Текст книги "Кукольник из Кракова"

– Мне жаль, что ты увидела, что произошло на улице, – сказал Рене Кукольник. – Если бы я знал, что они собираются повалить статую…

– Вот чего я никак не пойму – это же просто статуя. Почему они ее так ненавидят? – спросила Каролина. – Люди обычно не воюют статуями или стихами.

– Адам Мицкевич всегда давал нам, полякам, надежду. Его слова уже сотню лет вдохновляют нас и придают сил для борьбы. Поэтому немцы хотят уничтожить любые напоминания о нем, – пояснил Кукольник. – Можно убить человека, Каролина, но уничтожить историю его жизни очень сложно. Никто не может окончательно исчезнуть, если история его жизни еще живет.

Каролина подумала об этом и решила, что Кукольник прав. Она все еще хранила в своем сердце истории жизни всех, кого знала в Стране Кукол, хотя они и не могли рассказать их сами. И это было важно.

– Что будет с обломками господина Мицкевича? – спросила Рена.

– Когда немцы уйдут, мы соберем их и восстановим статую, – заверил Кукольник. – Мы должны это сделать. Мицкевич принадлежит нашему народу, мы его не отдадим.

– Никогда не отдадим, – согласилась Каролина. – Наверное, нам лучше сесть, если мы не хотим привлечь к себе внимание, – все молятся.

Но она заметила, что это не совсем так. Двое людей, спрятавшихся в углу, – мужчина и мальчик примерно Рениного возраста – обращали мало внимания на священника. Мужчина с бешеной скоростью чертил что-то карандашом в кожаном блокноте. Его волосы были такого же цвета, как вишни, которые Кукольник ел летом, и это было странно. Но когда он поднял голову, Каролина увидела его глаза – серебристые и круглые. Как пуговицы.

Она охнула, но Кукольник не услышал. Хор мальчиков начал петь гимны, и их голоса заполнили все уголки храма. Ее друг закрыл глаза, чтобы насладиться музыкой. И чтобы забыть о разбитом памятнике, подумала Каролина.

Однако Рена заметила, что Каролина не отрывает взгляда от шепчущего мальчика и мужчины с серебряными глазами.

– Давид, – сказала она.

– Кто? – переспросила Каролина.

– Этого мальчика зовут Давид, – сказала Рена. – Он живет этажом ниже с мамой и маленькой сестрой. Мы вместе ходили из школы – когда она еще была.

Каролина смутно помнила Давида – она видела его в тот день, когда они познакомились с Трэмелами. Но смеющийся мальчик, который вбежал в гостиную следом за Реной, лишь отдаленно походил на теперешнего Давида. Наброшенное на его плечи пальто напоминало броню. В сумрачном свете желтая звезда, вышитая на куртке, сияла ярче, чем зажженные свечи.

Каролина так погрузилась в воспоминания о Давиде, что испугалась, когда Рена подошла к настоящему мальчику.

– Привет, Давид, – тихо сказала она.

Мальчик резко обернулся, и его глаза расширились от страха. Но как только он увидел Рену, страх пропал.

– О, – сказал он, – привет, Рена.

– Что ты здесь делаешь?

Мальчик посмотрел на мужчину с серебряными глазами, словно спрашивая позволения ответить. Тот кивнул, и Давид сказал:

– Я просто… должен купить лекарства. У мамы закончились талоны на еду, а моя сестра заболела. И вот я пришел сюда.

– Надеюсь, Данута скоро поправится. Но почему ты покупаешь лекарства в церкви? – спросила Рена.

Каролину это тоже удивило, но спросить сама она, конечно, не могла.

Давид пожал плечами.

– Потому что немцы не хотят, чтобы у нас были еда и лекарства, а это единственное место, куда, по их мнению, мы не можем прийти. Вот люди и приходят сюда с тем, что нам нужно, а мы это у них покупаем.

– Как забавно… – сказала Рена.

Давид не успел ответить – к ним подошел Кукольник и сразу извинился.

– Простите, пожалуйста, если мы помешали… вашим делам, – прошептал он человеку с серебряными глазами. Кажется, он и без объяснений Давида понял, что здесь происходит, хотя Каролина в душе была согласна с Реной: покупать что-то в церкви – это немного странно.

