Текст книги "Ловушка для Дюпюитрена"

Но! Существуют стертые формы микоза стоп. Вот, их-то как грибники– микологи мы и будем искать, – он чиркнул твердым ногтем по последней фаланге пальца бедолаги, – начиная отсюда.

– Забурел, Васек! Ты совсем как академик!

– А что? Могу. Эх, мне бы раньше сюда попасть, Галеич.

– Послушай Васек, кх-м, Василь Мухарямович! Замолви словечко перед главным. Может, тебе ученик-помощник требуется? Я тебя не объем! Век тебе служить буду! До самой твоей гробовой доски, будь покоен!

У меня уже и мыслишки появились, как расшевелить производство можно. У меня на Центральном рынке знакомые есть. Понял?

Потом, в этом, как его, собачьем питомнике, Равилька, наш одноклассник работает. Главным кинологом в МВД. Понял?! – начал он набивать себе цену. – Еще можно с цирком договориться! – понесло фантазию Галеича.

– Или глаза выковыривать для обучения врачей-курсантов. Они, бедняги-глазнюки, пока до людей не доберутся, на свинячьих глазках с черниковского мясокомбината тренируются. У меня родственник в «Азиямедоптик» новым технологиям обучает. Усекаешь? У него шеф крутой, может, что он присоветует. За границу сбыт наладим, представляешь?! В Израиль Лазику Здановичу позвоним. Мой брат с ним в Башкирском универе вместе пиво пил.

Волосы можно косметологам для пересадки предложить, ухи – ухарям! Кости в костную муку перемалывать на корм скоту будем. Никто и не заметит нутряной пропажи. Правда? Невостребованных упокойников в мединститут отдадим для препарирования.

Вместе не пропадем! Помнишь, как у Гуся работали?

– Ну, – важно произнес Василь Мухарямович, отрыгивая благородным коньячным перегаром, – тут профессиональный отбор пройти надо. Главное, упокойника, не убояться! А-то, знаешь, после операции, каких иногда привозят? Нюхать даже страшно противно бывает, не то что пальцы с ногтями срезать!

Вон, возьми ту ножовочку. Иди сюда! Сейчас тренироваться будешь!

Зазвучали первые такты «Реквиема» Моцарта. Это раздалась музыка сотового телефона Василя Мухарямовича. Послышался приглушенный голос владельца:

– Да, хорошо! Сейчас приду, Григорий Абрамович! Ого!? – удивился он.

– Кто же его так?

– Еще одного убиенного сейчас привезу. Из реанимации, – пояснил он Галеевичу. – Ты пока откисямь у этого! Вот столько! И ничего другого пока не трогай. Обмозговать сначала все надо. Подумать!

Марат Галеевич с опаской приблизился к телу. Оглянулся на захлопнувшуюся дверь. В задумчивости наполнил доверху бокал коньяком и выпил. Даже не принюхиваясь к аромату. Выдохнул и решительно сорвал простыню с Зевакина. Машинально посмотрел в его широко распахнутые немигающие голубые глаза, выражающие безмерную мольбу, страдание и боль.

– Да! Хм! – с состраданием хмыкнул Галеич. Сглотнул сладкую слюну. Приподнял голову страдальца, снял пластиковую маску, оценивающе повертел в руках, посмотрел на просвет, оглянулся воровато на дверь и сунул ее в карман. «Пригодится!» Хотел разрезать ремни, опутывающие тело, чтобы было удобнее повернуть стопу для операции, но передумал и принялся развязывать по всей длине. «Зачем вещь портить? В хозяйстве все сгодится». Опять повстречался взглядом с Зевакиным. Тот моргнул с открытым ртом, пытаясь привлечь внимание экзекутора.

– Что браток, дышать мешает? – участливо спросил Галеич, заглядывая тому в рот, как в дупло трухлявого дерева. Зевакин согласно кивнул головой. Кровь с болью возвращалась в освобожденные сосуды.

Галеич положил приготовленную ножовку на ноги Зевакину, затем крепко прижал рукой его лоб, а другой ухватил S-образную трубку и выдернул из гортани, словно кляп. Удовлетворенно крякнул, осмотрел, обтер о брюки и отправил вслед за маской.

