Текст книги "Разбитая ваза"

Глава 6

Склонность человеческих существ придерживаться канонов, сформировавшаяся, правда, недавно, была проиллюстрирована в воскресенье днем в библиотеке миссис Помфрет. Двенадцать человек сидели за этим столом лишь однажды, однако когда миссис Помфрет пробежала глазами сначала по лицам на одной стороне стола, потом – на другой, она обнаружила, что каждый сидел на том же стуле, что и в прошлый раз. Слева от нее расположились Адольф Кох, Тед Гилл, Дора Моубрей, Текумсе Фокс, Диего Зорилла и Гарда Тьюсар. Справа – Уэллс, ее сын, муж, Хиби Хит и Феликс Бек. Совещание началось несколько позже, потому что Фокс пришел только в четверть третьего. Сделал он это преднамеренно, обычно он приходил на встречи задолго до назначенного времени.

Миссис Помфрет, обведя царственным оком присутствующих, объявила, что мистер Фокс должен сделать сообщение, и кивнула ему.

Фокс достал из кармана бумагу.

– Заявление, которое я прочитаю, подписано вчера мистером Теодором Гиллом.

Он прочитал заявление Гилла.

Реакция слушателей была различной. Перри Данхэм разразился громовым хохотом, а Хиби Хит, смотревшая на Фокса, пока он читал, надменным взглядом, неожиданно закрыла лицо своими прекрасными руками и простонала. Тед Гилл смотрел на нее через стол. Гарда метала испепеляющие взгляды. Генри Помфрет, сидевший рядом, даже отодвинулся от нее. Диего Зорилла в изумлении что-то бормотал.

– И это женщина?! – обратился он к Фоксу. – Что с ней такое? Прямо дьявол в нее вселился!

Феликс Бек не знал, что сказать.

– Ты… Я предупреждал! Я много раз предупреждал Яна насчет тебя!

– Бред какой-то, – резко сказал Адольф Кох. – Для начала я хотел бы знать, почему мистер Гилл подписал этот необычный…

– Это не бред! – оборвала его Гарда. – Она нацистка!

– Боже милостивый… – прошептал Тед Гилл в остолбенении.

– Гарда, ты дура! – выпалил Кох.

– Я дура? – В голосе Гарды звучали горечь, сарказм и триумф одновременно. – Вы считаете меня дурой! А когда я сказала, что Яна убили, я тоже была дурой? Так, по-вашему? – Она резко раскрыла свою сумочку, торопливо порылась в ней и достала конверт. – Вот что я сегодня получила. Прочитайте и посмотрим, что вы скажете!

Диего, сидевший рядом, протянул руку, но она, перегнувшись, передала конверт Фоксу. Фокс посмотрел на адрес и почтовый штемпель, вынул листок бумаги и осмотрел его с обеих сторон.

– Обращения нет, – объявил он, – написано от руки чернилами, кстати, почерк не тот, что был на посылке, которую получила миссис Помфрет. Текст гласит: «Те, кто хотят причинить вред Рейху, поплатятся за это, как твой брат. Хайль Гитлер!» Вместо подписи – свастика.

Вы говорите, мисс Тьюсар, что получили это сегодня?

– Да. Утром, заказным письмом.

– Я заметил, что письмо заказное. Можно я возьму его?

– Нет. Я собираюсь передать его в полицию.

– Конечно, это ваше право. Но мне бы хотелось поговорить с вами об этом позднее.

– Поговорите сейчас! – воскликнул Кох. – Нелепость какая-то! Надо же, мисс Хит – нацистка! Что вы на это скажете, мистер Гилл?

– Ничего. Я поражен.

– Абсурд. И свастика вовсе не доказывает, что нацисты несут ответственность за смерть Яна. Они, скорее всего, решили воспользоваться этим несчастьем, к которому не имеют никакого отношения.

– В любом случае, – вставила миссис Помфрет, – раз Гарда решила передать письма в полицию, мы им уже не располагаем. Но мне кажется, что заявление мистера Гилла дает нам право потребовать объяснений у мисс Хит. С какой целью она вынесла скрипку из гримерной и прятала ее в течение двух дней?

Тед Гилл тяжело вздохнул.

