей, – ответил Транквиллити. – К моменту стыковки они будут в шлюзе. Я также оповестило ремонтников космопорта. Судя по состоянию вашего корпуса и протечкам водяного пара, которые я наблюдаю, это будет разумно.

– Спасибо, Транквиллити. Ты, как всегда, заботлив, – он ждал, что Иона перебросится с ним парой слов в он-лайне, но канал вновь переключился на диспетчерскую, передававшую сведения об обновлении курса.

«Ну если она так… и пусть». Джошуа сердито нахмурился.

Запустив два еще работающих термоядерных движка, он вывел «Леди Мак» на заданный вектор сближения, и они двинулись к Транквиллити с ускорением в полтора g.

– Они поверили в наш рассказ об одержимых? – с тревогой и недоверием спросила Гауру Сара.

– Да, – он запросил обиталище о клипах с Авона. – Меры предосторожности, установленные первым адмиралом, одобрила Ассамблея. К этому моменту о положении дел знают девяносто процентов Конфедерации.

– Погодите! – воскликнул Дахиби. – Мы только что вернулись с Лалонда и нигде вроде бы не задерживались. Каким образом могла флотская эскадра предупредить Авон два или три дня назад?

– Это не они, – ответил Гаура. – Похоже, что одержимые покинули Лалонд уже давно. По-видимому, Латону пришлось уничтожить остров на Атлантисе, чтобы не дать им распространиться.

– Черт! – буркнул Дахиби. – То есть они уже вырвались на волю?

– Боюсь, что так. Похоже, что Шон Уоллес сказал Келли правду. Я-то надеялся, что с его стороны это был хитрый пропагандистский трюк, – печально добавил эденист.

Новость погрузила в депрессию весь корабль. Убежище, куда все они так стремились, оказалось небезопасным; они бежали с поля боя, чтобы угодить на войну. Даже эденистская психика с трудом переносила подобные потрясения. Детишки с Лалонда (те, кого не запихнули в ноль-тау-камеры) живо ощущали настроение взрослых, переживая еще один бросок эмоциональных качелей, пусть и не такой катастрофический, как прежние. Счастливый край, обещанный им отцом Хорстом в конце пути, ускользал из рук, и даже тот факт, что путь все же окончен, не слишком помогал.

Полученные «Леди Мак» в бою над Лалондом повреждения не мешали ей маневрировать, во всяком случае, пока у пульта был Джошуа. Корабль вышел к назначенному стыковочному узлу СА5-099, в самом центре диска – в точности по установленной диспетчерской траектории. Нельзя было и предположить, что пятнадцать маневровых двигателей выведены из строя, что аварийные клапаны и пробитые криогенные трубопроводы выплескивают в пространство газ.

К этому времени изображение с сенсоров космопорта запросила уже четверть населения обиталища. Медиа-компании прерывали передачи, чтобы объявить: с Лалонда вырвался единственный корабль. И репортеры быстро обнаружили, что в стыковочном узле собираются педиатрические команды «скорой помощи». (Босс Келли засыпал приближающийся звездолет отчаянными датавизами, но безуспешно.)

Работники космической промышленности, персонал орбитальных заводов, экипажи судов, оттягивавшиеся из-за карантина в барах, наблюдали за подлетом «Леди Мак» с благоговейным ужасом. Да, Джошуа вернулся снова, но в каком состоянии он привел свой корабль…

Обугленная, сыплющаяся ноль-терм-пена обнажала подернутые рябью температурного растяжения участки корпуса – верный знак ударов энергетического оружия, расплавленные сенсорные гроздья и лишь два работающих двигателя. Должно быть, бой был жаркий. И все они знали, что не вернется больше никто. Трудно было принять, что каждый, кто последовал за Террансом Смитом на мощных, быстрых, хорошо вооруженных судах, каждый друг, коллега, давний знакомец или превратился в радиоактивную пыль, или стал жертвой одержания.

Выгрузка, как и следовало ожидать, проходила сумбурно. Люди все выходили и выходили из шлюзовой трубы, точно «Леди Мак» была центром некоего пространственного сдвига и ее внутреннее пространство было куда больше, чем ограниченное корпусом. К изумлению вольных репортеров, большую часть беженцев составляли эденисты, помогавшие орде изумительно сенсогеничных, перепуганных и оборванных детишек. Медсестры выплывали вслед за ними в приемное отделение, покуда репортеры, как летающие акулы, выспрашивали у детей, что те чувствовали, что видели. Потекли слезы.

