Текст книги "Дневник алкоголички"

Его мысленные потуги прерывает женщина, моя бывшая соседка:

– Вы городом ошиблись, – обращается она к парню. – Тут женский монастырь, а за городом Печоры есть мужской.

Я расхохоталась, что за дура, даже произносить такое смешно. Ошибиться городом. Но эта шутка, видимо, смешит только меня, поскольку все, до кого долетела последняя фраза, замолкают. Парень, услышавший новость, разворачивается и шлепается на ближайшую боковушку и сидит, обхватив голову руками. Толпа из выходящих пассажиров постепенно рассасывается. Ни я, ни тот мужик в джинсах не двигаемся с места, а внимательно наблюдаем за парнем, застывшим на боковушке. Через несколько минут за нами приходит проводница:

– Что вы тут втроем забыли? Поезд прибыл, просьба покинуть вагон, – она произносит это с налетом раздражения, но терпеливо.

– У нас тут беда, – говорит мужик в джинсах, а я одобрительно киваю, расплываясь в улыбке не к месту.

– Все живы, как погляжу, так что никакой беды нет, идите решать на вокзал свои дела, – теперь ее тон выражает непоколебимость, так что мы втроем бредем к горящему огнями зданию вокзала в зал ожидания. Почему-то и мужик в джинсах идет за нами, нам-то с парнем до утра некуда деваться, а вот этого, наверное, ждет семья.

– Меня Саня зовут, – говорит местный.

– А я Олег, – парень вцепился в лямки своего рюкзака, так что белеют костяшки, он сверлит взглядом грязный пол вокзальной плитки.

– Ольга, – у меня слипаются глаза, хотя я должна была выспаться. По-видимому, мой организм сопротивляется всему происходящему и хочет быстрее уложить меня в кровать. Саня замечает мою зевоту:

– Вам двоим некуда пойти, – произносит он то ли утвердительно, то ли вопросительно. – Предлагаю остаться у меня переночевать. Тут двадцать минут пешком. Выпьем, успокоимся и утром разберемся и с городом, и с монастырем.

Олег просветлел, но не знаю, чему он больше радуется: крыше, алкоголю или тому, что принято какое-то решение. Мы послушно тащимся до дома Сани, это действительно недалеко от вокзала. Я принимаю душ, Саня выдает мне старую одежду его бывшей жены, одежду которую он так и не выбросил, думал, что та вернется когда-нибудь. Ребята готовят на кухне: Саня варит пельмени и разливает водочку.

– Я, наверное, первый билет покупала до Печоры. Могла, получается, и не попасть в монастырь, – рассуждаю я вслух и рассказываю про судьбу и дурацкую смерть Романа, и про Женю с красочной предысторией про наши пьяные гулянки.

– Человека посадила. – Саня злобно фыркает и подливает мне водки. Олег стукает пустой рюмкой о стол. Хозяин дома нехотя наполняет и его рюмку, себе он плескает для вида, но я наоборот радуюсь, что мне больше достанется.

Я решаю заткнуться с подробностями своей жизни, не хочу, чтобы Саня выгнал меня на улицу ночью в незнакомом городе. Толкаю в плечо Олега и приказываю ему рассказать, почему он рванул в монастырь. Я вдруг кажусь себе очень умной, переводя разговор с себя и надеясь снять неожиданно возникшее раздражение хозяина.

Олег мнется в нерешительности поведать свою историю, постоянно шмыгает носом, трет его или дотрагивается до носа так, будто проверяет, не уменьшился ли тот. Парень признается, что долго курил травку, потом нюхал какую-то химию. Обкрадывал свою семью не единожды, кочевал по друзьям. Ночью как-то проник в квартиру родителей, думал, те на даче, хотел вынести телевизор, но дома оказался отец. В темноте он не узнал Олега и стулом попытался разбить голову грабителю, но удар оказался слабым. Олег удержался на ногах и наотмашь этим же стулом отца оттолкнул. Отец упал на пол, а Олег убежал из квартиры.

Утром Олегу позвонили и сказали, что его отец умер от инфаркта: ночью, видимо, возвращался в кровать после просмотра телевизора, остановилось сердце, и он упал. Через неделю пришли результаты вскрытия, показавшие, что удар головы о пол спровоцировал остановку сердца. Олег не признался никому, что причастен, что он был в квартире с отцом. Запил по-черному. Скитался по подъездам и вокзалам, пока кто-то из собутыльников не рассказал про мужской монастырь в Печорах. Олег попросил в последний раз у матери деньги и отправился за новой честной жизнью.