– С этим можно подождать, – сказал Фокс. – Вы поговорите с мисс Хит позднее, если сочтете это стоящим занятием. Мистер Гилл считает, что, увидев скрипку, она поддалась иррациональному и непреодолимому импульсу.

– Не верю, – коротко отозвалась миссис Помфрет.

– Хорошо, я предлагаю вариант, который поможет решить две проблемы сразу, – сказал Перри Данхэм. – Вряд ли она нацистка, но, может, она страдает клептоманией? – С кривой усмешкой он обратился к отчиму: – Она была здесь в тот день, когда украли вазу Ван Ли, верно? Бьюсь об заклад, что это она стащила вазу: наверное, хотела положить начало собственной коллекции. Затем она стащила скрипку, чтобы начать другую коллекцию.

– Мадам, вам нравится чувство юмора вашего сына? – язвительно обратился Кох к миссис Помфрет.

Она ответила ему таким же взглядом и тем же тоном:

– Это не юмор, мистер Кох. Хотя он мог и шутить. Мне приходила в голову точно такая же мысль, совершенно серьезно. Вспомните, когда исчезла ваза, вы сказали, разумеется в шутку, что могли бы и сами ее взять, потому что были единственным из присутствующих, кто вполне понимал ее ценность. Хотя мы с мужем все время подозревали мисс Хит, мы, естественно, молчали, поскольку никаких доказательств у нас не было. Теперь, по крайней мере, мы можем сказать, что думаем. Согласен, Генри?

– Думаю, что да. – Помфрет чувствовал себя неловко. – Если это имеет какой-то смысл. Если это поможет вернуть вазу…

– Такой результат не исключается. – Миссис Помфрет перевела свой пронизывающий взгляд на Фокса. – Расскажите, пожалуйста, как вы узнали, что скрипку украла мисс Хит?

– Нет, – резко возразил Фокс. – По крайней мере не сейчас, потому что я должен сообщить вам еще нечто важное. Мы все это время занимались расследованием, что произошло со скрипкой после того, как Тьюсар играл на ней вечером в понедельник. А теперь следует установить, что произошло со скрипкой до того, как он на ней играл? – Голос его напрягся, в нем зазвучали язвительные нотки, что приковало к нему взоры всех присутствующих. Он продолжал: – Скорее вопрос заключается в том, кто это сделал, поскольку что с ней сделали, я уже знаю. В понедельник, между полуднем и восемью часами вечера, кто-то вылил большое количество лака в одно из отверстий скрипки и затем покрутил ее, чтобы лак как следует разлился по внутренней ее поверхности.

Послышались возгласы недоверия и удивления.

– Боже милостивый! – воскликнул Феликс Бек. – Но такое… никто из живых… – Он запнулся и умолк.

– Я обнаружил лак, – продолжал Фокс, – когда с помощью маленького фонарика пытался через отверстие разглядеть внутренности скрипки. Мне удалось увидеть только маленький участок, поэтому я не знаю, залил ли лак всю внутреннюю поверхность скрипки, но, скорее всего, это так. Я соскреб немного лака, он был еще вязким, поэтому, думаю, он попал в скрипку не так давно.

Я консультировался с экспертом…

– Где она? – спросил Адольф Кох.

– Я же сказал, внутренняя поверхность…

– Я имею в виду скрипку. Где скрипка?

– В хранилище банка. Можете поверить мне на слово, лак там есть. Эксперт сказал, что скрипка теперь будет постепенно разрушаться. Можно разобрать ее и удалить лак, но даже если это будет сделано, он уже успел впитаться в дерево настолько, чтобы изменить тональность звучания. Эксперт сказал также, что толстый слой лака на нижней или верхней внутренней поверхности нарушает резонанс и тонкость звучания любой скрипки и что каждый, кто знаком с музыкальными инструментами, это прекрасно знает.

Фокс обвел глазами сидящих за столом: его острый взгляд не пропустил ни одного лица. Хиби Хит он не застал врасплох, она приняла более нелепую позу, которая в других обстоятельствах привлекла бы к ней внимание всех присутствующих, прижала руки к груди и воскликнула жутким загробным голосом:

– Лак!

Однако, похоже, ее никто не услышал. Каждый по-своему реагировал на безмолвный допрос Фокса.

Наконец Текумсе нарушил тишину:

– Итак, теперь вы все знаете, и вам это не нравится.

