Текст книги "Разбитая ваза"

Глава 9

– Ничего себе задешево! Мне такое и даром не нужно, – заявил инспектор Деймон с отвращением. – Похоже, с такой дьявольской путаницей мне в жизни не приходилось сталкиваться.

Он сидел в конце большого стола, Фокс сидел справа от него, а детектив Коссоу, сосредоточенно нахмурив брови и глядя в блокнот, – слева. Беседа продолжалась уже почти час. Несколько раз их прерывали – позвонили из лаборатории и сказали, что в виски, который удалось собрать пипеткой из вмятины на крыше седана, обнаружили большое количество цианистого калия, потом позвонил медицинский эксперт и тоже подтвердил отравление цианидом. Но в основном говорил Фокс. Коссоу добросовестно записал все, что тот видел и слышал. Фокс даже передал инспектору конверт с образцом лака, который он выскреб из скрипки.

Фокс встал, чтобы размять ноги, потом снова сел и сказал:

– Может, это и путаница, но получили вы информацию очень дешево. Другие заплатили бы за нее большие деньги.

Деймон кивнул, искоса взглянув на Фокса.

– Одного вы еще не сказали. Как вы оказались в этой компании?

– Я к этой компании не имею никакого отношения.

Во всяком случае, с профессиональной точки зрения. – Мрачные глаза и подбородок чемпиона по боксу вызвали на его лице улыбку. – Теперь вы можете вычеркнуть меня из списка. Я ничего не утаил. То есть ни одного факта. Конечно, у меня есть кое-какие выводы, сделанные методом дедукции, как сказал бы Шефер…

– Еще бы! Почему, черт возьми, такому большому, сильному человеку, как вы, не заняться настоящей работой? Так какие же выводы вы сделали?

– Выводы стоят гораздо дороже фактов.

– Вы, кажется, сказали, что не принадлежите к этой компании. Что же вы хотите?

– Ничего. Честно, инспектор, хорошо бы вам заняться этим делом, в том числе и убийством Яна Тьюсара. Не забудьте про него, ибо это часть общей проблемы. Я попытался им заняться, но у меня оно не пошло. Я перехитрил самого себя. Дело оказалось слишком запутанным и коварным. Убить человека, залив лак в его скрипку! У вас в голове такое укладывается? Надеюсь, уложится. Вам необходимо принять это предложение, если вы собираетесь найти убийцу Перри Данхэма.

– Так вы думаете, эти два убийства связаны между собой? Вы думаете, Данхэм что-то знал о лаке в скрипке, а вы дали промашку, сказав, что он пришел посмотреть на скрипку, когда вы ушли, и поэтому он и был убит? – Деймон тяжело вздохнул. – Может быть, вы и правы, но если это один из выводов методом дедукции, которого вы придерживаетесь, пока их акции не повысятся на рынке…

– Да, похвастаться тут действительно нечем, – согласился Фокс. – Но тут есть еще один маленький фокус. – Он достал из кармана маленький блокнот и снял колпачок с ручки. – Посмотрите.

Его собеседники склонились над столом, наблюдая, как он рисовал на листке:

– Вот так фокус, – саркастически отозвался Деймон. – Как думаешь, Коссоу, ты сможешь научиться этому?

Фокс, не обращая внимания на выпад, попросил:

– Дайте, пожалуйста, ту записку, которую вам передала мисс Тьюсар.

Деймон протянул ему конверт, вынул из него листок бумаги и положил его рядом с блокнотом.

– Вот. Какая из моих свастик совпадает с той, которая нарисована в записке от нациста? Конечно, вы заметили разницу.

– Разумеется. Та, что слева.

– Правильно. Это традиционный рисунок свастики, который китайцы веками использовали как символ счастья. Но когда Гитлер решил взять свастику для своей эмблемы, он либо ошибся, либо специально изменил ее – так или иначе, но нацистская свастика та, что справа. Ни один нацист не нарисует свастику так, как она изображена слева. Следовательно, записку мисс Тьюсар прислал не нацист. Это подделка.

– Чтоб мне провалиться! – пробормотал Коссоу. – Можно взглянуть?

Фокс вырвал листок из блокнота и протянул его Коссоу, а записку положил в конверт и отдал Деймону.