– Уф-ф! – выдохнул Зевакин и захлопнул столько времени находившийся открытым рот. С трудом пошевелил онемевшими пальцами ног, пытаясь размять конечности. Чувствительность медленно возвращалась вместе с болевыми ощущениями, сотнями стальных иголок, впивавшимися под кожу. «Пытка оживлением ничуть не лучше умерщвления», – подумал Зевакин.

Пыхтящий работяга, увлеченный новым для него занятием, по-прежнему не обращая внимания на слабые телодвижения мнимого трупа, принялся за старое.

Опять взял ножовку и развернулся к его ногам. Зевакин, превозмогая боль, с трудом поднял руку и обнял Галеича сзади за шею:

– Не надо! – сипло попросил он.

Тот, вздрогнув, испуганной черепахой втянул голову в плечи и медленно-медленно повернулся к лицу ожившего трупа.

– А-а! – заорал он в ужасе, осознав происходящее. Выпучил глаза, с грохотом обронил инструмент на кафельный пол и, натыкаясь на предметы, бросился на выход. Его редеющие черные волосы мгновенно поседели. Убоялся!

Охая, постанывая, Зевакин с трудом спустился с каталки, проследил вослед ветру, оставшемуся после улетевшего Галеича и решил тоже делать ноги. Снял с крюка кожаный фартук с прилипшими остатками каких-то тканей и костных осколков; в куче белья, снятого с пациентов, нашел полосатые пижамные штаны с надписями «Минздрав предупреждает», надел и захромал на свободу.

Так ему казалось!

– Убег! Убег! – закричал Галеич еще издали, приметив своего друга, катившего навстречу каталку с человеческим грузом, прикрытым от нескромных глаз простыней.

– Кто убег? Как? – подозрительно вскричал тот. – Ты убоялся, наверное?!

– Вот так! Воскрес и убег! Еще и меня задушить хотел. Чуть голову не оторвал! – размахивая руками, приседая и отчаянно жестикулируя, показывал Галеич, как именно должны были с ним поступить.

– Ты что наделал? – в праведном гневе закричал штатный работник морга. – Упустил!? Или налево, как и хотел, уже в мединститут загнал?

Ну, ты и рвач! На ходу подошвы рвешь! Пострел! Вот народ пошел, – обратился он к незримым собеседникам, – я к нему всей душой. по старой дружбе, с «Мартельянцем». А он?

Да за тобой глаз да глаз нужен! Что это у тебя из кармана торчит? – дернул он за болтающийся конец спрятанного ремня.

– Василь Мухарямович! – взмолился старый друг. – Так я его снова связать хотел. И вот этой маской придушить, – начал он доставать из кармана уворованные предметы.

– Да вон он, кажись, сам утекает! – вдруг взмахнул рукой на пробегающего мимо них иноходью Зевакина.

Ошеломленные увиденным зрелищем, не веря глазам своим, они не сразу, но дружно бросились за ним в погоню с криками:

– Стой, упокойник! От нас не уйдешь!

«Живым не дамся!» – успел подумать натерпевшийся страха беглец. «Нас голыми руками не возьмешь!» Выбежал на автостоянку перед клиникой.

Осмотрелся по сторонам и вдруг испуганно присел, натолкнувшись на острый взгляд одноглазого, удовлетворенно ухмыляющегося громилы, вылезающего из машины.

«Харя!» – безошибочно опознал он следившего за ним на кладбище человека. Оглянулся назад на приближающийся гул голосов работников морга. Крутанул на месте двойной тулуп, как в танцах на льду, оценивая потенциальную степень опасности.

Рядом, всего в нескольких метрах, заметил машину «Скорой помощи» с дружелюбно распахнутыми дверями и работающим двигателем. «Вот что мне надо!» Водитель помогал санитару загружать внутрь громко стонавшую роженицу. Не испытавший счастья отцовства Зевакин с тоской подумал: «Эх, если бы не беременная, сейчас бы как в кино, за руль и айда! Только меня и видели! Стрелять по детям не будут же?!»

Совесть, самый главный наш судья, прекратила его терзания. «Так нельзя! Не по-человечески! Погибаю, братцы!» – охватила его смертная тоска.

– Что это тут происходит? – вышел из дверей приемного покоя Григорий Абрамович, наблюдая за столпотворением на пандусе стоянки и внимательно приглядываясь к смутно знакомому лицу Зевакина.