– Как они сюда пробрались?– поинтересовалась Иона у обиталища, и наперерез репортерам двинулись приставы.

Джей Хилтон плыла по предшлюзовому залу, прижав колени к груди. Ее бил озноб. Ничего похожего она не ожидала – ни безумного перелета, ни такого прибытия. Она попыталась высмотреть отца Хорста в шумном водовороте переполняющих предшлюзник, понимая, что у него и без нее достаточно подопечных и времени на нее не будет. Да и вообще теперь, когда вокруг хватает взрослых, ее помощь вроде бы и не нужна никому. Может, если она свернется в маленький комочек, про нее все забудут? И тогда она сможет посмотреть на парк обиталища. Джей слышала много рассказов про обиталища эденистов, о том, как там красиво. Дома, в аркологе, она часто мечтала когда-нибудь побывать на Юпитере, как бы отец Вархоос ни клеймил грехи биотеха.

Но возможность сбежать ей так и не представилась. Мимо пролетел репортер, обратил внимание, что из всех детей в предшлюзнике она была старшей, и, ухватившись за крепежную петлю, притормозил. Губы его сложились в супердружелюбную улыбку, которую нейросеть предложила для доверительной беседы с маленькими детьми.

– Привет. Ну не ужас ли? Ничего организовать не могут.

– Точно, – поколебавшись, согласилась Джей.

– Меня зовут Маттиас Реме. – Улыбка стала еще шире.

– Джей Хилтон.

– Ну привет, Джей. Я рад, что вы добрались до Транквиллити, здесь вы в безопасности. Насколько мы тут все знаем, на Лалонде вам тяжело пришлось.

– Ага!

– Правда? А что случилось?

– Ну, маму одержали в первую же ночь, а потом…

Плечо ее стиснула чья-то рука. Обернувшись, Джей увидела Келли Тиррел, прожигающую Маттиаса Рейса взглядом.

– Он хотел знать, что случилось, – живо проговорила Джей.

Келли ей нравилась. Репортершей она восхищалась с того момента, когда та спасла их в саванне, и на Транквиллити втайне решила для себя, что когда подрастет, непременно станет такой же крутой вольной репортершей, как Келли.

– То, что случилось, – это твоя история, Джей, – медленно проговорила Келли. – Она принадлежит тебе. Больше у тебя ничего не осталось. И если он хочет ее выслушать, он должен предложить тебе кучу денег.

– Келли!

Маттиас подарил ей слегка раздраженную улыбку из серии «ты-же-знаешь-правила». На Келли это не произвело никакого впечатления.

– Выбирай себе добычу по росту, Маттиас. Обманывать запуганных детишек – это даже для тебя подловато. Джей прикрою я.

– Это правда, Джей? – поинтересовался репортер. – Ты заключила контракт с «Коллинз»?

– Что? – Джей изумленно переводила взгляд с одного на другого.

– Пристав! – заорала Келли.

Джей испуганно пискнула, когда плечо Маттиаса Ремса стиснула глянцево черная длань, принадлежавшая твердокожему чудовищу – страшней, чем любой одержимый.

– Все в порядке, Джей. – Келли впервые за много дней улыбнулась. – Он на нашей стороне. Это на Транквиллити такие полицейские.

– Ой! – Джей громко сглотнула.

– Я хочу подать жалобу на попытку нарушения законов о конфиденциальности и авторских правах, – сказала Келли приставу. – Кроме того, Маттиас нарушает этический кодекс работника сенсовидения в разделе, касающемся обмана и завлечения несовершеннолетних в отсутствие родителей или опекунов.

– Спасибо, Келли, – ответил пристав. – И добро пожаловать домой. Поздравляю. В тяжелые времена ты продемонстрировала завидную стойкость.

Журналистка молча ухмыльнулась биотеху-служителю.

– Пройдемте, сэр, – бросил пристав Маттиасу Ремсу, отталкиваясь толстыми ножищами от стенки предшлюзника в направлении люка.