– Может быть, это немного вам поможет, – сказал он. – По крайней мере вы не станете терять время, стараясь протянуть ниточку к Берлину или Бунду. И я очень надеюсь, что это не единственная ошибка, которую совершил наш неуловимый хитрец. А в таком случае ваше участие было бы весьма кстати.

Деймон хмуро посмотрел на него:

– Вы слышали, что я приказал выделить двадцать человек для выявления связи с нацистами?

– Да, слышал, – признался Фокс, – и страшно позавидовал. Целая армия, готовая к действиям!

– У вас есть еще какие-нибудь фокусы?

– По правде говоря… – раздумчиво ответил Фокс, – они лучше воспринимаются порознь. Конечно, вы, как всегда, услышите кучу вранья, но, полагаю, не от мисс Моубрей. В случае крайней необходимости она, возможно, и солгала бы, как любой человек на ее месте, но сомневаюсь, что ей есть что скрывать, и я верю ее рассказу о бумажке, в которую был завернут яд. Диего Зорилла – мой друг. Понимаю, что в ваших глазах это не доказывает его непричастности к отравлению Данхэма, но для меня здесь все ясно, если не случится еще чего-нибудь.

Остальных можете держать под подозрением, за исключением миссис Помфрет, но даже в ее случае я не дал бы письменной гарантии.

– Таблицу умножения я знаю. Я имел в виду ваши фокусы.

Фокс отрицательно покачал головой:

– У меня все. Если бы мне пришлось брать на себя расследование, чего я, слава богу, делать не собираюсь, я вынужден был бы начать с чистой страницы. – Он сунул в карманы блокнот и ручку, отодвинул стул и поднялся.

– Куда вы направляетесь?

– Не знаю. Если вы меня отпустите, то домой. Если нет, то, похоже, мне придется присоединиться…

Инспектор недоверчиво хмыкнул:

– Так я вам и поверю! Домой, бросив тут нерешенные вопросы? Мне ли вас не знать. А я вас знаю прекрасно. Вы останетесь здесь. Садитесь. Рядом с Коссоу.

Фокс улыбнулся:

– Я никаких обязательств не даю. Разве что какие-нибудь фокусы придут в голову.

– И я не даю. – Деймон повернулся к полицейскому в форме, сидевшему у двери. – Пригласите миссис Помфрет.

Миссис Помфрет вошла в библиотеку около семи. А когда библиотеку покинул помощник повара, последний из допрашиваемых, было уже за полночь. После того, как за ним закрылась дверь, инспектор Деймон устало выдал длинную очередь крайне выразительных и дурно пахнущих ругательств и уставился красными от усталости глазами на два блокнота, лежавшие перед детективом Коссоу и исписанные от корки до корки.

– Во всяком случае, – вздохнул Фокс, – сандвичи с копченой индюшатиной были хороши.

– Один из этих людей, – пробурчал Деймон, – отравил человека.

Это, разумеется, не было впечатляющим итогом шестичасовой напряженной работы, но дальше этого они не продвинулись. Никто не мог даже сделать предположения, в чьем сердце таилось желание убить Перри Данхэма. Кто-то признался в той или иной степени неприязни, которую к нему испытывал. Удалось установить, что яд положили в виски не после возвращения общества в библиотеку, а в то время, когда все находились в желтой комнате. Но список подозреваемых не стал меньше. Никто не видел, что кто-то подходил к столику с напитками, совершал какие-то подозрительные манипуляции, прикасался к бутылке с бурбоном или просто слонялся рядом, словом, вел себя странно. Короче, если кто-то и видел что-то, хоть в малейшей степени могущее оказать помощь обвинению, он держал это при себе.

Даже Гарда признала, что Дора бросала бумажку не крадучись и не прячась: она открыто подошла к этажерке и бросила ее в сосуд.

Трое – Кох, Дора и Генри Помфрет – с уверенностью утверждали, что Перри не пил до того, как они перешли из желтой комнаты в библиотеку, таким образом, вопрос о том, когда был отравлен бурбон, оставался открытым. Не было твердых оснований говорить, хотя это было весьма вероятно, что цианид подсыпали в бурбон в желтой комнате. Слуги свидетельствовали, что бурбон стоял вместе с другими спиртными напитками в незапертом шкафу в буфетной, и Шефер загрузил столик с напитками и покатил его сразу в желтую комнату. Не было ответа и на вопрос, когда последний раз пили виски из этой бутылки – этого никто твердо не знал.