На втором этаже с грохотом распахнулось окно, из которого послышался яростный рык директора клиники.

– Охранник! Дядя Паша! Убирай всех к неродной матери! В Тьмутаракань! Срочно! Сюда спикер Хурала едет навестить жертв памяти французской коммуны! Давай!

* * *

– Шеф! У нас проблемы, – произнес в микрофон водитель тонированного «Хаммера», – объект появился на автостоянке. Слишком много посторонних. Жду указаний!

Только попрошу без упоминаний мамы и бати!

* * *

– Товарищ полковник, господин полковник! Плохо слышно. Это второй! Второй, говорю! Крысоед, я! Докладываю! Из морга только что выскочил убитый! Свидетель акции. Бывший коматозный больной. Кажется, Умрилов. Да, да! Подтверждаю. Ожил. Убегает. Причину не знаю. Наверное, когда мы ему кислород перекрыли, он и ожил окончательно. Что? Не слышу! Жду указаний!

Их переговоры были внезапно прерваны нарастающим гулом с небес. Из-за соседней высотки резво вынырнул многоцелевой вертолет Ми-8 и неподвижно завис над стоянкой. Все задрали в изумлении головы. За первым вертолетом появились еще две воздушных машины Ка-52 «Аллигатор» с тонированными стеклами и проблесковыми маячками. Немедленно заняли круговую оборону и медленно начали барражировать вокруг первого аппарата, временами отстреливая тепловые ракеты. Ми-8 снизился. Сбоку отворилась дверца, вылетела веревочная лестница и по ней ловко, как моряк по вантам, спустился человек в бандане, в бриджах и в кожаных сапогах для верховой езды. Из-за голенища одного из них торчала рукоятка хлыста.

Находившиеся вокруг люди, все как один в одинаковых черных куртках, незадолго до этого прибывшие на автостоянку, бешено зааплодировали спустившемуся с небес спикеру народного Хурала. Аплодисментами руководил человек с мегафоном. По его сигналам люди скандировали речевки и лозунги, массово выполняя при этом гимнастические упражнения и сложные акробатические построения.

Прибывший спикер приветственно помахал собравшимся, ступил на площадку и жестом отогнал повыше вертолеты: «Не шумите-с!»

Те, послушно выполняя приказание, поднялись и медленно, как хищные птицы, продолжили описывать круги в вышине. Из вертолетов сопровождения по лицам собравшихся изредка брызгали красные лучики лазерных прицелов.

Директор клиники с невесть откуда добытым рушником преподнес главе города буханку серого хлеба из больничной столовой:

– Дорогой Исуммер Евсеевич! Отец наш! Иже еси на небеси! Поздравляем Вас с прибытием! Какая честь для нас! Как снег на голову! Просим к нашему шалашу. Отведать чем бог послал.

Спикер стрельнул глазами по встречающим, мазнул по лицу Шамиля Загитовича, задержался на пышной груди Безякиной и, щелкнув крышкой брегета, раздраженно бросил:

– Некогда мне рассиживаться! В вашем шалаше!

Я, понимаешь, бросаю все дела. Игру в поло! С коня, можно сказать, сняли в прямом смысле. После звонка из Лондон-сити. Лечу в родную зажопинку! А ты тут, знаешь-понимаешь, чаи зовешь распивать! – он опять взглянул на стрелки брегета.

– Показывай своих орлов «Жертв памяти»! – строго приказал он директору. – Да не всех, не всех! Мне один только нужен. Заефакин! Подавай его сюда!

– Зевакин! – поправила по привычке вредная Безякина, выглядывая из-за спины начальника.

Тот, ни жив ни мертв, оглянулся за помощью на стоящего поодаль с безучастным видом Григория Абрамовича, который скальпелем выколупывал въевшуюся под ногти кровь.

– Так он это. – побледнел от страха Шамиль Загитович. – А вот его лечащий врач! – вдруг перевел стрелки на подельника. – Григорий Абрамович! Не делайте вид, что ваша хата с краю! Доложите нам, каково состояние здоровья пострадавшего Зебакина!

Я-то его еще живым застал, – заикаясь, пояснил он спикеру, – после сложнейшей операции, не при всех будь сказано! – привычно потеребил в разные стороны личное мужское хозяйство.

