Текст книги "Аватара"

Он позволил им уйти, но еще раз окатил лес очередью. Дозса присоединился к нему: в засаде явно участвовало не двое дикарей.

Однако отпора не было. «Мы испугали их, – решил Бродерсен. – Побежавшие ударились в панику. Быть может, я подранил нескольких. Будем надеяться, что так».

Он отпустил спусковой крючок. И сразу навалилось оглушительное молчание, лишь усугубленное голосом ветра. Бродерсен поднялся и огляделся и, не видя опасности, приказал:

– Стеф, твой караул. Стреляй при первом движении.

Сам он направился к Фиделио. Бетанин лежал в луже крови, оказавшейся пурпурной. Она толчками выливалась из раны, нанесенной стрелой, угодившей между нижней и верхней конечностями. Кровь забрызгала Кейтлин, пытавшуюся остановить ее.

Она поглядела на подошедшего Бродерсена.

– Бесполезно, – сказала она сухо. – У меня нет ни инструментов, ни знаний, ни времени. Задета главная артерия, жизненно важные органы… – поток ослабевал вместе с отрывистым дыханием Фиделио, уступавшего в борьбе за жизнь.

Кейтлин положила его голову к себе на колени Синие глаза обратились к ней.

– Фиделио, – сказала она по-испански, – ты слышишь меня?

– Si

, – прозвучал слабый ответ.

– Фиделио, мы вернемся домой. Мы поможем твоему народу узнать все, что ему нужно. И научим любви, хотя, по-моему, скорей это вам подобает учить нас, – Gracias

, – едва расслышал Бродерсен.

Кейтлин погладила мохнатую руку инопланетянина и тихо-тихо запела:

Спи, моя крошка, красная пчелка сквозь сумрак жужжит во мгле. Эобкейл из серой скалы вышел весь мир утопить во тьме.

Она напевала ее детям Бродерсена, древнюю колыбельную матушки Гартан. Звучала прекрасная мелодия.

Alend van och, дитя мое, счастье, сердечко мое, Заснет очаг, и сверчок для тебя поет.

Оставив их вдвоем, Бродерсен со всеми подобающими предосторожностями отправился обследовать чащу. Он не обнаружил ни убитых, ни раненых, хотя влажные белые пятна свидетельствовали, что он не промахнулся. Наверное, туземцы унесли своих раненых с собой. Подобрав для исследования брошенное оружие, он возвратился, К этому времени Фиделио уже не стало.

Доложив о событиях потрясенному Руэде, Бродерсен приказал:

– Нет, оставайся на месте, здесь слишком тесно для безопасной посадки, тем более что тебе придется управлять лодкой в одиночестве. Ты находишься в безопасном положении. Но если будут сомнения, взлетай! «Вилливо» слишком нужен всем остальным, чтобы беспокоиться о наших жизнях.

И, выслушав протест, добавил:

– Заткнись, мистер, и выполняй приказ. Он повернулся к Кейтлин и Дозсе:

– О'кей, стартуем. Ты в середине, Пиджин. Идем внимательно, стреляем при первом подозрении. А потом остаемся на борту шлюпки, пока «Чинук» не будет готов принять нас.

Кейтлин безмолвно указала на тело, лежащее возле ног. Он качнул головой:

– Нет. Мы не можем взять его; что тогда будем делать, если попадем в засаду на обратном пути. Но и потом я не стану организовывать вылазку, чтобы забрать тело. Очень хотелось бы это сделать, но… А как бы ты сама отнеслась к тому, что твои друзья будут рисковать жизнями, спасая твой труп? Фиделио уж точно не захотел бы этого.

– Пошли.

Глава 35

Готовясь к новому прыжку, космический корабль уносился от планеты в сторону Т-машины. После еды в первую вечернюю вахту кают-компания опустела: никто не хотел смотреть на Пандору с ее зеленым солнцем и не признавался в слабости, предлагая выключить видеоэкраны.

Бродерсен и Кейтлин опустили кровать – иначе они просто не могли сесть рядом – и привалились к переборкам, опираясь на подушки. Оба надели пижамы – что случалось крайне редко. Покоившиеся рядом руки соприкасались.

Жидкость в бокале Бродерсена ходила ходуном. Приложившись в этому дымному огню, – отпив и еще раз, – он заметил, что к рукам его возвращается уверенность.

– О Боже, Пиджин, о Боже, – простонал он, – я опять потерял члена своего экипажа. Я виноват.