Единственное действие, которое видели все и которое при обычных обстоятельствах могло бы стать отправной точкой в расследовании, приобрело черты совершенно фантастические: когда очередь отвечать на вопросы в библиотеке дошла до Хиби, все воспоминания о том, как она выбросила бутылку из окна, начисто улетучились из ее памяти. Допросив ее, Деймон лишился дара речи и молча уставился в ее сияющие от радости глаза. Фоксу из чувства сострадания пришлось вмешаться и попросить инспектора отпустить ее.

Приходил полицейский комиссар и, посидев около часа, ушел. Около девяти часов приехал окружной прокурор и уехал лишь в полночь. Из лаборатории и морга поступили более подробные заключения. Сержант Крейг со своим подразделением детективов, закончив работу, уехал. Кое-какие кости пришлось бросить в распахнутую пасть прессы; несколько человек отправили с ключом на холостяцкую квартиру Перри на Пятьдесят первой улице, надеясь, что среди бумаг и вещей, возможно, отыщутся факты, проливающие свет на это дело; выволокли из кровати полицейского капитана, расследовавшего самоубийство Тьюсара, и заставили его срочно приехать к окружному прокурору.

По-прежнему все, что можно было сказать, сказал инспектор Деймон в своей вырвавшейся из уставшего горла фразе: «Один из этих людей отравил человека».

Фокс встал со стула и быстро одернул на себе костюм.

– Итак, – заявил он, – если вы все еще верите, что я не прочь отправиться домой, возьмите показания у меня. Строго говоря, я готов изобразить негодующего гражданина. Хотите?

Деймон отрицательно покачал головой, потер глаза пальцами, поморгал, глядя на сосуд для благовоний, чтобы сфокусироваться, и встал.

– Ладно, – с отвращением сказал он, – давай свои записи, Коссоу. Думаю, что здесь мы уже больше ничего полезного не узнаем. – У двери он спросил у человека в форме: – Где они?

Фокс последовал за ним по коридору через большую прихожую в просторную комнату, которую мистер Помфрет называл собором. Сейчас ей больше подходило название «мавзолей» или даже еще что-то более мрачное, если такое существует. Двое полицейских, сидевших в ее противоположных углах, казалось, тоже заразились царившим здесь унынием. Семь измученных физиономий – супруги Помфрет отсутствовали, – повернулись к дверям навстречу инспектору. Кох сидел на стуле рядом с Хиби Хит, Диего сидел у окна в дальней части комнаты с Беком, Дора вытянулась на диване, Тед Гилл сидел с газетой у лампы, Гарда – у рояля. Кох начал было качать права, но Деймон поднял руку.

– Мы закончили, – кратко объявил он, – вы свободны. Возможно, кто-нибудь из вас или все завтра понадобятся мне снова, я прошу вас находиться по тем адресам, которые вы дали. Города не покидать. Если дамы желают, их проводят домой…

Тед выронил газету на пол и порывисто вскочил.

– Я провожу мисс Моубрей, – попросил он, направляясь к дивану, – можно?

Дора слабо запротестовала.

– В этом нет никакой необходимости…

– А я? – трагическим голосом вопросила Хиби Хит.

Растрепанная и жалкая, она выглядела просто восхитительно. – О, Тед!

– Если позволите, я с удовольствием провожу вас, мисс Хит, – поклонился Адольф Кох учтиво и вежливо, насколько позволяли обстоятельства.

– А вы, мисс Тьюсар? – спросил Деймон.

– Я провожу ее, – хрипло сказал Диего Зорилла без намека на какую-либо учтивость.

– Нет, не проводите, – отрубила Гарда. Хотя ее глаза были затуманены, они не потеряли способность сверкать. – Я возьму такси…

Диего пожал плечами и повернулся к Фоксу:

– Ты идешь? Ради бога, пошли отсюда.

Он двинулся к двери.