Я не виню вас. Полагаю, что новые факты укрепят подозрения мисс Тьюсар, что ее брат был убит. Возможно, это так. Возможно, и нет, с точки зрения закона. Тот, кто испортил скрипку Тьюсара, вероятно, хотел просто унизить и опозорить его. Даже если кто-то рассчитывал, что тот придет в такое отчаяние, что покончит с собой, было бы невозможно доказать, что такой расчет существовал и привел к преднамеренному убийству. Поэтому я сомневаюсь, что кто-то собирается заплатить за жизнь Тьюсара своею собственной жизнью. Но все же платить за содеянное придется. Когда я сидел в зале в тот вечер и смотрел на лицо Тьюсара, я не знал, что происходит, но сейчас знаю. По роду своей профессии я расследовал множество преступлений, включая и убийства, и не помню ни одного столь изощренного и омерзительного, как это.

– Судя по вашему тону, вы хотите упрекнуть нас в отсутствии совести? – саркастически спросил Кох. – Смею вас уверить: я не наливал лак в скрипку Яна.

Послышался ропот.

Фокс резко сказал:

– Не мое дело упрекать вас, я представил вам факты. И сделал это на сей раз не на правах дружеского участия. Я собираюсь немедленно сделать одно из двух: либо я допрошу каждого из вас с глазу на глаз, и подробно, и вы ответите…

– Тягомотина! – с чувством воскликнула миссис Помфрет. – Конечно, нам придется решить, что делать дальше, но если вы думаете превратить мой дом в полицейский участок…

– Выбирайте, миссис Помфрет: или полиция, или я.

Более того, я начну с вашего сына. Когда я вчера остался здесь один, он зашел и сказал, что вы хотите со мной поговорить. Он задержался в этой комнате, а я вышел, однако тут же вернулся и, заглянув в замочную скважину, увидел, что он достал скрипку. Если бы вы видели его лицо, когда я вошел, и слышали бы, что он сказал, вы бы поняли, как и я, что он не зря проводил там время.

Все повернулись к Перри Данхэму. Миссис Помфрет взглянула хмуро и с недоверием на Фокса, открыла рот и снова его закрыла, а потом спокойно обратилась к сыну:

– В чем дело, Перри?

– Ни в чем, мама. – Молодой человек потянулся через Уэллса и похлопал ее по руке. – Ты ведь меня знаешь, ничего хорошего от меня ждать не приходится. Я намеревался подбросить ему ключ к разгадке.

Фокс потряс головой:

– Вам придется еще здорово попотеть, прежде чем мы закончим. – Он поднялся. – Прошу всех оставить нас здесь вместе с мистером Данхэмом. Сегодня воскресенье, и вряд ли у вас назначены важные встречи. Если же у вас все же есть другие дела и вы торопитесь уйти, я хотел бы побеседовать с вами до того, как вы уйдете. Когда я закончу, не исключено, что мне придется поставить в известность полицию. Смотря по обстоятельствам.

Неохотно, переглядываясь и перешептываясь, все стали отодвигать стулья. Обращаясь к Фоксу, Кох сказал:

– Вы сказали, лак налили в скрипку в понедельник между полуднем и восемью вечера. Откуда вы это знаете?

– Потому что скрипка звучала нормально, когда Тьюсар в двенадцать часов закончил репетировать с мисс Моубрей.

– Почему вы считаете, что это сделал один из нас?

– Я так не считаю. Я просто с этого начал.

Все двинулись к двери, но задержались.

Миссис Помфрет подошла к Фоксу:

– Мне нужно сказать несколько слов сыну. Я пришлю его, как только поговорю с ним. Процедура стала довольно строгой – полагаю, вы представляете себе, что ваша угроза обратиться в полицию серьезно подрывает наше доверие к вашему благоразумию?

Я так не думаю. – Фокс твердо встретил ее взгляд. – И я настаиваю на своем требовании. Я хочу поговорить с вашим сыном немедленно.

– И я тоже. Я тоже настаиваю. Советую вам, мистер Фокс…

– Поговорите сначала со мной, – прервал супругу Генри Помфрет, стоявший с ней бок о бок. – Раз уж меня тоже включили…

– Молодчина! – фыркнул Перри Данхэм. – Бросился на амбразуру…

– Пошли, Перри. – Миссис Помфрет взяла сына за руку.

