Текст книги "Нейтронный Алхимик: Консолидация"

Коблату по незначительности не полагалось даже патрульного корабля от оборонительного союза системы Тувумба, а на платформы СО компания-основатель, само собой, разоряться и не подумала. Единственное, чем правящий совет астероида смог откликнуться на угрозу галактике, – сделать наконец апгрейд сенсорам диспетчерской службы и навесить на два межпланетных грузовика по дюжине боевых ос, неохотно выделенных Тувумбой. Выглядело это, как и любая реакция поселения на события в мире, жалко.

Сейчас это было особенно заметно. Само появление адова сокола, точка выхода, скорость, полетный вектор и отказ назвать себя могли означать только одно – это был вражеский корабль. Оба вооруженных межпланетника вышли на вектор перехвата, ковыляя на своих полутора g, безнадежно обойденные противником еще до того, как запустили термоядерные движки.

С Коблата на Пинджарру, столицу скопления, находившуюся в четырех миллионах километров, где стояли у причала три боевых звездолета, ушел призыв о помощи. Активировались аварийные программы астероида, пусть и не способные справиться с ситуацией. Опускались межсекционные перегородки, перепуганные жители торопились в убежища в самых глубоких слоях, чтобы там пересидеть атаку, в ужасе ожидая штурма и проникновения одержимых.

И ничего не случилось. Приближающийся адов сокол открыл стандартный канал связи и датавизировал в общую сеть астероида сенсозапись, а потом исчез, нырнув в отворившийся на миг зев червоточины. Контуры его уловила лишь пара оптических сенсоров, но их записям потом все равно никто не поверил.

Когда Джед Хинтон выбрался наконец из убежища, к которому был приписан, он почти мечтал, чтобы тревога продлилась еще несколько часов. Все же что-то новенькое, иное, другое – большая редкость в жизни семнадцатилетнего Джеда.

Когда он вернулся в семейную квартиру – четыре комнаты, вырубленные в скале на третьем уровне (тяготение в две трети стандарта), – мамаша с Диггером опять ругались из-за чего-то. С тех пор как Коблата достигло предупреждение конфедеративной Ассамблеи, свары эти почти не прекращались. Рабочие смены урезались – компания сокращала производство, пережидая кризис, чтобы развернуться позднее. А короткие смены означали, что Диггер почти все время сидел дома или в баре «Синий фонтан» на пятом уровне, когда мог себе позволить.

– Чтоб они заткнулись! – пробормотала Гари, когда сквозь дверь спальни донесся очередной шквал воплей. – Думать не могу в таком шуме.

Она сидела за столом в гостиной, пытаясь сосредоточиться на изображении над процессорным блоком. Экран заполняли мелкие буквы с вкраплениями диаграмм – курс софтверной архитектуры. Учебные импринтеры вдолбили этот курс в голову Джеда пять лет назад. Гари была всего на три года его младше, и ей следовало бы давно одолеть курс, но что-то в ее генах не позволяло лазерным импринтерам делать свою работу как следует, и ей приходилось мучиться, перечитывая курс заново, чтобы тот удержался в памяти.

«Девка просто придурошная!» – орал порой пьяный Диггер.

Джед ненавидел Диггера. Ненавидел за то, что тот орал на мать, за что, что придирался к Гари. Гари так старалась угнаться за программой, ей нужна была поддержка. Хотя на Коблате все равно ничего не добьешься, тоскливо подумал он.

Вбежали Мири и Навар и, конечно, тут же загрузили в проектор игровой клип. Гостиную наполнило радужное голографическое мерцание. Стоило Джеду покоситься в сторону колонки проектора, как вокруг его головы начинали кружить шарики в глянцево яркую клетку. Обе девчонки принялись наперебой командовать блоком, и между шариками запрыгали под громовую музыку крохотные фигурки. Для такой маленькой комнаты проектор был слишком мощный.

– Кончайте! – взвыла Гари. – Мне к контрольной готовиться надо.

– Так готовься, – пробурчала Навар.

– Корова!

– Сука безмозглая!

– Кончай! Вчера весь день играли!

– И не доиграли еще. Сама бы поняла, не будь такая дура.

Гари умоляюще посмотрела на Джеда. Ее пухлые щеки подрагивали – вот-вот заплачет.