Саня скалился на нас от услышанного, бурчал что-то себе под нос. Мы с парнем виновато притихли, как наказанные дети перед грозным родителем.

– Да, как же вас земля носит? – дико завопил Саня. – Одна мать избила, другой отца в могилу загнал.

Я вздрагивала на каждую его реплику, не защищая и не переча. Олег пытался мягко с ним спорить. «У Оли ребенок погиб». «Наркомания – это болезнь». Я кивала, но у меня после кухонных душеизлияний картинка совсем размылась. Я отправилась спать, проснулась от криков, Олег осмелел и теперь они с Саней равноценно орали друг на друга на кухне и никто не хотел уступать. Откуда-то появилась третья бутылка водки на столе. Я мужиков не разнимала, сказала только, что соседи вызовут ментов, если они не перестанут собачиться. Саня рявкнул на меня, что сюда никто не сунется.

Я опрокинула несколько стопок с ними и вернулась на диван, а дальше меня разбудили полицейские. Вот я и решила, что их вызвали из-за нарушения порядка тишины, и поэтому меня с таким остервенением растолкали. Потом увидела кровь на руках. Я не знаю, откуда она, но я точно никого не убивала. Пусть меня проверят на детекторе лжи. Пускай проводят любые медэкспертизы.

Света, кого убили? Мне так и не говорят? Саня? Олег? Они живы? Хотя если бы они были живы, здесь толпа полицейских так долго со мной не возилась. Как же я от всего этого устала, мне бы немного покоя и тишины. Если ты напишешь обо мне, то скажи всем, что мне очень жаль. Всех жаль, кто со мной соприкасался, потому что я как бомба, уничтожаю все, до чего могу дотянуться. Почему мы даруем прощение сразу, но к нам оно приходит с опозданием?

Куда вы меня забираете? Что уже пора? Света, верь мне, не убивала я. Я бы не смогла. Да, не хватайте вы меня так, пожалуйста. Прощайте, Света. Будьте к себе с добром.

***

Молодая женщина в светлом легком пальто спешила к дому. Свежий воздух после душного помещения казался долгожданным спасением. Небо, впустившее черничный оттенок на три часа, постепенно возвращало себе обратно краски лазурита.

Женщина открыла входную дверь и прокралась в маленькую комнатку, где в кроватке спал годовалый малыш:

– Моя, красивая девочка, мое солнышко, я всегда буду тебя беречь.

– Почему так поздно? – раздалось из-за спины, и девушка обернулась. Проход загородил высокий парень, освещаемый лунным светом из открытого окна.

– Ты бы хоть сказала, что задерживаешься, – уже нежнее зазвучал голос молодого мужчины.

– Прости, – прошептала девушка, – слушала исповедь одной женщины, не могла ее прерывать. Она приехала сюда, чтобы найти спасение, а загремит в тюрьму на десять лет, скорее всего.

– Может, это и есть ее спасение, – в шутку ответил мужчина.

– Наверное, ты прав. Спасение выглядит у каждого по-разному.

Поздним утром Света бежала в редакцию, внутри зрел текст, больше похожий на паззл из разрозненных фраз, но она еще не готова была его собрать в одну мозаику.

– Алло, здравствуйте, это Света Коркина, я вчера была на вечернем вызове на квартиру и при допросе. Убийство. Есть какие-то новости? Собираюсь дописать статью. Пришли уже первые результаты анализов? Могу ознакомиться с допросом второго подозреваемого? Простите, простите, что вопросов так много сразу.

Света молча кивала в трубку невидимому собеседнику, делая заметки, иногда произносив: «Это точно? Вы уверены? Именно это он сказал на допросе?», словно сомневалась в каждом предложении человека на том конце провода.

– Спасибо за информацию, – журналистка положила трубку, включила монитор и вышла из-за стола, чтобы налить кофе. Света поболтала с коллегой, позвонила няне домой, узнать о дочери, и вернулась за рабочий стол. Курсор долго мигал на белом мониторе открытого документа.