– Но, мама, уверяю тебя…

– Ты пойдешь со мной. Генри, я одобряю твое предложение. Останься с мистером Фоксом. Если он захочет обыскать дом в поисках банки с лаком, помоги ему всем, чем можешь.

Она зашагала прочь, увлекая за собой сына. Остальные уже ушли. Перри, закрыл за собой дверь, сунулся в щель и скорчил рожу оставшимся в комнате мужчинам.

Генри Помфрет уселся на стул, на котором сидел Диего Зорилла. Фокс хмуро посмотрел на него сверху вниз и, помолчав немного, заметил:

– Дорого бы я дал, чтобы позвонить сейчас в полицию.

Помфрет кивнул.

– На вашем месте я непременно бы это сделал, – поспешно добавил он. – Но я надеюсь, вы этого не сделаете. Разумеется, вам не нравится, что моя жена забрала с собой Перри, но она всегда так себя ведет. Она назвала вас строгим, а не понимает, что она сама такая. Она ничего не может с собой поделать. Она вышла замуж за Данхэма очень богатой и раз в десять стала богаче, когда он умер, а вы знаете, что делают с людьми деньги, даже с лучшими из них, а она одна из лучших.

Фокс развернул стул, сел на него верхом и, положив подбородок на большой палец руки, задумчиво смотрел на мужа миссис Помфрет. Лицо, которое он видел, раздражало его. Хотя ничего особенно неприятного в глупой попытке природы составить человеческое лицо из широкого рта, острого носа, маленьких серых глаз и широких нависающих бровей не было. Значит, его раздражало не то, что он видел, а то, что он знал: этот человек жил на деньги своей жены! Осознав, что он поддался предубеждению, к тому же предубеждению толпы, он переменил тактику и внезапно спросил:

– Почему вы с супругой ушли с концерта?

Помфрет моргнул, потом кисло улыбнулся.

– Ну, – сказал он, – я ушел, потому что она распорядилась отвезти ее домой.

– Зачем ей потребовалось ехать домой? Разве она не собиралась быть на концерте?

– Да. Собиралась. – Помфрет откинулся в кресле и сложил руки. – Знаете, вы меня ставите в затруднительное положение. Несомненно, правильным было бы сказать, что, если вам хочется знать, почему моя жена ушла с концерта, лучше спросить у нее самой, но если вы спросите об этом у нее, она, скорее всего, пошлет вас к черту, и в результате вы можете придать излишне важное значение какой-нибудь совершенно незначительной детали. С другой стороны, если я скажу вам, а она об этом узнает… – он пожал плечами, – похоже, это все-таки будет меньшее зло… Это было тактическое отступление. В войне между Бриско и Помфретами.

– Войне?

– Господи, да вы ничего не слышали об этом? – Помфрет был изумлен. – Ну, впрочем, вы не живете в окопах, как я. Миссис Бриско недостает ресурсов, то есть денег, в сравнении с моей женой, поэтому она избрала партизанскую тактику. Она стреляет из укрытия. Например, в прошлом году она буквально похитила пианиста Глиссингера. Недавно она выманила у Яна обещание играть у нее в мюзикле. Моя жена отговорила его. В понедельник в гримерной он признался ей, что переменил свое решение и собирается сдержать свое обещание.

Перед самым концертом переходить в контрнаступление было неуместно, поэтому она просто отправилась домой.

В сущности, миссис Помфрет была крайне взволнована поведением Яна, хотя ни за что в этом не призналась бы.

Она думала, что ее поспешный уход с концерта мог повлиять на то, как он играл, ведь Дора тоже считала, что вина лежит на ней. Теперь вы говорите, что все было преднамеренно и гораздо более отвратительно. Бог видит, я с этим согласен, если все произошло так, как вы говорите.

– Что же другое могло произойти?

– Не знаю… – Помфрет колебался, чувствуя себя не в своей тарелке. – У вас, в отличие от меня, в этих вещах большой опыт. Но вы сказали, что лак залили в скрипку между полуднем и восемью часами вечера в понедельник.

Я, честно говоря, не понимаю, почему вы так в этом уверены.

– Вы хотите сказать, это могли сделать после концерта? В те два дня, когда скрипка находилась у мисс Хит?

– Ну, ведь это тоже нельзя исключить, правда?