– Я думал, здесь волшебники мудры и могут распознать волшебство, когда его увидят, – произнес тот со смешком и сунул блокнот в карман. А потом сказал, обращаясь к Давиду: – Лекарство будет готово завтра. И не беспокойся о деньгах.

– Спасибо, сэр. – Давид кивнул мужчине и отступил к двери, но перед тем, как выйти, улыбнулся Рене.

– Пока! – сказал он и исчез, прежде чем Рена успела попрощаться.

Похоже, подумала Каролина, у него такая привычка.

Между тем Кукольник наконец нашелся, что ответить на слова незнакомца.

– Волшебники? Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал он.

Но человек с серебряными глазами не сдавался.

– Вы – единственный волшебник в Кракове. И, похоже, один из нескольких во всей Польше, – сказал он и, протянув бледную тонкую руку, двумя пальцами приподнял подбородок Кукольника.

– Вы принимаете меня за кого-то другого, – сказал Кукольник и отступил на шаг.

Человек с серебряными глазами опустил руку в карман пальто. Ткань была засаленная и больше походила на шкуру животного, чем на вельвет.

– О, да бросьте… – сказал он. – Я слышу сердцебиение куклы, которую держит эта девочка, так что давайте не будем притворяться, что мы не те, кто есть.

Лаканика тоже слышала стеклянное сердце Каролины. Неужели ее существование настолько явственно?

– А вы кто такой? – выпалила Каролина. Может быть, ей не следовало заговаривать первой, но какой смысл притворяться обыкновенной куклой, когда Краков, по-видимому, просто пропитан волшебством?

– Называйте меня историей, – ответил серебряноглазый человек.

– Историей? – спросила Рена. – Какой историей?

– Той, которую знают все на свете, – ответил человек. Он наклонился, и его каблуки оторвались от пола. – Той, которую вы слышали много-много раз. Вначале я был деревенским разбойником, а теперь краду не у скупых баронов и маркграфов, а у немцев.

Кукольник издал сдавленный смешок.

– Не хотите же вы, чтобы я поверил, будто передо мной Юрай Яношик, – сказал он, – разбойник вроде Робина Гуда, который отбирал у богатых и давал бедным? Во всяком случае, так говорится в сказках.

Это имя зажгло искорку любопытства в разноцветных глазах Рены.

– Юрай Яношик? Я читала о нем в одной из твоих книг, – сказала она. – Но я не знала, что он живет вне книги.

– Он и не живет, – ответил Кукольник. – Давным-давно мог жить на свете такой человек, но он умер три столетия назад.

– Нет, – возразил Яношик. – Тут вы ошибаетесь. Я – самый настоящий человек, просто я умер и стал историей. Чем больше людей пересказывают какую-нибудь историю, тем более живой она становится. И вам ли бросать в меня камнем, Кукольник? Есть ли что-нибудь более глупое, чем живая кукла?

– Каролина не глупая! – воскликнула Рена. Она одобряла доброту этого человека по отношению к Давиду, но это не извиняло его грубости. – Она мой друг.

– Да! – подтвердила Каролина. – Я не виновата, что меньше по размеру, чем любой человек в этом мире.

Яношик фыркнул. Он совершенно не выглядел пристыженным. Но он же – миф, история; Рена и Каролина должны быть малышами в его глазах.

– Приношу извинения. Я просто хотел объяснить вашему другу свою точку зрения, – сказал он. – Мы тут все заодно, а он не хочет воспользоваться своим талантом. Идет война, если никто не позаботился вам об этом сообщить.

– Я знаю, – отрезал Кукольник, прорычав каждый звук, как будто он говорил не человеческим, а волчьим языком. – И делаю, что могу.

– До того, как все это закончится, вам придется сделать гораздо больше, – заявил Яношик.

– Откуда вы знаете, что он делает? Вы что, следите за нами? – возмутилась Каролина, ерзая в руках Рены. Если бы она была размером с Кукольника, то набросилась бы на Яношика, как коршун. – Я в жизни не видела большего нахальства!

– Ничего не поделаешь, – ответил Яношик. – Ваш друг – волшебник, а мы – волшебные создания. Конечно, мы обращаем большое внимание на него… и на то, что он делает.

Он взмахнул своими длинными пальцами, очертив фигуру Кукольника. Может, когда-то он и был человеком, подумала Каролина, но теперь его плоть была белой, как бумага, на которой напечатана его история.