Мири и Навар были дочерьми Диггера (от разных матерей), так что если Джед тронет их хоть пальцем, Диггер его измолотит. Это он понял уже давно. Девчонки это тоже знали, чем и пользовались с мастерством полководцев.

– Пошли, – бросил он Гари, – посидим в клубе.

Мири и Навар издевательски расхохотались, когда Гари отключила свой процессорный блок и мрачно глянула на них. Джед распахнул дверь и шагнул в собственный крохотный мирок.

– В клубе тише не будет, – заметила Гари, когда дверь за ними захлопнулась. Джед уныло кивнул.

– Знаю. Но ты можешь попросить миссис Янделл пустить тебя в ее кабинет. Она поймет.

– Наверное, – грустно признала Гари.

Не так давно ей казалось, что брат может весь мир перевернуть ради нее. Но это было до Диггера.

Джед двинулся по туннелю. Композитная плитка покрывала только пол; голый камень потолка и стен заплетали силовые кабели, датаводы и толстые трубы систем жизнеобеспечения. На первом перекрестке юноша, не раздумывая, свернул налево. Жизнь его проходила в сотах туннелей, пронизывавших внутренность астероида, и вся эта топографическая паутина существовала, чтобы соединять две точки – его квартиру и клуб. Иных путей не было.

Туннели освещались тускло, стены подрагивали, как и везде на Коблате, от работы невидимых механизмов. Для Джеда это был дом, мирок без горизонтов. Не для него свежий воздух, открытые пространства и растения, не для него простор для тела и души. Первую биосферную пустоту еще высверливали (там и работал Диггер), хотя проект отставал от графика на многие годы и давно вышел за рамки бюджета. Когда-то Джед верил, что, покончив с каверной, он выпустит накопившиеся тоску и гнев, пробежав сломя голову по зеленеющим лугам. Теперь вера ушла. И мать его, и Диггер, и все остальные взрослые были слишком глупы, чтобы понять, что такое на самом деле одержание. А он знал. Ничто не имеет значения, что бы ты ни делал, ни говорил, ни думал, о чем бы ни мечтал. Умри сейчас или через сто лет, ты все равно рухнешь в вечность распятым рассудком, не способным даже уничтожить себя. Предельный, абсолютный ужас.

Нет, об этом они не думали. Быт держал их так же крепко, как бездна держала души. Оба тянули лямку на мизерных окладах, делая, что прикажет компания. Выбора нет, и нет спасения – даже для их потомков. Их нейронные цепочки не пропускали и мысли о лучшем будущем, настоящее поймало их.

Мрачный туннель у входа в клуб в кои-то веки оживляла собравшаяся толпа. Сновали туда-сюда ребятишки, те, что постарше, сбивались в кучки и болтали о чем-то на космических скоростях. Джед нахмурился. Что-то тут было не так. Детвора на Коблате не бывала такой живой и энергичной. Подростки приходили в клуб, чтобы убить время или получить доступ к голопроекциям, которыми компания снабжала жителей, чтобы гасить и рассеивать юношескую агрессию. Чтобы войти в ту же петлю безнадежности, что и их родители.

Джед и Гари недоуменно переглянулись. Оба ощутили эту перемену. Потом Джед заметил, что к ним через толпу пробивается Бет и тонкое ее лицо озаряет широченная улыбка. Бет ему была почти подружкой – они были ровесниками, и девушка не упускала случая его оскорбить, в то время как и Джед в долгу не оставался. Считать ли это любовью, Джед до сих пор не решил. Во всяком случае, на давнюю дружбу их отношения тянули.

– Уже видел? – спросила Бет.

– Что?

– Сенсвиз с адского ястреба, кретин, – она ухмыльнулась и ткнула пальцем вниз. На щиколотке у нее был повязан красный платок.

– Нет.

– Тогда пошли, дружок, тебя ждет большой сюрприз, – схватив Джеда за руку, она потащила его к двери, расталкивая путавшуюся под ногами малышню. – Совет пытался ее стереть, но запись кодирована для общего доступа. Она попала во все ядра памяти на астероиде. Они ничего не могут поделать.