– Я исключаю, это полная глупость, – коротко отрезал Фокс, – если лака не было в скрипке в понедельник, почему она так звучала? Что было причиной? Если вы считаете, что лак залила мисс Хит, почему бы не предположить, что она сделала это до концерта, а не после?

Помфрет покраснел.

– Я совсем не настаиваю на том, что это сделала мисс Хит. Если слова моей жены о вазе заставили вас думать, что я плохо отношусь к мисс Хит, вы ошибаетесь. Я никогда не считал, что вазу взяла она.

– Ваша жена утверждала, что вы оба подозревали ее.

– Моя жена – да. Я не могу отвечать за то, как она истолковала мое нежелание защитить мисс Хит. Элементарный здравый смысл должен удерживать мужа от защиты красивой молодой женщины, которую его жена в чем-то подозревает.

Фокс задумался над этим объяснением и отверг его замечанием: «Я не женат». Когда какие-то факты не нравились ему, он успешно скрывал свое огорчение, меняя интонацию своих слов. Поэтому он продолжил другим тоном:

– В гримерной, как вы упомянули, Тьюсар что-то сказал вашей жене. Разыгрался скандал?

– Нет. Я бы не сказал. Нет. Но напряженность в атмосфере чувствовалась. Ян всегда отличался нервностью, но в таком раздражении я его никогда не видел. Моя жена знала, что значит для него этот концерт, и старалась его успокоить.

– Сколько времени вы там пробыли?

– Десять, может быть, пятнадцать минут.

– Присутствовал ли там еще кто-нибудь?

– Да. С нами вошел Перри, но мать послала его за Дорой. С ним вышел Бек. Там была и миссис Бриско.

Она настоящая дура. Из-за того, что она брякнула про свой мюзикл, Ян и разговаривал с моей женой в таком раздраженном тоне.

– Миссис Помфрет вышла из гримерной раньше вас?

– Не пом… – Помфрет мгновенно подумал. – Нет, помню. Да, она вышла с Кохом, оставив нас в комнате.

Или скорее Кох вывел ее из гримерной. Он был там, когда мы пришли.

– Приходил ли кто-нибудь еще, пока вы оставались там? Перри, Бек, миссис Бриско, Кох. Кто еще?

– По-моему, больше никого. Да, я уверен в этом. Как только мы ушли, туда зашли мисс Хит и этот парень Гилл.

– Где была скрипка?

– Скрипка? Не помню… – Помфрет оборвал себя на полуслове, нахмурился и вздохнул. – А, понятно, вы полагаете, это было сделано прямо в гримерной? Что ж, возможно. Вокруг было полно людей, но никто, конечно, не присматривался к скрипке. Должно быть, она была на месте, но я не помню, что видел ее.

– Вскоре после вашего ухода Тьюсар появился в дверях со скрипкой в руках?

– Пока я был там, скрипки в руках у него не было.

Уверен, что заметил бы ее, если бы это было так.

– Когда вы виделись с Тьюсаром в последний раз до концерта?

– Днем в понедельник.

– Да? – Фокс поднял брови.

– Да. – Помфрет поерзал в кресле, издав смущенный смешок. – Если вы захотите использовать теорию средних чисел, то, по-видимому, заподозрите меня или мою жену, потому что возможность залить лак была у нас обоих дважды. Но только в обоих случаях я не видел скрипки. Мы были на дневном представлении балета на льду и зашли к Яну вскоре после пяти, чтобы пригласить выпить с нами чаю.

– Он согласился?

– До приглашения так и не дошло. У него были Диего и Кох, а моя жена недолюбливает Коха. Мы пробыли там с четверть часа, а потом… Что такое?

Помфрет дернулся в кресле, выпрямился, прислушался. Фокс повернулся, тоже прислушался и снова посмотрел на собеседника.

– Похоже на женский крик. Наверное, кто-нибудь пролил бокал на платье мисс Хит… – Помфрет вскочил. – Нет, это не мисс Хит. Я думаю, это…

В отдалении раздался жуткий рев, оказавшийся тревожным зовом Диего Зориллы:

– Фокс! Фокс!

Фокс распахнул дверь, вышел и увидел мчащегося к нему Диего, выражение лица которого никак не объяснишь пролитым на платье мисс Хит бокалом вина. Фокс остановился.