Фокс последовал за ним. В прихожей слуга подал им одежду, детектив в штатском наблюдал за ними. Им пришлось подождать, пока он не получил от Деймона указание выпустить их. Лифтер, позабыв о приличиях и выучке, смотрел на них не отрываясь весь путь вниз. Точно так же смотрел на них ночной персонал в холле, а также несколько человек, сидевших на скамейке у подъезда: привратник, двое полицейских и двое молодых парней, один из которых стремительно подскочил к Фоксу.

– Послушайте, мистер Фокс… Я дожидаюсь вас. Хотите дать пару колонок за вашей подписью…

Понадобилось пройти быстрым шагом целый квартал и сказать несколько крепких слов, чтобы тот отвязался.

– Перчатки у меня в правом кармане, – басил Диего, – а я всегда кладу их в левый.

– Точно, – кивнул Фокс, – они все перерыли. Моя машина стоит за углом на Шестьдесят девятой. Тебя подвезти?

– Я хочу выпить.

– Последние семь часов ты только и мог, что пить.

– Там я пить не мог. Глотнул шотландского – и меня чуть не вырвало. С желудком что-то. Может, зайдешь ко мне, перекусим сандвичами?

– Все, что ты хочешь знать, укладывается в одной фразе: у полиции не больше идей о том, кто убил Данхэма, чем у тебя.

Но Диего стал говорить, что просто хочет посидеть с другом, поесть и выпить. Фокс сопротивлялся, объяснял, что ему предстоит ехать на машине шестьдесят миль и перед этим необходимо поспать часов восемь, что утром надо подрезать виноград, но в конце концов сдался. По пути остановившись в круглосуточном магазинчике, они купили еды и подрулили к дому Диего на Пятьдесят четвертой улице – старому зданию из темного кирпича; в квартиру поднялись, одолев два пролета лестницы.

Несмотря на полное отсутствие стиля и довольно обшарпанную мебель, в средних размеров гостиной было уютно и приятно. Диего с испанской напыщенностью оказал Фоксу честь, взяв у него пальто и шляпу и повесив их в шкаф.

– Я накрою на стол, – сказал он. – Тебе с содовой?

– Прошу прощения, но нельзя ли кофе?

– Конечно. Сам я пью кофе только по утрам. Подожди минут десять.

– Отлично. С тобой, наверное, хорошо жилось бы любой женщине. Где можно помыть руки?

– Пройди туда. Вон дверь.

Фокс пошел в ванную. Закрыв дверь, он позволил себе роскошь самозабвенно зевнуть, а потом недовольно нахмурился. Он действительно собирался обрезать утром виноградные лозы, но он любил получать от этого занятия удовольствие и, прекрасно зная себя, понимал, что в данных обстоятельствах ему будет трудно полностью посвятить себя обрезке старых побегов. Даже теперь, когда ему страшно хотелось спать, он лишь невероятным усилием воли удерживался от того, чтобы не погрузиться в восхитительные извивы мыслительных процессов Хиби Хит.

Он вымыл руки с мылом, сполоснул лицо и стал искать полотенце. На вешалке его не было, не было и на крючке у двери. Слева была дверца поменьше, и он открыл ее, обнаружив за ней полки с множеством полотенец и всяких других вещей. Он взял турецкое махровое полотенце, предпочитая, как всегда, махровые полотенца гладким, и, вытираясь, пробежал глазами по забитым полкам. Но, несмотря на это проявление праздного любопытства и профессиональную наблюдательность, он ничего не увидел бы, если бы не обладал редкой остротой зрения, потому что в шкафу было темно. И он таки увидел ее. Что-то блеснуло за стопкой полотенец, прищурившись, он вгляделся получше и наконец протянул руку и вытащил на свет вазу.

Все более хмурясь, Фокс стал рассматривать ее. Черная глазурь. Изящные украшения из белой эмали внизу.

Посередине золотисто-желтые драконы и цветы, перемежающиеся с тоненькими зелеными ветками и листьями. Необычная, даже уникальная форма – мистер Помфрет и называл ее «уникальной».

Сомнений не было. Он держал в руках четырехугольную вазу Ван Ли, изображение которой Помфрет показывал Фоксу и которую, по убеждению миссис Помфрет, похитила Хиби Хит.