«Вчера, 30 мая в Печоре произошло очередное преступление. Драма разыгралась на кухне блочной пятиэтажки во время распития спиртных напитков. Следственный отдел уже возбудил уголовное дело по признакам состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ «Убийство». Во время ссоры был нанесен удар ножом в грудь молодому мужчине. Потерпевший скончался от потери крови. В доме находилась женщина в сильном алкогольном опьянении, которая утверждает, что не причастна к преступлению. На ее руках обнаружены следы крови убитого. Второй мужчина, который оставался во время ссоры на кухне с зарезанным, по словам женщины, также заявляет, что не причастен к преступлению. Подозреваемые задержаны, следствие по делу продолжается.

Таковы сухие факты криминальной хроники.

Что скрывается за фактами одного преступления? Трое взрослых людей поздно ночью оказались в квартире по странному стечению обстоятельств. Молодой мужчина Олег приезжает в Печору, чтобы попасть в монастырь в надежде стать послушником. Ольга прибывает в наш город с той же целью. Третий участник драмы, Александр, возвращавшийся от родственников в том же поезде, что и будущие послушники, становится очевидцем ошибки, допущенной Олегом. Олегу продают билет не в Печоры, где действительно существует мужской монастырь, а в наш город. Ольга ввязывается в разговор и решает идти к местному жителю, поскольку после прибытия поезда ей некуда пойти. Во время распития горячительных напитков выясняются причины гостей города попасть в монастырь и отказаться от мирской жизни. Истории, рассказанные Ольгой и Олегом, вызывают негодование у хозяина квартиры Александра, бывшего начальника следственного управления города Печора, который покинул свой пост несколько лет назад по семейным обстоятельствам и по настоящее время работал вахтовым методом на лесопилке.

Мне, как журналисту, удалось попасть почти одновременно с полицией в квартиру, и позже присутствовать на допросе одного из подозреваемых. На полу в квартире валялась трудовая книжка, запачканная кровью, с единственной записью «Учитель (изобразительного искусства и черчения)». Документ принадлежал женщине, которую обнаружили спящей под грудой заваленной одежды на диване. Женщина долго не могла прийти в себя, поскольку находилась в сильном алкогольном опьянении. Криминалисты изъяли предполагаемое орудие убийства – мясной нож – под тахтой, где спала подозреваемая. Второй подозреваемый – Александр – также утверждает, что он покинул Ольгу и Олега, по их просьбе: гости квартиры захотели остаться вдвоем для интимного уединения.

Оба подозреваемых сейчас находятся под стражей, им грозит до 10 лет тюрьмы, если суд не пересмотрит статью, как убийство по неосторожности или убийство в состоянии аффекта…»

Света разочарованно смотрела на текст. Он выходил однобоким и прямолинейным, шел не по задумке. Как все услышанное уместить в пять тысяч знаков? Как помочь незнакомому человеку и вытащить из тюрьмы, и почему Света вообще решила спасти Ольгу, она вполне может оказаться убийцей, даже если сама женщина ни о чем не помнит.

Света набрала редакцию местной Переславской газеты:

– Здравствуйте, я ваша коллега, журналист, у нас тут есть интересная история. Может, вы напечатаете ее у себя? Я договорюсь со своей редакцией. Жительница вашего города попала в беду. Ее обвиняют в убийстве. Здесь у нее нет ни родных, ни знакомых, и если ее посадят, то надолго, и никто не сможет написать, потому что никто не знает, где она. Если бы нашлось несколько положительных характеристик в ее адрес, это могло повлиять на решение суда в положительную сторону. Я не питаю надежд. Да, я вас услышала. Диктуйте вашу почту. Спасибо.

Света впервые за последние сутки улыбнулась.

***

Ольга смотрела в одну точку.

Если сидеть, не шевелясь, то воспоминания захватывают и уносят из холодной камеры, переносят в деревню, туда, на берег искусственного пруда, когда Пашке нет еще и двух лет. Он ходит по бережку за руку с мамой и улыбается невидимому счастью. Вода прозрачная так, что видно, где проходит линия резкого обрыва в карьерах. Миша сидит на полотенце, жует травинку во рту, иногда поднимает руку и машет своей семье.

Оля вытаскивает воспоминание за воспоминанием, будто тянет нитку жемчуга, ювелирно, не спеша, чтобы не разорвать хрупкую цепь, не рассыпать драгоценные минуты памяти. Она аккуратно достает знаковое событие из головы, раскладывает перед собой, любуется каждой деталью и убирает обратно в ящик памяти. Вот день, когда они всей семьей отправились в парк аттракционов. Миша купил огромную сладкую вату для нее и Пашки. Муж нес два белоснежных сладких воздушных кома в руках, и Паша при виде отца закричал: «Смотрите, мой папа облако поймал», а прохожие смеялись.