– Слушаю, – сказал он.

– Старый каменный идол! – прорычал Диего. – Ты всегда приводишь меня в чувство. Извини. Думаю, он мертв. – Он указал большим пальцем через свое плечо. – Вон там. Посмотришь?

Фокса галопом обогнал Генри Помфрет. Когда Фокс вошел в желтую комнату, Помфрет был уже рядом со своей женой и обнимал ее за плечи. Она наклонилась к лакированному столику и говорила в трубку телефонного аппарата, покрытого желтой эмалью, при этом ее голос был гораздо более мертвый и страшный, чем когда-либо могла изобразить мисс Хит:

– Доктор Корбетт, немедленно…

Крики, суета, беготня слуг…

Фокс протиснулся сквозь сбившихся в кучу гостей и опустился возле безжизненной фигуры на полу.

Глава 7

Вступил в действие разгневанный и требовательный Закон.

Телефонный звонок раздался в девятнадцатом участке в 15.36. В 15.40 прибыла полицейская машина, в 15.42 прибыла вторая. Через минуту появился лейтенант с двумя подчиненными. Все трое вошли в дом, но вскоре двое снова вышли и присоединились к коллеге, который яростно препирался с дамой в шубе за рулем черного седана, стоявшего у края тротуара в двадцати ярдах от подъезда дома номер 3070. Один из полицейских принялся энергично разгонять толпу зевак; второй, внеся свою лепту в сражение с дамой, забрался на крышу седана, встал на колени, увидел пятно, наклонился, понюхал и выпрямился со словами:

– Принесите мне из дома промокательную бумагу.

– Сам сходи, – отозвался его напарник, обшаривая тротуар. – Я собираю осколки бутылки.

В 15.49 подъехал целый автобус с одетыми в штатское полицейскими. Один из них взял на себя даму в шубе, второй вскарабкался на крышу седана, чтобы поразмыслить над возникшей там проблемой. Остальные рассеялись по тротуару в поисках осколков. Они же разгоняли зевак. Отогнали пытавшийся припарковаться у подъезда лимузин, и жителей дома номер 3070, разодетых в норковые шубы, безжалостно заставили пройти лишних тридцать шагов, хотя вот-вот должен был пойти дождь.

В 16 часов еще одна полицейская машина подрулила к дому, из нее вылез человек с черным чемоданчиком и торопливо вошел в подъезд. В 16.08 подъехала еще одна машина и извергла пять человек с разнообразным снаряжением, еще через две минуты, в 16.10, прибыл старший полицейский инспектор. В сопровождении двух подчиненных он вышел из машины посреди проезжей части и подошел к стоявшему у седана агенту:

– Что тут у вас?

– Из окна выбросили бутылку виски, инспектор.

Она попала на крышу этого автомобиля и разбилась.

Мы подобрали все, что смогли, удалось также взять несколько капель виски.

– Ладно, оставьте пока все, как есть, я зайду наверх посмотрю. Перед дамой извинитесь.

– Слушаюсь, сэр. Я уже извинился. Она собирается писать на меня жалобу, обратиться к мэру и подать в суд на городские власти.

Инспектор Деймон из отдела по расследованию убийств, не слушая, пошел дальше. В этом крупном, подвижном человеке с челюстью завзятого боксера и угрюмыми глазами поэта-пессимиста не чувствовалось яростного гнева Закона, над которым насмеялись, но на самом деле инспектор был несказанно зол. Несмотря на прекрасное знание преступного мира, на готовность воспринимать его как неизбежную часть жизни большого города, даже после двадцати лет работы в нью-йоркской полиции Деймон воспринимал как личное оскорбление, наглое и беспардонное вторжение этого мира в те сферы, которые были ему чужды. Поэтому когда он вошел в роскошную приемную Помфретов и отдал агенту свою шляпу и пальто, он представлял собой не только полицейского, выполняющего свой долг, но и человека, перенесшего личное оскорбление. Он сурово взглянул на приближающуюся справа тушу и с раздражением спросил:

– Где Крейг?

Его провели в большую комнату, отделанную желтыми панелями и обставленную желтой мебелью, где он остановился в хмуром молчании над распростертым на полу телом. Стоявший возле него на коленях человек посмотрел на него через плечо, кивком поздоровался, собрал вещи в лежавший перед ним черный чемоданчик и встал. Инспектор повернулся к другому человеку, стоявшему отдельно от всех в центре комнаты, и спросил:

– Ну?