– Как он? Отошел после наркоза? – обернулся к врачу с фарисейским выражением.

– Отошел, – буднично подтвердил лечащий врач, не отрываясь от своего увлекательного занятия. – В морге давно. Exitus letalis – летальный исход! Се ля ви, как говорится! – развел руками. – Он получил травмы, несовместимые с жизнью. De morbo veteri nescit medecina meteri – медицина не в состоянии вылечить застарелую болезнь. У нас часто так бывает, – зачем-то добавил он.

– В морге?! – взревел пират. – Давай его сюда! Срочно! В любом виде! Живого или мертвого. Мне за него голову оторвут, а может, обе!

В это время Василь Мухарямович со товарищи, используя каталку как таран, просочились сквозь людское ограждение и, наконец, настигли Зевакина.

– Ложись, давай, не кочевряжься! Тебе же хуже будет! – увещевали они беглеца, исподтишка награждая его крепкими тумаками, силой принуждая улечься на средство передвижения. – Ты у нас в списке значишься. Черном. Умерла, так умерла, как говорится! Давай, давай, по-тихому! Не шамкай! – заскорузлыми от трудов руками затыкали ему рот.

– А-а! – отмахивался несчастный от смердящих щупалец смерти. – Я! Я – Зевакин! Я живой! Помогите! Оставьте меня!

– Вот! Вот же Засракин! – вскричал обрадованный директор, на лицо которого быстро возвращались краски жизни. – И точно он! Ха-ха! У нас доктора – чудесники! Вылечили. Подняли на ноги! Вот же он, поглядите-ка? Живой? Ха-ха! Почти невредимый. Уже ходит?!

– Ты что же так шутишь! – укоризненно обратился он к Григорию Абрамовичу. – Перед такими людьми меня позоришь, – осознавая миновавшую опасность. – Опять себе цену набиваешь. Я тебе набью! – с угрозой. – Руки свои золотые демонстрируешь. Всем.

Можно сказать, людей с того света к жизни возвращает, – угодливо пояснил небесному посланнику.

– А?! – и вдруг, все-таки не удержав вспыхнувший гнев, изо всей силы хлопнул он доктора по щеке, оживая, – Молодец! – Более правдоподобно, – Сволочь! – и хлестнул для равновесия с другой стороны так сильно, что у того заходил маятником фонендоскоп на шее.

Командующий спикер махнул рукой пилотам. Вертолет снизился, оттуда вылетела люлька, в которую быстро уселся спикер и позвал Зевакина:

– Сюда!

Тот приблизился, услужливо поддерживаемый работниками морга, которые помогли ему угнездиться рядом с высоким начальством.

– Пожалуйте, вот сюда! Аккуратненько, вот так! – отмахивая в сторону коньячный перегар. – Ножку поберегите. Приезжайте к нам еще! Будем очень рады!

Осмелевший Зевакин погрозил им с высоты пальчиком. «Вот я вас!»

Спикер брезгливо вгляделся в микробную толпу людей, ткнул пальцем в сторону врача-кудесника и его верной медсестры и приказным жестом велел усадить их в другие вертолеты.

* * *

Спустя короткое время, в уютном салоне самолета, направлявшегося курсом на юг, в Средиземноморье, сменивший имидж Исуммер Евсеевич на безукоризненном английском языке разговаривал по сотовой связи:

– Мистер Барни, мой дорогой! Передайте нашим друзьям, что все в порядке. Почти как всегда! Ах, шалунок! Конечно, под контролем. Наилучшие пожелания мистеру Джеймсу! До встречи на саммите! Да, соседний номер. Как всегда, мой дорогой! Ах-ха, ха-ха! Чмоки-чмоки!

Надушенный, напомаженный, в белокуром шиньоне он расслабленно полулежал перед Зевакиным в просторной пурпурной тоге римского императора, накинутой на голое тело. Худощавый мускулистый афроамериканец только что закончил массаж стоп и начал делать педикюр. Полуобнаженная русская девица в высоком кокошнике под ритмичную восточную музыку, демонстрируя животные страсти, умело показывала танец живота. Помещение наполнял терпкий запах духов.

