Текст книги "Боксер 2: Назад в СССР"

Глава 24

Решать вопрос с телевизором поехали в Ростов-на-Дону. Пока я вместе с командой развлекался с наказанием вымпеловцев, Рома с директором успел загрузить этот самый телевизор в багажник автомобиля.

– Не доверяешь? – хмыкнул Рома.

Всё потому, что от греха подальше я решил проверить, как они уложили дорогостоящую технику в багажнике. Доверять-то, может, и доверяю, но проверить точно не будет лишним. Однако с креплением все было тип-топ. Больше того, чтобы телевизор не дай бог не повредился при заезде на какую-нибудь яму на дороге, Савелий обложил его несколькими подушками.

– А у тебя там что? – Рома кивнул на сверток из газеты в моих руках.

Я отмахнулся, не желая разводить разговоры на пустом месте. Дорога в Ростов заняла около получаса, да и сравнивать это с нашими мыканиями на рейсовом автобусе, к стану динамовцев, не хотелось. По пустой, что типично для семидесятых, дороге мы добрались с ветерком. Ямы, кстати, тоже были, но Рома аккуратно их объезжал, приговаривая:

– Только ходовку перебрал…

На самом деле, следовало торопиться, потому нет-нет, а тренер нажимал на педаль газа. Время было позднее, и поцеловаться с закрытыми дверьми не хотелось.

– Куда дальше, командир? – шутливо поинтересовался Роман, когда мы наконец въехали в город.

Я чуть было не сказал «улица Садовая, скамеечка кленовая», но вовремя прикусил язык. В Союзе нынешняя Садовая называлась улицей Энгельса и была главной улицей Ростова-на-Дону.

– Вот здесь на светофоре направо, и по Энгельса вниз, я место покажу.

Рома кивнул, приготовился поворачивать направо, включая неприятно дребезжащий поворотник.

– Часто в Ростове бываешь? – спросил он.

– Был как-то, пару лет назад с отцом, когда ему командировку выписывали, – уклончиво ответил я.

Не говорить же, что было время, и я несколько лет прожил в Ростове и даже тренировал местную молодежь в клубе «Золотая перчатка». И Ростов я, по сути, знал как собственные пять пальцев. Красивый город, со своим южным колоритом. Побываешь здесь раз и влюбишься навсегда.

– Я тоже тут был. Видишь вон того всадника? – Рома кивнул на скульптуру, стоящую в небольшом парке на пересечении Ворошиловского и Энгельса. – Знаешь, что мы перед соревнованиями делали?

– И что же? – я покосился на памятник, посвященный первой конной армии.

– Мы с ребятами ходили ему яйца чесать, на удачу! – Рома расхохотался. – Поверье есть такое, понимаешь?

– И как, помогло?

Сначала я выдавливал улыбку – ну что за детские шутки? Но потом, когда памятник оказался буквально у нас за окном, и правда рассмеялся – было от чего. Скульптор решил серьезно заморочиться с физиологическими подробностями скульптуры, и у коня действительно были сделаны два больших шара…

– Помогло! Мы соревнования забрали, вот верь – не верь, а как есть говорю.

Мы постояли на светофоре, а когда зажегся зеленый, повернули на улицу Энгельса. В сердце приятно заскребло от ностальгии. Сколько раз я прогуливался здесь во времена былой молодости. Особый колорит месту давали троллейбусы с круглыми фарами и желтые бочки с квасом, установленные почти на каждом перекрёстке. Когда я был в Ростове в последний раз, в десятых годах, этой красоты уже давно не было. Но скоро я забыл про квас и транспорт – куда больше эмоций вызвали прогуливающиеся по Энгельса девчата-студентки, концентрация ВУЗов здесь попросту зашкаливала. Тут тебе и медицинский институт, и Ростовский государственный университет… Девчонки буквально дышали молодостью и красотой и были одеты в платьица и сарафаны в крупный горошек. Я так засмотрелся, что едва не пропустил нужный дом.

– Э! Останавливаемся, приехали!

– Ты раньше не мог сказать, – недовольно заворчал Рома, – что мы в ЦУМ едем!

Мы кое-как припарковались возле здания по адресу Энгельса 70, где и располагался центральный универмаг.

– Какой этаж? – Рома заглушил двигатель и, потягиваясь, вышел.