Глава 10

Фокс поставил вазу назад в шкаф, закрыл дверцу, повернулся к раковине и снова начал мыть руки. Нужно было время, чтобы подумать, как вести себя в этой ситуации. Конечно, никто его не обязывал как-нибудь себя вести вообще; то, как эта вещь попала в шкафчик к Диего, строго говоря, никакого отношения не имело к подрезанию виноградных лоз. Однако смешно было ожидать, что любопытство, унаследованное от обезьяньих предков, не взыграет в нем и не заставит влезть в это дело. Фокс вытер руки, достал из шкафа вазу, открыл дверь и, войдя в гостиную, спросил:

– Эй, Диего, откуда ты взял эту штуковину?

Что? – Диего поднял голову от сервировочного столика в другом конце комнаты. – Что я взял? О!..

Он увидел вазу. Лицо его окаменело. На мгновение он замер, затем шагнул к Фоксу.

– Эту красотку, – оживленно сказал Фокс, – откуда ты ее взял?

– Эту? – Диего зарычал. – Ну, не знаю. Кто-то мне ее дал. – Он протянул было руку, чтобы взять ее, но тут же опустил ее. – А что, она ценная?

– Несомненно. Я не эксперт, но думаю, это шестнадцатый век, династия Мин. Сколько ты за нее хочешь?

– О-о… я… Как ты ее увидел? Искал аспирин?

– Нет, полотенце. На вешалке не было. Слушай, я в самом деле с удовольствием ее купил бы.

– Конечно, кто сомневается! – засмеялся Диего, однако не очень натурально. – Я еще не видел такой вещи, которую ты не хотел бы купить. Но я… э-э, видишь ли, мне не хотелось бы тебя обманывать. Я сомневаюсь, что это стоящая вещь, – прямо не знаю, как и быть. Как ты умудрился углядеть ее? Там же темно…

– У меня зрение как у кошки. Заметил блеск зеленой и золотой эмали. – Фокс поставил вазу на стол. – Скажи, когда надумаешь ее продать. Пахнет кофе, верно?

Полчаса спустя Фокс уехал, о вазе они ни разу больше не вспомнили. Конечно, было вполне естественно, что после всех событий дня совместная ночная трапеза не обязательно должна была носить характер дружеских откровений, но Диего был таким кислым и угрюмым, что вполне разумно было задать вопрос, зачем, собственно, он просил своего друга ехать к нему в такой поздний час.

Итак, Фокс вел свою машину сквозь густой ночной туман, висевший клочьями над дорогой и не позволявший делать более сорока миль в час, и обдумывал новую шараду, лишившую его покоя. Было совершенно ясно: Диего знает, что ваза украдена у ее владельца Генри Помфрета и что она была самым ценным экспонатом его коллекции. Весьма вероятно, что Диего не крал вазы, либо если даже украл он, то сделал это по причинам, гораздо более сложным и романтическим, нежели просто в погоне за ценной вещью. Нет, положительно невозможно впихнуть Диего в рамки такой примитивной вульгарности…

Целую неделю эта загадка, вместе с другими, не менее неотвязными, сидела в голове Фокса, не находя ответа. Семь дней кряду он подрезал виноградные лозы и деревья, устраивал парники и теплые грядки, расчищал почву от зимней мульчи, чинил заборы, принимал роды у коровы и делал еще сто других работ, которые обычно он передоверял Сэму Тримблу и тем гостям Зоопарка, которые имели обыкновение таким образом платить за предоставленные им комнаты и питание. Это было его ежегодное приветствие приближающейся весне.

Только один раз, во вторник, его оторвал от дел звонок из Нью-Йорка: его попросили приехать в прокуратуру округа, но эта поездка не дала ничего нового. По вечерам он читал газеты. Но и дюжины публиковавшихся в течение всей недели колонок, посвященных убийству Данхэма и связи этого убийства с самоубийством Яна Тьюсара, не приблизили его к решению загадок. Хотя читались эти колонки легко и даже захватывающе. Газетчики каким-то образом добрались до лака в скрипке. Неизвестно, взяли они это из официального сообщения или нет, но, конечно, сделали из этого сюжета конфетку. «Газетт» даже опубликовала фотографию скрипки с кинжалообразной стрелой, указывающей на отверстие, в которое налили лак, что было выдающимся достижением журналистики, учитывая, что сама скрипка по-прежнему находилась в сейфе «Дей энд найт бэнк», куда Фокс ее поместил.