Евгений Жанович, облаченный после принятого душа в яркую гавайскую рубаху и шорты, сидел в удобном кожаном кресле и пил ароматный кофе с коньяком. Травмированную стопу тесно облегал тутор, позволявший свободно передвигаться без посторонней помощи. Пострадавшая передняя оконечность с сестринской лаской и нематеринской любовью была перевязана заботливыми руками Безякиной.

Сима поднес к носу зачем-то левую кисть, понюхал в области запястья, повернулся кЗевакину и произнес:

– Хочешь?

Повисшую паузу недоумевающий несмышленыш прервал глупым вопросом:

– Что? – подозревая невысказанную двусмысленность.

– Понюхать. Или покурить что-нибудь, – томно вымолвил Сима и почесал средним пальцем чувственный нос.

В салон, покачивая стеатопигическими (чрезмерное развитие подкожножирового слоя на бедрах и ягодицах) бедрами, неслышно вошел полный евнухоидного вида мужчина с блокнотом в руке. Вихляясь, как горнолыжник-слаломист, обошел кресло и высоким голосом потребовал у Зевакина:

– Ваши билеты? Сэр!

Тот растерянно захлопал белесыми ресницами, перевел взгляд на Исуммера Евсеевича и протянул:

– А у меня нет билета, – машинально хлопая по карману рубахи.

– Выходите! – резко взмахнул тот блокнотом.

Евгений Жанович посмотрел в иллюминатор на проплывавшее далеко внизу море с редкими силуэтами белых корабликов и, обернувшись, заметил довольную улыбку на губах спикера.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся тот. – Борюсик у нас известный шутник. После меня.

Мой секретарь и смотритель. хо-хо, – потер он уголок губ кончиком указательного пальца. – Опять подглядывал?!

Ревнует к каждому столбу мужского рода! Особенно после кастрации. Видели бы вы, как он танцует «La Marokana»! Иди сюда, мой дорогой вуайерист! М-м-п! – чмокнул он воздух и похлопал рукой по широкой ручке спального кресла. На нем уютно, тут же угнездился Борюсик, любовно обвивший рукой шею спикера Хурала и плаксивым тоном произнес:

– Ага, а кто это сделал-то? Было бы за что, Сима?! – продолжая какой– то давний, только им известный спор.

В тон ему Сима ответил:

– А кого предупреждали, если что, яички оторвем и кому скормим? А!?

– Акулам? – привычно спросил Борюсик.

– Им, им родненьким и скормили! Прямо в моем бассейне! – подтвердил спикер утешающим тоном и плотоядно чмокнул губами. – Ну, давай ближе к телу! Что там опять принес? – похлопал секретаря по рыхлой заднице.

– Тезисы статьи на проверку в журнал «Мир бизнеса», последние коэффициенты токийской биржи, индекс кривой.

– Ой-ой-ой! Только не сейчас. Давайте сами, сами, сами. Поступайте, как я говорил. Играем на понижение. А я вечером проверю! – голос его внезапно посуровел, в нем послышались стальные нотки. – И если что не так, яйца всем оторву и засуну. – привычно начал он раздавать обещания. В нем опять резко проявилась личина жестокосердого пирата.

– Знаю, знаю, знаю, – поднялся с кресла секретарь и, покачивая бедрами, направился на выход. Перед тем, как скрыться, обращаясь никуда, проворчал сварливым тоном старшей жены гарема:

– И так уже все оборвал. Как с куста клубнику! – и раздраженно задернул занавеси.

– Борюсик у нас голова! – одобрительно покивал вслед ушедшему секретарю головой Исуммер Евсеевич, обращаясь к Зевакину. – Доктор экономических наук, член, и еще какой, корреспондент академии наук. Широко шагает, штаны не мешают! – довольно расхохотался собственной плоской шутке. Сейчас он совсем не походил на свирепого пирата из вертолета, а повадками напоминал скорее ленивца, блаженно уцепившегося за ветку, и только иногда в глазах посверкивал стальной взгляд безжалостного мерзавца с большой морской дороги.

– Ну-с, господин Зевакин! – обратился он к сидевшему напротив человеку, – Фу, как некрасиво звучит ваша фамилия, неблагозвучно как-то. Разрешите, – он вновь причмокнул губами, – я буду звать вас мистер Зева!