В клубе стояли три проектора. Джед всегда подключался к ним, чтобы посмотреть на пейзажи далеких миров. Для него это был единственный глоток свободы. Хотя изумительные ксенопланеты он мог только видеть и слышать – проекторы были недостаточно сложными (то есть дорогими), чтобы передавать активентные паттерны, вызывающие соответственные тактильные и обонятельные ощущения.

Сейчас большую часть холла заполнял густой искристый туман. В нем стояли, вяло опустив руки, человек двадцать, завороженные тем, что передавал им в мозг проектор. Джед, сгорая от любопытства, повернулся к проектору.

В десяти шагах от него нежилось на траве у валуна загорелое, сильное тело Мэри Скиббоу – сплошь нежные изгибы и прозрачная ткань. Поза ее была совершенно естественной. Она была Венерой, рожденной в этом раю, где свет, и тепло, и зеленая листва. Джед влюбился в нее с первого взгляда, разом забыв о тощей, угловатой Бет с ее вечными подколками. До сих пор такие девушки существовали для него лишь в рекламе и проекторных шоу, они не были настоящими, реальными, как Мэри. От одного факта, что такая девушка живет и дышит где-то в Конфедерации, Джед ощутил такой кайф, какого не давала ему ни одна выжранная таблетка.

Кира Салтер улыбнулась ему, и только ему одному. «Знаете, вам ведь скажут, чтобы вы ни в коем случае не смотрели эту запись», – сказала ему она.

Когда запись окончилась, Джед постоял немного без движения, чувствуя себя так, словно у него отняли если не часть души, то что-то очень важное, потому что оно пропало, и юноша уже начинал тосковать по нему. Рядом с потерянным видом стояла Гари.

– Мы должны отправиться туда, – проговорил Джед. – Мы должны попасть на Валиск и присоединиться к ним.

12

Отель стоял на уступе на полпути к вершине, над глубоким заливом. Скалистый амфитеатр он делил лишь с полудюжиной вилл, куда выезжали на отдых потомственные богачи.

Капоне мог оценить те неимоверные усилия, с которыми владельцы отеля гнали прочь застройщиков. Вид из окон открывался роскошный – тянувшийся на мили нетронутый пляж, торчащие из воды клыки скал рассыпают фонтаны пены, когда на песчаный берег накатывают ленивые пологие валы. Не устраивало его только одно – он никак не мог улучить момента спуститься наконец туда и понежиться. В верхних эшелонах Организации копилось давление, слишком напряженные графики, до опасного невыполнимые задания. Когда Аль был еще мальчишкой в Бруклине, он, бывало, сидел на причале и наблюдал, как чайки на илистой отмели расклевывают мертвую рыбу. Ему хорошо запомнилось, как безостановочно двигались те чайки – тюк-тюк-тюк клювами целый день. Сейчас он поневоле окружил себя похожими людьми. Старшие лейтенанты не давали ему покоя. Тюк-тюк-тюк. «Аль, тут нужно твое мнение». Тюк-тюк. «Аль, что делать с мятежом во флоте?» Тюк-тюк-тюк. «Аль, над Аркатой снова появилось красное облако – нам пальнуть по мерзавцам?» Тюк!

Гос-споди! В Чикаго он мог брать отпуска на неделю, на месяц. Все знали, что им делать, контора работала как часы… ну почти. А здесь? Здесь у него минутки свободной не выдавалось, блин! Думать приходилось постоянно и так усиленно, что в голове у него уже гудело, как в осином гнезде.

– Но тебе это и нравится, – заключила Джеззибелла.

– А? – Капоне отвернулся от окна.

Певичка раскинулась на кровати, завернувшись в неимоверно пушистый белый халат. На голове у нее было намотано полотенце. В одной руке она держала книжечку, другой лениво доставала из коробки рахат-лукум.

– Ты Александр Великий и Джимми Хендрикс в одном флаконе, ты заказываешь музыку.

– Девочка моя, что за хер собачий этот Джимми Хендрикс?

Джеззибелла надула губки над книгой:

– Ой, он из шестидесятых, извини. Музыкант такой был, настоящий зверь, все от него балдели. Я о чем говорила? Не жалуйся на то, что у тебя есть, особенно когда у тебя есть так много. Конечно, поначалу все идет не слава богу – так и бывает. Зато победа будет слаще. Кроме того, а что тебе еще делать? Кто не отдает приказы, тот их исполняет. Сам говорил.