– Какой помощи вы от меня ожидаете? Присоединиться к Сопротивлению и подрывать немецкие эшелоны? Я давным-давно дал себе слово не причинить вреда ни одному человеку, – заявил Кукольник. Палка выскользнула у него из рук, и ему пришлось неуклюже нагнуться, чтобы она не укатилась по мраморному полу.

– Можно бороться и по-другому, – сказал Яношик. – Посмотрите на меня – я больше не пользуюсь кулаками или мечом.

Кукольник украдкой взглянул на Рену.

– И что вы предлагаете мне делать? – спросил он.

– У вас есть волшебство, – ответил Яношик. – Так пользуйтесь им. Я пользуюсь своим каждый день. Иначе как, вы думаете, выходит, что они меня до сих пор не поймали?

При этих словах его глаза блеснули еще ярче, словно он надеялся, что колдуны попытаются это сделать, и тогда он сможет посмеяться над их неудачей.

– Вы думаете, я могу этим управлять… – начал Кукольник.

– Но вы действительно настоящий волшебник, – сказала Рена, дернув его за край пальто. – Мы даже встретили кое-кого, кто это подтвердил. Правда, Каролина?

– Правда, – сказала Каролина. Она понимала, что должна была раньше сказать Кукольнику об этом, но какая была бы от этого польза? У него все равно не было времени слушать шепот феи лугов, когда нужно было решать столько практических вопросов.

– Кто это еще в меня верит? – спросил Кукольник и посмотрел на обеих осуждающе.

Каролина подумала, что вполне заслужила такой взгляд.

– Это фея луга, сбежавшая от немцев, – ответила она. – Мы с Реной говорили с ней в тот день, когда вы с Джозефом были в парке.

– Вот видите? – Яношик похлопал Кукольника по плечу. – Кукла права: вы и правда волшебник. А что, вы могли бы оживить статую господина Мицкевича, если бы захотели!

– Немцы свалили статую господина Мицкевича, – мрачно сказал Кукольник. – Или вы давно не были на площади?

– Они играли частями статуи в футбол, – подтвердила Каролина таким же мрачным, как у Кукольника, голосом.

– Он вернется, – произнес Яношик.

– То же самое говорил мне Кукольник, – сказала Рена, широко улыбаясь.

Яношик полез в карман, и Каролина подумала, что он хочет достать блокнот, в котором что-то записывал, когда они вошли в церковь. Но то, что он вынул из кармана, было тканевым мешочком размером не больше его кулака.

– Это сахар, – сказал он и положил мешочек в карман Кукольника. – Может, вы с Реной позавтракаете не только хлебом.

– Я… Спасибо, – сказал Кукольник.

– Оставайтесь мягким. Будьте сильным, – сказал Яношик и обернулся к Каролине: – Оставайся с ним. Столько, сколько сможешь.

О чем он говорит? Еще одно загадочное предупреждение, похожее на то, что дала ей фея лугов.

– Конечно, я останусь, – ответила Каролина. – И позабочусь о нем. Я и так все время это делаю.

– Изо всех твоих сил, – сказал разбойник.

– Изо всех моих сил, – подтвердила кукла.

И когда она поняла, что только что дала торжественную клятву, сердце ее качнулась вперед и назад, как игрушечная лошадка из магазина.

Но Каролина знала, что эту клятву она должна была дать.

* * *

Когда Рена вечером ушла из магазина, Кукольник долго еще был тихим и задумчивым, как падающий за окном снег. Он зажег на рабочем столе свечу, и Каролина села рядом, позволив волнам тепла обволакивать ее подобно пушистому коту.

Наконец Кукольник заговорил и произнес то, чего Каролина никак не ожидала от него услышать.

– Я собираюсь зарегистрироваться как немецкий гражданин, – сказал Кукольник. – Мне не нужно, чтобы меня считали немцем, и не нужна дополнительная порция продуктов. Но мы оба знаем людей, которым она нужна.

– Да, – согласилась Каролина.

– Но, – вздохнул Кукольник, – если это обнаружится, Трэмелы будут наказаны. И жестоко, гораздо более жестоко, чем был бы наказан я.

– Тогда не попадайся, – сказала Каролина. Она мотнула головой в сторону церкви, единственного строения на площади, чьи окна все еще были освещены. – Будь умным, как Яношик.

– Яношика повесили, ты знаешь, – задумчиво сказал Кукольник. – Так сказано во всех книгах о нем. В конце концов они поймали его и повесили. Но все-таки он как-то остался жив.