– Что тут можно было сделать, мой дорогой, – отвечала она. – Никто не винит тебя.

– Кроме меня самого!

Позволив ему с полминуты посидеть, уставясь в пространство и глотая воздух, Кейтлин отставила свой бокал на боковую полку и, взяв за подбородок, повернула голову к себе.

– Вот что, Дэниэл Бродерсен, довольно, – отрезала она. – Ты жалеешь себя самого, а это самая низменная из эмоций.

Встретив суровый взгляд, брошенный из-под шапки распущенных бронзовых волос, он судорожно глотнул и кивнул:

– Да, ты права, прости меня. Конечно же, потрясение было сильным, но мне следовало принять его, как подобает мужчине.

Она обняла его за плечо.

– Драгоценнейший мой, не мучай этим себя. На тебя легла тяжесть, от которой теперь наконец можно избавиться. – Кейтлин поцеловала его – на этот раз скорее ласково, чем страстно.

Когда оба притихли, она вздохнула:

– По правде сказать, я не слишком волновалась за тебя. Вот Фил Вейзенберг в куда худшем состоянии.

– Ха! Да, он пропустил обед… такое несчастье у кого угодно отобьет аппетит.

Кейтлин прикусила губу.

– Ты не слыхал, каким голосом он говорил мне, что не придет к столу. Еще ты не видел его, когда мы высаживались и потом, когда готовились к старту… Нет, ты видел его, но не видал, не замечал. Он держался как спокойный, эффективный и вежливый робот.

Бродерсен нахмурился:

– Плохие новости. Кейтлин стиснула его руку.

– Не надо только беспокоиться о нем, сердце мое. Я посмотрю, что можно сделать. Я знаю, что вы – старые друзья, но мне кажется – он не откроется перед тобой, чтобы не добавлять лишней тяжести. Со мной ему будет легче.

– М-м-м; ты наделена этим даром… Ну хорошо. – Бродерсен выпил и вдруг охрипшим голосом бросил:

– Хотелось бы знать, почему эти черти набросились на нас.

Кейтлин помедлила, подбирая слова.

– Они не черти, Дэн, – отвечала она мягким голосом. – Они – разумные создания, подобные нам с тобой; охотники, чьих редких жилищ мы не могли видеть сверху. Наши собственные предки были такими же, и не столь уж давно. Как я рада тому, что мы, похоже, никого не убили.

– После того, что они натворили?

– Подумай сам. Кто они? Раса, возникшая из низших животных за последние несколько миллионов лет, когда солнце стало гаснуть.

– Ну, это очевидно.

– Думай дальше, Дэн. Прежняя разумная раса переселилась на другую планету. Должно быть, они заглядывают сюда – из почтения или скорбного любопытства. Но зачем им устраивать эту бузу, содержать флотилию кораблей, заново возводить эти старинные здания, ставить собственные изваяния? Только затем, чтобы помочь своим наследникам смягчить самые жуткие ужасы здешней жизни. Дать новому народу полезные вещи – скажем, кованные из железа наконечники стрел для охоты, – но понемногу, не часто – раз в столетие, может быть; чтобы здешний народ научился употреблять эти предметы во благо себе, а не злоупотреблять ими… – Кейтлин прикрыла ладонью рот Бродерсена. – Тихо, макушла, позволь мне закончить. На мой взгляд, старшие направляют все развитие юной культуры, всех различных культур, которые могут существовать на бедной Пандоре. Наверно, руководство осуществляется еще более медленно и осторожно – чтобы природный дух и гений этой расы не засох преждевременно, а процветал. Это объясняет появление изваяний: они напоминают об учителях, которые вернутся через несколько поколений и вновь откроют свои школы; учителях, которые, на мой взгляд, делают все, чтобы не превратиться в богов. Ну а потом, задолго до того как эта планета окончательно испечется, новая цивилизация созреет и сумеет отправиться к звездам.

Улыбнувшись, Кейтлин отпила из бокала и прикоснулась губами к щеке Бродерсена.

– Разве идея моя неразумна, дорогой мой? – спросила она.

– Что ж… нам остается только гадать, – он шумно поставил бокал на полку со своей стороны. – Но какого черта они в нас стреляли?