Капоне ухмыльнулся.

– Ага. Ты права.

Но как она догадалась, о чем он думает?

– Пойдешь со мной?

– Это твое шоу, Аль. Я, может, потом схожу искупаюсь.

– Ладно.

Он уже начинал ненавидеть эти чертовы парады. В Сан-Анджелесе все шло прекрасно, но ведь и остальным городам завидно! Сегодня была Юкия, завтра утром ему предстоял Мерсед. Ну и кому это надо? Капоне уже мечтал вернуться на Монтерей и заняться делом.

Зазвонил сделанный из серебра и слоновой кости телефон в изголовье. Джеззибелла сняла трубку и несколько секунд слушала.

– Это здорово, Лерой. Заходи. Ради такой новости Аль уделит тебе десять минут.

– ЧТО?! – одними губами прошептал Капоне.

– Он считает, что решил проблему с деньгами, – объяснила Джеззибелла, положив трубку.

Вошел Лерой Октавиус, таща за собой Сильвано Ричмана. Менеджер сердечно улыбался. Сильвано при виде Капоне слегка просветлел, но на Джеззибеллу не глядел вовсе. Аль спустил ему это завуалированное оскорбление с рук – Сильвано не поднимал шума из-за своей ненависти к неодержанным, а Джеззибелла, похоже, не обижалась.

– Ну, что надумали? – поинтересовался Капоне, когда все расселись по креслам у окна, откуда открывался изумительный вид на бухту.

Лерой гордо выложил на кофейный столик перед собой тонкий черный чемоданчик.

– Я попробовал разобраться, что же такое вообще деньги, Аль, и применить это понимание к нашей нынешней ситуации.

– Деньги – это такая штука, которую ты выжимаешь из других людей, да, Сильвано? – хохотнул Капоне. Лерой снисходительно улыбнулся:

– Почти так, Аль. Деньги, по сути дела, не что иное, как хитрый метод учета, кто кому и сколько должен. Изюминка тут в том, что долги можно взыскивать тысячей разных способов – поэтому и выходит, что бартерная экономика всегда переходит в денежную. Отдельные валюты являются всего лишь мерой некоей всеобщей ценности. Раньше это было золото или земля – что-то, что не теряет в цене со временем. Конфедерация использует для этого энергию, поэтому основной валютой является фьюзеодоллар – его курс привязан к производству гелия-3, а тот продается по фиксированной цене.

Капоне откинулся на спинку кресла, вытащил из воздуха «гавану» и глубоко затянулся.

– Спасибо за урок истории, Лерой. А теперь к делу.

– Не важно, как ведется учет, считаем ли мы старинные монеты и банкноты или кредиты на счете в Юпитерианском банке. Нам надо установить природу самого долга, ту меру, в которую он переводится. В нашем случае ответ так прост, что мне пинка надо дать за то, что не додумался прежде.

– Сейчас тебе точно кто-то пинка даст, Лерой. И очень скоро. Какой долг?

– Энергистический. Плата волшебством. Ты платишь человеку тем, чего он хочет.

– Господи Всевышний, да это бред, – воскликнул Аль. – Какой мне прок в том, что кто-то задолжал мне кусок фокуса, когда я сам чудотворец? Из-за этой нашей способности экономика Новой Калифорнии и накрылась медным тазом.

Ухмылка Лероя стала раздражающе широкой. Капоне не стал заострять – он ощущал, насколько напряженно стройны мысли менеджера. Себя он в собственной правоте точно убедил.

– Ты можешь, Аль, – ответил Лерой. – А я – нет. Это не совсем риторический вопрос, но как ты собираешься платить мне за работу? Конечно, меня удерживает угроза одержания, но ведь от меня вам нужен талант, а одержи меня – и нет его! Но положите мне оклад, и я ваш до конца своих дней. За день работы обещай мне пять минут чудес – прояви для меня хороший костюм или копию «Моны Лизы»; все, чего я ни попрошу. И не обязательно тебе самому расплачиваться со мной за этот день. Я могу принять фишку, или расписку, или еще что и обратиться за своими чудесами к любому одержимому.