– Мы же волшебные. А значит, мы умеем выживать, – сказала Каролина, чувствуя, что это утешение и для нее, и для Кукольника.

Глава 11. Колдуны и Мыш

Вот так немцы и украли настоящее имя Кукольника, но Каролина считала, что в конце концов он оказался гораздо умнее, чем они. Еда – более твердая валюта, чем имя. Музыка, искусство, смех – все эти дары происходят от полного желудка.

Но регистрация имела и побочный эффект: в магазин стали приходить посетители-немцы. И хотя они приносили с собой деньги, от них не было никакой радости. Это были люди не смешанной национальности, как Кукольник, а настоящие немцы. Молодые женщины с детьми, которые приехали сюда к своим мужьям, отцам и братьям. Жизнерадостная ведьма в регистрационной конторе сказала Кукольнику, что Краков будет центром немецкой культуры, и это подтверждалось внезапным прибытием стольких иностранцев.

Первый из таких посетителей пришел в магазин в полдень, когда Кукольник как раз закончил ланч и принялся за работу над новой игрушкой, а Рена выманила из норки Мыша, чтобы поиграть. Новый посетитель, точнее, посетительница совершенно не отличалась от любой польки. У нее были пшеничного цвета волосы, собранные в узел на затылке и открывавшие розовощекое лицо и бледные глаза. Но она заговорила с Кукольником не по-польски, а по-немецки.

Когда Каролина услышала из уст женщины немецкую речь, ей захотелось спрыгнуть со стола и зашипеть, как разъяренная кошка. Даже Кукольник заметно напрягся, услышав:

– Простите, вы герр Биркхольц?

Из-за женщины выглянул мальчик примерно того же возраста, что и Рена, в черной шапке, почти закрывавшей волосы. В одной руке он держал печенье в форме звезды. Крошки сахара, словно присыпка на пасхальном куличе, прилипли к его губам.

– Да, это я. Чем могу вам помочь? – спросил Кукольник, обращаясь к злой колдунье так же мягко и вежливо, как и к любому посетителю магазина. Но он перешел на немецкий, и само по себе это немного изменило его манеры. Он сидел немного прямее, чем обычно, а его речь была чуть более отрывистой.

– Я ищу подарок на день рождения для дочери моего друга. Ей скоро исполнится три года, – сказала женщина, с явным облегчением услышав, что они говорят на одном языке.

Каролине на мгновение стало жаль женщину, которая, возможно, и не хотела приезжать в Краков. Может, ее муж был немецким офицером или одним из многих бизнесменов, которые приехали в город, чтобы заниматься производством кастрюль и сковородок или военной формы?

Но не важно, почему они приехали. Может, она и ее сын и не настоящие захватчики, но это не делает их желанными гостями в Кракове – и в магазине Кукольника.

– Ух ты! – воскликнул мальчик, проскочил мимо матери и подбежал к полке с плюшевыми игрушками. – Смотри, мама! Зверюшки!

Мальчишка дернул за хвост льва, будто пытаясь его разбудить.

Каролина поморщилась. Польские дети, которых она видела в магазине, не были такими грубыми, и Рене никогда бы не пришло в голову так обращаться с игрушкой.

– Я вижу, – сказала женщина, натянуто улыбнувшись. Выражение ее лица заставило Каролину задуматься, а нравится ли вообще этой женщине ее грубоватый сын в этой черной шапке.

Повернувшись к Кукольнику, женщина спросила:

– Есть у вас что-нибудь для маленькой девочки?

– У меня есть тряпичные куклы, – ответил Кукольник. – И много разных деревянных лошадок, если они ей нравятся больше.

Женщина кивнула.

– Мне посоветовали прийти сюда. Здесь есть другие магазины игрушек, но их куклы несколько примитивны для хорошей немецкой девочки, – сказала она. – Думаю, они больше подойдут местным покупателям. Хотя, я уверена, в нынешние времена они не приносят много дохода.

Кукольник снова занялся куском дерева, резкими движениями ножа снимая стружку. Из этого куска он выреза`л королеву-воительницу, вкладывая в работу свой гнев и горячее желание видеть, как немцы уйдут из города, – даже если сам себе в этом не признавался.

Это уж Каролина, будучи его куклой, должна была знать его сокровенные желания.