– Никогда не верь репортерам, Джей, – посоветовала Келли. – Паршивый мы народ. Хуже одержимых – те крадут только тело, а мы крадем всю твою жизнь и перепродаем с прибылью.

– Ты – нет! – ответила Джей со всей силой детского доверчивого преклонения, той веры, с которой ни один взрослый не может сжиться.

Келли чмокнула ее в лоб, пытаясь унять смятенные чувства. Ох уж эти современные дети – столько всего знают, так почему от этого они лишь уязвимей? Она мягко подтолкнула Джей к одной из медсестер и оставила их посреди бурной дискуссии о том, что и когда девочка ела в последний раз.

– Келли, слава богу!

От знакомого голоса журналистку передернуло – в невесомости это выглядело так, словно по ней от макушки до пят прошло цунами. Ей пришлось уцепиться за крепежную петлю, чтобы не закружиться.

Гарфилд Лунде вплыл в ее поле зрения ногами вперед. Был он ее непосредственным начальником – по его милости она получила это задание. Гамбит, как он тогда это назвал, если учесть, что работа в поле – не ее сильная сторона. В результате она оказывалась у него в долгу. Все, что Гарфилд делал для своих работников, делалось из милости и против правил. Пост свой он занимал исключительно благодаря опыту подковерной борьбы – журналистский талант и способности следователя с ним рядом не лежали.

– Привет, Гарфилд, – тупо отозвалась Келли.

– Ты вернулась! Неплохая прическа.

Келли вообще чуть не забыла, что у нее есть волосы, – чтобы впихнуть их под раковину бронешлема, приходилось только что не брить голову. Стиль, мода, косметические мембраны – понятия, напрочь выпавшие из ее мира.

– Молодец, Гарфилд, вижу ту наблюдательность, что провела тебя в высшую лигу.

Он помахал в воздухе пальцем, едва не запутавшись в собственной обвившейся вокруг шеи косичке.

– Наконец-то ты погрубела. Похоже, это задание тебя переломило – потрогала трупы, подумала, не стоило ли помочь, вместо того чтобы записывать. Не горюй, со всеми бывает.

– Конечно.

– Кто-то еще вернулся, на других кораблях?

– Если их еще нет, они и не прилетят.

– Господи, все лучше и лучше. Полный эксклюзив. На планету ты спускалась?

– Да.

– И вся она одержана?

– Да.

– Великолепно! – Лунде довольно оглядел предшлюзник, наблюдая, как проплывают дети и эденисты, похожие в невесомости на престарелых балерин. – Эй, а где все наемники, что с тобой летели?

– Они не выбрались, Гарфилд. Они пожертвовали собой, чтобы мог взлететь челнок «Леди Мак» с детьми.

– Боже. Вау! Пожертвовали собой ради детей?

– Да. Нас давили числом, но они держались. Все. Я не думала…

– Потрясающе. Ты все сняла? Христа ради, Келли, скажи, что ты записала это? Генеральное сражение, последний решительный бой…

– Записала. Что смогла. Когда не была настолько испугана, что вообще ничего не соображала.

– Й-йес! Я знал, что был прав, когда тебя посылал. Все на мази. Теперь ты увидишь, как наш рейтинг взлетит выше ядра Галактики! Мы выведем из бизнеса «Тайм Юниверс» и всю банду. Ты понимаешь, что ты сделала? Черт, Келли, ты моим боссом окажешься после этого. Изумительно!

Келли очень спокойно активировала ариаднину программу рукопашного боя в невесомости. Ее чувство равновесия усилилось многократно, заставив ощутить малейшее колебание тела под действием циркулирующих в предшлюзнике потоков воздуха. Так же усилилось и чувство ориентации – относительные расстояния и положения объектов стали вдруг очевидны.

– Изумительно? – прошипела она. Гарфилд гордо ухмыльнулся.

– Ну конечно!

Келли развернулась вокруг своего центра тяжести и ринулась на него. Ноги ее одновременно распрямились, вгоняя пятки Гарфилду в череп.

Оттаскивать ее пришлось двум приставам. К счастью, у педиатров оказались при себе нанопакеты, так что они сумели сохранить репортеру глаз. Но сломанная переносица вернется к первоначальной форме не раньше, чем через неделю.