Капоне пожевал сигару.

– А ну-ка повтори еще раз, Лерой. Любой козел с твоими шоколадными монетками может явиться ко мне в любое время дня и ночи и потребовать позолоченный сервиз?

– Не в любое время, Аль. Но принцип-то простейший: ты – мне, я – тебе. Все сводится к перераспределению долгов. Не надо переходить на личности. Мы все гадали, как заставить неодержанных работать на одержимых, так вот он, ответ: мы станем платить им, платить тем, чего они захотят!

Капоне покосился на Джеззибеллу, та пожала плечиками.

– Пока что я не вижу подвоха, – заметила она. – Но как ты собрался вести учет, Лерой? Одержимые ведь могут подделать любую валюту.

– Верно. Но мы и не станем ею пользоваться. – Открыв чемоданчик, Октавиус вытащил оттуда маленький процессорный блок, матово-черный, с выгравированным на одной стороне золотым «томпсоном». – Я уже говорил, деньги – это прежде всего учет. Мы станем отслеживать взаимные долги при помощи компьютера. Хочешь, чтобы тебе творили чудеса, – компьютер покажет, сколько тебе положено. И наоборот, если ты одержимый – тебе напомнят, сколько работы тебе полагается от неодержанных. Мы организуем всепланетный банк, Аль, и заведем для каждого счет.

– Я, наверное, ума лишился, раз тебя слушаю. Я? Ты хочешь, чтобы я управлял банком? Первый национальный банк имени Аль Капоне? Господи Иисусе, Лерой!..

Октавиус протянул ему черный процессорный блочок:

– В этом и прелесть, Аль. Организация становится просто незаменимой. Потому что следить за честным соблюдением сделок станут твои солдаты. Под их присмотром пойдут обмен и торговля. Нам уже не придется принуждать и угрожать, как мы это делали при помощи сети СО, во всяком случае, не в таких масштабах. Мы не станем сдерживать экономику налогами, как другие правительства, потому что мы и есть экономика! И ничто не мешает одержимым самим пользоваться той же системой. Есть куча дел, которые не под силу одному одержателю. Это сработает, Аль. Правда сработает.

– Почеши спинку мне, я почешу тебе, – пробормотал Капоне, подозрительно косясь на черный блочок. Лерой отдал процессор ему.

– С этой счетной машинкой Эммет помог? – полюбопытствовал Аль.

Если бы не золотой герб, устройство с таким же успехом могло быть вырезано из куска угля.

– Да, босс, это его работа, и программа учета – тоже. Он говорит, что одержимый сможет вмешаться в работу системы только из вычислительного зала, поэтому он и предлагает разместить ее на Монтерее. Мы уже сделали его штабом Организации, а это только укрепит наше положение.

Аль бросил машинку обратно на стол:

– Ладно, Лерой. Вижу, ты на работе задницу рвал. Так что сделаем вот как: через два дня я собираю на Монтерее всех старших лейтенантов – посмотрим, что скажут они. Если купятся – я обеими руками «за». Что скажешь?

– Звучит неплохо.

– Ты мне по сердцу пришелся, Лерой. Сколько парадов для меня еще организовал?

Октавиус покосился на Джеззибеллу, и та чуть заметно покачала головой.

– Ни одного, Аль. Мерсед последний. Сейчас важнее, чтобы ты побыл на Монтерее, потому что мы готовы перейти к следующей фазе.

– Черт, как я рад это слышать!

Лерой довольно улыбнулся и засунул бухгалтерский блок обратно в чемодан.

– Спасибо, что выслушал, Аль.

Он встал.

– Нет проблем. Я только с Сильвано перемолвлюсь словом, и тогда можете отправляться обратно в космос.

– Хорошо, босс.

– Ну и?.. – поинтересовался Капоне, когда Лерой вышел.

– Это не моя забота, Аль, – ответил Сильвано. – Если хочешь, пусть так оно и будет. Признаюсь, какие-то бабки нам нужны, иначе вся система точно рухнет. Платформами СО людей долго не удержишь.