– Уже почти двадцать лет местные жители покупают у меня игрушки, – ровным голосом произнес Кукольник. – И, думаю, будут и дальше покупать.

– Понятно, – сказала женщина, и ее щеки стали красными, как ленты в волосах у Каролины. Трудно было не испытывать удовольствия от молчаливого признания женщиной своей вины. Она была груба и заслужила стыд.

Но Кукольник не мог больше игнорировать ее, как бы ему этого ни хотелось. Чем быстрее покупательница выберет игрушку, тем быстрее уйдет. Он со вздохом отложил нож и подошел к ней, чтобы помочь.

В это время сын злой колдуньи тыкал и дергал игрушки – он запихнул печенье в рот, чтобы освободить обе руки. Он сталкивал одну плюшевую игрушку с другой, воображая, что между ними происходит великая битва.

– Р-р-р, р-р-р… – рычал он, заставляя льва набрасываться на муравьеда, которого швырнул о стену.

Каролина села, слегка подавшись вперед, так что могла наблюдать за посетителями сквозь завесу своей челки. Как же ей хотелось, чтобы Кукольник выбросил их вон!

Но Рену, казалось, не беспокоило поведение мальчика. Она улыбнулась ему и сказала:

– Ты любишь животных?

Мальчик оглянулся на нее через плечо.

– Ну да, – сказал он.

– Мой мышонок только что освоил новый трюк, – сказала Рена. – Он теперь умеет танцевать! Хочешь посмотреть?

– Твой мышонок? – Мальчишка бросил льва и с интересом направился в угол, где сидела Рена. Увидев Мыша, он скривился. – Фу! Я думал, ты говоришь про игрушечного мышонка, а не про настоящего. Зачем ты с ним играешь? Разве не знаешь, что они грязные?

– Мыш не грязный, – сказала Рена. – Он очень аккуратный и всегда умывается.

Она провела пальцем по его спинке.

– Видишь? А еще он мягкий.

– Мыши – это вредители, – холодно ответил мальчик и посмотрел на Каролину, словно маленький краснолицый генерал, раздающий приказы и сообщающий неоспоримые факты. – Так говорит мой дядя. Они такие же вредные, как тараканы и вши. Они воруют и разносят болезни.

И тут его взгляд упал на желтую звезду, вышитую на блузке Рены.

– Похоже, ты тоже вредитель.

– Я не вредитель, – сказала Рена. – Я девочка.

И хотя она говорила ровным голосом, Каролина знала, что слова мальчика задели ее.

– Нет, ты еврейка, – сказал мальчик. Прямо на глазах у Каролины его губы искривились и стали похожи на кусок колючей проволоки. – Так что ты не лучше этого отвратительного мышонка. Вам обоим здесь не место. Убирайтесь!

С этими словами он опустил ногу прямо на Мыша.

Рена вскрикнула.

Каролина хотела сделать то же самое, но увидела, что мальчик поднял ногу.

Рена бросилась на мышонка, чтобы защитить его, если мальчик снова захочет на него наступить. Учитывая характер мальчишки, Каролина подумала, что, скорее всего, именно это он и сделает. Мышонок уже был ранен: его задняя лапка и мягкий розовый хвостик оказались раздавлены ботинком мальчишки.

Каролина собрала всю свою волю, чтобы не наброситься на него.

Кукольник, который в это время показывал злой колдунье кукольного младенца, опустил его в колыбель.

– Что случилось? – спросил он. И тут же, посмотрев вниз, увидел Мыша и слезы на глазах Рены.

– Это была просто мышь, – пожав плечами, сказал сын злой колдуньи. – Как ты можешь быть настоящим немцем, если у тебя в магазине мыши и евреи? Разве мы не должны избавиться от всего этого?

Лицо Кукольника побелело от гнева. Он протянул руку и, схватив мальчишку за воротник, оттащил от Рены и ее раненого друга.

– Как ты смеешь?! – прорычал он.

– Уберите руки от моего сына! – взвизгнула злая колдунья.

На мгновение Каролине показалось, что сейчас Кукольник шлепнет мальчика, вместо того чтобы подчиниться ей. Раньше она, как ни пыталась, не могла представить Кукольника в солдатской форме, которая стопкой лежала на дне его шкафа. Но теперь она поняла – он может быть свирепым, если захочет.

Наверно, стать таким мягким, каким он был, стоило ему большого труда.