«Совсем как туалетную бумагу!» – грустно подумал Зевакин. И согласно кивнул головой. «В моей нештатной ситуации не до гордости». Хотя новая кличка ему сразу не понравилась. «И не возразишь ведь. А-то еще яйца оторвет, как Борюсику», – и оценивающе посмотрел на трудящегося в поте лица афроамериканца, пытаясь угадать «все ли органы у того на месте». Шеф проследил его взгляд, казалось, понял мысли Зевы, потому что тут же принялся пояснять:

– Том у нас мастер на все руки, – любострастно чмокнул он губами, – черный пояс карате, чемпион штата Вирджиния какого-то года, снайпер, лучше не сыскать, – просюсюкал он мастеру. Тот широко заулыбался белозубым ртом, наклонился к ногам руководителя и принялся огромным как у собаки языком облизывать его большие пальцы стоп.

Зевакина от брезгливости и отвращения передернуло. Кофе прошел не в то горло, он поперхнулся и закашлялся.

Не обращая ни малейшего внимания на его страдания, а может, из-за врожденных садистских наклонностей шеф невозмутимо продолжил разъяснения:

– Только глуховат с недавних пор, бедняжка! – ободряюще похлопал руководящей ручкой по курчавой голове. Тот, не отрываясь от своего увлекательного занятия, вдруг проговорил с набитым ртом, ворчливым тоном ушедшего Борюсика:

– Ага, а кто в этом виноват?

– Ну, я же обещал, если что не так – в ухо дам! Обещал?!

Том ничего не ответил.

– Вот и дал!

Да, – с мнимым сочувствием лицемерно покачал головой, – контузия тяжелая бывает, если рядом с ухом выстрелить. – Он достал из кармана халата золотую коробочку с бриллиантом израильской огранки на крышечке. Открыл. Отсыпал белый порошок в треугольное углубление, называемое «анатомической табакеркой», образованное отводящими сухожилиями в основании большого пальца кисти, и резко втянул порошок поочередно левой, а затем правой ноздрями. Глаза заблестели, зрачки мрачно расширились. Он шумно и медленно выдохнул, кашлянул два раза, тряся головой, как щенок, вылезший из крапивных зарослей. Отхлебнул грейпфрутового сока из бокала, отставил на поднос и, зевнув, произнес:

– Итак, мистер Зева, времени у нас с вами осталось немного, завершим дела, – посмотрел на брегет, сцепил замком пальцы и продолжил: – Наши друзья очень недовольны тем, как именно мистер Леви захотел распорядиться средствами, над которыми получил контроль в последние дни перед своей безвременной кончиной. Да, жаль! Нет, не его жаль, а то, что мы не имеем к этому никакого отношения. От нас так легко он бы не отделался! Мы бы его душили-душили, резали-резали! Как салями, малюсенькими кусочками, разными способами и инструментами. Эх, легко отделался, падаль!

Его доступ к нашим средствам мы сочли временной и краткосрочной мерой, тем более что ранее мистер Леви не давал никаких поводов усомниться в своей лояльности.

После известных событий в Югославии он висел у нас на крепком крючке. Но вот сорвался, как дед Щукарь. Жизнь, как всегда, внесла жесткие, я бы сказал, жестокие коррективы, – при этих словах его глаза по-тигриному вспыхнули. – Нехорошие люди натравили спецслужбы. Пустили по нашему следу волчью стаю мистера О-хири. И нам пришлось немало повозиться, чтобы разрешить сложившуюся ситуэйшн, нанести, так сказать, контрудар.

По-видимому, когда мистер Леви решил выйти сухим из воды, осуществив перевод некоторой части капитала в зарубежные банки, он сыграл втемную, используя новоиспеченную жену. Которая, как он считал, и не догадывалась о его истинных намерениях.

Однако мы быстро выяснили, что она оказалась глубоко законспирированным агентом мистера О-хири. В нашей стране сильны традиции, всегда предпочитают агентурные методы работы.

Скажем, живет человек. Продвигается потихоньку-полегоньку по карьерной лестнице, а жена или брат, или мать, оказывается, регулярно отчитывается где надо о проделанной работе. Все стучат! На всех досье имеется. Вы думаете, на меня не стучат? Еще как!

Том, это ты стучишь?!