Я вышел следом, свой сверток из газеты тоже взял.

– Не помню, поэтому предлагаю поступить так – пойду схожу на разведку, чтобы телевизор почем зря не таскать, – предложил я.

Рома согласился, тем более, он уже приметил неподалеку бочку с квасом.

– Давай, сходи, а я пока кваску возьму, охладиться точно не помешает. На тебя брать?

– Не откажусь.

Как я уже говорил, в Ростове я не только бывал, а и жил. И, конечно, пару раз сталкивался с проблемой ремонта бытовой техники. Вот здесь, в ЦУМе, как раз была одна толковая мастерская, где работал местный мастер на все руки Славик. Почему я в этом так уверен и так хорошо помню – просто он отец моего воспитанника. В свое время он считай задарма (за бутылку водки) починил мне цветной «Фотон». Тогда, правда, не экран лопнул, а перестал фурычить включатель, но впечатления остались самые лучшие. Ну и на этот раз, поскольку поломка у нас была куда серьезней, я прихватил с собой нечто увесистее, чем просто водка.

Аккуратно завёрнутый в газетку, у меня в руках был спортивный костюм «Адидас». Расчет был простой – Слава, сам будучи разрядником по боксу, обожал спорт и, если мне не изменяет память, даже поедет на Олимпиаду-80. И за такой дефицит, как настоящий немецкий костюм, наверняка поможет с телевизором.

Я зашел в ЦУМ, где на первом этаже возле прилавков толпилась куча народа. Не мешкая, прошел к лестнице и поднялся на третий этаж, где и располагалась мастерская. Поймал себя на мысли, что буду рад увидеть Славу снова молодым и полным сил, только надо помнить, что меня он не узнает. От этой мысли по лицу расползлась улыбка, я толкнул дверь, открывавшуюся внутрь, и под звон колокольчика зашел. За большим столом спиной к дверям сидел мастер и прямо сейчас был занят перепаиванием контактов какой-то микросхемы. Вот чем мне всегда нравилась советская техника, так это своей вечностью и ремонтопригодностью. Полетел транзистор? Едешь на радиорынок и подбираешь нужный. С современной техникой такого уже не провернешь, там надо целые микросхемы менять – а то и вовсе с корпусом намертво соединено. На звон колокольчика мастер головы от работы не поднял.

– Дядь Слав, здрасьте, – поприветствовал я старого знакомого.

Мастер перестал паять, развернулся, и улыбка как-то сразу сошла с моего лица. Ну нет, никто не может так измениться. На стуле сидел незнакомый мне человек, ничего общего со Славиком не имевший.

– Здрасьте-мордасти, – выдал он. – А ты к кому, мальчик?

– А… Вячеслав Дмитриевич здесь больше не работает? – спросил тогда я.

Мало ли, поменялось что, и Слава взял напарника. Хотя это и сложно было представить – он всегда работал один.

– И не работал никогда, – мастер снял очки, к которым была прикреплена лупа. – Ты что хотел?

Он с любопытством взглянул на бумажный сверток в моих руках. Мне захотелось немедленно отсюда свалить – как будто, если я приду завтра, Слава магическим образом тут появится. Так. Ситуация, конечно, теперь другая, и мой план с бартером может не сработать, но не попробуешь – не узнаешь. Кстати… я только сейчас заметил, какую микросхему паяет мастер. На полу у него стоял точно такой телевизор, какой лежал у нас в багажнике. Значит, чинит-таки, ну, это хоть радует.

– Да брат послал узнать, у вас ремонт в какую цену и сроки, – пояснил я.

– А что ремонтировать хочет брат? – уточнил мастер.

Я не успел ответить, потому что со стороны входа послышался скрип открываемой двери и звон колокольчика.

– Марк Леонидович, здравствуйте, – мастер мигом переключил внимание на мужчину, зашедшего в мастерскую. Да и голос у него поменялся.

Я тоже оглянулся и увидел стоящего в дверях мужичка, одетого в по официально серые брюки и белую, чуть с желта, рубашку. На его руках красовались «Командирские» часы, но была еще одна, более значительная деталь. Ее я тоже сразу подметил – из нагрудного кармана его рубашки как бы невзначай выглядывала красная корочка удостоверения.