Все беженцы уже покинули борт «Леди Мак», и перегруженные системы жизнеобеспечения постепенно приходили в себя. Пуповины стыковочного узла наполняли рубку холодным чистым воздухом, вынося застоявшийся за время пути с его вонью множества тел, влажностью и высокой концентрацией двуокиси углерода. Джошуа казалось, что даже зарешеченные вентиляторы тише гудят, но возможно, так говорило лишь его воображение.

Теперь впитывать изобилие кислорода могли только члены команды. Команда минус один человек. Во время перелета у Джошуа времени не было вспоминать об Варлоу. Он менял прыжковые векторы, тревожился, выдержат ли растровые узлы, протекающий корпус, дохнущие системы, детишки, за которых он вдруг оказался в ответе, и его собственное упорство.

Что ж, он победил, как бы грязно ни играла с ним вселенная. И победа не казалась горькой, хотя счастья она не принесла. Странное это состояние – довольство собой, подумалось ему. Что-то в нем есть от той нирваны, в которую погружает человека усталость.

В люке показался Эшли Хенсон, окинувший быстрым взглядом скованные крепежными сетками лож, точно летаргическим сном, фигуры.

– Знаете, полет-то закончен, – напомнил он.

– Ага.

Джошуа датавизировал приказ бортовому компьютеру. Пестрые схемы основных систем корабля перед его внутренним взором погасли, и сетка свернулась.

– Думаю, с уборкой можно подождать до завтра, – заметил Дахиби.

– Намек понял, – ответил Джошуа. – Увольнительная на берег дана всем в принудительном порядке.

Сара подплыла к его ложу и тихонько поцеловала капитана.

– Ты был великолепен. Когда все закончится, мы вернемся к Этре, чтобы рассказать ему, как мы бежали и вывели детей.

– Если он там.

– Он там. Ты знаешь.

– Она права, Джошуа, – подтвердил Мелвин Дагерм, отключая нейрографическую визуализацию силовых сетей «Леди Мак». – Он там. И даже если перенос не сработал, его душа смотрит на нас в эту минуту.

– Боже! – Джошуа передернуло. – Вот об этом я думать не хочу.

– У нас больше нет выбора.

– Но не сегодня, – промолвил Эшли, протягивая Саре руку. – Пошли, пусть эти некрофилы стенают без нас. Не знаю, как ты, а я собираюсь сначала выпить чего-нибудь покрепче у Харки, а потом на неделю завалиться спать.

– Хорошая идея. – Она отклеилась от липучки около капитанского ложа и последовала за старым пилотом на выход.

Лицо наблюдавшего за ними Джошуа украсилось слегка недоуменным выражением. «Не твое дело», – строго напомнил он себе. Кроме того, надо вспомнить и о Келли, хотя после возвращения с Лалонда ее не узнать. И Луиза еще была. И Иона.

– А я обойдусь без выпивки и сразу пойду спать, – объявил он оставшимся двоим.

Из рубки они выходили по одному. Только на выходе из шлюза их поймала системщица из ремонтной компании – ей требовалось разрешение капитана на доступ к внутренностям корабля, чтобы составить график ремонта. Джошуа пришлось задержаться еще, чтобы обсудить первоочередные задачи и перекачать ей файлы по тем системам, что больше всего пострадали над Лалондом.

Когда он наконец покинул звездолет, на борту не оставалось никого. Цирк в предшлюзнике кончился, репортеры разлетелись, и даже завалящего пристава не осталось, чтобы проверить капитана на одержимость. «Нехорошо, – подумал он, – и совсем не похоже на Транквиллити».

Пассажирский лифт довез его до втулки, соединявшей диск космопорта с центром северной оконечности обиталища. Тот из десяти метровокзалов, обслуживавших порт, куда попал Джошуа, оказался почти пуст – в нем был всего один человек.

У выхода из шлюза ждала Иона в синем, как море, саронге и блузке в тон. Джошуа грустно улыбнулся своим воспоминаниям.

– Я тебя помню, – проговорила она.

– Надо же, а я думал, забыла давно.

– Нет. Только не тебя, что бы ни случилось.