В среду в газетах появились аршинные заголовки о новой выходке Хиби Хит. Читая статьи, Фокс отметил, что и на этом ее поступке лежала печать ее удивительного гения: простота, не отягощенная сомнениями внезапность и безукоризненная глупость. Она взяла билет на самолет до Мехико-Сити, добралась туда, а когда ей послали телеграмму с требованием вернуться, отказалась это сделать. В четверг она все еще была там, и мистер Теодор Гилл поехал за ней. В пятницу они оба были в Мехико-Сити, явно не собираясь в обратный путь. В субботу «Газетт» врезала полиции за то, что она позволила Гиллу ловко выскользнуть из-под своего бдительного ока, однако воскресные газеты сообщили, что Гилл привез Хит назад.

Хиби дала интервью. Сказала, что уехала из Нью-Йорка потому, что хотела избежать преследований прессы.

(Фокс счел это шедевром.) Мехико-Сити выбрала по двум серьезным причинам. Во-первых, она там никогда не была, а во-вторых, первый международный рейс из Нью-Йорка после того, как она приняла решение его покинуть, был в Мехико-Сити. Она не имела ни малейшего желания улизнуть от выполнения своего долга содействовать расследованию, это было бы, заявила она, ужасно и отвратительно… Фокс вырезал интервью Хиби из «Тайме» и сунул в свой блокнот.

В понедельник Фоксу позвонила миссис Помфрет.

Говорила она с таким трудом, что он едва ее узнал. Она попросила его приехать как можно скорее. Он пообещал приехать в два часа дня.

Прибыл он с исключительной пунктуальностью и был препровожден к лифту, а затем на второй этаж квартиры, в комнату, напоенную ароматами и убранную сплошными шелками. Фокс даже засомневался, куда он попал – в гостиную или гардеробную, скорее в последнюю, подумал он. Шторы были задернуты, но и в полумраке он заметил, что лицо миссис Помфрет изменилось так же, как и ее голос: глаза, прежде веселые и живые, превратились в ледяные щелки между красных опухших век, а кожа, которая раньше могла привести в восторг самого Рубенса, приобрела тусклый свинцовый оттенок.

Все это отметил Фокс, пока пересекал комнату, направляясь туда, где она сидела.

– Я больше ни на что не гожусь, – протягивая ему руку, сказала она. – У меня голова закружится, если я встану. Возьмите тот стул, он самый удобный. Вы только что побрились.

Фокс улыбнулся:

– Видели бы вы меня сегодня утром!

– Хорошо, что не видела. Я хочу, чтобы вы нашли того, кто убил моего сына.

Фокс поджал губы.

– Видите ли, миссис Помфрет…

– Кто-то должен это сделать. Прошла уже неделя.

Прошло восемь дней. Не хочу, чтобы вы считали меня мстительной старухой…

– Не думаю, что для вас сейчас имеет значение, что я думаю.

– Ошибаетесь, имеет. – Она взяла носовой платок и промокнула глаза. – Я не плачу, просто у меня глаза болят. Я никогда не одобряла мстительных людей. И не хотела бы, чтобы люди меня такой считали. Но вы-то уж должны наверняка понять мое состояние. В моем доме, прямо на моих глазах умирает мой сын. Погибает от руки одного из близких мне людей. Неужели я так и должна терпеть эту неопределенность, возможно, всю жизнь, не зная, кто это сделал? Некоторые из них были моими друзьями! Я попросила моего адвоката навести о вас справки.

– Что ж тут такого? Обо мне и раньше наводили справки.

– Я вам верю. Он сказал, что человек вы несдержанный, но надежный и заслуживающий доверия. Я не хочу обращаться к какому-нибудь ловкому пройдохе, который занимается сомнительными делами. Он рассказал также о старой сплетне насчет того, что вы убили двух человек из-за какой-то девушки.

Фокс окаменел. Мгновение он сидел прямо и неподвижно, затем встал.