– Мальчик, ступай, потом придешь и поговорим, – совсем “отменять” свой вежливый тон мастер не стал, но произнёс с намеком, мол, не до тебя, пшёл.

Марк искоса на меня взглянул, но взглядом не зацепился, пошел к мастеру. Я остался не при делах, со свертком под мышкой. Нехорошо получалось, блин. План с ремонтом у Славика начисто провалился. Надо срочно выдумывать план «Б». Я думал, что знаю здесь всё наперёд, и это моё, как говорится, конкурентное преимущество, а вот поди ж ты. На будущее будет уроком. Я зашагал к выходу и думал уже спускаться к Роме, чтобы сообщить, что нам придется поискать другую мастерскую. Например, в Северном жилом массиве, там был дом быта «Орбита», и можно съездить туда…

– Ну что, Ефим, “Соньку” Иван Иваныча починил? – Марк не стал дожидаться, пока я выйду.

Он оперся о перегородку, разделявшую комнату пополам, и кивнул на стоявший на полу цветный импортный телевизор.

– Да тут такое дело, Марк Леонидович, запчастей на это добро нет…

Мастер начал взахлеб рассказывать, что обзвонил все мастерские Ростова, но, поскольку телевизор дефицитный, ничего не нашлось. А «буржуйскую» технику, как нашу советскую, так просто не починишь.

Клиента, однако, не проняло.

– А это чьи проблемы, Ефим? Иван Иваныч юбилей завтра празднует, уважаемые люди придут, а товарищ полковник уже обещал, что будет фильмы по цветному телевизору показывать.

Эти слова я уже слушал по ту сторону двери. Из мастерской я вышел, но разговором определенно заинтересовался.

– Марк Леонидович, я попробую запаять, – клятвенно заверил мастер своего гостя.

– Не попробуешь, а сделаешь, Ефим, а то ведь нехорошо получается, – тон Марка с корочками стал уже откровенно тяжелым. – Иваныч телевизор на прошлой неделе взял где? У твоего брата в комиссионке. И он сразу сломался. Доверие, понимаешь, после такого как-то подтачивается, – цокнул он языком.

– Сделаю, – проблеял мастер.

Марк хлопнул по перегородке ладонью и резюмировал:.

– Завтра утром я приеду за телевизором, и не дай бог он не будет работать! Вы с братом сами же дадите мне другой.

Он развернулся и зашагал на выход. Я тотчас отошел от двери, туда, где метрах в пяти перед лестницей на небольшом постаменте стоял бюст Ильича. Сделал вид, что заинтересовано рассматриваю его. Сработало, Марк вышел из мастерской и, не обращая на меня внимания, спустился по лестнице. Я подметил, что он при всем совсем внешнем спокойствии тоже нервничает, выдавали ходящие на скулах желваки. В чём сыр-бор, я смекнул сразу. Судя по всему, мастер с своим братцем, работающим в комиссионке, был нечист на руку, а занимались они торговлей техники из-под полы. Весьма распространенное явление для этого времени, когда лучший товар комиссионщики прятали под прилавком. Ну и продавали либо через сарафанное радио, либо своим. А чаще всего крышевали подобную схему нечистую на руку менты БХСС, например, как этот Марк и его начальник Иваныч.

Дверь за собой Марк закрыл не до конца, поэтому я услышал, как перепуганный до чертиков Ефим тут же позвонил своему брату.

– Данил, к тебе в комиссионку уважаемый человек зайдёт, надо бы ему замену найти вместо того самого телевизора.

Мастер положил трубку и с протяжным “фу-у-у-ух” пошел закрывать дверь. Но наткнулся взглядом на меня.

– Эй, мелкий, ты чего там лазишь?

– Да вот бюстом Владимира Ильича залюбовался, – ответил я.

Выразительно сказал, чтобы он понял, что поговорить нам всё-таки надо бы. Мастер покряхтел, почесал ещё раз макушку, видно, прогоняя стресс, и переспросил:

– А ты чего хотел, напомни?

– Да на запчасти телевизор сдать, – я кивнул на разобранную “Соньку” за спиной мастера. – Вон такой. Принимаете?

Ефим аж вздрогнул, снова поскреб макушку и облизал пересохшие губы.