– Да-да. – Аль недовольно махнул рукой. Гос-споди, деньги за колдовство! Честнее в наперстки играть. Он покосился на своего лейтенанта – если бы не присущая одержимым способность ощущать эмоции, он бы так и не понял, что скрывает эта покерная смуглая рожа. Но Ричмана снедало нетерпение.

– Ну, так чего ты хочешь? Надеюсь, это хорошая новость.

– Похоже на то. Из бездны выбрался один парень, у которого есть для нас интересная информация. Негр, кликуха Амбар. – Сильвано ухмыльнулся. – Его занесло в тело этакого героического блондина. Боже, как он ругался! Чтобы снова стать настоящим братом, у него уйдет уйма сил.

– Вот кому пригодилась бы груда Лероевых фишек, – невинным голоском прозвенела Джеззибелла, отправляя в рот очередной кусочек рахат-лукума, и подмигнула Капоне, когда Ричман скривился.

– Точно, – хмыкнул Аль. – Ну и что он хочет предложить?

– Он умер всего тридцать лет назад, – ответил Сильвано. – На планете Гарисса. Говорит, ее в порошок стерли, до последней живой души. Вроде бы орбитальная бомбардировка антиматерией. Не знаю, верить ему или нет.

– Что-нибудь слышала об этом? – спросил Капоне у Джеззибеллы.

– А как же! Я чуть не собрала концепт-альбом о гарисском геноциде. Потом передумала – тема слишком мрачная. Чистая правда.

– Черт побери, целая планета! И этот парень, Амбар, там был?

– Так он говорит.

– Антиматерия правда такая мощная штука? Целую планету отправить к праотцам…

– Ага. Но дело в другом, Аль. Он говорит, что перед атакой гарисское правительство разрабатывало собственное супероружие, чтобы применить против Омуты. Амбар клянется, что это была самая большая на свете пушка. А ему ли не знать – в их флоте он был крупной ученой шишкой.

– Еще одно оружие?

– Да. Они назвали его Алхимиком. Амбар заявляет, что его построили, но так и не использовали – дескать, тогда бы вся долбаная Конфедерация знала. Мощная штука.

– Значит, оно где-то спрятано, – произнес Капоне. – Дай догадаюсь… Он знает, где?

– Нет. Но он говорит, что знал человека, который построил Алхимика. Она была его преподавателем в колледже. Баба по имени Алкад Мзу.

До отлета «Леди Макбет» оставалось восемь часов, хотя по ее виду сказать этого было нельзя. Двадцать процентов ее обшивки до сих пор отсутствовало, соты ребер прочности были обнажены. Вокруг зияющих дыр копошились на уолдо-платформах инженеры, с торопливой методичностью внедряя заново установленные системы вместо поврежденных в бою.

Внутри капсул жизнеобеспечения также кипела работа. Ремонтники из пяти астроинженерных компаний спешили довести корабль до ума. Полностью обновленный, готовый к бою корабль удивил бы своими полетными характеристиками многих боевых капитанов, хотя после нескольких десятилетий, что он оставался в недочиненном состоянии, поверить в это было непросто. Внутреннее оснащение снимали напрочь, заменяя соответствующим флотским. Джошуа хотел, чтобы старушка превзошла себя, а раз платит Иона… Чем больше он размышлял о том, на что согласился ради нее, тем больше тревожился. А зарывшись с головой в мелочи ремонта, он мог отвлечься ничуть не хуже, чем в полете.

Почти весь вчерашний день он провел, совещаясь с менеджерами астроинженерных фирм, обсуждая, как впихнуть двухнедельный ремонт в сорок восемь часов. Сейчас Джошуа внимательно наблюдал, как техники толпились вокруг пультов управления киберзондами и манипуляторами, окружавшими «Леди Мак».

В люке контрольного центра показалась пара ног, слабо дергающихся, как будто их обладатель не привык к невесомости. Джошуа поспешно ухватил нежданного гостя за брючину и оттащил в сторону, прежде чем тот приложил оператора за пультом каблуком по уху.

– Спасибо, Джошуа, – поблагодарил красный как рак Хорст Эльвс, когда Джошуа прикрепил его к липучке. Священник сморгнул слезу и заглянул в трюм. – Мне сказали, что я найду тебя здесь. Слышал, ты нашел себе чартер.