Прошла еще секунда, прежде чем Кукольник отпустил мальчика.

– Ваш сын жесток, – сказал он, – но он все-таки ребенок. Он делает то, что делают окружающие его взрослые, так что в его поведении виноваты вы, фрау. Уходите из моего магазина и больше не возвращайтесь.

Он отпустил воротник маленького злого колдуна, и мальчик вцепился в мать.

– Не беспокойтесь об этом, – сказала женщина и задрала подбородок, как будто это Кукольник оскорбил ее. – И обещаю вам, что вы потеряете свой магазин… если не больше.

Произнеся угрозу, ведьма схватила сына за руку и потащила его из магазина.

Теперь, когда злые колдуны ушли, Каролина снова могла свободно разговаривать. Перегнувшись через край стола, она позвала:

– Рена!

Она не стала спрашивать девочку, все ли с ней в порядке, – это было бы глупо.

Кукольник изо всех сил старался унять свою ярость, но Каролина видела, что в его глазах, когда он склонился над Реной, все еще вспыхивали искры гнева.

– Мне так жаль, – сказал он и положил руку ей на плечо.

Но Рена не хотела, чтобы он ее утешал. Она не отрывала взгляда от Мыша, который сворачивался клубочком, будто пытался закрыть поврежденные лапки и хвостик.

– Вы чините игрушки, господин Бжежик, пожалуйста, вы сможете его вылечить! – воскликнула Рена. Глаза ее сияли, как два бриллианта, хотя были обязаны своим блеском стоявшим в них слезам. Способность выражать свою боль слезами показалась Каролине печальным волшебством. – Пожалуйста!

– Рена, Мыш – живое существо. А игрушки – нет. Я очень хотел бы ему помочь – больше всего на свете, но я не врач, – сказал Кукольник.

Каролина переступила со стола на его плечо.

– Ты ведь сделал мне тело, чтобы я могла жить с тобой, – прошептала она Кукольнику на ухо. – Это волшебство, правда? Ты можешь сделать то же самое для мышонка, чтобы он мог жить с Реной.

– Ну, это не настоящее волшебство, – проворчал Кукольник. – Это было случайно.

– Ты это сделал, потому что очень захотел, – сказала Каролина. Она решила не обращать внимания на его сердитый тон, ведь он был напуган и расстроен, а от таких чувств могут раздражаться и куклы, и люди. – Это и есть волшебство – вызывать события, потому что ты хочешь, чтобы они стали реальностью.

Она ждала, что Кукольник возразит, но уже во второй раз он промолчал и только вздохнул, глядя, как тяжело поднимается и опускается грудь Мыша. Скоро маленькому другу Рены уже нечем будет помочь.

Неужели же он будет сидеть и смотреть на это?

Каролина уже почти устыдилась своей просьбы, как вдруг Кукольник снял руки Рены с мышонка и положил их ей на колени. Она посмотрела на него умоляюще и повторила:

– Пожалуйста, помогите ему!

– Я постараюсь сделать все возможное, – ответил Кукольник и поцеловал ее в лоб.

Он не мог убрать колючие слова «Площадь Адольфа Гитлера» с Главной площади, выгнать немцев или вернуть своих погибших на войне друзей. Но, может быть, он сможет вылечить маленького мышонка.

Кукольник положил руки на Мыша, стараясь не придавить поврежденную лапку, и закрыл глаза. Казалось, по ним полилась вся его печаль, и Каролина знала, что она связана не только с судьбой мышонка. Это была печаль из-за всех ужасов, которые происходили теперь в мире, где они жили.

И только Каролина собралась сказать своему другу слова утешения, как вдруг заметила, что воздух изменился. Он наполнился ароматом доброго ветра и благоуханием роз, которых лишила их зима.

Этот миг прошел, и мир снова вернулся в прежнее серое и мрачное состояние. Кукольник поднял руки, хотя Каролина и не хотела этого. Ей не хотелось снова видеть раненого мышонка и бессильные слезы Рены.

– Что такое?.. – начал Кукольник и умолк.

Лапка Мыша была целой и невредимой, а его хвостик весело вертелся. Он закрутился волчком, показывая Рене свой танцевальный трюк, и было видно, что мышонок в восторге от своего выздоровления.

– У вас получилось! Вы его вылечили, господин Бжежик! – воскликнула Рена.