– Прямо вот такой? – прошептал он, затаив дыхание.

– Угу.

– Так а телевизор где? – с предвкушением спросил мастер, как будто не он пять минут назад меня разве что не выгнал.

– Да внизу, брат стережет.

– Неси!

Через несколько минут мы с Ромой затащили телевизор в мастерскую.

Мастер аж сглотнул, убедившись, что модель у телевизора и правда нужная.

– Сколько возьмете за запчасти? – спросил я, складывая руки на нашу “Соньку”.

Мастер тотчас включил режим «спеца». Походил вокруг телевизора с важным видом. Даже для солидности очки с лупой надел.

– Вам насколько срочно надо? – поинтересовался он.

– Сегодня, – крякнул Рома.

– Ну, сами видите, экран разбит, а при сломанном экране определить, какие у него повреждения внутри, не получится… – завел он старую песню. – Если хотите сегодня продать, то я могу купить его по цене металлолома. Ну или оставляйте телевизор, я на следующей неделе разберу, посмотрю…

Специфику работы таких вот ушлых мастеров я хорошо знал, приходилось сталкиваться. Девиз у этих молодчиков был простой: не обманешь – не проживешь. Такие скупали запчасти за бесценок, а потом продавали втридорога. Или еще хуже, снимали с техники, которая поступала в ремонт, дорогие запчасти, а взамен ставили дешевую залипуху. Скорее всего, наш телевизор, оставь мы его в мастерской без присмотра, ждала бы как раз такая участь. Ефим снял бы необходимые микросхемы с нашей “Соньки” и поставил бы на “Соньку” Иваныча. Ну а нам бы сказал, что «вскрытие» показало, что пациент «мертв».

– И сколько же дадите?

– Ну-у… давайте посчитаем предварительно, – предложил мастер.

Он взял какой-то справочник и счеты.

– Меди тут с полкило наберется, алюминия граммов двести будет…

Сделав нехитрый расчет, мастер вытащил карандаш, торчавший за ухом, и написал сумму на клочке бумаги. Не называя цифру, показал нам, как будто вслух сказать постеснялся. На листке было написано: десять рублей.

Вот только он не знал, что по ценам я был в курсе, например, «Рубин 401-1», один из первых цветных телевизоров, в это время стоил 1200 руб. А импортная техника, которую вообще не найти днем с огнём, стоила в два и даже в три раза дороже. Цветные телевизоры, априори стоившие, как годовая зарплата, мог позволить себе далеко не каждый. Импортные – так тем более. Поэтому сумма, написанная на клочке, была явно рассчитана на то, что мы с Ромой – просто болваны, которых можно обуть.

– Понимаю, – протянул мастер, – деньги небольшие, но можете оставить телевизор и прийти позже после диагностики, – расплылся он в улыбке.

– А тогда на какую сумму можно будет рассчитывать? – уточнил Рома.

Мастер вывел на клочке бумаги: 50р.

– Так что давайте, заберу, разберусь, – Ефим жадно протянул руки к “Соньке”, но я не собирался убирать свои.

– Экран у него, может, и разбит, – покачал головой я, – но в остальном – муха не сидела. Поедем, брат, там на Северном, в доме быта «Орбита», есть другая мастерская.

– Да подожди же! – Ефим с перепугу, что золотая рыбка срывается с крючка, аж в дверях встал, не давая нам уйти. – Сто рублей! Плачу сейчас!

Ишь как поднял сразу. Но я снова покачал головой.

– Пошли, Рома.

– Сто пятьдесят! – морщась, как от лимона, поднял ставку мастер.

Рома помалкивал, потому что стратегии мы не обсуждали, но смотрел увесисто. Даже не знаю, как он меня на месте не пришиб.

– Триста – и по рукам, – отрезал я.

Ефим задумался, скорее, для порядка, и отрывисто кивнул. Через пару минут мы уже выходили из мастерской с тремя сотнями рублей.

– Ты чего сделал? – удивился Рома. – Так у нас хоть телевизор был, а теперь? С чем мы обратно поедем? Давай хоть черно-белый купим?

Я усмехнулся.

– Зачем нам черно-белый! Думаешь, никто не заметит? Савелий Иннокентьевич цветной обещал, значит, цветной и привезем. Пошли, тут неподалеку есть одна комиссионка, – я взглянул на часы. – Ноги в руки, полчаса до закрытия.