– Откуда им знать, кто мы? Никто из нас не напоминал учителей. Мы могли показаться им демонами, вторгшимися в священнейшее из святилищ. Или угодили сразу в две новых разновидности зверя – в смертельно опасных и мясных. Фиделио говорил, что сейчас они делают припасы перед суровой зимой, – для подруг, детей, всех, о ком заботятся. Он мог бы погибнуть в Колесе – от злых рук. Но здесь смерть ему принесла ошибка, порожденная в конечном счете любовью.

– Мы не предвидели этого. Вселенная застала нас врасплох.

– Так будет всегда, Дэн, и ты знаешь это.

Он нервно кивнул, осушил бокал, поставил его и повернулся к ней:

– Пиджин, твои слова заставляют мир вновь мне казаться хорошим.

Они прижались друг к другу – и более ничего. Почувствовав, что напряжение оставило Дэна, Кейтлин уложила его на спину. Он закрыл глаза. Она поцеловала его. Дэн улыбнулся, и она прижалась к нему. Скоро он уснул.

Потом Кейтлин выпила немного виски. Поднялась и стала расхаживать босиком у кровати; пальцы крепко сжаты, на лице не утихающая скорбь. Наконец, поглядев на капитана, она убедилась, что тот крепко заснул, отправилась к приватному интеркому и набрала номер.

Из приемника донесся голос Вейзенберга:

– Да?

– Надеюсь, что не разбудила тебя, – сказала она.

– О нет. Сейчас еще не поздно. – Так могла бы говорить и машина. – В чем дело, Кейтлин?

– Мне бы хотелось переговорить с тобой, если ты не против. Он помедлил.

– Это срочно? Я устал, повеселить тебя не сумею.

– Какое к черту веселье? Оно не входит в перечень твоих обязанностей. Просто мне нужно переговорить с тобой. Ты выставишь меня сразу, как только захочешь.

– Ну, если ты настаиваешь…

– Спасибо тебе, Фил, дорогой. Я буду у тебя через два квантовых перехода.

Выходя, она коротко улыбнулась спящему Бродерсену. В коридоре она столкнулась с Лейно. Взлохмаченный и неряшливый, он шел, дымил марихуаной.

– Добрый вечер, – сказала она.

Тот охватил взглядом ее фигуру. «Пожалуй, пижама действительно тонковата».

– Куда ты направляешься? – спросил он.

– У меня неотложное дело, Мартти, прости. – Кейтлин прошла мимо него. Лейно приподнял было руку, чтобы остановить ее, но тут же опустил. Она подошла к двери Вейзенберга и вошла внутрь. Он это видел.

Заперев за собой, Кейтлин чуточку помедлила. Комнату освещала единственная флюоролампа, светившая на нижнем пределе накала. Погашен был и видеоэкран, способный отразить большую часть знаний человечества. Вейзенберг сгорбился в темноте, свесив руки по бокам кресла, опустив подбородок на грудь.

Голову он поднимал буквально в несколько приемов.

– Привет. Хочешь чего-нибудь?

– Ага, но крепкого не надо. Не вставай, Фил. – Она взяла кресло и пододвинула его, так, чтобы сесть напротив инженера.

Вейзенберг опустил глаза.

– Прости, но я ведь предупреждал тебя о том, что устал.

– Устав по-настоящему, ты бы сейчас храпел, – она наклонилась вперед и взяла его руки в свои; теплота соприкоснулась с холодом.

– Что случилось?

Он выдавливал из себя буквально по слову:

– Разве ты не скорбишь о погибшем Фиделио?

– Скорбишь – это слишком слабо сказано.

– Ну тогда считай, что я… оплакиваю нашего второго спутника. – Вейзенберг чуточку поежился. – И не хочу, чтобы ты поднимала из-за этого шум. Просто у меня нет твоей способности… – он умолк.

– Какой способности? – спросила Кейтлин мягким, но требующим ответа голосом.

Он глотнул.

– Прошу… пойми меня правильно… не хочу оскорбить тебя, я не думаю, что ты… воспринимаешь… не так глубоко… быть может, и глубже… но у тебя есть… твой дар… ты придумываешь песни и… изгоняешь ими… самую худшую боль… как это было на похоронах Сергея… так? – Он глотнул. – Я хотел бы услышать ту песню снова. Это поможет.

– Нет, Фил, – сказала она. – Я не буду оплакивать Фиделио. Вздрогнув, он поглядел на нее.