Посмотрите на него, даже не шелохнулся. Притворяется хорошо. Сволочь! Ну, работай-работай.

Или ее завербовали недавно, – продолжил свои объяснения. – Только для проведения одной операции. Сейчас это неважно, так как оба супруга уже почили в бозе. Вы знаете об этом. Не исключен и третий вариант развития событий. Может быть, хотя и маловероятно, мистер Леви посвятил ее в свои планы, и госпожа Зевакина, ваша бывшая супруга, согласилась ему помочь. Вильнула на сторону. Грех сладок! Слаба человеческая натура. Любого можно купить. Лишь цена разная.

Но тут он просчитался. Хотел, как колобок, и от бабушки и от дедушки уйти? И с нами порвать, и от спецслужбы уйти? Не тут-то было! Цена вопроса слишком высока оказалась. У больших людей с большими деньгами длинные руки. Вот, так-то! Попал в самый просак. Не выше, не ниже. Хе-хе!

Как бы то ни было, восстановить утраченный контроль над нашими средствами теперь можете только вы, господин Зева! Вы ничего не пропустили из моей воспитательной беседы?

– Но, почему? Ведь я ничего не знаю. Какие средства? Никогда, ничего не подписывал. С Оксаной не виделся целый год. Работал в Арктике. На атоме.

– Наивный вы человек, Зебабин! Как бы попонятнее вам объяснить.

Во все времена люди стремились обезопасить накопления, драгоценности, денежки. Прятали их от чужих рук и глаз в кубышки, зарывали в землю, топили в недоступных влаге сосудах и cetera et cetera, – он с удовольствием хрустнул пальцами, сверкнув огромным рубином на перстне.

– Пришли другие времена.

Необходим быстрый и надежный доступ к денежным средствам. Оборот капитала обеспечивает прибыль. Менялы, ростовщики, банки – все нуждались в хорошей защите. Эти средства защиты с каждым днем все более совершенствуются.

Вы что-нибудь слышали о биометрических паспортах или чипировании?

Я так и думал. Теперь помимо обычной цветной фотографии снимают радужку человеческого глаза, делают отпечатки пальцев и так далее.

Так вот в «Райффайхайзиич банк» в Швейцарии пошли еще дальше. Доступ к индивидуальной камере хранения возможен только после проведения ДНК-тестирования.

Клиенту выдается одноразовый стерильный контейнер для сбора мочи, в которую остается окунуть полоску бумаги, а затем в режиме реального времени проводится полимеразная цепная реакция, сокращенно ПЦР. Тест основан на амплификации нуклеиновых кислот.

Как бы вам попроще объяснить. Представьте японский замок на ширинке брюк, где каждому зубчику-аминокислоте соответствует своя строго определенная последовательность. Если все совпадает, замочек работает и дверь-ширинка открывается. Без сучка, без задоринки.

Результаты анализа заносятся в базу данных. Подделка исключена.

Метод неинвазивный, безболезненный и очень точный. Процесс полностью автоматизирован, лишен неудобств. Проба поступает в ПЦР-лабораторию моментально. Суперкомпьютер выдает результат, пока вы еще приводите себя в порядок.

И все! Доступ к ячейке открыт. Причем только для вашей личности!

Мы установили, что каким-то образом вашей бывшей жене удалось сделать так, что доступ в банк оформлен на ваше имя. Как это произошло? Непонятно. По-видимому, когда мистер Левинский спрятал наши средства на секретных счетах, ваша бывшая половинка ухитрилась обвести вокруг пальца и его и своих кураторов. Да! Сильно рисковала. Перед смертью. Как колобок, от всех ушла.

Но от меня так легко бы не ушла! А! – с досадой рубанул рукой.

«Точно! – вспомнил Зевакин. – Как-то, еще перед отъездом на Север, жена попросила помочиться на тест-полоску, якобы с целью скрининга для исключения развития доброкачественной гиперплазии предстательной железы. Выходит, она уже тогда все знала? Готовилась!

Эх, как бы сейчас пожили!»