Вывеску комиссионки я заметил еще по пути в ЦУМ, через дорогу. Мы перешли дорогу по подземному переходу, и перед тем как зайти, я спросил у Ромы:

– Корочки мастера спорта по легкой атлетике с собой?

– Вообще-то да, – Рома достал удостоверение.

– Можно на секундочку?

Рома протянул мне ксиву, и я недолго думая положил документ в нагрудный карман тренера. Так, чтобы наружу выглядывал красный корешок.

– Все, теперь можно заходить! Скажете, что вы за цветным телевизором пришли, как договаривались.

– А вот это все зачем? – Рома сконфуженно ткнул в корешок торчащего удостоверения. – Я ведь не договаривался ни с кем.

Пришлось объяснять, что дефицит прячут под прилавком, и просто так телевизор в цвете не купить. А точащий корешок красного цвета нужен для того, чтобы продавец в комиссионке сделался чуточку сговорчивее.

– Ну будет телевизор, а потом? Не за триста же рублей мне его отдадут? – недоверчиво пробубнил Рома.

– А вы деньги вообще не показывайте, Роман Альбертович, – перешёл я на официальный тон.

Рома посмотрел на меня с сомнением. Я одарил его ответным взглядом.

– Ох, вляпаюсь я с тобой, Михаил…

Рома вздохнул, а потом, видимо, припомнил наш разговор в лагере, когда мы о взаимовыгодных условиях договаривались. Мы переступили через порог магазина.

За прилавком стоял продавец, как две капли воды похожий на своего брата из мастерской.

– Мы закрываемся через пятнадцать минут, молодые люди, приходите завтра, – пытаясь остановить нас на пороге, сообщил он.

– Я за цветным телевизором пришел, – Рома слово в слово произнёс то, что я велел. – Как договаривались.

– А у нас цветных телевизоров не… – продавец запнулся, разглядел торчащую из нагрудного кармана корочку, сглотнул. – Я думал, есть время до завтра.

– Сегодня надо, – напирал Рома.

Продавец покосился на меня, видимо, пытаясь смекнуть, что тут делает подросток. Но задавать вопросы не решился.

– Пройдемте!

Он завел нас за прилавок и оттуда – в подсобку. Там на полке стояло сразу несколько цветных ламповых “Рубинов”.

– Вот, есть 401-я модель, а вот уже новее, этого года – 714-я, – озвучил он.

Я хорошо знал обе. Огромные ящики весом под семьдесят килограммов.

– Выбирайте, все понимаю, юбилей. И нехорошо получилось как…

Рома незаметно покосился на меня. Я сделал вид, что «моя твоя не понимать». Потом, конечно, придется вскрываться и рассказывать Роме, но пока – меньше знаешь, крепче спишь.

– Вот этот пойдет, да, дядь Ром? – я указал на новенький “Рубин” 714-й модели.

– А сколько стоит? – недоверчиво спросил Роман.

– Это… подарок Иван Иванычу на юбилей! Лично от нас с братом… – замялся продавец, подбирая слова. – Передавайте Ивану Иванычу мои лучшие поздравления! Сейчас я все упакую в лучшем виде.

Продавец начал упаковывать телевизор, а я вышел из-за прилавка. Потом Рома, у которого от происходящего глаза уже были навыкат, и продавец вытащили совместными усилиями телевизор и кое-как отволокли в багажник. А когда продавец вернулся, я ткнул пальцем в магнитолу, АМ-301, тоже, кстати, с прилавка убранную.

– В какую цену?

Я увидел, как снова бледнеет лицо продавца, видимо, посчитавшего, что магнитолу тоже придется дарить на юбилей. Пришлось успокоить, что за это я заплачу деньги. Ну а пока Рома укладывал телевизор в багажник, я расплатился с продавцом.

– А вы кто Иван Иванычу? – набрался смелости спросить продавец.

– Внук, – ляпнул я первое, что в голову пришло, забирая магнитолу.

– Так ему же и сорока пока нет… – промямлил продавец.

– А я двоюродный! И вот возьмите триста рублей.

– Что вы? – всплеснул руками продавец. – Этол подарок!

– Мне велено заплатить, ничего не знаю. Держите деньги!