Сержант Крейг тоже всем своим видом показывал, что, на его взгляд, здесь не место для преступлений.

– Хуже некуда, инспектор. Умер до прибытия полиции. Перри Данхэм, сын миссис Помфрет. Пил виски с восемью другими людьми, упал, тело свели судороги, и он умер. Никаких заявлений, ничего. Доктор говорит, отравление цианистым калием.

– Я сказал, что имеются признаки отравления, – уточнил человек с чемоданчиком, – я не собираюсь…

– Благодарю вас, – раздраженно-саркастически произнес Деймон.

Он опустился на колени возле тела, опершись на руки, приблизил лицо к губам Перри Данхэма, почти коснувшись их носом, и принюхался. Затем выпрямился, встал на ноги, начал было по привычке отряхивать колени, но остановился, увидев, что в этом нет необходимости, и повернулся к сержанту Крейгу.

– Кто, черт возьми, выбросил бутылку виски из окна?

– Не знаю, сэр. Мы пришли сюда пару минут назад.

Лейтенант Уэйд из девятнадцатого…

– Я здесь, инспектор, – раздался голос, и в комнату вошел человек. – Прибыл в 16.43. Он. был уже мертв.

Четыре агента с радиофицированной дежурной машины уже были здесь. Мне доложили, что из окна была выброшена бутылка виски…

– Кто ее бросил?

– Не знаю. Здесь находилось десять человек, которые могли это сделать, не считая трех или четырех слуг.

Я знаю только то, что сказал мне Текумсе Фокс…

– Фокс! Как, черт возьми, он здесь оказался?

– Он был тут, когда все произошло.

– Где он?

– Вон там. В комнате, которую здесь называют библиотекой. Я их всех там собрал и переписал имена и адреса. – Лейтенант протянул листок. – Это все, что я успел сделать. Кроме этого, я нашел стакан, из которого пил Данхэм, перед тем как упал. Я отдал его сержанту Крейгу.

Деймон пробежал глазами список имен, сначала сверху вниз, потом снизу вверх, хмыкнул и повернулся к сержанту:

– Ладно, беритесь за дело. Поторопитесь. Осмотрите карманы. Как только сфотографируете, отправляйте тело на вскрытие. Выясните, в каком виде был яд. Порошок или жидкость? Ищите запах цианида и помните, что порошок не имеет запаха, пока его не увлажнят. Там, внизу, считают, что им удалось кое-что собрать пипеткой. Доставьте это в лабораторию вместе с осколками бутылки и стаканом, из которого пил умерший. Поставьте двоих у дверей. Доктор, я попросил бы сделать вскрытие как можно скорее.

– Сегодня же воскресенье! – возопил доктор.

– Да, у меня тоже воскресенье. Ладно, лейтенант, где тут библиотека? И ради бога, перестаньте сиять, словно этого парня отравили специально для того, чтобы дать вам возможность попасть в газеты.

– Сюда, инспектор, – сказал лейтенант, сохраняя достоинство.

На пороге библиотеки инспектор остановился, огляделся, издал вздох и снова огляделся. На него смотрели пятнадцать пар глаз. Даже при том немногом, что ему удалось выяснить, интуитивно он понимал, что за одной из этих пар глаз чей-то мозг судорожно ищет способы защиты от смертельной опасности. Поведение преступников перед лицом смертельной угрозы, которую олицетворял он, внушило ему высокое мнение об умственных способностях и нервной системе мужчин и женщин; он не переставал поражаться тому, что сознание вины таится тихо и незаметно в маленьком узилище человеческого черепа…

– Миссис Помфрет, – подозвал хозяйку лейтенант Уэйд.

Деймон сделал шаг навстречу.

– Я инспектор Деймон, – угрюмо представился он, чувствуя себя не лучшим образом. Он давно привык к проявлениям горя и без особого волнения наблюдал за ними, но глаза этой женщины смутили его. Они были сухие, взгляд – прямой, пронизывающий, бесстрастный.

Она говорила спокойно, тщательно взвешивая слова, словно заранее распределила на них запас воздуха.

– Полицейские ничего не сделали. Утверждали, что должны дождаться вас. Мой сын погиб. Единственный сын! Мой единственный ребенок! Что вы собираетесь предпринять?