– Мистер Зева! – отвлек его от мечтательной задумчивости голос собеседника, – одним словом, вам надлежит, – вколачивал он наставления в мозг Зевакина короткими рублеными фразами, как стальными гвоздиками, – посетить «Райффайхайзиич банк»! Получить доступ к ячейке. Взять оттуда флешку с кодами и вернуться к нам. Все! Ничего не вскрывать, не смотреть, не думать! Просто, тупо выполнить все, что мы велим! Понятно? – дождавшись утвердительного кивка, продолжил:

– А чтобы мистер Зева у нас не питал никаких иллюзий и не пытался совершить необдуманных поступков, до дверей банка его будет сопровождать. Кто? Мистер Том. Правильно. И если что-то пойдет не так, он поступит хуже, чем с кем?.. С Борюсиком. Правильно.

– Томас! – повысил он голос. – Ты все понял? – массажист– телохранитель согласно склонил голову и кровожадно ухмыльнулся, одновременно продолжая массировать безволосые бедра хозяина. – Мм, – сладострастно замычал Сима, – какой мастер! На все руки. Ему никакого оружия даже не надо! Правда, бэби?

Кем ты хочешь, чтобы я был сегодня, а? Твоей гейшей или опять пиратом? Понял, понял. М-м-м!

Мистер Зева, вы можете остаться!

– Нет уж! – поперхнулся от отвращения Евгений Жанович и, испугавшись своего тона, с каким он отказался от приглашения, тут же смягчил формулировку. – Я, пожалуй, выйду в салон к остальным пассажирам. Меня что-то мутит! От всего! Пойду переварю, с вашего позволения, – стараясь даже не смотреть в их сторону. – И потом, – продолжил приводить доводы, – у меня же травма была, – он указал на забинтованную переднюю конечность.

Услышал в ответ:

– Кстати, вы тоже могли бы попросить своих чудесников имплантировать вам самозаполняющийся протез пениса. Заодно, – пояснил он, – когда вам производили ушивание. Посмотрите сюда, – полез он рукой под свою тогу, – легкое фрикционное движение и сосуд мгновенно начинает заполняться кровью из пещеристых тел. Вот!

Куда вы, мистер Зева?

* * *

Безмерно уставший от последних перипетий Евгений Жанович быстро заснул под ровный гул моторов «Embraer». Пробуждение было неприятным и быстрым.

Низко наклонясь над ним, колдовали представители отечественной медицины в лице Григория Абрамовича и его верной помощницы ЕБ. Наложили жгут на руку, протерли кожу спиртом и ввели в локтевую вену содержимое большой ампулы темно-желтого цвета со зловещим изображением черепа и скрещенных костей.

– За что, гады? – задергался в кресле Зевакин, разглядев зловещие символы и тут же безвольно обмяк. – Все! Отравили. Предатели! Иуды!

– Успокойтесь, успокойтесь, Евгений Жанович! Это просто радиоактивный маркер. По приказу Исуммера Евсеевича мы вас пометили. Теперь ваши передвижения можно будет отследить дистанционно, находясь от вас на расстоянии. Наверное, чтобы вы не убежали.

А вот у нас в стране, – проявил свою осведомленность патриот, – существует такая система, не скажу, как называется, которая позволяет следить за объектом на большом расстоянии даже без введения всяких радиоактивных нуклидов. Во-первых, дальность слежения достигает 50 км, в ночное время работает в инфракрасном режиме, а самое главное, для русского человека совершенно безвредно.

Ограбь кого-нибудь, только попробуй!

(Как будто безвредное слежение не может привести к вредным последствиям с длительным содержанием на полном государственном обеспечении)[5]5
  За ремарку редактора автор ответственности не несет.


[Закрыть].

– Я знаю, зачем они это сделали, – с горечью прошептал Зевакин и в страхе оглянулся, – они страшные люди! Хотят, чтобы я. – и захлопнул рот.

– Теперь я человек-ключ! Просто отмычка. Используют, а потом все равно части моего нашинкованного тела скормят акулам. Что же, выходит, выхода никакого нет? И я должен им подчиниться!? Это за такую-то скотскую жизнь? И такой конец?

– Да! – подтвердил здравомыслящий Григорий Абрамович. – Пока мы все обязаны подчиняться, но, – он заговорщицки подмигнул Зевакину, – мы что-нибудь придумаем. Нас с Леной тоже долго не продержат в живых. Зачем мы им сдались? Как только вы поправитесь, и они добьются того, что хотят, от нас тоже избавятся. Они этого даже не скрывают.