Ошарашенный продавец взял купюры, так и не поняв, почему ему приказывает подросток. И почему ему Иван Иванович доверил доставку телека.

Не давая продавцу шанса опомниться, я вышел из магазина, сбежал по лестнице к автомобилю.

– Едем! Не будем задерживаться, – выдохнул я.

Глава 25

– Так, – бледный как простыня, Рома нервно стискивал руль. – Что это было?

– Небольшое театральное представление, – давя зевок, ответил я.

– Ты понимаешь, что мы… блин… – Рома покачал головой. – Мы присвоили этот телевизор! Он не наш! А если он заявление напишет?!

Я удобнее расположился на пассажирском кресле и смерил тренера взглядом.

– Нет, Роман Альбертович, мы просто приняли те правила, в которые играют эти люди. Годами, а мы просто… ну, не упустили момент. И поверьте, никто из них не станет писать заявление.

– Мне бы твою самоуверенность, Михаил.

До лагеря ехали с ветерком. По пути я все же рассказал Роме, как воспользовался нежданно представившимся шансом. И как не стал переубеждать этих нехороших людей, потевших от страха при виде красной корочки. Рома все же успокоился и даже нехотя согласился с моими доводами.

– М-да, прав ты, конечно, Михаил. Вот чего, спрашивается, людям не хватает, чтобы жить спокойно, когда государство всё для них делает, – он вздохнул и кивнул на магнитолу в моих руках. – А это что?

Я позволил себе секндочку помолчать ради собственного удовольствия.

– Это, Роман Альбертович, то, что ты подаришь отцу Аллы, когда он в конце смены приедет за дочерью, – я похлопал по магнитоле, вытащил, чтобы показать тренеру. – Ну и заодно обсудишь те недопонимания, которые между вами произошли.

– Э… я подарю? А откуда ты знаешь, что ему нужна магнитола?

Ну я и рассказал про разговор с Аллой в тот день, когда девчонка плакала в медчасти, пока Рома обхаживал других. Алла тогда сказала мне в ответ на песню под гитару, что обожает музыку и что эту любовь ей привил отец.

– И сказала, что у него сломалась любимая магнитола… – закончил я рассказ. – Так что, Роман Альбертович, не благодари, ты хороший спортсмен, и каждому человеку нужен второй шанс. Но перед девчонкой извинись обязательно, человек ты тоже хороший.

Роман внимательно выслушал, не ответил. Видимо, задумался крепко. Некоторое время ехали молча, а потом Рома протянул мне руку.

– Спасибо тебе за все, Михаил, – сказал он. – Просто не знаю, как это ты… такой вырос.

Я ничего на это не ответил, руку пожал, а магнитолу положил на заднее сиденье. Обещал помочь Роме – помог, а дальше от него уже зависит.

В лагерь мы приехали поздно вечером. Прошел отбой, на территории «Искры» не было ни души, что только шло нам на руку. Рома заехал прямо в ворота, предварительно выключив фары. Припарковался у директорских дверей, заглушил мотор. Я вышел из машины, тихонько постучал. Послышались шаркающие шаги, а через мгновение дверь открылась, и на пороге появился заспанный Савелий Иннокентьевич.

– Мишка, а чего не спишь… – он осекся, увидев автомобиль и копошащегося в багажнике Рому.

– Всё как обещал. Телевизор принимайте, – улыбнулся я.

Директор хоть и знал куда мы поехали, все же словно бы не верил, что я серьёзно говорю. Спустился по ступенькам к машине, заглянул в багажник – и глаза его полезли на лоб.

– «Рубин» 714-й… – выдохнул он. – Где вы его урвали?

– Там, где урвали, больше нет, Савелий Иннокентьевич, – заверил Рома. – Михаила благодарите, это он сумел все организовать.

Директор покосился на меня с неподдельным восхищением во взгляде. Есть как есть, и не такое приходилось проворачивать в прошлой жизни.

– Ну чего встали, помогите, я не ишак, сам такую тяжесть не унесу, – Рома поплевал на ладони, готовясь тащить телевизор.

С горем пополам мы отнесли «Рубин» в комнату директора, поставили. Рома задерживаться не стал, пошел убирать автомобиль, чтобы ни у кого вопросов лишних не возникло.