– Да… – запнулся Деймон. – Я знаю, что вы чувствуете, миссис Помфрет…

– Вы не знаете, что я чувствую. – Она сомкнула губы.

У нее задрожал подбородок. Она повернулась и показала рукой: – Эти люди были у меня в доме, я пригласила их, и один из них убил моего сына. – Ее глаза уперлись в Адольфа Коха: – Вы?

Хиби Хит – «вы?», Гарде Тьюсар – «вы?», Феликсу Беку…

Деймон загородил их собой.

– Послушайте, миссис Помфрет, – без обиняков сказал он. – Вы спрашиваете, что я намерен предпринять. Сначала я должен выяснить, что и как произошло.

Я не могу просто щелкнуть пальцами, чтобы правда явилась как черт из табакерки. Пока я знаю лишь, что ваш сын что-то выпил и умер. Это будет…

– Он крикнул, – подбородок миссис Помфрет снова задрожал, – крикнул мне. Он шел ко мне с таким лицом… потом зашатался и упал, встал на колени и снова упал…

Она замолчала.

– Я могу расспросить еще кого-нибудь, – предложил Деймон. – Я не хотел бы…

– Нет, я хочу рассказать сама. Мы все были здесь, кроме моего мужа и этого человека, – она показала, – это Текумсе Фокс, – представила она. – Это мой муж… Это Дора Моубрей. – Она представила всех, четко и ясно называя имена, кроме четырех людей в униформе – двух полицейских и двух слуг. – Мы все находились в этой комнате, потом оставили здесь моего мужа и мистера Фокса и пошли в желтую комнату. Это по другую сторону большого зала.

– Я только что оттуда.

– Тогда вы… вы видели его…

– Да, я его видел. Понимаете, миссис Помфрет, придется… тело необходимо взять на исследование.

– Забрать? Отсюда?

– Да. Я уже отдал приказ…

– Я не хочу этого!

– Конечно, не хотите. Но вы спросили меня, что я намерен предпринять, а это как раз одно из того, что мы намерены сделать и что будет сделано. Как бы болезненно… Подождите! Миссис Помфрет!

Она пошла к двери. Один из детективов, который зашел вместе с Деймоном, стоял там, спиной загородив ручку; она жестом приказала ему отойти, но он не двинулся.

Инспектор продолжал:

– Вам нельзя заходить туда, миссис Помфрет!

Она повернулась, и он снова увидел ее глаза.

– Я хочу быть рядом, когда тело моего сына будут забирать, – сказала она.

Деймон сдался.

– Хорошо, – сказал он детективу у двери, – проводи ее и скажи Крейгу.

Человек кивнул и открыл дверь. Когда она закрылась за ними, Деймон повернулся и оглядел поле боя. Если даже не считать двух полицейских, детектива, двух слуг, действующих лиц было слишком много… Нахмурившись, он посмотрел на Текумсе Фокса и поинтересовался:

– Значит, вас там не было, когда это случилось?

Фокс, сидевший с краю стола, отрицательно покачал головой.

– Я был здесь вместе с мистером Помфретом. Когда я зашел в зал, Данхэм был мертв.

Инспектор перевел глаза на молодого человека, тот стоял возле стула Фокса, сунув руки в карманы.

– Вас зовут Теодор Гилл?

– Верно. – Тед кивнул.

– Где вы были?

Тед облизал губы и сглотнул.

– Я был там. Пил виски с содовой и разговаривал с мисс Моубрей и мистером Беком.

– Где был Данхэм?

– Не знаю. Я хочу сказать, не помню. Он разговаривал со своей матерью, но, я полагаю, он отошел, чтобы налить себе еще выпить. Я обратил на него внимание лишь тогда, когда он стал давиться и закричал, он был в алькове, где стояли напитки. Качаясь, он сделал несколько шагов и рухнул, попытался встать на колени и снова упал – точно так, как сказала миссис Помфрет.

Первым к нему подбежал мистер Зорилла.

– Я был возле бара. – Бас Диего Зориллы раздался в другом конце комнаты, и Деймон повернулся туда. – Я брал виски с содовой для себя и мисс Хит, тут подошел Перри и наполнил свой стакан. Я был рядом с ним, когда он его пил.