Потом они втроем катаются на катамаранах. Паша сидит рядом с мамой и сильно сжимает ее руку, Ольга мягко успокаивает малыша: «Бояться нечего сынок. Мы рядом». Паша прижимается к материному плечу и уверяет, что ему ни капельки не страшно. Но как только волны приподнимают катамаран и тот слегка подбрасывает на воде, раскачивает в разные стороны, Паша жмурится и сильнее вжимается в плечо. Ольга гладит головку, распутывая взъерошенные волосы родного мальчугана и шепчет: «Все хорошо, сынок».

Оля получает письма от Люды раз в полгода. С бывшей школьной старостой связалась журналистка и рассказала про трагедию. Люда приехать не смогла, но нашла бесплатного адвоката для Ольги. Наверное, благодаря ему и удалось пересмотреть статью. Ольга получила по минимуму по статье «Убийство по неосторожности».

Другое письмо пришло гораздо позже. Через несколько месяцев после того, как Ольгу перевели из изолятора в колонию строго режима. Письмо было датировано прошлым годом и доставлено с опозданием, из-за того, что заключенную Абносову перевозили в женскую колонию.

Ольга долго крутила потрепанный конверт в руках, смотрела на просвет, надеясь, разглядеть адресат, убирала под подушку, а утром разлаживала смятые уголки конверта, положив письмо на колени. На четвертые сутки сокамерница после ужина взяла письмо из рук Ольги, когда та безучастно держала его, сидя в привычной закаменевшей позе, и прочитала письмо вслух.

«Здравствуй, дочь!

Не знаю, с чего начать.

Но я, наверное, готовилась к этим страницам всю жизнь, поэтому начну с главного.

Матери бывает легче отказаться от своего ребенка, чем принять его. Я не говорила вслух, сколько в тебе прекрасного, талантливого, живого, когда было подходящее время, а потом ты начала умирать постепенно, а я не потянула тебя назад. Жил ли в тебе этот червь от отца, который грыз тебя, провоцировал вливать спиртное, чтобы тебе полегчало? Даже если и нет этого гена алкоголизма, есть реакции детей на проблемы – и я не научила тебя, что проблемы нужно решать, а не заливать все неурядицы горячительным как твой отец. Не научила тебя быть счастливой, не рассказала, что счастье – это норма. Все, что ты видела в нашей семье, – это мое недовольство жизнью, радость отца от принятого на грудь, когда он наконец-то оживал, был бодрым и довольным происходящим.

Я не научила тебя справляться с радостью и счастьем, потому что оно было для тебя непривычно, да и для меня. Когда Миша появился в твоей жизни, я видела, как ты расцвела, моя девочка, как ты похорошела, но сразу заметила в твоем взгляде маленького зверька, который боится, что однажды его растерзают, что стая решит, что он самый слабый, поэтому заслуживает смерти. Я не сказала тебе, что испытание счастьем ты выдержишь, что быть любимой – это нормально, что мы пришли в этот мир за счастьем, а не за страданием. Но я смолчала.

Я смолчала, когда умер Паша, хотя знала, что это сломает тебя окончательно. Ведь могла бы прийти к тебе и сидеть с тобой рядом, ничего не говоря, просто, чтобы ты чувствовала, что ты не одна, что ты, моя деточка, в этом мире не одинока. Я бы повторяла и повторяла, что ты справишься, что нужно искать новые смыслы жизни, потому что Бог милосерден. Но я опять жалела себя.

Все, что происходило после возвращение тебя в мой дом, в этом, наверное, есть и часть моей вины. Могла бы сдать тебя в наркологичку, чем менять замки. Ты меня, дочь, пойми, страшно стало за себя и стыдно, что не воспитала так, чтобы тобой гордиться.

Миша мне очень помог с переездом, мы общаемся, я ему с внучками помогаю, нянчусь. У него две девочки, жена умница. Миша говорил, что статью про тебя в газете прочел, и мне потом ее показывал. Всего четыре года дали, но ты веди себя прилежно и рано выйдешь, это Миша объяснил. Ты уж постарайся.

Береги себя. Всего тебе хорошего».

Обратного адреса на конверте не было.