Директор довольно закивал.

– Ну вы даете, ну услужили! Телевизор, конечно, другой модели, но это я уже сам как-нибудь отбрехаюсь от Аркаши! Спасибище, Михаил.

– Савелий Иннокентьевич, – я смёл с лица пионерскую улыбку и посмотрел на него вполне серьёзно. – Спасибо на хлеб не намажешь и в карман не положишь, мы с вами дашь на дашь договаривались, – напомнил я. – Свою часть я выполнил, теперь шаг за вами.

– Договаривались – значит, сделаем, – тоже со всей серьезностью ответил директор. – Я, Михаил, человек слова.

На том и расстались. Уже возвращаясь к себе в палату, я почувствовал резко навалившуюся усталость сегодняшнего дня. Прокравшись к кровати, я тут же забылся сном…

* * *

– Ребята, сегодня у нас знаменательная линейка! – вещала Тамара.

Весь лагерь собрался на утреннюю линейку. Пришли и помятые гости-футболисты, которые стали вести себя куда скромнее, чем вчера. Все-таки чудодейственные поджопники свою роль сыграли. Главной на повестке линейки была, безусловно, вчерашняя игра.

– Хочу от всей души поблагодарить всех участников вчерашней игры, – продолжала Тамара, держа в руках наспех заполненные дипломы для вручения игрокам. – Давайте поаплодируем нашим дорогим гостям из лагеря «Вымпел». Дипломы ребятам, занявшим почетное второе место!

Раздались совсем жиденькие аплодисменты. Я про себя подумал, насколько вообще можно применить слово «почетное» ко второму месту, когда их было всего два. Футболисты с опущенными головами вышли к Томе и получили каждый свой диплом. По-моему, единственным их желанием было поскорее смотать удочки и уехать из «Искры», но, как я слышал краем уха, автобус за ними должен был приехать не раньше полудня.

– Ну а теперь похлопайте нашим победителям, команде лагеря «Искра»!

Вот тут хлопали уже не вполсилы, а по-настоящему. Пацаны начали свистеть, а мы с ребятами, во главе с Савелием, вышли к Томе, как рок-звезды на красной дорожке какого-нибудь пафосного фестиваля. Старшая пионервожатая раздала дипломы, попросила нас построиться и никуда не уходить. Нам ещё предстояло получить главный приз.

– Победителей соревнования, как и обещал Савелий Иннокентьевич, ждёт главный приз!

Тома, произнося эти слова, смотрела на стулья из столовой. А на них, как на постаменте, накрытый простыней, стоял главный приз.

– Цветной телевизор «Рубин»! – Тамара сдернула материю, показывая во всей красе 714-ю модель. – Ура!

Я видел, как заблестели глаза у наших ребят и девчат при вида цветного телевизора. И как, наоборот, окончательно потухли взгляды у вымпеловцев. Аркадий же посмотрел на телевизор, потом перевел вопросительный взгляд на директора. Немая сцена не слишком затянулась, Савелий только отмахнулся – мол, объясню все потом.

Тома еще минут пять рассыпалась в комплиментах о мужестве нашей футбольной команде, а потом передала слово Савелию.

– Ребята, мы приготовили для вас сюрприз. Сегодня случится то, чего вы так долго ждали!

– Что ещё-то, – пробубнил себе под нос Лева.

– Сегодня у нас с вами последние выходные, а затем смена уже будет заканчиваться. Поэтому именно сегодня нами решено отметить последний день в лагере! Вас ждет прощальный костер и, конечно, родительский день! Родители приедут после обеда.

Неожиданно. До окончания смены действительно оставалось чуть меньше недели, и эти выходные были последними – не поспоришь. И, как ни странно, сюрприз удался. С линейки все уходили довольные, как слоны. Ребята хоть и были взрослые, но успели соскучится по родителям. Ну а прощальный костер – это уж всегда было вишенкой на лагерном торте.

Самые крепкие из ребят потащили телевизор, держа его вчетвером под Тамариным надзором. Остальные поплелись на завтрак.

– Миша, зайди-ка ко мне, – велел Савелий.