– Если вас интересуют сплетни… – ледяным тоном сказал он и направился к двери.

Полетевшее ему вдогонку восклицание не остановило его. Однако когда он подошел к двери, в плечо ему с невероятной силой впились пальцы, и он остановился. Решительным тоном, в котором не было и намека на извинение, она сказала:

– Невероятно! Я же не знала, что это вас так заденет! Да я просто сболтнула! Я иногда могу что-нибудь такое ляпнуть…

– Это плохая привычка, миссис Помфрет. Отпустите меня, пожалуйста.

Она ослабила хватку, рука ее упала, она сделала шаг назад и посмотрела на него, не уклоняясь от его холодного, пронизывающего взгляда.

– Не уходите, – сказала она. – Я прошу прощения.

Это в самом деле плохая привычка. Вы нужны мне. Я сама составляю мнение о людях. Я сказала моему адвокату, что собираюсь обратиться к вам, и он сам решил навести о вас справки. Мне это не нужно. Когда Диего сказал, что вы внесли деньги в фонд скрипки Яна, я, естественно, подумала, что вы хотите войти в круг моих знакомых, однако, когда вы отклонили мое приглашение на презентацию, поняла, что это не так. Но на этот раз вам не удастся уклониться. Не позволю. И не важно, считаете вы меня мстительной старухой или нет. Полиция ничего не довела до конца, либо она просто на это не способна, либо ее здорово перехитрили.

Она пошатнулась, но удержалась.

– Не могу стоять на ногах более двух минут. Не сплю, ничего не ем. Для меня это жестокий удар… пожалуйста, дайте руку.

Фокс подставил ей локоть и помог добраться до стула. Похоже, она действительно разбита, ибо уже дважды назвала себя «старухой», что немыслимо было представить себе еще десять дней назад. Кроме того, эгоцентричные люди обычно воспринимают удары судьбы, сохраняя достоинство.

– Садитесь, – сказала она. – Если хотите, я еще раз попрошу прощения. Я верна своим привычкам, даже в такой ситуации, как сейчас. Подождите, прежде чем сесть, возьмите под той вазой на столике чек. Это предварительный гонорар. Если этого недостаточно, скажите.

– Не будем спешить. – Фокс сел. – Вы уверены, что хотите нанять меня, миссис Помфрет?

– Конечно, уверена. Я никогда ничего не делаю не будучи уверенной, что хочу этого. Почему вы сомневаетесь?

– Потому что, как вы сказали, некоторые из этих людей ваши друзья. Вы сказали «были». Если я займусь этим, я либо доведу это дело до конца, либо сломаю себе шею. Например, что вы будете делать, если вашего сына убила Дора Моубрей?

– Дора? Она не делала этого.

– Но вполне могла. Или ваш муж, или Диего. Прошу вас, подумайте как следует. Это не кража вазы и не лак в скрипке – это умышленное убийство. Если я добуду прямые улики, я не смогу ограничиться конфиденциальным докладом вам. Один из этих людей пойдет под суд – ему вынесут приговор, и он умрет. Мне-то, строго говоря, все равно. А вам?

– Умрет, – резко сказала она и повторила: – Умрет…

– Такова кара за убийство, – разъяснил Фокс.

– Мой сын умер. В муках. Я видела его агонию. Ведь он умер?

– Умер.

– Приступайте.

– Прекрасно. Скажите, пожалуйста, что сказал вам сын после обеда в воскресенье. Когда я хотел допросить его о скрипке, а вы настояли на том, чтобы сначала поговорили с ним вы.

Миссис Помфрет моргнула.

– Вы были рядом, когда меня об этом спросил инспектор, и я ему ответила. Он ничего не сказал.

– Знаю. Вы сказали, что он рассмеялся в ответ на ваши опасения и поклялся, что взял скрипку из коробки только для того, чтобы подшутить надо мной. Но сейчас-то вы разговариваете не с полицией. Вы разговариваете с человеком, которого наняли расследовать убийство, и, поверьте, ваш сын взял скрипку не для того, чтобы подшутить надо мной. Ничего похожего на шутку в его действиях не было. Я хочу, чтобы вы точно передали мне, что он сказал вам, когда вы спросили его об этом?