Иронии в голосе священника не слышалось, так что Джошуа ответил:

– Да, Повелительница Руин наняла меня, чтобы доставить на Транквиллити отдельные очень важные компоненты оборонительных систем. Промышленные станции вокруг нас не могут произвести все детали для платформ СО.

Хихиканья Джошуа не услышал, но над пультами засверкали хитрые ухмылки. Никто в точности не знал цели полета, но все могли догадаться, что это не простой грузовой рейс. Чартер на перевозку запчастей являлся довольно жалким прикрытием. Иона уже сообщила ему, что все агенты разведок, работающие на Спокойствии, внезапно заинтересовались отлетом «Леди Мак».

– Но боевые осы здесь, очевидно, делать могут, – с беззлобной усмешкой заметил Хорст.

В креплениях на стенах трюма покоились шестьдесят пять боевых ос, готовых к загрузке в пусковые аппараты.

– Одна из причин, по которым мы получили контракт, отец. «Леди Мак» может не только нести груз, но и защищать его.

– Как скажешь, юноша. Только не пытайся убедить в этом святого Петра, если тебя допустят до больших белых ворот.

– Буду иметь в виду. Вы что-то хотели, отец?

– Ничего особенного. Я рад был слышать, что ваш корабль ремонтируют. Спасая нас, «Леди Макбет» понесла большой ущерб, а я понимаю, как дорога подобная техника. Я бы не хотел, чтобы ваша самоотверженность принесла вам финансовый урон.

– Спасибо, отец.

– И дети хотели бы повидаться с вами перед отлетом.

– Э… зачем?

– Мне кажется, они хотят поблагодарить вас.

– О! Да… – Джошуа покосился на не менее смущенного Мелвина. – Попробую выбраться, отец.

– Я подумал, что вы можете посетить их одновременно с поминальной службой. Они все там соберутся.

– Какой службой?

– Боже, Сара не передала тебе? Епископ разрешил мне провести службу в память о тех, кто пожертвовал жизнью ради спасения детей. Полагаю, команда мистера Мейлина и Варлоу заслуживают наших молитв. Через три часа начало.

Хорошее настроение Джошуа разом испарилось. «Не хочу думать о смерти и том, что ждет после нее. Не сейчас».

Хорст вглядывался в лицо юноши, видя за напускным равнодушием и тревогу, и вину.

– Джошуа, – проговорил он негромко. – В смерти есть больше, чем бездна. Поверь мне. Я своими глазами видел, насколько больше. Записи, которые сделала твоя подружка Келли, говорят правду, но далеко не всю правду. Или ты думаешь, что я сохранил бы веру в Господа нашего, если бы Шон Уоллес был прав?

– И что вы видели?

– Единственное, что могло убедить меня. Ты, полагаю, увидел бы нечто иное.

– Понимаю. Каждый приходит к Богу своим путем?

– Как всегда.

Собор Транквиллити строился по образцу старинных европейских. Одно из немногих зданий внутри обиталища вырастало в нескольких километрах от опоясывающего цилиндр кольца вестибюлей звездоскребов. Коралловые стены были снежно-белы; своды потолка пересекали ребристые арки, отчего изнутри собор походил на давно заброшенный улей. Узкие щели в стенах были забраны традиционными витражами, а над алтарем в дальнем конце нефа сияла огромная круглая розетка. Дева Мария с младенцем Иисусом на руках взирала на гранитную плиту алтаря, привезенную Мишелем Салдана с самой Земли.

Джошуа получил место на первой скамье, рядом с Ионой. Повелительница Руин выбрала ради такого случая утонченно-элегантное черное платье, к которому полагалась хитроумная шляпка, в то время как у Джошуа не хватило времени переодеться, и его утешало только то, что весь экипаж «Леди Мак» вместе с капитаном был облачен в корабельные комбинезоны.

Служба была короткой – наверное, из-за того, что дети шушукались и ерзали. Джошуа было все равно. Он пел гимны, слушал проповедь Хорста и присоединился ко всем в благодарственной молитве.

Ожидаемого катарсиса он не пережил, но на душе все же стало полегче. Люди собираются вместе, чтобы выказать благодарность мертвым. С чего пошел этот ритуал? Или мы всегда знали, что они смотрят?