– И это правильно, понимаешь, – объяснила она. – На самом деле я не знала его. И никто из нас, кроме летавших на «Эмиссаре». Из них ближе всех была к нему Джоэль Кай, но сколько она знала на самом деле? И что могу рассказать о нем я? Лишь часть событий. И ничего, что касается именно его. Фиделио достоин большего, чем поверхностная песня.

– Я не вполне понимаю тебя. Губы Кейтлин дрогнули.

– Ну что ж, ты не бард. А мы странные люди.

Опустив его руки и пристально глядя прямо в глаза, она откинулась назад и сказала:

– Подумай вот о чем. Ты не дрогнул, когда из жизни ушел Сергей, а ведь он давно стал твоим товарищем и был человеком – существом тебе вполне понятным. Честь и память Фиделио, но мы не были близки с ним. Это вещь немыслимая, и он тоже не был близок нам. Да, мы можем оплакать его, – я воспользуюсь твоим словом, Фил. Но не стоит горевать, вот что я хочу сказать тебе.

Он вздрогнул и поджал губы.

– Полегче, дорогой, полегче, – сказала она. – Чего бояться? И стесняться тоже? Сегодня в тебе что-то надломилось, и я, кажется, знаю, что именно.

Тоненькое облачко гнева окутало его.

– Видишь ли, возможно, ты хочешь хорошего, но у меня нет сил на светские разговоры. Прости меня, но я хотел бы лечь.

Она подняла ладони и усмехнулась:

– Прошу вас пользоваться языком моей профессии, Филипп Вейзенберг. Я занимаюсь не светскими разговорами. Я просто хотела сказать, что знаю причину твоей беды, и она делает тебе честь.

Пытаясь возразить, Вейзенберг открыл было рот и осекся. Кейтлин продолжала говорить самым серьезным тоном, вновь взяв его за руки:

– Теперь, когда Пандора подвела нас – и самым мрачным образом, – когда нам снова приходится продолжать свою дикую охоту, вдруг оказалось, что ты более не способен на это. А ты был нашей башней, опорой… силой – ровной, спокойной, более надежной, чем даже Дэн. Быть может, никто не плакал у тебя на плече и не плачет, хотя меня не удивит, если это окажется иначе – но ты был полон отваги и здравого смысла, что помогало нам превыше всякой меры. Ты никогда не занимал уверенности у нас. А сам наделял ею очень ненавязчиво.

– Ну а кто давал тебе?

– Но теперь, когда надежда вновь увидеть столь дорогих тебе родных оставила тебя…

Кейтлин поднялась и склонилась над Вейзенбергом, обняв его за плечи. Тот напрягся и попытался сбросить ее руки. Она не уступила. Локоны ее рассыпались по его белой форменной куртке.

И вдруг он рывком обнял ее, припал лицом к мягкой груди и зарыдал.

– Сара, Сара! – Плавным движением она скользнула ему на колени и обняла его, не дрогнув, когда объятия его сделались слишком крепкими.

Он позволил себе слабость лишь на пару минут, а потом вновь обрел контроль.

– Прости, Кейтлин… я не хотел…

– Тихо, – она припала к нему. – Мужчине дозволительно плакать. Плакал Ахиллес, плакал Кухулин.

– Я… знаю… но… об-обстоятельства… подрывают бодрость духа.

– Ну что ж, Филипп, мы здесь вдвоем, и я никому не скажу. Сегодня мы вместе, я слушаю тебя.

Она слушала его рассказ о жене, детях и внуках, потом, почувствовав, что ноги онемели, опустилась на койку, чтобы быть рядом. А потом, когда голова его вновь поникла, раздела его и уложила.

Он смущенно поблагодарил. Она рассмеялась и, прикрыв локтем глаза, обещала:

– Не буду подглядывать. Скажешь мне, когда будешь готов, я хочу убедиться, что ты заснул.

Вейзенберг выполнил ее желание. Она подоткнула вокруг него одеяло, села рядом на постель, позволила выговориться. И сама поделилась своими догадками о пандорянах. Он нашел их утешительными.

И все же он не смог уснуть. Чуть придремал, но сразу проснулся с криком.

– Я могла бы предложить тебе выпить микстуру или пилюлю, – сказала она наконец, – но в таком состоянии они не подойдут. – Припав к нему, Кейтлин скользнула под одеяло.

– Эй! – воскликнул он, когда ее ладони прикоснулись к его груди. – Подожди! Что ты делаешь?

– Фил, сейчас тебе нужно, чтобы тебя обняли и поцеловали. Разве твоей Саре сейчас не все равно?