– Ура! – крикнула Каролина. Она подпрыгивала, и ее юбка надувалась пузырем. Никогда бы она не подумала, что будет так радоваться выздоровлению близкого родственника ужасных крыс.

Но их радость продолжалась недолго. Только Рена хотела взять мышонка на руки, как он поднял свою серую головку и сказал Кукольнику:

– Спасибо.

Вот тут-то Каролина поняла, что Мыш не излечился. Он изменился.

Его шерстка превратилась в серый волнистый вельвет, покрывавший тельце, глаза стали двумя круглыми черными пуговицами, блестящими от любопытства, а усы – это были две струны, которые вертелись туда-сюда, когда он двигался.

Кукольник от удивления раскрыл рот.

– О… Ох, малыш… Я не думал, что так случится.

– Мыш! – позвала Рена.

Мыш поклонился ей, отставив назад лапку.

– Леди Рена, – сказал он.

Говорил он глубоким, бархатным голосом джентльмена, а не тонким писклявым голоском, которого ожидала Каролина от такого маленького зверька. Может быть, Мыш все это время был принцем или герцогом, защищавшим свой народ от котов и мышеловок, которых было так много в других магазинах на Главной площади? По его поведению Каролина решила, что так оно и было.

– Но… Как же такое возможно? – Кукольник посмотрел на свои руки, словно они могли выдать секрет волшебства, которое он только что совершил. – Я хотел только вылечить Мыша. Я не собирался превращать его в игрушку, а уж тем более в говорящую.

– Ведь Каролина стала разговаривать после того, как ты сделал ей новое тело? – заметила Рена. – Может, потому и Мыш может говорить с нами – ведь он теперь игрушка.

Так дети смотрят на волшебство, и логика Рены была совершенно понятна Каролине. Но она все-таки немного тревожно смотрела на Мыша, прыгнувшего в протянутые руки Рены. Со своими большими розовыми ушками и улыбкой, вышитой нитками, Мыш все-таки был очень похож на крыс из Страны Кукол. Но одно дело, когда рядом сидит игрушечная мышка, и совсем другое – если это кто-то, кто умеет ходить, говорить и даже орудовать мечом.

– Она совершенно права, – сказал Мыш. – До сих пор я не мог ни с кем из вас говорить, ведь вы не говорите по-мышиному. Но игрушки всегда говорят на языке, на котором говорят их владельцы.

– Прости меня за то, что я позволила мальчику причинить тебе боль, – сказала Рена.

– Это не ваша вина, леди Рена! – воскликнул Мыш и потерся носиком о ее щеку. – Вы же не знали. Вы всегда были так добры ко мне. Вы дали мне хлеба, когда в других домах все гнали меня. – Он повернулся к Кукольнику. – А вам я бесконечно признателен, добрый господин. Я перед вами в вечном долгу и отплачу вам добром.

– Я… не за что, – сказал Кукольник.

– О каком долге ты говоришь? – спросила Каролина. – Как ты собираешься отплатить? Ты ведь игрушечная мышь! Как же ты можешь ему помочь?

Правда, Каролина и сама была всего лишь куклой, но она знала Кукольника лучше всех. А это значило – она знала, как ему помочь.

– Пока не знаю, – сказал Мыш, шевеля усами. – Но может быть, когда-нибудь я пойму.

– Если ты будешь присматривать за Реной, я буду считать твой долг оплаченным, – улыбаясь, сказал Кукольник.

– Мыш правда может пойти ко мне домой? – спросила Рена. Глаза ее засветились радостью при мысли, что Мыш может жить с ней, – она не верила, что всего лишь десять минут назад была на грани отчаяния.

Но разве не бывает в жизни, подумала Каролина, что все совершенно меняется за короткий промежуток времени?

– Думаю, это было бы лучше всего, – сказал Кукольник. – Ведь это же твой мышонок.

– А можно я покажу его Давиду? – спросила Рена. – Он ведь говорил с Яношиком в церкви и, наверное, что-нибудь знает о волшебстве.

Это уже был вопрос посложнее, но Кукольник ответил на него, не колеблясь ни секунды.

– Да, ты можешь показать его Давиду, – сказал он.

Каролина на его месте не была бы такой щедрой и доверчивой.

Рена прижала к себе Мыша, и его глазки-бусины блеснули у ее ключицы.

«Хоть что-то хорошее сегодня все же произошло», – подумала Каролина.