Прямо с линейки мы направились в комнату к директору. Сразу было заметно, что Савелий прибрался, исчез бардак с разбросанными вещами и пустыми бутылками. Но я, конечно, думал не об этом. Зачем он меня позвал, будет стараться съехать с темы? Но директор прошел к столу, взял оттуда лист бумаги и протянул мне.

Я ничего не стал говорить, пока не прочёл со всей внимательностью. Савелий тоже помалкивал, будто ожидал моей оценки.

Нов этот раз он не подвёл. Это действительно было коллективное обращение группы тренеров на имя спортивного общества «Динамо». В нем отмечалось, что мой тренер по боксу за «время работы в лагере „Искра“ внес неоценимый вклад в развитие детско-юношеского спорта…» – и дальше в том же духе. Написано было ровно так, как мы с Савелием договаривались – тренеры по достоинству оценили инновационные методики тренировок, и теперь рекомендуют их для внедрения. Внизу стояла подпись Савелия.

– Отправлю письмо сегодня же, остальные подпишут тоже, каждого прозвонил и лично договорился.

– Спасибо, Савелий Иннокентьевич, – теперь уж я от души пожал директору руку.

Все-таки, при всех своих недостатках, одного у директора было не отнять – слово он действительно держал. Теперь оставалось надеяться, что когда в Динамо получат письма, подписанные тренерами, то будет принято правильное решение.

* * *

Прощальный костер разгорелся, поднимаясь все выше. Настроение у всех было отличным. Как и анонсировал директор, в обед приехали родители. Понятно, что каждый привез с собой гостинцев, которые тотчас пошли по рукам. Мне довелось попробовать сушеные бананы, вяленого рыбца и даже немецкие леденцы. Ребята предсказуемо проводили весь день в компании родителей. Без почётных гостей остались только я и Лева. Поэтому мы оба сидели немного отстраненно от остальных. Мои родители звонили через Тому днем и предупредили, что не приедут ввиду занятости отца, который не смог договориться о ещё одном отгуле (намекали, видно, что уже один раз сорвались сюда по письму). А вот Леве никто даже не позвонил:

– Не смогли, наверное, приехать, – пожала плечами Тамара, хотя Лев у нее ничего и не спрашивал.

Сейчас мы дожидались, пока костер как следует разгорится, чтобы всем скопом выстроиться вокруг него. Лева показался каким-то грустным. Он сидел прямо на земле и что-то выводил палкой в пыли. Причину его грусти я раскусил сразу же – пацан то и дело поглядывал на Яну, в которую был влюблен, а та в свою очередь поглядывала на меня.

– Ну че, Лева, – позвал я его. – Ты долго еще на меня дуться будешь? Бабы бабами, а нам еще вместе в «Динамо» ехать, там-то никакой Яны уже не будет.

Лева вздрогнул, перестал рисовать, задумался крепко, а потом взглянул на меня исподлобья, собираясь что-то сказать.

Не успел.

– Минуточку внимания! – к нам подбежала Настюха, одна из гимнасток.

Она прижимала к груди большой блокнот.

– Че надо? – беззлобно буркнул Лев.

– Да я не к тебе! – Настя задрала подбородок и с видом модели на подиуме последовала ко мне.

Лева еще больше нахмурился. Настя же села рядом, открыла свой блокнот и показала мне его содержимое. Листы оказались расчерчены на столбцы, каждый из них подписан: имя и фамилия, день рождения, увлечения, а еще домашний телефон и адрес. Заполнены были несколько строк, в том числе я увидел имя Шмеля, который, оказывается, жил в Курске, а в колонку развлечений вписал строчными буквами: автомобили.

– Заполни, пожалуйста, – попросила Настя и тотчас вручила мне ручку.

– Что это за социологический опрос? – хмыкнул я. – Отказаться можно или такая опция не предусматривается?

Настя нагнулась ко мне поближе и шепнула на ухо:

– Яна попросила к тебе подойти.

Ну, раз Яна… бегу и падаю, в общем. Хотя, в общем-то, это ж несложно. Я взял ручку, положил блокнот на колени. Записал имя и фамилию. Подвис, вспоминая день рождения, хотя попробуй вспомнить то, чего не знаешь. Пришлось записывать дату моего настоящего дня рождения. Заполнил и адрес, где вписал: спортивное общество «Динамо». Ну и отдал дневник Насте. Та внимательно изучила мою запись, приподняла бровь.