Когда служба завершилась, Иона подтолкнула его к кучке детворы, которую безуспешно пытались утихомирить отец Хорст и несколько медсестер. Джошуа решил, что дети изменились за эти два дня. Собравшаяся вокруг него толпа могла бы выбежать из любого детского сада. Они уже ничем не напоминали тех напуганных, подавленных малышей, что меньше недели назад попали на борт «Леди Мак».

Когда дети, хихикая, принялись заученно его благодарить, Джошуа обнаружил, что улыбается им в ответ. Все же какую-то пользу его полет принес. Стоявший в сторонке отец Хорст одобрительно кивал. «Хитрый старый жук, – подумал Джошуа, – да он меня подставил».

Народу в соборе собралось много – обычная толпа вольных репортеров, как ни странно, эденисты с Этры, немало завсегдатаев бара Харки и других заведений, где собирались космолетчики, несколько усиленных боевиков. И Келли Тиррел. Джошуа отвязался от детворы и поймал ее в нартексе.

– «Леди Мак» отбывает этим вечером, – неловко проговорил он.

– Знаю.

– Я застал пару выпусков новостей от «Коллинз». Ты здорово поработала.

– Ага. Наконец-то я официально популярнее Маттиаса Ремса. – В голосе ее звучал смех, но лицо оставалось серьезным.

– Если хочешь – на борту есть место.

– Нет, Джошуа, спасибо. – Она покосилась на болтающую с Хорстом Эльвсом Иону. – Не знаю, как она тебя уболтала на это дело, но я к нему иметь отношение не желаю.

– Это всего лишь чартерный рейс на перевозку…

– Джошуа, отвянь. Если это все, зачем ты предлагаешь мне место? И зачем на «Леди Мак» грузят пачками боевых ос? Опять тигру в пасть лезем?

– Очень надеюсь, что нет.

– Мне это все не нужно, Джошуа. Ни слава, ни риск. Черт возьми, ты знаешь, что с тобой будет, когда ты умрешь? Или ты мои записи не смотрел? – Она почти умоляла его.

– Да, Келли, я смотрел твои репортажи. Я знаю, что нас ждет после смерти. Но не надеяться на лучшее нельзя. Нельзя со страху бросать жить. На Лалонде ты выстояла, чем бы ни грозили тебе мертвые. И ты победила.

– Ха! – Из груди ее вырвался горький, болезненный смешок. – Я бы на твоем месте не назвала это победой – тридцать спасенных детишек. Самый страшный разгром в истории. Даже Кастер справился лучше.

Джошуа глядел на нее, пытаясь понять, куда делась его прежняя Келли.

– Мне жаль, что ты так думаешь. Правда, жаль. Мне кажется, что мы неплохо справились на Лалонде, и многие с нами согласны.

– Тогда они идиоты, и скоро у них это пройдет. Потому что все теперь временно. Все. Когда ты осужден на прозябание в вечности, все в жизни мимолетно.

– Именно. Поэтому и стоит жить.

– Нет. – Она жалобно улыбнулась ему. – Знаешь, что я теперь сделаю?

– Черт?

– Эшли подал хорошую идею, как провести время. Я уйду в ноль-тау, прыжками по миллиону лет каждый. Я просплю всю жизнь вселенной, Джошуа.

– Господи, глупость какая. А смысл?

– Смысл в том, чтобы не мучиться в бездне.

Джошуа ухмыльнулся пакостной улыбкой Калвертов и, нагнувшись, чмокнул ее в щеку.

– Спасибо, Келли.

– За что, бабник чертов?

– За веру. Похоже… к ней и правда каждый приходит сам.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то умрешь молодым.

– И останусь прелестным трупом. Знаю. Но я все же уйду в этот рейс.

В печальных глазах Келли плескались обида и боль, и давнее желание. Но она понимала, что пропасть между ними слишком широка. И Джошуа понимал тоже.

– Не сомневалась. – Она чмокнула его настолько платонически, что это казалось не больше чем жестом вежливости. – Береги себя.

– Но было здорово, пока между нами что-то было, верно? – спросил он ее уже в удаляющуюся спину. Келли, не оборачиваясь, небрежно отмахнулась.

– Черт, – буркнул он.

– А-а, Джошуа. Хорошо, что я тебя застал.