– Ах, ах… нет, не… – он скривился. – Я стар и жутко устал.

– Я ничего не хочу от тебя; пойми, что ты не одинок. – Она щелкнула выключателем, погасив свет. А потом долго ласкала его и нашептывала, словно мать над ребенком.

Наконец Вейзенберг спокойно задышал. Она осторожно попыталась освободиться. Но руки его не ослабли, и она опустилась назад.

– Кейтлин, – прошептал он, наполовину погруженный в дрему. А потом она неторопливо и нежно его любила. После нескольких ласковых слов он уснул.

Кейтлин закрыла за собой дверь и повернула к каюте капитана, когда Лейно появился из-за изгиба коридора, шумно и неровно ступая в холодном безмолвии. Заметив ее, он остановился, подбоченившись, дымя сигаретой.

– Ну, – сказал он, – второй раз добрый вечер. Значит, развлекаемся сегодня, миз Малрайен, так, по-моему?

– И да и нет, – отвечала она ровным голосом. – У нас с Филом было важное дело.

Лейно поднял брови. Глаза его охватили ее тонкую фигуру и взлохмаченную голову. В месте, где сходились бедра, расплывалось влажное пятно.

– Вижу, – сказал он. – И о чем же вы говорили?

– Мартти, дорогой, ты ведь понимаешь, что об этом лучше не спрашивать. Нам ведь и так негде уединиться. Или это заговорила в тебе травка? Сколько ты уже выкурил? Ты все это время расхаживаешь по этому кругу.

Он взвился:

– Не зови меня дорогим!

– Неужели я должна звать тебя врагом? – Кейтлин шагнула к нему. Мартти отшатнулся, словно бы намереваясь отступить, сохраняя в целостности свой личный мирок. Но не смог этого сделать. Она обвила рукой его шею, положив ладонь на затылок. Зеленые глаза впились в молодого человека:

– Ты тоже получил слишком тяжелый удар. И ты пытаешься восстановить равновесие, разве не так? Но делаешь это не правильно, травка только ухудшит твое состояние.

Он оскалился:

– А что ты хочешь предложить?

Она посмотрела на него мгновение, прежде чем улыбнуться.

– Ну, – отвечала она гортанно, – …он работает.

Мартти глядел на нее. Колени Кейтлин дрогнули, когда она положила руку ему на грудь.

– Мы с тобой не закончили дело, Мартти, – сказала она. Тот попытался отодвинуться, но она не выпускала его.

– В последнее время ты часто перенапрягался, – продолжала она. – Наверно, ты не представляешь, что такое часто случается. Тогда ты не позволил мне помочь, хотя я хотела это сделать. Но я с тех пор не оставила этого намерения.

– Ты хочешь сказать, что… – он не мог продолжить. Забрав сигарету из его пальцев, Кейтлин выбросила ее на палубу.

– Ковру не будет вреда, а автоуборщик соберет и окурок и пепел. Я же сказала тебе, что ты встал не на тот путь, дорогой Мартти.

Он прижал ее к себе.

А потом в своей каюте он лежал довольный и ошеломленный. Пошевелившись, Кейтлин спросила:

– Ну, теперь видишь, что я права?

– Права, – пробормотал он. – Действительно, спасибо тебе, Кейтлин. – И с легким усилием, разглядывая сквозь полуприкрытые глаза потолок, заставил себя повторить:

– Спасибо тебе. Боюсь, что я слишком поторопился. Может быть, ты побудешь со мной до утра?

– Согласна, мы девки жадные и бесстыжие, – она поцеловала Лейно.

Немного поспав, они полюбились в третий раз, а потом отдыхали, привалившись к переборке, как недавно сидела она возле Бродерсена. Каюта согрелась и наполнилась животными запахами. Приближалась утренняя вахта.

– А сегодня ты придешь ко мне? – спросил он. – Мне не хотелось стоять на пути Дэна, но, если ты сможешь, будет прекрасно.

– И насколько ты хочешь именно меня? – Она ухмыльнулась. – По-моему, Фрида вполне могла бы удовлетворить тебя.

Мартти обнял ее. В голосе его послышался горский акцент:

– Не хочу я говорить плохого о Фриде, Кейтлин, но ты много красивее, да и живее, впрочем.

– Хорошая, красивая, живая; если это так, я рада.

– Что? – Он повернул голову, чтобы поглядеть на нее.