Они стояли друг против друга. Джошуа вглядывался в ее лицо, впитавшее слишком много мудрости для таких нежных черт.

– Я был дураком, – признался он.

– Думаю, один спор мы с тобой можем себе позволить, разве нет?

– Я не один раз был дураком.

– Транквиллити сейчас сортирует воспоминания спасенных тобой эденистов. Я горжусь тем, что ты сделал в этом рейсе, Джошуа, и я не о пилотских подвигах говорю. Очень горжусь.

Джошуа оставалось лишь бессильно кивнуть. Он много дней мечтал о таком вот воссоединении; улетев после ссоры, он оставил слишком много недоговоренным, несказанным. А теперь, когда мечта его исполнилась, мысли его возвращались к Луизе, которую он тоже оставил. Это все Варлоу виноват, он и эта дурацкая клятва – не так бессердечно относиться к женщинам.

– Ты устал. – Иона протянула ему руку. – Пойдем домой.

Джошуа опустил взгляд. Ее рука тянулась к нему, тонкая и прекрасная. Он взял ее пальцы в свои, заново открывая, какая горячая у нес кожа.

Паркер Хиггенс не покидал Транквиллити уже двадцать лет. Тогда он совершил короткий рейс на одном из кораблей адамистов, чтобы отвезти в университет на Нанджине свою статью и отобрать кандидатов для участия в Леймилском проекте. Тогда перелет ему не понравился – космическая болезнь ухитрялась обходить все блоки, которые нейросеть ставила на его нервных цепочках.

В этот раз впечатления приятно удивили его. Тяготение в жилых капсулах черноястреба не колебалось вовсе, ему выделили отдельную кабину, а выделенный ему в провожатые флотский офицер оказался женщиной да вдобавок великолепной спутницей.

К концу полета Хиггенс расхрабрился настолько, что обратился к электронным сенсорам черноястреба, чтобы поглядеть на приближающийся Трафальгар. Вокруг колоссальных сфер двух космопортов кишели десятки боевых звездолетов. Авон служил великолепным фоном для этой картины. Теплая синева, белые, зеленые и бурые пятна на поверхности террасовместимой планеты были гораздо ласковей к взгляду, чем резкие штормовые полосы Мирчуско. Он едва не рассмеялся, представив, какое архетипическое зрелище представляет сейчас сам, пялясь в незримый иллюминатор, точно ошеломленный турист, – старый профессор-зануда обнаруживает, что жизнь есть и за пределами лаборатории.

Жаль только, что времени насладиться картиной ему не дали. С того момента, как провал червоточины закрылся за ними, женщина-офицер непрерывно датавизировала на Трафальгар, подтверждая свое задание серией секретных кодов. Им выделили приоритетный вектор сближения, позволив облететь один из космопортов на потрясающе высокой скорости, прежде чем скользнуть в огромный кратер, служивший причальным уступом для биотехкораблей (их черноястреб был на причале единственным).

После стыковки Хиггенса сразу же потащили на совещание с офицерами штаба первого адмирала. Информация, которой они обменивались, вызывала ужас у обеих сторон. Хиггенс узнал об одержании; офицерам передали данные об Унимероне, родной планете леймилов. После этого места сомнениям не оставалось.

Первым, что ощутил Паркер Хиггенс, заходя в просторный кабинет первого адмирала Самуэля Александровича, была смутная ревность. Вид, открывавшийся из окна на биосферу Трафальгара, впечатлял куда больше, чем открывавшийся под окном его собственного кабинета лагерь Леймилского проекта. Реакция настоящего бюрократа, пристыдил он себя. Престиж – это все.

Первый адмирал вышел из-за огромного тикового стола, чтобы пожать Паркеру руку.

– Благодарю, что смогли прибыть к нам, господин директор, и хочу выразить свою благодарность Повелительнице Руин за столь быстрый ответ на нашу просьбу. Ее поддержка усилий Конфедерации очевидна. Хотел бы я, чтобы главы других государств следовали ее примеру.

– Непременно передам ей ваши слова, – ответил Паркер.

Первый адмирал представил ему остальных собравшихся за столом: адмирала Лалвани, капитана Майнарда Кханну, доктора Гилмора и Мэй Ортлиб, помощника президента по научным вопросам.