Час спустя Фокс был еще там, и миссис Помфрет все еще, понурившись, сидела на стуле и отвечала на его вопросы. Еще час спустя она откинулась на спинку стула и закрыла глаза, а Фокс все задавал вопросы. Около пяти он наконец ушел. Он унес с собой много такого, чего у него не было, когда он пришел к миссис Помфрет.

В кармане – чек на пять тысяч долларов, ключ от холостяцкой квартиры Перри Данхэма на Пятьдесят первой улице, записку «Тому, кого это касается» за подписью миссис Помфрет.

В памяти – показания миссис Помфрет.

Она подозревала, что Перри находился в связи с Гардой Тьюсар на основании слов Яна, но точно этих слов она не помнила.

Гарда разорвала помолвку с Диего Зориллой после несчастного случая, который поставил крест на его карьере; Диего все еще безнадежно влюблен в нее.

Вазу Ван Ли украли на вечере, который она устроила по случаю вручения Яну скрипки.

Хиби Хит следовало бы посадить в тюрьму.

Если вазу украла не Хиби Хит, то наверняка ее украл Адольф Кох, поскольку его коллекция значительно уступала коллекции мужа.

Адольф Кох – кобель и распутник.

В его голове были также собственные умозаключения.

Миссис Помфрет искренне любила Перри и искренне скорбела по нему, но самым невыносимым был для нее удар по самолюбию – сына убили нагло и гнусно прямо на ее глазах! Уязвленное самолюбие требовало отмщения.

Неутолимая ненависть миссис Помфрет к Хиби Хит представляла собой типичную реакцию женщины, которая одних лет со своим мужем или старше его, на хорошенькую девушку.

Миссис Помфрет хотела, чтобы Перри женился на Доре Моубрей.

По большей части все это имело определенный интерес для изучения человеческой природы, размышлял Фокс, выйдя на улицу, но никак не могло решить вопрос, кто отравил Перри Данхэма и довел до самоубийства Яна Тьюсара. А хуже всего, что единственная версия, которой он в силах заняться сейчас, была самой неприятной для него лично. Но ничего не поделаешь: взялся за гуж – не говори, что не дюж.

Отыскав аптеку с телефоном, он позвонил Диего домой, однако не дождался ответа и позвонил в студию «Метрополитен бродкастинг компани» и застал его там.

Диего говорил грубо, почти забыв о приличии: дескать, занят партитурой и не скоро освободится. Лишь когда Фокс нажал на него, он пообещал быть дома к шести часам. Фокс повесил трубку, хмуро глядел на аппарат еще полминуты, потом набрал второй номер, и тут ему повезло больше. Вернувшись к своей машине, он доехал до отдела по расследованию убийств на Двадцатой улице, уведомил о своем прибытии инспектора Деймона, и тот его немедленно принял.

Любому, кого интересовало бы истинное положение дел с расследованием убийства Данхэма, стоило бы понаблюдать, как Деймон встретил Текумсе Фокса: инспектор вышел из-за стола навстречу гостю и пожал ему руку.

Фокс улыбнулся:

– Боже мой, неужели дела так плохи?

– Здесь хорошо не бывает. – Деймон указал ему на стул. – У нас одни преступления. До чего-нибудь додумались?

– Не-а. Я в умственном стопоре. Жаль, если вы считаете меня Санта-Клаусом. Как дело Данхэма?

– Двигается. А кто им интересуется?

– Я и тот, кто меня нанял. Я получил работу. – Фокс вынул из кармана конверт, достал листок нотной бумаги из блокнота и передал Деймону. – Вы будете рады узнать, что я убедил миссис Помфрет не выгонять вас с работы.

Деймон вобрал содержание краткой записки одним взглядом, вернул ее, хмыкнул и мрачно посмотрел на Фокса.

– Когда закончите с делом Данхэма, могу предложить заняться поножовщиной в Гарлеме, – сказал он саркастически.

– Спасибо. Я свяжусь с вами. Миссис Помфрет дала мне это поручение лишь час назад. От меня не требуется что-то держать в секрете или скрывать; она просто желает знать, кто убил ее сына. Только и всего. Если вы это знаете, я пошлю ей ответ по почте и отправлюсь домой. Знаете?