Кейтлин не отвела глаз:

– Знаешь, я опасалась, что ты влюбился в меня. Это было бы скверно.

Потрясенный, он возразил:

– Это действительно так, Кейтлин!

– Сегодня вечером ты не сказал мне об этом ни слова… пожалуйста, подожди. Дай мне закончить. Я ни в коем случае не задета и не обижена. Подумай, как плохо получится, если каждый мужчина здесь будет желать меня. Я думаю, что мы стали с тобой добрыми друзьями, Мартти, и ценю это. – Она обняла и поцеловала его.

Он почти не реагировал, а когда она отпустила, он поглядел на нее с ужасом.

– Кейтлин, сердечко, я люблю тебя, – выдавил он. – Для меня прекрасней тебя никого нет на свете.

Она села, распрямилась и хлестнула его словами:

– Почему же тогда ты смог сойтись со мной, лишь увидев во мне шлюху?

Он задохнулся. Кейтлин продолжила, словно кинжалом ткнув пальцем в его грудь:

– Слушай меня, Мартти Лейно. И учти: я не стала бы этого делать, не беспокоясь за тебя. Легче отдаться тебе и оставить валяющимся в собственной ограниченности. Так, вне сомнения, окажется легче для нас обоих, пока будет длиться наше путешествие. Но этого может не хватить до нашего маленького судного дня. Мы можем обнаружить путь назад. И в этом случае ты захочешь жениться. Подожди, ты хочешь сказать, что женишься на мне. Предупреждаю тебя, что это невозможно, но так или иначе – безразлично. Тебе нужна жена, которую ты уважаешь, жена, которой ты сможешь гордиться.

«Мартти, неужели ты сможешь быть мужем женщины, которую уважаешь?»

…Потом, когда смолкли крики и боль утихла, они лежали спокойные. Она шептала во впадину между его плечом и шеей:

– Ох, прости меня. Я решила, что это следует сделать – ради тебя самого и лучше всего сейчас; и никто не сумеет сказать этого лучше, чем спутница по кораблю. О, я прекрасно знаю, что укоренившиеся привычки в мышлении нельзя изменить за день. У нас будут недели, месяцы, быть может, годы. Не страшись. Я не буду расспрашивать, как ты относился к своей матери или к сестре, особенно к Лиз. – Он дернулся. – О, дорогой Мартти, я не буду этого делать. Это ненужно и не благородно, как я полагаю. Ты уже сам все знаешь, все знание уже сложилось воедино в твоем мозгу. Нужно только, чтобы оно просочилось в кости. Пойми, мы. женщины, не святые сосуды, навек оскверняемые, когда мы покоряемся той самой частной страсти, которую ты знаешь. Мы в этом едва ли отличаемся от вас, как и вы от нас в своей хрупкости.

– Кейтлин…

– Твоя жена, возможно, решит принадлежать только тебе одному, как пока относилась Лиз к Дэну. В этом нет ничего плохого, если вы оба действительно хотите именно этого. Но у нее есть свое право на все те свободы, что есть у тебя, и если она потребует их, то сделается не меньше, а больше. Да, свобода может принести одиночество, она может сделаться пугающей, поэтому многие отрекаются от нее по собственной или – что действительно скверно – по чьей-то чужой воле. И мне часто кажется, что в ней и кроется вся суть человека. А все остальное может сделать машина или животное. Но свобода принадлежит только нам.

– М-м-м… м-м-м… мы нарушаем ее…

– Конечно. Мы ведь только обезьяны, чьи мозги переросли собственные тела. И если мы когда-нибудь встретим Иных, то, может быть, сумеем хоть на кроху понять, что такое истинная свобода. А пока давай будем достойны ее в меру возможности.

Кейтлин негромко усмехнулась:

– Ой, дай помолюсь, Мартти! Пора готовить завтрак. Но сперва, если ты не устал, что вполне возможно, тут многие бы устали… если ты не устал, я бы хотела тебе кое-что доказать.

Потом оба смеялись, и она сказала:

– Ну что плохого в том, что завтрак однажды задержится на час или два, правильно?..

Все спали. Фрида и Дозса вместе, остальные поодиночке; Бродерсен и Вейзенберг спокойно; Джоэль, приняв снотворное, забылась в тяжелом сне; Руэда крутился под одеялом; Сюзанна с улыбкой – приходившей, уходившей и вновь возвращавшейся. Под управлением роботов «Чинук» приближался к транспортной машине.